Текст книги "Поле бесчестья"

Автор книги: Дэвид Марк Вебер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 26 страниц)

Глава 24

Физиономии выскочивших из бокового коридора людей сразу выдавали в них журналистов, а предводитель этой троицы успел включить голографическую камеру прежде, чем Хонор его заметила.

– Леди Харрингтон, нашим зрителям хотелось бы знать, что вы скажете по поводу..

Репортер осекся, когда между ним и Хонор неожиданно появился майор Эндрю Лафолле. По меркам Мантикоры майор был отнюдь не великаном, однако имел перед журналистом явное преимущество – примерно тридцать фунтов железных мышц. И что, пожалуй, еще важнее, в нем за версту можно было узнать иностранца, которому наверняка плевать на традиционное для Мантикоры уважение к средствам массовой информации и их сотрудникам.

Майор воззрился на газетчика с холодным бесстрастием. Он не вымолвил ни слова, не сделал ни одного жеста, который можно было бы истолковать как угрожающий, однако репортер, медленно и осторожно, действуя только одной рукой, выключил камеру Лафолле улыбнулся, и группа журналистов расступилась, освобождая путь.

Кивнув, словно ничего не произошло, Хонор в сопровождении капрала Маттингли прошла мимо. Лафолле выждал несколько мгновений и последовал за ней.

Когда он, догнав свою подопечную, пристроился справа от нее, Хонор повернулась к нему и сказала:

– В Звездном Королевстве поступают не совсем так. Эндрю хмыкнул и покачал головой.

– Наслышан, миледи. Я потратил некоторое время на чтение всей этой бредятины… То есть, прошу прощения, миледи, я хотел сказать, что ознакомился с тем, как в мантикорской прессе освещался процесс Павла Юнга.

По тону офицера было нетрудно догадаться о том, что он думает и об освещении процесса, и о процессе как таковом. Хонор поджала губы.

– Я вовсе не хотела сказать, что не ценю ваши услуги, майор. Однако едва ли вы сможете постоянно отпугивать от меня репортеров.

– Отпугивать? – переспросил Лафолле с невинным удивлением. – Да я в жизни своей никого не напугал!

Хонор хотела было возразить, но передумала, потому что успела убедиться в том, что спорить с майором – дело заведомо бесперспективное. Он никогда не возражал и выслушивал ее с бесконечным почтением, однако имел твердые, незыблемые представления о своем долге, а упрямством ничуть не уступал ей самой. Разумеется, прикажи она, он пропустил бы к ней журналиста, но ей пришлось бы отдать прямой, недвусмысленный приказ.

Мысленно Хонор вздохнула: эта странная ситуация казалась нелепой, но порой ей приходило в голову, что лучше не вникать и оставить все, как есть. До сегодняшнего утра она просто не замечала, что за ней постоянно таскаются вооруженные гвардейцы. Наверное, ее недавнее душевное состояние вполне оправдывало наличие сопровождения, но сейчас охрана начинала досаждать. Возможно, будь она с самого начала в курсе происходящего, ей удалось бы отделаться от эскорта, но теперь было слишком поздно. Хонор подозревала, что ей будет не просто привыкнуть к постоянному присутствию грейсонской охраны, но выбора у нее, похоже, не было. Лафолле прошел превосходный инструктаж и при малейшей попытке спорить с ним начинал не только ссылаться на бесчисленные статьи и пункты законов Грейсона, но и самым бесстыдным образом взывал к ее чувству долга. Хонор заподозрила, что к ней этого рьяного служаку сосватал не кто иной, как Говард Клинкскейлс, – а узнав, что ранее майор состоял в Гвардии Протектора, весьма в этом подозрении укрепилась.

Все ее доводы против постоянного присутствия телохранителей Эндрю или игнорировал как не заслуживающие возражения, или опровергал, находя веские контраргументы. Она не могла даже сослаться на законы Мантикоры: с утренней почтой ей доставили особое уведомление Королевского суда, в котором сообщалось, что по запросу Министерства иностранных дел землевладелице Харрингтон (как оказалось, случайно делящей одну телесную оболочку с капитаном Харрингтон) предоставляется ни больше ни меньше чем право на постоянный вооруженный эскорт с дипломатическим иммунитетом.

И вдобавок ко всему этому Лафолле явно спелся с Томасом Рамиресом и заручился молчаливой поддержкой МакГиннеса. Да и Нимиц косвенно выступил на его стороне: настоял на том, чтобы транслировать ей эмоции майора. Честность и преданность которого и без того не вызывали сомнений.

Каких бы то ни было внешних проявлений удовлетворения майор, разумеется, себе не позволил, однако сознание его оставалось открытым, и она смогла оценить это чувство. Кроме того, ей удалось ощутить в нем нечто на удивление знакомое: по всему выходило, что она заполучила второго МакГиннеса, только с пушкой. Из чего следовало, что ее жизнь уже никогда не будет прежней.

В сопровождении телохранителей Хонор вступила в одну из предназначавшихся для персонала транспортных кабин «Гефеста», и размышления о гвардейцах были отброшены, сменившись более насущными. Судя по показаниям индикатора перемещения, кабина быстро приближалась к бару Демпси.

Ко времени ланча посетителей прибавилось, а стройный, светловолосый мужчина уже успел угоститься кренделем и наполовину опустошить пивную кружку. Он сидел спиной к входу, вроде бы не обращая внимания на суету в зале, однако в действительности внимательно следил за происходящим с помощью зеркальной стены за стойкой бара.

Его глаза и выражение лица не выдавали никаких чувств, но на самом деле Денвер Саммерваль был человеком страстным. Правда, страсти свои он умел держать в узде, скрывая их за фасадом ледяного спокойствия, причем делал это настолько хорошо, что порой и сам о них забывал. Он прекрасно понимал, как опасны личные чувства, например гнев или обида, для человека его профессии, однако на сей раз остро сознавал, что привычная ледяная броня дала трещину. Поручение уже не являлось для него обычным заказом: он не мог допустить, чтобы кто-то безнаказанно поднял на него руку.

Уже очень давно никто не осмеливался сделать этого – благодаря репутации, создававшей вокруг него ауру страха. Внушать трепет было приятно, однако по-настоящему Денвер осознавал, насколько это для него важно, лишь в тех случаях, когда его враги не поддавались ужасу.

Сейчас он сидел за кружкой с ничего не выражающим лицом, а его сознание омывала жаркая волна ненависти. Хонор Харрингтон не знала этого, но их пути пересекались и раньше. Из-за нее он потерял источник немалого, хотя и незаконного, дохода, но тогда воспринял это лишь как неблагоприятный поворот фортуны и мстить не стал. Нынче все обстояло по-другому. Столь страстной ненависти ему не доводилось испытывать с тех пор, как герцог Кромарти и пальцем не пошевелил, чтобы помешать Королевской морской пехоте вышвырнуть со службы своего хоть и дальнего, но все же родственника.

Вспомнив о том, что сделали с ним друзья и приспешники Харрингтон, Денвер стиснул зубы. Тэнкерсли ударил его публично: это было унизительно, но терпимо, поскольку, во-первых, помогло ему выполнить заказ, а во-вторых, придало выполнению этого заказа особый шарм. И хотя проклятый капитан ухитрился ранить его, – а окажись выстрел чуть более верным, рана была бы серьезной, – это тоже было приемлемо. Подобно мести, риск был частью его работы, придававшей ей особый, связанный с выбросом адреналина, чувственный вкус.

Но на Грифоне произошло нечто иное. Никакого адреналина, никакого напора, никакой власти, позволяющей ощутить себя ангелом смерти. Только мучительная боль, страх, по мере нарастания этой боли превращавшийся в панический ужас, и в итоге – стыд, который оказался хуже боли.

Томас Рамирес мог считать себя покойником. За смерть этого человека никому платить не придется: расправа над ним станет для Денвера чуть ли не любовным актом. Конечно, он должен выждать время, чтобы никто, прежде всего никто из предыдущих заказчиков, не догадался о подлинных причинах данного убийства, но оно и к лучшему. Ожидание сделает месть слаще, тем более что он покончит с Рамиресом не сразу, сначала он причинит ему боль.

Безразличие на лице Саммерваля сменилось злобным подобием улыбки. Заметив ее в зеркале, он тут же вернул прежнюю маску невозмутимости, однако в душе возликовал. Он знал, как наказать Рамиреса. Безмозглый мерзавец сам подсказал ему верный способ… причем – надо же, как удачно все сложилось – за эту работу уже заплачено.

Сверив по дисплею время, он устроился поудобнее на высоком табурете бара. С момента прибытия Харрингтон Денвер следил за репортажами, ибо не только интервью с ней, но даже сама манера общения с журналистами позволила бы ему лучше понять ее душевный настрой. Однако, хотя все знали, что она вернулась, ей удавалось с поразительным успехом уклоняться от общения с прессой.

Это вызывало некоторое разочарование. Правда, всеми по-настоящему необходимыми сведениями Денвер, тщательнейшим образом изучивший ее послужной список, безусловно, располагал. Из имевшихся сведений со всей непреложностью вытекало, что она станет разыскивать его, горя жаждой мести. А когда разыщет, он ее убьет.

Денвер снова улыбнулся, на сей раз почти мечтательно. Хонор была флотским офицером, хорошим офицером, с каким ему вовсе не хотелось бы встретиться в космическом бою. Он допускал, что у нее достаточно мужества, и знал, что в отличие от большинства флотских, привыкших к космическим расстояниям и битвам с противниками, обозначенными точками на дисплеях, ей случалось встречаться с врагами лицом к лицу и убивать их лично. Однако на дуэли она не дралась никогда, а гибель Тэнкерсли подтолкнет ее к собственной гибели. В данный момент во всей бескрайней Вселенной для нее не существует ничего важнее пролития его крови, и это ему на руку. Денвер уже потерял счет мужчинам и женщинам, выходившим против него к барьеру, пылая праведным гневом, однако он сидит здесь и пьет пиво… в отличие от них. Их ярость была его союзником, ибо подталкивала противника к необдуманным действиям, а находящемуся во власти эмоций дилетанту нечего и надеяться устоять против профессионала. Ему нужно только одно – ждать. Мысленно Денвер уже слышал ее яростный вызов и свой ответ: если вызовут его, то и условия поединка определит он.

Отпив еще глоток пива, Саммерваль мысленно усмехнулся. Некоторые депутаты парламента десятилетиями пытались лишить законной силы Протокол Эллингтона. Когда еще их потуги увенчаются успехом?.. Многие осуждали этот свод правил, находя альтернативный ему Протокол Дрейфуса более приемлемым. Денверу, как правило, удавалось столь успешно вывести жертву из себя, что тяжесть нанесенных ему словесных оскорблений (а то и оскорблений действием, как в недавнем случае с Тэнкерсли) служила достаточным объяснением, почему он настаивал на более жестких правилах.

Протокол Дрейфуса позволял каждому из участников сделать лишь по пять одиночных выстрелов и предоставлял Распорядителю Поля право после каждого обмена выстрелами обращаться к дуэлянтам с предложением о почетном примирении. Дуэли, проводившиеся по этим правилам, в большинстве своем заканчивались первой кровью. В таких условиях Саммервалю приходилось заботиться о том, чтобы первый же его выстрел оказался смертельным, что, конечно же, существенно осложняло жизнь.

По Протоколу Эллингтона поединки проходили совсем иначе: каждый получал полный десятизарядный магазин и волен был стрелять без перерыва, пока его противник не упадет на землю, не выронит оружия или не запросит пощады. Денвер прекрасно владел использовавшимся на Поле Чести архаичным огнестрельным оружием. Старинные пистолеты действовали совсем не так, как привычные для офицеров флота пульсеры, и он ничуть не сомневался, что сумеет всадить в нее самое меньшее три пули, прежде чем она рухнет на землю.

Денвер мысленно увидел на ее лице боль и потрясение, вызванные его первым попаданием. Рана будет болезненной, но не смертельной, и упрямая ненависть заставит ее бороться с болью. Она устоит, но тут ее настигнет вторая пуля. А затем и третья. Фокус заключался в том, чтобы она успела помучиться перед последним, роковым выстрелом. После которого ей уже не понадобится медицинская помощь.

Снова улыбнувшись, он поднял пивную кружку и кивнул своему отражению в зеркале. Ему предстояла славная забава.

* * *

Остановившись в двух метрах от вращающихся дверей, наличие которых на борту космической станции не имело никакого смысла, Хонор глубоко вздохнула. Легкое покалывание пробежало по ее нервам, однако броня самоконтроля осталась незыблемой. Взглянув на своих телохранителей и мысленно порадовавшись тому, что оставила Нимица на «Нике», она сказала:

– Эндрю, Саймон. Надеюсь, вы мне не помешаете?

– Вы наш землевладелец, миледи. Ваши приказы имеют для нас силу закона, – ответил Лафолле.

Хонор вдруг почувствовала, что его рассудительный тон пробуждает в ней совершенно неуместное веселье. Он говорил со всей серьезностью, словно сам верил сказанному, но следующие слова выдали его с головой:

– То, что вы будете рисковать собой, нам не по душе, однако мы не станем вмешиваться, пока Саммерваль не попробует применить по отношению к вам насилие.

– А мне не по душе, когда подчиненные пытаются самостоятельно определять пределы моей компетентности, – тут же отреагировала она.

Желание рассмеяться исчезло, и голос ее звучал хоть и спокойно, но с той холодной властностью, с какой майор при общении с нею еще не сталкивался. Он моргнул – почти моргнул, – и она нахмурилась.

– Не стану растолковывать вам, в чем заключаются ваши обязанности при обычных обстоятельствах, но когда я говорю вам, что вы не станете вмешиваться вне зависимости от того, как будет проходить моя встреча с Саммервалем, я рассчитываю на точное понимание и выполнение моих указаний. Ясно?

Лафолле непроизвольно вытянулся, и с его лица стерлось всякое выражение. До сих пор Хонор не говорила с ним повелительным тоном, но будучи военным до мозга костей, он сразу признал в ней настоящего командира.

– Так точно, миледи, – отчеканил офицер.

Хонор удовлетворилась этим. Разумеется, она понимала, что Лафолле, так или иначе, будет руководствоваться своим чувством долга, который в первую очередь заключался в предотвращении ее гибели. Непривычная к такой опеке, Хонор подозревала, что на этой почве между ними будут возникать трения, – и уважала его готовность отстаивать свою точку зрения. Однако сейчас важно было дать ему понять, что существует черта, преступать которую нельзя. И указать, где эта черта проходит.

– Хорошо, – подвела черту Хонор и, снова вздохнув, выпрямилась. – В таком случае, джентльмены, вперед.

* * *

Дверь позади него отворилась, и Саммерваль увидел в зеркале черный с золотом мундир. Он даже не вздрогнул, хотя вошедшую узнал мгновенно. Она оказалась бледнее, чем на голограммах, которые вдобавок не передавали в должной мере ее красоту, но ошибиться было нельзя. Она принялась шарить взглядом по залу, и в нем уже всколыхнулось предчувствие, однако тут его внимание привлекли неожиданные обстоятельства.

Рядом с Харрингтон, по обе стороны от нее, появились двое мужчин в незнакомой Денверу военной форме. Их манера держаться не оставляла сомнений в том, что это телохранители, и телохранители хорошие. Они не переглядывались, а внимательно смотрели каждый в свою сторону, с порога поделив ресторан на сектора ответственности. Импульсные пистолеты на ремнях этих типов выглядели так естественно, словно они родились с оружием. Саммерваль понятия не имел, откуда они взялись, но сразу понял, что это не просто наемные охранники. Такой поворот событий внушал беспокойство: заказчик ни о чем подобном его не предупреждал.

Неожиданное появление охранников отвлекло его, и пока он пытался определить их место в этом уравнении, Харрингтон уже наполовину пересекла зал, направляясь к нему.

Денвер внутренне собрался. Кем бы ни были эти люди, они являлись второстепенными персонажами, и он сосредоточился на своей добыче. Губы его тронула едва заметная хищная улыбка, но стоило ему присмотреться по-настоящему, улыбка исчезла.

На лице Хонор не было ожидаемой ярости: на нем вообще отсутствовало какое-либо выражение. В душе Саммерваля зазвучал сигнал тревоги, сделавшийся еще громче, когда он заметил, как расступаются перед ней люди. Расступаются непроизвольно, словно угадывая в ней нечто такое, что он привык видеть только в себе. Неожиданно ему захотелось сглотнуть.

Она подошла прямо к нему: единственным признаком, выдававшим какие-либо эмоции, было легкое подергивание правого уголка рта, и Саммервалю вдруг стало трудно сидеть к ней спиной. По хребту пробежали мурашки, словно он оказался взятым на прицел, и Денвер вынужден был напомнить себе, что именно этого он и добивался. Что она ведет себя так, как и планировалось.

– Денвер Саммерваль? – прозвучало ледяное, напрочь лишенное ожидавшейся ярости сопрано, и ему потребовалось усилие, чтобы, перед тем как обернуться, иронически скривить губы.

– Да?

Многолетний опыт отточил его тон, позволив вложить бездну оскорбительного презрения в единственное слово, однако ее глаза даже не блеснули.

– Я – Хонор Харрингтон. – произнесла она.

– Это должно что-то для меня значить? – издевательски осведомился он.

Она улыбнулась. Улыбнулась так, что у Саммерваля неожиданно вспотели ладони: он начал понимать, насколько недооценил эту женщину. Ее глаза, в которых не было и следа человеческих чувств, производили впечатление наведенных на цель ракетных установок. Он ощущал ненависть, однако эта ненависть находилась под полным контролем: не чувство повелевало ею, а она чувством. Инстинкт подсказал Денверу, что ему повстречался хищник, не менее опасный, чем он сам.

– Должно, – спокойно ответила Хонор. – В конце концов, мистер Саммерваль, я та самая женщина, за убийство которой вам заплатил граф Северной Пещеры. Точно так же, как за убийство Пола Тэнкерсли.

Говорила она громко и отчетливо, и после ее слов в ресторане воцарилась мертвая тишина.

Саммерваль опешил. В пределах слышимости находилось никак не менее полусотни людей, а эта сумасшедшая обвинила пэра Королевства в том, что он заказал убийство. В первое мгновение Денвер просто не поверил, что это действительно случилось. Никто – никто! – никогда не обвинял его в платных убийствах, ибо все понимали, чем это чревато. У него просто не могло быть иного выхода, кроме как вызвать на поединок и убить любого посмевшего даже заикнуться об этом. И не только для того, чтобы заткнуть ему рот. Оставив подобное оскорбление не отомщенным, он стал бы объектом всеобщего презрения, и ни один человек чести, ни мужчина, ни женщина, не принял бы впредь его вызов.

Однако ее это не остановило. Она не только обвинила его, но и осмелилась назвать вслух имя заказчика! Денвер не рассчитывал на такой поворот, и сейчас, даже пребывая в растерянности, выругал себя за недальновидность. Никогда прежде никому не удавалось узнать, кто его нанял. Анонимность нанимателей являлась важнейшей предосторожностью, защищавшей обоих, как заказчика, так и исполнителя. Однако Харрингтон знала, кому нужна была ее смерть. Хуже того, она имела в своем распоряжении запись, на которой он, Саммерваль, назвал имя Павла Юнга. Мысли его забегали, соображая, чем это чревато.

Разумеется, учитывая обстоятельства получения записи, она не может служить юридическим доказательством, но частные лица – не судебные инстанции и подобными ограничениями не связаны. Вздумай он сам или Северная Пещера выдвинуть обвинение в клевете, им придется самим опровергать ее слова. И в этом контексте будет не так уж важно, откуда взялась запись и какими средствами добыта. Значение имел лишь сам факт ее существования. Но самое худшее заключалось не в юридических последствиях: если его наниматели узнают, что он, пусть единожды, но проболтался, они…

– Мы ждем, мистер Саммерваль. Ледяное сопрано ворвалось в водоворот его мыслей, и он понял, что уставился на нее, как кролик.

– Мы ждем ответа, подобающего человеку чести. Впрочем, о чем я? – Теперь в ее голосе прорезалось хлещущее, как плеть, презрение, – Какая может быть честь у наемного убийцы? Подобное отребье никогда не вызывает никого к барьеру, если на кону не стоят хорошие деньги. Не так ли, мистер Саммерваль?

– Я…

Денвер встряхнулся, пытаясь вернуть самообладание. Он ожидал вызова с ее стороны, но никак не предполагал, что принудят к вызову его самого. Потрясение вывело его из равновесия: он знал, как следует реагировать, но ошеломляющая скорость, с которой эта женщина расстроила так тщательно взлелеянные планы, буквально парализовала его. Словно впав в ступор, он не мог вымолвить ни слова.

– Молчите, мистер Саммерваль? – произнесла Хонор, пренебрежительно скривившись. – Может быть, это поможет вам найти нужные слова?

И она влепила ему полновесную пощечину.

Этим дело не кончилось. Голова его моталась из стороны в сторону, а Хонор отвешивала одну оплеуху за другой. Снова, снова и снова, пока к ним не обратились все взгляды.

Пытаясь защититься, Денвер схватил было ее за запястье, но Хонор с небрежной легкостью вырвала руку и отступила на шаг. Из разбитой губы на подбородок Саммерваля сочилась кровь, глаза его полыхали безумием. Больше всего ему хотелось броситься на нее, чтобы разорвать голыми руками, но остатки здравого смысла заставили сдержаться. Он не мог этого сделать. Она загнала его в тот самый угол, где так часто оказывались его жертвы: не оставив ему иного выхода, кроме как вызвать ее на поединок.

– Я… – прокашлявшись, он достал платок и утер кровь. Хонор молча ждала, позволив ему совладать с собой. – Вы просто сошли с ума! – выкрикнул он наконец, стараясь, чтобы в его голосе прозвучало искреннее негодование. – Я вас знать не знаю, и никогда в жизни не встречал графа Северной Пещеры. Как вы смеете оскорблять меня, называя наемным убийцей? Не знаю, зачем вам потребовалось затевать эту ссору, но никто не смеет обращаться со мной таким образом!

– А вот я смею, – невозмутимо отозвалась она.

– В таком случае я вынужден потребовать сатисфакции!

– Прекрасно!

В ее голосе впервые прозвучало иное чувство, кроме презрения, и чувство это было столь зловещим, что похолодел не только Денвер Саммерваль.

– Полковник Томас Рамирес – сдается мне, вы уже знакомы – будет моим секундантом. Он свяжется с вашим приятелем… кажется, его фамилия Ливитников? Или на сей раз вы решили нанять другого?

– Я… – Саммерваль осекся и снова сглотнул. Кошмара, который творился сейчас, просто не могло быть! Скомкав в кулаке окровавленный носовой платок, он перевел дух. – Господин Ливитников – мой друг. Я полностью полагаюсь на него во всех делах.

– Ничуть в этом не сомневаюсь, – тут же откликнулась она с беспощадно убийственной усмешкой и блеском в глазах, – ведь вы, конечно же, неплохо ему платите. Передайте своему «другу», чтобы он взялся за изучение Протокола Эллингтона.

С этими словами Хонор повернулась на каблуках и зашагала прочь.