Текст книги "Созвездие Стрельца, или Слишком много женщин"

Автор книги: Диана Кирсанова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 13 страниц) [доступный отрывок для чтения: 5 страниц]

– Мне кажется, я могу некоторым образом сказать, что было дальше, – задумчиво сказала Ада, продолжая тем не менее очень ловко управлять машиной. – Оба вы не слишком стремились к взаимным встречам. Судя по тому, что вы рассказали о девушке по имени Мила, она – Овен: небрежность в прическе и одежде, трудности с устройством личной жизни, безответственность и несерьезное отношение к самым серьезным вещам, преданность внезапно охватившей идее, которая моментально становится идеей-фикс. Конечно, она Овен. Да об этом можно судить уже по одному тому, каким способом она сделала вам предложение: образно говоря, просто приставила нож к горлу. Это Овен, Овен, находящийся под влиянием Марса. Такие люди обладают очень решительным характером и не подвержены сомнениям, считают свои интересы главнее чужих… А кроме того, они не очень-то ладят со Стрельцами, да и Стрельцы зачастую не испытывают к Овнам большой любви. Люди этих знаков обычно идут разными дорогами. Вот почему вам было неинтересно друг с другом. Да. Так и что же, до сегодняшнего дня вы больше не видели свою жену, простите – Милу?

– Нет, почему же… Я видел…

И я чуть было не застонал сквозь стиснутые зубы, так ярко встала перед глазами эта картина: такой же осенний, как и сейчас, день, кладбище, сырое от льющего без перерыва дождя. Ноги утопают в мокрой земле.

Маленький гробик – такой маленький и такой нарядный, что невольно вызывает воспоминание о красивых коробках, в которых в витрине «Детского мира» выставлены роскошные куклы ростом с настоящую маленькую девочку.

И бледное, словно восковое личико Азиды, которая лежит в этом гробу, чуть приоткрыв восковые губки.

И Мила, дрожащими руками поправляющая на ней какой-то покров…

– Я видел ее на похоронах Азиды.

Ада, нахмурив тонкие брови, живо обернулась:

– Что? Девочка умерла?

– Да. Через два года после того, как мы… как Мила ее удочерила. Это произошло так… внезапно. У малышки стала болеть голова, она не спала ночами, плакала. Ее сперва таблетками пичкали, потом назначили обследование и сразу такой страшный диагноз: опухоль мозга! Вот тогда после долгой разлуки я и увидел Милу. Тяжелая была встреча. Она билась на полу, кричала, завывала, как волчица… – я вздрогнул от этих воспоминаний. – У меня не так много знакомых в медицине, но подключили всех. Никто не обнадеживал. Все время говорили: нужна операция, нужна операция, оперировать надо в Германии, стоит очень дорого, сотни тысяч долларов, включая послеоперационный уход и реабилитацию. Мила действовала очень решительно – продала квартиру, оплатила все, что ей говорили. Но девочка умерла. Мы вместе ее похоронили.

– Вместе – это вы и Мила? – осторожно спросила Ада.

– Да. И еще Катя.

– Кто это – Катя?

– Катя? – Я задумался, как правильно сформулировать суть своих отношений с Катькой. – Она… ну в общем… Это девушка, с которой у меня в ту пору был роман. Так получилось, что мы учились в университете на одном факультете, и она… параллельно работала медсестрой, выхаживала Азиду. Не настоящей медсестрой из больницы, а патронажной, из Красного Креста. Она по собственной инициативе работала в этой организации, много делала для сирых и убогих… Я пришел навестить девочку, увидел возле ее постели строгую тоненькую девушку в белом халате. Мы разговорились и выяснили, что учимся на одном факультете. Так началось все…

– А, ясно. Сейчас у вас уже другая девушка?

– Да, – ответил я сухо, не считая нужным распространяться о том, что именно благодаря Катьке я познакомился с Мариной. Они были подругами. Близкими подругами.

Удивительное дело! Эта рыжая Ада своими простыми вопросами, которые она к тому же и задавала как-то очень умело, вызывала в моей памяти события и образы, которые я бы хотел забыть.

– И что же дальше случилось с Милой?

