Текст книги "Свадебный альбом"

Автор книги: Дэвид Марусек

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 4 страниц)

Марусек Дэвид
Свадебный альбом

Дэвид Марусек

СВАДЕБНЫЙ АЛЬБОМ

Перевела с английского Татьяна ПЕРЦЕВА.

Как было велено, Энн и Бенджамен застыли неподвижно, рядом, но не касаясь друг друга, пока симограф настраивала аппарат, устанавливала таймер и бежала к выходу, объясняя на ходу, что это займет не более секунды. И кроме того, им следовало думать исключительно о чем-то хорошем. Например, о счастье.

И действительно, Энн впервые в жизни была головокружительно счастлива, и все окружающее только усиливало ее эйфорию: подвенечное платье, принадлежавшее бабушке; обручальное кольцо (каким холодным оно показалось, когда Бенджамен надел его ей на палец); букет из незабудок и лютиков; сам Бенджамен, стоявший совсем близко, во фраке цвета маренго и с розовой гвоздикой в петлице. Он, презиравший ритуалы, сейчас держался молодцом. Щеки его тоже порозовели, в тон гвоздике, а глаза жадно сверкали.

– Иди сюда, – шепнул он.

Энн громко шикнула: нельзя говорить или прикасаться друг к другу во время съемок – это могло испортить симы.

– Не могу дождаться, – продолжал он, – это тянется слишком долго.

Это и впрямь длилось дольше обычного, но нужно учесть, что они имеют дело с профессиональным симулакром, не какой-то жалкой моментальной фотографией.

Они позировали на дальнем конце гостиной городского дома Бенджамена, рядом со столом, заваленным свадебными подарками в ярких обертках. Энн только успела поселиться здесь, и почти все ее сокровища еще покоились в ящиках в подвале, если не считать нескольких вещей, которые она успела распаковать: узкий дубовый обеденный стол и стулья, французский комод шестнадцатого века, комбинированный шкаф вишневого дерева для белья и одежды, чайный столик с инкрустированной столешницей, посеребренное надкаминное зеркало. Разумеется, ее антикварная мебель совершенно не гармонировала с современной обстановкой и довольно вульгарной отделкой дома Бенджамена, но супруг обещал все переделать по ее вкусу. Весь дом!

– Как насчет поцелуя? – прошептал Бенджамен.

Энн улыбнулась, но покачала головой. У них впереди вся жизнь. Для подобных вещей еще уйма времени.

Неожиданно из стены высунулась голова в рэперских очках, сплошной полосой охвативших глаза и затылок, и быстро оглядела гостиную.

– Эй, вы! – крикнула голова

– Это наш симограф? – осведомилась Энн. Оказалось, что голова говорит в портативный микрофон.

– Это ваш смотритель, – сообщила голова и исчезла так же внезапно, как появилась.

– А что, симограф вот так может выскочить из стены? – удивился Бенджамен.

– Наверное, – неуверенно проговорила Энн, сама не понимая, что говорит.

– Пойду взгляну, что творится, – решил Бенджамен, отступая и протягивая руку. Но почему-то не смог взяться за дверную ручку.

Внизу заиграла музыка, и Энн подошла к окну. Но вид загораживал взятый напрокат тент в белую и голубую полоску, зато до нее доносились стук вилок по фарфору, смех и звуки вальса.

– Они начали без нас! – с веселым удивлением воскликнула она

– Просто разогреваются, – возразил Бенджамен.

– А вот и нет. Это первый вальс. Я сама выбирала мелодию.

– Значит, давай танцевать! – предложил Бенджамен и потянулся к ней. Но руки с высоким неестественным жужжанием прошли сквозь нее. Он нахмурился и стал недоуменно рассматривать свои ладони. Но Энн почти не заметила этого. Ничто не могло омрачить ее счастья. Ее тянуло к столу со свадебными подарками, особенно влекла длинная плоская коробка в серебряной обертке – подарок двоюродного дедушки Карла. Когда речь шла о подарках, угодить Энн было одновременно и легко, и почти невозможно. Хотя все знали о ее страсти к антиквариату, далеко не у каждого хватало средств или знаний купить подлинно ценную вещь.

