Текст книги "Кровь-камень"

Автор книги: Дэвид Геммел

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 20 страниц)

– Но это был обман, – сказал Шэнноу. – Я вел притворную жизнь.

– Сомневаюсь. Вы пожертвовали всем, чем могли, даже смирились с потерей любимой женщины. На такую преданность идее способны немногие. Однако и железо можно разорвать. Когда налетчики сожгли церковь, железо не выдержало. Вы бросились за ними в погоню и уничтожили их. Сознание очень хрупко и уязвимо, мистер Шэнноу. Вышло так, что вы практически предали все, что отстаивали двадцать лет. И потому сознание, защищая себя, бросило все воспоминания об этих годах в ящик и спрятало его от вас. Вопрос теперь, когда ящик открылся, таков: кто вы? Йон Кейд, проповедник и богобоязненный человек, или вы Йон Шэнноу, бесстрашный убийца?

Шэнноу ничего не ответил и встал.

– Благодарю вас, Люкас. Вы оказали мне неоценимую услугу.

– С величайшей охотой, мистер Шэнноу.

Снаружи свет начинал меркнуть, жар пустыни слабел. Шэнноу прошел к загону и перелез через изгородь, за которой щипали траву четыре лошади. Они стояли двумя парами носом к хвосту, защищая морды друг друга от кружащих над ним мух.

Шэнноу вытащил один из длинных вороненых пистолетов.

Вопрос теперь, когда ящик открылся, таков: кто вы? Йон Кейд проповедник и богобоязненный человек, или вы – Йон Шэнноу, бесстрашный убийца?

* * *

В те минуты, когда Нестор Гаррити и Клем Стейнер ехали в сторону Чистоты, а Йон Шэнноу стоял в одиночестве на улице Доманго, апостол Савл гнал свою усталую лошадь к развалинам древнего города.

Савл весь кипел яростью. Он получил известие, что Диакон остался цел, а Мун убил Джеффри, секретаря Диакона. Совет в Единстве был в смятении. Диакон исчез.

Исчез!

«Бог мой! – думал Савл. – А если он знает, что это был я?»

Комар впился в правую ногу Савла, и он свирепо его прихлопнул. От громкого звука лошадь прянула в сторону, и он выругался. Жара стояла невыносимая, вонючий конский пот впитывался ему в брюки. Спина после четырехчасового пребывания в седле отчаянно ныла, а древний город словно не приближался. Он снова выругался.

Диакон жив! Джозия Брум жив! Йон Шэнноу жив! Все идет прахом, все годы тщательного планирования расползаются по швам на его глазах.

«Я всегда был проклят», – думал он, вспоминая свое чикагское детство: измывательства одноклассников, потому что он был коротышкой с остреньким лицом; насмешки девочек, которые лучше бы умерли, чем пошли в кино с «замухрышкой вроде тебя». И на его работе успех всегда доставался другим, обгонявшим его на лестнице повышений, хотя они – и мужчины, и женщины – были куда менее способными, чем он. Однако Савл Уилкин всегда оказывался обойденным. Коротышка Савл.

И ведь он соблюдал правила игры. Подхалимничал перед своими начальниками, смеялся их анекдотам, поддерживал все их начинания и прилагал все усилия, чтобы быть не хуже других. И тем не менее он никогда не получал признания, которого жаждал.

И теперь это повторялось – на этот раз с высоким, красивым, золотоволосым апостолом Савлом. Обойденный Диаконом, он впервые в жизни рискнул поставить на карту все. И уже терпел неудачу. Как он всегда ее терпел…

Нет, не всегда, подумал он. Было золотое время, когда он впервые обрел Бога. Уволенный на севере, Савл перебрался во Флориду. Как-то под вечер во вторник на исходе февраля он ехал по Западному шоссе 14 и остановился выпить кофе в закусочной при автостоянке. Там был припаркован трейлер, и какие-то молодые ребята и девушки раздавали листовки. Девушка протянула одну Савлу приглашение на библейский пикник под Киссими в следующее воскресенье. Девушка осияла его улыбкой и назвала «братом».

