Текст книги "Сезон бойни"

Автор книги: Дэвид Герролд

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 45 страниц) [доступный отрывок для чтения: 17 страниц]

4 УЖАС В ТРАВЕ

 
Можно привести на водопой и лошадиный зад, однако, гм…
 

Соломон Краткий

Майор что-то пробормотал.

– Что?

Он повторил: – Думаешь, что ты очень умный, да?

– Вы не обязаны мне верить. Машины вон там. Ступайте. Бегите к ним.

Медленно, осторожно я сделал следующий шаг и подбодрил его: – Ну, бегите же. Беллус не двигался.

– А ты бы хотел, чтобы я побежал? Я пожал плечами.

– Насытившись, квартиранты осовеют, и мои шансы резко возрастут.

– Чтоб тебя… – выругался он.

– И выглядите вы плохо, и денег у вас нет, – ответил я и сделал еще шаг.

Он насквозь прожигал меня взгядом, кипя от злости. Посмотрев на транспортеры, майор затравленно покосился на деревья. Похоже, он попал в ловушку. Очень неохотно – у него не было выбора – Беллус высоко поднял ногу в тяжелом ботинке и медленно выпрямил ее. Медленно опустил на землю и неспешно перенес на нее вес тела. Его осторожность граничила с истерией.

– Это – просто деревья, – процедил он. – Долбаные деревья.

– И могут в поисках воды и подходящей почвы за неделю покрыть расстояние в пять, а может и шесть, километров. А квартиранты рыщут, кого бы сожрать, в радиусе двух-трех километров от дерева-хозяина. Волочащиеся деревья имеют около тридцати различных симбиотических взаимоотношений, о которых нам известно, но, возможно, их намного больше. Некоторые считают, что деревья образуют шесть разных экологических ниш – в корнях, стволах, ветвях, листьях, кроне и на шлейфе отбросов, который тянется за ними. Вы не знаете, с чем имеете дело. На Земле нет ничего, хоть отдаленно похожего. Слышали когда-нибудь об армейских пауках?

Беллус промолчал.

– Они могут вырасти до размеров вашей ноги. Представьте себе стаю гигантских красных тарантулов, только потолще, пострашнее и поголоднее. Эти восьминогие вампиры прядут огромные паутины из очень клейкого шелка. Малейшее прикосновение – и на вас обрушится целый выводок. Их яд парализует, но не убьет. – Я медленно шагнул. – Вы не потеряете сознания, пока они будут высасывать ваши внутренности.

– Эти пауки живут на волочащихся деревьях?

– Иногда. Мы считаем, что это вроде временного брака по расчету. Пауки выжидают, когда сформируется более подходящая среда обитания. – Я добавил: – Но пауки не самое страшное. С ними никто не уживается, поэтому мы зовем их оппортунистами. Обычно же волочащееся дерево тащит с собой целый мешок проблем – тут и вампиры, и предсмертные духи, и масса других мелких хищников. Иногда они действуют сообща, – бодро продолжал я. – Вампиры приходят на смену духам. Они ждут, когда духи кого-нибудь повалят, и потом тоже начинают насыщаться. Прежде они охотились на телят, а в этом году мы получаем все больше и больше сообщений о нападениях на взрослый скот. Зрелище приятным не назовешь. Мы проводили эксперименты с защитными костюмами и наноблохами, однако… – Я пожал плечами. – По-прежнему идет падеж скота. Вы когда-нибудь слышали, как кричит лошадь? Или корова?

Майор издал непередаваемый звук. Я понюхал воздух.

– Что? – спросил он.

– Ну, я уже пытался объяснить. Запах означает, что рядом есть горпы.

– Да? Вы вроде бы говорили, что они не опасны.

– И да и нет. Они похожи на адвокатов: не опасны, пока спокойны.

– Насколько опасны эти… горпы?

– Все зависит от того, насколько они голодны. В основном они следуют за волочащимися деревьями. Они любят кормиться отбросами квартирантов. Там, где вы заметите одного, скорее всего обнаружатся и другие. Эти горпы как бы заторможены. Иной раз они начинают жрать, не замечая, что пища еще жива. Они соображают медленно. Попасть в их лапы не сулит ничего хорошего. Не хочу вас пугать, но похоже, наши соседи голодны. Принюхайтесь. Здесь целый выводок горпов. Странно, что мы их еще не увидели. Несомненно, они услышали моторы. Когда они охотятся, то держатся стаями и находят ползучие нервы по вибрации. Хотите знать еще что-нибудь?

Майор Беллус снова опасно побледнел и отрицательно мотнул головой.

Тем не менее я продолжил: – Я думаю, что из квартирантов более всего нам следует опасаться прыгунов и мясных пчел.

Помимо воли майор переспросил: – Прыгунов?

– Гномиков. Малюсеньких таких созданий, похожих на обезьянок. Таких маленьких, что они могут уместиться на ладони. Только милыми их не назовешь. У них потусторонняя внешность: большие ступни, большие уши, непропорционально крупные кисти с когтями и голова. А тельце крошечное. Конечности короткие, как обрубки. У них есть лица, похожие – я даже не знаю – на морду бульдога, что ли; они настолько уродливы и нелепы, что напоминают маленьких горгулий. Каждый в отдельности безобиден, его легко убить. Они питаются личинками насекомых, мышами, ягодами, орехами, листьями – что подвернется. Они теплокровны, но откладывают маленькие кожистые яйца – по сотне зараз. За сезон один набор родителей может оставить тысячи потомков. К счастью, они не делают гнезд и не охраняют свои яйца, так что большую часть молоди поедают, едва она вылупится. Нормальное явление.

Однако если они живут в волочащихся деревьях, хищникам не так легко добраться до яиц, и семьи быстро разрастаются. Очень скоро появляется рой из тысяч, а иногда и сотен тысяч членов – все они голодны, постоянно голодны. Мы считаем, что именно голод изменяет и В поисках пищи гномы превращаются… я не знаю, как описать их. В чем-то они похожи на людей – сливаясь с толпой, вполне уравновешенный человек способен превратиться в монстра. Когда прыгуны роятся, их обу-ревает свирепость стаи обезумевших пираний. Я все ду-маю: не они ли убили того червя, что мы видели? Воз-можно, на этих деревьях есть их гнезда.

– Существуют еще мясные пчелы, – жизнерадостно продолжал я. Взгляд майора слегка остекленел, но я продолжал гнуть свою линию. – Мясные пчелы напоминают шмелей. Они живут в кронах деревьев и кор мятся в основном насекомыми, но как только побли зости появляется падаль, они роятся. Эти существа вы-деляют едкий красный сироп с поистине дьявольским запахом; сироп имеет то же предназначение, что и мед. Его можно есть – если возникнет такая необходимость, – но мне кажется, что большинство людей предпочтут умереть с голоду, нежели проглотить вторую порцию этого зелья.

Плюс к этому – правда, я не уверен, что они есть здесь, – мы наблюдали вылеты лентецов. Они похожи на кусочки ленты, дрейфующие в воздухе, как конфетти или серпантин, – очень яркие, живописные, привлекательные… и смертельно опасные. Они садятся на вас, опутывают и с аппетитом сосут вашу кровь. Они лишают вас зрения, забивают дыхательные проходы, проникают в каждое отверстие в теле, прокалывают кожу и сосут. Существует несколько разновидностей. Лентецы– подвязки слишком малы, чтобы в одиночку причинить вам вред, они чем-то похожи на пиявок и роятся только в период спаривания, но и они способны убивать крупный рогатый скот, так что не надо их недооценивать. Потом есть лентецы-удавы. Мелкие напоминают провода в серебристой полиэфирной оплетке, а крупные похожи на телефонный шнур. Они очень красивы, переливаясь на свету, – словно фейерверк. Но в то же время лентецы ужасно твердые – их практически невозможно раздавить.

– Между прочим, именно их, думаю, следует опасаться больше всего. – Я сделал паузу и, обернувшись, посмотрел на деревья. – Видите, вон те серебристые листья беспокоят меня. Я думаю… Я думаю, они ждут, когда переменится ветер. – И предупредил Беллуса: – Не вздумайте снова падать в обморок.

Он не упал, но был чертовски близок к этому – уже по-настоящему. Я сгреб его за воротник и притянул вплотную к себе.

– Мне наплевать, откуда вы. Наплевать на ваше задание. Наплевать, что вы думаете обо мне. Это больше не Земля. Это – Хторр, и ему тоже плевать – не меньше, чем мне. Либо вы едок, либо жратва. Хотите умереть? Я брошу вас и даже не обернусь.

– Нет, пожалуйста… – задохнулся майор. Это было хуже, чем просто отчаяние. Он был жалок. – Я не хочу умирать. – Он с трудом выдавил первые слова, зато остальные полились вместе с неуправляемым потоком рыданий. – О, ради бога, пожалуйста, я не хочу умирать. Вытащите меня отсюда. – По его лицу бежали слезы, – Просто скажите, что я должен делать, и я сделаю.

Попался!

Я долго изучающе смотрел на него.

– Виноват, но мне не положено отдавать вам приказы, сэр.

– Что?

– Вы должны сложить с себя полномочия. Он уставился на меня безумным взглядом.

– Что вы сказали?

– Я сказал, что вы нарушаете устав, передавая мне руководство и оставаясь при этом полномочным командиром. Вас перестанут уважать. Хотя, с другой стороны, командовать людьми, которые знают дело лучше, чем вы, еще более незаконно. Вы подвергаете опасности их жизни и свою собственную тоже. Прошу прощения, но, если вы хотите, чтобы я вас спасал, сложите с себя командование.

– Я не могу этого сделать…

– Можете. Встаньте. Повернитесь лицом к камерам. Говорите громко и отчетливо. Они все запишут. – – И я тихо добавил: – А потом я спасу вас.

На какое-то мгновение Беллус смутился, затем его снова охватила ярость.

– Это ловушка, не так ли? – заявил он обвинительным тоном, по-прежнему сомневаясь и пугаясь.

– Я не рассказывал о пурпурном тумане? – простодушно поинтересовался я, – Вообще-то это – не настоящий туман; вы обычно наблюдаете его, когда роятся ядовитые жигалки. Картина напоминает дымку. Наверное, следует упомянуть, что некоторые ползучие лианы способны выделять парализующий газ, помогающий волочащимся деревьям поймать жертву. А еще я забыл сказать о…

Он выставил ладонь.

– Пожалуйста, не надо. Больше не надо.

Я помог Беллусу подняться на ноги и развернул лицом к головной машине.

– Они ведут запись. Говорите.

– Настоящим слагаю с себя командование, – пробормотал он.

– Громче, – подбодрил я. – Настоящим по своей воле и без принуждения я слагаю с себя полномочия…

Словно оцепенев, майор повторял: – Настоящим по своей воле и без принуждения…

– Я слагаю с себя полномочия, данные мне Севе-ро-Американской Оперативной Администрацией.

– Слагаю с себя полномочия…

– Данные мне Северо-Американской Оперативной Администрацией, – твердо повторил я.

– Данные мне Северо-Американской Оперативной Аминистрацией.

– Укажите дату.

– Сегодня, третьего июня.

– И год. А также ваш личный номер.

Он сообщил и это. Потом с надеждой посмотрел на меня.

– Мы еще не закончили. – Я подтолкнул майора. – Вы должны назначить временного командира. Он снова повернулся к далеким камерам.

– Я назначаю капитана Джеймса Эдварда Маккарти исполняющим обязанности командира… э… до тех пор, пока высшее командование либо… э… утвердит, либо изменит это решение.

Беллус поник.

Я повернулся лицом к камерам.

– Принято и засвидетельствовано капитаном Джеймсом Эдвардом Маккарти, армия Соединенных Штатов, Агентство Сил Специального Назначения, временно прикомандированных к Северо-Американской Оперативной Администрации.

Майор стоял неподвижно, уставившись себе под ноги. Он стыдливо пытался спрятаться от своего позора.

– Дайте мне оружие, – распорядился я.

Он не пошевелился.

Я шагнул к нему, вытащил из кобуры пистолет, проверил предохранитель и сунул себе за пояс. Беллус вздрогнул.

Я понимал, что совершаю ужасный поступок. Этот человек посвятил армии всю свою жизнь. Для него армия была единственным мерилом собственной личности, а я лишил его этого. Он настолько отчаянно цеплялся за жизнь, что отказался от того, ради чего ему имело смысл жить. По-видимому, в мирное время Беллус был хорошим офицером, умел организовать снабжение и поддерживать дисциплину, но война требует иных качеств – во всяком случае, эта война. Ладно, может, он найдет где– нибудь место консультанта: существуют неплохие консультативные программы, которые прогоняют на супермашинах. Я жалел его, но не жалел о содеянном. – Теперь мы можем идти? – спросил Беллус.

– Да, – ответил я гораздо мягче, чем он ожидал. – Пошли. – Взял его под руку и быстро пошел к машинам.

– Что такое?.. – Майор вырвал руку и уставился на меня. – Что вы делаете? А как же мясные пчелы, и эти ленточные штуковины, и туман?

Я пожал плечами.

– Если бы вы изучили инструкцию, то поняли бы, что именно эти волочащиеся деревья необитаемы. Их выдает характер листвы: серебристые листья отражают свет, привлекая к себе насекомых, ищущих пристанища. Похоже, они лишились всех своих квартирантов после опыления территории. Вероятно, они впали в спячку, чтобы выжить, и сейчас только пробуждаются.

Майора Беллуса охватили злость и растерянность: – А горпы?

– Их запах почти выветрился. Они прошли здесь неделю назад. Волочащиеся деревья движутся по пахучему следу. Если понюхать его свеженьким – у вас бы глаза полопались. Я не шучу. У нас есть парень по имени Вилли Руд, который попытался это сделать. Он снял маску и до сих пор лежит в госпитале и ждет, когда у него вырастут новые глаза.

– Но как же тогда насчет?..

– Если бы вы изучили инструкцию, то поняли бы, что мы ни секунды не подвергались опасности. Будь здесь настоящая опасность, я не последовал бы за вами. – Поразмыслив, я добавил: – Даже чтобы остановить вас.

Теперь он покраснел.

– Ты – сукин сын. Я тебя разжалую.

– Не выйдет. Все, что вы сказали и сделали, записано и передано в эфир. Надеюсь, что у передачи был неплохой рейтинг.

Он дико огляделся, наткнулся на камеры, торчащие на башнях танков, и замер.

– Это была ловушка! – завопил майор. – Так не пойдет.

Я пожал плечами.

– Запись говорит сама за себя.

Он обвиняюще посмотрел на меня.

– Вас тоже записали.

– Это неприятно, – сознался я, невольно покосившись на камеры, – Но как бы то ни было, теперь, насколько я понимаю, вы человек штатский. То, что я трачу время, чтобы объяснить вам это, можете расценивать как простую вежливость. На будущее ставлю вас в известность, что я исполняю обязанности руководителя данной операции и в дальнейшем не потерплю никакого вмешательства в ее ход, как и не потерплю любых действий, ставящих под угрозу жизнь моих людей. Если вы произнесете хоть еще одно оскорбительное слово в мой адрес, я вас арестую, и на базу вы вернетесь в усыпляющем мешке. Уверен, что вас разбудят к началу заседания трибунала.

Беллус побледнел. Казалось, он хочет еще что-то сказать, но масштаб того, что он натворил, в конце концов подавил его. Он был конченый человек. Он сломался. Самым гуманным сейчас было поскорее покончить со всем этим. Я повернулся к Беллусу спиной и пошел к машинам.

– Что он делает? – прошептал я в микрофон.

– Идет за вами, – тихо ответил Смитти.

– Как выглядит?

– Хуже некуда. Это было мерзко.

– Да, мерзко, – согласился я. Остаток пути прошел в молчании.

Наверное, следовало сказать что-нибудь еще, что-нибудь о том, как я сожалею, что был вынужден это сделать, но я промолчал, потому что это было бы неправдой.

Съемка со спутников выявила закономерность: наиболее сильно заражение прогрессирует в поясах, соответствующих зонам субтропиков, хотя значительно вклинивается и в тропические и умеренные широты.

Тем не менее мы должны снова предостеречь от любых скороспелых выводов, которые можно сделать на основании такого распределения. Нынешняя политика массированных военных ударов по наиболее крупным очагам направлена в первую очередь против заражения, располагающегося в непосредственной близости от наиболее заселенных центров и районов, где сосредоточены важные природные ресурсы, причем в умеренных широтах. В результате мы имеем мало информации о том, как быстро формируются мандалы в зонах умеренных широт. Тропики и субтропики могут являться зонами наиболее подходящего климата для хторран-ских видов, однако с тем же успехом они могут быть атипичным биотопом или временным компромиссным местообитанием – мы этого просто не знаем.

На сегодняшний день можно в лучшем случае говорить о том, что хторранское заражение способно выживать и распространяться в широком диапазоне климатических и природных условий.

«Красная книга» (Выпуск 22. 19А)

5 ЖЕНЩИНА ПРЕЗИДЕНТА

Не важно, кто победил, а кто проиграл – важно, кто в этом виноват.

Соломон Краткий

Лиз не нужно было произносить ни слова. Все было видно по ее лицу.

Когда она вошла, я лежал в ванной, включив подводный массаж на максимум, так что поверхность воды превратилась в пенящуюся гору. Меня почти не было видно, но, увидев выражение лица Лизард, я погрузился в воду с головой.

Это не помогло. Она схватила меня за волосы и выдернула.

Потом поцеловала. Крепко. Но как только я почувствовал вдохновение, Лиз отстранилась.

– Эй, почему ты остановилась? – Я обрызгал водой ее мундир.

– Потому что я так зла на тебя, что могу ненароком удавить.

– Тогда почему поцеловала?

– Потому что люблю тебя – и не хочу, чтобы ты забывал об этом. А сейчас я готова задать тебе чертей.

Лиз начала стягивать с себя одежду.

Я смотрел на нее с нескрываемым интересом.

– Если черти выглядят так, то я выбираю преисподнюю.

– Я еще не начала, – предупредила она. – И ты тоже подожди.

Она шлепнула меня по руке и шагнула в ванну. Я сел, чтобы освободить для нее место.

– Выключи эти пузыри, – приказала она. Несколько секунд мы молчали. Ей нужно было время, чтобы выйти из образа генерала Тирелли, а мне было нужно… насладиться зрелищем. Очень много хороших слов можно сказать о прекрасном умном рыжике без всякой одежды, только вот беда: одни слова до сих пор считаются непристойными, а другие политически неверными. Пришлось удовольствоваться сладострастными мыслями.

Какая-то часть меня беспокоилась о чертях, которых она собиралась мне задать, – но я странным образом никак не мог собраться с силами. Наверное, мне было слишком хорошо, наверное, я был слишком доволен собой. Меня охватило странное чувство. На модулирующей тренировке Форман называл его состоянием абсолютного умиротворения – когда кажется, что все в порядке, что Вселенная и все в ней устроено так, как надо.

«Вселенная совершенна, – говорил тогда Форман. – Ей не важно, что о ней думает каждый из вас. Как только вы соглашаетесь, что весь механизм работает так, как полагается, вы сразу начинаете избавляться от всего лишнего, что сводит вас с ума. Жизнь в состоянии умиротворения позволяет оперировать во Вселенной, избегая вступления с ней в спор*».

Когда он сказал об этом впервые, я не уловил в его словах никакого смысла. Да, и до сих пор бывали моменты, когда я это не воспринимал, но, как только доводилось хоть ненадолго испытать это чувство, я начинал все понимать. Трудно представить, сколько я потратил времени, споря с реальностью. Но надо постоянно учиться принимать вещи такими, какие они есть, и тогда появляется возможность заниматься настоящей работой.

Как бы то ни было, но по поводу бедного майора Бел-луса я по-прежнему испытывал удовлетворение. Я поступил правильно и не собирался оправдываться. И кроме того, поцелуй Лиз был важным знаком; она явно хотела сказать: «Не злись на меня».

Даже если она и сотрет меня в порошок, она все равно останется единственным человеком на Земле, который может это сделать – потому что я люблю ее. Лучше умереть, чем потерять ее. Иной раз мысль о том, что Лиз любит меня, не давала мне развалиться на куски. Она призналась, что порой испытывает такое же чувство.

Несмотря на ее подчеркнутую жесткость для всего остального мира, несмотря на вызывающую демонстрацию своей значительности, над которой я любил подшучивать, мы оба знали, как мы на самом деле ранимы. Лиз знала почти обо всем, что пришлось пережить мне. А я знал кое-что из того, через что прошла она. Ерунда, что такие вещи закаляют. Это не совсем так – просто ты учишься идти дальше, даже когда кровь из душевных ран все еще капает на пол. Большая часть из того, что мы делали вместе, позволяла нам зажимать раны друг другу и продолжать делать свое дело.

Если бы я хотел поволноваться, то мог бы завязать хороший узел напряженности, а если при этом еще и постараться, то можно взвинтить себя по– настоящему. Потом, когда она довела бы меня до слез, мы могли бы поспорить. Мы ругались бы и орали друг на друга добрых минут двадцать или тридцать – следя, кто сломается первым. Это была игра. Потом победитель должен был успокоить побежденного, побежденный занялся бы любовью с победителем. Забавная игра, независимо от того, победишь ты или проиграешь.

И соблазнительная к тому же.

Или… что, если не спросить, просто удариться в слезы и сразу перейти к извинениям? Это тоже помогало. Тогда ей пришлось бы обнять меня и успокаивать, а через какое-то время мы занялись бы любовью, и это было бы фантастическое ощущение, а после, когда мы оба почувствовали бы себя лучше, она по-матерински смотрела бы на меня, а я, сонный и смущенный, просил бы прощения за то, что я такой дурак. И она снова успокаивала бы меня, а потом мы, возможно, опять занялись бы любовью. Сработал бы любой вариант, не важно какой.

Я окинул ее взглядом, и выражение лица, должно быть, выдало мои мысли. Или, может быть, передо мной сидел неодушевленный маленький розовый остров, который сразу перешел к делу.

– Забудь об этом, дорогой. Сначала – разговор.

– А, черт. Неужели нельзя просто извиниться за все грехи и сразу перейти к искуплению?

– Нет, нельзя. Прежде я скажу тебе то, что должна сказать. – Вид у нее был серьезный. – Мне жаль, но это приказ президента.

– Бульк. – Я снова ушел под воду. – Ладно…

– Итак, начну с хороших новостей. Ты выбрал самое лучшее время: на Восточном побережье обед, на Западном – дневная зрительская аудитория. Гавайи ты захватил перед ленчем. Австралия получила твое представление к завтраку. Общий рейтинг был очень даже ничего, так что тебе полагается кругленькая сумма за маленький боевик. Давно мы так не смеялись на этой войне.

– Э… правда? Как я выглядел?

– Неплохо. Ты действительно растешь. Модулирующая тренировка сильно тебя изменила. Ты был очень убедителен. Я чуть сама не поверила. Но я читала инструкции, поэтому разобралась лучше твоего майора, однако ты обдурил-таки парочку деятелей из Объединенного Комитета.

– Да? Ты была в Объединенном Комитете начальников штабов?

Лиз небрежно кивнула.

– Вводила их в курс дела по бразильской ситуации. Передай мне шампунь. Спасибо. – Через несколько секунд она добавила: – Все согласились, что зрелище потрясающее. Особенно финальная сцена. Великая финальная сцена. Ты войдешь во все учебники для офицеров. – Она выдавила немного шампуня. – Мне показалось, что тебя все это сильно забавляло. Правда?

Ее похвалы слегка затянулись и выглядели чересчур неумеренными.

– Ладно, – прервал я ее. – Это упражнение ты выполнила. Теперь переходи к плохим новостям.

– Плохим? – Лиз долго и с наслаждением намыливала волосы, не обращая на меня внимания. Я начал ощущать неуверенность, и сильную. Наконец она взглянула на меня сквозь хлопья пены. – Плохие новости заключаются в том, что это политическая катастрофа.

– Насколько серьезная?

– Хуже некуда. – Она ополоснула волосы, тряхнув головой, откинула мокрые пряди с глаз и пояснила: – Граждане Квебека очень чувствительны к оскорблениям. Канадская Конфедерация скорее всего согласится с ними. Мексиканцы тоже не испытывают счастья. Президент весь вечер получает ноты. Она не просто рассержена. Все это перерастает в грандиозный дипломатический скандал.

– Подробнее можно? – попросил я. – А то сейчас я немного тупее, чем обычно.

– Квебекцы чувствуют себя отодвинутыми. Мы пользуемся их ресурсами, а славу побед оставляем себе.

– Они жаждут славы? Могу уступить им свою долю.

Проигнорировав мое замечание, Лиз продолжала: – Мы хотели… продемонстрировать их значимость. Хотели показать, что без них просто не обойтись при военных операциях. Ну, инсценировать что-нибудь такое, что хорошо выглядело бы в вечерних новостях. Для этого к твоей операции прикомандировали майора Беллуса; предполагалось показать его с наилучшей стороны – ведь он любимчик премьер-министра. Это помогло бы им на выборах в следующем месяце. Мы считали, что ты убережешь этого майора от любой беды. Легкое приятное задание – и не должно случиться ничего плохого, плохого, плохого… – Лиз покачала головой и вздохнула. – Если ты так уж хотел шума, почему просто не швырнул гранату в Палату представителей? По крайней мере, получил бы за это медаль.

– Ты же знаешь, я не люблю хлопушки, – сказал я. – Кроме того, у меня ни одной не было.

– Ладно, на этот раз ты превзошел себя, дорогой. Твой маленький розыгрыш разрастается в самый крупный международный конфликт с тех пор, как вице– президент обозвала шутом русского премьера. Президент требует, чтобы тебя отшлепали.

– Она может получить даже больше – мою отставку. В тот день, когда политика станет важнее безопасности моих людей, я уволюсь. И если политика значит больше, чем победа в войне, можешь передать ей от моего имени, что…

– Замолчи, – прервала меня Лиз. – Я уже говорила ей, что ты уйдешь в отставку, и она приказала не принимать ее. Но твоя задница будет выдрана. Это – официальная порка. Если хочешь что-нибудь сказать, подожди, пока я не закончу.

– А потом можно будет немножко пошлепать по твоей попочке? – плотоядно спросил я.

– Обсудим это позже. Покажи фокус, как языком облизывать собственные брови, тогда подумаю.

Она снова принялась намыливать голову. Я терпеливо ждал, но наконец не выдержал.

– Так что же произошло? Мне объявили выговор официально?

– Нет, – сказала Лиз. – Просто накричали. Ты тупой и несносный выскочка, неуважительный, опасный и презренный нарушитель воинской дисциплины и оказываешь дурное влияние на рядовых и сержантов.

– Я это знаю.

– И я знаю, что ты знаешь. Я просто повторяю то, что президент приказала передать тебе; она заявила все это в присутствии начальников штабов.

Ощущение было такое, будто в сердце забили кол.

– Это все? – по-идиотски промямлил я. Если было сказано что-то еще, я должен знать.

– Нет, не все. Еще они сказали, что ты проклятый дурак, который решил покривляться перед камерой, даже не задумавшись о последствиях.

– И?..

– И – ты хочешь еще? Они сказали, что ты не уважаешь честь мундира, скачешь, как проклятый педераст. Конец цитаты. Там было еще немало эпитетов в твой адрес, Джим. Ты уверен, что хочешь выслушать все?

Теперь она кончила забивать кол и принялась его раскачивать. Я поднял руку.

– Нет, достаточно. Общая картина у меня сложилась. Скажи только одно: отставку Беллуса приняли?

– Принимая во внимание сложившуюся ситуацию – нет.

– Вот дерьмо!

– Однако… с учетом всех обстоятельств, решили, что лучше, если отставка все-таки будет принята. Итак, да, отставку приняли.

– Великолепно. Теперь можете делать с моей задницей что угодно. Я не стану расстраиваться.

– Ты поставил в неловкое положение Соединенные Штаты.

– Ничего подобного, – твердо сказал я. Лиз пристально посмотрела на меня.

– Ты уверен?

– Абсолютно. Я принес присягу служить Конституции Соединенных Штатов и защищать ее. Когда меня прикомандировали к Северо-Американской Администрации, я дал слово служить и защищать экологию планеты Земля. Я не нарушил обе клятвы. Может быть, это недостойный, мелкий и неблагородный поступок – но не безответственный. Я не нарушил ни одного своего слова.

– Ладно.

– Что? И все?

– Я знала, что ты чувствуешь. То же самое я сказала и им. Но приятно услышать это от тебя.

– О-о, – озадаченно протянул я.

Должно быть, все отразилось на моем лице, потому что Лиз потрепала меня по щеке.

– Генерал Уэйнрайт не испытывает восторга ни от тебя, ни от меня, но я сказала, что ты – мой подчиненный и я уверена в тебе на сто процентов. Я предупредила его, что, если он начнет вредить, ты выйдешь в отставку. Сначала он ухватился за это обеими руками, но я предупредила, что, если твою отставку примут, я буду расценивать это как свидельство недоверия к моей компетентности и тоже буду вынуждена подать в отставку. Генералу Уэйнрайту такой оборот не понравился, однако он далеко не дурак. Если я соберусь увольняться, президент пожелает узнать причину.

– А как же квебекцы? Лиз поморщилась.

– Делают хорошую мину при плохой игре. Что ж, пусть брешут. Они послали неквалифицированного офицера на опасное задание, и тот продемонстрировал свою неподготовленность. Мы здесь занимаемся не цирковыми ревю. Объединенный Комитет начальников штабов никогда не примирится с подобной тупостью. Майор рисковал жизнями всех участников операции, наплевав на твои советы.

– Держу пари, что генералу Уэйнрайту не хотелось это слышать.

– Он лишь сказал, что твоя обязанность – выполнять приказы, а не отдавать их. На что я вежливо напомнила о генерале Джордже Армстронге Кастере, который не прислушался к совету своих разведчиков-индейцев, и о том, что из этого вышло[5]5
  Генерал Кастер (1839—1876) в сражении с индейцами при Литтл-Биг-Хорне потерял войска и погиб сам.


[Закрыть]. Он меня понял. Урок, который ты преподал сегодня, слишком поучителен, чтобы наказывать тебя, однако мне пришлось обзвонить массу важных шишек, прежде чем все утряслось. – Она начала споласкивать волосы. – И ты, между прочим, не услышал ни слова из этого. Президент приказала мне наорать на тебя, я наорала – и хватит об этом. Потри мне спину, пожалуйста.

– Можешь так орать в любое время, – разрешил я. Со спины она была прекрасна. Почти так же, как спереди.

Нежно, но решительно Лиз развела мои руки.

– Я же сказала – потом. Просто займись моей спиной. Что-то в ее голосе остановило меня.

– Хорошо.

Я сосредоточился на изгибе позвоночника, восхитительных маленьких позвонках, взбегающих вверх под ее нежной розовой кожей. Я начал нежно массировать каждый по очереди, демонстрируя верх мастерства.

– М-м-м, – простонала Лиз, потом снова: – М-м-м-м-м-м! – Через некоторое время она мягко добавила: – Ладно, теперь неофициальная часть. Ее даже я не слышала. Президент пригласила к телефону премьер-министра Дюбуа и дала ему нагоняй. Как осмелился он послать ноту протеста? Его офицер подвергал опасности жизни американцев. Его офицер оказался неквалифицированным и неподготовленным. От его офицера столько же пользы, как от пластикового Христа на приборной доске. Если Квебек хочет участвовать еще в каких-нибудь боевых операциях, то ему придется тщательнее готовиться к совместным действиям. И так далее в том же духе.

– Она действительно высказала все это? – удивился я.

– Даже больше. Честно говоря, она хватила через край.

– Выглядит не очень политично.

– О, как раз политично. После отделения квебекцы так задрали нос, что с ними практически невозможно иметь дело. Этот случай сбил с них спесь. Дюбуа, наверное, проиграет выборы, что совсем не расстроит президента. Она его ненавидит. Но даже если и выиграет, все равно лицо он потерял. Нет, дорогой, хотя президент и разозлилась, как чертовка, она достаточно проницательна, чтобы обернуть это к своей политической пользе.

– Теперь я понимаю, почему ее называют Тедди Рузвельтом в юбке.