Она попыталась схватить пакет, но пальцы прошли сквозь него "Этого не может быть!" – подумала она с радостным ужасом. То, что все происходит на самом деле, подтвердилось минутой позже, когда куча народу, нацепившего рэперские очки, – двоюродный дедушка Карл, Нэнси, тетя Дженнифер, Трейси, Кэти, Том, подружки невесты и другие, включая саму Энн и Бенджамена в свадебных костюмах, – материализовались сквозь стену.

– Прекрасная работа, – заметил двоюродный дедушка Карл, обозревая комнату. – Первый класс.

– О-о-о, – протянула тетя Дженнифер, сравнивая обе пары новобрачных, совершенно одинаковых, если не считать очков. Энн почему-то стало неприятно, что вторая Энн, в отличие от нее, носит очки.

А другой Бенджамен, похоже, немного выпил, и лацкан фрака был вымазан белой глазурью.

"Мы разрезали торт!" – радостно подумала она, хотя не могла припомнить, когда это произошло. Джери – девочка в пастельном платье, державшая букет во время венчания – и Энгус – малыш в миниатюрном фраке, подававший кольца вместе с компанией разодетых детей пролетали туда и обратно сквозь диван, создавая пиротехнические взрывы электронных шумов. Позволь им взрослые, наверняка промчались бы сквозь Энн и Бенджамена!

Из стены возник отец Энн с бутылкой шампанского и помедлил при виде дочери, но повернулся к другой Энн и наполнил ее бокал.

– Погодите! – закричал Бенджамен, размахивая руками. – Я понял! Мы – симы!

Гости рассмеялись, и он тоже.

– Наверное, симы всегда так говорят, верно? Другой Бенджамен кивнул и пригубил шампанского.

– Просто никогда не ожидал, что стану симом, – продолжал Бенджамен, чем вызвал новый взрыв смеха.

– Думаю, симы говорят и это, – с глуповатым видом пробормотал он.

– Ну вот, настала пора рокового прозрения, – с поклоном объявил другой Бенджамен. Гости зааплодировали.

К Энн приблизилась Кэти под руку с Томом.

– Смотри, я его поймала! – воскликнула Кэти, показывая Энн букет из незабудок и лютиков. – Кажется, мы знаем, что это означает!

Том, сосредоточенно поправлявший галстук, казалось, не слышал. Но Энн догадывалась, что это означает: она бросила букет подружкам. Все эти глупые, милые ритуалы, которых она так ждала...

– Повезло, – заметила она, протягивая для сравнения свой букет, который все еще сжимала в пальцах. Настоящий уже начал увядать, края обертки немного обтрепались, лепестки кое-где были оборваны, в то время как ее по-прежнему был свеж и аккуратен – и останется таким навечно.

– Вот, – сказала она Кэти, – возьми мой, на двойную удачу! Но когда Энн попыталась вручить Кэти букет, оказалось, что она.

не может этого сделать. Букет стал частью ее самой! "Забавно, – подумала она, – но я не боюсь". Едва ли не с раннего детства Энн опасалась: а вдруг когда-нибудь внезапно окажется, что она больше не она?! Эта ужасная мысль преследовала ее месяцами: до чего мерзко знать, что ты больше не ты!

Однако ее сим, похоже, не возражал. В "семейном альбоме" было дюжины три Энн, от двенадцатилетней до нынешней. Ее симы были из разряда довольно угрюмых и необщительных, но все соглашались, что жизнь сима не так уж плоха, если удается преодолеть начальный шок. Ей говорили, что хуже всего в первые моменты дезориентации. Поэтому и заставили пообещать никогда не перезапускать симы. Не возвращаться к первым минутам. Не вспоминать – иначе все начинается сначала и повторяется непрерывно. Поэтому Энн ни разу не перезапускала их с того момента, как отправляла в архив.

К ним присоединилась другая Энн, поникшая.

– Ну? – сказала она Энн.

– В самом деле, – поддержала та.

– Повернись, – попросила другая Энн, взмахнув рукой. – Я хочу посмотреть.

Энн с радостью подчинилась.

– Твоя очередь, – сказала она потом, и другая Энн немедленно продемонстрировала платье. Энн восхитилась тем, как сидит на ней подвенечный наряд. Правда, очки немного портили общий эффект.

"Может, все еще обойдется, – подумала она. – Мне так весело!"

– Интересно, как мы смотримся рядом? – спросила она, подводя вторую Энн к зеркалу на стене, большому, повешенному высоко, с наклоном вперед, так что можно увидеть себя словно бы сверху. Но смоделированные зеркала не дают отражения, и Энн была радостно разочарована.