– Не знаю. После похорон я ее больше не видел.

– И не интересовались, как она?

– Интересовался. У Катьки. Она сказала, что, оставшись без дочери, и без квартиры, и вообще без какой-либо поддержки, Мила… опустилась.

– Что это значит?

– Что значит, когда человек опускается? – произнес я с досадой. – Стала пить, пить крепко. Пошла по рукам. Ела от случая к случаю, иногда и даже часто брала еду из мусорных баков возле ресторанов. Жить ей было уже негде, бомжевала. Потом и вовсе потерялась. Никто из нас больше не знал, где ее найти.

– А вернее говоря, никто и не пытался ее искать, – подсказала Ада.

«А не высадить ли мне ее из машины?! Несмотря на то, что она за рулем?!»

– Если угодно – да! – я сказал это резче, чем хотел. – Не интересовались. У вас есть еще вопросы?

– Да, есть один. Не пригласите ли вы меня на чашечку кофе?

Против ожидания, я очень обрадовался этому предложению. Было почему-то жутковато входить в свою квартиру одному, особенно… особенно после того, как серебряный голос Марины пообещал мне еще один сюрприз. «Я постараюсь прибыть туда раньше тебя, мой милый. Ты все-таки должен увидеть, что ты со мной сделал».

Посмотрим, что с тобой будет, когда ты увидишь, что я пришел к тебе не один, а с такой «соперницей», как Ада!

* * *

В квартире было темно из-за опущенных штор. Это удивило меня, потому что, уходя, я обычно оставляю на кухне свет – не из страха, а просто потому что не люблю возвращаться в совсем темное помещение. Но в следующую минуту я вспомнил, что последней из моего дома уходила Рита, а она, конечно, не могла знать о моих маленьких странностях. Да я и сам не знал, что вернусь раньше вечера.

Поэтому я спокойно нашарил в прихожей выключатель, снял ботинки, а затем прошел через коридор в комнату. Неяркое солнце пробивалось сквозь ткань штор, окрашивая комнату в причудливые цвета и лишь чуть-чуть разбавляя царивший всюду полумрак. Сперва я только боковым зрением увидел неясные очертания фигур, в разных позах расположившихся в моей комнате.

И только когда включил свет…

…Марина висела под потолком точно в такой же позе – если уместно говорить о позе, которую принимают тела повешенных, – в какой я видел ее в гостинице. Грива темных волос была переброшена ей на лицо, одна туфля свалилась с ноги, вторая еле держалась на кончиках пальцев.

Увиденная вторично, эта картина уже не вызвала во мне того ощущения дикого ужаса, коим я был охвачен утром. А кроме того, я уже знал, что это все неправда.

Остановившись у дверного косяка, я демонстративно громко усмехнулся и продекламировал:

 
Я спросил сантехника Петрова:
«Для чего у вас на шее провод?»
Ничего Петров не отвечает,
Только тихо ботами качает.
 

– Да, конечно, дорогая, у тебя было много времени, чтобы завести сюда и подвесить все эти свои приспособления, – сказал я, закончив декламировать. – Но второй раз этот номер не пройдет. К тому же я не смеюсь одним и тем же шуткам дважды. Кончай эту комедию и спускайся, если не хочешь, чтобы я взял ремень и наконец отделал тебя так, как ты этого заслуживаешь!

В ответ ни звука.

– Держишь характер? Ну держи, держи. Я тоже человек терпеливый.

Сказав это, я пересек комнату и сел на диван, демонстративно положив ногу на ногу. Я даже, наверное, закурил бы, если бы вообще курил.

Трудно сказать, что подумала обо мне Ада, когда вслед за мной вошла в комнату и услышала, как я разговариваю «с трупом». Но она не кинулась прочь из дома и не стала вызывать мне психиатрическую бригаду. Встав у дверного косяка, точно в том месте, где только что стоял я, и сложив на груди длинные белые руки, она без улыбки смотрела на Марину, а затем медленно перевела взгляд на меня.

Я сидел и насвистывал сквозь зубы.

– Что происходит? – спросила Ада.

– Цирк!

– И долго будет длиться представление?