В воскресенье Савл отправился на пикник в числе еще трех сотен человек. Он чудесно провел время, а проповедь толстого пастыря задела какую-то струну в его сердце – особенно то, что было сказано о кротких и последних: именно их Господь возлюбил особо.

Без друзей, живя на последние деньги, Савл вступил в маленькую церковную общину. Это были самые счастливые годы его жизни, особенно после того, как общину возглавил Диакон и назначил его на оплачиваемую должность церковного казначея. На нее зарился Джейсон, высокий и красивый. Савл не сомневался, что будет вновь обойден. Но нет. Диакон пригласил его к себе и спокойно предложил ему эту должность. Джейсон, озлобившись, полный мстительного духа, вышел из общины.

Хорошие дни. Замечательные дни, вдруг понял Савл.

Затем судьбоносный полет и конец того мира, который он знал. Но и тогда впереди его ждали радости – дары Сипстрасси: красивое тело, бесчисленные женщины.

«Все это у меня было», – думал Савл. Но сила Сипстрасси иссякала, Диакон старел, и скоро всему этому должен был прийти конец. «Без Сипстрасси я снова буду коротышкой Савлом Уилкинсом, лысым, сутулым, щурящимся на мир слезящимися глазами. Кто будет относиться ко мне серьезно? Что я буду делать?»

Ответ был прост. В новом мире надо стать богатым. Взять его в свои руки, как делали жестокие беспощадные люди в старом мире. Взять в свои руки землю и полезные ископаемые – нефть, серебро, золото. И искать, искать Сипстрасси.

Диакон нашел свой клад вскоре после их прибытия сюда. Уехал в дикие земли и вернулся с полной сумкой камешков.

«О Господи, – подумал Савл, – их же было никак не меньше тридцати!» И он спросил Диакона, где тот их нашел.

«Во время моих путешествий», – ответил Диакон с улыбкой.

А год назад в Единстве появился человек, который утверждал, что знаком с Диаконом. Его проводили к Савлу. Старик старатель объяснил, что встретился с Диаконом, когда тот ездил по землям за Стеной. «А где точнее?» – спросил Савл.

«Да неподалеку от Долины Паломника… ну, вызнаете, – был ответ. – Где Господь посадил вашу летающую машину».

И значит, где-то там Диакон нашел Камни Силы.

Пусть там будут еще Камни! Снятый Боже, пусть там будут еще Камни!

С запасом Сипстрасси он все еще сможет взять власть. Всего пять камешков! Три. «Господи, Господи, пошли мне найти их!»

Ему уже были видны высокие каменные столпы – остатки южных ворот атлантидского города. Один был выше другого и достигал в высоту почти шестидесяти футов. Некогда их соединяла поперечная каменная плита, но она упала, усыпав дорогу множеством обломков.

Оглядывая мили и мили того, что в незапамятные времена было великолепным городом, Савл даже забыл на время о своей цели. Повсюду валялись мраморные статуи, чаще всего разбившиеся, однако кое-где они удержались на постаментах, уставив каменные глаза на этого – самого последнего – созерцателя их безмолвного горя. Многие здания все еще стояли, и тысячи лет на океанском дне словно бы не оставили на них никакого следа. Савл ехал и ехал вперед, копыта его лошади стучали по плитам мостовой, будя тревожное эхо.

Диакон рассказывал ему про древнего царя Атлантиды, Пендаррика. Это он стал погубителем своего народа – из-за него Земля опрокинулась, и колоссальная волна погребла под собой его империю.

Савл направил усталую лошадь вверх по длинному склону к многобашенному дворцу. Она тяжело дышала, с боков срывались хлопья пены. На вершине он спешился и привязал бедную животину на солнцепеке. Лошадь стояла, понурив голову, но Савл, забыв про нее, торопливо вошел во дворец. Пол покрывал плотный слой густой пыли, которая когда-то была илом.

Возле окон, где ветер сдул пыль, Савл различил изысканный мозаичный узор из синих и красных камешков. Никаких следов мебели или еще чего-либо деревянного. Дерево давно было уничтожено, возможно, смешавшись с бывшим илом. Но у стен по-прежнему стояли статуи воинов в панцирях и шлемах, напомнив Савлу греческих воинов на картинках, изображавших осаду Трои.