– О, – ахнула Кэти, – взгляните!

– На что взглянуть? – поинтересовалась Энн.

– На бабушкину вазу, – пояснила другая Энн.

На каминной полке под зеркалом стояла самая большая драгоценность Энн: изящная ваза из прозрачного синего хрусталя. Прапрапра-бабка Энн заказала ее у бельгийского мастера, Боллинже, величайшего резчика по стеклу в Европе шестнадцатого века. И сейчас, пятьсот лет спустя, ваза была так же совершенна, как в тот день, когда ее создали.

– Действительно! – прошептала Энн, ибо ваза, казалось, излучала некий внутренний свет. Благодаря какому-то фокусу или блеску си-мограммы, но ваза сверкала, как озеро под луной, и глядя на нее, Энн чувствовала, что сияет сама.

– Ну? – чуть погодя повторила другая Энн, и в этом коротком слове заключалось множество вопросов, сводившихся к одному: сохранить тебя или стереть?

Иногда сим создавали, когда Энн была в плохом настроении, и си-мулакр страдал от сознания непонятной вины или безутешной тоски, и тогда проще было проявить милосердие и уничтожить его, причем немедленно, по крайней мере, так считали все Энн.

– Все в порядке, – ответила она, – и если так всегда бывает, то я в полном восторге.

Энн внимательно изучала ее сквозь непроницаемые очки.

– Уверена?

– Абсолютно.

– Сестричка, – сказала Энн в очках (всегда обращалась так к своим симам и вот теперь так обратились и к ней).

– Сестричка, – повторила другая Энн. – Это должно сработать. Ты мне нужна.

– Знаю, – кивнула Энн. – Я день твоей свадьбы.

– Да. День моей свадьбы.

Гости на другом конце комнаты смеялись и аплодировали. Бенджамен... то есть оба Бенджамена были в своем репертуаре. Тот, что в очках, махнул им рукой. Другая Энн сказала:

– Нам пора идти. Я еще вернусь.

Двоюродный дедушка Карл, Нэнси, Кэти с Томом, тетя Дженнифер и остальные просочились сквозь стену. В окна врывались звуки польки. Перед уходом другой Бенджамен заключил другую Энн в объятия и, перегнув через руку, застыл в театральном поцелуе. Их очки столкнулись с глухим стуком.

"Какой счастливой я выгляжу, – твердила себе Энн. – Это счастливейший день моей жизни".

Но тут свет померк, и ее мысли разлетелись стеклянными брызгами.

Как было велено, Энн и Бенджамен застыли неподвижно: рядом, но не касаясь друг друга.

– Это тянется слишком долго, – прошептал Бенджамен, и Энн громко шикнула. Нельзя говорить, это может испортить симы. Но это и впрямь тянулось дольше обычного. Бенджамен уставился на нее голодными глазами и уже вытянул было губы для поцелуя, но Энн с улыбкой отвернулась. На дурачества у них впереди уйма времени.

Из-за стены слышались музыка, звяканье бокалов и невнятный разговор.

– Может, стоит проверить, как идут дела? – пробормотал Бенджамен, переменив позу.

– Нет, подожди, – возразила Энн, хватая его за руку. Но ее пальцы прошли сквозь него, оставляя шлейф красочного шума. Она с веселым удивлением воззрилась на свою ладонь.

Из стены появился отец Энн, остановился при виде дочери и сказал:

– О, как мило!

Энн заметила, что на нем нет фрака.

– Вы только сейчас прошли сквозь стену, – заметил Бенджамен.

– Прошел, – согласился отец Энн. – Бен просил меня заглянуть сюда и... сориентировать вас обоих.

– Что-то случилось? – лениво осведомилась Энн сквозь пелену восторга.

– Ничего страшного, – отмахнулся отец.

– Что-то стряслось? – вмешался Бенджамен.

– Нет-нет, – ответил отец Энн. – Наоборот. Нам предстоит.. – Он огляделся. – Да, именно здесь. Я уже и забыл, как выглядит эта комната.

– Свадебный прием? – обрадовалась Энн

– Нет, ваша годовщина.

Бенджамен вдруг воздел руки к небу и воскликнул:

– Я понял! Мы симы!

– Умница! – похвалил отец Энн.

