Текст книги "Голубая кровь"

Автор книги: Диана Носова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 4 страниц)

Глава 2

Сквозь полотно сна прорывается звук будильника. Машинально выключаю и закрываю глаза, пытаюсь поглубже закутаться в одеяло, но пушистый мурлычащий ком у ног не дает мне этого сделать. Свет просачивается сквозь гущи ресниц. Надо! Надо вставать. Надо встать, поесть, умыться, сесть за руль и ехать, а после проводить допросы, очные ставки, осматривать вещдоки, ехать, лечь и заснуть. Завтра будет так же и после завтра. Каждый день.

Потянувшись и растолкав спящего по соседству кота, я лениво побрела на кухню. Однако мой ритм быстро сменился на темп гонщика «наскар», как только я взглянула на часы. Ополоснув лицо водой и на ходу причесывая волосы, я схватила сумку, прыгнула в свой маленький красный автомобиль, похожий на божью коровку и помчалась на работу.

Машина служила для меня передвижным гардеробом, так как на заднем сиденье хранилась обувь на все случаи жизни, пара кофт и моя любимая кожаная куртка-косуха.

С первого дня работы прошло уже целых два года. В кабинете появились живые цветы, которые перекочевали сюда из квартиры, так как дома я часто забывала их поливать. На рабочем столе расположилось множество наборов с цветными закладками. Бумажные закладки и стикеры – неизменный атрибут любого следователя. Они были приклеены и на монитор компьютера, и на край стола, и даже на дверцу сейфа, в котором поселилось огромное количество уголовных дел, которые, с большим успехом покидали его, направляясь прямиком в прокуратуру, а затем и в суд.

– Марин, привет! Можно я к тебе загляну после оперативки, нужно посоветоваться, – слегка смущаясь, спросила у меня Гульназ в то время, когда мы поднимались по лестнице на второй этаж в зал оперативных совещаний.

Гульназ – скромная, молодая девушка – стажерка, которая работает у нас только вторую неделю.

– Конечно, заходи, – улыбнулась я ей.

Ко мне довольно часто за советом обращались новые коллеги. Чаще потому, что я была одной из немногих, кто не отказывал им в помощи. Я помнила, по своему опыту, как это сложно – разбираться в отдельных процессуальных документах, особенно если сталкиваешься с ними впервые. Вспоминая, как несколько месяцев ходила за Лизой хвостиком и заворожено наблюдала за ее работой, я терпеливо объясняла Гульназ как правильно снимать отпечатки пальцев в системе АДИС Папилон11
  АДИС Папилон – Современная информационная система, применяемая сотрудниками полиции для получения, хранения и обработки отпечатков пальцев и других биометрических данных.


[Закрыть].

После оперативки мы спустились с ней вместе в ее кабинет, где на стуле смирно сидел парень, от которого разносился горький запах переработанных продуктов алкоголя.

Он дожидался следователя, которая, судя по черным рукам «жулика», ставила над ним какие-то опыты.

– Что это такое? – спросила я у Гульназ, кривя рот в сострадательной улыбке.

– Я пыталась ему пальцы «откатать», но случайно один и тот же палец два раза отпечатала в бланк, пришлось переделывать, – продемонстрировала она мне несколько испорченных бланков в пятнах черной краски.

– Где ты краску вообще нашла?

– У экспертов взяла, – произнесла Гульназ с ноткой обиды в голосе.

– Сейчас все это нужно будет смыть с рук. Потом пойдем в «дежурку» и я покажу тебе, как пользоваться «Папилоном». Гульназ, краска – это прошлый век.

– А вот мне больше по старинке нравиться работать, – бесцеремонно влез в наш разговор эксперт Рома, который пришел посмотреть, как идут дела с получением отпечатков. – Если это добро вам больше не нужно, я забираю обратно, – сообщил он собрав валик и планшетку с краской. – Пойдем, отведу тебя руки помыть, – обратился он парню с черными от краски руками и повел его за собой.

