Текст книги "Прошедшее повелительное"

Автор книги: Дэйв Дункан

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 30 страниц)

– И как по-вашему, сколько лет мужчине на фотографии, сэр?

Не выпуская фотографии из рук, Лизердейл дал ее Эдварду, чтобы тот мог посмотреть.

– Около сорока, полагаю. Никак не пятьдесят. И наверняка больше тридцати.

Изображение и без того не отличалось четкостью, а за шесть лет в кошельке карточка основательно вытерлась, словно группа на веранде стояла в густом тумане. Лицо его матери закрыла тень. Вот он сам стоит перед родителями, застенчиво улыбаясь, рука отца покоится на его плече.

– Ваш отец – Камерон Экзетер, сын Орейса Экзетера и миссис Экзетер, в девичестве Мариан Камерон из Уолд-Холла, Вертинг, графство Суррей?

Эдвард плавал, и еще как. Ему даже показалось, что кровать под ним покачивается. Это похуже экзамена по геометрии. «Докажите, что треугольник А-Дэ-Цэ подобен треугольнику Дэ-Цэ-Ка…»

– Кажется, да. Я не знаю точно, где они жили, кроме того, что это было где-то в Суррее. Я даже имен их точно Не помню.

Лизердейл кивнул, словно ловушка захлопнулась.

– Их старший сын Камерон родился в тысяча восемьсот сорок первом году, мистер Экзетер. Значит, в тысяча девятьсот восьмом году ему исполнилось шестьдесят семь лет. Сколько, вы сказали, ему лет на фотографии?

Эдварду отчаянно хотелось пить, но он не решался брать стакан на случай, если у него дрожат руки.

– Сорок?

– Его мать, ваша бабка, скончалась в тысяча восемьсот пятьдесят пятом, почти шестьдесят лет назад.

– Боюсь, вы что-то путаете. Сложная это штука – арифметика.

– Ваш дядя видел эту фотографию?

– Не знаю. Я мог показывать ее, когда только приехал в Англию. Не помню.

– Постарайтесь вспомнить.

– Это было слишком давно. Я, право же, не помню, сэр. Что вы предполагаете?

– Я предполагаю, что мужчина на фотографии или не ваш отец, или ваш отец не тот, за кого себя выдавал.

Нет, в этом разговоре абсолютно нет никакого смысла! Это просто сети, чтобы запутать его. Эдвард в замешательстве провел рукой по волосам и понял, что весь вспотел. Он повернул голову, чтобы дать отдохнуть шее, посмотрел, как торопливо пишет в блокноте сержант, потом уставился в потолок в ожидании продолжения.

Когда он повернулся к Лизердейлу, тот снова невозмутимо подкручивал усы. Эдвард уже знал – это плохой знак. Впрочем, он вряд ли так уверен, как пытается казаться.

– Вы неплохо поработали, инспектор! – Он со стыдом услышал в своем голосе некоторую дрожь. – Увы, вас скорее всего дезинформировали. Вчера был отпускной день. Вы, наверное, телеграфировали сегодня утром в Сомерсет-Хауз или в министерство колоний, да? Уайтхолл должен сейчас стоять на ушах, это вполне естественно – вот-вот разразится война. Кто-то там ошибся, отвечая вам.

– Всю информацию я получил у вашего дяди.

О Боже! Эдвард придержал язык, прежде чем успел ляпнуть что-нибудь.

– Мне кажется, вам стоит проверить все, что он вам наговорил. Свяжитесь с министерством колоний.

– Ладно. Можете ли вы назвать мне кого-нибудь, с кем бы я мог там связаться, сэр?

С заметным облегчением Эдвард ответил:

– Да! Мистер Олдкастл. Жаль, я не знаю его должности. Я всегда писал ему на дом.

– Его полное имя?

– Джонатан Олдкастл, эсквайр.

– Вы можете вспомнить его адрес?

– Да! В последние два года я писал ему каждую неделю или две. Ага, Дубы, Друидз-Клоуз, Кент.

Лизердейл кивнул и уселся поудобнее.

– Вы списывали в школе этот адрес, сержант?

Послышался шелест страниц.

– Да, сэр, – отозвался сержант.

– И этот мистер Олдкастл отвечал на ваши письма, сэр?

– С завидной регулярностью. Он был очень добр – и щедр.

Снова толстые пальцы потеребили седой ус.

– Экзетер, в Кенте нет населенного пункта под названием Друидз-Клоуз. Пункта с таким названием в Британии вообще не существует.

– Но этого не может быть!

– Сержант, можете ли вы подтвердить то, что я только что сказал свидетелю?

– Да, сэр.

Эдвард помолчал немного.

– Кажется, мне нужен стакан воды, – сказал он.

Начиная с этого момента, все пошло хуже, гораздо хуже. Лизердейлу удалось сбить его с толку, и теперь он не давал ему возможности опомниться. Каким-то образом они вернулись к Грейфрайерз-Грейндж…

– Вы зарезали Тимоти Боджли?

– Нет!

– Вы в этом уверены? Вы точно помните?

– Нет, сэр, я не помню, но…

И к Африке…

– Кто такой «Джамбо»?

– Кто? – яростно переспросил Эдвард. Подлец! Письмо!

– Есть в Англии кто-нибудь, кто знал бы вашего отца?

– Не знаю.

И снова к Грейндж…

– Вам приходилось быть в этом подвале раньше?

– Нет, сэр. Я не помню такого.

– Может ли школьник забыть посещение склепа четырнадцатого века?

– Скорее всего нет. Так что, думаю, я не…

– Вы слышали стук людей в дверь одновременно с криками этой женщины? Она долго кричала? Как долго вы удерживали ее стулом?

Постепенно, неизбежно Эдвард начал сбиваться.

– Вы помните эту вещь, мистер Экзетер?

– О, так вы нашли его! – «Что ты ляпнул, дурак проклятый!»

Лизердейл прыгнул, как кот, выпустив когти.

– Вы знаете, что он был потерян!

– Это ключ. Я не знаю, от чего этот ключ… Нет, я не узнаю его… Многие ключи похожи на этот – большие, ржавые… – Увести его подальше, срочно!.. – Я так понял, потому что вы спрашивали раньше о двери… – Безнадежно. Признав полное поражение, подозреваемый рассказал о послании, переданном ему Джинджером. «Предатель! Доносчик! Стукач!»

Лизердейл закреплял свою победу, разя его вопросами, как сабельными ударами.

– Почему вы убили его? Почему вы спорили с ним? Почему вы кричали? Что вы кричали? Какую тайну он вам открыл? Опишите кухню.

– Большая. Высокая. Очень старая. А что?

– Насколько высокая? Там высокие потолки?

Эдвард вытер вспотевший лоб.

– Откуда мне знать? Пятнадцать футов?

– Двадцать один. Вы помните полку на стене под колоколами?

– Я помню полки, шкафы, а колокола… – Ну да, длинный ряд колокольчиков, по одному на каждую комнату дома.

Лизердейл хмуро улыбнулся.

– Да, это ключ от кухни в Грейфрайерз-Грейндж. Мы нашли его, мистер Экзетер, в горшке на верхней полке.

– Ото!

– Двадцать футов, да еще плохое освещение. На запыленных нижних полках никаких следов, мистер Экзетер. Что вы скажете на это?

– А что вы на это скажете, сэр?

– Я скажу, что единственный способ положить ключ в этот горшок – это бросить его так, чтобы он отрикошетил от потолка. Тот, кто смог сделать такое с первой попытки при плохом освещении, должен быть отменным метателем. Подающим, возможно?

Допрос наконец закончился. Эдвард в отчаянии созерцал, как книги Джинджера Джонса приобщаются к вещественным доказательствам вместе с его драгоценной фотографией – самой дорогой для него вещью на свете. Полисмены ушли.

Он не признался. Ему даже не выдвинуто обвинений, но совершенно очевидно, теперь это только вопрос времени.

28

И второй бесконечный день в своей тюрьме Элиэль провела, ощипывая кур. Девочка стерла пальцы до крови. Она занималась этим старательно, ибо, поступи она иначе, это означало бы еще один голодный день и, возможно, порку. На обед ей принесли вареную курицу и куриный бульон. Она видеть больше не могла ничего куриного.

Завтра начнутся Празднества, а ее там не будет. Она больше никогда не увидит Празднеств, никогда не будет петь для настоящих зрителей, никогда не станет актрисой. Хуже всего была мысль о том, что она долго не вынесет такого обращения и сломается. Очень скоро она станет на колени и поцелует башмак Иллы, хотя бы ради общества, ради кого-то, с кем можно было бы поговорить.

Правда, пока она этого еще не сделала.

Элиэль поплакала, чтобы быстрее уснуть.

Проснулась она в темноте. Это было не так, как тогда, когда ее разбудил Жнец. Она медленно, неохотно выныривала из сна. Какой-то звук не давал ей покоя. Она попробовала натянуть на ухо рваное одеяло, но добилась только того, что теперь на холоде торчали пятки.

Вот, снова! Что-то стучит.

Она недовольно подняла голову.

Стук в окно!..

Она поднялась на колени. В темноте Элиэль плохо видела даже квадраты переплета. Но там что-то было! Тук-тук! Это не просто ветер стучит ветвями.

Мгновенный приступ страха сменился возбуждением. Продолжая кутаться в одеяло, она вскочила на ноги и подбежала к окну. По стеклу колотился конец толстой веревки: «Тук-тук!»

Она нетерпеливо задергала задвижку, распахнула маленькую створку и выглянула, но ничего не увидела. По небу неслись облака. Их края были подкрашены зловещим багровым светом Эльтианы. Ни одной другой луны на небосклоне! Только зловещий знак Владычицы!

Пронизывающий ветер растрепал ей волосы и заледенил кожу. Веревка раскачивалась, ударяя по лицу. Ощупав веревку в темноте, Элиэль обнаружила внизу петлю, схватила ее и втащила в комнату. Петля была не скользящая, но всплывшие в памяти ассоциации заставили ее поежиться. Совсем стемнело. Эльтиана скрылась за облаком. Может, это знамение?

Тут веревка дернулась обратно, словно какой-то озорник на крыше потянул ее к себе. Погоди! Погоди! Дай мне хоть капельку времени, отчаянно думала Элиэль, вцепившись в веревку. Ее тянуло к окну. Она дернула изо всех сил, пытаясь не упустить такой возможности. Веревка чуть ослабла.

Кто-то ей явно сигналит. Она нырнула в петлю, пропустив ее под мышки, и забралась на подоконник. Проем оказался маленьким даже для ее роста, но она была ловкой. Она извернулась и уселась на подоконнике ногами внутрь, телом на улице. Девочка крепко держалась за оконную раму. Ветер трепал ее хламиду, мало отличавшуюся от ночной рубахи. Решительно, это не та одежда, которую она выбрала бы для полуночных акробатических упражнений на высоте двух этажей над булыжниками двора. Лучше уж не думать об этом! Ее лицо находилось на уровне каменной перемычки. Элиэль ждала рывка, ощущая, как внутри нее все сжалось, словно она сидит на мамонте, минующем перевал Рилипасс.

Петля затянулась, приняв на себя ее вес. Стуча зубами, она лихорадочно вглядывалась вверх, в черные тучи. Отсюда можно было разглядеть карниз, а над ним – бледное пятно. Лицо? Проверяет, делает ли она то, чего он от нее хочет? Она боялась кричать, и он тоже. Она надеялась только, что у него большие, сильные руки. Девочке показалось, что он помахал, она помахала в ответ. Лицо исчезло.

Она замерзнет до смерти, если он сейчас же не начнет действовать. От холода и неудобного положения глаза ее начали слезиться. Веревка натянулась еще сильнее, врезаясь в спину. Элиэль выпрямилась, отталкиваясь ногой от подоконника, и приготовилась лезть по стене наверх. Вниз она предпочитала не смотреть. На мгновение показалась Эльтиана, озарив все багровым светом. «Быстрее, – подумала она, – пока богиня не видит!»

Веревка пошла вниз. Застигнутая врасплох, она, тихо пискнув, откинулась назад. Ноги ее соскользнули с подоконника, и она больно ударилась коленками о каменную стену. Тут девочка сообразила, что ей нужно спускаться по стене. Камень под босыми ногами был шершавым и холодным.

Должно быть, ее спаситель был исключительно сильным, поскольку он отпускал веревку медленно и плавно. Она увидела под собой приближающееся окно и обогнула его – хорошо, что проемы такие маленькие. Должно еще быть окно на первом этаже. Да, вот оно, и гораздо больше. Очень скоро она ощутила под ногами холодные, ужасно холодные булыжники двора. Элиэль, облегченно вздохнув, прислонилась к стене и пробормотала благодарные молитвы всем богам, которых вспомнила. Кроме Владычицы Эльтианы во всех ее ипостасях, конечно.

Справа от нее светилось одинокое окно. Остальной храм спал. Если богиня и знала о нарушении ее священных повелений, она еще не подняла свою стражу.

Элиэль выскользнула из петли. Веревка продолжала опускаться, ложась кольцами у ее ног. Дрожа от холода, она начала собирать ее. Хорошая веревка дорого стоит. Как это она не догадалась надеть сандалии? Тихое царапанье заставило девочку поднять глаза. На фоне неба вырисовывалось массивное тело – темное на темном, только два глаза слегка светились. Дракон! И он начал спускаться вниз по гладкой стене. Скрежет когтей по камню сделался опасно громким. Она отошла чуть в сторону, не испытывая ни малейшего желания быть раздавленной упавшим драконом. Элиэль всегда знала, что драконы потрясающе умеют лазить, но никогда раньше не думала, что они способны одолеть и гладкую каменную стену.

Рядом с ней показался темный раздвоенный хвост, отчаянно дергающийся из стороны в сторону. Он коснулся земли и тут же подвинулся, уступая место туше. Оч-чень темный хвост! Ну конечно же, это Звездный Луч, а ее спаситель – Т’лин собственной персоной. Кого еще она знает из владельцев драконов? Девочка подавила желание позвать его. Когтистые задние лапы ступили на булыжник. Мгновение Звездный Луч балансировал на них, растопырив кожистые складки и хлопая ими, как маленькими крыльями. Потом извернулся и, отфыркиваясь, опустился на все четыре. Глаза дракона, мерцая, светились бледно-зеленым светом.

Элиэль подбежала к нему и посмотрела наверх.

– Т’лин Драконоторговец!

– Нет, – послышался ответный шепот. – Но дракон его. Он не сделает тебе ничего плохого. – Седок повернулся отвязать веревку. Значит, это Звездный Луч опускал ее по стене.

– Разумеется, не сделает. Это же Звездный Луч.

– Ох, ладно. Давай сюда. – Он протянул руку.

Она колебалась только долю секунды. Кто бы это ни был, она уже доверила ему свою жизнь. Элиэль взялась за руку и стала ждать рывка. Он последовал, но какой-то слабоватый. Тут до нее дошло, что рука, за которую она держится, слишком маленькая и гладкая для Т’лина.

– Уфф! – недовольно произнес шепот. – Ну ты и тяжелая. Чупу! – Дракон повернул голову и в недоумении уставился на него. – Чупу! – повторил он. – Тьфу! Я хотел сказать, Восок!

Звездный Луч вздохнул и послушно подогнул лапы, улегшись пузом на булыжник.

– Ну! – шепнул седок. – Наступай на мою ногу. Лезь сюда, вперед.

Он был почти мальчишка, заметно уступающий ростом Т’лину Драконоторговцу, но Элиэль не собиралась смотреть в зубы дареному дракону. Она вскарабкалась в седло. Положение нельзя было назвать удобным, поскольку задравшаяся хламида оставляла ее ноги голыми, и она была зажата между седоком и жесткой спинной пластиной. Две затянутые в кожу руки сомкнулись вокруг нее.

В ближнем окне зажегся свет.

– Тьфу! – произнес ей на ухо мальчишеский голос. – Держись изо всех сил! Вондо! Зомф!

Командовать Звездному Лучу «Зомф» было, пожалуй, ошибкой. «Варч» было бы уместнее. Дракон вскочил на ноги и стрелой устремился через двор. Он перемахнул через стену и понесся сквозь кусты. Ветки трещали и хлестали по лицу. Элиэль удержалась от крика и согнулась в три погибели, изо всех сил прижимаясь к пластине. Хорошо еще Звездный Луч сложил свои кожаные складки, чтобы не цепляться ими за кусты, и ей удалось спрятать под них голову. Ее спутник отчаянно чертыхался, откинувшись назад.

Зубодробительный толчок чуть не сбросил ее – дракон перемахнул еще одну стену. Несколько камней с грохотом обрушились на ночную улицу. Не получая дальнейших команд, дракон вполне мог бы пересечь улицу и карабкаться на стену противоположного дома. К счастью, он уклонился вправо и начал набирать скорость.

– Пять Богов! – взвыл парень. – Как сказать ему «Тише»?

– Варч! – крикнула Элиэль, разгибаясь.

Звездный Луч неохотно замедлил ход. Правда, от его скорости все равно захватывало дух. Ночь неслась навстречу ледяным ветром. Когти клацали по мостовой. Хорошо еще, на улице никого не было.

– Тьфу! Спасибо. Меня зовут Гим Скульптор.

– Элиэль Певица.

– Рад слышать это. Было бы дурным тоном спасти не ту девицу. Как там будет «налево» и «направо»? Я все забыл.

– Вилт и чаз. Ты что, хочешь сказать, ты не умеешь править драконом?

– Чаз! – скомандовал Гим. – Нет. Никогда раньше не садился на дракона. Ничего, бог защитит нас! Он меня и послал.

29

После ухода инспектора Лизердейла Эдвард провел несколько часов в мрачном отчаянии, снова и снова возвращаясь мыслями к страшному допросу и отчаянно жалея, что не может взять назад большую часть своих ответов. Хуже всего, конечно же, было его идиотское хвастовство насчет меткого кидания. Если оно само по себе и не заслуживало повешения, то приближало к виселице, это уж точно. Версия полицейских казалась абсолютно бредовой. Этот ключ скорее всего запасной и лежал в горшке уже не первый год. Однако если другого объяснения запертой двери не найдется, присяжные примут полицейскую версию. Единственным объяснением могло быть только волшебство. Но английские присяжные, увы, имеют незавидное свойство не верить в сверхъестественные явления.

И он сам тоже.

Загадка отцовского возраста сводила его с ума, хотя к убийству это явно не имело никакого отношения. То, что он знал о своей семье, до сих пор ограничивалось познаниями двенадцатилетнего мальчишки. Он никогда не обсуждал таких вещей со святошей Роли. Он знал, что братья не виделись с тех пор, как Камерон эмигрировал в Новую Зеландию. Кажется, отец говорил еще что-то насчет того, что Роланд тогда изучал богословие. Судя по его теперешнему возрасту, старый маразматик получил сан где-то в конце шестидесятых. Родители Эдварда поженились в Новой Зеландии и ненадолго заезжали в Англию, прежде чем отправиться в Африку. Семья тогда не собиралась целиком, поскольку Прескотты находились в Индии, а Роланд – на Фиджи или на Тонга, или где-то в этом роде. Собственно, это все, что знал Эдвард.

Подумать, так в рассуждениях Лизердейла имеется своя логика. Если Камерон Экзетер работал чиновником в правительственных органах Новой Зеландии в шестидесятые годы, как могло ему спустя сорок лет, в Кении, быть сорок с небольшим?

Но если глава округа Экзетер – самозванец, тогда почему этот факт не получил отражения в заключении комиссии? Эдвард сотню раз перечитал это проклятое заключение, но в нем и намека не было на такую тайну. Оно вообще не касалось биографии отца. Теперь это забавное упущение показалось ему зловещим, чем-то угрожающим, затаившимся до поры.

Святоша Роли явно знает больше, чем говорит. Ждет, чтобы Эдвард ползал перед ним на коленях, моля о снисхождении. Показывал ли он ему эту фотографию, прибыв в Англию? Он не помнил, хотя странно было бы не показать. Допустим, он ее показал. Тогда старый хрыч не мог не заметить, что сорокалетний мужчина – не его брат. Тогда почему он не сказал сразу? И почему не сказал этого четыре года спустя, после резни, когда на него легло бремя опекунства над сыном самозванца? Чтобы наложить лапу на остаток семейных денег?

Обвинение считает, что, когда дедушка Экзетер скончался, завещав остатки своего богатства неправедного троим своим детям, подлинный Камерон Экзетер уже умер и был похоронен на противоположном конце света. Каким-то образом некто значительно моложе присвоил себе его имя, получил денежки и поспешно покинул Новую Зеландию. Таким образом он мог считать себя в безопасности до тех пор, пока держится подальше от брата и сестры покойного. Милорд, обвинение изложило свою позицию.

Высокоученая защита выражает свое сомнение. Зачем тогда подобному мошеннику хоронить себя в африканском буше?