– Все симы так говорят, верно? Просто никогда не ожидал, что сам стану симом!

– Молодец, что догадался. Значит, все в порядке, – кивнул отец Энн, направляясь к стене. – Мы скоро будем.

– Погоди! – окликнула Энн, но он уже исчез. Бенджамен обошел комнату, проводя рукой сквозь стулья и абажуры и забавляясь, как ребенок.

– Фантастика! – восклицал он.

Энн было слишком хорошо, чтобы поддаться панике... даже когда другой Бенджамен, на этот раз в джинсах и спортивной куртке, во главе целой компании ворвался в комнату сквозь стену.

– А это, – объявил он, широким жестом обводя комнату, – наш свадебный сим.

Среди гостей были Кэти, и Дженис, и Берил, и другие парочки, которых она знала. Но некоторых она видела впервые.

– Замечаете, в какой пещере я обитал раньше? – продолжал Бенджамен. – Но Энн быстро навела здесь порядок! А вот и сама стыдливая новобрачная!

Он галантно поклонился Энн, а когда встал рядом со своим двойником, ее Бенджаменом, Энн рассмеялась, словно ее разыгрывали.

– Да ну? – кокетливо воскликнула она. – Если это сим, где ваши солнечные очки?

И верно, на визитерах не было очков.

– Наука не стоит на месте, – пояснил новый Бенджамен. – Система совершенствуется! Ну не прелесть ли? Тебе нравится?

– Это правда? – спросила она, улыбаясь гостям: пусть знают, что ее не одурачить. – В таком случае, где же настоящая Энн?

– Сейчас появится, – успокоил новый Бенджамен. – Наверняка опять захотелось на горшочек!

Гости рассмеялись, и Энн тоже не выдержала. Кэти взглядом дала ей знак отойти в сторону.

– Не обращай на него внимания, – шепнула она. – Погоди, сама увидишь.

– Что увижу? – удивилась Энн. – Что происходит?

Но Кэти застегнула на губах воображаемую молнию. Это должно было вывести Энн из себя, но почему-то не нарушило ее спокойствия.

– По крайней мере, объясни, кто эти люди, – попросила она.

– Какие именно?.. А, это новые соседи Энн!

– Новые соседи?

– А там – доктор Юрек Ритц, начальник отдела Энн.

– Это не мой начальник отдела, – покачала головой Энн.

– Может, лучше подождать, пока Энн не выложит все новости? – Кэти нетерпеливо глянула на стену. – Так много изменилось...

И в этот момент появилась другая Энн: левая рука вытянута, как у лунатика, правая бережно обнимает огромный живот.

Бенджамен, ее Бенджамен, радостно завопил и пустился в пляс. Гости смеялись и подбадривали его криками.

– Видишь? Поздравляю! – воскликнула Кэти. Энн захватило общее веселье.

"Но как я могу быть такой стройной?" – дивилась она.

Беременная Энн обвела глазами комнату и, не смешиваясь с толпой, направилась прямо к ней. Она казалась ужасно измученной: глаза налились кровью, походка тяжелая. И даже не попыталась улыбнуться.

– Ну как? – спросила Энн, но беременная Энн не ответила. Только продолжала изучать платье Энн и свадебный букет. Энн тем временем рассматривала набухшее чрево, каким-то образом ощущая, что это ее собственный ребенок, что именно это причина для праздника... если не считать, что ни Бенджамен, ни она никогда не хотели детей. По крайней мере, он так утверждал.

– Ты должна меня простить, – сказала она беременной Энн, – но я все еще пытаюсь сообразить, что к чему. Это не наш прием?

– Нет, годовщина свадьбы.

– Первая?

– Четвертая.

– Четыре года?

Она была окончательно сбита с толку.

– Ты хранишь меня в архиве четыре года?

– Собственно говоря, – пробормотала Энн, искоса поглядывая на Кэти, – мы уже были здесь несколько раз.

– Не понимаю, – протянула Энн. – Ничего не помню... Между ними поспешно вклинилась Кэти.

– Ничего, не волнуйся. Просто в последний раз они перезапустили тебя.

– Почему? – удивилась Энн. – Я никогда не перезапускаю симы. В жизни этого не делала.

– А я теперь делаю, сестричка, – бросила беременная Энн.

– Но почему?

– Чтобы сохранять тебя свеженькой.

Свеженькой? Свеженькой?! Ах да, это идея Бенджамена! Это он верит, что предназначение симов – быть статичными памятками особенных моментов жизни...

– Но, – начала она, утопая в тумане счастья, – но...

– Заткнись! – рявкнула беременная Энн.

– Тише, Энн, – прошипела Кэти, – оглядываясь на присутствующих. – Может, хочешь прилечь? Последние недели самые тяжелые...

– Прекрати! – взорвалась беременная Энн. – И нечего молоть чепуху! Беременность тут ни при чем.

Кэти осторожно взяла ее за руку и повернула к стене.

– Когда ты ела в последний раз? За обедом ты почти ни к чему не притронулась.

– Погодите! – вскрикнула Энн. Женщины остановились и повернулись к ней, но она не знала, что сказать. Все это так ново! И когда они снова зашагали к стене, не выдержала:

– Ты собираешься опять перезапустить меня? Беременная Энн пожала плечами.

– Но ты не сделаешь этого, – настаивала Энн. – Разве не помнишь, что всегда говорят мои... наши сестры?

Беременная Энн прижала ладони ко лбу:

– Если немедленно не заткнешься, я тут же тебя сотру! Ты этого добиваешься? И не воображай, что белое платье тебя защитит! Или эта дурацкая улыбка на твоей физиономии! Считаешь себя чем-то необыкновенным? Слишком много о себе мнишь!

Рядом немедленно оказались Бенджамены. Настоящий Бенджамен обнял за плечи беременную Энн.

– Нам пора, Энн, – жизнерадостно объявил он. – Гости заскучали. Он едва взглянул на жену, а когда все-таки поднял глаза, улыбка мгновенно соскользнула с лица, сменившись невыразимой грустью.

– Да, дорогой, – кивнула беременная Энн – Ты, разумеется, прав. Я и забыла о гостях. Как глупо!

Она позволила ему повернуть себя к стене Кэти облегченно вздохнула

– Погодите! – повторила Энн, и они снова обернулись к ней Что-то и впрямь было неладно: беременность, перезапуск симов, странное поведение настоящей Энн – она так и не смогла сформулировать нужный вопрос.

Бенджамен, ее Бенджамен, все еще залихватски ухмыляясь, встал рядом с ней:

– Не тревожься, Энн, они вернутся.

– О, знаю, – вздохнула она, – но разве ты не видишь? Мы не узнаем, когда они вернутся, потому что они перезапустят нас, лишив памяти, и все покажется новым, как в первый раз. И нам снова придется догадываться, что мы симы!

– Да, – кивнул он, – и что?

– Я не могу так жить!

– А ты и не живешь. Не забывай: мы симы. Он подмигнул другой парочке.

– Спасибо, Бен, малыш, – растроганно кивнул настоящий Бенджамен. – Ну, если все улажено...

– Ничего не улажено! – перебила Энн. – Разве у меня не может быть собственного мнения?

Настоящий Бенджамен рассмеялся.

– А у холодильника может быть собственное мнение? Или у машины? Или у моих туфель?

Беременная Энн содрогнулась.

– Так вот кто я в твоем представлении? Пара туфель?

Ее Бенджамен весьма удачно изобразил удивление, смущение и гнев. Кэти оставила их, чтобы помочь отцу Энн проводить гостей из симулакра.

– Пообещай ей! – потребовала беременная Энн.

– Что именно? – осведомился настоящий Бенджамен, повышая голос.

– Обещай, что больше мы никогда их не перезапустим! Бенджамен фыркнул и закатил глаза.

– Ладно, так и быть. Все, что угодно!

Когда смоделированные Энн и Бенджамен остались наконец в своей смоделированной гостиной, Энн буркнула:

– Ничего не скажешь, замечательный из тебя помощник!

– Согласен с тобой, – парировал Бенджамен.

– Теперь мы женаты, и тебе следует во всем соглашаться со мной. Вообще-то она хотела сказать совсем другое: как любит его, как безоглядно счастлива.. но свет померк, комната завертелась, и ее мысли рассеялись, словно вспугнутые голуби.

Шел дождь, как всегда в Сиэттле. Входная дверь захлопнулась за Беном, стряхнувшим воду с одежды и снявшим шляпу. Котелки снова вошли в моду, но Бен чертовски трудно привыкал к коричневому фетровому сооружению, которое, казалось, весило центнер, наползало на лоб, после чего вся голова зудела, особенно в сырую погоду.

– Добрый вечер, мистер Малли, – приветствовал дом. – Сегодня на ваше рассмотрение представлен небольшой список домашних проблем. У вас есть какие-то особые требования?

Из кухни доносились яростные вопли сына. Наверное, опять воюет с няней. Бен устал. Переговоры по контракту зашли в тупик.

– Передай, что я пришел.

– Уже сделано, – сообщил дом. – Миссис Малли посылает свой привет.

– Энни здесь?

– Да, сэр.

В переднюю вбежал Бобби, преследуемый по пятам миссис Джеймсон.

– Мамочка дома! – закричал он.

– Я уже слышал, – ответил Бен, многозначительно глядя на няню.

– И знаешь, что? – продолжал мальчик. – Она больше не больна!

– Замечательно! А теперь объясни, из-за чего весь этот шум?!

– Не знаю.

– Мне пришлось кое-что отобрать у него, – вмешалась миссис Джеймсон, протягивая Бену пластиковый чип.

Бен поднес его к лампе. Надпись беглым почерком Энн: "Свадебный альбом, группа один, Энн и Бенджамен".

– Где ты это взял? – спросил он мальчика.

– Я тут ни при чем, – заныл Бобби.

– А я и не сказал этого, солдат! Просто хочу знать, откуда это взялось.

– Паддлс дал!

– И кто такой Паддлс?

Миссис Джеймсон вручила ему второй чип, на этот раз покупной, с трехмерной голограммой, изображающей мультяшного кокер-спаниеля. Мальчик попытался его схватить.

– Это мой! Мама подарила!

Бен отдал сыну чип с собакой, и тот умчался. Бен повесил котелок на вешалку.

– Как она выглядит?

Миссис Джеймсон сняла котелок и выправила поля.

– Нужно быть особенно осторожным с мокрым фетром, – наставительно заметила она, ставя его на полку тульей вниз.

– Марта!

– Откуда мне знать! Она прошла мимо и заперлась в информационной комнате.

– Но как она выглядела?

– Слетевшей с катушек. Как обычно. Удовлетворены? – огрызнулась няня.

– Простите. Я не хотел повышать голоса, – извинился Бен.

Он сунул чип в карман и направился в гостиную, где первым делом подошел к "горке" с напитками, подлинному "чиппенделю" конца восемнадцатого века. Энн с ее страстью к антиквариату превратила дом в чертов музей, но ни одна комната не угнетала его столь сильно, как эта гостиная. Диваны с набивкой из конского волоса, буфеты кленового дерева, панели вишневого, обои с цветочным узором, китайский ларец, тарелки эпохи Регентства, лампы от Тиффани... И книги, книги, книги... Широкий стеллаж от пола до потолка был тесно уставлен заплесневелыми бумажными кирпичами. Самой новой вещью в комнате оказалось двенадцатилетнее шотландское виски, которое Бен налил в прозрачный хрустальный стакан, осушил его одним глотком и наполнил снова. Ощутив мягкое бурление алкоголя в крови, он велел дому:

– Позови доктора.

В воздухе немедленно материализовался двойник врача.

– Добрый вечер, мистер Малли. Доктор Рот уже закончила работу, но, может, я сумею помочь?

Копия оказалась проекцией, чем-то напоминавшей мраморный бюст: только голова и шея, скрупулезно воспроизводившие точеные черты доктора, карие глаза и высокие скулы. Но, в отличие от оригинала, копия пользовалась косметикой: тушью, румянами и яркой губной помадой. Это неизменно озадачивало Бена. Что скрывается за этим странноватым кокетством?

– Что делает дома моя жена? – резко бросил он.

– Несмотря на наши возражения, миссис Малли сегодня утром выписалась из клиники.

– Почему меня не информировали?

– Ошибаетесь, мистер Малли. Сообщение было послано вам своевременно.

– Разве? Минутку, пожалуйста.

Бен обездвижил изображение и бросил:

– Чтение ежедневника.

Его собственный двойник, тот, которого он создал, появившись утром в офисе, замаячил рядом с заместительницей доктора Рот. Бен предпочитал для своего двойника снимок одной лишь головы, немного больше истинного размера, что делало ее ненавязчиво впечатляющей.

– Почему вы не известили меня об этом?

– Посчитал, что тут нет ничего срочного, по крайней мере в свете переговоров о контракте.

– Да-да, о'кей. Что-то еще?

– Нет, затишье. Встречи с Джексоном, Уэллсом и Колумбиной. Все в календаре.

– Превосходно, стираю. Проекция исчезла

– Попросить доктора позвонить вам утром? – осведомилась заместительница Рот, когда Бен реанимировал ее. – Или позвать ее прямо сейчас?

– Она ужинает?

– В данный момент, да.

– Нет, не стоит ее тревожить. Успеется и завтра. Отпустив двойника, Бен налил себе виски.

– Через десять секунд, – приказал он дому, – создай мне двойника для специальных поручений.

Потягивая виски, он размышлял о необходимости как можно скорее найти другую клинику для Энн, причем такую, где у персонала хватает ума не выпускать на волю сумасшедших.

Раздался тихий звон, и в воздухе появился новый двойник.

– Знаешь, что мне нужно? – спросил Бен. Двойник кивнул.

– Хорошо. Иди.

Двойник растворился, оставив в воздухе подпись Бена яркими буквами, которые плавали в воздухе и растворялись, едва успев долететь до пола.

Бен направился по узкой лестнице на второй этаж, останавливаясь на каждой ступеньке, чтобы отхлебнуть спиртного и бросить мрачный взгляд на пожелтевшие старые снимки в овальных рамках, украшавшие стену. Предки Энн.

Он остановился на площадке. Запертая смотровая комната поддалась на его голос. Голая Энн сидела на разбросанных по полу подушках, раскинув ноги.

– О, привет, лапочка, – хмыкнула она. – Как раз вовремя, чтобы поприсутствовать на просмотре.

– Что смотрим? – спросил он, устраиваясь в кресле, единственной современной вещи во всем доме.

В комнате находилась и другая Энн: она стояла на возвышении в мантии и квадратной шляпе и теребила перевязанный тесьмой диплом. Сим, вне всякого сомнения, был сделан в тот день, когда Энн с отличием окончила Брин Мор. За четыре года до того, как Бен ее встретил.

– Привет, – сказал он симу. – Я Бен, твой будущий супруг.

– Знаете, я догадалась, – кивнула девушка, застенчиво улыбаясь,

в точности как Энн, когда Кэти их познакомила. Красота Энн была такой свежей, родной и настолько отсутствующей в теперешней Энн, что Бен ощутил боль потери. Он взглянул на жену. Рыжие волосы, обычно аккуратно причесанные, теперь потускнели, были коротко острижены и висели грязными прядями. Желтоватая кожа, одутловатое лицо с красными кругами под глазами, как у енота, – безобидные побочные эффекты лечения, по заверениям доктора Рот.

Энн непрерывно чесалась и даже на расстоянии смердела застарелой мочой. Но Бен ни словом не упомянул о ее наготе, зная, что это только обострит их отношения и продлит спектакль.

– Итак, – повторил он, – что мы смотрим?

– Чистку, – пояснила девушка-сим с торжествующим и в то же время испуганным видом. Бен, не задумываясь, поменял бы ее на теперешнюю Энн.

– Да, – хмыкнула Энн, – тут слишком много дерьма.

– Неужели? – удивился Бен. – Я и не заметил.

Энн опрокинула лоток с чипами между расставленных ног.

– Где уж тебе, – пренебрежительно отмахнулась она, поднимая первый попавшийся чип и читая вслух надпись на наклейке: – "Банкет Тета". Странно. Я никогда не вступала в Общество Тета.

– Неужели не помнишь? – удивилась юная Энн. – Это вступительный банкет Кэти. Она пригласила меня, но я как раз сдавала экзамен, вот она и подарила мне этот чип на память.

Энн сунула чип в плеер и велела:

– Пуск!

В информационной комнате неожиданно возник банкетный зал филадельфийского ресторана "Четыре времени года". Бен пытался оглядеться, но столики, занятые женщинами и девочками, упорно отодвигались в сторону. Центральной точкой был столик, задрапированный зеленой тканью и освещенный двумя канделябрами. За ним сидела молодая Кэти в строгом вечернем платье, ее окружали три неясные неподвижные фигуры: соседки, очевидно, отказавшиеся участвовать в съемке.

Сим Кэти лихорадочно осмотрелся, поднял руки и уставился на них так, словно никогда раньше не видел. Но тут же заметил сим юной Энн, стоявшей на возвышении.

– Так-так-так.. – начала она. – Похоже, пора кого-то поздравлять!

– Похоже, – согласилась юная Энн, просияв и протягивая диплом.

– Но хоть скажите мне, я тоже окончила? – поинтересовалась Кэти, переводя взгляд с Бена на Энн, скорчившуюся на полу.

– Довольно! – процедила Энн, потирая грудь.

– Погодите, – попросила юная Энн – Может, Кэти хочет получить обратно свой чип. В конце концов, это ее сим.

– Ничего подобного. Она подарила его мне, так что он мой. И я избавлюсь от него! Открой этот файл и сотри, – велела она дому.

Молодая Кэти, ее столик и банкетный зал растворились в жужжании, в небытии, смотровая комната вновь обрела прежний вид.

– Или этот – объявила Энн, беря чип, озаглавленный "Школьный выпускной бал".

Молодая Энн открыла рот, чтобы возразить, но передумала. Энн сунула чип в плеер – к остальным. На стене появилось название "Школьный выпускной бал".

– Сотри файл, – приказала Энн.

Юная Энн умоляюще посмотрела на Бена.

– Энн, – попытался вмешаться он, – а может, стоит вначале хотя бы просмотреть его?

– Зачем? Я знаю, что там. Разряженные старшеклассницы, вожделеющие мальчишки, танцы, поцелуйчики... кому это надо? Сотри файл.

Название мигнуло трижды, прежде чем исчезнуть. Юный сим вздрогнул, и Энн приказала:

– Выбери следующий.

Следующий назывался "Сон в летнюю ночь". На этот раз юная Энн не выдержала:

– Ты не можешь это стереть! Неужели не помнишь, какой имела успех! Все тебя обожали! Это была лучшая ночь твоей жизни!

– Не тебе учить меня, что лучше, а что хуже! Открыть файл! Она улыбнулась юной Энн.

– Стереть файл! Название в меню погасло.

– Прекрасно. А теперь открыть все файлы! Вся директория из красной стала зеленой.

– Пожалуйста, заставьте ее остановиться! – взмолилась юная Энн.

– Следующий! – бросила Энн.

Следующий файл был озаглавлен "Церемония окончания школы".

– Стереть. Следующий.

На наклейке следующего виднелось всего одно слово: "Мама".

– Энн, – вмешался Бен, – почему бы нам не вернуться к этому позднее? Дом говорит, что ужин готов.

Она не ответила.

– Ты, должно быть, проголодалась после тяжелого дня, – продолжал он. – Я тоже умираю с голоду.

– Тогда, пожалуйста, иди, дорогой, – кивнула она и приказала: – Просмотр "Мамы".

В комнате развернулось изображение мрачной спальни, которую Бен сначала принял за свою собственную. Он узнал почти всю тяжелую георгианскую мебель, неуклюжую кровать с балдахином, под которым он неизменно задыхался, пышные складки занавесей дамасского шелка, сейчас задвинутых и пропускавших лучики желтого вечернего света. Но это не его спальня. Мебель расставлена иначе.

В углу стояли два неподвижных силуэта, немые статуи девочки Энн и ее отца. Лица искажены скорбью, взгляды устремлены на кровать, задрапированную гобеленом и заваленную пуховыми одеялами. И Бен неожиданно понял, что это. Сим смертного ложа Дже-ральдины, матери Энн, которую он никогда не видел. Ее лысый, как яйцо, ничего, казалось, не весивший череп лежал на подушках в шелковых наволочках. Очевидно, ее хотели заснять на прощанье и случайно захватили последний момент жизни. Он слышал об этом симе от Кэти и остальных подруг Энн. Сам он вряд ли хранил бы такой.

Старуха на кровати неожиданно вздохнула, и воздух со странным бульканьем вышел из легких. Обе Энн, и настоящая, и выпускница, напряженно ждали. Несколько долгих минут единственным звуком было тиканье часов, в которых Бен узнал работу Сета Томаса, стоявшую сейчас в гостиной на каминной доске. Наконец раздался хриплый надрывный кашель и стон:

– Я вернулась?

– Да, мама, – подтвердила Энн.

– И я по-прежнему сим? – Да.

– Пожалуйста, сотри меня.

– Да, мама, – повторила Энн и обратилась к Бену.