Роман был одним из лучших экспертов райотдела. Невысокий рост и округлые формы придавали ему схожесть со сказочным персонажем – Карлсоном, который живет на крыше. Голос у него был, кстати, тоже, очень похожий. Самые веселые смены приходились на его дежурства, так как он обладал уникальнейшим чувством юмора. После того, как Рома вернул нам парня, проходящего подозреваемым по делу о краже велосипеда, я повела его вместе с Гульназ в дежурную часть.

– Вот этот аппарат называется АДИС «Папилон», – произнесла я учительским тоном. – На сенсорной части экрана нужно выбрать необходимую команду и потом уже можно поочередно подносить пальцы к сканеру – он будет вносить данные в систему. Все просто! Давай пальцы, – сказала я парню.

– Какие? – неуверенно произнес он.

– Какие?… Ноги конечно!

Парень наклонился и начал развязывать шнурки кроссовок.

– Эй, пошутила я! Давай большой палец правой руки.

Поочередно отпечатав все пальцы на сенсорной панели, я показала, как внести необходимые сведения в систему учета.

Помимо коллег из следствия, ко мне забегали поболтать и посоветоваться сотрудницы дознания, уголовного розыска и даже один злосчастный адвокат, которого вы уже знаете.

С Юрием мы все-таки подружились. Он часто приходил в отдел в качестве государственного защитника и почти всегда забегал ко мне на чашечку чая. Делился со мной последними сплетнями из адвокатской палаты и рассказывал об интересных делах, которые ему подворачивались по работе. Иногда мы даже выезжали вместе пообедать в ближайшую к отделу кафешку.

За два года он изменился до неузнаваемости. Личный бренд уже не позволял ему приходить на следственные действия в джинсах и футболке. Уподобляясь вкусу большинства успешных в своем деле юристов, он всегда выглядел с иголочки, в своем идеально выглаженном костюме. А его новая любовь к галстукам, запонкам и прочей атрибутике высшего общества не имела границ.

Чего не скажешь обо мне. Я, напротив, с каждым месяцем работы обзаводилась вещами, в которых было удобно и комфортно, не заморачиваясь по поводу их презентабельности. В моем гардеробе появились широкие толстовки, худи, кофты, джинсы и спортивная обувь. Каблуки и форму я надевала только во время суточного дежурства.

Ежедневно, после общей утренней оперативки всего отдела полиции, начинается сбор у непосредственного руководителя следствия. За неимением утвержденного начальника следствия, роль руководителя осуществлял Олег Юрьевич.

– Марина, уголовный розыск задержал наркомана, нужно будет допросить, его сегодня к тебе приведут. Дело сейчас передам, – сказал он, открывая один из своих журналов, куда красивейшим узорчатым почерком записывал все передвижения уголовных дел.

Дни, когда ты под завязку загружен работой пролетают моментально. А, как правило, именно такими все они и являются. Часто в фильмах и сериалах показывают, как следователь поглощен расследованием какого-нибудь интересного дела, и все свое время проводит, выискивая одного единственного преступника. Однако в жизни все совсем иначе. У каждого следователя сейф под завязку забит уголовными делами. В результате чего приходится расследовать три, четыре, а то и пять уголовных дел одновременно, переключаясь в течении дня с одной истории преступления на другую.

Наркомана ко мне привели под вечер. Коллеги уже опечатали свои кабинеты, и ушли домой, а я все ждала, пока бравые парни из уголовного розыска, доставят задержанного. И вот, наконец, в конце коридора появилось три человеческих фигуры. Первого я узнала сразу – это был опер Виталий. Крупный парень лет тридцати пяти, одетый в черные джинсы и полосатую кофту. Он вел перед собой сутулого, худого мужчину в наручниках.

Когда ты видишь наркомана, трудно сказать какой у него возраст. Это может быть и молодой человек, но выглядящий лет на двадцать старше. Наркотики выжигают жизнь из пристрастившихся к ним людей, и внешне они кажутся значительно взрослее.

