Текст книги "Зло с небес"

Автор книги: Дейл Браун

сообщить о нарушении

Текущая страница: 28 (всего у книги 33 страниц)

МЕЖДУНАРОДНЫЙ АЭРОПОРТ АТЛАНТИК-СИТИ,
ПОЗЖЕ В ТОТ ВЕЧЕР

– Готов, готов... Третий может лететь.

– Третий, – отозвался подполковник Эл Винсенти, легко выжав рычаг управления и прибавив скорость. Он летел на третьем истребителе “фэлкон” F-16 с радиокомпасом в звене из пяти самолетов, проходя над зданием штаба базы около противовоздушной реактивной пусковой установки в аэропорту Атлантик-Сити. С земли этот V-образный строй по-прежнему казался целым, однако в нем зияла большая прореха между ведущим и самолетом номер пять справа от ведущего – построение с “пропавшим”, означающее, что один из товарищей погиб при исполнении служебного долга. Винсенти, как главному представителю летчиков-истребителей при комитете по борьбе с терроризмом, созданном в связи с чрезвычайным положением благодаря выходкам Казье, оказали честь и разрешили полететь на месте “пропавшего” в прощальном полете 177-й группы истребителей, посвященном памяти Тома Хамфри, который погиб, когда разбился его F-16.

Винсенти поднялся на высоту до двух тысяч футов, включил свой импульсный ответчик, чтобы наземная служба обеспечения полета могла поймать его на радаре, затем сверился с контрольным пунктом подхода к зоне аэродрома:

– Подход к зоне аэродрома Атлантик-Сити, “Дьявол ноль три” над международным аэропортом Атлантик-Сити.

– “Дьявол ноль три”, радарный контакт, поднимитесь до пяти тысяч, будьте готовы продержаться двадцать минут на перекрестке НААДА, чтобы пропустить прибывающие и отправляющиеся самолеты.

Эта задержка имела смысл – по сути, он ее ожидал. Контрольная служба полетов закрыла все прилеты и вылеты из международного аэропорта Атлантик-Сити на тридцать минут, чтобы национальные гвардейцы-летчики из Нью-Джерси могли совершить этот мемориальный полет, так что по справедливости всем гражданским самолетам следовало дать улететь.

– Вас понял, А-Сити, – радировал в ответ Винсенти. – “Дьявол ноль три” отключается от полета по приборам, просит разрешения лететь по радару, назначение – международный аэропорт Атлантик-Сити по кольцевому маршруту Белтуэй, с залетом как можно дальше.

– Вас понял, “ноль три”, оставайтесь в этой системе опознавания и на этой частоте, придерживайтесь правил визуального полета на маршруте Белтуэй, ваша просьба о залете за пределы учтена.

– “Ноль три”, вас понял.

Теперь появилось гораздо больше ограничений, чем тогда, когда Винсенти летал на F-4E из аэропорта Атлантик-Сити (миллион лет назад), но и сейчас полетать не так уж плохо, подумал он, по крайней мере в сумерках, особенно если включены огни. Он знал, что внешняя иллюминация большинства исторических зданий и памятников в Вашингтоне на время чрезвычайного положения, вызванного действиями группы террористов Казье, была отключена; не было сделано никаких заявлений, однако ходили слухи, будто президент собирался распорядиться, чтобы в Национальном парке это ограничение отменили. Винсенти повезло уже в том, что он вообще летел, не говоря уже о том, что он совершал мемориальный полет в составе соединения национальной противовоздушной обороны. Мало кто хочет летать в строе с “пропавшим”, все считают, что лететь близким строем в память о товарище-пилоте, который... ну, совершил ошибку, – значит, искушать судьбу. Разбиться и сгореть в бою – это одно дело, а возбудиться и случайно сбить неопознанный гражданский самолет, а потом кончить жизнь самоубийством – совсем другое, и это не так-то просто. Все жалели Хамфри и его семью, но ни один из сослуживцев не хотел, чтобы и с ним, не дай бог, произошло то же самое. Так уж устроены летчики-истребители.

Разумеется, то, что Хамфри сбил “лирджет”, а потом и сам разбился, никто не назвал самоубийством или сумасшествием, во всяком случае в ВВС или в Белом доме. Прикрываясь фразой: “Ведется расследование, пока я никак не могу это прокомментировать”, Хардкасл и Винсенти растолковали прессе, какую ошибку совершила телевизионная группа, нарушив закон, только не сказали, что те заслуживали расстрела. Несколько завуалированных намеков на отказ механического или электронного оборудования на борту F-16 из-за постоянных полетов во время чрезвычайного положения, другие намеки на неправильную “переключаемость” вперемежку с прочими комментариями вроде “а если бы это оказался Казье, международный аэропорт Атлантик-Сити был бы сейчас дымящейся ямой” сделали свое дело. С прессой нужно было работать умеючи. Больше чем другие военные, Хардкасл, в прошлом командир одной из самых непоследовательных военизированных организаций в американской истории – Хаммерхед, понимал, что важно не сообщать прессе факты, а отмеривать информацию по крохам, давая репортерам возможность делать собственные выводы, но так, чтобы потом как бы случайно оказалось, что они совпадают с вашими. Это не всегда срабатывало, но способ был весьма действенным.

Хамфри оказался жертвой обстоятельств. Да, он чокнулся. На военных реактивных самолетах не было магнитофонов для записи голосов из кабины или полетных данных, так что до самого последнего сообщения с борта оставалось лишь гадать, что случилось. Хардкасл нередко прибегал к обычным дурачествам, чтобы объяснить отказы в работе дорогостоящего военного оборудования. Во время перехвата Хамфри задумал заснять “лирджет” своей пистолетной камерой. Он увидел, как поток света попал на заслонку над кабиной его ведущего, увидел, что тот на мгновение потерял управление машиной, решил, что это нападение, и выпустил ракету. При чрезвычайном положении подобная реакция была вполне понятна. Разумеется, объяснял Хардкасл, смерть членов телегруппы “Шепоток” достойна сожаления, но ее, вероятно, можно было бы избежать, если бы команда с телевидения и экипаж “лирджета” следовали закону и не лезли в поисках сенсаций куда не следует. Казалось, хоть раз вина будет возложена на того, на кого следует.

Однако, будучи в Атлантик-Сити, а не в Вашингтоне, Винсенти на самом деле всего лишь пытался оттянуть неизбежное – пристрастный допрос, который в этот самый момент учиняла Хардкаслу и Харли в Вашингтоне судья Лэйни Уилкс. Следующим на очереди был Винсенти. Эти длящиеся с утра и до поздней ночи заседания были на девять десятых возмездием и карой и лишь на одну десятую желанием получить сведения. Уилкс утверждала, что имеются горы информации, способные убедить кого угодно, в том числе и президента Соединенных Штатов, что мотоциклист, убитый экипажем V-22, и был Анри Казье. Видеозапись одного из двух мотоциклистов, которым удалось бежать, сделанная с третьего V-22, была неубедительной. Изображение получилось расплывчатое, пытаться опознать по нему человека не имело смысла. Однако, по мнению Винсенти, любой из двух удравших мог быть Анри Казье. Уилкс и другие чиновники министерства юстиции не соглашались с этим утверждением. Для Эла Винсенти все это было не более чем умные догадки и рассуждения – и, разумеется, политика. Чем дольше в воздухе чрезвычайное положение, тем больше нервничала общественность. А президенту нужно было как можно скорее покончить с этим чрезвычайным положением.

Винсенти восхищался тем, сколь мужественно Харли противостояла Уилкс и остальным сотрудникам ФБР. Она определенно была тем человеком, с которым ему хотелось бы познакомиться поближе. Он по-прежнему не знал наверняка, в каких отношениях она была в бывшим вице-президентом Кевином Мартиндейлом, однако, когда речь заходила об ухаживании за женщинами, Винсенти предпочитал не тушеваться и не отступать. Он был готов заменить Мартиндейла в любой день недели. Шутки шутками, но ему страшно хотелось, чтобы Харли по крайней мере хоть чуточку возгордилась, узнав, что организация Казье разгромлена, источники его финансирования перекрыты, а сами деньги изъяты, что с каждым часом к его заднице подбираются все ближе и ближе. Винсенти надеялся, что Казье снова спрячется под тем камнем, из-под которого выполз, а Харли не верила, что это когда-нибудь произойдет. Однако полиция США и ФБР уже, что называется, наступали членам организации Казье на пятки, так что, если Казье и не было среди тех, чьи изрешеченные пулями тела она вытащила из особняка в Нью-Джерси, все равно можно было считать, что он попался.

МЭРИЛЕНД, АЭРОПОРТ КЕМБРИДЖ-ДОРЧЕСТЕР,
ТОГДА ЖЕ

Этот небольшой аэропорт на берегу залива Чоптэнк в юго-восточном Мэриленде облюбовали рыболовы со всего северо-востока США, но вечером он был таким же темным и тихим, как и окружающая его сельская местность. Военно-морская и военно-воздушная базы на Пэтьюксент-ривер находились всего в тридцати милях к юго-западу, где флот Соединенных Штатов готовит всех своих летчиков-испытателей и проводит испытания новых и несерийных самолетов. Это был своего рода военно-морской эквивалент базы ВВС Эдвардс, и поэтому местность к югу от этого небольшого аэропорта была нередко заполнена самолетами морской авиации, проводящими учебные воздушные бои, выполняющими фигуры высшего пилотажа или необычные воздушные маневры. Однако не позднее чем в начале десятого вечера самолеты морской авиации разлетались по своим базам. Никто не смел нарушать покой маленького мирного курорта в Чесапикском заливе в летнее время, если только у вас не было мощных политических или финансовых рычагов...

...или если вы не были международным террористом, которому все нипочем.

Внутри ангара, снятого для этой цели, Грегори Таунсенд проверил крепеж устройств под крыльями одномоторного самолета “сессна-172”. Под каждое крыло, у ноги шасси, он прикрепил по канистре с топливовоздушной взрывчаткой “БЛЮ-93”. Это было простое приспособление с двумя проушинами, соединенное с пиропатроном, небольшие заряды которого должны были вышибить проушины из креплений и сбросить бомбы. Заряды были крупнее, чем нужно, и от них, вероятно, останутся дыры в тонком алюминиевом крыле “сессны”, но это не имело особого значения, только бы бомбы летели без помех. Когда бомбы оторвутся от крыльев, обычный кабель выдернет из канистр прикрепляющий штырь, и три секунды спустя канистры разбрызгают взрывчатый пар, а еще через две секунды по три бомбочки размером с бейсбольный мяч в хвостовом конусе каждой канистры взорвутся в центре парового облака и раздастся взрыв, эквивалентный взрыву десяти тысяч фунтов тротила. От взрыва топливовоздушной смеси сгорит все в радиусе тысячи футов, а в радиусе полумили разрушатся или получат повреждения чуть ли не все постройки и сооружения.

Когда канистры были как следует прикреплены и проверены, Таунсенд и двое его помощников набросили на крылья просмоленную парусину, чтобы канистр не было видно, и, используя взятый напрокат грузовичок и нейлоновый буксирный трос, оттащили самолет к югу вниз по пандусу и вывели его по параллельной рулежной дорожке на стартовую площадку в конце взлетно-посадочной полосы тридцать четыре. В аэропорту Кембридж-Дорчестер стояло много самолетов, однако прикрепленного к базе оператора, который бы их обслуживал, не было, так что частные машины, буксирующие самолеты, представляли собой самое обычное зрелище. У ресторана “Рануэй” близ небольшого здания аэропорта толкались несколько зевак – обычная публика, которая околачивается в аэропортах днем и ночью, но когда они увидели самолет с наброшенной на крылья парусиной, то решили, что его ремонтируют, и больше почти никто не удостоил его взглядом: зрители приходили посмотреть, как самолеты взлетают и садятся, а не как прогревают двигатели или опустошают и чистят бензобаки. К тому времени, когда Таунсенд и его боевики добрались до площадки для разбега, огни и зрители остались далеко позади.

Таунсенд вывел “сессну” на взлетно-посадочную полосу тридцать четыре, затем взобрался в кабину и запустил двигатель. Его бойцы тем временем поставили грузовик в хвост самолета, привязали трос к задней скобе, а другой конец – к заднему бамперу грузовика и натянули нейлоновый трос, чтобы он удерживал самолет на месте.

Стоявшему в кабине прибору глобальной спутниковой системы поиска понадобилось всего пятнадцать секунд, чтобы для точности наведения подключиться к достаточному количеству спутников. Он проверил аэронавигационные данные в приборе. План полета включал всего три точки – первоначальная точка взлета примерно в двух милях от отправного конца полосы, место выравнивания самолета над Чесапикским заливом и место назначения: 38-53.917 северной широты и 77-27.312 западной долготы, на высоте примерно две-надцат футов над уровнем моря, то есть географические координаты Овального кабинета в Белом доме в Вашингтоне, округ Колумбия, запрограммированные с возможной погрешностью плюс-минус шесть футов. Убедившись, что блок ГССП обменивается информацией с автопилотом “сессны”, Таунсенд задействовал систему. ГССП тут же ввел в систему первоначальную высоту в тысячу футов и первоначальное вертикальное ускорение в триста футов в минуту. Горизонтальные стабилизаторы “сессны” слегка повернули закрылки вниз, готовые выполнить команды автопилота. Затем Таунсенд вышел из кабины и знаком велел своим бойцам приготовиться к запуску. Он уже начал выжимать рычаг управления, чтобы включить тягу на взлет, и...

Единственный приемник ОВЧ “сессны” вдруг ожил – Таунсенд даже не подозревал, что тот включен:

– Кембридж-ЮНИКОМ, Кембридж-ЮНИКОМ, “Сенека-43-дубль Поппа”, в десяти милях к северо-востоку от аэродрома, прошу информацию о посадке, пожалуйста, перехожу на прием.

Таунсенд и опомниться не успел, как кто-то в аэропорту радировал в ответ:

. – “Сенека-43 Поппа”, Кембридж-ЮНИКОМ, посадочная полоса три-четыре, ветер в пять часов три-один-ноль, высотомер два-девять-десять-восемь, никакого движения не замечено. Сейчас аэропорт закрыт, парковка доступна, но нет ни горючего, ни обслуживания. Прием.

– Вот срань! – выругался Таунсенд, вернув рычаг управления в нейтральное положение, чтобы решить, как быть. – Какого черта он тут делает?

За последние несколько дней, пока его люди следили за оживленной работой в аэропорту, после девяти вечера не было ни одного взлета и ни одной посадки, ни единой. Под угрозу была поставлена вся их миссия, а он еще даже не запустил самолет!

Будто в ответ на свой вопрос Таунсенд услышал:

– Эд, Эд, это Пол, – ответил пилот “Сенеки”. – Да, это всего лишь я. На этот раз я заправился на мысе Мей. По сравнению с прошлой неделей бензин у них подешевел на тринадцать центов. Я уже и пообедал в Уайлдвуде, потому-то и опаздываю. Надеюсь, ассоциация домовладельцев не доставит мне особых неприятностей. Я уж постараюсь, чтобы шума было как можно меньше.

Таунсенд схватил микрофон и радировал, стараясь по возможности скрыть свой британский выговор:

– Контроль движения в зоне аэропорта Кембридж, я “сессна-125-Браво”. Я провожу небольшую проверку двигателя и тормозов в конце полосы тридцать четыре. Через пять минут закончу.

– Послушайте, “сессна-125-Б”, вы что, прогреваете там двигатели? – спросил дежурный на земле. – Вы же знаете, что нельзя гонять двигатели после восьми вечера. Постановление округа.

– Это очень важно, – ответил Таунсенд. – Через минуту я закончу.

– Вы тот, который отбуксировался туда с парусиной на крыльях? – спросил дежурный. – Ассоциация домовладельцев слушает нас на ЮНИКОМе. Они могут позвонить шерифу и пожаловаться. На вашем месте я бы шел спать. И смотрите, не сливайте бензин из баков, округ от этого с ума сходит.

– Поцелуй меня в задницу, – сказал Таунсенд.

Он выключил микрофон, снова выжал рычаг и надежно его закрепил, закрыл боковую дверь кабинки пилота и сделал знак помощнику, чтобы тот убрал парусину с правого крыла...

...и, конечно же, когда сам Таунсенд снял парусину с левого крыла и вернулся к грузовичку, у здания аэропорта замигали красно-синие огоньки – патрульная машина шерифа. К тому времени и двухмоторный “Сенека” тоже уже шел на посадку, ему оставалось две-три минуты. Когда солдаты изготовили к бою свои спрятанные автоматы, Таунсенд отпустил зажим на хвосте “сессны” и самолет понесся по взлетной полосе.

Казалось, “сессна” так и не взлетит. Набирая скорость, она как-то припадала на левое колесо, но легко и быстро неслась по левой стороне полосы, чересчур близко к огням по краю, а оконцовка левого крыла опустилась так низко, что Таунсенд подумал: сейчас самолет перевернется и пойдет кувыркаться. Но в тот миг, когда он решил, что он вот-вот зацепится крылом за грунт, “сессна” взлетела в ночное небо, а крылья выровнялись, пока она грациозно набирала высоту, идя своим курсом. Координаты плана полета ГССП, должно быть, слегка нарушились, и самолет тут же попытался откорректироваться. К счастью, во время разбега он не успел съехать с полосы.

Создавалось впечатление, что патрульная машина норовит поехать по какой-нибудь рулежной дорожке и, возможно, перекрыть ее. Машина направила свой прожектор на самолет, словно шериф пытался разобрать регистрационный номер.

– Он увидит эти канистры со взрывчаткой под крыльями, мистер Таунсенд, – напомнил ему один из солдат.

– Ну, а мы отвлечем мысли этого служаки на что-нибудь другое, – предложил Таунсенд.

Он указал на “Сенеку”, который делал последний круг, заходя на посадку. Когда патрульная машина подала назад, собираясь снова выехать на главную рулежную дорожку, второй боевик укрылся за грузовичком, чтобы его не было видно. Как только “Сенека” приземлился на посадочный конец полосы, опустив закрылки и почти заглушив двигатели, бандит открыл огонь. Он выпустил по самолету всю обойму – тридцать два патрона, вновь зарядил автомат и опять принялся палить.

Девятимиллиметровые пули изрешетили левый борт самолета, а одна зацепила голову пилота, и он потерял сознание. Большинство пуль пришлось на левый пропеллер, они отбивали от него огромные куски, которые разлетались во все стороны. Никем не сдерживаемый двигатель пошел вразнос и затрясся. “Сенеку” занесло влево, он описал пируэт чуть ли не на полный крут и разбился. Потом пошел юзом через параллельную рулежную дорожку всего в нескольких футах от патрульной машины, несколько раз перевернулся по пути к парковке у южного крыльца аэродрома, разрушив при этом с полдюжины самолетов, и наконец эффектно взорвался и запылал.

Единственный свободный объезд мимо обломков пролегал по самой взлетно-посадочной полосе, по ней-то и помчались Таунсенд с боевиками. Патрульная машина попыталась было их преследовать, но ей пришлось вернуться – шериф решил чем мог помочь оставшимся в живых. Преследования не было, патрульной машине шерифа и пожарным понадобилось пятнадцать минут, чтобы как-то отреагировать на происшедшее, и призыв найти людей в грузовичке-автофургоне был заглушен призывом прислать кареты “скорой помощи” и врачей. Таунсенд и его люди направились на север через мост Кембридж к городку Истону, взяли в аэропорту Ньюмен свой самолет “сессна-210”, приготовленный для побега, и менее чем через тридцать минут после аварии уже были за пределами штата и летели в свое логово.

МЭРИЛЕНД, НАД ЗАЛИВОМ ЧЕСАПИК БЛИЗ АННАПОЛИСА,
ТОГДА ЖЕ

Чтобы как-то убить время до посадки, Винсенти летел на запад, как бы догоняя красивый, сначала желтый, потом оранжевый и, наконец, красный закат. Северный и центральный Мэриленд и Чесапикский залив были окутаны мраком, если не считать случайных огоньков на фермах и в поселках да белых точек бегущих огней судов в заливе, но вскоре показались огни Балтимора и Вашингтона – это было поистине красивое зрелище. Справа виднелся город Абердин со своим знаменитым испытательным полигоном. Большая вспышка света справа и была Балтимором, а слева по курсу раскинулись Вашингтон и его вирджинские пригороды. Винсенти летел прямо к мосту Аннаполис – Чесапик-Бей.

Винсенти сбросил полторы тысячи футов и летел на высоте всего в тысячу футов над поверхностью земли, на тысячу футов ниже воздушного пространства класса Б вокруг Вашингтона. Лететь в таком перегруженном авиатранспортном воздушном пространстве ночью было довольно опасно, но ведь летать всегда немного опасно, однако же всякий раз, когда ему выпадала такая возможность, он от нее не отказывался. Пока он ничего не нарушил, использовал все доступные ему средства, чтобы держаться подальше от других самолетов, и то и дело переговаривался с диспетчером воздушных трасс. Структура воздушного пространства вокруг округа Колумбия и Вашингтона вынуждала пилотов, летавших по правилам визуального полета, либо подниматься слишком высоко, выше десяти тысяч футов, либо опускаться слишком низко. Но Эл по-прежнему надеялся, что ему попадется дружелюбно настроенный дежурный и что при большом везении он сможет как следует рассмотреть окрестности столицы.

Разумеется, причина, по которой ему вообще позволили находиться наверху, заключалась в том, что министерства юстиции и транспорта рекомендовали отменить противовоздушное чрезвычайное положение – шаг, который озадачивал и приводил Винсенти в бешенство. В рекордно короткий срок они добились отмены всех ограничений на полеты, сопровождения истребителями и защиты ракетами “пэтриот”. Президенту очень хотелось, чтобы все вернулось на круги своя и он мог повести предвыборную кампанию и заявить всем, что владеет положением, а так называемый исполнительный комитет по терроризму одобрил это решение.

Винсенти перелетел трехмильный мост Аннаполис – Чесапик-Бей, обогнул с юга морскую академию США и город Аннаполис и повернул на запад, к Роквиллу. Винсенти видел утопающие в огнях центр космических полетов Годдарда, больницу Уолтера Рида, храм мормонов и морской госпиталь в Бетесде. Пройдя примерно в пяти милях к северу от Бетесды, он услышал:

– “Дьявол ноль три”, вам знакомы специальные маршруты один и четыре, сэр?

– Подтверждаю, “Дьявол ноль три”.

– “Дьявол ноль три”, оттуда, где вы сейчас, направляйтесь к международному аэропорту Атлантик-Сити прямо через перекресток Кэбин-Джон, специальный маршрут № 1, Хейнс-Пойнт, специальный маршрут № 4, ноттингемский всенаправленный курсовой маяк УКВ-диапазона, прямо, на высоте двух тысяч футов, не залетайте за обсерваторию, Капитолий или арлингтонское национальное кладбище, держите скорость на уровне двухсот узлов, сообщите, когда пройдете мост Уилсона.

– Ноль три, все записал, спасибо. – Винсенти сбавил скорость и поблагодарил свою счастливую звезду. Спецмаршруты № 1 и № 4 – это маршруты вертолетов, которые обычно идут вдоль Потомака. Ему предстояло короткое, но весьма зрелищное путешествие.

Оно и впрямь вышло зрелищным. Начав с военно-морской исследовательской лаборатории Тейлора, он полетел над Потомаком на юг, и перед ним во всей своей красе полыхали залитые огнями просторы Вашингтона и его вирджинских пригородов. Винсенти увидел военно-морскую обсерваторию США, университет Джорджтауна, остров Тедди Рузвельта, затем слева показался Капитолий. Мемориалы, памятники и исторические здания были ярко освещены. Белого дома он не увидел, зато почти все до единого здания и памятники вдоль Молла предстали во всей своей красе, вплоть до самого Капитолия. Казалось, стоит ему протянуть руку, и он дотронется до памятника Вашингтону. Он видел все – огни, освещающие мемориал ветеранов войны во Вьетнаме, Зеркальные пруды, мемориал Джефферсона... Зрелище поистине было захватывающее.

Он пролетел к востоку от арлингтонского кладбища и разглядел мемориал Иводзима, даже увидел единственную точку света, отмечавшую участок Кеннеди. Последуй он на запад вдоль Мемориального моста, увидел бы сквозь деревья ярко-желтое сияние вечного огня. На фоне огней Пентагон-Сити четко был виден пятиугольник Пентагона. Винсенти заметил, что на вертолетную площадку в Пентагоне опускается вертолет, и подумал: интересно, кто же там на борту? Он надеялся, что там, внизу, в этом дворце шарад, все спокойно.