Текст книги "Эмигрантка в стране магазинов"
Автор книги: Диана Луч
Жанр:
Современная проза
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 24 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]
Словом, в этот период сотрудницы отдела кадров изнывали от длительного безделья. Из магазина никто не увольнялся, а значит, и проводить собеседования по приему на работу было не с кем. Впрочем, вряд ли они отдавали себе отчет в том, что избыток свободного времени так же опасен для психики, как и его недостаток. Как следствие, некоторых служащих отдела кадров в периоды ничегонеделания обуревало желание вопреки всему изменить мир, раскрасив его в детсадовские гуашевые краски. А особенно старалась подружить всех между собой улыбчивая начальница отдела кадров, которую мы за глаза прозвали «ласковым» словом «Барракуда». Приклеилось к ней это прозвище после просмотра каталога по снаряжению для подводного плавания, который одна из продавщиц принесла в наш парфюмерный отдел из соседнего магазина спорттоваров. В тот день вечерком, ближе к закрытию, всей парфюмерной секцией мы принялись рассматривать в нем фотографии тропических рыб. В какой-то момент одна из коллег обратила внимание на схожесть другой продавщицы с рыбой-луна, и дальше понеслось. В процессе сопоставления рабочего персонала нашего магазина с водными обитателями выяснилось, что каждая рыба была на кого-нибудь да похожа, и в итоге в список «рыбьей внешности» попали как продавцы, так и сотрудники офиса. Впрочем, спустя несколько дней все «рыбные» прозвища нами были забыты, за исключением одного, присвоенного начальнице отдела кадров, – Барракуда.
Не скрою, что однажды и мне самой довелось, образно выражаясь, оказаться в ее зубастой пасти. В общем, дело было так. В тот день заведующая парфюмерным отделом сообщила мне, что Барракуда срочно желает со мной побеседовать. Я сразу представила себе, как зайду в офисный отдел со свежим накондиционированным воздухом и там всем телом плюхнусь в мягкое кожаное кресло. В то же время в голове промелькнуло настороженное: «Интересно, о чем же она хочет со мной поговорить?» «Впрочем, какая разница! Лишь бы подольше посидеть в том удобном кресле и подышать воздухом, не испорченным потными ногами Кристи», – решила я и отправилась в офисное помещение. Спустя несколько минут я предстала перед взором Барракуды, остановившись напротив длинного ряда пустых кожаных кресел ее кабинета, посидеть на которых она мне так и не предложила. Начальница отдела кадров сходу выкатила на меня свои круглые, как шары, барракудьи глаза и несколько раз громко причмокнула, а сразу после этого, по-видимому, не желая терять ни минуты своего драгоценного времени, приступила к детальному расспросу о моих взаимоотношениях с сотрудницами по работе. «Так, значит, ты ими довольна?» – подытожила она. «Да», – утвердительно кивнула я головой. «Хм, – впившись в меня ледяным взглядом, усомнилась Барракуда, – а почему тогда ты им не улыбаешься? Я недавно проходила мимо вашей секции, и ты стояла там с очень серьезным выражением на лице. Почему?» Не найдя, что ответить, я промолчала и от удивления захлопала глазами. Между тем Барракуда прочмокала дальше: «Ну, вот что. Я разговаривала с твоими сотрудницами, Кристи и Бертой. И знаешь, что они сказали? Что им с тобой скучно. Так вот. Я этим очень серьезно обеспокоена. Ты должна идти навстречу рабочему коллективу, должна научиться соответствовать его требованиям и стараться ежедневно взбадривать своих напарниц, поднимать их настроение, шутить, улыбаться, а не рассказывать, что и где ты в какой книжке прочитала про оперу, театр, живопись и прочую лабуду. За исключением тебя, это никому не интересно и вообще ненормально! Ты же не на телевидении работаешь, а в магазине. Поняла меня? Может, тебе еще и стихи нравятся?!» С этими словами Барракуда отвернула от меня лицо, несколько раз нервно чесанула себе заднее место, а затем продолжила разъяснение: «Ты – эмигрантка и должна интегрироваться в среду своих коллег по работе. Должна. Понимаешь? Должна! Это – твоя обязанность, и ты мне за это потом сама спасибо скажешь. В общем, даю тебе испытательный срок – два месяца. Если не исправишься, то мы тебя уволим». Словом, начиная с того момента и на весь остальной эмигрантский период своей жизни, я поняла, что, где бы и кем бы я ни работала, мне всегда придется исполнять роль бесплатного массовика-затейника и юмориста для служащих-европейцев, и что если я этого делать не стану, то меня отовсюду станут гнать в шею.
