Текст книги "Охотник на лис"

Автор книги: Дэвид Томас

Соавторы: Марк Шульц
сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 20 страниц) [доступный отрывок для чтения: 8 страниц]

Марк Шульц, Дэвид Томас
Охотник на лис

Написано для моих детей и посвящено моему брату Дэйву

Mark Schultz

With David Thomas

FOXCATCHER

Copyright © 2014 by Mark Schulz.

All rights reserved including the right of reproduction in whole or in part in any form. This edition published by arrangement with Dutton, a member of Penguin Group (USA) LLC, a Penguin Random House Company.

© Калинин А. А., Мовчан А. Б., перевод на русский язык, 2014

© Издание, оформление. ООО Издательство «Эксмо», 2015

Действующие лица

Стэн Абел – главный тренер команды борцов Оклахомского университета, за которую выступали Марк Шульц и Дэйв Шульц; внесен в списки Национального зала борцовской славы.

Алан Олбрайт – главный тренер команды борцов в университете Бригэма Янга («Би-Уай-Ю»); нанял Марка Шульца на работу в качестве своего помощника.

Дэйв Обл – тренер Марка Шульца и Дэйва Шульца в спортивном центре Калифорнийского университета в Лос-Анджелесе; внесен в списки Национального зала борцовской славы.

Эд Банак – занимался борьбой в университете Айовы вместе со своим старшим братом Стивом и его близнецом Лу; в финале чемпионата Национальной ассоциации студенческого спорта 1982 года проиграл Марку Шульцу.

Брюс Баумгартнер – товарищ Марка Шульца по национальной сборной на Олимпийских играх 1984 и 1988 годов, на которых завоевал две из своих четырех олимпийских медалей.

Дэйв Бенето (известен как «Опасный Дэйв») – боец смешанных боевых единоборств, которому Марк Шульц помогал тренироваться в рамках подготовки к турниру «Чемпионата по боям без правил».

Тим Браун – тренер по борьбе; тренировал Марка Шульца в средней школе в Ашленде, штат Орегон.

Роб Калабрезе – первый борец, вошедший в состав созданной Джоном Дюпоном команды «Фокскэтчер»; вместе с Марком Шульцем был тренером в университете Вилланова.

Дэн Чэйд – товарищ Марка Шульца и Дэйва Шульца по команде борцов Оклахомского университета; вместе с Марком Шульцем был тренером в университете Вилланова, часто тренировался с ним как в университете Вилланова, так и в команде «Фокскэтчер».

Джон Дюпон – наследник состояния семьи Дюпонов, нанявший Марка Шульца в качестве помощника тренера по борьбе в университете Вилланова и в качестве борца и тренера созданной им команды «Фокскэтчер»; в январе 1996 года убил Дэйва Шульца; в декабре 2010 года умер в тюрьме.

Дэн Гэбл – один из борцов и тренеров, удостоенных наибольшего числа наград в истории борцовского спорта в США; в качестве тренера подготовил команду борцов университета Айовы к 16 национальным чемпионатам Национальной ассоциации студенческого спорта; был главным тренером американской команды борцов вольного стиля на Олимпийских играх 1984 года, когда Марк Шульц завоевал золотую медаль.

Пэт Гудейл – начальник службы безопасности Джона Дюпона, один из двух свидетелей по делу об убийстве Дэйва Шульца.

Гари Гудридж (известен как «Большой папаша») – соперник Марка Шульца в его единственной схватке на турнире «Чемпионата по боям без правил».

Садао Хамада – тренер по гимнастике в Стэнфордском университете; тренировал Марка Шульца до того, как тот стал заниматься борьбой.

Эд Харт – тренер Марка Шульца и Дэйва Шульца в средней школе в Пало-Альто (Калифорния).

Крис Хорпел – абсолютный чемпион Америки по борьбе; тренер Марка Шульца в Стэнфордском университете в начале его борцовской карьеры; в качестве помощника тренера в Калифорнийском университете в Лос-Анджелесе тренировал Марка Шульца и Дэйва Шульца; впоследствии нанял их в качестве своих помощников в Стэнфордском университете.

Джим Хамфри – помощник тренера в Оклахомском университете, за команду борцов которого в то время выступали Марк Шульц и Дэйв Шульц; был также главным тренером американской команды по вольной борьбе, за которую Марк Шульц выступал на Олимпийских играх 1988 года; позднее работал тренером в команде «Фокскэтчер».

Валентин Йорданов – семикратный чемпион мира по борьбе; спортсмен из Болгарии; тренировался в команде «Фокскэтчер» в то время, когда брат Марка Шульца жил и работал тренером на территории поместья «Фокскэтчер».

Решит Карабаджак – турецкий борец, занимавший в рейтингах в своей весовой категории перед Олимпийскими играми 1984 года первое место; победа Марка Шульца над Карабаджаком была аннулирована после того, как Марк сломал Карабаджаку локоть во время схватки.

Ли Кемп – трехкратный чемпион мира по борьбе; являлся, как и Марк Шульц, рекордсменом среди американских борцов, завоевавших больше всего титулов в международных чемпионатах по борьбе.

Андре Метцгер – товарищ Марка Шульца и Дэйва Шульца по команде борцов Оклахомского университета, в составе которой он четырежды завоевывал титул абсолютного чемпиона Америки по борьбе; впоследствии работал тренером в университете Вилланова.

Владимир Модосян – чемпион мира по борьбе; спортсмен из СССР.

Крис Ринке – канадский борец, проигравший Марку Шульцу в борьбе за золотую медаль на Олимпийских играх 1988 года.

Марио Залетник – один из высокопоставленных чиновников Международной федерации объединенных стилей борьбы, международной организации, развивающей олимпийские виды борьбы[1]1
  В сентябре 2014 года конгресс Международной федерации объединенных стилей борьбы (Federation Internationale des Luttes Associees, FILA) утвердил смену названия организации, которая стала называться «Объединенный мир борьбы» (United World Wrestling, UWW). – Прим. пер.


[Закрыть]; какое-то время жил на территории поместья «Фокскэтчер».

Дэйв Шульц – старший брат Марка Шульца; в числе его достижений – первое место на чемпионате Национальной ассоциации студенческого спорта США, золотая олимпийская медаль и титул чемпиона мира.

Нэнси Шульц – жена Дэйва Шульца.

Филип Шульц – отец Марка Шульца.

Майк Шитс – занимался борьбой в Оклахомском университете, где он на соревнованиях выступал и против Марка Шульца, и против Дэйва Шульца; после окончания университета был соперником Марка Шульца в основных схватках национального уровня.

Израэл Шеппард – дважды абсолютный чемпион Америки по борьбе и товарищ Марка Шульца и Дэйва Шульца по команде Оклахомского университета.

Жанин Сен-Жермен – мать Марка Шульца и Дэйва Шульца.

Рикки Стюарт – борец команды «Ловкачи из Оклахомы», к схваткам с которым Марку Шульцу приходилось часто готовиться.

Грег Стробел – главный тренер борцов команды «Фокскэтчер».

Тарас Уочок – в течение длительного времени адвокат Джона Дюпона.

Чак Ярнолл – главный тренер борцовской команды университета Вилланова во время переезда туда Марка Шульца.

Пролог

26 января 1996 года

– Привет, тренер!

Улыбающийся Дэйв приветственно помахал рукой, спускаясь к подъехавшему по аллее к стоянке серебристому «Линкольну Таун-кар» Джона Дюпона. В тот день была его очередь забирать двоих детей из школы, и он только что закончил чинить радио в машине.

Дюпон, опустив стекло, не ответил на приветствие.

– У тебя ко мне претензии? – спросил он.

Возможности ответить Дюпон Дэйву не дал.

Первая экспансивная пуля, выпущенная Дюпоном из револьвера «Магнум» 44-го калибра, попала Дэйву в локоть (возможно, Дэйв пытался прикрыться руками) и продолжила путь по спирали через сердце в легкие.

Дэйв закричал от боли и грудью бросился на стрелявшего, надеясь, по-видимому, вырвать из его рук пистолет.

Дюпон, правая рука которого все еще была вытянута, снова спустил курок. Вторая пуля попала Дэйву в желудок, а потом, выйдя через спину, пробила заднее стекло машины Дэйва и вдребезги разнесла ветровое стекло.

Дэйв рухнул лицом вниз на заснеженную аллею. Услышав первый выстрел, жена Дэйва Нэнси бросилась к парадной двери дома.

– Остановись, Джон! – закричала она.

Дюпон вышел из машины и направил револьвер на нее. Нэнси нырнула обратно в дом. Дюпон снова направил ствол на Дэйва, который полз к своей машине, оставляя на снегу кровавый след. Ублюдок выстрелил в спину моему умирающему брату.

В моем кабинете зазвонил телефон. Это был еще один день в середине борцовского сезона. Такие дни перед началом тренировок команды я проводил, читая почту и отвечая на телефонные звонки.

Этим я занимался и в тот день, пока не позвонил отец, который сказал:

– Дюпон стрелял в Дэйва и убил его.

Я не повесил телефонную трубку – я бросил ее и закричал. Сгреб лежавшие передо мной бумаги и швырнул их в стену. За бумагами последовали блокноты, ручки и все, до чего я мог дотянуться. В стену полетели часы и награды, стоявшие в шкафу возле письменного стола. Я изрыгал ругательства настолько громко, что их могли услышать на небесах.

Рыдая, я просидел целый час один до тех пор, пока помощник тренера не открыл дверь. Я рассказал ему о звонке отца, и он заплакал вместе со мной.

К тому моменту Джон Дюпон, наследник состояния семьи Дюпонов, считавшийся лучшим другом американских борцов-любителей, спрятался в своем огромном особняке. Полицейские бросились к поместью «Фокскэтчер», которое им было хорошо знакомо. Некоторые из них тренировались на стрельбище, которое оборудовал для этого Дюпон. Они носили пуленепробиваемые жилеты, купленные для них Дюпоном, они общались друг с другом по рациям, купленным Дюпоном.

Дюпона, всегда извлекавшего преимущества из своей репутации филантропа, на протяжении всей его взрослой жизни славили как щедрого дарителя. Но я знал его лучше. Я знал, что он дарил для того, чтобы получать. Джон Дюпон дал мне средства для занятий борьбой, а потом отобрал у меня карьеру борца. А в тот день он отобрал у меня и брата.

Полицейские, развернувшиеся для операции, которая превратится в продолжавшуюся 48 часов осаду особняка, послали мне предупреждение и попросили меня не приезжать на место трагедии, хотя я находился в двух тысячах миль оттуда.

Предупредив меня, полиция поступила правильно. Если б я поверил в то, что у меня есть шанс добраться до Джона Дюпона, я мог бы совершить еще одну поездку в его поместье. Чтобы убить его.

Часть первая
Становление чемпиона

Глава 01
Шанс бойца

До того как Джон Дюпон убил моего брата, тот был одной из постоянных величин в моей жизни.

Дэйв защищал меня, подавал мне пример и разделял мои страдания. Хотя Дэйв родился на 17 месяцев раньше, мы были почти близнецами.

В СМИ любили указывать на наши различия. Внешне мы были непохожи. Большую часть своей взрослой жизни Дэйв щеголял густой черной бородой, а я был чисто выбрит, что подчеркивало мои скулы и подбородок. Мои волосы были густыми и волнистыми, а у Дэйва была короткая стрижка. Время сделало его шевелюру еще короче. Я был заметно более мускулистым, а Дэйв выглядел скорее как профессор химии.

Если верить СМИ, боролись мы тоже по-разному. На ковре Дэйв демонстрировал блестящую технику. Возможно, он был величайшим мастером техники борьбы. Я же полагался более на силу, даже на грубую физическую силу.

Однажды журнал Sports Illustrated назвал Дэйва «магистром Йодой борцовского ковра», который мог перехитрить соперников. А я был «молотом», «идущей в лобовую атаку массой мышц». Дорогу к победе я преодолевал благодаря силе.

Отличные истории строятся на контрастах. Возможно, именно поэтому мы, давая интервью, резвились от души. Но, несмотря на очевидные физические различия, подлинной историей было то, насколько мы были похожи. А еще лучшей историей был бы рассказ о том, насколько сильно это сходство было запрограммировано, поскольку я пытался подражать старшему брату во всем, в чем только мог.

Наши истории писались как будто по лекалам «Золушки». Начав наши карьеры очень скромно, мы проложили себе дорогу в жизни и в борцовском мире, вместе одержав победы на четырех чемпионатах Национальной ассоциации студенческого спорта, выиграв две золотые олимпийские медали и трижды завоевав титулы мировых чемпионов по борьбе. Однако мы так и не разбогатели. Мы завоевали много золота, но так и не нашли того волшебного колечка, которое позволило бы нам заниматься борьбой, не полагаясь на помощь людей, подобных Джону Дюпону, мультимиллионеру-неудачнику, который жаждал признания, престижа и власти. Я ни за что не связался бы с Дюпоном, если бы Федерация спортивной борьбы США предоставляла своим самым успешным борцам бо́льшую финансовую поддержку.

Правда в том, что ни у Дэйва, ни у меня никогда не хватало денег. С этого факта и начинается наша история.

Когда мне было три года, родители развелись. Наш отец, профессиональный комик, и наша мать расстались без обычных в таких случаях скандалов, так что нам не пришлось иметь дела с родителями, которые ненавидели бы и поносили друг друга. Кроме того, мы на самом деле были очень близки к родителям нашей матери, и в той мере, в какой разводы родителей сказываются на детях, мы в детстве не слишком сильно страдали.

Когда я пошел в школу в Пало-Альто, штат Калифорния, мне еще не было пяти лет. Поскольку я родился в октябре, в классе я был самым младшим. Дэйв учился классом старше, и в своем классе он, в отличие от меня, был одним из наиболее крупных мальчиков. Однако Дэйв, который ел все подряд, был рыхлым и страдал плохой координацией движений. За это его дразнили «толстяком».

Расстройство координации движений было у Дэйва следствием дислексии. У него не было главенствующего полушария головного мозга, как у всех людей, а это влияет на то, как люди мыслят и действует. У людей, страдающих дислексией, преобладание полушарий неустойчиво, и эта неустойчивость отрицательно сказывается на организации работы мозга.

Неудивительно, что Дэйв читал с огромным трудом. Когда он читал, буквы B, D, и P опрокидывались то вперед, то назад или скакали вверх и вниз. Впрочем, учителя Дэйва сочли его умственно отсталым и отправили его на коррекционные занятия. Дэйв ненавидел коррекционные занятия. Подобно многим дислектикам, на самом деле Дэйв был очень умным.

Однажды, когда Дэйв учился в третьем классе, мальчишка из его же класса стал издеваться над ним из-за того, что он ходит на коррекционные занятия по чтению. Дэйв разозлился, повалил обидчика на землю и стал колотить его головой о бетонный пол. Мальчишка потерял сознание, и в школу приехала машина «скорой помощи», на которой мальчишку увезли в больницу. Дэйв разбил ему череп.

После этого Дэйв стал известен как самый крутой парень в школе. Неудивительно, что ему больше не доводилось сталкиваться с насмешками. Впрочем, мы в школе много дразнились, до сих пор не пойму, почему. Помню, как-то группа девчонок упорно называла меня «чванливым». Они могли повторять это слово по меньшей мере десятки, а то и сотни раз в час.

Не думаю, что я был чванливым или самодовольным. Я был хорошим спортсменом, да, неразговорчивым, но не скажу, чтобы я был самодовольным. Впрочем, я был маленького роста, что делало меня объектом насмешек.

Меня особенно задирал один громила, и тогда за меня вступился мой защитник. Дэйв повалил парня на пол и лупцевал его до тех пор, пока тот не разревелся. Тогда Дэйв дал ему подняться, и малый убежал домой.

В школе Дэйв столкнулся еще с одним мальчишкой по имени Джон. Не могу вспомнить, с чего там у них началось, но думаю, что Джон не уважал Дэйва. Они решили подраться на спортплощадке после школы. Среди учеников прошел слух о том, что Джон будет драться с Дэйвом, и исход этой драки вызвал большой интерес, потому что Дэйв был самым крутым парнем в школе, а Джон был одним из лучших спортсменов школы, очень быстрым и ловким.

После уроков мальчишки окружили Дэйва кольцом. Вскоре выяснилось, что Джон Дэйву не соперник. Они упали на землю, Дэйв оседлал Джона и начал его бить. Мелькали кулаки Дэйва, Джон пытался защититься руками, и оба ревели – подмятый Дэйвом Джон потому, что его били. А сидевший на нем Дэйв ревел, как я думаю, потому, что это был один из тех случаев, когда мальчишка дерется и испытывает такой выброс адреналина, что после драки не может вспомнить, что, собственно, произошло. Учитель услышал шум и растащил дерущихся.

Не понимаю, каким образом Дэйв так быстро повалил такого физически развитого парня, как Джон, но Дэйв, должно быть, нашел слабое место Джона и ударил в эту точку. Дэйв изумительно владел техникой боя задолго до того, как пришел в борьбу.

Хотя из-за маленького роста я был скорее на периферии событий, драки стали для нас обоих средством защиты. Преимуществ у нас было немного, но выносливости и упрямства вполне хватало для того, чтобы никогда не уступать.

Родители рассказали мне, что когда мне исполнилось четыре года, у меня были хорошо развитые, рельефные мышцы живота и хорошие мускулы, но я впервые почувствовал свои спортивные таланты во втором классе, когда другой ученик стал хвастать, что обгонит меня в беге через поле. Он стартовал прежде, чем я, но, несмотря на его большой отрыв в начале, я нагнал его и пришел к финишу первым.

Этот забег дал мне необходимую уверенность: хотя я и был самым младшим в классе, я понял, что в спорте могу быть лучше других. Я был еще слишком мал для того, чтобы знать научные объяснения, касающиеся быстро сокращающихся мышечных волокон. Об этом я узнаю в колледже, но выяснение того, насколько я быстр по сравнению с другими учениками моего класса, позволило понять имевшееся у меня преимущество во взрывной силе. После этого подъема уверенности в собственных силах я стал вратарем в играх в футбол, которые мы проводили тайком на переменках между уроками. После бросков за мячом я возвращался в класс грязным. Так впервые я узнал радость от того, что в спорте я – лучший.

* * *

Наша мать снова вышла замуж и поступила в аспирантуру Стэнфорда. До того как я перешел в четвертый класс, мать приняла предложение стать костюмером Орегонского шекспировского фестиваля в Эшленде, штат Орегон, городке, который был ближе всего к Калифорнии, если ехать по связующей два штата автомагистрали 5. Переезд от отца и бабушек и дедушек в Орегон из Пало-Альто занял более шести часов.

У нас были хорошие отношения с отцом. Когда я родился, отец и мать дали мне второе имя отца – Филип. А свое первое имя я получил от дяди Марка Бернстайна, но пока я рос, мне это имя не нравилось, поскольку «Марк» звучало как лай косматого пса. Потом я узнал, что мое имя происходит от имени древнеримского бога войны Марса, и подумал, что здорово носить имя воителя.

Отец, закончивший Стэнфордский университет, был профессором комедии и драмы. Когда мы были рядом с ним, он постоянно смешил нас. В первые годы нашей жизни в Пало-Альто у меня появилась любовь к комедии. Я наизусть помнил альбом Стива Мартина «Дикий и безумный парень». Наши дедушка и бабушка, Уиллис и Дороти Рич, были умными, состоявшимися людьми: дед был профессор в Стэнфорде, а бабушка была врачом. Пока мать работала в летние месяцы, мы оставались у деда и бабки, которые жили неподалеку в Менло-Парк, и всякий раз, когда мы оставались у них, они изливали на нас свою любовь. Особенно близкие отношения у меня сложились с бабушкой. Но потом мы переехали в Орегон.

Я ненавидел Орегон. Даже не Орегон сам по себе, а то, что переезд разрушил позитивное влияние деда и бабушки. Недавно я сказал Жанин Сен-Жермен, нашей матери, что все еще испытываю негативное отношение к Орегону и хотел бы, чтобы мы никогда туда не перебирались. Потому что именно в Орегоне моя жизнь начала становиться трудной.

У матери и нашего отчима было еще двое детей. Потом мать снова развелась. Ее родители умерли. У нее был брат, который жил далеко и не мог особенно помогать сестре (или нам). Работа матери на Шекспировском фестивале была одной из лучших театральных работ в США, но не оставляла ей много времени на детей.

Наш дом в Эшленде был очень мал, площадью, возможно, около 112 квадратных метров. Там была комната матери, комната, где жили наши маленькие сводные брат и сестра, и комната, которую Дэйв и я могли сделать своей. Но у этой комнаты были стеклянные стены. Она была застекленной террасой. Большую часть года там было холодно, так как комната не имела теплоизоляции. Так что наше житье там началось со строительства на заднем дворе того, что мы назвали «сторожкой».

Эта сторожка была неудобным и холодным жилищем. Кроватей там не было. Мы спали на раскладушках, закутавшись в спальные мешки. Стены были утеплены, но дверная ручка оторвалась, и из открытой двери сквозило холодом. В сторожке был маленький электрический обогреватель. Чтобы согреться по утрам, перед тем как собираться в школу, мы со спальным мешками на спинах скрючивалась в потоке идущего из обогревателя теплого воздуха.

Мы жили в грязи. Дорога к дому, вся в рытвинах и ухабах, была сплошной грязью. Некоторые из наших соседей были овцеводами. Одежды у нас было немного, да и та оставалась почти все время грязной: стирали мы редко. В шестом классе я носил пару носков до тех пор, пока их подошва не стала черной и твердой.

Когда одна из учительниц увидела мои носки, она сказала: «Шульци, от такого зрелища стошнить может».

Это было мучительно неудобно. Ужасные времена, но то, что мы прошли через них, сделало Дэйва и меня упорными и независимыми. Нам надо было взрослеть быстрее, чем остальным ребятам.

* * *

Переезд из Пало-Альто в Эшленд был тяжелым. Я терпеть не мог начальную школу в Эшленде. Я находился в четырехстах милях от отца, деда и бабушки, а зимы в этой сторожке-морозилке были такими холодными. Я дождаться не мог потепления – тогда я мог обходится без обуви, а мои подошвы становились достаточно грубыми, чтобы босым ездить на велосипеде на гору Эшленд за Литиа-Парк.

В школе я мучился от скуки. Тогда я открыл в себе переданный мне отцом ген комедианта, чтобы развлекаться. Дома я снова и снова слушал виниловые пластинки Билла Кросби, заучивая наизусть его истории, которые я мог повторить товарищам по школе и заставить их смеяться. Помню одну учительницу – миссис Миллер. Она преподавала в пятом классе. Она заставляла нас очень напряженно работать на уроках. В тот год благодаря миссис Миллер я научился многому и понял выгоды, которые дает напряженный труд.

Дэйв и я были хорошими спортсменами, но у нас обоих были закрепощенные плечи, и мы не могли бросать мячи так далеко, как это делали другие ребята. И ни один из нас не был хорошим бегуном.

Для меня шестой класс был годом важных спортивных достижений: я побил 20 из 25 школьных спортивных рекордов для шестиклассников. Одноклассники выбрали меня «самым вероятным будущим олимпийским чемпионом по прыжкам в длину». Завоевать эту награду было здорово, потому что я помнил, как мы с Дэйвом смотрели Олимпийские игры 1968 года в Мехико, на которых американец Боб Бимон совершил один из величайших подвигов в истории спорта, побив мировой рекорд в прыжках в длину: он прыгнул на поразительную длину – 21 и ³/₄ дюйма (8,90 м. – Прим. ред.).

В то время я не смотрел Олимпийские игры и не мечтал когда-нибудь выступить на них. В то время я все еще пытался решить, какой вид спорта выбрать. Мне давались многие виды, поэтому, когда я думал о том, на каком именно виде спорта я буду специализироваться, я думал, что таким спортом должен быть тот, в котором я смогу заработать много денег. Ведь мы были так бедны.

В шестом классе я прочитал книгу American Miler: The Life and Times of Glenn Cunnigham («Американский бегун на милю: жизнь и времена Гленна Каннингэма») об одном из лучших американских бегунов на дистанции в милю 30-х годов. Каннигэм участвовал в двух Олимпийских играх и на играх 1936 года в Берлине завоевал серебряную медаль в беге на полторы тысячи метров.

В результате произошедшего в школе взрыва ноги Каннигэма были страшно обожжены, и врачи сказали ему, что он никогда больше не будет ходить. Книга рассказывала о том, как Каннигэм научился снова ходить и как он выработал особый стиль бега, при котором он ставил одну ступню точно перед другой, так, словно он бежал строго по прямой. Я скопировал этот стиль, который придал мне немного иную походку. В 1988 году я имел удовольствие и честь встретиться с Каннингэмом и смог рассказать ему о том, как он оказал влияние на мою манеру ходить и бегать. Через неделю после нашей встречи Каннингэм умер.

Дэйв выбрал борьбу в седьмом классе. Он стал членом университетской команды борцов-юниоров прежде, чем дорос до этой категории, и в первом же сезоне поставил рекорд: три победы, три поражения, одна ничья. Дэйв сразу же буквально влюбился в борьбу. К тому времени одноклассники догнали его ростом и размерами, так что Дэйв использовал борьбу для того, чтобы поддерживать свой статус самого крутого парня в школе. Мне страшно нравилось, что Дэйв – самый крутой парень, особенно потому, что я был самым младшим и самым маленьким в моем классе. Когда меня задирали, Дэйв немедленно вступался за меня.

Думаю, приход в борьбу стал для Дэйва моментом прозрения. В борьбе его проблемы с чтением не имели значения, значение имела брутальность, а ее у него было в избытке. Кроме того, поскольку Дэйв был таким умным, он мог делать то, что делали другие, причем лучше, чем это делали другие, а потом изобретать собственные приемы. Даже когда он начал бороться, он мог перехитрить соперников, заставить их занимать позиции, в которых, как они думали, имеют преимущество, – и только для того, чтобы быстро узнать, что вместо этого они попадали в подстроенную Дэйвом ловушку. Но к моменту, когда до них это доходило, было уже слишком поздно.

Единственная забота Дэйва заключалась в том, чтобы стать лучшим борцом. Он постоянно носил с собой свои борцовки, а под одеждой носил спортивное трико – просто на случай встречи с кем-то, кто пожелает бороться.

Когда Дэйв занялся борьбой, мы обнаружили: поскольку у него как у дислектика ни одно из полушарий головного мозга не было доминирующим, это, по-видимому, давало ему преимущество: он одинаково свободно владел обеими руками. Он писал и бросал левой рукой, пинал правой ногой, а при стрельбе целился преимущественно правым глазом. Не будучи ни левшой, ни правшой, Дэйв мог одинаково хорошо выполнять движения с обеих сторон. Противникам было трудно определить стойку Дэйва, и они были уязвимы перед ним – он мог одинаково успешно атаковать слабую сторону противника, какой бы она ни была.

Поскольку Дэйв жил, по сути, только борьбой, он стремительно прогрессировал. В восьмом классе он вошел в университетскую юниорскую команду и занял четвертое место в штате. В девятом (у нас старшая школа начиналась с десятого класса) он выступил на Мировом чемпионате по борьбе для мальчиков в столице Перу Лиме, где занял второе место, уступив борцу из Великобритании.

Меня восхищала стремительность прогресса Дэйва в столь сложном виде спорта. Впрочем, сам Дэйв свои успехи оценивал скромнее. Его обычная манера поведения не позволяла посторонним догадаться, успешно ли идут дела или очень плохо.

Дислексия Дэйва, по-видимому, давала ему еще одно преимущество. Дэйв привык с лихвой компенсировать ее – хотя бы для того, чтобы не уступать одноклассникам, не выделяться среди них. А когда Дэйв догонял одноклассников, он не прекращал прикладывать сверхусилия. Эта особенность проявилась и на ковре: Дэйв сначала догнал, а затем превзошел своих ровесников, а потом превзошел и борцов, которые были старше него. Его достижения среди борцов-учащихся старшей школы до сих пор остаются непревзойденными.

Мое знакомство с борьбой было не таким убедительным, каким оно было у Дэйва.

Борьба входит в обязательную программу физического воспитания для седьмого класса. На следующий же день после изучения различных приемов начался турнир, участие в котором было обязательным для всех семиклассников.

Поскольку схватки проводили только во время уроков, турнир затянулся. Моя схватка должна была состояться в конце первого тура, и меня это злило. Чем дольше я ждал схватки, тем больше времени я размышлял о последствиях, которые может иметь поражение для моего статуса лучшего спортсмена. Это был не первый раз, когда у меня перед соревнованиями возник мандраж, но так сильно под ложечкой никогда прежде не сосало. (Это ощущение я испытывал перед каждой схваткой на протяжении всей моей борцовской карьеры. Никогда не думал о том, как избавиться от этого чувства, но я научился контролировать и даже использовать его для того, чтобы вызывать приливы адреналина перед схватками.) Поражение было бы унизительным, и я ежедневно думал об этом, наблюдая за схватками одноклассников.

Наконец, когда пришел мой черед, я смог провести бросок через спину с захватом руки и шеи противника и положить его на лопатки. Но радости от победы не было, потому что я сразу начал чувствовать тяжесть того, что случится, если я проиграю схватку во втором туре.

Понятно, в седьмом классе соревнования были так себе – ведь никто из нас не был опытным борцом. Все мы прошли одинаковый краткий курс подготовки. Хотя борьба – спорт, не основанный на интуиции, в котором способен преуспеть любой, благодаря моим физическим возможностям я победил во всех четырех схватках, успешно проводя броски через спину и укладывая противников на лопатки.

Всякий раз, когда я одерживал победу в школьном турнире, на меня нападал страх перед следующим туром. И когда я победил в заключительной схватке, я испытал огромное облегчение, но и только.

Позднее в том же седьмом классе я решил войти в команду борцов. Но через несколько дней после этого Дэйв и я вернулись жить с отцом в Пало-Альто. Я любил мать, но всегда считал родиной Пало-Альто. У отца дом был лучше, и мне больше не надо было трястись от холода в сторожке. К тому же работа отца позволяла ему оставаться дома и заботиться о простых вещах вроде стирки. Это звучит просто, но одно то, что я ходил в чистой одежде, позволило мне тренироваться интенсивнее, до седьмого пота, обычно по несколько раз в день меняя одежду. Однако возвращение в Пало-Альто означало, что я лишался шанса бороться в седьмом классе.

В Пало-Альто я вступил в команду восьмого класса. Наш тренер был также тренером по плаванию, и основным видом спорта для него было плавание. Наши занятия борьбой проходили неорганизованно, и мы почти не изучали технику. Сезон продолжался всего шесть недель, в течение которых были проведены три турнира: районный, турнир северной части округа и окружной. В каждой весовой категории в каждом турнире участвовали 4 парня. Во всех трех турнирах я проиграл одному и тому же парню и закончил с результатом 3:3. Сезон был ничем не примечателен, и я не считаю его тем годом, когда я «начал бороться».

Когда сезон закончился, у меня не было ощущения того, что как борец я многому научился. Мне не нравилась борьба: этот вид спорта был слишком изнурительным.

Борьба не захватила меня в мере, сколько-нибудь близкой к той, в какой она захватила Дэйва.

* * *

Однажды, когда я учился в девятом классе, я сходил посмотреть, как тренируется команда старшей школы Пало-Альто, в составе которой боролся Дэйв, и познакомился с Эдом Хартом, который был тренером Дэйва. Харт был также школьным тренером по гимнастике и научил меня делать кувырок назад. Я сразу же подумал, что, помимо того что это интересно и повышает самооценку от того, что я могу делать что-то такое, чего не могут делать другие, гимнастика пойдет мне на пользу в плане общего физического развития, повысив мою гибкость, чувство равновесия и силу мышц.