– А вот до тех пор, пока дамочка не одумается и не спрыгнет!

– Она не спрыгнет, – серьезно сказала Ада. – Уж во всяком случае, не спрыгнет до Страшного Суда. Эта женщина мертва уже несколько часов.

– Да?! Вы глубоко ошибаетесь!

– Нет. Человек не может долгое время висеть до такой степени неподвижно. Разве вы не видите, что она не дышит? А впрочем, разговоры такого рода возле покойной…

Не договорив, Ада быстрым шагом пересекла комнату и одним движением отбросила волосы с Марининого лица.

Я замер, увидев распухшее багрово-синее лицо, вывалившийся язык, остекленевшие глаза – один полузакрытый, второй смотревший прямо на меня.

Да, это была Марина. И она, вне всякого сомнения, была мертва!

* * *

На этом месте принято описывать состояние ужаса, охватившее главного героя после того, как до его сознания дошло, что он обнаружил труп, но я этого делать не стану. Во-первых, не хочется повторяться (все это я уже пережил тогда, в гостинице), а во-вторых, не так уж это приятно – признаваться в собственных слабостях.

Чтобы проскочить этот неприятный момент, следующие события я обозначу лишь пунктирно: прибывшая милиция допрашивала меня и Аду до самого вечера. В пятый, десятый, сотый раз я повторял, что понятия не имею, откуда в моей комнате взялся труп повесившейся Марины Дорониной, сухо, без лишних подробностей рассказывал историю нашего знакомства, вынужденно признавался в имевшем место романе, отрицал наличие у меня врагов…

А сам вспоминал, все время вспоминал (зачем? почему?) историю нашего знакомства…

Я хорошо помнил тот день.

Был какой-то благотворительный бал с последующим банкетом, на котором произносилось много речей и тостов в пользу Красного Креста. Как все благотворительные балы, целью которых служит не столько истинная помощь бедным, сколько возможность сильных мира сего засветиться перед телекамерами на богоугодном мероприятии, этот тоже отличался особым размахом: он проходил в знаменитых «Трех Пескарях», со всеми возможными кулинарными изысками, с приглашением большой компании близких и дальних знакомых, умеющих повеселиться.

На это мероприятие меня затащила Катька.

– Пойдем обязательно! Ты журналист – тебе это будет полезно: там столько нужных и интересных людей! А кроме того, может получиться очень интересный материал, просто гвоздь номера, честное слово!

Мы пришли вместе, но время проводили уже порознь. Катька, одетая в форму патронажной сестры Красного Креста, была сразу же подхвачена и куда-то уведена организаторами, и я остался один.

Марину я заметил сразу. Элегантно и дорого одетая, чуть-чуть полноватая – ровно настолько, чтобы ее тело можно было назвать «женственным», а фигуру – «чувственной», она сидела недалеко от юбиляра и исполненным внутреннего достоинства жестом подносила к карминовым губам бокал с «Кровавой Мери». На ней было облегающее, сильно декольтированное платье глубокого бордового оттенка. На груди и руках поблескивали со вкусом подобранные украшения.

– Кто это? – спросил я у своего соседа, меланхоличного толстяка с нездоровым пристрастием к квашеной капусте. Пышнотелый человечек весь вечер хрустел этим незамысловатым маринадом у меня над ухом, не обращая внимания на другие расставленные по Y-образному столу яства.

– Это? Это знаменитая Рина-Пылесос, – усмехнулся толстяк, убирая с губ повисшую капусту.

– Пылесос? Это не ее фамилия, надеюсь?

– Это ее кредо, – ответил сосед. И вдруг, наклонившись к самому моему уху, зашептал, обдавая меня кислым запахом:

– Молодой человек, я вижу, вы пришли сюда безо всякого сопровождения… Я имею в виду бабу, то есть – простите – женщину, даму сердца… Хотите поволочиться за ней? За Мариной? Она хорошая, страстная и, в сущности, очень неплохая женщина, могу вас уверить! Сделайте одолжение, поухаживайте, могу устроить…

– Вы пьяны! – Я брезгливо отодвинулся от сводника.