Затем, парирует обвинение, что преподобный Роланд Экзетер отошел от активной миссионерской деятельности и направлялся на родину. Самозванцу грозило разоблачение.

Но почему в Африку? Почему не в Париж или Вену, или даже в Америку?

Эдвард попробовал посмотреть на этот вопрос глазами судьи и пришел к неминуемости обвинительного приговора. Он не мог отрицать неопровержимости фотографии. Но поверить в то, что отец, память о котором была для него священна, мог оказаться таким мошенником?.. Нет! Когда умерла Милдред Прескотт, отец стал опекуном Алисы и, следовательно, хранителем ее доли наследства. Он взял девочку к себе и заботился о ней, как о родной дочери. Он не отправился в Европу, чтобы промотать эти деньги. Он оставался служить людям Ньягаты до самой смерти.

Что, если за четыре года до смерти отца Роланд Экзетер уже видел эту фотографию? Нет, это совершеннейшая бессмыслица! Святоша Роли устроил бы целую историю – разоблачил бы самозванца, забрал бы все деньги себе и вышвырнул бы Эдварда на улицу. Ведь точно, вышвырнул бы?

Значит, Эдвард не показывал этой фотографии Роланду. Правда, он с уверенностью может утверждать, что сейчас она находится на пути в Лондон. Преподобный джентльмен скоро будет иметь удовольствие созерцать ее. Тайна его семьи не может иметь ничего общего с убийством в Грейфрайерз-Грейндж. Но какой полицейский откажется от возможности так запросто взять и раскрыть подлог двенадцатилетней давности?

К куску недоваренной трески, поданной на ужин, Эдвард почти не прикоснулся.

В девять часов сиделки совершали вечерний обход. Они делали пациентам массаж, перестилали постели на ночь, убирали цветы, поскольку спать в помещении с цветами вредно. Германия вторглась в Бельгию, Британия объявила войну. Добровольцы записывались тысячами. Даже эти потрясающие новости не доходили до Эдварда в его нынешнем состоянии. Все равно он выпал из жизни по меньшей мере на три месяца, пока не срастется кость; смерть на виселице представлялась ему сейчас куда вероятнее боевой славы.

Эдвард заметил перемену в отношении сиделок. Они делились с ним последними новостями, но не задерживались поболтать. Даже когда он старался казаться веселым и разговорчивым, они не отвечали ему. Они уже знали, что он убийца.

Эдвард пытался почитать последнюю главу «Затерянного мира», но строчки сливались перед глазами. Зловещее название книги – теперь он это ясно видел – как нельзя более кстати соответствовало происходящему.

Погасили свет. Больница затихла. Жизнь за окном, казалось, замерла. В Грейфрайерз по вечерам вообще тихо. А сегодняшний вечер все и подавно стремились провести с семьями или друзьями, пытаясь свыкнуться со столь внезапно поразившей мир катастрофой. Если где-то и проходил патриотический митинг, то до больницы Альберта не долетало ни звука.

Сон не шел. Эдвард хмурился и страдал в промокшей от пота постели. Надо бы завтра попросить о встрече того адвоката, о котором говорила миссис Боджли. Или это будет означать признание вины? Может, лучше подождать Лизердейла с обвинением? Кто мог убить старину Волынку? Как? Зачем? Он не понимал уже ровным счетом ничего.

Единственное, в чем он может быть уверен, – это в том, что у него нет другого выбора, кроме как оставаться здесь и ждать. Бежать некуда. Разве что к Алисе… нет, он не может так ее подставить. Он не может ходить. У него нет ни денег, ни одежды. Да и невозможно натянуть брюки поверх шины. Вот если бы у него уже был гипс…

Допустим, он все-таки показывал карточку святоше Роли? Допустим, Роли узнал на ней своего брата, но на тридцать лет моложе, чем ему положено быть? Это объяснило бы его упоминания о поклонении дьяволу. То есть он хотел сказать, что Камерон подобно доктору Фаусту продал душу дьяволу в обмен на вечную молодость?

О Боже! Это еще безумнее, чем ключи, сами собой запрыгивающие в горшки, или убийцы, свободно проходящие сквозь запертые двери.

Должно быть, он все-таки заснул. Разбудил его свет из коридора. Вошла ночная сиделка. Эдвард видел только темный силуэт. Он приветственно поднял руку.

– Не спится? – спросила она. – Что, болит?

– Нет. Плохие новости.

– О, они придержат немцев, пока вы не попадете на фронт. – Сиделка положила руку ему на лоб, проверяя температуру.

– Не это. Мои личные дела.

– Простите. Я могу вам помочь?

– Найдите мне хорошего адвоката.

Она произнесла «О!» так, словно только сейчас вспомнила, кто он такой.

– Хотите, я попрошу у доктора снотворное?

Эдвард уже думал об этом.

Он чуть не сказал «да».

– Нет, спасибо. Обойдусь.

– Я еще зайду попозже. – Она выплыла, и палата снова погрузилась в темноту. Только тоненький луч света пробивался через дверную щель.

Он вернулся к своим мрачным мыслям. Постепенно до него дошло еще одно: запоздалая реакция сиделки свидетельствовала о том, что Лизердейл отозвал своего сторожевого пса. Возможно, тот просто потребовался для какой-то более неотложной работы. Замечательно! Теперь подозреваемый может выбраться из больницы и удрать в Бразилию или куда-нибудь еще. Когда вернется сиделка, он попросит у нее пару костылей.

Сквозь полудрему Эдвард услышал, как опять открылась дверь. Щурясь, он рассмотрел все тот же темный силуэт на фоне дверного проема. Он удивился, с чего это сиделка сняла шапочку. Но увидев ее длинные кудрявые волосы, понял, что ошибся. Это не сиделка!

– Двард Кисстер? – Голос был хрипловатый. И этот акцент – на Эдварда сразу же нахлынули воспоминания. Целая лавина воспоминаний!

Он забился, как выброшенная на берег рыба, пытаясь то ли сесть, то ли дотянуться до веревки звонка. В результате только дернул ногу, и все тело пронзило болью. Эдвард вскрикнул.

Тут он увидел в ее руке что-то, отсвечивающее металлом, и закричал уже во всю глотку.

Она шагнула от двери, заходя к нему справа. Угроза!

Он закричал, призывая на помощь, выкрикивая первые слова, что пришли ему в голову.

– «Что ж, снова ринемся, друзья, в пролом!» – Схватив ближайшее к нему оружие, оказавшееся все той же миской в форме почки, он продолжал кричать.

– «Иль трупами своих всю брешь завалим. В дни мира…» – Он изо всех сил швырнул миску. – «…украшают человека смирение и тихий…» – Атака явно застала ее врасплох, и снаряд ударил ей прямо в лицо. Она с криком отшатнулась назад. Миска со звоном упала на линолеум. – «…скромный нрав! Когда же грянет ураган войны…»

Он снова потянулся к звонку. Нет, эта рука нужна для метания.

– «…бешенства личиной…» – Она бросилась к нему, извергая проклятия на каком-то незнакомом языке и подняв клинок. – «…глазам придайте разъяренный блеск…» – Он метнул графин с водой – она отбила его в сторону, и графин разбился. Где же все? – «…Пускай, как пушки, смотрят из глазниц…» – Он продолжил обстрел пепельницей и попал. – «…Как выщербленный бурями утес…» – Он свешивался с кровати. Боль сотрясала все тело раскатами землетрясения.

Она чуть отступила – зловещая черная фигура. Он продолжал выкликать свой монолог так громко, как только мог.

– «Сцепите зубы и раздуйте ноздри…» – Он уже держал наготове книжку Волынки. Ну почему, почему никто не идет! – «…В вас кровь отцов, испытанных в бою…» – Она подалась вперед, и он швырнул Конан Доила. Ему показалось, что он попал, но она только рассмеялась и снова заговорила своим утробным голосом:

– Ну, что дальше, Двард?

Она была права: запас снарядов иссяк. Почему его никто не слышит? Он в жизни не кричал так громко.

– «Пример подайте вы простолюдинам; учите их сражаться!» – Она бросилась, стремительная, как змея. Он отклонился еще сильнее вправо и, намотав на левую руку подушку, парировал удар. Но при этом чуть не свалился с кровати. Боль в ноге заставила его заорать. Больше всего он боялся потерять сознание. Вихрем взметнулись перья. Он пошарил правой рукой и наткнулся на пустое судно. – «Ведь нет средь вас столь низких…» – Он изо всех сил ударил ее по руке, жалея, что судно пустое – могло бы быть и потяжелее. Она вскрикнула и выронила нож. Он попытался схватить ее за платье, надеясь, что в ближней борьбе одолеет ее, но она выскользнула. Ох, черт, снова нога!

Он совсем охрип от крика.

– «Стоите, вижу, вы, как своры гончих…» – Она нагнулась, чтобы подобрать нож. Он швырнул судно ей в голову и промахнулся. Она снова бросилась на него, и на этот раз он решил, что все кончено. – «…на травлю рвущиеся. Поднят зверь!»

– Изыди! – послышался голос из угла.

Женщина с воплем обернулась.

Эдвард не заметил, как он вошел, но это, несомненно, был тот самый мистер Олдкастл, который приснился ему вчера. В пальто с каракулевым воротником и допотопной бобровой шапке он не производил впечатления опасного противника. И все же, угрожающе нацелив трость на безумную женщину, он казался до удивления спокойным.

– Вон, шлюха! Убирайся пол лизать у ног своих господ презренных, дабы они твой жалкий труп псам гончим не швырнули на потеху!

Женщина без единого слова выскользнула в дверь. Ее шаги стихли почти мгновенно.

Кризис миновал.

– Эй! – прохрипел Эдвард. – Задержите ее!

– О нет, мой юный друг, нам смысла нет ее препровождать под стражу. – Мистер Олдкастл снял шапку и с отсутствующим видом потер ее рукавом. – Ведь тварь сия известна мастерством своим от всяческих оков свободно избавляться. Поверь: уж проще во сто крат на шлюпку василиска посадить, чем эту шлюху заточить в темницу.

– Вы хотите сказать, – произнес Эдвард, откидываясь на кровати, – что она может проходить сквозь запертые двери? – Он взмок, его трясло. Сердце колотилось так, словно он на своих двоих одолел дистанцию Большого Национального Кубка – с барьерами, ямами и всем прочим, – но он был жив. Он чуть не плакал от боли, но был жив.

– Воистину ты прав. Когда бы не ее зловещий дар, ужель зашла б она столь далеко? – Маленький человечек хихикнул. – Признаюсь, в декламации весьма ты преуспел! Быть может, плавности ей чуть недостает, но этот недостаток избытком чувства возмещается с лихвой. Сам Кин великий вряд ли б смог сих строк волнительней изречь.

Он шагнул к кровати и внимательно посмотрел на Эдварда. От него исходил странный запах нафталина.

– Скажи, ту боль, что ногу так тебе терзает, ты в силах далее терпеть?

– Э-э… бывает и хуже. – Эдвард перевел дыхание. – С учетом обстоятельств, на удивление неплохо. – Конечно, состояние его трудно было назвать приятным. Хоть он еще и не нуждался в пуле, чтобы ее закусить, зубам приходилось несладко.

– Воистину заняться исцеленьем стоит нам без отлагательств. Постой, вздохни, расслабься на минуту. Я только ненадолго отлучусь.

С этими словами мистер Олдкастл положил шапку и трость на кровать и поспешил к двери. Темный силуэт мелькнул в светлом прямоугольнике двери, и он исчез.

– Ангелы и прислужники добра хранят меня! – пробормотал Эдвард, ибо эта ночь, похоже, принадлежала Шекспиру. – Что, во имя Неба, здесь происходит? – Его пульс постепенно возвращался в норму. Понятно, что это не сон. Перья, вода и осколки стекла на линолеуме… и пятна крови – значит, он все же попал в нее.

И в довершение всего на кровати лежали старомодная шапка и трость. Стало быть, мистер Джонатан Олдкастл действительно был здесь и намеревался вернуться. Может, он сейчас перепрыгнул в Друидз-Клоуз, несуществующий город, куда тем не менее доставляют почту? Спокойно, дружок! Только истерики тебе сейчас не хватало.

Самое странное – почему вокруг царит такая тишина? Поднятый ими грохот должен был бы разбудить всю больницу. Эдвард подумал, а не позвонить ли ему, но решил подождать возвращения своего загадочного хранителя.

Тот не заставил себя ждать. Он вернулся со светлым узлом на плече и парой огромных костылей. Старик слегка согнулся под грузом, так что казалось, будто он спешит. На самом же деле мистер Олдкастл двигался довольно медленно.