Текст книги "Таинственные земли"

Автор книги: Дэйв Дункан

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 25 страниц)

– Даже Тиналу?

Сагорн вздохнул и задумчиво уставился на угасающие угли. Капли дождя падали на них все чаще.

– В последний раз я видел Тинала, когда мне было десять лет и я пытался спрятаться за спину Андора – все мы столкнулись лицом к лицу с разгневанным колдуном.

Рэп попытался представить себе эту картину давнего прошлого.

– Сколько ему было лет?

– Тиналу? Около пятнадцати. Мне он казался рослым и мужественным. Известно ли тебе, что такое угрызения совести, мастер Рэп? Он никогда не простит себя за то, что случилось той ночью. Ты воплотил в себе все качества, которые он ценит, – решительность, способность надеяться только на себя, честность. Так что продолжай взывать к его гордости, и он попытается заслужить твою дружбу.

Рэп считал, что Тинал не согласится с подобным высказыванием.

– Вы хотите сказать, я должен довериться ему?

– А разве у тебя есть выбор? По крайней мере до тех пор, пока вы не доберетесь до Мильфлера и попытаетесь вернуться на материк. Здесь вам понадобится хитрость… может, тогда и поговорим? Отдохните несколько дней, дайте ранам на ногах затянуться. В таком климате раны легко могут загноиться, а у вас впереди долгий путь. – Старик иронически улыбнулся. – Ну, поскольку погода портится, а у меня нет ни малейшего желания тревожить свой прострел, пожалуй, мне пора удалиться.

Маленький Цыпленок вновь вскинул топор.

– Подождите! Я должен найти Инос… Сагорн хрипло рассмеялся и покачал головой.

– Ты повторяешься. Тебе понадобятся месяцы, а то и годы, чтобы добраться до Араккарана или Краснегара. Несколько дней отдыха пойдут вам на пользу и ничего не решат.

– У меня есть еще один вопрос, – поспешно произнес Рэп. – Зачем колдунья забрала Инос?

Ученый возился с узлом на своей набедренной повязке.

– Кто знает?

– Сагорн! – Рэп шагнул вперед. Острога задрожала в его руке.

Старик в гневе вскинул голову.

– Попробуй только пригрозить мне, мальчишка, и тебе придется отвечать перед Дарадом!

– Тогда помогите мне!

– У тебя же есть мозги – вот и пошевели ими! Мне в голову приходят по меньшей мере четыре причины, но выбрать из них одну я могу не лучше, чем ты.

– Назовите эти причины, – потребовал Рэп, еще не успев успокоиться.

– О Бог Терпения! Да ведь они очевидны! Во-первых, колдунья забрала с собой Инос, чтобы украсть у нее слово силы – и если так, тогда Инос уже давно мертва или сошла с ума от пыток. Во-вторых, чтобы сделать ей одолжение – вспомни, ведь Инос оказалась в опасном положении. В-третьих, возможно, Раша извелась от скуки и пожелала вмешаться в политику, подобно Хранителям. Даже колдуньи не всемогущи. Самый могущественный волшебник не способен сотворить настоящую живую принцессу с известной родословной, претендующую на престол, – такое под силу только Богам. Значит, Инос – редкостная находка.

Обо всем этом Рэп уже успел подумать.

– Какова же четвертая причина?

Костер выпустил клубы пара и зашипел. Капли дождя забарабанили по листьям, по лицу Сагорна побежали струйки.

– Во время сделки пустить Инос в ход, как козырь.

– Что? – взревел Рэп. – И это все, на что вы способны? Козырь? Если колдуньи так сильны, зачем им вступать в сделки?

Длинная верхняя губа джотунна изогнулась в надменной, аристократической усмешке.

– Юноша, если ты задаешь такой вопрос, значит, ты не понял ни слова!

Он исчез. Осталась лишь дерзкая ухмылка, неуместная на жалком лице Тинала.

Ясновидение не походило на зрение: Рэп не видел, он просто знал. Даже в темноте он знал, где лежат подгнившие шесты, где тропа заросла колючими кустами и плетями вьющихся растений, где поджидают мшистые поваленные стволы и низко нависшие ветви; даже в кромешном мраке он каким-то образом угадывал их сочную зелень. При дневном свете он никогда не достигал такого искусства следопыта, каким владел Маленький Цыпленок, но при небольшом расстоянии в дождливую, непроглядную ночь ему не было равных. Осторожно, шаг за шагом он продвигался к спящей добыче, свернувшейся комочком среди кустов.

А может, она и не спала… Когда расстояние между ними сократилось до десятка шагов, Рэп почувствовал, что ребенок – девочка и что она плачет, всхлипывает, лежа под кустом. Девочка оказалась тоненькой, совсем крошечной и темнокожей.

Ее родных безжалостно убили у нее на глазах, а остальных односельчан связали и увели. А теперь еще одни незнакомцы выгнали ее из деревни, где она жила как призрак, отняли у нее последние радости. Рэпу тоже захотелось плакать.

Он намеренно наступил на громко треснувшую ветку, и девочка села с еле слышным, быстро подавленным вскриком.

– Не бойся, – произнес Рэп. – Я не причиню тебе вреда. Я принес еду. Я – друг.

Ребенок захныкал и съежился, став почти незаметным.

– Я вижу в темноте, но не хочу подходить ближе. Я знаю, где ты прячешься. Ты обхватила руками колени, а прямо за твоей спиной стоит дерево, верно? Рядом с тобой лежит лопатка. Я не шевелюсь, не подхожу ближе – ты должна это понять, ты ведь слышишь мой голос. Не бойся.

В ответ не раздалось ни звука, кроме глухого стука дождя по навесу листьев над головами и ровного журчания воды. Воздух наполнился запахом сырого дерева и прелой листвы.

– Сейчас я положу то, что принес, – здесь одеяло, вода в тыквенной бутылке и немного еды. Вот, я кладу все на землю. А теперь я ухожу. Ты ведь слышишь, как я шагаю? Я расскажу тебе, где оставил вещи. Разве ты не голодна?

И на этот раз ответом ему стало молчание, но…

– Ты кивнула, я видел. Значит, я вижу в темноте, но не собираюсь ловить тебя. Ты слышишь – я отхожу еще дальше.

Девочка снова кивнула. Рэпу показалось, что он даже почувствовал, как дрожат ее руки и ускоряется дыхание.

– А сейчас я расскажу тебе, как найти вещи. Иди вперед…

Малышка еще сильнее обхватила руками колени.

– Я проведу тебя к еде. Она покачала головой.

– Ладно, – согласился Рэп, – поступай как знаешь. Но я не причиню тебе вреда. Скажи, кто убил людей из деревни? Ее губы наконец-то зашевелились.

– Солдаты.

– А я не солдат. Со мной двое друзей, и они тоже не воины. Мы хотим помочь тебе. Если ты сдвинешься с места, я скажу тебе, как найти вещи, которые я принес.

Но крохотная фигурка не шевельнулась. Очевидно, слова Рэпа лишь усиливали ее испуг. Рэп умел успокаивать перепуганных жеребят или щенят, но на людей его влияние не распространялось.

– Тогда я ухожу. Ты этого хочешь? Девочка кивнула.

– Приходи ко мне утром. Я буду ждать тебя у поля, там, где ты вырвала сорняки, и мы поговорим. Утром, хорошо? Еду и одеяло я оставлю здесь. А теперь я ухожу.

Насвистывая печальную песенку и ненавидя себя, Рэп повернулся и шумно зашагал прочь по невидимому лесу. А девочка осталась на прежнем месте, под дождем.

Она пришла на следующее утро, после того как Рэп прождал ее под палящим солнцем целый час. Он решил принести с собой табурет, поскольку ноги воспалились и мучительно ныли, но возле поля не оказалось тени, и все, что ему осталось, – отмахиваться от мошкары и чертыхаться. Тинал и Маленький Цыпленок сидели на виду, на другом краю поляны.

Все это время девочка наблюдала за ними из джунглей, но Рэп делал вид, что ничего не замечает. Он коротал время, рассматривая растения на поляне и пытаясь догадаться, что это такое. Единственными знакомыми среди них оказались бобы.

Наконец его терпение иссякло. Повернувшись лицом к прячущейся девочке, он поднес руки ко рту и прокричал:

– Выходи! Я не трону тебя. Я не воин.

Через несколько минут она показалась из-за кустов и направилась к Рэпу с такой грацией, будто плыла, не касаясь ногами земли. Девочке было на вид не больше двенадцати лет, но ее голова едва достигала груди Рэпа. Всю ее одежду составляло платье из домотканой бурой материи. Малышка обходилась без обуви и каких-либо украшений. Прямые волосы она оставила распущенными. Как и кожа, ее волосы и глаза были черными – совершенно черными, даже белки. Казалось, ее лицо вырезано из цельного куска эбенового дерева. Ночью Рэп этого не заметил. Он подавил удивление, улыбнулся и уселся, ожидая девочку и держа руки ладонями вверх, чтобы показать – он безоружен.

Она подошла ближе, чем ожидал Рэп, остановилась в нескольких шагах от него и попыталась улыбнуться дрожащими губами. Должно быть, бронзовая кожа Рэпа и его серые глаза с яркими белками произвели на девочку такое же впечатление, как ее внешность – на самого Рэпа.

– Я буду звать тебя Приносящий Еду, – дрогнувшим голосом произнесла она. – А как ты назовешь меня?

Рэп уже открыл рот, чтобы назвать себя, но вместо этого девочка попросила его дать имя ей самой. Затем он вспомнил одно из суеверий матери – злые колдуны стремятся выведывать имена людей, чтобы причинить им вред. Вероятно, жители Феерии тоже верили в это.

– Я назову тебя Спящей в Лесу.

Догадка оказалась верной – девочка одобрительно кивнула и сделала глубокий вдох.

– Приносящий Еду, добро пожаловать к нашему очагу и колодцу. Хвала Добру… – Она смутилась и прикусила губу. Черные губы, черный язык… Рэп с облегчением заметил, что по крайней мере зубы у нее белые. Она начала снова: – Мы предлагаем тебе все, что у нас есть, и пусть твой приход будет добрым знаком. Пусть твое пребывание здесь будет радостным и… долгим.-Она неуверенно улыбнулась.-Я правильно сказала?

– По-моему, да. Ты сказала очень хорошо. Но я не знаю, как надо отвечать. Может, ты мне подскажешь? Она покачала головой.

– Тогда я скажу только, что благодарю тебя, Спящая в Лесу, и хочу быть твоим другом. Она с облегчением улыбнулась.

– Ты согласна познакомиться с моими друзьями? У меня двое друзей, и они тебя не тронут. Они тоже хотят подружиться с тобой.

Поколебавшись, девочка протянула ему руку. Ее ладошка была липкой от пота, а пальчики – тонкими, как у младенца.

Рэп поднялся и повел ее к хижинам, восхищаясь ее плавным шагом. Трава, по которой она ступала, почти не сгибалась под ее ногами.

– Когда приходили воины?

– Давно.

– И спаслась только ты одна?

Малышка кивнула. Рэп подумал, что она вновь расплачется, и выругал себя за то, что так рано начал расспросы.

– Мама послала меня к ловушке для рыбы, посмотреть, не попалось ли… – Ее голос сорвался.

– Об этом ты расскажешь мне потом. Должно быть, ты опять проголодалась? Сейчас мы познакомимся с моими друзьями, поедим, а потом поговорим.

Что же ему теперь делать с сиротой? Если имперские солдаты и впрямь повинны в зверском истреблении жителей деревни, тогда не стоит вести ее в Мильфлер. Там она подвергнется опасности и будет тосковать по дому. Потому Рэп решил поискать другую деревню, но на это могло уйти несколько недель. Он просто не мог оставить ребенка здесь одного.

– Когда засияет луна, – робко спросила она, – и я захочу танцевать, ты будешь хлопать мне?

– Конечно.

Она радостно улыбнулась.

– Я плохо танцую, но хлопать здесь некому. А потом я похлопаю под твой танец!

Рэп подумал, что девочке предстоит испытать еще одно разочарование, но пообещал ей станцевать.

Вдруг она остановилась и подергала его за руку. Рэп удивился, увидев тревогу на ее лице.

– Приносящий Еду, – спросила она, – что у тебя на сердце?

Рэп попытался изобразить добродушную улыбку.

– Я не совсем понимаю тебя, Спящая в Лесу. Я прибыл издалека и не знаю здешних обычаев. Девочка заметно встревожилась.

– Скажи, как я должен тебе ответить?

Казалось, Спящая в Лесу не знает, что ответить и почему она задала этот вопрос. Она смутилась, долго подыскивала слова и наконец попросила:

– Расскажи мне свои сны.

Рэп ощутил неловкость и насторожился. Он опустился на колени в красную почву, вгляделся в странное личико, и в этот миг его глаза расширились еще больше, чем у малышки.

– Мои сны?

– Скажи, что ты ищешь. – Непонимание Рэпа пугало малышку.

– Ты хочешь спросить, о чем я мечтаю? – уточнил Рэп, и ответом ему стал решительный кивок. – О, я ищу женщину, мою подругу. Ее забрала… Ей пришлось уехать далеко-далеко, а я хочу найти ее.

Угольно-черные глаза испытующе уставились на него. Кожа девочки блестела, как лакированная, но глаза сияли еще ярче – подобно черному металлу, прекрасному, несмотря на свой непривычный вид.

– Зачем?

– Чтобы служить ей. Она – моя королева. Последовала еще одна пауза, затем внезапная детская усмешка, словно все происходящее было шуткой.

– Ты не знаешь!

По-видимому, эта загадочная реплика завершала ритуал. Вновь исполнившись уверенности, Спящая в Лесу потянула Рэпа за руку, заставив его подняться, и пошла дальше рядом с ним. Но почему-то этот эпизод не казался Рэпу шуткой, и он надеялся, что ему не предстоит столкнуться с еще более странными обычаями.

Уверенность преобразила девочку, ее походка стала танцующей. Рэпу подумалось, что только он удерживает ее на земле, а иначе девочка взлетела бы в небо. Андор как-то обмолвился, что феери – самые грациозные из всех народов Пандемии, но сам он никогда не встречал их. Такой чести удостаивались лишь немногие. Черты лица девочки были тонкими и изящными, ее блестящая кожа пленяла непривычной красотой. Даже ногти оказались черными.

Тинал сделал несколько шагов навстречу им. Вероятно, он считал, что он на вид добродушнее Маленького Цыпленка, но девочка стиснула руку Рэпа, едва Тинал приблизился к ним. Они остановились и долгую минуту провели в молчании.

– Я назову тебя Маленьким Человеком, – заявила девочка.

Изумление скользнуло по лицу Тинала, и он взглянул на Рэпа.

– Дай ей имя, – еле слышно произнес Рэп.

– А я… я назову тебя Смуглой Дамой. Девочка захихикала, словно услышав шутку.

– Маленький Человек, добро пожаловать к нашему очагу и колодцу. Мы предлагаем тебе все, что у нас есть, и пусть твой приход будет добрым знаком. Пусть твое пребывание здесь будет радостным и…

– Затянется надолго, – подсказал Тинал. Ее глаза блеснули.

– И затянется надолго! Тинал поклонился.

– Пусть Добро растет в твоем доме, а Зло исчезает. Пусть ваши мужчины будут сильными, женщины – плодовитыми, дети славятся красотой, а старцы – мудростью. Пусть цветут твои поля, множатся стада, а стрелы всегда попадают в цель.

Спящая в Лесу – или Смуглая Дама – радостно захлопала в крошечные ладошки и с упреком взглянула на Рэпа.

– Он знает слова!

– Тогда пусть научит меня.

– Это приветствие фавнов, – заметил Тинал, бросив самодовольный взгляд в сторону Рэпа. Он повторил ритуальное приветствие слово за словом, а Рэп в свою очередь произнес его, обращаясь к девочке.

Выслушав его, она рассмеялась, а затем вновь встревожилась, подступив вплотную к Тиналу и окинув его пристальным взглядом, каким прежде смотрела на Рэпа.

– Маленький Человек, что у тебя на сердце? Тинал вновь недоуменно взглянул на Рэпа.

– Твое заветное желание, – подсказал Рэп.

– А, вот что! Смуглая Дама, я хочу освободиться от чар злого колдуна.

Малышка изучала его дольше, чем Рэпа, а затем произнесла тот же ответ, но смущенным тоном:

– Ты не знаешь!

Наступила очередь Маленького Цыпленка, но малышка уже чувствовала себя увереннее. Она заявила, что будет звать его Большие Уши, и Тинал с Рэпом поспешно подавили усмешки. Узкие глаза гоблина слегка расширились.

– Я буду звать тебя Ночной Красавицей, – отозвался он на импском языке с сильным акцентом.

Рэп был удивлен и благодарен – имя звучало недурно. Зная, как презрительно гоблины относятся к женщинам, он опасался какой-нибудь грубости.

Ночная Красавица повторила ритуальное приветствие, а Маленький Цыпленок ответил ей, повторяя слова Тинала.

Далее он был награжден пристальным взглядом.

– Большие Уши, что у тебя на сердце? Рэп знал ответ и гадал, скажет ли Маленький Цыпленок правду. Он ответил на языке гоблинов:

– Убить Плоского Носа. Причинить ему много боли.

На этот раз осмотр продолжался еще дольше. Вдруг малышка вскрикнула и протянула к гоблину обе руки. Рэп с тревогой увидел, что ее блестящие черные глаза наполнились слезами, на гладких щеках заискрились струйки.

– Ты знаешь! – Она потянула гоблина за руки. Недоумевая, Маленький Цыпленок опустился на колени. Девочка приподнялась на цыпочки, обняла его и поцеловала в щеку.

Рэп и Тинал обменялись взглядами удивления и насмешки, Тинал закатил глаза, но, прежде чем кто-нибудь из них отпустил шутливое замечание, Маленький Цыпленок вскрикнул и вцепился в обмякшую маленькую фигурку.

Он бережно уложил ее на землю. Рэп бросился на колени, но сразу и без сомнений понял: девочка мертва.

Она умерла мгновенно.

Фавн и гоблин с ужасе переглянулись.

– Это не я! – запротестовал Маленький Цыпленок. Он поднялся на ноги и отступил, бледный, как никогда, с яркими пятнами на скулах. – Я ее не трогал!

– Да, ты не трогал. Я видел это.

Тинал испустил сдавленный крик и исчез. Узел развязался, и набедренная повязка соскользнула на землю, оставив Са-горна обнаженным – и парализованным ужасом. Он уставился на труп феери. Краска отхлынула от и без того бледных щек джотунна, они стали почти белыми – как пряди волос, прилипшие к его лицу еще во время дождя вчера ночью.

– Он не прикасался к ней! – произнес Рэп. – Она сама обняла его, а он ничего не делал! Он даже заложил руки за спину, вот так.

Сагорн облизнул тонкие губы.

– Я, то есть Тинал… тоже это видел… – Старик был ошеломлен не меньше Рэпа.

– Ну так что же? – воскликнул Рэп. – Ведь вы великий ученый! Объясните это, доктор Сагорн, почему ребенок умер? Что мы натворили?

– Понятия не имею. – Сагорн взглянул на Рэпа в откровенном замешательстве. – Никакие известные мне случаи истощения, внезапного удара, травмы… – Он склонился и потрогал пульс на худенькой шейке, а потом закрыл пальцами черные глаза, которые казались невообразимо громадными. Он с трудом поднялся, казалось, впервые заметил свою наготу и поспешил взять набедренную повязку. – Никогда не встречал ничего подобного, – пробормотал он. – Не представляю себе, что может вызвать такую внезапную смерть. Должно быть, вмешательство магических сил… – Он затаил дыхание.

– Ну, и что же?

Старик воззрился на Рэпа с ужасом, исказившим его черты.

– Ничего!

Но здесь что-то было не так.

Сагорн исчез – растворился, вызвав вместо себя Тинала. Взревев, Рэп переступил через погибшую девчушку и схватил импа за плечи.

– Что он вспомнил?

– Рэп, не смей!

Но Рэп едва сдерживался. Ему хотелось встряхнуть Тинала, как пыльную конскую попону.

– О чем подумал Сагорн, почему так быстро исчез? Он что-то вспомнил, верно?

– Не знаю.

– Думай, Тинал! Вспоминай!

– Рэп, мне больно… Он думал о книге, которую читал…

– И что в ней говорилось?

– Не помню! Не знаю! Это было много лет назад, в имперской библиотеке. Просто книга, Рэп, кажется, о Феерии…

Он лгал – в этом Рэп не сомневался. Но запугивать Тинала было все равно что совершать самоубийство, вызывая Дарада. Требовать, чтобы вернулся Сагорн, было бессмысленно: он исчез именно потому, что боялся расспросов. Сделав над собой усилие, Рэп выпустил импа и повернулся к гоблину, безобразное лицо которого хранило странное недоуменное выражение.

– Она что-то сказала тебе, правда? Она прошептала что-то тебе на ухо. Что это было? Гоблин надулся.

– Не знаю.

– Лжешь, падаль!

Глаза Маленького Цыпленка угрожающе блеснули.

– Она говорила на чужом языке – не на импском, не на гоблинском. Я ничего не понял.

Он тоже лгал. В отчаянии Рэп уставился на душные джунгли и жалкую горстку хижин, лишившихся последнего из злосчастных обитателей. Желая скрыть от остальных слезы, он пробормотал что-то и пошел прочь.

Он плакал не сдерживаясь.

Здесь крылась какая-то тайна, которую он не мог постичь. В конце концов, он всего лишь туповатый конюх, в лучшем случае – помощник управляющего имением, заброшенный далеко от дома, оставшийся без помощи и без надежды. Теперь Инос казалась ему еще более далекой, а сам он – еще более жалким. Даже двоим своим спутникам он не мог доверять.

Это он стал причиной смерти невинного ребенка. Его невежество убило девочку.

Мир оказался гораздо непонятнее и сложнее, чем предполагал Рэп.

 
К двери одной я не нашел ключа,
В одну завесу всматривался зря,
Пустые речи о тебе и мне я слышал,
Прежде чем исчезли ты и я.
 

Фицджеральд. Рубай Омара Хайяма (32, 1879)

Часть четвертая
Судьба расставила людей

– Ну успокойся, детка, – проговорила Инос. – Тише, дай-ка мне взглянуть на твое копыто. Все это лишь игра. – Она соскользнула с седла и попыталась утешить Сезам, похлопывая ее по шее. – Прости, девочка, прости!

Сезам закусила удила и упрямо попятилась, цокая копытами по отполированной ветрами гальке. Прошло несколько минут, прежде чем кобыла позволила успокоить себя. Сезам была одной из самых смирных лошадей, с какими доводилось иметь дело Инос, но в этот момент она словно спятила, и не без причины.

Единственной растительностью поблизости был колючий кустарник, привязывать поводья к которому не имело смысла. Вокруг, насколько хватало взгляда, простирался песок и камень, горячий, как свежеиспеченный хлеб. Зной растекался по пустыне, как озеро расплавленного свинца. Он вызывал серебристые миражи, затуманивал скалистые хребты, жег глаза. Агонисты казались еле заметными призраками, увенчанными снеговыми шапками.

Сезам все еще приплясывала на месте, встревоженная отсутствием других лошадей, и, возможно, не верила, что Инос найдет дорогу домой. Добыча скрылась за перевалом, преследуемая собаками и охотниками; конюхи и псари остались далеко позади. Тишина вернулась к голым холмам, воздух был неподвижным и жестким, слишком горячим для дыхания и пропахшим пылью.

Инос вытащила фляжку и откинула покрывало, чтобы напиться. Здесь, на холмах, она не отказывалась закрывать лицо – так делали все ее спутники, даже Азак. Она остановилась под предлогом осмотра копыт Сезам, но, пока вокруг никого не было, тщательно разыгрывать свою роль не требовалось. Встряхнув фляжку, Инос одарила ее презрительным взглядом, поняв, что та почти пуста. Небо над головой казалось пугающе громадным, и Инос вообразила себе, какой она может показаться Богам – крошечной, едва приметной точкой среди голых камней.

Она вернула на место фляжку и вытерла лицо рукавом. День выдался тяжелее, чем обычно, – Инос вновь задумалась, чего надеялась добиться, варясь живьем в пустыне. Уже больше двух недель она томилась в Араккаране, самой роскошной из темниц Пандемии, и за эти две недели, по-видимому, не достигла ровным счетом ничего: ни для Краснегара, ни для собственного удовлетворения, ибо не удостоилась даже разговора один на один с Азаком, на который так надеялась.

Вероятно, ее усилия так и не оправдаются: султан Азак целыми днями пропадал на охоте, а по вечерам закатывал пышные пиры, приглашая своих братьев, дядей и кузенов. Когда же он выкроит время, чтобы узнать хоть что-нибудь о мировой политике? А может, он просто необразованный дикарь, более невежественный, чем сама Инос?

– Упрямица – вот кто я такая! – заявила Инос, обращаясь к Сезам. – Я просто не желаю сдаваться! Не хочу ползти обратно к Кэйд, признаваться, что мне ни разу не удалось загнать этого человека в угол, сколько бы я ни пыталась. – Да, в упрямстве принцесса могла соперничать только с одним некогда известным ей фавном.

Насколько было известно Инос, дела у Кэйд тоже продвигались неважно. Она целыми днями учила придворных дам искусству устраивать чаепития и приемы в дамских салонах, и колдунья поощряла подобное введение имперских обычаев. Положение в Краснегаре не изменилось – по крайней мере, так говорила Раша. Разумеется, понадобился бы целый месяц, чтобы новости достигли Кинвэйла. А чтобы пересечь всю Пандемию, требовались годы, так что новости известные колдунье, были наиболее свежими.

– Но какое мне дело, детка? Нет, ты объясни. – Инос потрепала потную шею лошадки. – Лучше я сама скажу, почему мне неймется – потому, что я не желаю терять время сидя рядом с Кэйд, распивая чаи, поглощая пирожные, старея и толстея!

Сезам громко фыркнула, выражая недоверие.

– Да, на этот счет у тебя свое мнение, – признала Инос, оглядываясь и не замечая ни единой перемены в пустынном ландшафте. – Сидеть под крылышком Кэйд гораздо удобнее, а здесь, вероятно, я состарюсь еще быстрее. Так что ты абсолютно права: я поступаю по-своему потому, что желаю доказать – я ни в чем не уступлю этим волосатым бабуинам.

Сезам тряхнула головой и попятилась.

– Вот как? Ты возражаешь? И считаешь, что им до этого все равно нет дела?

Новизна уже притупилась, и теперь принцы сторонились Инос. Возможно, она даже раздражала их, подавая дурной пример местным женщинам. Некоторые из мужчин помоложе по-прежнему беседовали с ней, хотя выбирали темы, которые были бы немыслимы в Кинвэйле. О браке заикался лишь один из них, молодой Петкиша, но в последнее время он куда-то пропал. Инос надеялась, что между его предложением и исчезновением нет связи.

По крайней мере, теперь она узнала, что и в Зарке женщины могут выходить замуж. Браки были редким явлением, они мало что меняли и все-таки считались возможными. Знать об этом было отрадно.

– Ты совершенно права, – решительно заявила Инос лошади. – Я поступаю так потому, что не хочу терпеть презрение невежественного дикаря-переростка. Он знает, что я давно желаю побеседовать с ним наедине, и намеренно уклоняется от разговора, но я буду преследовать его до тех пор, пока от моего вида его не станет тошнить.

Сезам недоверчиво вздохнула.

А затем вдалеке появился всадник – один из охотников возвращался. Он направлялся прямо к Инос, значит, уже заметил ее. Через несколько минут Инос узнала крупного мышастого жеребца принца Кара. Вот так сюрприз! Увидеть Кара на расстоянии, превосходящем длину его тени, можно было крайне редко.

Как обычно, Азак обогнал свиту и скрылся за горизонтом вместе с дядями и братьями, тщетно пытающимися нагнать его. Зачастую он отрывался даже от стражников в коричневых одеяниях. Возвращение Кара означало, что добыча настигнута; вскоре должны были появиться и остальные охотники.

Не прошло и минуты, как Кар без усилий осадил коня рядом с беспокойно приплясывающей кобылой Инос и одновременно спрыгнул с седла с грацией, которая предполагала происхождение от многочисленных поколений наездников. Он небрежно бросил поводья, отдав краткий приказ мышастому жеребцу, а затем потянулся, чтобы погладить шею Сезам, и она застыла словно по волшебству. Азак владел тем же искусством обхождения с лошадьми. Оно отличалось от волшебства Рэпа, но производило не меньшее впечатление.

– Она оступилась на камне, – объяснила Инос, – а потом я решила дать ей передохнуть.

– Которой ногой она оступилась? – с улыбкой спросил Кар.

Кар вечно улыбался – вероятно, он родился с улыбкой на лице, растягивал губы во сне и, умирая, продолжал бы лыбиться. Только он один из взрослых принцев был чисто выбрит, его лицо выглядело круглым и мальчишеским. Ростом и крепостью телосложения он уступал большинству других принцев, на вид ему можно было дать лет тридцать – вероятно, немногим больше, чем Азаку. Он был еще одним акАзакаром – либо родным, либо сводным братом султана. Его глаза, большие и невинные, имели тот же красноватый цвет, что и у других джиннов, однако более холодных глаз Инос не видела даже на рыбном базаре. В Каре чувствовалось нечто зловещее, что она не могла определить, и вместе с тем никогда не слышала, чтобы он повышал голос или хмурился. Или переставал улыбаться.

– Передней правой, – ответила Инос.

– Похоже, скорее задней левой. – Улыбка стала еще шире, раздвинула щеки, но не коснулась глаз. – Но это не важно, верно? – Он остановился, провел рукой по щетке над копытом Сезам, а затем поднял ей копыто. – Все выглядело вполне правдоподобно.

– Кто это распускает обо мне ложь? Вы могли видеть это сами.

– Я все видел.

Инос предпочитала не наблюдать, как бедняжка газель будет загнана и растерзана. Охота с собаками не значилась в списке ее излюбленных развлечений.

– Одурачить удалось почти всех, – заметил Кар, обращаясь к копыту, которое он осматривал. – К счастью, Великан ничего не заметил. Да, здесь стрелка в копыте как будто припухла. А раньше она оступалась? По-настоящему? – Несмотря на то что Кар согнулся пополам, в его манерах по-прежнему было что-то неприятное.

Инос с трудом устояла перед искушением пнуть сапогом в столь удобную мишень.

– Нет, я не замечала. Конечно нет. С ней было все в порядке.

Кар хмыкнул, выпустил копыто и взялся за другое. Сезам вскинула голову, когда он нырнул ей почти под брюхо.

– Даже не пытайтесь повторить это Великану.

– На это у меня хватит ума.

– А я думал, его вам хватит, чтобы вообще отказаться от таких попыток. Неужели вы полагаете, что принадлежность к женскому полу защитит вас?

Инос готова была вспылить, но сдержалась и сформулировала ответ более изысканно:

– Разумеется нет. Полагаю, мне грозит такой же выговор, как принцу Петкишу.

Кар пренебрежительно фыркнул.

– Выговор? Так вы полагаете, Петкиш отделался выговором?

На охоте Азак становился фанатиком. Принцы, которые упускали добычу и не проявляли мастерства в верховой езде, удостоивались упреков султана – многочисленных и неизменно бурных. Какое бы положение ни занимал виновник, сколько бы сопровождающих низкого звания ни находилось поблизости, Азак во всеуслышание заявлял о своем презрении. Он владел большим запасом слов и потому безжалостно насмехался над провинившимся и унижал его, оскорблял и саркастически высмеивал, чередуя иронию, презрение и грубости. Зачастую это словесное бичевание продолжалось до тех пор, пока на глазах жертвы не появлялись слезы, и проходило немало дней, прежде чем она вновь осмеливалась приблизиться к султану. Публичная порка была бы более гуманным наказанием, и – боялись бы ее в меньшей степени.

Короче, Азак относился к принцам с нескрываемым пренебрежением. Он умел проявлять терпение по отношению к низшим – к конюхам, сокольничим, прочим слугам, – но для родственников не делал ни малейшей скидки на то, что человеку свойственно ошибаться. Такой стиль руководства вызывал у Инос отвращение. В третий или в четвертый раз, когда она услышала одну из грубых тирад Азака, его жертвой был юный Петкиш – это случилось через два дня после того, как он начал упоминать о браке наряду со своими обычными предложениями сожительства. Его лошадь заупрямилась перед сухим руслом реки – неширокой, но опасной лощиной, каменистой и глубокой, с обваливающимися краями. Каким-то образом Азак увидел, что происходит за его спиной, и вернулся, чтобы обрушить на виновника яростную обличительную речь – она продолжалась до тех пор, пока бедняга не спешился и не бросился на землю перед конем Азака, уткнувшись лицом в пыль и умоляя о прощении. Затем он был отослан домой, и с тех пор Инос его не видела.

Несколько минут Азак вел оставшихся охотников головокружительным галопом по местности, которая заставила бы любого разумного человека спешиться и пройти через нее на своих двоих. Принцы скакали за ним, подобно блохам, и среди них – Инос: если на такую гонку способны принцы, то и королеве не подобало отставать от них. Чудом никто из лошадей и из всадников не пострадал, но в ту ночь Инос несколько раз просыпалась с дрожью, в поту, понимая, что могло случиться.