– Ничего подобного! – с жаром откликнулся любитель капусты. – Ничего подобного! Я просто хочу, чтобы три симпатичных человека доставили себе приятные минуты. Поухаживайте за ней, за Мариной. Ну что вам стоит, приударьте! Всем троим будет хорошо: вам, ей и…

– И?..

– И мне, – признался толстяк. – И не смотрите на меня так. Я не развратник. Я в этом деле, можно сказать, самая заинтересованная сторона.

– Почему? – Дурацкий разговор стал вызывать мое любопытство.

Собеседник мрачнел на глазах. Хрустнул очередной порцией капустки.

– Так почему же?

– Потому, – огрызнулся он, вытирая руки салфеткой, – потому что я ее муж.

Опаньки! У женщины со столь презентабельной внешностью и столь непрезентабельным прозвищем такой нескладный муж! Нескладный, но, как потом выяснилось, очень богатый – ему принадлежали несколько огромных мебельных салонов в Москве, а кроме того, господин Доронин был известным депутатом и меценатом.

Ничего необычного в этом не виделось. Необычное виделось в том, что капустоед спал и видел, как бы сбыть с рук грациозную супругу, которая стала причинять ему слишком много хлопот.

– Рина-Пылесос? Так и сказал? А знаешь, хоть и грубо, но верно, – засмеялся мой коллега-фотограф, когда я попытался прояснить ситуацию в курилке. – Знаю я эту Марину, она, брат, опасная женщина… Я лично ни одного мужика не знаю, который бы из ее объятий ушел без того, чтобы его банковский счет не облегчился на несколько десятков тысяч! Долларов, разумеется. Знаешь анекдот? У армянского радио спросили: «Может ли женщина сделать мужчину миллионером?» Армянское радио ответило: «Может, если до встречи с ней он был миллиардером». Этот анекдот – точно про нее, про Марину!

– Погоди! Но как же… муж?

– А что муж? «Муж объелся груш» – так она обычно говорит. Этот мебельный королек спит и видит, как бы от нее избавиться. Женился по глупости, уж не знаю, как она его охмурила, только теперь он Марину как огня боится.

– Бьет она его, что ли?

– Да не бьет, а деньги тянет. Тянет – это еще мягко сказано! Высасывает, заглатывает, вбирает – ну точно, Рина-Пылесос! А толстяку и денег жалко, и на развод он подать опасается, знает, что супруга у него большую часть имущества оттяпает на раз-два. Она же хищница, такие своего не упустят. И муж, значит, поступает хоть и не по-мужски (я бы с такой в два счета разобрался, кукиш в зубы – и гуляй), но, согласись, остроумно: сам подбирает жене любовников, чтобы она их обирала, а его, болезного, не трогала.

– Не семья, а вертеп какой-то!

– Это так, конечно, но женщина она и прям роскошная, с этим не поспоришь…

С этим я и не думал спорить. Весь остаток вечера наблюдал, как особи мужского пола вились вокруг нее, будто мухи, и даже жужжали, – а незадолго до окончания банкета Марина, легко поднявшись с места, сама подошла ко мне, блеснула ровным жемчугом зубов, обласкала теплым взглядом продолговатых глаз, пахнула ароматом чистой кожи:

– Не знаю, как вас зовут, но вы загадочный молодой человек. Весь вечер не спускаете с меня глаз, а не подошли даже познакомиться. Я вам не нравлюсь?

– Нравитесь, – спокойно ответил я, улыбнулся.

– Вы влюблены?

– Пока еще нет.

– Хотите, я избавлю вас от этого «пока»?

– Вы так уверены в своих силах?

– Уверена. Ну, что же вы? Боитесь?

– Нет, конечно. Но не понимаю, как…

– Ах, боже мой! – Она презрительно повела гладкими смуглыми плечами. – Поехали.

