Текст книги "Завет стали. Орудие предзнаменования. Книга первая"

Автор книги: Дэвис Ашура

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 10 страниц)

– Мы не можем очищать прану, – сказал Дорр.

– Именно, – согласился мастер Шарн. – Прана. Или, как она зовется в состоянии покоя, лоретасра. Без этой способности мы не можем раскрыть свои чакры. Как бы ни были быстры наши мечи, эльф всегда будет быстрее. Как бы сильны мы ни были, гном всегда будет обладать большей мощью. Мы можем иметь лучшие навыки, чем сплетенные, но без лоретасры мы не способны преодолеть недостатки, тормозящие наш вид. Мы навсегда останемся воинами, не имеющими равновесия.

У Синдера возникла дюжина вопросов. Кое-что ему рассказывал Дипак во время их пути в Быстромечие, и с тех пор он прочел все, что смог, на эту тему: эфир и лоретасра. Дипак говорил, что это два названия одного и того же, но он был неправ. Между ними была разница. Лоретасра обитала внутри человека, в то время как эфир был частью мира вне его. А еще Дипак говорил, что люди не умеют очищать лоретасру, отчего она становится загрязненной. Так как все это связано с праной? Синдер не знал, поэтому поднял руку, желая расспросить об этом.

– Да, – сказал мастер Шарн, давая ему позволение говорить.

– Что такое прана?

– А. Хороший вопрос. – Мастер Шарн оглядел всех. – Кто-нибудь хочет ему рассказать?

Остальные кадеты забормотали вполголоса, но ни один из них не оказался готов ответить.

– Нет? – хохотнул мастер. – Мудро с вашей стороны, ведь никому не известна природа праны. Является ли она всего лишь очередным названием эфира и лоретасры? Эльфы и гномы сказали бы «нет». То же касается троллей, якшин и хранителей. Но никто из них не сможет объяснить, в чем, собственно, различие. Кое-кто утверждает, что прана – это та же самая субстанция, которую Шокан и Сира звали живатма, но помазанников с нами нет, чтобы объяснить это. Возможно, митхаспуры смогли бы объяснить, но они тоже отсутствуют.

– А как же риши из Бхарата? – спросил Синдер. – Разве это не люди, сумевшие раскрыть чакры?

Мастер Шарн нахмурился.

– Так они утверждают. Они определенно наиболее могущественные представители нашей расы, но они так же ограничены и используют свои дары не во благо. Предполагается, что, раскрыв чакры, существо лучше начинает понимать волю Девеша. Господь считается щедрым и любящим, но о ришах нельзя сказать ни того, ни другого. Они всегда были гораздо более преданны своим личным желаниям и нуждам.

– Тогда почему они так могущественны? – спросил Боунс.

– Мне неизвестна природа их силы, – признался мастер Шарн, – но у меня есть сомнения, что она связана со способностью очищать прану. Не думаю, что хоть кто-то из людей обладает этой способностью, и это подводит меня к истине, которую вы должны принять: все вы слабы по сравнению с другими расами на Семинале. И всегда будете. Но вы не низшие существа. Мы не низшие существа. Мы равны сплетенным в том единственном, что имеет значение – в глазах Девеша. На нас благодать Господня. Запомните эту непреложную истину. Какого бы высокого ранга вы ни достигли среди воинов Ракеша, вы не лучше и не ценнее пекаря по соседству или парня, чистящего конюшни. Мы призваны быть слугами, а не господами.

Это утверждение оглушило Синдера, словно молот, ударивший в гонг. Фраза отозвалась глубоко у него в сердце, словно отголосок истины, которая была ему когда-то известна и которую он забыл.

Слугами, а не господами.

Это осознание заставило его задуматься о том, сколько мудрости он когда-то почерпнул от родителей или от Питча, но которую позже забыл после падения в колодец. Забытые воспоминания. Сколько еще знаний было утрачено в результате потери памяти?