Он миновал много дверных проемов и наконец очутился в огромном круглом зале, середину которого занимало кольцо из поставленных вертикально искусно обработанных прямоугольных камней. И пыль повсюду. Под его ногами она клубами поднималась в воздух, иссушала его горло, вызывала кашель.

Он неторопливо обыскал зал, но нашел только золотую рукоятку церемониального кинжала, которую спрятал в карман. Вернувшись к лошади, он напился из фляжки. С этого места древний город выглядел даже еще обширнее. Во всех направлениях, куда хватало глаз, тянулись руины.

Его охватило отчаяние. Даже если Камни здесь есть, как их найти?

И тут его осенила мысль. Блистательная в своей простоте: Савл Уилкинс, хотя он этого не знал, нашел решение, ускользавшее в прошлом от тысяч и тысяч блестящих умов. Он облизнул губы, стараясь справиться с нарастающим волнением.

Сила Сипстрасси может все! Так почему бы не использовать камешек как магнит, чтобы он притянул другие камешки или хотя бы направил его к ним.

Савл сунул руку в карман и вытащил камешек. Всего три золотые прожилки! Хватит ли их? И где проверить свое предположение?

Камни обеспечивали такое могущество, что вряд ли в городе ими владело много людей. Только самые богатые.

А владелец дворца должен был быть богатейшим из богатейших.

Круглый зал занимал середину здания. Значит, там и следует начать, решил Савл. Торопливо пройдя пустую анфиладу, Савл встал в самом центре кольца камней. И задумался. Как именно употребить силу камешка? Соображай! Соображай!

Крепко сжав камешек в кулаке, он представил себе чисто золотой осколок и мысленно притянул его к себе. Ничего не произошло. Камешек у него в кулаке не потеплел, как бывало, когда из него источалась сила. Савл не знал, что в древних развалинах не осталось ни единого Сипстрасси. Он сжал кулак еще крепче, острый край вонзился в его ладонь. Савл выругался и разжал кулак. На ладони вздулась бусинка крови и коснулась камешка. Блестящие желтые прожилки потемнели, стали багряно-золотыми в тусклом свете зала.

Однако теперь камень потеплел. И Савл попробовал еще раз. Подняв кулак, он пожелал, чтобы камень притянул себе подобных. И новорожденный Кровь-Камень повиновался, послав свою силу сквозь Врата, очерченные вертикальными камнями.

Вокруг разлилось фиолетовое сияние. Савл возликовал. Сработало! Он был почти ослеплен, а когда сияние угасло, увидел то, чего никак не ожидал увидеть. Ярдах в тридцати от него на массивном золотом троне восседал мужчина могучего сложения и смотрел прямо на него. Кожа мужчины была багрово-красной и как бы украшена узором из черных линий. Савл оглянулся. Позади него все осталось прежним: вертикальные камни, устланный пылью пол. Но впереди он опять увидел непонятного человека.

– Кто ты? – спросил татуированный мужчина звучным басом.

– Савл Уилкинс.

– Савл… Уилкинс, – повторил мужчина. – Дай-ка я прочитаю твое сознание, Савл Уилкинс. – Савл ощутил странную теплоту, заползающую к нему в голову. Когда она исчезла, он почувствовал себя одиноким и потерянным. – Ты мне не нужен, Савл Уилкинс, – сказал татуированный. – Мне нужен Иаков Мун.

Перед Савлом, заслоняя от него все, вздыбилась непонятная фигура. У него оставалась доля секунды, чтобы увидеть гладкий серый мех, налитые кровью глаза и желтые клыки в разинутой пасти. Но времени вскрикнуть у него не было. В его грудь впились когти, а жуткие клыки сомкнулись на его голове…

9

Мудрец, и дурак заблудились в пустыне. Один ничего про жизнь в пустыне не знал и вскоре, измученный жаждой, совсем отчаялся. Второй вырос в пустыне и знал, что там часто можно найти воду, если копать в выгибе луки пересохшего речного русла. Так он и сделал, и они оба напились.

Нашедший воду сказал своему спутнику:

– Ну, кто из нас мудрец?

