Текст книги "Поле бесчестья"

Автор книги: Дэвид Марк Вебер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 26 страниц)

Глава 11

Едва Хонор вошла в шлюпочный док «Королевы Кейтрин», караул вытянулся по стойке смирно, а возглавлявший его молоденький лейтенант отдал честь. Сдержав улыбку, она сохранила на лице подобающее капитану невозмутимое выражение, а вот Нимиц, не иначе как решив, что все это представление устроено в его честь, принялся прихорашиваться у нее на плече. Еще более польщенной Хонор почувствовала себя, увидев, как помахал ей рукой офицер, уже поджидавший за спинами почетного караула. Ее собственный крейсер казался скорлупкой рядом с супердредноутом графа Белой Гавани, однако флаг-капитан Александера спустился в причальный отсек, чтобы приветствовать ее лично.

– Добро пожаловать на борт, леди Харрингтон, – с приветливой улыбкой сказал капитан Фредерик Гольдштейн.

Этот офицер отличался отменной выправкой, чего и следовало ожидать от флагманского капитана прославленного адмирала, а кроме того, имел репутацию одного из лучших офицеров Королевского Флота Мантикоры и был в числе первых по старшинству. Поговаривали, будто его имя внесено в список ближайших претендентов на адмиральское звание.

– Благодарю вас, сэр, – ответила она, и его улыбка стала еще шире.

– Думаю, вы несказанно рады тому, что вам удалось покинуть «Нику», не наткнувшись ни на одного репортера, – предположил он, и настал ее черед улыбнуться.

– Боюсь, в последнее время они стали чересчур назойливы, сэр.

– Между нами говоря, дама Хонор, они всегда такими и были. И, также между нами, позвольте воспользоваться случаем и поздравить вас с операцией у «Ханкока». Это было здорово, капитан, честное слово, здорово!

– Спасибо, сэр, – искренне поблагодарила его Хонор.

Такой офицер, как Гольдштейн, знал истинную цену совершенного при «Ханкоке», что делало его похвалу более ценной, чем любые льстивые восторги штафирок.

– К сожалению, – добавила она, – я не могу принять этот комплимент полностью на свой счет: план сражения разработал адмирал Сарнов, да и воплотить его в жизнь удалось благодаря слаженным действиям множества людей. Ну и, конечно, благодаря удаче.

– Вы совершенно правы, – отозвался Гольдштейн, в глазах его можно было прочесть одобрение ее словам. – Я знаком с Марком Сарновым и знаю, какого типа эскадру мог он сформировать. Но чтобы довести задуманное им до конца в ситуации, когда ответственность за все неожиданно свалилась на вас, вам потребовались мужество и здравый смысл. Чего не нашлось у одного офицера, чье имя я предпочту не называть.

Хонор молча кивнула в знак согласия, и Гольдштейн жестом пригласил ее к выходу из шлюпочной галереи. Ростом он уступал ей, что заставляло ее, двигаясь по коридору, слегка сдерживать шаг, но шагал капитан быстро и энергично. Подъем в лифте и путь до адмиральских покоев заняли, учитывая колоссальные размеры «Королевы Кейтрин», довольно много времени, однако Хонор этот путь долгим не показался. Гольдштейн являлся флаг-капитаном Александера с тех самых пор, как граф перенес свой штандарт на «Королеву Кейтрин», и участвовал в первом сражении при Ельцине, а также в битвах у Челси и Мендосы. Хонор не могла удержаться от искушения задать ему несколько вопросов об этих ставших историческими сражениях и получила лаконичные, но четкие и исчерпывающие ответы. Первая из названных битв превосходила по масштабам Ханкок, однако ему удалось изложить весь ее ход в нескольких предложениях. Причем краткость ничуть не повредила информативности, а живость изложения делала его рассказ куда более ценным, чем официальный отчет или нудная лекция по тактике. В данном случае имел место разговор профессионалов, который, несмотря на разницу в возрасте и боевом опыте, велся на равных. В результате время пролетело незаметно, и, когда они остановились перед адмиральской каютой, Хонор даже пожалела о том, что им приходится расставаться.

И лишь после того, как Гольдштейн, приказав часовому доложить о прибытии Хонор, раскланялся и удалился, она задумалась: а почему он не остался? И он, и она являлись теперь флаг-капитанами одного оперативного соединения, а ужин у адмирала стал бы для них превосходной возможностью познакомиться поближе. По всему получалось, что Белая Гавань хотел сказать ей что-то наедине.

Эта мысль заставила ее наморщить лоб, однако морщины мигом разгладились, едва люк открылся и она оказалась лицом к лицу с самим адмиралом.

– Дама Хонор, рад видеть вас снова, – радушно сказал Александер, протягивая ей руку. – Заходите.

Хонор проследовала внутрь, припоминая свою последнюю встречу с этим человеком. Это произошло после второй битвы при Ельцине, и сейчас, вспомнив выслушанную тогда нотацию насчет необходимости сдерживаться, она спрятала улыбку. Спору нет, выволочку она получила заслуженную, только вот с тех ей не раз доводилось слышать о вспыльчивости и несдержанности самого адмирала. Недаром он упирал на то, что надо следовать его наставлениям, а не подражать его поступкам. Особенно если вспомнить еще, что в бытность Яначека Первым лордом Адмиралтейства Хэмишу пришлось провести четыре стандартных года за штатом, на половинном жаловании. Чем может обернуться неумение держать себя в руках, он знал не понаслышке.

– Присаживайтесь, – сказал адмирал, указывая на мягкое кресло.

Его стюард, появившийся столь неслышно, что это сделало бы честь и МакГиннесу, подал ей бокал. Пробормотав благодарность, она приняла вино.

Рослый, темноволосый адмирал опустился в кресло напротив, откинулся на спинку, поднял свой бокал и, глядя на Хонор, произнес тост:

– За отлично проделанную работу, капитан.

На сей раз она покраснела. Одно дело – выслушивать похвалу капитана, своего, пусть и более опытного, товарища, и совсем другое – удостоиться одобрения из уст десятого по старшинству флотоводца во всем Королевском Флоте. Не найдя нужных слов, Хонор выразила благодарность энергичным кивком. Граф понимающе улыбнулся.

– Не хотел бы лишний раз смущать вас, но вдоволь насмотрелся и наслушался тех бредней, которые повторяют журналисты в связи с этим трибуналом. Почему-то всякий вздор для них гораздо важнее того, что вы и ваши люди совершили при «Ханкоке». Это неприятно, но так бывает везде, где замешана политика. Зато на Флоте знают, кто чего стоит. При иных обстоятельствах я сказал бы, что поражен вашим подвигом, однако мне доводилось знакомиться с вашей характеристикой и послужным списком. Они заставляют прийти к выводу, что вы сделали именно то, чего и следовало от вас ждать. Это одна из причин, побудивших меня ходатайствовать о включении Пятой эскадры в состав моей оперативной группы, и я рад, что Адмиралтейство сочло возможным удовлетворить мою просьбу.

– Я… – Хонор осеклась и прокашлялась, лишь сейчас по-настоящему осознав, как высока эта оценка. – Спасибо, сэр. Я благодарна за доверие и надеюсь, что вы об этом не пожалеете.

– Ничуть не сомневаюсь. – Граф сделал паузу, пригубил вино и продолжил. – Я в этом уверен, однако боюсь, что проныры-политиканы просто так от нас не отстанут. Должен с сожалением признаться в том, что моя просьба о встрече вызвана не слишком радостными причинами. Надеюсь, вы позволите мне изложить суть дела до возвращения капитана Гольдштейна?

Как ни пыталась Хонор справиться со своей мимикой, но брови ее поползли вверх, и Белая Гавань суховато хмыкнул.

– Да, да. За ужином к нам присоединятся офицеры моего штаба, но я подумал, что прежде нам стоит побеседовать приватно. Видите ли, вы уходите во внеочередной отпуск.

– Прошу прощения, сэр? – переспросила Хонор, почти не сомневаясь в том, что неправильно поняла услышанное.

Ее корабль находится на ремонте, на борт прибывает пополнение, первый помощник только-только входит в курс дела. Ни один капитан на свете не отправился бы в долгий отпуск при таких обстоятельствах. Пара дней там, пара тут – навестить родных и развеяться – это, конечно, дело святое. Но не может же она свалить все хлопоты, связанные с ремонтом, на совершенно не готовую к этому Эву Чандлер. Более того, она и прошения-то об отпуске не подавала.

– Я сказал, что вам предстоит отпуск. И, кроме того, рекомендую – разумеется неофициально – провести некоторое время, скажем месяц-другой, в ваших владениях на Грейсоне.

– Но… – Хонор закрыла рот и взглянула на Александера в упор. – Могу я полюбопытствовать, почему? Разумеется, неофициально.

– Можете, – ответил адмирал, выдержав ее взгляд. – Конечно, если я отвечу, что вы более чем заслужили отдых, это будет чистой правдой, однако при некоторых обстоятельствах власть имеет право не кривить душой.

– Неужели от меня так много хлопот, сэр? – воскликнула она с горечью, которую не пристало обнаруживать при разговоре с адмиралом. Однако обида была слишком сильна – после того, что она сделала и что претерпела, ее попросту спроваживали в ссылку.

Нимиц, удивленный неожиданным всплеском отрицательных эмоций, напрягся на ее плече, и она быстро пересадила кота на колени, стараясь замаскировать свое огорчение торопливой лаской.

– Наверное, так оно и есть, – невозмутимо сказал Белая Гавань. – Вы сами представляете собой немалую проблему, хотя в том и нет вашей вины. Свой воинский долг вы выполнили безупречно, но именно это, в сочетании с некоторыми другими факторами, и делает вас серьезной помехой.

Он закинул ногу на ногу, устало откинулся назад, и гнев Хонор стих – она увидела, что ему и самому нелегко.

– Обстановка в Народной Республике не улучшается, а лишь ухудшается, – тихо продолжил адмирал. – Мы перехватываем сообщения о своего рода политической чистке, о массовых казнях Законодателей уцелевших во время убийства Гарриса. К настоящему моменту мы располагаем точными сведениями о том, что они расстреляли более ста капитанов и адмиралов, не говоря уже о множестве старших офицеров, которые пропали без вести. Некоторые командиры среднего звена из соображений самосохранения организовали вооруженное сопротивление, и не менее восьми звездных систем провозгласили независимость от центрального правительства. Правда, это ничуть не помешало председателю пресловутого Комитета Общественного Спасения, некоему мсье Пьеру, захватить основные базы Флота НРХ, и мы видим тревожные признаки того, что всю Народную Республику охватывает нечто вроде революционной лихорадки. Долисты больше не довольствуются тем, что проедают свое БЖП. note 11Note11
  Базовое жизненное пособие.


[Закрыть] Впервые на памяти живущих Пьер ухитрился привлечь их к делу, причем в нескольких системах. Жизненно важные центры находятся под контролем Комитета, власть которого непрерывно укрепляется.

Умолкнув, адмирал проследил за выражением ее лица и, когда она поджала губы, кивнул.

– Вот именно, дама Хонор. Наши аналитики, понятное дело, разделились во мнениях насчет того, что все это значит, и спорят до хрипоты, создавая различные взаимоисключающие модели. Моделей у нас хоть пруд пруди, но на самом деле никто понятия не имеет, куда в действительности заведут нынешние перемены. Некоторым, к их числу принадлежат герцог Кромарти и ваш покорный слуга, кажется, что на наших глазах возникает куда более опасное политическое образование, нежели то, которое когда-либо представлял собой прежний режим. Пьер проявил превосходное тактическое чутье: он не стал распылять силы и сосредоточился прежде всего на основных базах и наиболее густонаселенных системах. Если его Комитет, хунта или как их там ни назвать, обеспечит себе господство на указанных направлениях – а, по всей видимости, именно так и произойдет, – более слабые системы он со временем перещелкает, как орешки. Главное – сосредоточить в своих руках основные силы и ресурсы.

– А отстрел адмиралов позволит расставить на командные должности своих людей, – понимающе кивнула Хонор.

– Совершенно верно. В результате к тому времени, когда их флотилии вновь обратятся против нас, возглавлять их будут командиры, обязанные своим положением исключительно новой власти. Конечно, за создание столь надежного в политическом отношении флота приходится платить: им это обходится весьма недешево. Скажу по секрету, дама Хонор, – и это действительно секретная информация – некоторые их лучшие флотоводцы бежали из Республики. Кое-кто даже перебежал к нам, и эти перебежчики уверяют, что Флот НРХ не имеет к убийству Гарриса никакого отношения. Лично я склонен серьезно отнестись к этой информации, заставляющей взглянуть на мсье Пьера и его приятелей несколько по-иному. Особенно в свете того, как рьяно взялись они за подавление «военного мятежа». Проблема, однако, в следующем: до тех пор, пока суть происходящего не сделается совершенно очевидной, до тех пор, пока остается простор для спекуляций, приверженцы наших различных политических группировок вольны интерпретировать эти события, исходя из собственных интересов и пристрастий. Говоря откровенно, последнее справедливо и по отношению ко мне самому, и к герцогу Кромарти. Разница лишь в том, что в отличие от парламентских болтунов герцог не просто обсуждает состояние дел в Народной Республике, потягивая бренди в клубе. Ему приходится действовать, и вот тут оказывается, что слишком многое упирается в вас.

– В меня, сэр? – спросила Хонор нахмурившись, но на сей раз не раздраженно, а задумчиво.

Откровенность Хэмиша смирила ее гнев: теперь она слушала его как командира, объясняющего сложную диспозицию и намечающего план операций.

– В вас, дама Хонор. Рауль Курвуазье как-то обмолвился о вашей нелюбви к политике. Жаль, что его здесь нет, он не преминул бы объяснить вам все сам. Но, так или иначе, на сей раз вы влипли в политику по уши.

При упоминании имени умершего адмирала Курвуазье сердце Хонор привычно защемило, но на сей раз к скорби добавилось удивление. Ей и в голову не приходило, что Курвуазье мог говорить о ней с кем-то еще, причем, судя по этой реплике, более чем доверительно. Она не сумела скрыть удивления, и граф Белой Гавани печально улыбнулся.

– Мы с Раулем были друзьями, дама Хонор, и он всегда считал вас одной из лучших своих учениц. Как-то раз даже признался мне, что относился к вам как к своей дочери, которой у него никогда не было. Он гордился вами и, смею надеяться, не был бы ни удивлен, ни разочарован тем, как оправдали вы его доверие.

Хонор заморгала: глаза ее наполнились слезами. Курвуазье никогда не говорил ей ничего подобного. И никогда не сказал бы, а ее сердце обливалось кровью из-за того, что он погиб при Ельцине, так и не узнав, как много для нее значил. Правда, раз он так хорошо понимал ее, то в словах, возможно, не было особой нужды. Пожалуй, ему и так все было известно.

– Спасибо, сэр, – с хрипотцой вымолвила она. – Спасибо, что рассказали мне об этом. Адмирал был мне очень дорог.

– Знаю, – спокойно отозвался Александер. – Знаю и всем сердцем хотел бы видеть его здесь. Однако суть дела в том, капитан, что вне зависимости от нашей любви или нелюбви к этой братии и их занятиям на сей раз нам придется играть по правилам, установленным политиками.

– Да, сэр. – Хонор прокашлялась и кивнула. – Понимаю, сэр. Соблаговолите сказать, чего вы от меня ждете.

Одобрительно улыбнувшись, Белая Гавань поставил обе ступни на пол и подался вперед, опершись локтями о колени.

– В данный момент различные фракции, исходя из собственных соображений, настаивают на невмешательстве в дела Республики. Они верят – или делают вид, будто верят, – тем аналитикам, по мнению которых предоставленная самой себе Народная Республика или реформируется, или самоуничтожится. Для этого нужно лишь держаться в стороне, дабы тамошний режим не смог использовать жупел внешней угрозы для сплочения народа. Нельзя не признать, что подобная позиция выглядит привлекательно и заманчиво, но мы с герцогом Кромарти находим ее вредной и опасной. По нашему глубокому убеждению, удар по противнику следует нанести немедленно, пока Комитет Общественного Спасения еще не успел упрочить свою власть. Оппозиция с этим категорически не согласна и упорно пытается использовать любой предлог, чтобы воспрепятствовать правительству в обретении свободы действий. Этим и объясняется на первый взгляд странное единодушие столь различных фракций по вопросу о Юнге. Их цель – заблокировать в палате лордов объявление войны Народной Республике. Все толки о том, что процесс над Юнгом был результатом закулисных политических интриг, представляют собой полнейшую чушь и рассчитаны не на разум, а исключительно на эмоции, однако политика и представляет собой искусство играть на человеческих чувствах. Им это прекрасно известно: они мастерски используют шумиху, поднятую вокруг одного вопроса, чтобы добиться выгоды при рассмотрении совсем другого. К сожалению, обстоятельства сложились так, что, защищая Юнга, они просто вынуждены нападать на вас. Хотя, если по справедливости, знакомство с вашим послужным списком едва ли могло способствовать появлению у этой публики добрых чувств к вам. В стремлении некоторых из них заполучить ваш скальп нет ничего удивительного.

– Значит, – спокойным тоном сказала Хонор, – вы хотите вывести меня из-под удара?

– Вот именно, дама Хонор. Мне известно, что вы избегали интервью, однако до тех пор, пока оппозиция будет разжигать политические страсти, журналисты вас в покое не оставят. Ваше затворничество на борту «Ники» в определенном смысле играет вашим противникам на руку. Они могут спекулировать на том, что вы избегаете контактов с прессой, ибо вам нечего сказать в свою защиту. И что бы вы ни сказали, это будет искажено и использовано против вас.

– Но разве отлет на Грейсон не усугубит дело, сэр? В том смысле, что не будет ли это истолковано как бегство?

– Не исключено. Однако, с другой стороны, вы являетесь госпожой владения Харрингтон.

Он умолк, слегка приподняв бровь, и Хонор покивала. Граф Белой Гавани лично присутствовал при возведении ее Бенджамином Мэйхью в этот сан.

– Мы прекрасно понимаем, что, предлагая вам это звание, Протектор Бенджамин отдавал себе отчет: обязанности строевого офицера оставят вам не так уж много времени для пребывания на Грейсоне, – продолжал адмирал. – Однако он обратился к герцогу Кромарти с официальной просьбой предоставить вам возможность присутствовать на Конклаве Землевладельцев, каковой состоится на Грейсоне через три недели. Ничуть не сомневаюсь в том, что ее величество дала бы вам отпуск в любом случае, однако при сложившихся обстоятельствах такой оборот должен быть принят как подарок Небес. Вы отправляетесь на Грейсон не с бухты-барахты, не скрываясь от журналистов, а по личной просьбе главы союзного нам государства, с которым вас связывают ленные отношения и в чьих владениях только что произошло решающее сражение. Вздумай сторонники оппозиции представить это как попытку укрыться от нежелательных контактов, Правительство от них мокрого места не оставит.

– Понятно.

Хонор снова кивнула, подумав, что все и впрямь обставлено весьма убедительно. Ей действительно стоило побывать на Грейсоне, хотя визит ее почти пугал. Конечно, она старалась быть в курсе всего происходящего в ее владениях и не просто утверждала распоряжения и назначения, производившиеся ее управляющим, но всегда вникала в содержание документов. Однако заниматься управлением землями самой ей вовсе не хотелось. А поскольку попечение о благе своих владений являлось ее долгом, она… Она просто не знала, что ей делать.

– Я так и думал: вы меня поймете, – с нескрываемым одобрением заметил Александер. – Но должен сказать, что в этом на удивление своевременном вызове есть и еще одно преимущество.

– Еще одно, сэр?

– Да. Ее величество обратила внимание герцога Кромарти на тот факт, что вы до сих пор официально не заняли своего места в палате лордов.

– Ну, сэр. Право же…

Хонор умолкла, не находя нужных слов для выражения двойственных чувств. К своему мантикорскому пэрству она относилась с известной долей скептицизма, тем паче что единственной основой для ее претензий являлся титул, связанный с владениями на Грейсоне. Прежде ни один мантикорец не занимал место в верхней палате как держатель иностранного лена. Если бы Корона забыла о ее правах, Хонор была бы только рада.

– Какие-то затруднения, дама Хонор? – спросил граф.

Тронутая прозвучавшим в его голосе участием, она набралась смелости и сказала:

– Сэр, я предпочла бы вообще не занимать это место. Как вы справедливо заметили, политика мне не по душе, понимаю я в ней мало, а голосовать за или против того, в чем не разбираюсь, нахожу не совсем правильным. Особенно с учетом некоторой сомнительности моего титула.

Склонив голову набок, Белая Гавань некоторое время внимательно смотрел на нее, а потом слабо улыбнулся.

– Мне такая позиция разумной и правильной не кажется. К тому же, капитан, позвольте напомнить вам о том, что положение члена Палаты потребует от вас принятия куда меньшего числа ответственных решений, чем сан Землевладельца Грейсона.

– Это я понимаю, милорд, – ответила Хонор, серьезно глядя ему в глаза. – Честно говоря, будь у меня хоть малейшее представление о том, что повлечет за собой этот сан, Протектор Бенджамин ни за что не убедил бы меня принять его. Но он убедил, и теперь мне не остается ничего другого, кроме как нести это бремя и радоваться тому, что Протектор подобрал мне превосходного регента-управляющего. И уж во всяком случае Протектор с самого начала знал, что я не смогу проводить на Грейсоне достаточно времени для полноценного исполнения своих обязанностей и должна буду делегировать соответствующие полномочия кому-то другому.

Белая Гавань едва заметно нахмурился.

– Следует ли это понимать так, что вы намерены оставаться чисто номинальной фигурой, полностью переуступив ваши ленные права кому-то более подготовленному?

– Никоим образом, – ответила Хонор, уловив в его тоне намек на колкость, и слегка покраснела. – Сан мною принят, и, отдавала я себе отчет в последствиях этого поступка или нет, теперь уже не имеет значения. Бремя управления лежит на мне, как лежит на любом принявшем командование офицере ответственность за вверенный ему корабль. У меня нет иного выбора, я должна изучить свои новые обязанности и постараться исполнять их, насколько это возможно в моем положении, надлежащим образом.

Взгляд Александера смягчился, и она продолжила уже более спокойно.

– Однако, сэр, эта перспектива меня не радует, и я предпочла бы не взваливать на себя еще и ответственность за принятие решений в палате лордов.

– Из этих слов можно сделать вывод о том, что и к голосованию вы подошли бы с куда большей ответственностью, чем многие наши нынешние пэры, – убежденно заявил граф Белой Гавани.

Она покраснела еще гуще. Его графский титул восходил ко временам основания Звездного Королевства, однако принятый ею титул формально делал их равными. От этой мысли Хонор сделалось неловко: она заерзала в кресле, чувствуя себя маленькой девочкой, вырядившейся во взрослое платье.

– В настоящий момент, однако, – продолжил граф, – существенно лишь то, что ее величество желает видеть вас в Палате и выражает неудовольствие затяжкой официальной церемонии. Насколько мне известно, она выразилась на сей счет… более чем понятно.

Щеки Хонор сделались пунцовыми, и граф рассмеялся.

– Как я понимаю, капитан, у вас нет особого желания сообщить ее величеству, что ваши мнения по данному вопросу не вполне совпадают.

Хонор торопливо покачала головой, и Хэмиш рассмеялся еще громче.

– В таком случае будем считать его закрытым. В то же самое время ваше появление в Палате в столь острый момент, в разгар борьбы вокруг объявления войны, может лишь усугубить разногласия. А приглашение на Грейсон дает нам прекрасную возможность под более чем благовидным предлогом отсрочить это до инвеституры Юнга и подсчета голосов.

Хонор кивнула, уставившись на уши Нимица. Будь ее воля, она откладывала бы эту церемонию до бесконечности. Адмирал понимающе улыбнулся, взял свой бокал, и, давая ей время собраться с мыслями, стал неспешно цедить вино. И тут зазвенел колокольчик входного люка.

– О! – Адмирал бросил взгляд на хронометр и, поймав взгляд Хонор, отрывисто сказал: – Капитан Гольдштейн и компания; все, как всегда, пунктуальны. Рекомендую запомнить, дама Хонор, что точность и аккуратность – весьма полезные качества для тех, кому приходится иметь дело с адмиралами.

– Мне кажется, милорд, – с улыбкой откликнулась Хонор, обрадованная переменой темы, – нечто подобное вы говорили и в Академии.

– Я всегда знал, что в Академии можно научиться кое-чему полезному.

Улыбнувшись ей в ответ, Хэмиш встал и, уже после того как звонок прозвучал вторично, сказал:

– Теперь, когда мы разобрались со всей этой политической белибердой, я и мои офицеры надеемся услышать из ваших уст рассказ о случившемся у «Ханкока». О том, что действительно там произошло, – добавил он. – Думаю, вы скоро поймете, что находитесь среди друзей.