Так или иначе, но Барракуда оказалась права. Навык шутить и веселить сотрудников по работе мне не только пригодился, но и стал одним из условий моего дальнейшего выживания среди персонала коммерческих заведений Страны Магазинов. Несмотря на то, что по натуре я – человек серьезный, и в российскую бытность своему чувству юмора находила применение не так уж и часто, однако жизнь внесла в мое поведение существенные коррективы. Именно в эмиграции, неожиданно для самой себя я научилась шутить целыми сутками, так, что даже, наверное, могла бы рассказывать анекдоты, находясь в подвешенном состоянии головой вниз. Вот до чего развился мой навык шутливости после того, как я поняла, что эмигрант с серьезным выражением на лице воспринимается европейцами как ненавидящая всех сволочь. К примеру, стоило мне прийти на работу с головной болью, вызванной обдумыванием какой-нибудь внезапно возникшей проблемы, или в простуженном, гриппозном состоянии, когда все тело болит и ломит, как за спиной у меня сразу же раздавался звук скрежещущих зубами сотрудников: «Посмотри на эту русскую, рожу скривила, разговаривать с нами не желает… Озлобилась на всех за что-то… Кто бы мог подумать, что окажется такой вредной?» При всем при этом вышеуказанный критерий, как правило, не распространялся на представителей европейских национальностей. В частности, за любым из моих сослуживцев закреплялось право прийти на службу не в духе, по причине какого-либо дискомфорта или просто тяжелого характера, а остальные коллеги прощали его за это и обычно не осуждали. Но если вы – эмигрант, то зуб болит – смейтесь, понос прохватил – не переставайте улыбаться, премию выдали всем, кроме вас, – травите анекдоты! Другими словами, необходимо всегда производить впечатление человека счастливого и по-детски радостного. А если таковым вы казаться не будете, то в отделе кадров сразу решат, что либо работа, либо коллектив сотрудников вас чем-то не устраивает, а значит, и европейская страна – тоже. А если вас и страна не устраивает, то с какой, спрашивается, стати вы здесь живете?! Тогда пошел вон отсюда, эмигрант!
* * *
Впрочем, навык шутить по несколько часов в сутки, первоначально развитый с целью налаживания отношений с сотрудниками, очень скоро приобрел для меня жизненно важный смысл. Шутка помогала держаться независимо и не говорить комплименты тем, кто их, с моей точки зрения, не заслуживал. Юмористический настрой стал тем единственным спасательным кругом, с помощью которого мне удавалось удержать на плаву чувство собственного достоинства. К слову, еще в подростковые годы мне удалось почувствовать существенную разницу между юмористами и юмористишками. Дело было летом, в Евпатории, когда родители привели меня на концерт одного заезжего юмориста, а перед этим, где-то за неделю до концерта, мы смотрели по телевизору юмористическую передачу с популярной в те времена ведущей Региной Дубовицкой. Уже не помню, кто из признанных мэтров юмористического жанра там выступал, но вместе с тем не забылось, как от нашего хохота сотрясались стены гостиничного помещения. Зато на концерте заезжего юмориста в зале не смеялся никто, хотя отдельные части его монологов были точь-в-точь такими же, как монологи тех самых юмористов из недавно просмотренной телевизионной передачи. Дело в том, что провинциальный юмористишка их просто слизал, а затем кое-как между собой по частям склеил, выдавая за свои, но несмотря на это, так и не сумел полученные тексты грамотно интерпретировать. В общем, приблизительно на половине того концерта мы с родителями оттуда ушли, потому что смотреть на него было тошно.