И так уверенно прошла к выходу, ни разу не оглянувшись удостовериться, иду ли я за ней, что, завороженный, я двинулся следом…

Была ночь, был день, и еще ночь, и снова день – и шепот ласк, и рев страсти, и опустошенность коротких передышек, а потом она снова приближала ко мне свое лицо, засыпала пряно пахнущими волосами, целовала, гладила, кусала, пробовала на вкус, исторгала из моей груди особый, ни на что не похожий торжествующий стон, переходящий в рык обезумевшего самца. И сдавалась на милость победителя, и баюкала в объятиях…

В любовном угаре время летело на всех скоростях, мы оба похудели, смотрели друг на друга темными, ввалившимися глазами. Наконец головокружительный аттракцион стал притормаживать, возвращая нас к действительности со всеми будничными заботами.

– Ты познакомился с Мариной? – не заподозрив ничего дурного, спросила Катька, однажды увидев нас вместе. – Я рада. Про нее часто говорят много лишнего, но это не так. Я знаю ее лучше других, ведь мы подруги.

– Вот как?

– Да, представь! Дружим с самого детства. У нас в детском саду шкафчики стояли рядом: мой – с клубничкой, ее – с грушей. Сейчас мы стали «девушками из разных социальных слоев», но это ничего! Мы все равно дружим!

Катьке и в голову не могло прийти, что здесь сильно пахнет предательством. А саму Марину эта ситуация, казалось, только забавляла:

– Катька – просто наивная дурочка. Разве можно так верить людям? Я бы никогда не оставила без присмотра такого шикарного парня, как ты!

Я долго не мог понять, зачем я ей нужен. Не только же из-за секса, который, надо признаться, всегда был у нас на высоте. Потом начал кое-что понимать.

– Я поговорила с мужем, – сказала она однажды. – Ты включен в штат спичрайтеров, которые будут работать на него во время очередной предвыборной кампании. Ты знаешь, она начнется через месяц.

– Погоди, но я же тебя не просил!

– Ну и что? – она пожала плечами: это был ее любимый жест. – Тебе что, не нужны деньги? А кроме того, это даст нам легальную возможность встречаться как можно чаще. А кроме того…

– Что?

– Вместе мы сможем сделать кое-какой запас на черный день, вот что. На то, чтобы в очередной раз избраться в Думу, мой толстый дурачок готов потратить миллионы, миллионы… сотни, сотни миллионов! У тебя связи в СМИ, у меня связи в других местах. Мы поможем моему благоверному переложить лишние деньги из его кармана в наши, – она удовлетворенно улыбнулась. – Ты согласен получать десять процентов?

– Нет, мне вообще не нравится то, что ты задумала.

– Ах боже мой! – она опять повела плечами. – Можно подумать, я предлагаю тебе разбой на большой дороге. Его все равно обдерут, обдерут как липку. Кандидатов всегда обдирают. Не мы – так другие; а вернее сказать, если не согласишься ты, то я-то свой шанс упускать не намерена. Найду другого. Ну? Как?

Я подумал еще раз – и согласился. Это и было, наверное, моей главной ошибкой. Мы действительно, по выражению Марины, ловко «провернули» обе операции: и провели ее мужа в Думу, и положили довольно большой излишек «выборных» денег в свои карманы. И, наверное, именно с этой поры Марина и увидела во мне «родственную душу». Тот памятный разговор в гостинице, когда она предложила мне жениться на ней, был, я думаю, прямым следствием удачной операции, которую мы проделали всего пару месяцев назад.

«Я сделаю из тебя человека всего за каких-нибудь два-три месяца – конечно, если мой Стасик даст мне честное слово, что будет меня во всем слушаться», – сказала она тогда, перед тем как мы поссорились. Но я не хотел. Никогда в жизни я не хотел «быть послушным мальчиком», не желал, чтобы из меня делали человека, ни за что не позволил бы кому бы то ни было кроить и перелицовывать меня под чужой вкус. Марину это мало волновало – вот и пришлось ей объяснить, что ничего у нас не получится.

* * *

По счастью, следователям понадобилось всего каких-нибудь три-четыре часа, чтобы установить, что в момент смерти Марины (по словам эксперта, она произошла не менее четырех-пяти часов назад) я находился очень далеко, на Остоженке, где в присутствии как минимум пятнадцати свидетелей давал показания совсем по другому делу, относящемуся к категории дорожно-транспортных происшествий.

Краем уха или сознания я улавливал обрывки фраз, которыми перебрасывались эксперты:

– Видимых следов борьбы не видно.