– Я, – ответил второй. – Потому что я привел тебя с собой в пустыню, тогда как ты взял в спутники дурака.

Мудрость Диакона, глава VI

Амазига встретилась с сыном на перекрестке дорог за Доманго. Она улыбнулась, когда он подъехал, и помахала ему. Он был красив, более худощав, чем его отец, но его отличали природная грация и уверенность в себе. Сердце Амазиги преисполнилось гордости.

– С ним все сошло благополучно? – спросил Гарет, наклонясь с седла и целуя Амазигу в щеку.

– Да. И он согласен.

– Видела бы ты, мама, как он вышел на улицу и вызвал Диллона. Потрясающе!

– Он убийца. Кровожадный варвар! – оборвала Амазига, раздраженная восхищением в его тоне. Гарет пожал плечами:

– Кровожадным варваром был Диллон. Теперь он мертв. Не жди, что я стану его оплакивать.

– И не жду. Но я никак не думала, что мой сын возведет в герои человека вроде Йона Шэнноу. Ну да ты странный мальчик, Гарет. Почему, получив образование в современном мире, ты пожелал жить в подобном месте?

– Здесь не соскучишься.

Она с бессильной досадой покачала головой и повернула лошадь.

– Времени мало, – сказала она. – Надо поторопиться.

Они галопом въехали в каменный круг. Амазига подняла камешек, и вокруг них вспыхнуло фиолетовое сияние.

Впереди возник дом, и они направили лошадей к загону. На изгороди сидел Шэнноу. Он поднял голову и кивнул в знак приветствия.

Амазига спрыгнула с седла и открыла ворота загона.

– Расседлай лошадей, – велела она Гарету. – Я нагружу джип.

– Никакого джипа, – сказал Шэнноу, слезая с изгороди.

– Что?

– Мы поедем на лошадях.

– Джип способен двигаться втрое быстрее лошадей. В мире Кровь-Камня ничто не сможет его догнать.

– И все-таки мы его не возьмем, – сказал Иерусалимец.

Ярость Амазиги вырвалась наружу.

– Да кем ты себя вообразил, черт побери? Здесь командую я, и ты будешь делать то, что скажу я! Шэнноу покачал головой.

– Нет, – сказал он мягко, – вы здесь не командуете. Если вы хотите, чтобы я вас сопровождал, седлайте свежих лошадей. Или будьте любезны вернуть меня в мир, который я знаю.

Амазига проглотила гневную отповедь. Меньше все-то ее можно было обвинить в глупости, и, услышав сталь в его голосе, она сразу переменила тактику.

– Послушайте, Шэнноу, я знаю, вы не понимаете, как движется… этот экипаж, но доверьтесь мне. С ним мы будем в гораздо большей безопасности, чем разъезжая верхом. А наша цель слишком важна, чтобы допускать ненужный риск.

Шэнноу шагнул к ней и пристально посмотрел в ее темно-карие глаза.

– Вся эта затея – ненужный риск, – холодно сказал он, – и не будь я связан словом, то без всяких колебаний предоставил бы вам действовать в одиночку. Но пойми одно, женщина, руководить буду я, а ты и твой сын будете следовать за мной. Будете подчиняться безоговорочно… и с этой минуты. Выберите лошадей.

Прежде чем Амазига успела ответить, заговорил Гарет:

– Если можно, я бы хотел оставить себе эту кобылу, она очень вынослива и еще не успела устать. Шэнноу оглядел ее и кивнул.

– Как хотите, – сказал он, повернулся и зашагал в сторону пустыни.

Амазига набросилась на сына:

– Как ты мог встать на его сторону?

– Зачем держать собаку, если ты будешь лаять сама? – ответил Гарет, спрыгивая на землю. – Ты говоришь, он убийца и кровожадный варвар. Все, что мне известно об Иерусалимце, свидетельствует, что он умеет выходить живым из тяжелейших переделок. Да, он суров и беспощаден, но там, куда мы отправляемся, нам нужен как раз такой человек. Не обижайся, мама. Ты замечательный ученый и несравненная собеседница за столом. Но в данных обстоятельствах я, пожалуй, предпочту подчиняться ему. Амазига подавила гнев и выдавила из себя улыбку.