Про разницу между актерами и актеришками, юмористами и юмористишками можно говорить долго, но все же думаю, главное отличие заключается в том, что последние пытаются у первых совершенно бездарно что-либо скопировать и на этом заработать. Услышали у кого-нибудь чудесный монолог или прочли где-то оригинальный текст и тут же вставляют его в свои выступления, иногда слегка переиначив, подысправив, поменяв тире на запятую. А все равно любая копия настолько заметна, что сразу бросается в глаза и кажется ужасно нелепой… Ведь у настоящего актера или юмориста существует свой собственный, годами выработанный стиль и индивидуальная манера интерпретации, а потому ни один из них в жизни не покусился бы на что-то чужое, не свое. Вот скажите, уважаемые читатели, кому-нибудь из вас пришло бы в голову, к примеру, такое, что Ефим Шифрин, Семен Альтов или Роман Гальцев «позаимствовали бы» у какого-нибудь другого юмориста часть его выступления? Да это просто невозможно! Почему? А потому что они – настоящие юмористы и для них интерпретировать чужой текст – все равно что примерить на себя чужие трусы. Дело тут и в уважении к самому себе, и в понимании своего творческого предназначения, которого у юмористишек нет, как нет ни своего стиля, ни артистического содержания. А потому и дают они выступления в провинциальных районах, особо не высовываясь, понимая, что за это, мягко говоря, копирование рано или поздно им придется ответить, но, как говорится, пока не пойман – не вор.
* * *
Кстати сказать, в целом артистическая среда весьма неоднородна и способы признания талантов – тоже. К примеру, художники часто сетуют на то, что успех к большинству из них в лучшем случае приходит только после смерти. То же самое можно сказать про известных изобретателей. Совершенно серьезно полагаю, что не только первому в мире конструктору колеса, но в том числе и его детям так и не довелось получить удовольствие от этого поистине революционного новшества. Только его внуки или правнуки сумели вдоволь насладиться ездой на телеге с запряженными в нее лошадями. А тому, кто изобрел лампочку, но чьим изобретением фабриканты в свое время не заинтересовались, так, извините, и пришлось до конца своей жизни ходить в туалет в кромешной тьме, не различая силуэта писсуара, и, как следствие, периодически в него промахиваться.
У писателей же складывается все иначе. Написал книгу – и успех пришел либо сразу, либо уже никогда. Абсолютно уверена в том, что читатели – это самая благодарная часть населения. Если картины художников зависят от мнения модных критиков искусства, а изобретения инженеров – от наличия средств в конструкторских бюро и лабораториях, то у писателя только один маркетинговый директор – читатель, который решает, быть ему таковым или не быть. Кстати, с недавних пор вошло в моду писать книги о своей творческой траектории. Все, кому не лень: артисты, певцы, фотомодели, телевизионные ведущие, – принялись один за другим излагать на пятистах страницах содержание своей звездной жизни, которое в подавляющем большинстве случаев представляло собой нижеследующее: «Проснулась, накрасила губы, подвела глаза, по телефону поругалась с продюсером, опять развелась с мужем, концерт прошел на ура, все подруги мне ужасно завидуют, ужинала в пятизвездочном ресторане, и креветки, надо сказать, там полная дрянь, а этот бизнесмен, господи, даже целоваться как следует не умеет, а все туда же, чуть отвернусь, за заднее место ущипнуть норовит, да знал бы он, сколько я пластическому хирургу заплатила, может, хоть тогда бы дошло, что такое произведение искусства бесплатно трогать нельзя; ну, все, смыла макияж, можно и поспать, но только на правом боку, чтобы случайно не захрапеть, а то папарацци, они ушлые, заразы, узнают, что я громко храплю – растрезвонят на весь мир, и тогда все, пиши пропало, можно будет ставить точку на своей карьере…» И пылятся такие жизнеописательные произведения на полках книжных магазинов большой кучей, потому что читателю это совершенно не интересно, плевать ему на сборную солянку про всякую звездную ерунду. Искренне надеюсь, уважаемые читатели, что многие из вас согласятся со мной в том, что настоящая литература повествует про другую жизнь – массовую, народную, про самых обычных, совсем даже не элитных людей, с их нормальными человеческими горестями и радостями.