Третья высокая фигура человека, который шел позади, была мне не знакома. Когда они прошли половину коридора, я разглядела молодого парня со светлыми волосами. Коротко подстрижены по бокам, на макушке, напротив, длиннее и небрежно зачесаны в сторону. Когда они уже стояли в дверях, второе, что бросилось в глаза после высокого роста (парень был на голову выше Виталика), его глаза – невероятного глубокого серо-голубого цвета. Такие глаза я встречала всего один раз в жизни. У нашего преподавателя философии, в которого была влюблена половина девушек института. Я бы подумала, что за этим парнем тоже мог гоняться шлейф поклонниц, но суровое выражение его лица не располагало к тому нисколько. Скорее наоборот, отталкивало и казалось надменным.

Квадратные скулы, широкая шея делали его образ по-солдатски мужественным. Одет он был в светло-голубую джинсовую куртку на замке, из-под которой виднелась черная футболка, в джинсы прямого кроя, и черные кеды. Я отметила для себя, что со всем его брутальным видом парень совсем не похож на опера. Сперва я подумала, что это друг или знакомый Виталия, но нет… Блондин достал из кармана ключи от наручников и снял «браслеты» с подозреваемого. После чего перевел руки наркомана вперед и снова застегнул наручники.

– Привет, как дела? – спросил Виталий, и не дожидаясь ответа продолжил: – Прости что задержались. Нужно было по картотекам его прогнать. Ты Вань, пока тут посиди с ним, как закончите, приведи его обратно, ему еще пальчики нужно откатать, – сказал опер обратившись к высокому парню.

– Хорошо, – ответил последний, и, не дожидаясь приглашения, посадил на стул напротив меня подозреваемого, а сам плюхнулся в мое любимое кресло. При том, что сам со мной даже не поздоровался, и не представился.

– Кто у него адвокат? – Решил напоследок уточнить Виталий.

– Сегодня Анна Михайловна дежурная, через двадцать минут должна подойти.

– Это хорошо, – Виталий махнул рукой в знак прощания и стремительно удалился.

Анна Михайловна Королёва – взрослая статная женщина сорока пяти лет, находилась на хорошем счету среди адвокатского сообщества, благодаря огромному количеству выигранных уголовных дел, наличию природного обаяния и высоких коммуникабельных способностей. Острота ее ума проявлялась не только в знаниях норм закона и умелому его применению, но и в знаниях человеческой психологии. Она легко находила общий язык с новыми людьми, завязывала знакомства с «нужными», и не смешивала воедино профессиональное и личное общение. Она, подобно опытному антиквару, способному распознать ценный экземпляр на запыленной полке, заводила друзей, которые в дальнейшем были ей полезны. К сожалению, высокая востребованность в узких кругах сыграла для нее злую шутку, и ее муж, теперь уже бывший, будучи человеком военным, не смог вытерпеть такого образа жизни. Анне Михайловне часто поступали звонки в ночное время, когда ее доверителя задерживали за какое-либо правонарушение. И женщине приходилось выезжать в темное время суток для производства следственных действий с подзащитным. Свободная и независимая, имея неплохие гонорары, она всегда прекрасно выглядела и поддерживала себя в хорошей физической форме.

В первую нашу встречу, которая состоялась через неделю после «провального» дня на работе, я пригласила ее для участия в допросе преступника, пытавшегося ограбить чужой гараж. Тогда я захотела заранее подготовить бланк допроса и спрашивала у подозреваемого его имя и дату рождения. Анна Михайловна вошла в кабинет именно в этот момент. Звуки ее туфлей на высокой шпильке раздавались еще в коридоре.

– Попрошу Вас соблюдать нормы уголовно-процессуального кодекса и не допускать впредь подобных нарушений! Начинать допрос без адвоката недопустимо, даже если Вы еще не успели опросить его о материалах дела, – строго сказала она.