– Ногти ее осмотрели?

– Да, отдали на экспертизу.

– Задушена, судя по всему, руками. Перед этим оглушили, ударив в висок. На шее и груди следы пальцев.

– Задушили и подвесили?

– Вроде того.

– Здесь?

– Скорее всего, на кухне. Там свежие следы – замывали, затирали. Потом волокли по коридору. На юбке и в волосах частицы коврового ворса.

– Соседей опрашивают?

– Да. Но, скорее всего, все бесполезно. День, все на работе. Никто ничего не видел. Только вот инвалид, что возвращался к себе с пакетом молока, упомянул о какой-то старухе.

– Что?! – закричал я. – Старухе?! Какой старухе?!

Оба говоривших одновременно повернулись ко мне – на их лицах было написано одинаковое удивление.

– О старухе с клюкой, которая вышла из подъезда и направилась к метро. При этом она еще весьма ощутимо стукнула своей клюкой какого-то деда по спине, потому что он загораживал ей дорогу.

– Старуха! Но ведь тогда, там, на эстакаде, тоже была старуха! И в этой истории с фотогр…

Я прикусил язык. Совсем ни к чему впутывать в это дело еще и Риту. Девочка и без того перепугана до смерти. А кроме того, ну кто поверит во всю эту дикую сказку с ведьмами и фотографиями, которые изображают смерть пока еще живых людей?

Пока еще живых…

* * *

Но я ошибался, думая, что никто не поверит. Поверила Ада.

Когда тело увезли и эксперты с плоскими чемоданчиками, осмотрев в моей квартире все, вплоть до последней пылинки, тоже погрузились в свой дребезжащий «уазик», я… в общем, вот тут-то меня и накрыло. Колотун был такой, что, кажется, я не смог бы удержать в руках и пуговицы, которая вдруг оказалась лежащей посреди комнаты. Наверное, ее обронил кто-то из следователей. Или… это была пуговица от костюма Марины?

– Я пригласил вас на чашечку кофе, но с кофе, как вы сами видите, ничего не получится, – сказал я Аде, убрав руки в карманы, чтобы она не заметила, как они дрожат.

Она улыбнулась, и в этой улыбке впервые не было ни строгости, ни иронии:

– Почему же? Крепкий кофе вам просто необходим. На его приготовление уйдет не больше десяти минут.

Пробежав пальцами по пуговицам плаща, она скинула его на ручку кресла, оставшись в узких брюках и вязаном пуловере свободного покроя. Затем скрылась на кухне, на ходу привычным жестом проверив прическу и поправив воротник пуловера.

Я слышал, как ловко она принялась хозяйничать, открывала ящики в поисках кофемолки и кофе, ставила на газ джезву, бренчала чашками и блюдцами. Понятия не имею, как ей это удалось так быстро, но через десять минут Ада появилась в комнате не только с кофе, но и с очень ловко сделанными бутербродами. По счастью, в моем холодильнике нашлось все, что нужно.

– Кто вы? – устало спросил я.

– Это трудно объяснить, – она поднесла к губам чашку, и мне стало ясно, что до сих пор я не знал, как правильно подносить чашки к губам. – Я голосовала на дороге, вы остановились. Давайте так и будем считать, что я ваша попутчица. А надолго ли – время покажет.

– Зачем я вам сдался? Вы же видите, сейчас я просто не в состоянии… не в состоянии что-либо делать.

В странных леопардовых глазах Ады зажглись желтые искорки – как будто солнце тронуло спокойную морскую гладь.

– Только огненные знаки, к которым относится Стрелец, сохраняют такую самоуверенность даже в самой плачевной ситуации. Почему вам не приходит в голову ничего другого, кроме того, что меня могла заинтересовать ваша великолепная персона? А если дело не в вас?

– А в чем?

– В загадках, которые вам кто-то загадывает.

– О боже, неужели надо обязательно напоминать…

– Конечно, обязательно. Вы сейчас просто несколько выбиты из колеи, а когда придете в себя, сами захотите вступить в игру. И, учитывая импульсивность Стрельцов, их неспособность быть «себе на уме» и резать всем в глаза правду-матку, нисколько не сообразуясь с обстоятельствами, можете наделать немало ошибок. Вам просто повезло, что на вашем пути оказалась я. И здорово повезло!

