Текст книги "Наслаждения"
Автор книги: Диана Сидни
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 29 страниц) [доступный отрывок для чтения: 11 страниц]
3
Женева, июнь 1975 года
Глава 9
Позже Ясмин поражалась, как ей удалось преодолеть это тяжкое испытание. Она сидела в удобном глубоком кресле в залитой солнцем женевской квартире мадам Дюша и отдыхала. Уходило напряжение последних страшных часов. Ясмин впервые расслабилась. Она ощущала боль во всем теле, болели мускулы после целой ночи бегства и страха, нервы были натянуты до предела. Ясмин страдала от безвозвратной потери Андре.
Лицо мадам Дюша, такое прекрасное, приветливое, доброе, действовало на Ясмин успокаивающе.
После того как такси доставило ее к подъезду многоэтажного дома с изящными скульптурами у входа и лепными украшениями на каждом окне, Ясмин показалось, что она уже не в силах сделать и шага. Но, подняв свой багаж, она все же заставила себя подняться по ступенькам. Небольшой лифт с панелями красного дерева быстро доставил Ясмин на пятый этаж, где она с облегчением поставила вещи на пол и нажала кнопку звонка.
Дверь тут же растворилась, и Ясмин упала в теплые объятия мадам Дюша.
– Слава Богу, ты наконец-то здесь, – сказала мадам, проводя девушку в комнату.
Ясмин погрузилась в уют красивого высокого кресла и устало откинула голову на мягкую спинку.
– Ах, мадам, вы не представляете себе, до чего же я рада наконец-то быть здесь, – облегченно выдохнула она.
– Прежде всего, дорогая, зови меня, пожалуйста, Соланж. Теперь мы с тобой в несколько иных отношениях: я больше не классная наставница, а твой друг.
– Огромное спасибо, Соланж… как странно звучит…
– Привыкнешь, милая. А теперь садись, пожалуйста, к столу… Может быть, чаю? И что-нибудь перекусим. А потом ты все-все расскажешь.
Закрыв глаза, Ясмин прислушивалась к звукам, доносившимся с кухни, где Соланж готовила на скорую руку что-нибудь поесть.
– Все готово! – позвала Соланж.
Ясмин с усилием поднялась из кресла и пошла на голос в маленькую кухоньку с большим окном. Солнце наполняло помещение светом, струившимся сквозь фигурные ячейки оконных переплетов, и обливало золотым сиянием изящную плетеную мебель.
– А теперь расскажи… – Соланж терпеливо дождалась, пока Ясмин отопьет чаю и немного согреется. – Что же все-таки произошло? И чего я, по твоим словам, не понимаю?
Пока Ясмин ела, она успела поведать Соланж все о своей семье в Рифе и об Андре. Но рассказать о Кадире у Ясмин духу не хватило – об этом она расскажет как-нибудь позже – очень уж стыдно. Не хотелось давать Соланж повод думать, что Ясмин – не просто бедная марокканская девчушка, выросшая в нищете и из благотворительности посланная учиться, а проститутка из публичного дома, купленная для утехи старика, назвавшегося ее отцом.
Она сказала Соланж, что Андре решил позаботиться о ней и отправить в школу после смерти матери Ясмин. Она также поведала о том, как они с Андре стали любовниками в путешествии на обратном пути в Танжер, описала смерть Андре и, едва сдерживая раздражение, рассказала, как реагировали на нее в Танжере с самого момента возвращения.
– Теперь ты понимаешь, почему я не могла там оставаться. Все они без исключения считают меня воровкой и авантюристкой или, что страшнее всего, убийцей.
– Знаешь, мне кажется, ты все преувеличиваешь. Разумеется, никто не обвинит тебя в убийстве Андре. Подобные несчастья случаются довольно часто, моя милая, и, конечно же, виновата в этом вовсе не женщина. Но я все же не совсем понимаю твое отношение к прочему. Возможно, если бы ты пожила там подольше, познакомилась с людьми, пообщалась с ними неформально, у тебя были бы более благоприятные впечатления. Но если уж так получилось, тебе лучше всего остаться в Женеве. Не вижу необходимости возвращаться в Танжер. Не сомневаюсь, что барон де Сен-Клер собирался как-то устроить твои финансовые дела, но он просто не успел. Людям не дано знать, когда они умрут. C'est la vie[34]34
Такова жизнь (фр.).