В тот же вечер, через пару часов после нашего холодного знакомства с Анной Михайловной, Лиза пригласила меня отметить в кафе окончание моей первой рабочей недели.

Дома меня ждала пустая квартира, телевизор и одинокий ужин в виде недоваренной пасты с купленными полуфабрикатами котлет, в связи с чем ее предложение было как нельзя кстати.

Лиза была первым человеком в отделе, протянувшим мне руку дружбы, и помогающим каждый раз, когда в этом имелась необходимость. Эта девушка-ураган с выдернутой чекой, будучи всего на четыре года меня старше, профессионально разбиралась во всех нюансах расследования, весьма нестандартно мыслила и подходила к работе, как говорится, «с душой». Она считала себя профессионалом своего дела и демонстрировала свои умения при каждой возможности. Вместе с этим присутствовала в ней некая расчетливость, прием – заманить на чай и разболтать – работал у нее всегда и не только в отношении меня. На чай к девушке заглядывали и адвокаты, и сотрудники других подразделений. Благодаря таким разговорчивым гостям она знала все и обо всех. Ее коммуникативные способности меня определенно восхищали. Но не все разделяли такое отношение. У многих она вызывала противоречивые чувства.

Олег Юрьевич, заметивший, что я стала довольно часто обращаться к Лизе за профессиональным советом, и все еще, будучи моим наставником, посоветовал с осторожностью выбирать друзей. Пришлось пренебречь этим советом.

Когда мы с Лизой добрались до кафе, я хотела занять наш привычный столик в углу, но она взяла меня под руку и повела к другой двери. За всю неделю наших обедов в этом заведении мы не заходили за эту дверь ни разу. Я и не предполагала, что в этом стареньком кафе есть такое уединенное местечко. Когда мы зашли в кабинку, за столом уже сидела Анна Михайловна, на столе стояла бутылка шампанского и три бокала. Ее бокал был уже наполовину пуст.

– Наконец-то, я тут уже минут двадцать сижу.

– Здравствуй Михайловна, – поздоровалась с ней Лиза. – Это Марина, – указала она на меня, наш новый следователь.

– Да, дорогая. Я в курсе, мы уже успели познакомиться, – с улыбкой сказала женщина, целуя Лизу поочередно в обе щеки, подмигнув мне из-за ее спины.

Я была немного обижена на свою коллегу из следствия, за то, что та даже не удосужилась предупредить о том, что компанию нам составит адвокат, с которой наше общение не вполне заладилось.

В этот вечер никто из нас не торопился домой. Я была удивлена, насколько Анна Михайловна оказалась легкой в общении женщиной. Мы подружились.

Возвращаясь к подготовке допроса наркомана, я собрала свои растрепанные мысли, периодически поглядывая на молодого парня так нагло устроившегося в моем кресле.

– Молодой человек, к нам с минуты на минуту подойдет адвокат, и я попросила бы Вас покинуть кабинет, – обратилась я к нему. – Согласно нормам УПК РФ на допросе не допускается присутствие посторонних, либо этого «постороннего» нужно вносить в протокол допроса, в графу «на допросе присутствовали», чего я делать категорически не хочу. Дело в том, что преступники, очень часто в присутствии сотрудников уголовного розыска, рассказывают, как они ужасно поступили, сознаваясь во всех смертных грехах и раскаиваясь, а когда дело доходит до суда, и на них уже не смотрит пара сердитых глаз, те же самые преступники, рассказывают о том, что на них в ходе следствия было оказано психологическое давление.

–А вдруг он буйный и нападет на Вас? Пожалуй, я все же останусь тут и прослежу за безопасностью, – произнес он даже не поднимая глаз от своего телефона, где судя по звукам, уже во всю резался в какую-то игру.

Я просто опешила от такого нахальства. От закипающего гнева даже дыхание сперло.