Глава 10

Недели тренировок в школе Украшенных Сталью промелькнули так же быстро, как взмах воробьиных крыльев. Затем налетела зима, набросившись лавинами града, снега и неистовыми порывами холодного ветра. Деревья скинули последние листья, а с карнизов, подобно сталактитам, свесились сосульки. Буря оставила после себя рваный, злой ветер.

Благодаря ветру, и без того студеный утренний воздух во дворе школы Адептов Украшенных Сталью стал еще холоднее. Там кадеты потели, боролись и тренировались под опекой своих мастеров, которые корректировали их форму, стойку и принимаемые решения. Ученики время от времени поскальзывались на мощенной камнем площадке, но не чаще, чем обычно, ведь Синдер и Морр Снитх еще в темные предрассветные часы убрали снег, выпавший вчерашней ночью, собрав белую пыль в кучи, оставленные по периметру двора.

Синдер все еще боролся с Фэйном, пока неготовый получить привилегию в виде тренировки с другими кадетами. Он слушал, как подмастерье объясняет подоплеку его последнего фиаско.

Фэйн повторил его движение.

– Ты сделал выпад, но не сместил центр тяжести. Из-за этого перенапрягся. Мне оставалось лишь сделать шаг в сторону, нанести простой удар сплеча, и все было кончено. – Он продемонстрировал. – Когда решаешься на выпад, нужно быть готовым к контратаке. Она неизменно последует.

Синдер это понимал и сердито нахмурился, раздраженный тем, что Фэйн объяснял ему то, что он и так уже знал. К этому моменту, через два месяца после начала тренировок, он уже разбирался в основах.

Должно быть, он плохо скрыл свое раздражение, потому что Фэйн прервал объяснения, сердито глянув на него.

– Что? Думаешь, ты все знаешь? Что я зря трачу свое и твое время, обучая тебя?

– Нет, мастер, – тут же ответил Синдер.

Фэйн ему нравился. Подмастерье всегда был к нему справедлив и тратил лишнее время, обучая его структуре и непреложным принципам того, почему воин может двигаться так или иначе. Последнее и наиболее подробное объяснение о центре тяжести и ложных выпадах, об использовании ловушек и подстав, открыло Синдеру глаза на возможности боя. Это знание также помогло ему проложить мост между внутренним пониманием, как двигаться, и осознанием техники того, как сделать это интуитивное восприятие более эффективным.

Фактически приемы боя, которым обучали в «Украшенных Сталью», были сродни физической версии шахмат, имели схожее планирование и стратегию. Поединок осуществлялся во всех измерениях, требовал всех чувств и предлагал больше вариантов и потенциальных исходов, нежели фигуры, передвигаемые по доске. У Синдера впереди были годы, чтобы все это понять. Теперь он это знал.

– Тогда что? – потребовал ответа Фэйн. – Потому что вид у тебя такой, будто ты съел кислое яблоко, и это тебя разозлило. А это значит, что и я разозлился.

– Я хотел попробовать кое-что новое, но не сработало, – сказал Синдер. – Это был ложный выпад. Я знал, что ты уйдешь в сторону и ударишь сплеча. Я не перенапрягался. Я только хотел, чтобы ты так решил. Если бы я был быстрее, то перестроился бы, блокировал твою контратаку, перешел в темп и гладко переместился, чтобы ударить тебя сбоку.

Сердитая морщинка Фэйна разгладилась. На ее место пришло удивление, а затем задумчивость. Через несколько секунд он сделал жест:

– Покажи мне.

Они снова заняли то же положение, которое занимали до победного удара Фэйна.

– Было вот так, – сказал Синдер.

Они замедлили движения. Синдер передвинулся из положения защиты, перенес вес вперед и постепенно перешел к выпаду. Фэйн тоже, насколько смог вспомнить, повторил движения прошлого поединка.

– Ты перенес больше веса на заднюю стопу, – сказал Синдер. – Не слишком много, но именно поэтому я решил попробовать выпад.

– Ты в этом уверен? – спросил Фэйн, снова удивившись. – Ты помнишь, что видел это?

