Текст книги "Разбойничья дорога"

Автор книги: Дэйв Дункан

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 19 страниц)

Ну и каково это – быть богом?

В первую очередь это очень утомительно. Приходится все время улыбаться одной и той же загадочной улыбкой. Порой становится не по себе – при мысли, что ты абсолютно наг, особенно когда в толпе окружающих тебя смертных много красивых девушек. Приходится почти все время молчать, что мне показалось особенно невыносимым. Приходится все время бояться того, что все отчаянно хотят от тебя чего-то. Приходится стоять рядом с Балором и смотреть.

Конечно, ведь История всегда следует за Войной.

Никто не спорил с ним, и – насколько я могу судить – он не сделал ни одной ошибки. Если вам хочется верить, что Джаксиан Тарпит просто исключительно сильный человек с неплохими актерскими данными, мне мало что есть привести в доказательство обратного.

Был, конечно, инцидент с Львиногривом, который и убедил меня. Он знал вещи, которых никак не мог знать. И раз или два за этот долгий день я стал свидетелем других неожиданных проблесков – особенно когда вожди беженцев пришли поклониться своему новому командующему.

Пожилого царя Форбина он решительно отверг даже раньше, чем объявили о его приходе.

– Уберите этого! – прорычал он, ткнув в дверь пальцем в металлической перчатке. – Что толку нам от дрожащего труса, доспехи которого насквозь проржавели от мочи? Уберите его и приведите нам крепкого сына его – того, что косоглазый!

Коренастый парень с косящим левым глазом протолкался через толпу и преклонил колена перед богом войны.

– Вот ваш предводитель, – объявил Балор, и парень расплылся в улыбке гордости и восхищения, а с ним и все остальные представители Форбина.

И посланники Полрейна…

– Царевич Обелиск? – скептически хмыкнул Штах. – С каких это пор в роду Пуэльтинов завелись царевичи?

Сильно покраснев, коленопреклоненный воин пробормотал что-то насчет царской семьи, полностью перебитой при Гизате.

– Смотри, чтобы твой придворный чин не рос быстрее, чем слава воина, – посоветовал бог, и все присутствующие ухмыльнулись.

Когда полрейнцы собрались уже уходить, Штах поманил к себе того самого Пуэльтина Обелиска. Воин с опаской приблизился. Это был рослый, грозного вида человек; не будь рядом бога, он казался бы здесь главным. Только я расслышал то, что случилось за этим.

– Сегодня в твой отряд запишется человек по имени Ториан.

– Ториан, Боже? – Мужественное лицо воина просветлело от радости. – Львиногрив? Значит, это правда, что он спасся?

– Львиногрив погиб. Это самый обыкновенный Ториан. Ты направишь его в самое опасное место.

Обелиск покорно кивнул, больше ничего не спрашивая.

Но остальная часть дня прошла скучно.

Этой ночью я как гостящий бог спал со всеми удобствами в храме. Верховная жрица послала прислуживать мне очень хорошеньких послушниц. По древнему закону, да и по естественному влечению жрица не может отвергать бога. Однако оставалась еще проблема обязательств перед будущим ребенком – дара, которым бог должен наделить своего смертного отпрыска. Неохотно решил я, что выбирать любимчиков будет несправедливо. Весьма неохотно!

Уже тогда я понимал, что не смогу долго выдержать эти божественные штучки.

Еще я обнаружил, что богам не снятся сны.

В самом деле, что может сниться богу?

На самом верху надвратной башни расположена смотровая площадка с низким парапетом. Там, в холодных лучах рассвета, стояли, глядя на то, как Балор выступает со своим войском из Занадона, верховная жрица Саньяла и бог истории. Цокали копыта, лязгала бронза. Трубы и барабаны сотрясали воздух. Распевая свои боевые песни, юные смельчаки маршировали, высоко подняв головы. Они нисколько не сомневались в предстоящей победе, ибо кто может победить их, если их ведет на бой сам бог войны? И возможно, они помнили еще и то, что бог истории смотрит на них.

Должны бы помнить – такое не забывается. Стоя на такой высоте, я чувствовал себя очень и очень неуютно. Когда войско вышло наконец за городские стены, все вернулось в норму – они удалялись спиной ко мне, но все время, пока они маршировали по Большому Проспекту, я старался сам держаться спиной к ним. Жаль, что парапет был недостаточно высоким, чтобы… в общем, жаль, что он не был выше.

И кроме того, мне свело скулы от непрерывной загадочной улыбки.

Все городские стены, насколько хватало глаз, были усеяны женщинами и детьми. Я горько сожалел, что не настоял в свое время на набедренной повязке, как бы это ни противоречило традиции. Я мог бы догадаться о последствиях, когда Старший Братец Кразат принимал решение.

Но это был мой единственный шанс поговорить наедине с Саньялой, то есть с Шалиаль Тарпит.

– Вы больше не сомневаетесь? – спросил я.

Она искоса посмотрела на меня из-под длинных ресниц.

– В чем, Боже? В победе? Ни капельки!

– Я думаю, в победе мы все можем не сомневаться, – согласился я. – Форканцы шали перед собой саранчу, так что должны уже голодать. И отступать они могут только на запад, а даже это означает победу Занадона. Нет, я имел в виду совсем другое.

– Тогда что же, Боже?

– Пожалуйста, не зовите меня так! Вы знаете, что Балор на самом деле ваш брат, а я всего только меняла историй.

– Я знаю, что ты меняла историй, Боже, но мне кажется, ты больше, чем просто меняла историй.

– Я – это я, и всегда только я, – сердито фыркнул я. – Джаксиан… ну, Джаксиан кажется двумя разными людьми.

– Он всегда был двумя разными людьми.

То павлином, то каплуном, подумал я, но вслух не сказал. Она тоже молчала.

– Конечно, – предположил я, – можно ожидать некоторой нервозности от человека, влюбившегося в собственную сестру.

– Это не я! – резко сказала она. – Это все отец. Джакс был совсем мальчиком, когда уехал отсюда. И всю его взрослую жизнь отец был для него чем-то вроде далекого бога, посылающего приказы… И когда он вернулся, он снова оказался мальчиком. Нет, Боже, в этом нет моей вины! Ты, должно быть, заметил, как он заикается? Это отец со своими придирками и упреками тому причиной.

Я собрался было поспорить, но потом понял, что она права. Одно упоминание об отце заставляло Джаксиана блеять как овца, но в трактире, когда мы говорили только о Шалиаль и их любви, голос его звучал ровно.

– Теперь он уже целых три человека, – сказал я. – Или два человека и бог. Но что из этого? Я видел, как он творил странные вещи и открывал странное знание… но как могу я быть уверенным? Я пришел сюда, чтобы увидеть бога. Я ожидал огней и блеска. Я ведь до сих пор сомневаюсь, Шалиаль. Может, я просто наблюдаю за спектаклем великолепного актера?

Мой вопрос был дерзким, чтобы не сказать еретическим, и единственный ответ, который она могла мне дать, – это счастливая улыбка.

– Вчера я раз или два видел самого Джаксиана, – не успокаивался я. – Наверное, и вы тоже? – Я допытывался изо всех сил, ибо у бога тоже есть свои обязанности.

Она одарила меня еще одной терпеливой, загадочной улыбкой.

– Я не слышала, чтобы он заикался, Боже! Но да… Иногда он действительно был Джаксианом. – Тут она покраснела; краска набежала на ее лицо, как тень от тучи на равнину. Но она твердо встретила мой взгляд, и я первый отвернулся и стал смотреть на удаляющееся войско. Я не осмеливался спросить, что такого делал вчера Джаксиан, когда возвращался.

Значит, Балор приходит и уходит? Возможно, ему надо принимать участие и в других войнах.

Земля еще недостаточно просохла после дождя, и пыли не было, но форканцев можно было разглядеть как темное пятно, расползающееся от горизонта. Занадонцы строились в боевой порядок.

– А потом? – решился я. – На сколько Балор задержится здесь?

– Почему бы тебе не спросить об этом его самого, Боже?

– Почему ты не отвечаешь богу?

Она слабо улыбнулась, не сводя глаз с медленно движущихся колонн на равнине.

– Неплохо сказано! Я не спрашивала его, но могу поделиться с тобой моими предположениями.

– Спасибо на этом.

– Мне кажется, Балор покинет нас вскоре после битвы. Мне кажется, Джаксиан уедет через несколько дней.

– А мне кажется, – сказал я, когда она замолчала, – что многие не устояли бы перед соблазном остаться и править. Но Джаксиан не из таких, и мне кажется, что жрецы тоже не будут долго терпеть подмену. – Свидетельством тому служили кости в подвале, но я не был уверен в том, что она про них знает.

– А что с Рошем, Боже? Насколько он задержится у нас?

– Ровно настолько, сколько надо, чтобы найти хоть какую-нибудь одежду!

Она рассмеялась. Мне нравилось, когда она смеялась, ибо смех ее снимал с моих плеч бремя божественности. От него становилось светлее.

– История и приливы не ждут. Другие важные дела ожидают меня.

Она не стала спрашивать, что это за дела, хотя я думал, что она спросит. Минуту мы постояли молча, и я заметил на ее глазах маленькие звездочки-слезинки.

– Джаксиан вернется в Ургалон? – спросил я.

– Он был очень счастлив там.

– А верховная жрица Саньяла? – безжалостно спросил я. – Она должна остаться в Занадоне и служить городу?

Насколько это возможно для одного человека, она будет править им. Ее отец должен очень гордиться тем, чего добился. Она никогда не сможет уехать, а Джаксиан никогда не сможет вернуться.

Что за сложные создания эти смертные! Джаксиан Тарпит просто крайний случай. При всей своей подлости его отец не лишен был чувства юмора и мог даже искренне верить в то, что печется о нуждах города, когда замышлял посадить свою дочь на трон верховной жрицы. Фотий – гнусный убийца – был одновременно и великолепным бойцом сверхчеловеческой храбрости. Ториан, закаленный в боях герой, оставался все же человеком и в силу этого проявлял слабость: дважды отказывался он умереть за честь. И я – я, Омар, неутомимый искатель правды – поднял искусство обмана на недосягаемую, святотатственную высоту.

И только Шалиаль Тарпит была пряма и чиста. Я не сомневался, что она останется верна обетам, принесенным Майане…

Тут я увидел, что Шалиаль Тарпит смотрит на меня со странной улыбкой.

– Но, Боже! Верховная жрица должна подавать пример своим младшим сестрам и послушницам. Останься я здесь, только представь себе, что за скандал выйдет!

– Какой еще скандал? – удивился я. Ее улыбка сделалась шире, и я вспомнил, что бывает, когда бот любят смертных. Конечно же, Шалиаль не сможет оставаться верховной жрицей – она вообще не сможет жить в Занадоне.

– О! Но он ведь будет наделен дарами, правда?

– Она! – твердо заявила Шалиаль. – Балор говорит, что его сыновья такие большие, что их почти невозможно выносить. Ужасно хлопотно, говорит он.

Тут мы оба начали смеяться, и женщины с детьми, стоящие на стенах, удивленно смотрели на нас, слыша, как верховная жрица и святой Рош заходятся от веселого смеха.

Нет, самым тяжелым из того, что я перенес, будучи богом, было то, что я не мог обнять ее и прижать к себе, как мне этого ни хотелось. Будь на мне хоть набедренная повязка, я бы рискнул.

История этой битвы хорошо известна, так что я не буду утомлять вас подробностями. Я видел почти все сражение, но с большого расстояния, так что кровь, вонь и ужас войны не коснулись меня. На расстоянии это казалось скорее медленным танцем или величественным приливом. Форканцы попали под жернова Кразата и были перемолоты. Кто может биться против бога войны?

Вооруженные длинными мечами, верхом на крепких и выносливых лошадях, форканцы не встречали еще в Пряных Землях никого, кто мог бы устоять перед их натиском. Не встречали до тех пор, пока не наткнулись на бронзовую стену Занадонского войска. Они накатили темной волной и разбились брызгами о скалу. Поворачивая, чтобы перестроиться, они обнаружили, что путь им преграждает вспухшая от дождей Иолипи.

И тут с обеих сторон на них обрушились беженцы. Воины Занадона встали неодолимой стеной с одной стороны, река стискивала их с другой, и форканцы оказались в западне, без надежды на пощаду. Кразат считает, что воевать надо решительно.

Форканские воины всегда отличались беспощадностью; не ожидали они пощады и от врагов. Форканские женщины слишком уродливы, чтобы кто-то пожелал их даже в качестве рабынь. К закату воды Иолипи сделались красными, последний форканский ребенок был убит, и орда навсегда ушла в прошлое.

Молодая луна только-только взошла на западе, когда Балор под бурю восторженных возгласов проехал по Большому Проспекту. Не так-то просто кричать во всю глотку, лежа лицом в пыли, но горожанам Занадона это удавалось блестяще. И так поступали и богатей, и сановники, и даже жрецы.

Не задерживаясь, прошел он прямо в покои верховной жрицы, где мы с Шалиаль ждали его.

Тут он рухнул…

Мы стащили с него все эти невероятные доспехи, оставив Джаксиана Тарпита лежать на ковре в окружении груды бронзы и насквозь пропотевшего нижнего платья. Его борода и волосы свисали мокрыми прядями, во многих местах кожа стерлась до крови, а лицо было серым от усталости.

Шалиаль опустилась на колени и вытерла ему лицо.

– Боже? – испуганно прошептала она. – Что тебе нужно, Боже?

– Вина, – пробормотал он. – И жратвы. Целый день не ел. И помыться тоже не помешало бы.

Мы принесли ему все это, ибо давно приготовились к его приходу. Он хлебнул вина и чуть приободрился. Шалиаль омывала его, а я совал ему в рот еду – жуткое количество еды. Он ел, как оголодавший конь. Он ел даже лежа на животе, пока она протирала ему спину и делала массаж.

Потом он отодвинул остатки еды, а Шалиаль окончила массаж. Он все еще сидел на полу – великан, усталый от тяжелой битвы. Его веки слипались.

Он озадаченно смотрел на меня с минуту, как бы раздумывая о чем-то. Потом вспомнил.

– Он жив. Показал себя хорошо. Он неплохо начал.

– Спасибо, – сказал я. – Что начал?

Джаксиан устало покачал головой:

– Понятия не имею. О ком это мы? Это все, что я знаю.

– Ты можешь дойти до кровати, Боже? – тревожно спросила Шалиаль, опускаясь на колени. Я подумал, сможем ли мы с ней поднять его вдвоем, и решил, что, возможно, и сможем, но пробовать мне не хочется.

– Думаю, что смогу, – пробормотал он. Он уперся рукой в пол, чтобы подняться, но снова осел.

Шалиаль покосилась на меня.

– Бог ушел? – спросила она, прикусив губу.

– Он сделал свое дело, любовь моя.

Она кивнула. Джаксиан призывно надул губы. Она наклонилась и подарила ему невинный поцелуй.

Он обиженно тряхнул головой.

– Нет, это слишком похоже на обычную сестру.

Она попробовала еще.

– Ага! – вскричал он, вскакивая на ноги и увлекая ее за собой. Он крепко обнял ее, и они страстно поцеловались.

Я пошел к двери. Проходя мимо них, я похлопал его по плечу.

– Что-нибудь еще нужно? – спросил я. – Может, немного тамариска?

– Вон! – страшным голосом взрычал Балор.

Я выскочил как испуганный заяц. Когда я закрывал за собою дверь, я услышал смех и скрип кровати.

По дороге из покоев я задержался обернуть вокруг бедер полотенце. Так я почувствовал себя гораздо лучше. Нет, я, право же, начал понемногу возвращаться к реальности, словно в первый раз за два дня проснулся или протрезвел. Мир сделался отчетливее. Я видел древние камни храмовых стен и пляшущие язычки свечей. Я чувствовал запахи старого мыла, и прокисшего супа, и кожи, и еще – чуть-чуть – слабый запах тамариска. Я слышал далекое пение – храм продолжал жить своей повседневной жизнью, как жил тысячи лет, с тех пор как на этом месте не было ничего, кроме тамарисковой рощи.

Я мог представить себе эту рощу так отчетливо, словно видел ее своими глазами.

Выйдя в прихожую, я столкнулся лицом к лицу с мерзким верховным жрецом. Он казался встревоженным и усталым, и его необъятная алая хламида покрылась пятнами пота. Он опустился на колени, но сделал это скорее на случай, если кто-нибудь еще войдет в помещение. Он смотрел на меня взглядом, который истинно верующий счел бы по меньшей мере недостаточно уважительным.

Возможно, он и боялся Балора, но моя улыбка никогда не была достаточно загадочной, чтобы убедить Нагьяка. Он понимал, что я – простой смертный, самозванец, и я не надеялся, что он будет долго терпеть меня.

– Какие-нибудь проблемы, святой отец? – весело спросил я.

Он задумчиво пожевал губу и решил поиграть в маскарад еще по меньшей мере несколько минут.

– Нет, Боже. Что, Балору Бессмертному нужно еще что-нибудь от нас? Или там всего достаточно? – Он едва не лопался от невысказанных вопросов и опасного негодования. И возможно, от страха – но не слишком.

– Мы считаем, что он не желает, чтобы его тревожили сегодня ночью. Впрочем, у нас самих есть несколько просьб.

Его пухлое лицо подозрительно нахмурилось; наголо выбритый череп блестел в свете свечей.

– Все, что пожелает Ваша Божественность, – приказ для нас, – ответил он с прямо-таки трогательным отсутствием искренности в голосе.

– Что, городские ворота заперты?

Ага! Он расплылся в хитрой улыбке.

– Полагаю, что так, Боже.

– Но, надеюсь, у вас найдется моток крепкого каната и парень покрепче, чтобы втянуть его потом обратно? А еще повязка попристойнее и пара сандалий? Горсть мелочи и мешок снеди – не слишком большая плата за оказанные услуги. Видишь ли, мы намерены лично осмотреть поле сражения, чтобы сохранить это для истории.

– Полагаю, это можно будет устроить. – Мерзко улыбаясь, он поднялся на ноги. – Вы нас покидаете?

– Именно так. Я даже заключу с тобой сделку.

Жрецы обожают сделки так же, как купцы – золото, а воины – кровь. Он довольно потер руки.

– Да, Боже?

– Ты пойдешь со мной вместе и поклянешься мне самой торжественной своей клятвой в том, что не перережешь веревку раньше, чем я благополучно спущусь со стены, – а я, так уж и быть, расскажу, как мы это сделали.

Нагьяк зажмурился и визгливо рассмеялся.

30. Разбойная дорога

Я вышел к широкой реке у брода, и место это показалось мне знакомым. Вода стояла низкая, и из серебристых струй тут и там проглядывали отмели золотистого песка. Несколько темных черточек в потоке, вполне возможно, были вынесенными на мель трупами, но вода снова стала серебряного цвета, а не красного – если только она действительно окрашивалась в красный цвет. Ниже по течению виднелись далекие пестрые паруса рыбачьих лодок, колыхавшиеся в жарком полуденном мареве.

Почернелое пожарище обозначало место, где стоял домик паромщика, но меж обугленных бревен пробивалась зелень, а это означало, что переправы здесь нет уже много лет. Рядом с пожарищем виднелись остатки сада – шесть тополей и пламенеющее алым цветом тюльпановое дерево. Это тюльпановое дерево запомнилось мне особенно хорошо.

В тени тополей расположились на отдых десятка два или около того молодых людей. Они разлеглись на зеленом травяном ковре, перекусывая, отгоняя назойливых мух и не забывая при этом приглядывать за парой пасущихся рядом долговязых форканских лошадок.

Это была разношерстная компания, но большинство носили драные кожаные штаны полрейнского покроя. Некоторые были босиком, некоторые – в сапогах. У каждого под рукой лежал щит и меч, но все остальное их оружие скорее всего было увязано во вьючные тюки. У них было либо мало снаряжения, либо мало провианта. Почти все были совсем еще молоды, некоторые – в повязках, некоторые – оправляющиеся от ран. Несмотря на свою юность и неухоженный вид, они производили впечатление закаленных воинов, привыкших смотреть смерти в лицо.

Когда я подошел к ним, тот, кто был ко мне ближе всех, собрался вставать, и я замедлил шаг в ожидании оклика.

– Пусть подойдет! – рявкнул знакомый голос.

Я прошел меж ними к человеку, который был мне нужен. Он сидел чуть поодаль, привалясь спиной к тюльпановому дереву. Он был немного старше большинства остальных. На голове его все еще белела повязка, да и шрамов на теле прибавилось. Это был очень рослый, волосатый мужчина, и он смотрел на меня, нахмурившись как демон царицы Гупль.

Я сел и сделал большой глоток из бутыли с водой. Когда я покончил с этим, он все еще смотрел на меня, лениво почесывая необычно короткую бороду.

– Чего тебе надо?

– Всего лишь поговорить со старым другом.

– Ну говори. Что еще? – Он рычал, как лев на охоте. – Только для дружбы нужно по меньшей мере два человека. – Он оглянулся проверить, не слушает ли нас кто из его спутников.

– У меня к тебе послание. Точнее, два послания.

– Тогда передавай их и катись.

– Первое – от Штаха. Он сказал, что ты неплохо начал.

Гневный румянец загорелся на его щеках. Он ничего не сказал, но я слышал уже про его подвиги и понимал, что они заслуживают похвалы выше, чем эта. Наличие такого количества верных подчиненных уже наглядно свидетельствовало о той репутации, которую Ториан Безымянный заработал за один кровавый день.

– А второе?

– Это будет длиннее. Мы можем продолжать разговор в пути.

– Чтобы ты свел меня с ума своим бесконечным трепом и дурацкими байками? – грозно буркнул он. – Мечтай о чем угодно, Омар, только не об этом.

– Тогда я не передам тебе послания, – безмятежно ухмыльнулся я.

– Так ты больше не бог?

– Храни меня боги! Нет, мне не понравилось быть богом.

Он задумчиво сдвинул свои густые брови.

– Сдается мне, это многое объясняет. Ответь мне правду, если хочешь быть моим другом, – где и когда ты рожден?

– Не помню. Я был тогда слишком мал.

Черные глаза угрожающе вспыхнули.

– Если ты смертей, я могу убить тебя. Собственно, если подумать, я вижу, что просто должен убить тебя, ибо ты был свидетелем моего позора, а я не могу позволить, чтобы весь мир болтал об этом.

– Я думал, ты лучше знаешь меня, – сказал я, не скрывая обиды. – Я никогда не предаю друзей. Я никогда и никому не рассказываю о позоре до тех пор, пока это не добавит им только славы.

– До каких пор? Какой еще славы?

– Второе послание как раз об этом.

Он смерил меня подозрительным взглядом.

– От кого это второе послание?

– От богов, конечно.

– Храни меня, Штах! – Он вскочил на ноги и вышел из тени на солнцепек. Остальные удивленно посмотрели на него, но не прошло и нескольких секунд, как они побросали недоеденные остатки в походные сумы, подняли свое оружие и встали, готовые к выходу. Двое держали под уздцы лошадей.

Я тоже встал и, щурясь на яркое солнце, подошел к Ториану.

– Что нового слышно о Балоре? – спросил я.

– Он задержался после тебя еще на один день. В основном улаживал споры из-за награбленного добра. Потом и он вернулся к себе, на Ту Сторону Радуги.

– А Шалиаль? Я хотел сказать, Саньяла?

Ториан нахмурился.

– Она исчезла. Говорят, бог забрал ее с собой.

Я счастливо вздохнул. Горожане, конечно, будут оплакивать потерю своей прекрасной верховной жрицы, но им и в голову не придет пытаться отыскать ее. Ургалон – славный город. Никто не знает там Шалиаль Тарпит как сестру Джаксиана, и они не настолько похожи друг на друга, чтобы незнакомые люди заподозрили что-нибудь неестественное. Нет, право же, наконец-то счастливый конец истории! Майана возвращает свои долги, даже если Кразат – не всегда.

Ториан ухмыльнулся, показав щербатый рот, потом снова нахмурился и беспокойно покосился на меня.

– А ты? Куда лежит твой путь. Омар?

– Я иду в Полрейн. Я никогда еще не был там – по крайней мере я не помню такого. Возможно, был раз, но слишком давно.

– Почему в Полрейн? – буркнул он.

– Потому, что царство рухнуло. Потому, что должен появиться новый царь и построить новое царство. Это работа для героя, но найти героев не так просто. Я могу предсказать долгую и кровавую борьбу – там мне будет на что посмотреть.

– Я знал, что дорога будет тяжела, но не ожидал, что так тяжела, – простонал он сдаваясь.

– Мне был послан сон – в ту первую ночь в «Бронзовом кубке». Тогда я не понял его. Зато тебе это было бы интересно!

– Длинный сон?

– Нет. Очень короткий.

Впрочем, пока исполнится это пророчество, пройдет еще немало времени – его борода была во сне седой.

Он неохотно усмехнулся:

– Мы тоже собираемся в Полрейн.

– Надо же, какое приятное совпадение!

– Ну, не прямо туда. Мы собирались еще пограбить немного тут и там.

– Замечательная разминка, – довольно пробормотал я.

– Как ты нашел меня?

– Я тоже получил послание – тюльпановое дерево…

– Если ты не будешь непрерывно мешаться под ногами, я, пожалуй, и потерплю тебя день или два.

– Значит, решено! И по пути, друг мой Ториан, после того как я расскажу тебе то, что мне было предсказано, не расскажешь ли ты мне в ответ кое-что?

Его лицо снова сделалось угрожающим.

– Что?

– Мне не терпится узнать о подвигах Трумина Доблестного, Сумминама Телобла и Шандиля Розоцвета.

С минуту мне казалось, что вот-вот он убьет меня одним ударом. Однако постепенно кулак его разжался.

– Ты этого в самом деле хочешь, да?

– Еще как! – Я оглянулся на шагающий за нами отряд. – Я никогда раньше не слышал о таком обычае. И все твои спутники тоже имеют своих образцов?

Ториан глубоко вздохнул, потом усмехнулся:

– Конечно, имеют, и каждый из них будет счастлив рассказать про них тебе, похваставшись при этом, как он их превзошел. И ведь некоторые действительно превзошли! Ладно, поговорим потом. У нас впереди еще долгая дорога.