– Не нападет. Не первый день работаю! На нем наручники, – произнесла я, важно задрав нос, продолжая продумывать более убедительные аргументы.

– Нет, – коротко ответил опер, продолжая играть.

Мне показалось, что он надо мной издевается.

– Немедленно покиньте мой кабинет! Ваше присутствие будет мешать следственному действию!

Наглец спокойно поднял на меня глаза и сказал:

– Вот если он все-таки сбежит или нападет, виноват буду я, поэтому никуда я не уйду.

В этот момент в коридоре послышался знакомый стук каблуков, и спустя пару секунд в кабинет вошла Анна Михайловна.

Сегодня она аккуратно собрала волосы в высокую прическу. На ней была надета белоснежная блузка, юбка длинной чуть ниже колена, а шею подчеркивал шелковый расписной платок.

Я невольно бросила взгляд на себя в зеркало висящее на стене слева от стола. Молочного цвета толстовка и джинсы, волосы, небрежно завернутые в лохматый пучок, говорили о том, что я уже не первый вечер остаюсь на работе допоздна, о чем так же кричали темнющие от недосыпа синяки под глазами.

Препираться с наглым сотрудником уголовного розыска в присутствии Анны Михайловны мне безумно не хотелось. Видимо прочитав эти мысли по моему растерянному взгляду, адвокат развернулась к светловолосому парню, сидящему в кресле:

– Молодой человек, прошу Вас покинуть помещение, я адвокат подозреваемого, мы приступаем к допросу, – вежливо произнесла она.

Послышался щелчок блокировки экрана телефона, парень встал, громко выпустил ноздрями воздух, с недовольным видом подошел к засыпающему подозреваемому, проверить надежно ли закрыты наручники, и молча вышел из кабинета, закрыв за собой дверь.

Анна Михайловна с интересом наблюдавшая за его действиями и проводив взглядом спросила:

– У Вас новенький сотрудник в ОУРе?

– Видимо он первый день сегодня у нас работает, а наглый какой! Его, кажется, Ваней зовут.

–Ммм… интересный парень. Кстати привет тебе от Юры, – загадочно улыбнулась женщина.

С Юрой я не общалась около двух недель, он уезжал со своим наставником в соседний регион представлять интересы коммерческой организации по серьезному делу о банкротстве. Периодически этот пафосный тип выходил на связь, скидывая фотографии на фоне гор, интересных строений и жаловался на условия проживания в номере.

С тех пор как я направила дело по Гончарову в суд, он выступал адвокатом по назначению еще по многим моим делам.

К слову, дело Гончарова расследовалось два месяца. И сейчас забавно вспоминать, как в один момент, я честно созналась подозреваемому, что он первый преступник, с которым мне пришлось работать. Гончаров, несмотря на то, что был отъявленным рецидивистом, проникся к нам с Юрой доверием, и при каждой встрече рассказывал своим басистым голосом, о том, как живут заключенные в местах лишения свободы, что означают его татуировки, как сгорел его дом, и он потерял в пожаре родных, жилье и средства к существованию.

Гончаров не препятствовал расследованию дела. В последний день нашей встречи перед судом я – «ребенок надевший форму с погонами», пожелала взрослому «дяденьке в наколках» удачи. Преступник получил три года лишения свободы с отбыванием наказания в колонии.

***

Мой кабинет имел весьма удобное расположение. Он находился в самом конце коридора и был дальше всего от кабинета руководства. В этой связи его прозвали «кофейней» и в освободившиеся минутки все бежали сюда, чтобы взбодриться горячим чаем, посплетничать и уничтожить мои запасы сладостей.

Штат сотрудников следствия небольшой и состоит всего из десяти человек.

Постоянного начальства до сих пор нет. Периодически к нам направляют временных руководителей, но никто из них не задерживается надолго. Либо их наказывали, и они направлялись восвояси, либо их быстренько повышали и они уходили на другое место службы. Поэтому фактически роль руководителя следствия исполняет его несменяемый заместитель Олег Юрьевич Петров.

Следующий, если судить по старшинству, сотрудник – это Хакимов Закир Рашитович. Пенсионер с огромной выслугой лет. Когда-то он руководил отделением следствия в районе Республики, но кто-то из следователей в его штате «накосячил» и его сняли с должности руководителя, после чего перевели подальше в столицу на должность старшего следователя. Несмотря на свой возраст, он отлично влился в молодой коллектив, многим разрешая обращаться к себе на «ты» в свои пятьдесят лет, но лично у меня язык не поворачивался. Выглядел Закир Рашитович намного старше своего возраста, и одевался по канонам прошлого века. Уголовные дела расследовал медленно, но качественно. Любимым его атрибутом были черные пластиковые очки, с множеством отверстий-точек, которые тот надевал после долгой работы за компьютером для расслабления глаз. Иногда, увлекаясь такими восстанавливающими зрение процедурами, мужчина мог заснуть прямо на рабочем месте.

Женскую половину отдела, с которыми я общалась, представляли Лиза, новенькая – Гульназ и капитан юстиции Чернова Вероника, так как ее кабинет соседствовал с моим.

Вероника была худощавой девушкой, тридцати четырех лет, с иссиня-черными волосами до плеч. Её назначили наставником для Гульназ и поселили работать в одном кабинете, в котором всегда жутко пахнет ментоловыми сигаретами. Педантичностью в расследовании Вероника не отличалась, но дела штамповала как типографский конвейер. Она не особо вникала в суть и проблемы людей, тем более не давала проникнуть чужим тяготам в свое сознание, считая, что у нее и своих личных проблем предостаточно. Такой подход позволял ей «не выгорать». Людей перед собой она не видела, зато видела статус «подозреваемый» и «потерпевший» в протоколах следственных действий. А еще ее называют «черный следователь», так как почти в каждом расследуемом ей деле кто-то да умирает, так и не дожив до суда. Обычно это обвиняемые, но бывали и потерпевшие, и даже свидетели. Такие частые явления, как смерть обвиняемого, она объясняла тем, что ей по большей части в руки попадали дела о наркоманах, которые, уже много лет «травились», либо бомжи, которые не отличаются богатырским здоровьем.

Утренняя оперативка началась с известия о том, что в отделе появился новый сотрудник по имени Ильдар. Ильдар был парнем на вид года на три меня старше, ростом ненамного выше меня, чуть полноватый, с круглым лицом, темными волосами, близко посаженными карими глазами-пуговками и очками с квадратными стеклами.

– Прошу любить и жаловать! С сегодняшнего дня к нам прикомандирован Исаев Ильдар Ирекович. Работать, Ильдар, будете в кабинете с Жуковой Мариной, – произнес Олег Юрьевич, представляя нового члена «команды».

Пока я переваривала новость о соседе по кабинету, мне передали в руки увесистую папку с очередным делом и отправили всех по рабочим местам.

Перспектива разделять рабочее пространство с кем-то посторонним ничуть не радовала. И пока я в расстроенных чувствах изливала душу своей любимой орхидее, что кабинет и так довольно маленький, в дверях появился «пухляш» с картонной коробкой, из которой выглядывали канцелярские принадлежности.

– Привет, давай тут порядок наведем, раз все равно все переставлять придется, – предложил он.

Я не горела желанием проводить уборку, так как у меня было достаточно других дел. Но работать, в то время как Ильдар будет наводить чистоту и размахивать пыльной тряпкой у моего носа, было бы некомфортно.

Решила все же помочь ему, чтобы быстрее с этим покончить, и сесть, наконец, за осмотр вещдоков, которые доставили по уголовному делу.

Работа в одном кабинете с новым коллегой оказалась не такой ужасной, как я представляла. Ильдар, оказался на удивление свойским парнем. Он объединял в себе перфекционста, паникера, отзывчивого, честного и рассудительного человека. Это ужасное сочетание качеств рождало уникального, смешного, доброго парня, впадающего в панику при малейших трудностях.

Поначалу меня жутко раздражали изменения, происходящие в кабинете. Появилось в два раза больше папок, шкаф еле закрывался из-за огромного висящего бушлата и вещмешка, в котором было все на любой случай от межгалактической марсианской войны до подъема по тревоге. На его сейфе появилась шуточная табличка с золотой надписью на черном фоне «Я в этом деле – главный актер, я сценарист в нем – я режиссер», которую приходилось прятать, каждый раз, как только в отдел приезжали проверяющие «сверху». Подоконник был под завязку завален бумагами и всевозможной канцелярщиной. На общей тумбе обосновался «станок» для подшивания уголовных дел, представляющий собой деревянную рамку с отверстиями и дрель.

А вот появлению этого хитроумного приспособления я обрадовалась. Ранее такой станок был в единственном экземпляре на все следствие и хранился в кабинете Петровича, а теперь появился второй, и я на правах соседки по кабинету пользовалась им без очереди при первой необходимости.

Подшивание уголовного дела – это целый ритуал, требующий подготовки и особенной атмосферы. Каждый том уголовного дела представляет собой двести пятьдесят страниц. При этом в конце уголовного дела подшивается обвинительное заключение, которое представляет собой пересказ хода расследования. В нем от третьего лица излагаются все имеющиеся в деле допросы, результаты судебных экспертиз и результаты других следственных действий (обыска, очной ставки и т.д.). Для того, чтобы обвинительное заключение вышло качественным, нужно обязательно запереться в своем кабинете и выключить телефон, лично для меня это неотъемлемая часть ритуала. Когда обвинительное заключение готово (как правило, на его печать уходят сутки, все зависит от сложности уголовного дела), можно его подшивать. Для этого все уголовное дело тщательно складывается – листочек к листочку, и укладывается в «станок», к которому листы прижимаются деревянной крышкой, чтобы бумага не сдвигалась. По отмеченным на крышке станка отверстиям, на равном друг от друга расстоянии дрелью просверливается пять дырочек, после чего прижимная крышка откручивается и можно доставать том с отверстиями для шнуровки. Подшивают дело обычно белыми нитками и завязывают бантик на три узелка.

Каждое уголовное дело уникально, и за каждой подшитой и пронумерованной книгой лежат судьбы людей.

В первые три месяца работы следователем, во мне бушевал дикий азарт, и романтика бессонных ночей будоражила сознание. Но с каждым новым расследованием, с каждой новой историей, запал угасал. Я осознала, что нет исключительно черного и белого, где преступник отъявленный злодей, а потерпевший ни в чем не повинный ангел. Поняла, что есть шаблонные ситуации, что людям свойственно ошибаться, а потерпевшие иногда сами бывают виноваты в своих бедах.

Достаточно вспомнить последние выезды на дежурных сутках, когда мужчина перепил в свой день рождения алкоголя, забыл, что бросил авто в соседнем дворе и заявил в полицию об угоне.

Угон – весьма резонансное преступление в нашем небольшом городе. В связи с чем, раскрывать кражу приехало огромное количество сотрудников, начиная от ответственных с министерства, заканчивая группой, работающей по угонам из управления города. Автомобиль нашли. Машина благополучно стояла брошенная на газоне буквально в соседнем дворе.

А постоянные звонки от бабушек? Я ничего не имею против престарелых людей! Но стоит мне услышать из дежурной части, что выезжать нужно в квартиру Аллы Павловны, как у меня закатываются глаза. Когда мы впервые приехали к ней домой, я с удивлением поняла, что все участники СОГа (так кратко называют следственно-оперативную группу) уже были в этой квартире, и не раз. Эксперт-криминалист Рома, по-свойски поставил свой тяжеленный криминалистический чемоданчик на пол, молча прошел в комнату, открыл второй ящик комода, приподнял кучу вещей и вытащил сверток, который передал бабе Алле и громко сказал, наклонившись над ее ухом: «Баба Алла, не грабили Вас! Вот Ваши деньги! Вы в следующий раз внуку сначала звоните! Он Вам подскажет!»

Бабе Алее было уже восемьдесят пять, и она страдала старческим слабоумием. Не обнаружив на месте «похоронных» сбережений, которые она любила перекладывать с места на место, женщина предположила, что ее могли обокрасть и позвонила в полицию. Но так как «обокрасть» ее пытались с периодичность раз в несколько месяцев, опытные сотрудники, не раз выезжавшие на подобные звонки, знали, что в первую очередь нужно позвонить родственникам и узнать, куда Алла Павловна могла переложить деньги и ценности.

У каждой бабушки советской эпохи обязательно есть блокнот, в который она записывает номера телефонов. И вот тут начинается целый квест, где нужно сперва найти тот самый блокнот, после чего найти в этом блокноте телефон родственника, позвонить ему, а затем искать «серое пальто в шкафу», «комод в спальне» или «подушку на кровати у окна», в наволочке которой и находится искомый предмет.

Ни в коем случае не считаю, что все потерпевшие по уголовным делам виноваты сами в своих бедах! Есть множество случаев, когда преступник врывается в жизнь ни в чем не виновного человека и оставляет в ней негативный отпечаток.

В первое время каждую подобную историю я пропускала через себя. В полицию, как правило, не приходят с хорошими новостями. Всякое уголовное дело вызывало во мне либо жалость, либо печаль, либо злость. Постоянное сопереживание разным незнакомым людям потихоньку начало выжигать во мне те самые чувства. Это явление называется профессиональной деформацией или профессиональным выгоранием. В научной литературе встречается мнение, что она наступает лишь на третий год непрерывной работы. Однако на своем опыте я могу с уверенностью сказать, что первые звоночки начинаются уже спустя полгода.

К концу второго года работы я старалась относиться к расследованию дел как к процессу сбора информации о происшествии, без лишних эмоций, что давалось с трудом. Этот подход казался мне правильным. Через некоторое время я попросила Олега Юрьевича отдавать мне дела, связанные с незаконным сбытом и хранением наркотиков. В таких преступлениях эмоциональная составляющая сведена до минимума.

Вернувшись из воспоминаний и рассуждений к обвинительному заключению, на составление которого я убила целый вечер, я посмотрела на часы и ахнула. Времени было уже час ночи. «Что же, бывало, уезжала и позже. Главное, мой первый выходной день уже начался и наконец-то можно будет выспаться» – подумала я про себя.

Сегодня утром я приехала не на своем маленьком авто, так как утром оставила его в сервисе.

Вот почему, собираясь уходить с работы, я набрала номер вызова такси и через пять минут машина уже стояла возле ворот райотдела. Опечатав кабинет и, дойдя до припаркованного у ворот «Рено Логан», я села на пассажирское сиденье позади.

– Ох, и отвратительное же место тут! – услышала я от водителя, когда машину уже тронулась с места.

– Почему?

– Да было дело, как-то одного парня «нахлобучил», меня сюда привезли…ППС даже разбираться не стали за что я там его, закинули в машину да и в отдел… Нормальные люди там не работают!

Я прикусила язык, но потом с осторожностью продолжила:

– Зря Вы так. Я согласна, что есть сотрудники, которые, возможно, и не вполне профессионально себя ведут, но не все такие. Нельзя судить обо всех по одному случаю.

– Вот ты видно адвокат, потому что все женщины, которых я там видел, старые перечницы, которые уже давно потеряли облик женщины. Матерятся и курят похлеще мужиков. Меня в тот раз такая и допрашивала.

– Вы ошибетесь, я как раз там и работаю, – улыбнулась я.

Водитель посмотрел на меня в зеркало дальнего вида.

– Никогда бы в жизни не подумал… Ты, наверное, недавно там?