Со своей стороны добавлю, что чрезвычайно ценю творчество народного писателя М М. Жванецкого и хочу, чтобы это слово прозвучало мощно, по-маяковски, энергично ударяя по звуку «р-р-р», вот так: «Нар-р-родный»! Вне всякого сомнения, именно народ короновал его писателем-юмористом. Жванецкий – весь из иголок, воздействуя которыми, как заправский рефлексотерапевт, оздоравливает нас и очищает от мусора повседневных забот. Согласитесь, что лишь немногим свойственна удивительная способность раскрывать понятия вселенского разума доступным для понимания языком. И еще относительно его творчества хотелось бы заметить, что, на мой взгляд, как и другие выдающиеся отечественные писатели: Н. В. Гоголь, Ф. М. Достоевский, А. П. Чехов, Б. Л. Пастернак, М. А. Булгаков и др. – он показывает важность психологического страдания. Ведь если задуматься, то по существу все выдающиеся народные писатели раскрывают в своих произведениях истинный смысл переживания по поводу чего-либо. Для них это единственно верный путь к познанию как окружающего мира, так и самих себя. Не озлобиться, а понять и успокоиться, посмеяться от души над каким-нибудь несовершенством и вернуть своей душе покой, поселить в нее мир. Именно об этом пишет М. М. Жванецкий, в моем сугубо индивидуальном понимании его творчества.
Не скрою, что иногда я задумываюсь о том, придет ли ко мне когда-нибудь писательский успех. И знаете, если такой момент в моей жизни наступит, мне бы хотелось, чтобы это произошло, как на концерте у Гарика Сукачева. Вот он, небритый, лохматый, в одежде балахонного типа, тряся головой, в дикой пляске скачет по сцене, наступая на свои же собственные штанины и отбивая какую-то немыслимую дробь, от которой пол ходит ходуном, и при этом, срываясь на крик, поет хриплым голосом: «А моя бабушка курит трубку! Моя бабушка курит трубку! Моя! Бабушка! Курит! Трубку!» Выступление закончено, Гарик низко кланяется, затем медленно выпрямляется и распахивает руки навстречу зрительному залу. В этот момент раздаются шквальные аплодисменты, и на его лице появляется растерянная улыбка, как у ребенка, открытого и счастливого от этой своей открытости, который все про себя честно рассказывает, совершенно не задумываясь о том, плохо это или хорошо, выражая всем своим видом: «А вам и правда понравилось?!» И если вам, уважаемые читатели, моя книга по душе, то, пожалуйста, пожелайте мне такого же успеха. Пожелай мне его, Гарик…
* * *
Пригласила на ужин друзей мужа. Пришли, расшумелись, зазвенели стаканами, застучали ложками по тарелкам. Судя по всему, приготовленные мной типичные русские блюда: котлеты, рыба в кляре, блины, салат «Оливье» – пришлись им по вкусу. К слову, этот салат в Стране Магазинов очень любят и называют «Русским салатом». Зашла речь о работе. Один стал хаять своего начальника, убедительно, взахлеб, сопровождая повествование громким чавканьем, наверное, из-за быстроты речи. Другой эту тему развил, тоже от себя добавил что-то пикантное, мол, и у меня на работе директор – совсем не сахар. Чуланщица, взглянув на всех исподлобья, прогудела: «А моя начальница мне завидует. Я это точно знаю». Мне сразу подумалось: «Хи-хи, не взгляду ли твоему лучезарному?» Кто-то начал критиковать своего заведующего в супермаркете, который ежедневно ворует шоколадки и там же на складе поглощает их одну за другой, а потом страдает от болей в животе и жалуется на это всем подчиненным. Возникла длинная пауза, во время которой чавканье одного из гостей стало настолько очевидным, что, дабы его заглушить, я решила рассказать про владелицу магазина, в котором уже несколько месяцев работала продавцом.
Здание, в котором он располагался, находилось на одной из центральных улиц столицы. К слову, не многие богатеи Страны Магазинов были достаточно богаты, чтобы приобрести там помещение. Однако отцу хозяйки нашего магазина это удалось, причем без особых усилий. Разбогател он еще в период Второй мировой войны, сдавая республиканцев фашистам, которых последние убивали и, в качестве вознаграждения, оставляли ему трупы для последующего обворовывания. Все снятые с убитых вещи и ювелирные изделия этот, впоследствии многоуважаемый, господин отмывал от крови и других пятен, начищал до блеска, а затем выставлял на продажу в своем магазинчике. Очевидцы указанных событий позднее поведали о них журналистам соседней европейской страны, и в какой-то газете была опубликована статья о его мародерстве. Но поскольку правительство Страны Магазинов с полицией Интерпола никогда не сотрудничало, то и требование выдать для суда нацистского преступника осталось неудовлетворенным за «недоказанностью» его криминальных действий, а затем это дело в глазах европейской общественности было кем-то свыше аккуратно замято. В результате, служащие Интерпола так и не получили редкостную возможность насладиться работами Э. Дега, К. Моне и П. Сезанна, украшавшими столовую «скромного» двадцатикомнатного дома этого достопочтенного гражданина Страны Магазинов. Кстати говоря, когда один знакомый электрик чинил у него проводку и без задней мысли поинтересовался, не являются ли копиями висевшие тут и там картины известных художников-импрессионистов, то хозяйка дома в ответ добродушно заулыбалась: «Ну что вы, обижаете, мы копий не держим, все это – подлинники. Мы с мужем приобретаем живопись только на аукционах».
К слову, у этого криминального элемента было три дочери, старшую из которых звали Анной-Марией. Ей-то как раз и принадлежал магазин, где я работала продавщицей. Эта маленькая, тощая, скукоженная от собственной злобности и алчности женщина почти всегда носила одежду тигриной расцветки, что, надо сказать, было ей очень даже к лицу. Замечу, однако, что, если у чрезмерно худых людей голова, как правило, кажется слишком большой из-за диспропорции по отношению к другим частям тела, то у нее в этом смысле все было нормально, то есть голова, как и туловище, тоже была очень маленькой. И вот как-то раз Анна-Мария зашла к нам в отдел в чрезвычайно разгневанном состоянии и, подозвав к себе пальцем заведующую, тихим голосом стала ей что-то нашептывать, периодически восклицая: «Ты представляешь?!» Впрочем, как только Анна-Мария покинула помещение нашей секции, заведующая отдела не замедлила поделиться с нами этой информацией. Как выяснилось, причиной гнева владелицы магазина было то, что недавно принятая ею на работу служанка попыталась ее объесть в буквальном смысле этого слова.
В этом месте, пожалуй, сделаю небольшое отступление для того, чтобы прояснить ситуацию. Согласно многолетней традиции, все богатые и богатейшие жители Страны Магазинов нанимали для уборки своих вилл филиппинок, находящихся в их государстве на нелегальном положении, и по этой причине согласных работать сутки напролет без заработной платы, лишь за еду и проживание в комнате размером с чулан, как правило, без окон и шкафа. «Почему без шкафа?» – спросите вы. А вдруг служанке захочется что-нибудь украсть, а потом спрятать это в шкафу?! Кроме того, работодатели старались сделать все возможное, чтобы обслуживающий персонал не выходил за пределы виллы, поскольку кто-нибудь из соседей мог их заметить и заявить в полицию. Но если это происходило, то полицейские ставили «рабовладельцев» перед выбором: официально оформить на работу своих домашних служащих, с выдачей соответствующих документов о праве на проживание и трудовую деятельность, либо, если они напрочь отказывались это сделать, филиппинок высылали из Страны Магазинов обратно – к себе на родину. Напомню, что происходящее датировалось 2002-м годом, и к тому времени большая часть населявших планету граждан уже осознала, что демократические процессы являются ведущим двигателем прогресса. Несмотря на это, местные богатеи Страны Магазинов, предоставлявшие филиппинкам возможность трудиться на домашних работах практически бесплатно, в ситуации выбора обычно предпочитали от своих работниц отказаться, с тем, чтобы на их место нанять других служанок на таких же условиях. Полагаю, уважаемые читатели, что вы наслышаны о таких рабовладельческих государствах, как Древняя Греция и Рим. А значит, вас нисколько не затруднит представить себе то, о чем далее пойдет речь.
Несколько лет назад, насмотревшись модных показов, Анна-Мария сознательно приняла решение истязать себя голодом, правда, только в домашней обстановке. В то же время в ресторанах, посещаемых ею по пять раз в неделю, она позволяла себе любую пищу, хотя и в небольших количествах. На кухне же ее пятнадцатикомнатной виллы царила стерильная чистота. Кроме макаронных изделий грубого помола, «кока-колы лайт» и салатных листьев там больше ничего не было. Проще говоря, принятой ею на работу служанке с первых же дней предстояло работать как вол, а питаться тем же, что и хозяйка у себя дома, то есть вышеописанным набором продуктов. Хотя вряд ли такое справедливо было считать набором. Кстати, сама леопардовая монстриха – Анна-Мария – объяснила это заведующей нашего отдела следующим образом: «Ведь не может же моя служанка питаться лучше меня! А иначе какая между нами разница? К тому же, если бы я ей предложила другие продукты, то она сразу решила бы, что мы с мужем ее дискриминируем! Но мы же не расисты какие-нибудь, в конце-то концов! Мы же европейцы, цивилизованные люди!»
В итоге, к концу четвертого месяца проживания в доме у Анны-Марии, в результате наискуднейшего питания, или, точнее сказать, подпитки салатными листьями и макаронами, в голове у филиппинки стал назревать «чудовищный план», суть которого состояла в том, чтобы взять украдкой какую-нибудь другую еду и ее потихонечку съесть. И вскоре ей представилась такая возможность. Как-то раз муж хозяйки купил себе бутерброд с окороком, оставил его на кухне, а сам отправился по каким-то делам. Однако по возвращении он своего бутерброда на месте не обнаружил, о чем незамедлительно сообщил своей супруге. Поначалу все в доме всполошились, забегали в поисках бутерброда, а через какое-то время поняли, кто мог его украсть. Тогда родственники Анны-Марии, толпой человек в шесть, загнали в угол бедняжку-филиппинку и стали на нее по очереди кричать, требуя вернуть им похищенный ею бутерброд. В итоге истощавший служанкин организм не выдержал, и она упала в обморок. Сначала пострадавшие от воровки попытались привести ее в чувство всеми известными им способами. Кто-то из них окатил филиппинку ведром холодной воды, другой осыпал градом пощечин, а третий принялся тыкать ей ножом в стопы. И хотя после этих реанимационных мероприятий филиппинка тихо задышала, однако глаз так и не открыла, оставаясь в обездвиженном состоянии. В результате, пришлось доставить ее в больницу, а там Анна-Мария услышала от врачей не только неутешительный, но и чрезвычайно оскорбительный для себя диагноз о состоянии здоровья этой домашней служащей: «Расстройство нервной системы на почве дистрофии и авитаминоза». Анна-Мария билась в истерике: «Что теперь о них с мужем соседи подумают?!» За столом тишина. У всех присутствующих головы не то чтобы опущены, а как бы приопущены, в состоянии некоей пред-реакции. Впрочем, пару минут спустя, шеи и спины моих гостей начали понемногу выпрямляться, постепенно восстановился привычный ритм дыхания, и, когда ситуация полностью нормализовалась, первой заговорила Чуланщица: «Странно, а ты уверена, что эта история правдива? Я слышала, что Анна-Мария и ее семья – вполне нормальные люди». Другая приглашенная продолжила ее мысль: «А у твоей заведующей с головой-то все в порядке? Она кто по национальности? Небось, португалка. Португальцы всегда обо всех плохо говорят, а тем более о нас, о местных». Желая ее поддержать, в разговор радостно влился мужчина, только что хаявший почем зря своего начальника: «Этого просто не может быть! А ты знаешь, что родственники Анны-Марии – известные ценители живописи? Из всех местных у них самая большая коллекция!» И тут с дальнего края стола раздался звонкий крик: «Да в вашем ГУЛАГе людей еще хуже мучили!» Воцарилась гробовая тишина, воспользовавшись которой, удалой молодец опять прокричал: «Все знают, что вы, русские, – звери!» В этот момент сидевшие за столом облегченно вздохнули и с благодарностью на него посмотрели, а спустя несколько минут разговор возобновился, однако к начатой мною теме уже никто не возвращался. Помню, как я сидела и смотрела им в глаза, всем по очереди. Ответные взгляды сообщали: «Что, получила? И правильно, поставили тебя на место, чтоб не выступала!» А я и не выступала, просто захотелось поучаствовать в разговоре, потому что жалко мне ту филиппинку до слез, как теперь саму себя. Ну, зачем в разговор влезла, да еще с такой правдой, которую все присутствующие знают и считают, что лучше ее не озвучивать, и уж тем более не выслушивать от какой-нибудь эмигрантки! Помните, как во времена застоя в СССР нельзя было рассказывать анекдоты про Сталина? Напомню место и время происходящего: Европа, на дворе – 2002-й год.
* * *
Впрочем, описание Страны Магазинов не было бы полным без рассказа о том, что происходило на прилегающих к ней территориях. В частности, несколько десятилетий назад, когда в этом оффшорном государстве был запущен в действие первый горнолыжный стадион, принесший немалые доходы инвесторам, жители пограничных европейских государств решили скупить примыкающие к Стране Магазинов горы на случай, если у них решат построить нечто аналогичное. При таком варианте развития событий в их государстве тоже можно было бы возвести пару горнолыжных стадионов, а потом объединить их в единое целое и создать мега-горнолыжный стадион на территории сразу нескольких стран. Сказано – сделано, и агентства недвижимости энергично принялись скупать земли, непосредственно примыкавшие к Стране Магазинов. Так или иначе, но в одной из таких пограничных зон располагались два горных села с населением человек по тридцать в каждом. Когда туда нагрянули агенты по скупке недвижимости, некоторые сельчане сразу же им свои земли продали и радостно слиняли в город, поближе к цивилизации. Другие смекнули, что можно будет и поторговаться, а потому подождали несколько месяцев, слегка поупрямились и, в конечном счете, немного подороже, тоже свои земли продали.