– А все-таки, кто вы?

– Мы же уже решили, что я ваша попутчица.

Не отводя взгляда от ее удивительных глаз (в них теперь горел азарт и жажда действия, или я ошибаюсь?), я тоже отхлебнул уже остывающий кофе. И внезапно почувствовал дикий голод: тонко нарезанные бутерброды исчезли с тарелки в две секунды, хотя сама Ада к ним даже не притронулась.

Потом я спросил:

– Вы, наверное, чего-то ждете. Чего? Чтобы я облегчил свою душу признанием?

– Можно назвать это и так. Когда мы встретились, я сказала, что вы чем-то сильно потрясены, это было заметно. Что-то случилось еще утром? Да?

– Да.

Она наклонила голову, готовясь слушать. «А почему бы и не рассказать?» – я устало подумал. Что-то подсказывало мне, что после рассказа о моих утренних… ммм… приключениях, Ада не станет крутить пальцем у виска. А я не буду чувствовать себя идиотом, принужденным хранить совершенно невероятную тайну.

В общем, я ей все поведал. Оказалось, это не так уж сложно – сообщать дикие вещи, когда тебя очень внимательно слушают. Золотые дуги ее бровей поднялись в немом удивлении только тогда, когда я рассказал, что, обнаружив, что в гостиничном номере никого нет, я сел в машину и поехал…

– И вы что же, не постучались ни в один из соседних номеров? – воскликнула она.

– Нет, а зачем?

– Да затем, что убийца скрывался именно там! Это же ясно!

– Какой убийца? Не было никакого убийцы! Марина просто хотела меня разыграть!

– Послушайте, – Ада отставила чашку и, найдя глазами пепельницу (я держал ее специально для гостей), вытянула из сумки длинную тонкую сигарету. – Ведь вы дотрагивались до тела. Вы же поняли: оно холодное и даже начало коченеть. Как же после этого вам могло прийти в голову, что вас разыграли?

– Да, но после? Ведь через несколько минут в номере никого не оказалось!

– И вы вздохнули свободно? В этой ситуации вас не оправдывает даже склонность Стрельцов к самоуспокоению! Если бы Юпитер не наделил представителей вашего знака столь горячей головой, все могло быть по-другому. Давайте лучше призовем на помощь свойственное вашему знаку умение мыслить логически.

– Давайте.

– По словам портье, в номер, который вы обычно снимали для своих… любовных утех, – это слово Ада произнесла безо всякого смущения, – за несколько минут до вашего приезда вошли двое: Марина и тот «мужчина в шляпе». После чего вы обнаружили там труп повешенной девушки, а мужчину в шляпе не обнаружили. Выходы на чердак и пожарные лестницы были заблокированы, спрятаться в подсобных помещениях они тоже не могли. Куда же они еще могли деться, если не в соседний номер? Который, конечно, оба преступника заранее подготовили.

– Вы говорите – оба? Почему оба? Разве их было двое?

– Ну а вы как думаете? Если труп, который вы видели там, в гостинице, не Маринин…

– Но это была она!

– И звонила после всего этого вам тоже она?

– Да… – сказал я растерянно. – Я знаю, это кажется невероятным, но… ее голос я не мог спутать с другим… и еще ее смех, у нее такой особенный смех…

– Это не могло быть фальсификацией? Скажем, кто-то записал голос Марины на пленку, а потом прокрутил запись во время телефонной беседы?

– Нет. Я задавал ей вопросы, она отвечала. Это был разговор, во время которого мы оба слушали друг друга.

– Тогда другого объяснения просто не существует: там, в гостинице, вы видели не Марину.

– А кого?

– Не знаю. Девушку, которую убили вместо нее и выдали за Марину. Не забывайте, лицо ее было прикрыто переброшенными со спины волосами. Вы ведь опознали ее только по одежде!

Я задумался.

– Да, на… гмкх… теле… на нем был костюм, который носила Марина.