– Я видел, но не то чтобы осознал эту информацию в голове. Просто увидел, как ты сместил центр тяжести, заметил лазейку и решил попробовать.

– Ты увидел, как я перенес вес на заднюю стопу, – давил на него Фэйн. – Посреди поединка? Тебе бы не хватило времени на такое наблюдение.

– Я увидел лазейку, – настаивал Синдер, – и выполнил выпад вовремя. Проблемой стала твоя контратака. Я не успел достаточно быстро вернуться в защитную стойку.

Фэйн закрыл глаза. Казалось, он бубнил что-то себе под нос. Наконец его глаза открылись.

– Сукин сын. Ты прав. Это сработало бы, будь ты быстрее.

– Но я не был, – отрезал Синдер, злясь на себя. Его тело, хотя и обросшее мускулами с тех пор, как он оказался в «Украшенных Сталью», все еще было недостаточно мускулистым. Это железными цепями сдерживало прогресс. – Может, я уже и не хилый, но все еще слабее и медленнее, чем нужно.

– Конечно, но это не всегда будет проблемой, – ответил Фэйн. Он медленно, кажется, скептически покачал головой. – Все еще не могу поверить, что ты вот так увидел лазейку. Должно быть, это заняло меньше доли секунды. Как?..

Теперь настала очередь Синдера удивляться. Он считал, что все в «Украшенных Сталью» могли сделать то, что сделал он. В конце концов, они годами оттачивали техники боя.

– Я всегда мог видеть подобные лазейки. – Он подумал и поправился: – По крайней мере, мне так кажется. Не совсем уверен, но именно так я победил тех задир в приюте.

Фэйн посмотрел на него с большим уважением.

– Да ты полон сюрпризов.

Синдер помешкал, неуверенный в том, как будет воспринят его следующий вопрос:

– Ты можешь делать то, о чем я говорю?

Фэйн издал несколько горький смешок.

– Только иногда. То же касается кадетов, кроме Боунса и, быть может, Дорра. Возможно, в нем есть зачатки того, что ты описываешь. Но в реальности единственные в «Украшенных Сталью», кто может вот так предсказывать исход битвы, это мастер Лирид и мой отец. Но они мастера… – Он одарил Синдера изучающим взглядом. – Вот о чем говоришь ты, понимаешь? О способности уровня мастера.

Синдер удивленно моргнул. Он и понятия не имел.

– Давно ты обладаешь этим навыком? – спросил Фэйн.

– Как я и сказал, сколько себя помню, но это не так уж долго. – Он широко улыбнулся. – Чуть больше пяти месяцев.

Длина его памяти.

– Впервые это случилось в приюте, но на самом деле все прояснилось, только когда ты объяснил мне принципы ведения боя. Эти беседы помогли мне лучше видеть лазейки и дали способность предугадывать то, что может сделать мой противник.

Фэйн тяжело выдохнул.

– Что ж, может, ты и тощенький как хворостинка, но с такой интуицией у тебя есть все шансы далеко пойти. – Он поднял клинок. – Посмотрим, как ты на этот раз справишься.

* * *

Зима окончательно установила жестокую власть над Быстромечием, и через неделю после разговора с Фэйном Синдер обнаружил себя сидящим за столом в комнате под названием «Скудоумие». Это было одно из двух мест в «Украшенных Сталью», полностью принадлежавших кадетам. Первым была «Наковальня» – большой тренировочный зал, расположенный в передней части здания, где они боролись, когда погода не позволяла работать на улице.

«Скудоумие» же было местом, где они что-нибудь мастерили. Это была тесная комнатушка, обладающая жизнерадостностью тюремной камеры. В ней стояло несколько длинных столов и лавок, занимавших почти все пространство. Все они были изрыты ямками, изношены и испачканы. Вдобавок ко всему, в воздухе витала еще и смесь едких запахов: воняло маслом, металлом и кожей.

Синдер работал в «Скудоумии» с несколькими другими кадетами: Дорром Корном, Мирком Бассангом и Гораном Грехмиром. Сегодня им дали увольнительную, но Боунс и Сэш решили продолжить тренировки. Из-за снега эти двое состязались в «Наковальне» под неусыпным взором мастера Лирида. Звуки их тренировки разносились по всему дому. Синдер бы присоединился к ним, но он устал до чертиков. Его слабое тело медленно крепло, но даже после всех стараний к концу недели, к выходным, у него не оставалось никаких сил.

Он мог бы поднажать, но где-то внутри осторожный голос предостерегал его от переутомления. Это мнение совпадало со строгим наказом мастера Лирида, который также велел Синдеру давать телу время отдохнуть и расслабиться, восстановиться и усвоить то, чему оно научилось за неделю.

В результате он торчал в «Скудоумии», сидя и таращась на старый кусок кожи, который намеревался превратить в мешочек для монет. Вместо этого творение напоминало ему какую-то опухоль.

Синдер со стоном отвращения отодвинул от себя кожу. У него не было ни таланта работать с ней, ни желания развить его.

– Пустое расточительство, – сказал он, досадливо хмурясь.

Рядом с ним Дорр Корн, старший кадет, сосредоточил свое внимание на часах. Очевидно, он решил, как и Фэйн, создавать часы, и счастливо напевал себе под нос. Услышав жалобы, он прервал пение и, подняв голову, посмотрел на Синдера.

– Ты слишком усердствуешь над тем, что тебе не нравится. Займись чем-нибудь другим. – Он указал на шкаф. – Посмотри там. Там куча материалов, которые могут понравиться тебе больше.

Это казалось лучшей идеей, нежели возиться с дурацкой кожей. Синдер поднялся.

– Ну и раз ты все равно уже встал, сгоняй на кухню и принеси мне поесть, – сказал Дорр, дружелюбно улыбаясь, явно в шутку. Старший кадет был в целом счастливым человеком, и Синдеру он нравился.

– С чего бы? – спросил Синдер. Он остановил взгляд на животе Дорра и убедился, что старший заметил. Живот Дорра едва заметно, но все же выпирал. – К тому же, похоже, ты и так немало съел.

Дорр рассмеялся, поглаживая себя по животу.

– Это всего лишь подкладка, защищающая мои потроха. Она вовсе не делает меня медленнее. А теперь тащи. Это указано в твоем контракте.

– Сам тащи.

– Не-не-не. Новички должны таскать нам еду, – сказал Горан. Из-за того, что он странно шепелявил, слова было трудно разобрать.

– Ага, братишка, – добавил Мирк. – Тащи еду, пока я не втащил тебе сапогом по почкам.

Синдер показал парням грубый жест, заставивший их рассмеяться. Пока они хихикали, он подошел к шкафу, высокому и узкому, занимавшему большую часть угла и высотой почти достигавшему трехметрового потолка.

Он открыл двери шкафа и внимательно рассмотрел то, что находилось внутри: кучу бесполезных запасов. Груду погнутого металла, лоскуты кожи, кусочки дерева, широкие отрезы парусины, цветные нитки и веревочки и множество незаконченных работ, таких как лошадиные подковы, картины и даже одежда. Очевидно, один из кадетов, нынешних или прошлых, попробовал себя в качестве портного.

Однако там не было ничего, что бы его заинтересовало. Синдер продолжил искать, отодвигая в сторону все больше и больше предметов. Наконец, в дальнем углу он увидел кое-что, что разожгло в нем интерес: деревянный футляр. Форма показалась ему знакомой. Он выглядел так, как будто в нем хранился музыкальный инструмент. Сердце Синдера забилось быстрее, как будто он находился в тренировочном дворе.

Он очистил футляр от мусора, засоряющего шкаф. Крышка была закрыта на две защелки, и Синдер их отстегнул. Он медленно поднял крышку, и его охватило чувство, будто он вот-вот разгадает одну из величайших загадок жизни. Внутри на мягкой красной ткани покоился музыкальный инструмент.

Синдер одобрительно присвистнул. Он был прекрасен.

Мандолина.

Так она называлась. До сего момента он даже не знал этого слова. Уже не впервый раз он неожиданно обретал знание. Это случалось часто. Наверное, несмотря на то, что он все еще не мог вспомнить ничего, касающегося Ласточки и событий своей предыдущей жизни, воспоминания не были затуманены полностью. Синдер просто не знал, что знает что-либо, пока какое-то событие не заставляло его заново встречаться с тем, что он и так уже знал. В каком-то смысле это означало, что каждый день был новой возможностью для самопознания.

Синдер аккуратно достал мандолину. Ее поверхность была покрыта тонким слоем пыли, но когда он быстренько протер ее рукавом, дерево мягко заблестело. Струны явно переживали лучшие времена, но наверняка все еще могли извлечь звуки.

Он вернулся на свое место на лавке рядом с Дорром, убаюкивая мандолину и опираясь спиной о стол.

– Что это у тебя там? – спросил Дорр, заглядывая Синдеру через плечо.

– Мандолина, – ответил Синдер.

Он провел пальцами по инструменту с таким чувством, будто это было бесценное сокровище, и более внимательно изучил его. Мандолина была старая, выщербленная, но очевидные дефекты отсутствовали.

Синдер тихонько провел пальцами по струнам и тут же нахмурился, услышав нестройные ноты. Она была жутко расстроена.

Он взялся решать проблему, тихонько пощипывая каждую струну и регулируя соответствующие колки.

– Хотел бы я научиться играть, – сказал Горан с тоской.

Синдер ему посочувствовал. До этого момента он даже не понимал, насколько для его прошлого «я» было важно заниматься музыкой. Просто руки чесались начать перебирать струны и исполнить песню.

– Ты действительно умеешь играть или просто балуешься? – спросил Дорр.

Синдер широко ему улыбнулся.

– Понятия не имею. – Он постучал себе по голове. – Воспоминаний ноль, помнишь?

Однако уверенность, с которой он обращался с мандолиной, и способность настроить ее только по слуху говорила, что наверняка умеет.

Мирк рассмеялся.

– Должно быть, у тебя в голове царит хаос, оттого что ты не помнишь, что знаешь, а чего не знаешь.

Синдер хохотнул.

– Да, моменты определенно бывают.

Он вернулся к занятиям с мандолиной. Вскоре его удовлетворило то, как были настроены все струны. Он энергично перебрал их и остался доволен нужными нотами. У мандолины был хороший резонанс, и Синдер задался вопросом, как долго она пролежала в шкафу.

– Не сиди без дела, – сказал Дорр. – Сыграй уже что-нибудь.

Синдер понял, что не знает ни одной песни. Он просто не знал, что сыграть. Может, можно…

Он закрыл глаза и позволил пальцам самостоятельно сложить узор. Начал неуверенно, как будто руки заново учились делать это, восстанавливали некогда известный, но уже забытый навык. Пальцы перебирали струны, пока не сложилась мелодия. Они вспомнили то, чего не помнило сознание, и его уверенность возросла. Он ускорил темп.

Это было так же, как и с мечом. С каждым днем Синдер становился все увереннее в своих способностях. Ему было далеко до мастерства, но он прошел долгий путь. Улучшив силу и выносливость, он добьется и более высоких целей.

Он отставил мысли о бое и сосредоточился на мандолине, бренча и перебирая струны.

И родилась музыка. Он играл песню, все еще с закрытыми глазами. Мир померк, когда в голове возникло видение.

* * *

Он сидел на скамье, стоящей на краю скалы. Под ним раскинулась деревня, дома гнездились на террасах, вырезанных в крутых склонах. Деревеньку омывала струящаяся речушка. Она рассыпалась ступенчатыми водопадами, создавая радужный ореол.

Рядом сидела женщина. Он уже видел ее раньше. Несколько раз она снилась ему, в том числе и по дороге из Ласточки в Быстромечие. Они гуляли в парке в каком-то далеком, полном изящества и красоты городе. Она была почти одного с ним роста, и сейчас она пела уверенным контральто на языке, которого он не понимал.

Он играл для нее и для нее одной, его пальцы бегали по струнам мандолины. Он растворился в музыке, в звуках ее голоса, в ощущении ее присутствия рядом с ним. Он скучал по ней, скучал по танцам с ней.

* * *

Песня закончилась, и Синдер открыл глаза, охваченный беспокойными мыслями. Это не могли быть его воспоминания о жизни в Ласточке. В видении он казался намного более старым, пресыщенным жизнью… что не имело никакого смысла, ведь ему было всего шестнадцать.

Но они казались такими реальными… Синдер все еще ощущал на коже океанский бриз, чувствовал запах жасмина, вплетенного в волосы женщины, все еще слышал, как она поет, чувствовал ее любовь.

Затем он вздрогнул, расстроившись и забеспокоившись о своем душевном здоровье. Что значили эти видения и сны? Почему он их видел?

Но у него не было возможности обдумать эти вопросы: остальные кадеты благодарно ему аплодировали.

– Совершенно чудесно! – улыбаясь, с энтузиазмом сказал Дорр.

– Фантастика, – согласился Горан, улыбаясь так же широко, как и Дорр.

Старший кадет закивал.

– Зима будет не так уж и дурна, если ты будешь играть нам, пока мы заняты бездельем или работой.

– Это определенно лучше, чем слушать, как ты напеваешь себе под нос, – сказал Мирк. – Без обид, братишка, но твое пение похоже на мычание раненой коровы.

– Если когда-нибудь решишь оставить меч, возможно, тебе захочется взять в руки инструмент, – сказал Горан.

Синдер крепче сжал мандолину. Слова Горана были добры, но неуместны. Больше всего на свете Синдер хотел держать в руках меч. Стать воином, защищающим тех, кто в этом нуждался. Плюс он не так хорошо владел музыкальным инструментом, чтобы зарабатывать этим на жизнь.

Только одна каста людей была способна на это.

Эта мысль снова расстроила его.

Что такое каста?

* * *

Синдер щипал струны мандолины, найденной в «Скудоумии» почти месяц назад, подкручивая колки, чтобы снова подстроить ее. Он все еще не помнил, когда и как научился играть, но ему было уже все равно. Ему нравилось извлекать музыку, и этого было достаточно.

Вместе с другими кадетами он сидел в «Одиноком осле», пабе в нескольких километрах от школы. Это был вечер перед увольнительной, и они решили встретиться здесь после ужина, как только Синдер закончит работу на кухне.

В «Одиноком осле» уже собрался народ, и подавальщицы торопились принести им заказы. Большинство завсегдатаев были мужчинами, постоянными клиентами. Группа ремесленников и рабочих, бедняцкий сброд. Они сидели за круглыми столиками, заляпанными пятнами от бесчисленного количества пролитых напитков, или за длинной барной стойкой, заканчивавшейся всего в паре метров от входа, и со скорбной монотонностью потягивали свое пиво. Трип Бэджер, хозяин, обслуживал их, его зычный голос слышался то тут то там. По большой комнате клубился табачный дым. Воздух наполнял гул голосов, время от времени раздавался хриплый смех. В большом очаге, располагавшемся по центру стены напротив входа, горел веселый огонек. Он согревал паб.

Остальные кадеты заказали себе выпить, и пока ждали заказа, обсуждали день, проведенный в поединках. Синдер слушал их беседу вполуха. Большая же часть его внимания была сосредоточена на настройке инструмента.

– И вот я уже думаю, что Синдер у меня в руках, – говорил Мирк, – но затем мерзавец меня подсекает, оказывается в выигрышной позиции и стучит по мне, как в закрытую дверь.

Сэш недоуменно нахмурился.

– Как в закрытую дверь? Что это значит?

– Это значит, что он надрал мне задницу, – ответил Мирк. – Быстро. Как и Горану вчера.

Синдер сдержал довольную улыбку. Было весело побить Мирка в рукопашном бою так скоро: простой быстрый переход от защиты к нападению, завершившийся удушающим приемом. Старший кадет этого даже не ожидал.

Он увидел, как Горан глянул на Дорра.

– Что думаешь? – спросил он, и из-за косноязычия все слова слились вместе. – Есть у Синдера шанс побить Боунса?

Боунс рассмеялся, как будто это утверждение было жутко нелепым.

– Черт возьми, нет. Синдер стал драться лучше, но это не значит, что он хорош. По крайней мере, не так хорош, как я. – Он вызывающе потянулся, демонстрируя всю длину своих мускулистых рук.

Но это утверждение не было нелепым. Не совсем. По крайней мере, Синдер так не считал. Месяц назад он начал бороться с другими кадетами. Он быстро наращивал навыки во всех аспектах боя, будь то бой на мечах, рукопашный бой или врожденная способность считывать положение тела и центр тяжести противника. С каждым днем его навыки становились все лучше.

Тем не менее он считал, что никогда не достигнет уровня Боунса. Этот кадет был слишком быстр, слишком силен и слишком хорош. Боунс гениально владел своими руками, ногами и мечом. Он обладал сверхъестественной способностью видеть течение боя, навязывать свою волю и создавать лазейки там, где их не существовало. Иными словами, Боунс был одарен.

Синдер не был, но ему это и не требовалось. Он делал успехи, и пока этого было достаточно. Он больше не вступал в поединки на мечах, заранее ожидая проигрыша. Ему еще только предстояло выиграть в состязании, но он уже знал, что доживет до того дня, когда ему это удастся. Оставалось не так уж долго. Все зависело от способности его тела реагировать на то, чего от него требовал разум.

Дверь в паб открылась, и Синдер оторвал взгляд от мандолины. Внутрь вошли Райнер и Корал. Синдер поднялся, приветственно улыбаясь.

Даже после ухода из приюта Синдер не потерял связь с братом и сестрой. Отчасти потому, что все еще чувствовал определенную ответственность за Райнера. Хотя парень уже не рисковал испытать на себе гнев задир, он все еще нуждался в помощи. В ком-то, кто научил бы его быть сильным. Не обязательно драться, но быть твердо уверенным в том, кто он такой, и не позволять никому отнимать у него мечты.

Это работало.

Сейчас Райнер казался совершенно иным человеком по сравнению с тем, каким он был, когда Синдер впервые его увидел. Пропал тот напуганный мальчишка, которого он видел первое время, когда только появился в приюте Пресвятой Огненной Девы. Его место занял постройневший, более уверенный в себе молодой человек. Возможно, причиной было то, что Корал нашла для брата место ученика библиотекаря, занятие, подходящее парню.

Синдер также поддерживал контакт с Корал, и было легко понять почему. Она была приятным человеком: красивым, мудрым и заботливым… И его сердце билось чуть быстрее, когда девушка была рядом. Она все еще работала служанкой, но в последнее время также зарабатывала деньги пением. На самом деле именно Корал познакомила Синдера с Трипом Бэджером, убедив раздавшегося в талии владельца «Одинокого осла» позволить им вдвоем здесь выступать. Синдер аккомпанировал Корал на мандолине, а она пела, и их выступления обеспечивали его необходимым источником дохода.

Синдер обнял Корал и Райнера, когда они подошли к столику.

– Рад вас видеть.

– Мы тоже рады тебя видеть, – сказала Корал, целуя его в щеку. Она тепло улыбнулась и взяла его руки в свои, ощупывая твердые мозоли на кончиках его пальцев. – Ты занимался.

– Только когда не слишком уставал после тренировок, – сказал Синдер, усмехнувшись, и высвободился из ее рук.

– Ты стал крупнее, – сказал ему Райнер. – И выше.

– Такое случается с людьми, когда они много едят и целыми днями тренируются, – ответил Синдер. – А ты что же? Как поживаешь?

Райнер пожал плечами, но в уголках его губ промелькнула гордая улыбка. Синдер широко улыбнулся.

– Думаю, именно такого ответа я и ожидал.

Он проводил Корал и Райнера к столику и познакомил их с кадетами, каждый из которых встал и кивнул Корал.

– Особенные друзья Синдера – наши друзья, – сказал Боунс, улыбаясь почти насмешливо.

Синдеру захотелось его ударить. Во-первых, Корал не была его особенной подругой, а во-вторых, даже если бы и была, было неправильно заставлять ее чувствовать из-за этого неловкость.

Корал закатила глаза на замечание Боунса, видимо, мимо нее не прошла околонасмешка кадета.

– Не знаю насчет особенных друзей, но Синдер действительно мой друг. Хороший друг. – Она вызывающе склонила голову. – А что насчет тебя? У тебя есть особенная подруга? Или эта несчастная судьба постигла твою правую руку?

Весь столик хохотал, пока Боунс трепал языком о том, как много особенных подруг у него было.

– Ну, у него ведь две руки, – сказал Мирк.

И снова столик взорвался смехом.

Синдер перестал хохотать.

– Начнем? – спросил он у Корал, указывая на возвышение, установленное в дальнем конце паба.

– С удовольствием. – Корал обратилась к кадетам: – Было приятно познакомиться, джентльмены. – И она подмигнула Боунсу, совершенно в этом не раскаиваясь.

Синдер проводил девушку к сцене, на которой стояла пара табуретов. Он поставил перед ними открытый футляр от мандолины, куда народ мог по желанию класть деньги. Корал распелась, прогнав несколько гамм, пока он разминал пальцы.

Кто-то погасил несколько ламп диптха, расставленных вдоль стен, и комната погрузилась в полумрак. Толпа постепенно притихла, как только все поняли, что происходит. Синдер сыграл первые такты завораживающей мелодии. Его пальцы бренчали по струнам и перебирали их.

Корал пропустила несколько тактов, топая ногой в ритм. Потом она начала петь. Слова рассказывали историю о мужчине, желавшем жениться на женщине. Ответом ему было то, что он должен доказать свою любовь. Лишь тогда она полюбит его в ответ. Он молил и упрашивал ее передумать.

Синдер ускорил темп.

Женщина потребовала от него выполнить еще более необычные задачи. Мужчина старался угодить ей, но в конечном итоге провалился. Она указала ему на дверь, велев больше никогда не появляться у нее на пороге.

Темп замедлился. Прожив месяцы и даже годы в душевных муках, мужчина поправился. Темп ускорился. Мужчина сдул с себя пыль и влюбился соседскую дочку. Теперь Синдер играл тише, медленнее. Пение Корал превратилось в шепот. Женщина осталась одна, усталая и никем не любимая.

Это была горькая песня, но зрителей это не волновало. Они все равно хлопали и кричали.

Синдер и Корал исполнили еще одну песню, затем продолжили и исполнили еще дюжину. Час был уже поздний, и у их ног выросла гора монет. Наконец они поклонились зрителям, которые хлопали и свистели им в качестве благодарности. Завсегдатаи допивали напитки или вовсе покидали паб, пока Синдер и Корал собирали свой заработок.

Синдер заметил, что Корал широко ему улыбается, после чего она коротко его обняла.

– В то же время в следующую увольнительную?

Синдер кивнул.

– Только если ты будешь свободна.

– Разумеется.

Они с Райнером ушли.

Затем подошли кадеты. Они поздравили Синдера с выступлением, и большинство из них ушло.

Боунс, однако, остался, очевидно, имея на уме какую-то мысль.

– Я-то шутил, но ты и сам знаешь, что тебе могла и не достаться такая женщина. Подумай об этом.

Сказав так, Боунс удалился.

Синдер уже думал об этом. Правда была в том, что Корал ему нравилась. Она была умной, приятной и веселой. Замечательный человек. Он задышал глубже. Но когда он представил свое будущее с Корал, в его голове возник голос другой певицы, блондинки, и его наполнила непостижимая тоска. В тысячный раз он задумался все над тем же вопросом, не имевшим ответа:

Кто она?