Итого осталось шесть семей, по три в каждом селе, между которыми неожиданно разыгрались самые настоящие военные действия. Оставшись последними, все они разом пришли к одному и тому же выводу – что фирма по недвижимости за ценой не постоит и выплатит им за участки земли любую сумму, лишь бы их поскорее приобрести. Нужно заметить, что жители небольших горных селений, как правило, доводятся друг другу либо дальними, либо близкими родственниками, и, как следствие, в случае смерти одного из них, земельная собственность автоматически переходит во владение к следующему. Совершенно очевидно, что о таком положении дел жители этих сел знали и тогда из-за жажды наживы и свинской алчности принялись охотиться друг на друга изощренными партизанскими методами. Первого мужчину нашли зарезанным в собственном сарае. Второй жертвой стала женщина, которая якобы повесилась на почве несчастной любви. Вслед за ними трое детей «утонули» в речке. Еще один ребенок разбился насмерть, «упав» с лошади. Двое взрослых были убиты выстрелами из ружья. Одна женщина «наткнулась» грудью на серп, другую обнаружили с перерезанной шеей. Двое старичков и три старушки, заснув ночью, на следующее утро уже не проснулись, поскольку разом скоропостижно скончались «от старости». Нелишним будет упомянуть, что все вышеизложенное произошло всего в течение каких-то пары месяцев. Местные полицейские были в шоке и лишь растерянно разводили руками, признаваясь, что подобного массового убийства на их памяти еще не было. В итоге, земли на территории обоих населенных пунктов запретили к дальнейшей продаже по причине того, что они были местом криминальных событий, а несколько оставшихся в живых сельчан собрали свои пожитки и навсегда оттуда уехали. Так агентствам по недвижимости и не удалось осуществить свои воистину наполеоновские планы.
Кстати, относительно крылатой фразы «люди бьются за металл» хочу заметить, что Стране Магазинов каким-то невероятным образом удалось инфицировать своим коммерческим вирусом все пограничные государства. Волшебное слово «беспошлинная торговля» стало неким магнитом, врощенным в мозговую оболочку проживавших по соседству европейских обывателей, неизбежно притягивавшим их к товарам народного потребления и направлявшим к кассовым аппаратам для оплаты своих покупок. В конце концов, даже те, кому это в принципе было совершенно не интересно, оказались втянутыми в процесс беспошлинной купли-продажи. К примеру, агентства путешествий, организовавшие выезды пенсионеров на культурные мероприятия в Страну Магазинов, обязывали старичков приобретать там не облагавшиеся налогами сигареты. На практике это выглядело следующим образом. Огромный автобус отвозил пенсионеров в музей, потом в ресторан, на прогулку по местному парку, а уже вечером, перед самым отбытием из Страны Магазинов водитель останавливался напротив какого-нибудь коммерческого центра и выдавал каждому пенсионеру деньги на покупку сигарет. Затем на полученную сумму они приобретали несколько блоков и при посадке в автобус сдавали товар водителю. Позже агентство, организовавшее подобную экскурсию, продавало приобретенные пенсионерами сигареты в местные табачные киоски, а разницу, сэкономленную на налогах, оставляло себе в качестве денежной премии.
К слову сказать, правительство Страны Магазинов отличала способность превращать любое мероприятие в коммерческое и зарабатывать буквально на всем. В этой связи одним из самых запоминающихся периодов в году для меня стала неделя… нет, не рождественская и не пасхальная, а неделя охоты на серну или, по-другому, горную косулю. Кстати, если вы, уважаемый читатель, когда-нибудь были на войне или учениях или, на худой конец, участвовали в съемках фильма указанной тематики, то с легкостью сможете представить себе лес, в котором за каждым деревом стоит по мужику с ружьем, а чуть выше, на горной тропке, пяток других, с биноклями и рацией в руках, у речки – еще десять и т. д. и т. п., рассредоточенных по горам и долам Страны Магазинов, в радиусе приблизительно каждые сто метров. Словом, куда бы вы ни отправились на прогулку, на каждом шагу вас поджидали вооруженные до зубов охотники, выражавшие всем своим видом: «Ты что здесь шатаешься у нас под ногами? Давай, двигай отсюда подобру-поздорову, пока тебе кто-нибудь по ошибке в зад не пальнул!» Помимо всего прочего, целую неделю охоты на косуль заснуть по ночам было практически невозможно из-за бесконечной пальбы, доносящейся гулким эхом со всех горных склонов.