– А на голове наверняка был парик. Вы убедились бы в этом, если бы не были от природы так брезгливы, – это опять же отличительная черта Стрельцов. И тот, кто устроил все это представление в гостинице, знал вас как облупленного.

– Но кто?

– О первом преступнике нам ничего не известно, кроме того, что это был «мужчина в шляпе». А вторым убийцей… конечно, была сама Марина.

Сказав это, Ада вскинула на меня серьезные глаза, в которых на этот раз мерцали искры сочувствия. Полные губы дрогнули, словно она желала сказать еще что-то, но в конце концов промолчала.

Я схватил себя за волосы и сильно потянул, желая упорядочить мысли, которые мелькали в моей голове. «Ты пожалеешь!» – так или почти так сказала мне Марина, когда я отказался «узаконить наши отношения». Так, хорошо. «Ты пожалеешь» – будем считать, что это означало «Я отомщу!». Допустим, она связывается с каким-то типом, чтобы выполнить свою угрозу. Они убивают какую-то другую девушку (кого?!), инсценируют с помощью мертвого тела самоубийство Марины (зачем?), а затем, когда я выбегаю из номера на поиски портье, организованно выносят труп в соседний номер, приводят комнату в порядок – вдвоем это можно сделать быстро и аккуратно… Потом Марина снова звонит мне, назначает свидание в моей же квартире, они с сообщником прибывают сюда раньше меня, и сообщник… интересно, что это на него нашло?… сообщник убивает саму Марину и вешает ее тело в петлю под потолком. Зачем он тратил на это время? Конечно, чтобы воссоздать картину, запечатленную на тех проклятых фотографиях… А потом…

А потом начиналась полоса сплошного тумана. Кому и зачем понадобилось убивать Марину? А главное, кого они убили там, в гостини…

Тут у меня в голове как будто граната разорвалась, я вскочил и заорал:

– Слушайте, слушайте! Но если все это так… если мы оба не ошибаемся… То в гостинице в Текстильщиках сейчас должен находиться второй труп! Нам нужно срочно ехать туда!

Но вместо ответа Ада огляделась по сторонам, что-то высматривая у меня в комнате. Потом встала (как-то сразу, одним движением, поднялась вся – я невольно подумал, не из бывших ли она спортсменок, так ловко она перемещалась, вставала и садилась, напрягая только те мускулы, которые нужны) и взяла с подставки из-под видеомагнитофона телевизионный пульт.

И снова спокойно уселась в кресло.

– Никто не позволит вам, Стас, вторично врываться в гостиницу и хлопать там дверьми, выискивая по всем номерам второй труп. А кроме того, в этом нет особой необходимости. Помните, Марина пообещала, что в Текстильщиках вскоре будет «куча репортеров»? Я думаю, она сдержала слово. Если Скорпионы – а Марина, безусловно, была скорпионом, потому что только представители этого знака так сексуальны, решительны, циничны и мстительны, а кроме того, они до поры до времени прекрасно ладят со Стрельцами, в союзе с которыми добиваются очень многого, – так вот, если Скорпионы обещают вам какую-то неприятность, то они обычно держат слово. Итак, будем ждать. Если в гостинице что-то случилось, мы узнаем это из очередного выпуска новостей.

Я глянул на часы – до новостей оставалось еще полчаса.

– Представляю, сколько времени понадобится нашей доблестной московской милиции, чтобы найти этого маньяка, – пробормотал я и залпом допил холодный кофе. – Опасный, скользкий и хитрый тип…

– Опасный, скользкий и хитрый – против этих характеристик у меня возражений нет, – задумчиво произнесла Ада, машинально поправляя упавший на лицо золотой завиток. – Но почему вы говорите о преступнике – «тип»? Разве он не может быть женщиной?

– Марина просто мстила мне, это на нее похоже. А этот «мужик в шляпе»…

– В «мужика в шляпе» могла переодеться женщина.

Эта мысль не приходила мне в голову. Но я почти сразу возразил:

– Этот «мужик в шляпе» похож на маньяка. А маньяком может быть только мужчина.

Слегка улыбнувшись, Ада откинулась в кресле, опустив руки на подлокотники: