355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Диана Гэблдон » Лист на ветру » Текст книги (страница 4)
Лист на ветру
  • Текст добавлен: 15 октября 2016, 02:19

Текст книги "Лист на ветру"


Автор книги: Диана Гэблдон


Жанр:

   

Новелла


сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 4 страниц)

– Здесь, – подойдя к ним поближе, сказал темноволосый мужчина, и резко остановился. – Здесь мы вас оставим.

– Вы… это сделаете? – выдохнул Джерри. – Но… но вы…

– Когда вы прошли… через них. Разве на вас ничего не было? Драгоценный камень, вообще любые драгоценности?

– Ну да, – сказал Джерри, совершенно сбитый с толку. – У меня в кармане лежал необработанный сапфир. Только он пропал. Это как будто…

– Как будто сгорел дотла, – мрачно закончил за него блондин.

– Ну, так что? – Последнее явно относилось к Темному, который еще колебался.

Его лица Джерри видеть не мог, но поза его говорила о нерешительности. Однако он был не из тех, кто размышляет долго – он покопался в кожаной сумке у себя на поясе, вытащил из нее какой-то предмет, и почти вдавил его в руку Джерри.

Что-то, еще хранившее тепло его тела, тяжело легло ему на ладонь. Какой-то небольшой камень. Граненый, какими обычно бывают камни в кольце.

– Возьми этот; он подойдет. Когда будешь через них проходить, – упорно твердил ему темноволосый, – думай о своей жене, Марджори. Думай всерьез; постарайся увидеть ее в своем воображении, и иди – уже без сомнений. Какого бы черта ни происходило, не думай больше ни о ком, даже о вашем сыне. Только о жене.

– Что? – Джерри был сражен. – Кровавый ад, откуда вам известно имя моей жены? И как вы узнали о моем сыне?

– Не имеет значения, – сказал человек, и Джерри вдруг узнал движение, каким он повернул голову, чтобы посмотреть назад, через плечо.

– Проклятье, – тихо сказал блондин. – Уже идут. У них там фонарь.

Так оно и было: одинокое пятно света мерно подпрыгивало над землей, как это бывало, если кто-то нес в руках фонарь. Но сколько ни вглядывался в темноту, Джерри не увидел за ним никого… и неистовая дрожь пробежала у него по всему телу.

– Tannasg, – буркнул другой человек себе под нос.

Джерри тоже знал это слово, и достаточно хорошо – тот имел в виду Духов. И обычно пребывавших в самом скверном расположении. Ну, как правило.

– Да, может быть… Голос брюнета был спокоен. – А, может, и нет. Самхейн уже не за горами, в конце концов. В любом случае, ты должен идти, парень, и прямо сейчас. Помни – ты должен думать о своей жене.

Джерри глотнул, и рука крепко сомкнулась вокруг камня. – Ну да. Да… верно. Тогда спасибо, – добавил он неловко, и услышал дуновение печального смеха этого темного незнакомца.

– Не беспокойся, приятель, – сказал тот. И с этим они оба исчезли – две неловкие фигуры, пробирающиеся по щетинистому жнивью в холодном лунном свете.

* * *

Джерри снова повернулся к камням. Сердце бешено колотилось у него в ушах… Они выглядели точно так же, как раньше. Всего лишь камни. Но эхо того, что он здесь слышал… Он сглотнул опять. Похоже, другого выбора у него не было.

– Долли, – прошептал он, пытаясь собрать образ жены воедино. – Долли. Долли, помоги мне!

Он сделал нерешительный шаг к камням. Другой. Еще один. И чуть не прикусил себе язык, когда чья-то рука тяжело легла ему на плечо.

Сжав кулаки, он развернулся, но темноволосый парень успел крепко схватить его за запястье.

– Я люблю тебя, – яростно прошептал ему темноволосый мужчина – и снова исчез, хрустя и шаркая сапогами по сухой траве, а Джерри так и остался стоять с разинутым ртом.

Из темноты донесся голос другого парня, раздраженный и слегка удивленный. Тот говорил совсем иначе – не так, как черноволосый, с более грубым акцентом – но Джерри понял его без труда.

– Зачем было говорить ему такие безрассудные вещи?

И Темный тихо ответил – но таким тоном, что привел его в ужас больше, чем все, что случилось с ним до сих пор.

– Потому что он не вернется. Для меня это был единственный шанс, другого не будет. Пошли.

Глава 5

Когда он снова пришел в себя, уже светало, и в мире все как будто притихло.

Даже птицы не пели, и воздух был холодным до озноба, как в ноябре, когда зима уже на подходе. Когда ему наконец удалось встать, он пошел осмотреться, шатаясь, точно новорожденный ягненок.

Самолета не было – но там, где он лежал раньше, на земле еще сохранялись глубокие рытвины. Правда, земля не была сырой; она, словно мехом, была густо покрыта травой и луговыми растениями – и не просто покрыта, это он понял, когда дохромал поближе, чтобы лучше все рассмотреть. Как будто сплошь была устлана циновками. Мертвыми прошлогодними стеблями.

Хорошо… если сейчас он был там, где надеялся быть… если он действительно попал… обратно… значит, он почему-то провалился вперед, еще дальше – а не в тот самый момент, который оставил?

И как долго все это тянулось? Год, или два?

Он присел на траву, слишком измученный, чтобы оставаться на ногах. Чувствовал он себя так, словно прошел пешком каждую секунду времени между Тогда и Сейчас.

Он все сделал, как сказал ему зеленоглазый незнакомец. Яростно, изо всех сил сконцентрировался на Долли. Но был просто не в состоянии не думать о крошечном Роджере, не было сил…

А как он мог? В картине, которая вставала у него перед глазами наиболее ярко, всегда была Долли, державшая парнишку на руках, у самой груди; это было то, что он видел постоянно.

И все равно – он это сделал. Он думал, что сделал это. Быть может…

Что же тогда могло произойти? – подумал он. Но времени, чтобы задаваться вопросами дальше, у него уже не было. Как не было времени продолжать топтаться на месте; все больше огней, подпрыгивая, приближались к нему в темноте, преследуемые грубыми криками Нортумбрии – кажется, на него продолжали охотиться – и он опять бросился к стоячим камням, и дела снова пошли из рук вон плохо, и даже хуже…

Он еще надеялся, что незнакомцы, которые спасли ему жизнь, отошли не слишком далеко.

Они пропали, сказал ему светловолосый – даже сейчас это слово пронзило его, как зазубренное стальное острие. Он сглотнул.

В голове мелькнуло, что хоть он и не там, где был тогда – но ведь он по-прежнему не знает, потерялся он сам, или нет? И где он теперь? Нет, скорее – когда?

На какое-то мгновение он остановился, и снова присел, собираясь с силами. Но уже через пару минут он услышал знакомый звук – низкое рычание двигателей, и шелест шин по асфальту.

Он сглотнул и встал, повернувшись к камням спиной, лицом к дороге.

* * *

На этот раз ему повезло – ну, хотя бы на этот… подумал он с кривой усмешкой.

Это шла колонна военного транспорта, и он лихо перемахнул через борт одного из грузовиков. Солдаты удивлялись его странному виду – он был изрядно помят, перепачкан, весь в ссадинах и синяках, и уже успел обрасти двухнедельной щетиной – но мгновенно предположили, что был он в самоволке, и теперь тайком пытается проникнуть обратно на базу. Они посмеивались, и понимающе подталкивали его локтями, но явно ему симпатизировали, и когда он признался, что сейчас без гроша, быстро пустили по кругу чью-то пилотку, и собрали денег достаточно, чтобы купить билет на поезд из Солсбери, куда направлялся их транспорт.

Он изо всех сил старался улыбаться, и поддерживать общий треп, но достаточно скоро они от него устали, и вернулись к своим разговорам, оставив его сидеть, покачиваясь на скамейке, ощущая ногами ровное гудение двигателя, в утешительном окружении товарищей.

– Эй, приятель, – сказал он небрежно молодому солдату, сидевшему рядом с ним. – Какой сейчас год?

Мальчик – ему вряд ли могло быть больше семнадцати, но Джерри почувствовал вес пяти лет разницы между ними, как будто их было все пятьдесят – посмотрел на него широко раскрытыми глазами, потом со смехом закричал:

– Что ты там пил, отец? С собою, часом, не прихватил?

Треп и шуточки вспыхнули снова, и переспрашивать он не стал.

Разве теперь это имело значение?

* * *

О путешествии из Солсбери в Лондон он не помнил почти ничего.

Люди посматривали на него с удивлением, но никто не пытался его остановить. Ему было все равно; ничто не имело значения, главное было попасть к Долли. Все остальное могло подождать.

Вид Лондона привел его в ужас. Разрушения от бомбежек были видны повсюду. Улицы были сплошь усеяны осколками стекол от витрин, уныло поблескивавших в бледных лучах солнца; другие были перекрыты шлагбаумами. Тут и там висели непреклонные черные предупреждения:

Прохода нет – НЕРАЗОРВАВШИЕСЯ БОМБЫ.

От Сант-Панкраса он шел пешком, ему просто необходимо было все это видеть; но сердце у него застряло где-то в горле, словно пытаясь его задушить, когда он увидел, что они тут натворили.

Некоторое время спустя он уже перестал различать детали, воспринимая воронки от бомб и груды обломков только как препятствия, как нечто, пытающееся остановить его на пути к дому.

Потом он добрался домой…

Щебень был уже собран вдоль улиц в кучи, но вывезти его еще не успели. Огромные почерневшие куски разбитого камня и бетона лежали, сложенные, словно погребальные пирамиды, там, где некогда стояла Терраса Монтроуз.

Вся кровь в его сердце остановилась, застыла при виде этого зрелища. Он ощупью нашел перила, и стоял, бездумно перебирая кованые железные прутья, чтобы удержать себя от падения… но это было еще не все.

Конечно, нет, холодно подсказывал ему рассудок. Все исчезло за время войны, не так ли? Расплавлено, разбито, разрушено – и сделали это самолеты. И бомбы.

Нога под ним подвернулась без предупреждения, и он упал, тяжело приземлившись на оба колена, не почувствовав ни удара, ни хрустящей боли в плохо починенной коленной чашечке – все заглушил тупой, бесцветный голос где-то внутри его головы.

Слишком поздно. Он зашел слишком далеко.

– Господин МакКензи… мистер МакКензи!

Он поморгал на какой-то размытый предмет у себя над головой, даже не понимая, что это было. Потом на него что-то навалилось, и потащило его за собой – и хотя он еще дышал, воздух проникал в грудь рывками, чужой и непривычный.

– Садитесь, мистер МакКензи, ну же…

Чей-то встревоженный голос был еще здесь, чьи-то руки – да, это были руки – рывками тянули его за плечи. Он пьяно помотал головой, крепко зажмурился, потом открыл глаза снова – и круглый предмет стал похож на узкое, как у гончей, лицо старого мистера Уордлоу, который держал магазинчик на углу.

– Ага, вот и вы.

В голосе старика послышалось участие, и морщины на его худом лице облегченно расслабились. – Не лучшее возвращение, правда?

– Я… – начал говорить он, но только слабо махнул рукой на обломки. Он даже не думал, что плачет, но лицо было совершенно мокро от слез.

Морщины на лице Уордлоу горестно задвигались, но скоро старый бакалейщик понял, что он имел в виду, и его лицо озарилось улыбкой.

– О, дорогой мой! – сказал он. – О нет! Нет, нет, нет – с ними все в порядке, сэр, вся ваша семья в порядке! Вы меня слышите? – спросил он с тревогой. – Вы можете дышать? Может, я лучше принесу вам свои соли, как вы думаете?

Джерри сделал еще несколько безуспешных попыток встать на ноги, и неизвестно, что ему больше мешало – больное колено, или путавшийся под ногами мистер Уордлоу, в тщетных попытках ему помочь – но к тому времени, как ему это удалось, он уже снова обрел дар речи.

– Где? – выдохнул он. – Где они?

– Почему-то… ваша благоверная забрала мальчика, и уехала, чтобы остаться с матерью, вскоре после того, как вы пропали. Я не помню точно, куда – она сказала… Кажется, где-то там, – мистер Уордлоу обернулся, неопределенно показав в сторону реки. – Камберуэлл, ведь это там?

– Бетнал Грин. Разум к Джерри уже вернулся, хотя он все еще чувствовал себя, будто камешек, катившийся по кругу где-то на самом краю бездонной пропасти, и никак не мог найти равновесия, и остановиться… Он попытался стряхнуть с себя пыль, но руки у него дрожали.

– Ее мать живет в Бетнал Грин. Вы уверены… вы в этом уверены, мистер?

– Да, да. – Бакалейщик расцвел от облегчения, и заулыбался, и закивал головой так энергично, что щеки у него затряслись. – Она уехала – должно быть, больше года назад, вскоре после того, как она… Вскоре после того…

Улыбка у старика внезапно погасла, и рот медленно приоткрылся, дряблой, темной дырой ужаса на старческом лице.

– Но вы же мертвы, мистер МакКензи, – прошептал он, пятясь, и держа дрожащие руки перед собой. – О Господи. Вы же погибли.

* * *

– Чтоб меня, чтоб меня, чтоб меня… трах-тара-рах! Он заметил испуганное женское лицо, и резко остановился, судорожно глотая воздух, как рыба на берегу.

Он уже давно тащился по разрушенной улице, то и дело сжимая кулаки, прихрамывая и шатаясь из стороны в сторону, и бормотал про себя этот привычный речитатив – так обычно читают «Богородица, Дева, радуйся», перебирая четки.

Кажется, не совсем про себя, подумал он.

Он остановился и, тяжело дыша, прислонился к мраморному фасаду Банка Англии. Он уже обливался потом, а вся его правая штанина после падения покрылась прожилками засохшей крови.

Колено пульсировало в такт с его сердцем, его лицом, руками, с его мыслями. Они живы. И я тоже.

Женщина, которую он так напугал на улице, разговаривала с полицейским; она обернулась, и указывала на него. Он тут же выпрямился, и расправил плечи. Сцепив зубы, он оперся на колено, заставив себя перенести вес на него, и браво зашагал по улице, строевым офицерским шагом. Последнее, чего он сейчас хотел – это чтобы его приняли за пьяного.

Вежливо откозыряв, он прошествовал мимо полицейского, вместо фуражки приложившись ко лбу. Полицейский растерянно на него посмотрел, и, кажется, собирался что-то сказать, но не решился – мгновение спустя Джерри уже свернул за угол и… исчез.

Начинало темнеть. В этом районе и в лучшие времена не бывало много такси – сейчас их не было вовсе, а у него, как на грех, больше не было денег.

Так, еще оставалась Труба. Если линии метро еще открыты, это был самый быстрый способ добраться до Бетнал Грин.

И, разумеется, он сможет выцыганить у кого-нибудь мелочи на проезд. Как-нибудь.

Пытаясь определиться, он помрачнел, и захромал снова. В Бетнал Грин он должен добраться еще до наступления темноты.

* * *

Здесь все так сильно изменилось… Как и повсюду в Лондоне.

Много разрушенных домов, частью отремонтированных, частью заброшенных; на месте других остались лишь почерневшие пустыри, или кучи щебня.

Воздух был наполнен холодной пылью, каменной пылью, запахами парафина и пищевого жира, и отвратительным едким запахом пороха.

На половине улицы не нашлось никаких указателей, а он был не так хорошо знаком с Бетнал Грин, чтобы знать, с чего ему начать.

У матери Долли он бывал в гостях всего два раза: однажды, когда они приехали, чтобы сообщить ей, что они с Долли сбежали и поженились – и, прямо скажем, та была не слишком этим довольна… фи, миссис Уэйкфилд! – но на лице изобразила хорошую мину, пусть даже выглядела при этом, как будто сосет лимон.

Второй раз, когда он подписал контракт с ВВС; он пришел один, чтобы рассказать ей… чтобы просить ее позаботиться о Долли, пока его не будет.

Мать Долли даже побелела. Она не хуже его самого знала, какова была средняя продолжительность жизни у летчиков. Но сказала ему, что она им гордится, и крепко держала его за руку – очень долго, прежде чем его отпустить – и на прощание сказала одно:

– Вернись, Джеремия. Ты ей нужен.

Он еще долго пробирался по улицам, огибая воронки, и спрашивая дорогу. К этому времени уже совсем стемнело, и на улице он больше задерживаться не мог. Правда, тревога немного улеглась, как только он стал различать предметы – хотя бы те, что были ему знакомы.

Близко, он был уже совсем близко.

А потом заревели сирены, и люди начали семьями высыпать из домов.

Толпа стиснула его со всех сторон, и поволокла за собой по улице, не столько силой еле сдерживаемой паники, сколько общими физическими усилиями.

Все кричали, люди призывали потерявшихся в толпе своих близких, регулировщики, размахивая факелами, выкрикивали направления – их плоские белые шлемы бледно светились в темноте, как шляпки грибов. Сквозь них, и над ними плыли звуки сирен воздушной тревоги – они пронизывали его насквозь, как остро заточенные проволочки, гнали его своими шипами вдоль улицы, заставляли таранить других, точно так же пронизанных страхом.

Их волна докатилась до следующего угла, и он увидел знакомый красный кружок с синей линией посередине, подсвеченный фонариком дежурного – прямо над входом на станцию метро. Его засосало внутрь, проволокло мимо неожиданно ярких огней, с силой швырнуло вниз по лестнице, и дальше, на платформу, глубоко под землю, в безопасность.

И все это время воздух наполняли людские возгласы, и жалобный вой сирен, едва приглушенный толщей земли над головой.

Внизу, среди толпы медленно перемещались дежурные регулировщики, оттесняя людей ближе к стенам, в туннели, подальше от края перронов.

Его прижало к какой-то женщине с двумя малышами, он взял из ее рук девчушку с округлившимися от страха глазами, и прижатым к груди синим плюшевым медведем – и начал плечом раздвигать толпу, прокладывая им дорогу. В устье туннеля он нашел небольшое свободное пространство, подтолкнул туда женщину, и снова передал ей девочку на руки. Губы у нее зашевелились, шепча слова благодарности, только он все равно ничего не слышал сквозь шум толпы, вой сирен, скрип и скрежет.

Внезапно чудовищный глухой удар откуда-то сверху сотряс станцию, толпа разом замолчала, и все глаза устремились на высокий сводчатый потолок у них над головами.

Тот был выложен белой плиткой, и все увидели, как между двумя ее рядами внезапно возникла темная трещина. Из толпы раздался общий вздох, заглушивший вой сирены.

Трещина, казалось, остановилось, как будто еще размышляя – и вдруг пошла зигзагами, разбегаясь между плитками во всех направлениях.

Он перевел глаза на тех, кто был внизу, под быстро расширяющейся трещиной – там были люди, которые еще спускались вниз по лестнице. Толпа внизу оказалась слишком густой и многочисленной, чтобы продвигаться вперед, все они застряли в одном месте – и вдруг в ужасе замерли.

А потом, где-то на середине лестницы, он увидел ее. Долли.

Она обрезала волосы, подумал он. Теперь они были совсем короткими, и завивались колечками, черные, как сажа – черные, как волосы у малыша, которого она держала на руках, прижимая к себе, пытаясь укрыть его от опасности. Лицо у нее было решительное, челюсти крепко сжаты.

Потом она слегка обернулась, и увидела его.

Лицо у нее на мгновение поблекло, побелело – а потом вспыхнуло, как зажженная спичка, и засияло от радости, ударившей его прямо в сердце, охватившей, словно жарким огнем, все его существо.

Наверху загрохотало еще сильнее – бумм! – крики ужаса из толпы стали еще громче, гораздо громче, чем сирены. Сквозь вопли он вдруг услышал дробный перестук капели, как будто пошел дождь – и из трещины наверху потоком хлынула грязь.

Он проталкивался к ним изо всех сил, но не мог даже тронуться с места, никак не мог до них добраться. Долли посмотрела вверх, и он увидел, как челюсти у нее словно окаменели, и взгляд загорелся решимостью.

Она оттолкнула мужчину, стоявшего перед ней, тот споткнулся, и отлетел на шаг, давя людей перед собой. Она резко опустила Роджера вниз, в маленькое освободившееся пространство, и, извернувшись всем телом, и поднажав плечами, швырнула мальчика через рельсы, на ту сторону – к Джерри.

Он успел увидеть, как она это делает, и уже напрягся, проталкиваясь вперед, стараясь дотянуться…

Маленькая мальчишечья голова ударила Джерри в грудь, как кусок бетона, сильно разбила ему лицо – голова его резко откинулась. Одной рукой подхватив ребенка, он отшатнулся назад, на людей, стоявших прямо за ним, пытаясь устоять на ногах, пытаясь найти опору… а потом толпа вокруг него почему-то расступилась – он, шатаясь, оказался один в открытом пространстве… колено под ним подломилось, и он, зацепившись за край рельсы, распластался на путях.

Он уже не слышал – ни как, ударившись о рельсы, треснула его голова, ни криков людей наверху; все это потерялось в общем реве, как будто пришел конец света – когда крыша над лестницей рухнула вниз, на толпу.

* * *

Мальчик по-прежнему не шевелился – но он был жив; Джерри ясно чувствовал биение его сердца, быстро колотившегося у него на груди. Это было все, что он мог теперь чувствовать.

Бедный маленький дурачок – должно быть, он чуть не вышиб из него дух…

Люди перестали кричать, но были все еще слышны отдельные выкрики и мольбы о помощи. Надо всем этим бедламом вдруг повисло странное молчание.

Кровь перестала стучать у него в голове… его собственное сердце больше не билось.

Возможно, все так и бывает.

Молчание вокруг казалось ему живым, оно как будто дышало. Спокойное – но, как солнечный свет на воде, оно все время двигалось, и вспыхивало яркими искрами. Он еще мог различать наверху, в наступившей тишине, отдельные звуки, топот бегущих ног, тревожные голоса, какие-то хлопки, и cкрежет – но уже мягко погружался в тишину; звуки постепенно отдалялись… хотя нет – он все еще слышал голоса.

– Этот?..

– Нет, этот уже отошел – ты только посмотри на его голову… бедняга, она у него раскололась, как орех. С мальцом все хорошо, я думаю, одни ушибы и царапины. Ну же, парень, поднимайся… нет, нет, отпусти его, не сейчас. Все правильно, просто отпусти его – и пойдем. Позволь мне забрать тебя, вот так, теперь все хорошо, тише, тише, ты же хороший мальчик…

– Ты только посмотри на этого парня, как он смотрит. Я никогда не видел ничего подобного…

– Слушай, забери отсюда малого. Я посмотрю, есть ли у парня документы – вдруг его можно будет опознать.

– Давай, большой мальчик, да, вот так, пойдем-ка со мной. Тише, теперь все будет хорошо, все в порядке… это, наверное, твой папа, да?

– На нем нет ни жетонов, ни служебного удостоверения. Забавно, что нет. Хотя он, кажется, из RAFа?[9]9
  Королевские Военно-Воздушные Силы.


[Закрыть]
Думаешь, был в самоволке?

Он услышал, как засмеялась Долли, почувствовал, как ее рука легко растрепала ему волосы. Он улыбнулся, и повернул голову, чтобы снова увидеть ее улыбку – лучезарная радость распространялась вокруг нее, как круги по искрящейся на солнце воде…

– Проклятье! Сейчас рухнет остальное! Бегом! Бегом!

* * *

Радуйся, Мария, благодати полная, Господь с Тобою; благословенна Ты между женами, и благословен плод чрева Твоего Иисус. Святая Мария, Матерь Божия, молись о нас, грешных, ныне и в час смерти нашей. Аминь.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю