Текст книги "Третья сторона"
Автор книги: Дэвид Моулз
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 3 страниц)
Дэвид Моулз
Третья сторона
Когда Цицерон отодвинул плотную гардину, занавешивающую вход в бар, время уже шло к рассвету. В помещение ворвался ветер с дождем. Ветер был теплым, как кровь, дождь отдавал затхлой зеленью заросшего пруда. Перед деревянной стойкой стояло три высоких стула, занят был лишь средний. Цицерон тяжело опустился на тот, что слева.
– Где ты был? – спросил человек, сидящий посредине. Говорил он на языке, на котором во всем этом мире разговаривали не более пятидесяти человек.
Цицерон не обратил на вопрос никакого внимания. Бармен поставил перед ним деревянную кружку и налил в нее немного мутного зелья. Тут же рядом с кружкой появилась миска супа. Цицерон запустил руку под плащ, перепачканный водорослями, и бросил на стойку горсть цинковых монет. Второй мужчина вздохнул.
Цицерон протянул руку мимо мужчины, взял бутылку с острым соусом и обильно сдобрил им суп.
– Прием на факультете, – ответил наконец он. – Никак не мог уйти раньше. – Длинной ложкой он размешал суп. – А тебе обязательно надо было выбрать первую ночь сезона бурь, да? На улице просто жуть что творится. – Он шумно втянул в рот ложку супа и запил зельем из кружки.
– Черт побери, Цицерон…
– Шучу, – сказал Цицерон. Он подцепил длинной ложкой рыбный шарик, критически осмотрел его и запустил в рот. – За мной следили, – продолжал он с полным ртом. – Пришлось уходить, а это быстро не делается.
Второй мужчина напрягся.
– Дельцы?
– Что? – Цицерон проглотил то, что было во рту, и отложил ложку в сторону. – Конечно нет! Неужели ты думаешь, им нужны люди? Они используют трутней или кого-нибудь еще.
– Верно, – успокоился второй мужчина.
– Мариус, – начал Цицерон, – что с тобой? За мной следили Спецы или Тайная Империя, но в любом случае я от них ушел еще в Округе.
Мариус вздохнул и, постучав по стойке, подозвал бармена. Настала очередь Цицерона с нетерпением ожидать, пока бармен принесет еще одну миску с супом и наполнит им обоим кружки крепким зельем.
Наконец Цицерон пожал плечами и снова уткнулся в свою миску.
– Был прием, – начал он с полным ртом рыбы. – У ректора университета. В честь нового профессора неприкладной оптики. Неплохо поболтали с ним о люминесцентном эфире.
– Замечательно, Цицерон. Ты ведь преподаешь политическую экономию, а не физику.
– Я преподаю то, что мне нравится, черт возьми, – спокойно заметил Цицерон.
Он замолчал и занялся содержимым кружки. Через какое-то время поднял голову и сказал:
– Кстати, о дельцах. Сегодня они были в университете. Двое. Крутились вокруг библиотеки.
– Что им было нужно? – спросил Мариус.
– Понятия не имею, – ответил Цицерон. – Но мне они не понравились. Даже одежда у них была не местного покроя. Не знаю, за кого их приняли библиотекари.
– Послушай, Цицерон, – начал Мариус. – Гален подумывает о том, чтобы отправиться домой.
– А Саломею оставим дельцам? – вскинулся Цицерон.
– Я серьезно, – продолжал Мариус. – Все сошлись во мнении, что так будет безопаснее.
Цицерон поставил кружку на стойку.
– Черт бы их побрал.
Он ждал, что Мариус что-нибудь скажет, но тот молчал, и тогда Цицерон сам задал вопрос:
– Что собираешься делать ты?
Мариус вздохнул.
– Не знаю. Наверное, подожду, пока не примут окончательного решения.
Цицерон опустил взгляд и, не переставая, крутил кружку. На время замолчали оба. Наконец Цицерон сказал:
– Мариус, если мы вернемся… ты не будешь жалеть, что оставил здесь кого-то?
– Буду, буду жалеть о многих, – ответил Мариус. – Например, обо всех членах рабочего движения. – Он взглянул на Цицерона и только тут заметил выражение его лица. – Ого, – выдавил он и покачал головой. – Слушай, так нельзя.
Цицерон вздохнул.
– Тебе очень тяжело, да? – спросил его Мариус.
– Наверное, да, – ответил Цицерон.
* * *
Он успел на первый поезд, направлявшийся на восток, в сторону Университетского Округа. В поезде почти никого не было; в вагоне с Цицероном сидела лишь парочка коматозных городских клерков, отработавших вторую смену, пропивших недельный заработок и спешащих теперь к своим семьям в пригород.
Вдруг он почувствовал себя страшно одиноким. Он не должен был быть один. Где-то там наверху курсируют два корабля Космической службы, «Равенство» и «Солидарность»; на борту кораблей много аналитиков и компьютеров, которые с помощью QT-сети связаны с офисами Космослужбы на Уризене и Зоа, а через них и со всем Сообществом до самых дальних границ. И даже сейчас небольшая, но вполне заметная часть Сообщества наверняка прикована к событиям этого мира, этого континента и этого конкретного города, а возможно, их интересует то, что происходит с ним, Цицероном.
Поезд промчался мимо трущоб, окружавших доки, мимо покрытых ржавчиной скелетов портовых кранов и выехал на длинный, взметнувшийся высоко над водой пролет Старореспубликанского моста. На секунду в небе показался просвет – слева стал виден огромный серо-зеленый залив (вдали от берега вода становилась более темной), справа Басия, яркая, грязная, красивая, вся в тропической зелени, странная смесь деревянных домов бедняков и позолоченных, стальных шпилей Города.
В Басии насчитывается миллион жителей. Еще сто миллионов живут во всей Саломее. Работают. Спят. Молятся. Воруют. Убивают друг друга ножами и пулями. Еще тут умирают от грязи, дурных санитарных условий, неправильной фискальной политики. Но они и любят друг друга.
– Черт побери! – громко выругался Цицерон; один из спящих клерков всхрапнул и открыл глаза.
Интересно, многие ли из исследователей, экспертов или самозваных начальников действительно понимают то, что делают. Наверное нет. Все ничего, пока они обсуждают роль истории, сложность происходящего и долгосрочные последствия, постепенные неизбежные перемены, но им никогда не приходилось лицом к лицу сталкиваться с людьми, чьи жизни они переворачивают вверх дном; они никогда не смотрели этим людям в глаза.
Как им легко и просто решить, что Сообщество должно оставить Саломею дельцам.
Разве может он оставить Талию?
Поезд проехал мост и начал долгий подъем на скалы, поросшие зеленой растительностью, на другой стороне залива. Тут снова небо затянули тучи и пошел дождь.
Цицерон быстро, глубоко вдохнул, потом медленно выпустил воздух.
– Черт побери, – повторил он. – Я остаюсь.
* * *
Он ждал в тени запертых ворот Палмер-колледжа, а в это время надзиратель университета шел по аллее. Каждые несколько ярдов он останавливался и своим длинным посохом раздвигал стебли ползучего бамбука, который уже полностью обвил стены Грейсиз-колледжа. С давних времен оба колледжа были соперниками. Древние эти стены пережили и огонь, и мятежи, и войны, но с тех пор уже много поколений царит мир, и на стены забираются теперь разве что студенты Палмера. А с тех пор как Грейсиз стал женским колледжем, прекратились и стычки между студентами; учащиеся Палмера оскорбляли учащихся Грейсиз только из-за личных обид.
Как только надзиратель удалился, Цицерон внимательно оглядел аллею, связал за спиной капюшон и длинные рукава и вцепился в мокрые побеги бамбука. Студенты, сбегавшие с занятий, давно уже обнаружили, что бамбук достаточно крепок, чтобы выдержать карабкающегося вверх человека, а листья дают необходимое укрытие. Надзиратели тоже прекрасно знали об этом.
Пять лет, проведенные в низком гравитационном поле Саломеи, не способствовали поддержанию хорошей физической формы, но Цицерон все же взобрался на стену, пробежал по черепичной крыше Лабриола-Хауза и спрыгнул на балкон третьего этажа. Тут он снял свой ранец, секунду помедлил, чтобы привести себя в порядок и стряхнуть мокрые листья бамбука, и только потом постучался в первую дверь.
Вскоре дверь открыла сонная служанка.
– Доброе утро, Лея, – поздоровался Цицерон. – Мисс Турей принимает гостей?
Служанка присела в приветственном книксене и ответила:
– Вас она, конечно же, примет. Она всю ночь провела за книгами. С вашей стороны будет поистине добрым делом, если вы убедите ее, сэр, хоть немного поспать перед посещением часовни.
– Я постараюсь, – сказал Цицерон.
Лучшая студентка Грейсиз действительно сидела за книгами. Талия Ксанте Турей-Лорион склонилась над столом, заваленным стопками книг и кипами бумаг. Когда Цицерон вошел в комнату, она отодвинула стул от стола и откинула волосы с глаз.
– Цицерон! Который час?
– Уже четверг, – ответил он и поцеловал ее. – Шестьдесят восьмой четверг лета, хотя, похоже, в этом году сезон бурь начался раньше обычного. – Он открыл ранец и вытащил оттуда небольшой сверток, завернутый в бумагу. – Это для тебя. – И он положил сверток на стол. – Были, к сожалению, только с фруктовой начинкой. Докеры бастуют, шоколад стал дефицитом.
Она строго посмотрела на него, и он тут же прибавил:
– Шесть часов.
– Шесть часов! – Она в ужасе оглядела книги и бумаги на столе. – Мне нужно к окну. – Она встала и потянулась. – Ой, Цицерон, – вдруг обернулась она к нему, – а ты знаешь, что реальные числа не поддаются счету?
Цицерон нахмурил лоб.
– Не знаю, – ответил он, потом разыскал кофеварку и вытряхнул фильтр в мусорное ведро. – Это над этим ты сидела всю ночь?
– Да! – ответила Талия. – Это так! И у меня есть доказательства!
Цицерон налил в кофеварку воды из кувшина, стоявшего у постели, и поставил ее на плитку.
– А как насчет статистических расчетов для Болте? – Он пытался зажечь газ.
– Ах это, – отмахнулась Талия. Она порылась в книгах и бумагах, выудила толстую тетрадь канареечно-желтого цвета. – Вот. Готово. Еще вчера днем закончила. – Потом взяла пирожное. – Боже, я умираю от голода.
Вспыхнул газ. Цицерон повернулся и взял в руки канареечную тетрадь. «Подробные расчеты воздействия субъективных эффектов на предшествующие распределения: альтернативный метод максимально приближенной оценки». Почерк у Талии был аккуратный и четкий, сразу видно, что она долго занималась каллиграфией; к тому же девушка отличается усидчивостью.
– Замечательно, – промолвил он, пролистав тетрадь. – Для Болте, правда, слишком заумно.
«И не только для Болте», – подумал он про себя. У себя дома, на Атании, он проходил нечто подобное по истории математики, иначе и для него многое было бы непонятным. Сейчас он быстро взглянул на выводы.
– Конечно, реальные числа не поддаются счету, – рассеянно заметил он, хотя то, над чем ночью работала Талия, не имело никакого отношения к написанному в тетради. – Для любой их последовательности, которую можно сосчитать, нужно построить серию гнезд-интервалов, сходящихся к числу, которого нет в последовательности.
Он пролистал еще несколько страниц и, подняв глаза, обнаружил, что Талия не отрываясь смотрит на него.
– Цицерон, – сказала она. – Я выводила доказательства всю ночь. Насколько мне известно, этого еще не делал никто. Ты профессор экономики. Откуда тебе это известно?
Цицерон пожал плечами и ответил:
– Не знаю. Наверное, где-то читал. Ешь пирожное, иначе оно засохнет.
Он взял второе пирожное себе.
– Я серьезно, Цицерон, – продолжала Талия. – Ты очень умный, и я тебя люблю, но ты ведь не гений.
– Все в порядке, – ответил он. – Зато гений ты. – И он снова ее поцеловал, – А тебе известно, что новый профессор утверждает, будто скорость света в вакууме является величиной постоянной независимо от относительной скорости источника и наблюдателя?
– Да, – сказала она. – Я читала статью. Хотела написать ему сама; расстояние и время должны меняться при передвижении наблюдателя. Не пытайся увести меня от вопроса.
Цицерон вздохнул. Это не Талию он пытается отвлечь, а самого себя.
Он отступил назад, огляделся, куда бы присесть, и наконец пристроился на краю постели. Матрас на кровати был по-военному жестким, так спали все представители высшего класса Травалля и Тиатиры – тонкий слой хлопка поверх деревянных досок, – но сейчас ему все казалось чудесным.
Ему хотелось схватить Талию в объятия, притянуть к себе, крепко прижать и закрыться одеялами с головой от всего мира, заснуть навеки, подобно заколдованным любовникам из какой-нибудь сказки, не думая ни о профессорах или колледжах, ни о революционерах или торговцах-авантюристах, ни о звездных кораблях, снующих на орбите высоко в небе, хоть и невидимых, но грозных.
Вместо этого он сказал:
– Талия, если бы мне нужно было уехать… ты поехала бы со мной?
Она посмотрела на него и спросила:
– Куда? На острова? В Порт-Сент-Пол?
Порт-Сент-Пол был столицей одной из островных колоний Травалля; считалось, что Цицерон родом оттуда. Острова отделяли от Басии шестьсот километров бурного океана; вряд ли кто-нибудь в университете стал бы проверять его поддельные документы или придуманную историю.
Специальные медицинские нанниты переконструировали весь его организм на уровне начиная от ДНК, и он стал подлинным уроженцем островов Рока вплоть до группы крови, цвета кожи, высоких скул и текстуры волос; после этого все три года пути от Зоа его беспрестанно трясло, но постепенно организм привык. Когда он увидел себя в зеркале, оказалось, что в основном он даже остался похож на самого себя, а теперь он привык и к небольшим изменениям – нос стал чуть шире, волосы более курчавые, кожа не синевато-черная, а, скорее, коричневая (теперь даже стало заметно, когда он краснеет или бледнеет). Зато для жителей Травалля он уже не выглядел чужаком. Правда, островитяне в Басии тоже редкость, так что на Цицерона все равно обращали внимание, иногда даже насмехались, но его это не раздражало.
Раздражало его лишь то, как восприняли здесь его роман с Талией. Многие считали его не просто скандальным, а оскорбительным.
Цицерон покачал головой и ответил:
– Неважно.
На секунду его решимость поколебалась. Но выбор уже сделан, причем давно. Если когда-нибудь он снова и окажется в мире, в котором родился, то это все равно уже будет не тот мир, который он оставил позади. Его семья, друзья детства (за исключением нескольких человек, отправившихся в аналогичные путешествия) давно состарились и умерли, пока он находился в космосе. Да и товарищей по путешествиям он вряд ли сможет увидеть. И этот выбор он тоже сделал сам. Ради Талии и ее народа, хотя он их еще и не знал тогда. И он не может просить ее сделать то же самое ради него.
Талия подошла к нему и присела рядом.
– Как только я закончу колледж, – сказала она, – отвезу тебя в Тиатиру. Папа устроит нам обоим кафедры в университете Сетис Империал.
Цицерон улыбнулся.
– А что скажет твоя мать?
– Будет вне себя, – ответила Талия. – Но это ее обычное состояние. А папе ты понравишься.
Тут он взял ее за руку и притянул к себе.
– Мы изменим весь мир, – прошептала она. – Вот увидишь.
Когда Талия ушла в часовню, Цицерон покинул Грейсиз-колледж тем же путем, что и пришел. В своем колледже, Палмере, он тоже пошел в часовню. Потом отправился на службу, но со студентами был либо слишком мягким, либо слишком суровым, а то и таким и другим одновременно. Он написал едкое письмо редактору ведущей финансовой газеты Города и чуть более спокойное в один из основных экономических журналов Тиатиры.
Он даже сходил в главную библиотеку и какое-то время слонялся по Круглому читальному залу, прислушиваясь, как барабанит дождь по освинцованной крыше, как лязгают заводные механизмы лифтов и шипят пневматические трубы. Он обдумывал встречу с дельцами, но они так и не появились – то ли закончили свои дела в университете, то ли были заняты чем-то другим.
Цицерон ушел разочарованный, но не без облегчения. Он понятия не имел, что сказал бы им. Он вернулся в свою комнату и какое-то время сидел, глядя, как дождевая вода затекает в трещины в подоконнике.
«Что же мне делать?» – думал он.
* * *
Корабль Цицерона, «Равенство», был вторым кораблем Сообщества, достигшим Саломеи. Первым был «Солидарность», именно он заложил фундамент будущей миссии. Было собрано и записано огромное количество разного материала, который затем посредством QT-сети передали домой, чтобы там уже правильно спланировали, каким образом вернуть потерянную колонию цивилизации. Через двадцать лет по следам «Солидарности» вылетел корабль «Равенство», именно он привез истинных миссионеров, специалистов, таких как Цицерон, способных и обученных жить и работать среди людей Саломеи.
«Равенство» находился в системе Джоканаана неполных два года, когда телескопы впервые заметили корабль дельцов, он был тогда на расстоянии половины светового года и направлялся к планете. Из документов Золотого Века и смутных старых записей радиопередач, Сообществу было известно, что человечество когда-то занимало гораздо большие пространства, чем то, что им было известно теперь. Как любая далекая миссия, экспедиция на Саломею была готова к встрече с пришельцами из неизвестности. Но кто же знал, что именно так и произойдет. Да и думали-то они, что если и столкнутся, то с цивилизацией, похожей на Сообщество.
Истина оказалась далекой от их догадок, и они не сразу все поняли. Пока Цицерон погружался в новую для него культуру и ни на секунду не задумывался о приближающемся корабле, лингвисты миссии Содружества пытались найти общий язык с обитателями корабля. Они перебирали известные им мертвые языки и старались понять значение странных выражений типа «интеллектуальная собственность» и «право на эксплуатацию». Корабль пришельцев назывался тоже странно – «Эластичный спрос», представлял он какую-то организацию под названием «Марджинал Лимитед». Свою цивилизацию пришельцы называли «ассоциацией», вроде бы похоже на «сообщество», но настораживали некоторые необычные нюансы.
Даже когда из-за странного пристрастия пришельцев к коммерции их прозвали дельцами, а кое-кто из коллег Цицерона (специалистов по экономике развития), оставшихся дома, в Сообществе, начали высказывать обеспокоенность, никто из сотрудников Космической службы или даже из миссии на Саломее не воспринял это всерьез. Просто им казалось, что невозможно применить принципы, работающие на этой несчастной, бедной планете, где еще существовали акционерные общества и колониальные империи, к межзвездной цивилизации.
Но потом пришельцы появились в Басии, столице самой крупной из этих империй, и заявили о своем присутствии государству Травалль.
И только тогда Космическая служба и миссия на Саломее были вынуждены всерьез задуматься о вновь прибывших.
* * *
Цицерон считал само собой разумеющимся, что, так как Космическая служба ставит своей целью спасти людей Саломеи от самих себя, то она же спасет их и от дельцов. Он и помыслить не мог о том, что они решат оставить планету, чтобы ее поглотила другая цивилизация, причем настолько коррумпированная и дисфункциональная, что может пронести через межзвездное пространство свои идеалы собственности и коммерции.
Цицерону даже в голову не приходило, что Космическая служба откажется от поставленной задачи.
«Если проблема настолько сложна, – думал он, – что тогда будет со мной? Что я могу сделать в одиночку?»
Он снова взял тетрадку Талии и медленно пролистал ее, он не столько читал, сколько просто смотрел на буквы и цифры.
Если миссия Космической службы улетит, и Талия и остальной народ Саломеи останутся абсолютно беспомощными. Цицерону необходимо что-то придумать, больше некому.
Его мысли были прерваны стуком в дверь. Стук повторился, Цицерон не двигался, и тогда кто-то начал открывать дверь ключом.
Цицерон открыл дверь сам. Перед ним стоял привратник колледжа с ключом от комнаты в руке. С ним был старый профессор Элиер, ректор Палмера, а рядом с профессором стояли грузный мужчина средних лет в круглой шляпе и черном плаще (такие носили как минимум лет десять назад) и двое городских полицейских.
– Профессор Элиер, – вежливо поздоровался Цицерон, когда ректор и мужчина в круглой шляпе прошли в комнату. – Чем обязан?
– Дело крайне неприятное, Цицерон, – ответил Элиер. – Руководство колледжа полностью доверяло вам, но вы выбрали странный способ отблагодарить нас. – Он повернулся к господину в круглой шляпе, – Вы обещаете, что нигде не будете упоминать наш колледж, не правда ли?
Мысли Цицерона спутались. Не может быть, чтобы в колледже стало известно о его романе с Талией; в любом случае, это уже вопрос внутриуниверситетской дисциплины, в самом худшем случае к делу были бы привлечены замаскированные «рыцари» Тайной Империи, но никак не официальные полицейские. Бесспорно, некоторые его лекции можно считать провокационными, но даже враги на факультете экономики не считают это достаточным поводом для ареста. Работа Мариуса, конечно, намного более опасна для общества, и если властям стало известно о его связи с Цицероном, тогда, понятно, им захочется с ним встретиться. Но вряд ли им что-либо удалось узнать.
Нет, тут не обошлось без дельцов, только они действуют руками представителей государства Травалль. Это единственное убедительное объяснение происходящего.
Цицерон редко выходил на связь с «Равенством», «Солидарностью» или другими представителями миссии Космической службы. На случай необходимости у него имелся обыкновенный голосовой телефон, вживленный за правым ухом. Надо надеяться, что он еще работает; ведь Цицерон не пользовался им с тех пор, как закончилась подготовка к высадке.
Чтобы активировать телефон, он подвигал челюстями и сразу почувствовал ответную вибрацию.
– Беда, – субвокализировал Цицерон.
Господин в круглой шляпе говорил с выраженным акцентом городского среднего класса.
– Мы приложим все усилия, сэр, – ответил он Элиеру, потом прибавил: – Могу сообщить вам, что в большинстве подобных случаев мы стараемся избегать судебных процессов. Это так неудобно.
– Судебных процессов? – переспросил Цицерон. – О чем, черт побери, вы говорите? – Он повернулся к ректору: – Профессор, кто эти люди?
– Не прикидывайтесь, Цицерон, – ответил Элиер. – Эти люди… господин?.. – Он вопросительно посмотрел на человека в круглой шляпе, но тот ничего не ответил, тогда профессор откашлялся и продолжал: – Этот господин сотрудник Специального отдела полиции. Они уверены, что вы сможете ответить на их вопросы.
– Дело в том, – весело начал сотрудник Специального отдела, – что мы считаем вас виновным в шпионаже, подрывной деятельности, подстрекательстве к мятежу… – Он наклонился к Цицерону и продолжал тихим, доверительным голосом: – И кое в чем еще. Мы надеемся, что проясним ситуацию уже сегодня.
Цицерона отвлек шепот, раздавшийся в ухе:
– Дельцы?
Он думал, что услышит кого-нибудь из связистов, но голос принадлежал Ливии, капитану «Равенства» и второму по значению человеку в командовании миссии.
– Скорее всего, – ответил он ей. – Хотя пока что фигурируют только местные полицейские. – Чтобы скрыть разговор от окружающих, он сделал вид, что закашлялся.
– Слушай, – продолжала Ливия, – у нас здесь тоже много проблем.
– Произошла какая-то ошибка, – громко заявил Цицерон, а потом тихо сказал Ливии: – Меня собираются арестовать.
– Следуй за ними и постарайся держать с нами связь, – ответила Ливия. – Когда мы узнаем, куда тебя поместят, то придумаем, что делать.
«Хорошо, – подумал Цицерон. – Следовать за ними. А что, если связь держать не удастся?»
Сотрудник Спецотдела покачал головой и ответил:
– Боюсь, мы таких ошибок не допускаем, сэр. – Он кивнул одному из полицейских в форме, тот достал наручники, а господин в круглой шляпе, повернувшись к Цицерону, сказал: – Если не возражаете, я возьму вот это.
Цицерон заметил, что все еще держит в руках «Подробные расчеты».
– Возражаю я, – донеслось с балкона.
Цицерон поднял глаза и увидел поднимающуюся по лестнице Талию. У него замерло сердце.
Она зашла в комнату и обратилась к Элиеру:
– Это моя работа для профессора Болте, сэр. Я просила доктора Цицерона дать мне несколько советов.
Ректор учащенно заморгал.
– Мисс… Турей, не так ли? – Цицерон наблюдал, как на лице профессора отражалось все, что он чувствовал: раздражение, смущение, очевидный испуг – ведь он мог легко раздразнить самую богатую и приближенную к высоким кругам студентку. Элиер повернулся к господину из Специального отдела: – Конечно же, не обязательно забирать с собой работу мисс Турей.
– Пожалуйста. – Цицерон протянул тетрадку Талии. На секунду их взгляды встретились, а пальцы соприкоснулись. Лицо Цицерона дрогнуло. Пальцы его задрожали, и он с трудом выпустил из рук тетрадь. Потом откашлялся и сказал, кивнув в сторону полицейских: – Все вскоре прояснится. Увидимся в пятницу в обычное время.
– Именно, – подтвердил ректор. – А теперь беги, дитя.
Талия кивнула, оглянулась на Цицерона и готова была уйти.
– Одну секундочку, пожалуйста… мисс Турей, – преградил ей путь господин из Спецотдела. – Вы случайно не… – Он выудил из кармана листок бумаги и посмотрел на него: – Мисс Талия Ксанте Турей, Турей-Лорион, не так ли? – Тиатирское имя в его устах звучало гораздо лучше, чем можно было ожидать.
Талия безмолвно кивнула.
Мужчина улыбнулся и объявил:
– Тогда можно считать, что нам повезло. Одним ударом поймали двух пташек, можно сказать так. – Он протянул лист бумаги ректору и опять повернулся к Талии: – У меня есть ордер и на ваш арест тоже.
«Черт побери», – выругался про себя Цицерон.
Он повернулся к полицейскому, державшему наручники, и с силой ударил его в переносицу так, что голова у того откинулась назад с характерным хрустом.
Второй полицейский выругался и бросился вперед, оттолкнув в сторону ректора. Цицерон ударил полицейского в живот, и тот отлетел прямо на руки привратника.
– Беги… – успел сказать он, поворачиваясь к Талии.
Но тут что-то сильно ударило его по затылку.
* * *
Талия видела, как Цицерон медленно осел на пол. Господин в круглой шляпе, как ей казалось, даже не пошевелился. Сейчас он стоял над Цицероном и сквозь сжатые губы выдыхал тонкой струйкой воздух.
– Чуть не сбежал, – буркнул он и потер костяшки пальцев.
Оставшийся в живых полицейский согнулся в дверях – его тошнило.
– Констебль, – резко бросил ему господин в шляпе, – если вы пришли в себя, то обяжете меня, взяв на себя молодую леди. Препроводите ее куда следует. – Мужчина повернулся к ректору, тот вжался в стену и вытаращил глаза. – А вам, сэр, не помешает чашка крепкого чаю. Все закончено.
– Да, – неуверенно ответил Элиер, – Да, только… – Он переводил взгляд с Цицерона, который хоть и лежал на полу, но дышал, на тело мертвого полицейского.
Второй полицейский подобрал оброненные наручники и подошел с ними к Талии, а господин в круглой шляпе тем временем взял Элиера за локоть и аккуратно повел его к двери.
– А впрочем, немного виски вам тоже пойдет на пользу, – говорил он при этом, потом кивнул привратнику и прибавил: – Проследите за этим.
– Будет исполнено, сэр, – ответил привратник.
Господин в шляпе проводил взглядом привратника и ректора.
Когда звук их шагов замер на лестнице, он встал на колени между двумя лежащими на полу телами и пощупал за ухом у Цицерона, словно пытаясь найти пульс. Со стороны можно было подумать, что нащупать пульс ему не удалось, потому что он перевернул Цицерона и пощупал за другим ухом. Талия наблюдала за ним с возрастающим чувством ужаса, а он достал из внутреннего кармана пальто складной нож.
– Что вы делаете?! – воскликнула она, когда господин проткнул острием ножа кожу за ухом Цицерона и из ранки закапала темно-красная кровь.
Талия пыталась вырваться из рук державшего ее полицейского, а господин в круглой шляпе пронзил ее тяжелым взглядом.
– Успокойтесь, мисс, – сказал он. – Пока что вы просто свидетельница. Вы же не хотите стать подозреваемой. – Он продолжал начатое, словно что-то искал в ране, и вскоре вытащил небольшой золотой шарик, не больше ногтя на мизинце Талии. – Ну вот, – сказал он и, достав носовой платок из кармана Цицерона, вытер нож, сложил его и убрал назад в карман, а платком зажал рану. – Вот и все.
Потом он поднялся и поднес золотой шарик к свету.
– Что… – начала было Талия.
– Замолчите, – поднял руку господин.
Талия услышала негромкое жужжание, словно где-то вдалеке заработало радио. Казалось, что радио сердится.
– Многие бы отдали королевство за то, чтобы рассмотреть эту штучку под микроскопом, – сказал мужчина Талии и выронил шарик на пол. – Но для других гораздо ценнее то, что там говорится.
И он ногой раздавил золотой шарик.
* * *
– Нападение на офицера, сопротивление аресту, преднамеренное убийство, – заявил, входя в комнату, офицер Спецотдела. – Я знал, что нам удастся подольше задержать вас, профессор, но не надеялся, что вы сами придете нам на помощь.
– Я не профессор, – ответил Цицерон.
Из-под бинта за правым ухом сочилась струйка крови и щекотала ему шею.
Убийство. Он снова переживал те ощущения – вот треснули кости, и всю его руку словно пронзило насквозь. Преднамеренное убийство.
Они находились в старом крыле тюрьмы Аликата. Так ему показалось. Каменные стены и пол, стальная дверь и окно из толстого ударопрочного стекла (караульный снаружи мог видеть все происходящее в камере и в случае необходимости, если Цицерон стал бы неуправляемым, принять меры). Но такое вряд ли случится. Запястья у него скованы тяжелыми цепями, которые пропущены через специальные отверстия в полу, а далее вокруг его ног и под массивным деревянным стулом, на котором он сидит. Он мог лишь слегка ерзать на стуле – не более того.
– Ну, шпионом вас, конечно, не назовешь, не правда ли? – обратился к нему сотрудник Спецотдела. Он стоял и выглядывал через малюсенькое окошко в холл. – К тому же я крайне сомневаюсь, что Александр Цицерон ваше настоящее имя.
– Конечно, я не шпион, – ответил Цицерон. – Я преподаватель экономики.
Мужчина повернулся лицом к нему.
– Нам еще предстоит выяснить, кто вы такой, профессор. – Он наклонился вперед и уперся кулаками в стол. – Не пытайтесь убедить нас, будто невиновны. Вы окончательно выдали себя, убив констебля.
– Тогда расстреляйте меня за это, – предложил Цицерон. – Зачем мне вам еще что-нибудь рассказывать?
Мужчина улыбнулся и распрямился.
– О нет, расстреливать мы вас не будем. Вы слишком ценны, чтобы так с вами поступать. Нет, мы оставим вас в живых. – Он обошел Цицерона, встал у него за спиной и наклонился над его здоровым ухом: – Может, вам удастся протянуть несколько недель. Имейте в виду, у нас есть прекрасные специалисты.
Цицерон пытался повернуть голову и наконец уголком глаза сумел разглядеть мужчину.
– Почему вы не скажете напрямик, что вам нужно? – поинтересовался он.
– Что мне нужно? – переспросил мужчина. Он снова обошел стол, теперь с другой стороны, и склонился над ним, глядя прямо на Цицерона. – Раз уж вы так добры, профессор, и спрашиваете, что мне нужно, – мне нужно, чтобы вы и подобные вам убрались туда, откуда пришли.
– То есть в Порт-Сент-Пол? – уточнил Цицерон. – Но ведь…