[Закрыть].
– Ax, спасибо, мад… я хочу сказать, Соланж. Но я не хотела бы обременять тебя.
– Ты нисколько не обременишь меня, Ясмин. Надо только немного подождать, пока ты придешь в себя после этих печальных событий. А потом хорошенько подумать, что делать дальше.
– Я постараюсь найти работу. Хоть я и ничего не умею, но могу устроиться официанткой или что-то в этом роде.
– Ради Бога! Я считаю, тебе не следует сейчас забивать себе голову работой. Для начала, моя милая, тебе просто необходимо отдохнуть и собраться с мыслями.
– Нет. Я не смогу сидеть без дела целый день. Мне нужно чем-то заняться. Я должна работать как можно больше, чтобы к концу дня не оставалось сил на мысли и воспоминания.
– Я понимаю, о чем ты говоришь. Хорошо… Я вообще-то не очень согласна, но, может, тебе лучше знать.
– И еще мне хотелось бы вернуть деньги, которые я взяла из сейфа. Разве не понятно? Они обнаружат недостачу и решат, что я – воровка. В самолете мне пришло в голову, что они даже могут заподозрить в пропаже денег Сайда или Салиму, а это будет совершенно ужасно.
– А знаешь, – в глазах Соланж появилось выражение глубокой задумчивости, – кажется, я нашла для тебя работу.
Ясмин молча смотрела на Соланж во все глаза.
– У меня есть знакомый – Оскар фон Ротенбург, он как раз недавно спрашивал меня, не знаю ли я кого, кто мог бы заняться разбором его частной коллекции. Он очень богатый человек и собрал великолепную живопись. Его антиквариат выставляется в музеях и галереях. Ротенбург не пропускает ни одного аукциона, он постоянно выискивает новые предметы, пополняя свою коллекцию. Большую часть времени он находится в разъездах, и потому ему нужен секретарь, который бы занимался деловыми вопросами: оформлением бумаг, публикациями и транспортировкой его сокровищ. Это тонкая, деликатная работа, и Оскар спрашивал, не найдется ли среди моих знакомых человека, заслуживающего полного доверия и в то же время достаточно сообразительного, чтобы следить за его делами.
– Звучит прекрасно, но… ты действительно полагаешь, что я с этим справлюсь?
– Несомненно, справишься, дорогая. Ты умеешь печатать. У тебя отличная подготовка по истории искусств и античности. Вспомни о своих летних школьных турах и месяце, проведенном в Сорбонне. У тебя все будет в порядке. – Соланж встала и направилась к телефону. – Я сейчас же ему позвоню, надо узнать, не нанял ли он кого-нибудь за это время. Тогда мы еще что-нибудь придумаем, главное – не вешать носа, разве я не права?
Соланж ушла, и, как казалось, надолго, но Ясмин была благодарна ей за это, поскольку наконец-то могла просто спокойно посидеть и мирно попить чай. Наслаждаясь солнечным светом, она подошла к окну и посмотрела вниз, на снующие по улице автомобили. Свет пробивался сквозь листву выстроившихся вдоль улицы деревьев и расцвечивал веселыми, яркими пятнами тротуар, нарядно одетые люди бежали по своим делам – очаровательно мирная картина.
Ясмин почувствовала себя совсем как дома.
«Если бы только Андре не захотел вернуться в Танжер, – подумала она. – Если бы он только остался со мной в Европе. Тогда бы у него не случился сердечный приступ, и все было бы… не так, как сейчас».
Усталое отчаяние снова начало медленно запускать свои щупальца в душу Ясмин. Словно солнышко спряталось за облаком. Ясмин все так же стояла у окна и все так же смотрела па улицу, но яркость восприятия потускнела.
Она не услышала шагов вернувшейся в комнату мадам Дюша. Только когда Соланж заговорила, Ясмин, тряхнув головой, заставила себя вырваться из неприятного оцепенения и вникнуть в смысл се слов.
– Ну-с, дорогуша, нам положительно везет, – весело щебетала Соланж. – Оскар пока никого не нанял. Собственно, он говорит, что ждал, пока я кого-нибудь приведу. Ну разве не смешно? Этот человек использует меня как агента по найму.
– Он, может быть, не захочет меня нанять, – тихо и вяло предположила Ясмин.
– Не глупи. Кстати, я взяла на себя смелость сказать, что Андре удочерил тебя, так что ты – мадемуазель де Сен-Клер. Так будет проще всем тебя представлять. Еще я рассказала о смерти несчастного Андре – Оскар, оказывается, уже слышал об этом – и сказала, что работа тебе нужна не столько ради заработка, сколько из необходимости чем-то себя занять, чтобы отвлечься от скорби, и все в этом роде.
– Ты хочешь сказать… Я получу работу благодаря тому, что являюсь сомнительной родственницей Андре? – Ясмин показалось унизительным, что се берут на работу только благодаря упоминанию важного имени.
– Разумеется, нет, дорогая моя. Да ты еще и не получила работы. Завтра Оскар хотел только побеседовать с тобой. Прости, но я не могла отложить это на другой день: на будущей неделе Ротенбург уезжает в Париж и хотел бы, чтобы ты приступила к работе как можно скорее, если, конечно, найдет, что ты достаточно квалифицированна.
– Квалифицированна? А что ты имеешь в виду? О какой квалификации идет речь? – запаниковала Ясмин.
– Скорее всего самая обычная формальность. Он вполне мне доверяет, и раз уж я тебя рекомендовала, значит, это о чем-то говорит. По-моему, он просто хочет посмотреть, хорошенькая ли ты. Все они одинаковы, милочка. Не забывай об этом ни на минуту.
– Лучше бы мне работать у женщины, – мрачно отозвалась Ясмин.
– Уверена, что все будет хорошо. Впрочем, совсем не обязательно соглашаться на эту работу, если она тебе не понравится или не понравится Оскар. Но уверяю тебя: Оскар мой очень близкий друг и замечательный человек. Сама завтра увидишь. Мы еще поговорим об этом сегодня, а сейчас – иди за мной. – Соланж вышла в коридор и открыла одну из дверей. – Здесь у нас ванная. – Мадам Дюша открыла следующую дверь и провела Ясмин в маленькую комнатку с кроватью, туалетным столиком и длинным низким бюро.
Кровать была покрыта светло-голубым стеганым одеялом, под которым угадывались контуры высоких подушек.
– Здесь очень уютно, – улыбнулась Ясмин и, подойдя к постели, легла и блаженно откинулась на подушки.
– Бедняжка, ты так устала. Попытайся уснуть.
Соланж вышла, но мысли Ясмин все еще находились в вихреобразном состоянии. Казалось, ей никогда не привести их в порядок. Но не успела Ясмин об этом подумать, се перегруженное потрясениями сознание выключилось. Это было похоже на обморок. Девушка погрузилась в глубокий, целительный сон.
– Сегодня действительно замечательный день, – раздался над ее головой голос Соланж. Ясмин выбралась из объятий сна и лениво потянулась в своем уютном, мягком и теплом коконе из одеяла. Она открыла глаза навстречу яркому солнечному свету и забыла на мгновение, где она.
Ясмин удивилась голубым обоям и звукам автомобильных гудков, доносившихся с улицы.
– Знаю, что ты устала, но ты проспала почти сутки, дорогая. Пора вставать!
Ясмин еще раз потянулась и вытаращила глаза. Как только Соланж произнесла слово «сутки», она тут же все вспомнила. Ну конечно – Женева! Значит, она и вправду была смертельно уставшей: ей никогда в жизни не приходилось спать целые сутки. Спустив ноги с кровати, Ясмин опять потянулась.
– Который час?
– Ого-го! Почти половина двенадцатого, Ясмин, а мы должны быть у Оскара фон Ротснбурга после ленча. Поторопись. Я выгладила твою одежду и повесила ее в шкаф. Иди прими душ, потом мы что-нибудь перекусим и – в путь.
Ясмин стояла в душе и смывала с себя дорожную грязь.
Казалось, с того самого трагического дня в Танжере прошла вечность.
«Неужели это было только позавчера?» – подумала Ясмин.
Сейчас, стоя под приятными упругими струями воды после тяжелого ночного сна, Ясмин задумалась о том, до чего же гибким может быть человеческое сознание. Ей не верилось, что прошло всего двое суток. Очевидно, человек не может выдержать такого напора боли и потому отправляет ее в подсознание. Ясмин надеялась, что там эта боль и останется, потому что ей надо заставить себя продолжать жить. У нее нет времени на мысли о том, что могло бы быть. Отдаться сейчас подобным размышлениям – значит сорваться в пропасть горя, а она себе этого позволить не может.
Закрыв воду, Ясмин быстро растерлась полотенцем, оделась и вышла в кухню.
Соланж советовала ей поторапливаться, и Ясмин, схватив чашку обжигающего кофе, выскочила с ней в столовую, где села у открытого окна. Она выставила на солнце свои распущенные влажные волосы и задумалась. Что же ей сулит предстоящий денек? Это было действительно интересное ощущение – состояние полного неведения. Прежде Ясмин всегда знала, чего ожидать.
Вошла Соланж с тарелкой омлета и принялась рассказывать о своих планах на день и о том, что следует посмотреть Ясмин. Андре она не упоминала, за что Ясмин была ей благодарна. Все, чего сейчас хотелось Ясмин, – это есть омлет и слушать болтовню своей подруги. В окно ярко светило солнышко, сушившее ее волосы, дул легкий ветерок раннего лета, приносивший нежный запах цветов, смешанный с выхлопными газами автомобилей, – какое блаженство! Окончив завтрак, они вышли из дома.
– Думаю, нам следует поехать на автобусе, – размышляла Соланж. – Таким образом ты будешь приучаться к самостоятельности. Вон там, на следующем углу, автобусные остановки. Восьмой помер доставит тебя до дома Оскара – это около квартала отсюда.
Ясмин смотрела в окно автобуса на бегущие мимо контуры городских домов. Какое же удовольствие сидеть вот так спокойно и ни о чем не думать! Однако пора выходить.
Ясмин опять оробела, ступив вслед за Соланж на твердую землю. Они направились к внушительному зданию с каменным фасадом, выложенным зеленой и белой мозаикой.
Соланж дернула ручку звонка. Лакей в ливрее важно растворил тяжелую резную дубовую дверь, окованную отполированной до блеска бронзой. Он слегка поклонился.
Соланж назвала слуге их имена, и тот провел их в огромный холл. Безукоризненно натертый, черный с белым паркетный пол пахнул воском, все стены были увешаны картинами – в два, а то и в три ряда. Потолки возвышались, казалось, до бесконечности, а сквозь стеклянный купол, венчавший потолок, был виден кусок голубого в кудрявых облаках неба. Над куполом парили маленькие скульптурные ангелочки, купавшиеся своими бронзовыми тельцами в лучах яркого солнышка; улыбки на их лицах сияли весельем.
Ясмин была очарована. Из холла был виден огромный зал – залитый солнцем, с блестящим паркетным полом и белыми стенами. В зале, словно в музее, стояли многочисленные статуи.
Отворилась дверь справа, и вошел очень большой, цветущий мужчина с румяным лицом. Одет он был в кремовый костюм в полоску, делавший мужчину еще крупнее; на шее его был аккуратно завязан переливчатый розовато-лиловый галстук с широкими, как у шарфа, концами. Ясмин ничуть бы не удивилась, если бы из глаза мужчины выпал монокль. Вошедший широко раскинул руки, отчего стал похож на громадный самолет, заходящий на посадку, и быстро подошел к ним. Стремительность его движений не соответствовала тучности его фигуры.
– Соланж, до чего же я рад тебя видеть! – громогласно заявил великан. В старомодном стиле он поцеловал руку мадам Дюша и обратил свой взор на Ясмин.
– А вот и мадемуазель де Сен-Клер. Чрезвычайно рад с вами познакомиться и очень огорчен дошедшей до меня вестью о вашей трагической потере, – прогрохотал мужчина и склонил голову к руке Ясмин.
– Очень вам признательна, – пробормотала Ясмин, глазея на то, как Ротенбург целует ей руку. Но он не стал затягивать церемонию и снова обратился к Соланж:
– Снова ты спасаешь мне жизнь, мой милый друг. Не знаю, что бы я делал, если бы вы не пришли сегодня с мадемуазель де Сен-Клер. Я так занят и так привередлив к людям. Просто ума не приложу, как бы я справился, если бы мадемуазель…
– Пожалуйста, зовите меня Ясмин, – перебила девушка. – Мне будет проще.
– Безусловно, – бегло улыбнулся Ротенбург. – Почему бы нам не пройти в кабинет? Уверен, вы хотите взглянуть на предстоящую работу. Это так… замечательно, вы поймете, о чем я говорю.
Ясмин не могла не улыбнуться. Похоже, бедняга и вправду нуждался в помощи. Ясмин удивилась, как Ротенбургу удалось собрать такую обширную коллекцию, нуждавшуюся в подробном каталоге, если его мысли были постоянно в движении. Это пришло ей в голову, когда они с Соланж вошли вслед за Ротенбургом в большую комнату, сплошь уставленную столами, обитыми кожей шкафчиками в стиле чиппендейл[35]35
Стиль английской мебели XVIII века.
[Закрыть] и стеклянными ящиками, плотно забитыми маленькими глиняными черепками. Тут царил тот первозданный беспорядок, который, по всей видимости, и обескураживал претендентов на место секретаря мистера Ротенбурга.
Оскар жестом пригласил дам сесть, но тут же обнаружил, что в комнате нет ни одного свободного стула. Ротенбург поспешно освободил два изящных стула в стиле ампир от лежавших на них бумаг, которые перебросил на заваленный письменный стол. Два листка слетели с вершины бумажной горы и плавно опустились на пол, но Оскар и глазом не повел.
– У меня не было времени подшить все эти бумаги.
Кроме того, их надо разложить в папки. Дело относительно несложное, но у меня никак руки не доходят. Теперь вы видите, в чем заключается проблема, не так ли, мадемуазель? Я хотел сказать, Ясмин.
– Да, – осмотревшись, улыбнулась Ясмин, – похоже, вам требуется некоторая помощь, чтобы разобрать столь внушительные завалы.
– Вы знаете алфавит, моя дорогая?
– Разумеется! – поразилась вопросу Ясмин, не сообразив, что с ней шутят.
– Прекрасно! На первые несколько недель этих знаний будет достаточно. Мне нужно разложить папки по буквам, и все, что вам для этого потребуется, – углубленное знание алфавита. Вас это не слишком тревожит?
– Ничуть, – не выдержав, рассмеялась Ясмин. – Надеюсь, мне удастся справиться с этой задачей, месье.
– Зовите меня Оскар, – весело прогудел медведеподобный Ротенбург. – Вы приняты!
– Принята? – поразилась Ясмин. – Но вы ничего не спросили у меня об искусстве, о машинописи или о предыдущем опыте!
– Мадам Дюша сообщила мне всю необходимую информацию, моя дорогая. И в конце концов, вы знаете алфавит. Когда вы могли бы приступить? Чем быстрее, тем лучше.
Ясмин посмотрела на Соланж в поисках поддержки.
– Что ж, Оскар, я полагаю, Ясмин может прийти завтра на полдня. Потом она станет трудиться полный рабочий день. Подходит?
– Я предпочел бы, чтобы она приступила к работе немедленно, – заметил, насупившись, Оскар. – Но я вижу здесь тайный заговор с целью сохранить беспорядок в моем кабинете как можно дольше. Ну что ж, завтра – прекрасно. В какое время следует вас ожидать?
– Возможно, в десять часов, – выпалила Ясмин, сама удивляясь собственной уверенности. – Мы сможем поработать два часа до ленча и два часа после.
– Отлично! – прогремел Оскар фон Ротенбург.
На мгновение Ясмин почувствовала, что от голоса Оскара завибрировали тонкие ножки ее стула. Но потом решила, что ей это только показалось. Будь это верным впечатлением, можно было бы не сомневаться, что ни один стул в кабинете Ротенбурга не служил бы более года.
– Итак, встречаемся завтра, в десять часов. И мы немедленно приступим к расчистке завалов в этих бумажных шахтах!
Соланж и Ясмин поднялись одновременно. По пути в холл Ротенбург предложил им перед уходом осмотреть галерею. Он провел женщин в залитый солнцем зал, свет свободно лился сквозь потолок из матового стекла. Рассеянные лучи великолепно освещали коллекцию больших греческих бронзовых скульптур и терракотовых ваз.
– Я называю это Греческим залом, и, предполагаю, вы поймете почему.
– Представить себе не могла, что может быть так много больших бронзовых скульптур где-нибудь еще, кроме греческих музеев, – вытаращив от удивления глаза, протянула Ясмин. – Я думала…
– Да, я знаю, что вы думали, – счастливо перебил Ротенбург. – Как и большинство людей. Но этот фантастический рынок существовал по крайней мере несколько сотен лет. Операции по подъему судов в спокойные – если вы понимаете, о чем я говорю, – времена постоянно приносили изрядное количество античных скульптур. Теперь, с развитием подводного дела после Второй мировой войны, начался новый, несравненно более мощный поток поступлений. Естественно, ни одна из них не принадлежит руке действительно великих скульпторов четвертого века – Праксителю, Скопасу, Лисиппу и прочим. Но они тоже очаровательны и радуют сердце частного коллекционера.
– Они просто восхитительны! – восторженно задохнулась Ясмин.
– Мы обязаны благодарить за эти сокровища древних римлян. Завоевав Грецию, они настолько пленились великими произведениями искусства, что принялись перевозить большинство из них на родину для украшения своих итальянских имений. Капризные средиземноморские ветры и штормы потопили бесчисленное множество кораблей. И вот только теперь морс начинает отдавать бесценные сокровища. Забавно, что, если бы эти скульптуры не украли в свое время самым бессовестным образом, бронзу все равно переплавили бы на какое-нибудь оружие в более поздние века. Именно это и произошло с оставшимися счастливцами, которые не были украдены.
– Видишь, до чего непредсказуемой может быть судьба? – сказала Соланж, бросив на Ясмин многозначительный взгляд. – То, что иногда кажется трагическим концом, в итоге оборачивается чудесным спасением.
– И это одна из причин, почему мне необходим секретарь. Сколько новых книг будет написано историками об этих… – широким взмахом руки Оскар обвел зал, – и о других, таких же уникальных сокровищах. Нужно сделать фотографии, получить разрешение на их использование от именитых ученых, устроить специальные выставки. Со всеми этими древними красавцами и красавицами – сплошные проблемы.
– Дух захватывает от перспективы работать в такой замечательной компании, – сказала Ясмин, кивая в сторону статуй. – И представить себе не могла лучшего способа проводить свой день.
– Прониклись? – Ротенбург повернулся к Соланж:
– Правильно я сделал, что подождал. Знал ведь, что ты найдешь мне кого надо.
Выйдя на улицу, Ясмин не удержалась и подпрыгнула как школьница.
– Ах, мадам… я хотела сказать Соланж, какая чудесная работа! Не знаю, как тебя и благодарить!
– Ты счастлива – вот все, что нужно, дорогая Ясмин.
По-настоящему, думаю, надо быть признательной Оскару.
Ведь это он взял тебя на работу. Но ты сможешь его отблагодарить своей добросовестностью, а в твоих способностях я ни на минуту не сомневаюсь.
– Думаю, что справлюсь. Это ведь звучит не слишком самонадеянно? Я хочу сказать, что работа для меня не будет тяжелой: ведь всегда проще делать то, что любишь.
– Понимаю. Я как раз это и имела в виду. А теперь давай-ка сядем на автобус и отправимся в город. У меня возникла идея. Я предлагаю перед осмотром Женевского озера посетить Гранд-Пассаж? Это огромный универсальный магазин, и ты могла бы там купить все, что тебе необходимо. Заедем посмотрим?
В это время к остановке как раз подкатил автобус. Ясмин пришло в голову, до чего же странные повороты происходят в ее судьбе: только что возникший жизненный тупик обращался чуть ли не в приключение. Не исключено, что Ясмин ошибалась, но ей не хотелось об этом думать. Она радовалась виду за окном автобуса и хотела как можно дольше продлить это блаженное ощущение покоя.