– Как бы то ни было, а насчет джипа он ошибается.

– Я в любом случае предпочитаю ездить верхом. Амазига сердито ушла в дом и поднялась к себе в комнату. Из стенного шкафа напротив двери она вынула наплечные ремни с прикрепленными к ним серебряной и черной коробочками. Затем подсоединила два проводка к первой коробочке, угнездившейся на ее талии слева. Подсоединив другие концы проводков ко второй коробочке, она пристегнула ее к поясу на спине рядом с кожаным футляром, вместившим четыре обоймы к девятизарядной «беретте» у нее на бедре. Вернувшись в переднюю комнату, она достала еще пару проводков из ящика под компьютером и соединила их сначала с задней стенкой машины, а потом с коробочкой у себя на поясе.

– Ты сердита, – сказал Люкас.

– Батареек хватит дней на пять. По-моему, этого достаточно, – сказала она, пропустив его слова мимо ушей. – Ты готов для перекачки?

– Да. Ты, конечно, понимаешь, что я не могу загрузить все мои файлы в твою портативку? Так что мои возможности будут ограничены.

– Мне нравится твое общество, – ответила она с широкой улыбкой. – Ну, так ты готов?

– Конечно. А ты не подключила микрофон.

– Прямо-таки жизнь с девствующей тетушкой! – сказала Амазига, вешая на шею обруч с наушниками. На перекачку файлов ушло чуть меньше двух минут. Надев наушники, она выщелкнула изогнутый серп микрофона. – Ты меня слышишь?

– Мне не нравится, что я не могу видеть! – Голос Люкаса доносился словно издалека. Амазига добавила громкости.

– Не все сразу, мой хороший, – сказала она. Оптоволоконная камера была встроена в обруч наушников, а ее проводки соединялись с набором миниатюрных батареек на наплечном ремне. Расположив все по своим местам, она включила батарейки.

– Так-то лучше, – сказал Люкас. – Поверни голову вправо и влево. – Амазига повертела головой. – Прекрасно. А теперь скажи мне, почему ты сердишься?

– Зачем мне говорить тебе то, что ты уже знаешь сам?

– Гарет прав, – сказал Люкас. – Шэнноу из тех, кто выживает. Он натренированный ясновидящий. Его дар – осознавать опасность до того, как она материализуется.

– Я знаю о его дарованиях, Люкас. Потому-то я и заручилась его услугами.

– Посмотри вниз, – сказал Люкас.

– Зачем?

– Я хочу посмотреть на твои ноги. Амазига засмеялась и наклонила голову.

– Ага! – сказал Люкас, – Я так, и знал. Кеды! Надень-ка лучше сапоги.

– Я и так уже по бедра в проводах и батареях. Кеды удобны. Ну, еще какие-нибудь пожелания?

– Было бы очень мило, если бы ты дошла до сангуаро, в котором гнездится сова-эльф. С такого расстояния камера на крыше не дает четкого изображения.

– Когда мы вернемся, – пообещала она. – А теперь я хотела бы, чтобы ты сосредоточился на землях Кровь-Камня… если тебя это не слишком затруднит. Тебе следует еще раз продумать путь, место и время переброски. Без джипа все пройдет чертовски медленно.

– Мне джипы никогда не нравились, – объявил Люкас.

* * *

Джозия Брум проснулся и увидел, что старик чистит два длинноствольных пистолета. Грудь ему прожгла боль, и он застонал. Джейк обернулся к нему.

– Как бы ты сейчас себя ни чувствовал, ты будешь жить, Джозия, – сказал он.

– Так мне не приснилось? – прошептал Брум.

– Нет. Иерусалимские Конники пытались убить тебя и во время этой попытки застрелили Даниила Кейда. Теперь ты – беглый преступник. Им велено стрелять в тебя без предупреждения. – Брум попытался сесть, но у него отчаянно закружилась голова. – Не напрягайся, Джозия, – предупредил Джейк, – Ты потерял много крови. Ну и не торопись – потихоньку да полегоньку будет куда лучше. Ну-ка! – Джейк отложил пистолеты и снял дымящийся кувшин с раскаленных углей. Налив оловянную кружку до краев, он протянул ее Бруму, который ухватил ее левой рукой, а сам вернулся на свое место, взял пистолет, вынул барабан и зарядил его.

– Что мне делать? – спросил Брум. – Кто мне поверит?

– Не придавай важности, сынок, – откликнулся Джейк. – Вот что я тебе скажу.

– Как вы можете говорить такое? – охнул Брум. Джейк вернул пистолеты в глубокие кобуры под мышками и взял короткоствольное ружье, которое тоже начал заряжать, вставляя патрон за патроном в овальное окошко магазина. Закончив, он пощелкал затвором и отложил ружье.

– Очень скоро, – сказал он негромко, – люди забудут про эту стрельбу, а будут думать только о том, как бы уцелеть. А это будет очень нелегко, когда явится то, что явится. Ты же был тут во время вторжения Кинжалов. Но то были дисциплинированные воины. Они выполняли приказы. А подстерегающий теперь ужас превосходит всякое понимание. Вот почему я здесь, Джозия. Чтобы противостоять ему.

Джозия Брум ничего не понял. Он был способен думать только о страшных событиях, разразившихся накануне, – об убийстве Даниила Кейда, о мучительной тряске в тележке среди ночной тьмы. Может, старик не в своем уме? Но говорит как будто бы разумно. Боль в груди утратила остроту, стала тупой, ноющей; поднявшийся к рассвету ветер пронизывал его холодом. Его сотряс озноб. Повязка на его щуплой грудной клетке была вся в запекшейся крови, и каждое движение правой руки вызывало тошноту.

– Кто вы? – спросил он старика.

– Диакон, – ответил Джейк, убирая пустой кувшин в большой заплечный мешок.

На мгновение Брум забыл о боли и в изумлении уставился на старика.

– Да нет! – еле выговорил он, оглядывая поношенные брюки, стоптанные сапоги, видавшую виды куртку из овчины, спутанные седые волосы, нерасчесанную бороду.

Джейк улыбнулся:

– Не суди по внешности, сынок. Я тот, кем себя назвал. А теперь нам с тобой пора отправиться к Бет Мак-Адам. Мне надо поговорить с ней. – Джейк всунул руки в ремни мешка, взял ружье, подошел к Бруму и помог ему встать. Закутав раненого в одеяло, Джейк вывел его из пещеры и подошел с ним к стреноженному мулу.

– Ты поедешь, а я поведу, – сказал старик. Брум с большим трудом взгромоздился на мула. Из-за деревьев донесся жуткий вой, и Джейк остановился как вкопанный. Затем донесся ответный вой… с востока.

Брум услышал вой, однако боль в груди и стук в висках мешали ему замечать окружающее. Тут в отдалении прогремели два выстрела, и сразу же раздался вопль ужаса. Брум пошатнулся в седле.

– Что это было? – спросил он.

Джейк не ответил. Сняв путы с передних ног мула, он взял поводья в левую руку и начал долгий спуск в лесистую долину.

Шагал Диакон очень осторожно, часто оглядываясь на раненого. Брум был в полубреду, и старику пришлось привязать его кисти к луке седла. День занялся ясный, солнечный, почти безветренный. Диакона это обрадовало. Мешок был тяжелым, как и ружье, и он смертельно устал. Спуск в долину был очень медленным, к тому же он часто останавливался, прислушивался, вглядывался в деревья.

Теперь в горах рыскала Смерть: он знал, как стремительно Пожиратели разделываются со своими жертвами. У него не будет времени вскинуть ружье к плечу. Иногда Диакон посматривал на мула – тот ведь учуял бы их много раньше, чем он. Но пока мул шагал спокойно, опустив голову, уши поставив торчком и охотно повинуясь поводьям.

Если им повезет, они доберутся до фермы Бет Мак-Адам к закату. Но что тогда?

Как можно сразить бога крови?

Этого Диакон не знал. А знал он, что грудь у него очень болит и его старое усталое тело напрягает последние силы. Впервые за долгие годы у него возник соблазн использовать камешек для себя: омолодить одряхлевшие мышцы, исцелить изъеденное временем сердце.

Было бы так хорошо вновь почувствовать себя молодым, полным энергии, целеустремленным, вернуть себе страстность и веру юности. И быстроту, подумал он. Это могло бы стать решающим.

Внезапно мул встал как вкопанный, дернув Диакона на себя. Он резко обернулся, и увидел, что мул вздернул голову, а глаза у него расширены от страха. Сняв мешок с плеч, старик вскинул ружье и вернулся к мулу.

– Все в порядке, девочка, – сказал он ласково. – Стой смирно.

Оставив мешок валяться на земле, Диакон взобрался на мула позади Брума и пятками ударил так, что мул припустил во всю мочь. Ему не требовалось других понуканий, и он помчался стрелой вниз по склону. Брум накренился влево, и Диакон поддержал его левой рукой.

Мул несся почти галопом. Когда справа от тропы взметнулся серый зверь, Диакон поднял ружье, точно пистолет и выстрелил. Пуля ударила зверя в плечо и опрокинула. Мул проскочил мимо и вскоре уже бежал по ровному дну долины.

* * *

Они миновали Врата около полуночи, вдыхая прохладный воздух в блеске звезд над головой, а миг спустя оказались в ярких утренних лучах осеннего солнца. Каменное кольцо, в которое они прибыли, густо заросло кустами, так что им пришлось спешиться и продираться сквозь них на открытое место ярдах в тридцати слева.

Амазига что-то тихо сказала в микрофон. Слов Шэнноу не расслышал, но он увидел, как она поднесла к глазам запястье со счетчиком времени и передвинула стрелки. Она перехватила его взгляд.

– Люкас говорит, что сейчас тут восемь часов сорок пять минут утра, и в нашем распоряжении двое суток, чтобы добраться до гор Мардих, где укрылись Сэм и его товарищи. До них примерно сорок две мили, но дорога в основном проходит по ровной местности.

Шэнноу кивнул и сел в седло. Гарет поехал с ним рядом.

– Я глубоко вам благодарен, мистер Шэнноу, – сказал он. – Человеку не так уж часто представляется возможность вернуть к жизни мертвого отца.

– Насколько я понял, – сказал Шэнноу, –он вам не отец, а всего лишь обладатель такой же внешности и имени.

– И идентичной генетической структуры. Почему вы согласились?

Шэнноу не ответил и повернул коня на север, Амазига и Гарет поехали за ним. Они ехали весь день, ненадолго остановившись, чтобы съесть холодный обед. Широкие просторы вокруг были пустынны и безлюдны, а горы, голубевшие вдали, почти не приближались. Дважды они проезжали мимо брошенных домов, а ближе к сумеркам Шэнноу различил в отдалении скопление зданий, видимо, небольшого городка на восточном склоне долины. И там тоже – никаких признаков жизни: фонари не зажглись, и нигде ни малейшего движения.

Свет дня начал угасать, и Шэнноу свернул с тропы в сосняк, подыскивая место для ночлега. Земля тут круто пошла вверх, и впереди показались высокие обрывы, протянувшиеся с севера на юг. С базальтовой скалы низвергался узкий водопад, над которым в лучах заходящего солнца играли маленькие радуги. Там брал начало ручей, бежавший по камням к равнине.

Шэнноу спешился и расслабил подпругу.

– Мы могли бы проехать по крайней мере еще пять миль, – сказала Амазига. Но он ее не слушал. Его зоркий глаз остановился на красном пятне в кустах, примерно в шестидесяти ярдах за водопадом. Бросив поводья, он перешел мелкий ручей и взобрался на крутой противоположный берег. Гарет последовал за ним.

– Господи Боже! – прошептал Гарет, глядя на исковерканные остатки красного джипа.

– Не поминай Его имени всуе, – сказал Шэнноу. – Не люблю богохульства.

Джип валялся колесами вверх на прогнутой искореженной крыше. Одна дверца была вырвана, и Шэнноу заметил следы когтей, оставивших глубокие борозды в красной краске и в стали под ней. Он взглянул вверх. Поломанные, вырванные с корнем кусты по обрыву над джипом свидетельствовали, что он свалился сверху и, падая, несколько раз ударялся о торчащие камни. Пригнувшись, он раздвинул перья папоротника и заглянул внутрь. Гарет встал на колени рядом с ним.

Внутри лежало искалеченное, смятое тело. Разглядели они только вытянутую руку, наполовину оторванную от туловища. Кожа была черной, заскорузлый от крови рукав – оливково-зеленым с узкими серыми полосками. Как рукав рубашки на Гарете.

– Это я… – сказал Гарет. – Это я! Шэнноу выпрямился и обошел искореженный джип. Он увидел отпечатки огромных лап в мягкой земле и пятна засохшей крови, тянущиеся к кустам. Вытащив пистолет и взведя курок, он пошел по следу и ярдах в двадцати дальше обнаружил остатки омерзительного пира. Левее валялась расплющенная коробочка с обрывками проводков. Спустив затвор, он убрал пистолет в кобуру, подобрал, обрызганную кровью коробочку и вернулся к Гарету, все еще глядящему на труп в джипе.

– Идем, – сказал Иерусалимец.

– Мы должны похоронить его.

– Нет.

– Я не могу бросить его тут! Уловив муку в голосе юноши, Шэнноу шагнул к нему и положил ладонь ему на плечо.

– Тут вокруг, кроме следов Пожирателей, есть отпечатки копыт. Если кто-нибудь из всадников вернется и увидит, что трупы похоронили, они поймут, что здесь побывали другие люди. Понимаешь? Мы не должны к ним прикасаться.

Гарет кивнул и внезапно вздрогнул.

– Трупы? Но здесь же всего один, ведь так? Шэнноу покачал головой и показал юноше окровавленную коробочку.

– Не понимаю… – прошептал Гарет.

– Твоя мать поймет, – сказал Шэнноу, глядя на идущую к ним Амазигу. Он не спускал с нее взгляда, пока она осматривала джип. Ее лицо оставалось непроницаемым. Потом она увидела коробочку, точно такую же, какую пристегнула к своему поясу, и ее темные глаза посмотрели в глаза Шэнноу.

– Где ее тело?

– От тела почти ничего не сохранилось. Пожиратели оправдали свое прозвище. Только часть головы. Для опознания достаточно.

– Безопасно ли остаться тут?

– В этих краях безопасных мест нет, госпожа. Но тут хотя бы есть укрытие на ночь.

– Полагаю, трупа вашего двойника тут нет, мистер Шэнноу?

– Да, – сказал он. Амазига кивнула.

– Значит, она решила отправиться сюда без вас. Ошибка, за которую ей, очевидно, пришлось дорого заплатить.

Амазига повернулась и пошла назад к лошадям. Гарет сказал Шэнноу:

– Иного признания, что вы были правы в отношении джипа, вам от нее не услышать. – Он попытался улыбнуться. – Вы мудрый человек, Шэнноу.

Взыскующий Иерусалима покачал головой:

– Мудрым был тот Йон Шэнноу, который отказался сопутствовать им.

Гарет вызвался первым нести дозор. Закутавшись от холодного ночного ветра в толстое одеяло, он уселся на могучем суку, видимо, обломанном недавней бурей. Никогда еще за свою юную жизнь он не испытывал потрясения, равного тому, которое вызвало у него зрелище трупа в джипе. Он же знал убитого, как никого другого, понимал его былые надежды, мечты, страхи. И он не мог не думать о том, что испытывал его двойник, пока джип летел с обрыва. Отчаяние? Ужас? Гнев? Оставался ли он жив после падения? Вломились ли Пожиратели внутрь и начали рвать его беззащитное тело?

Черный юноша задрожал и посмотрел туда, где под могучим вязом мирно спал Шэнноу. Совсем недавно юному Гарету Арчеру их поиски представлялись увлекательным приключением, еще одним волнующим эпизодом в его богатой впечатлениями интереснейшей жизни. Предстоящие опасности скорее манили, чем пугали. Но увидеть свой собственный труп! Смерть была чем-то, что постигало других людей… Только не его! Он нервно взглянул в сторону разбитого джипа.

Ночь выдалась холодная, и Гарет заметил, что у него дрожат руки. Он взглянул на часы: еще два часа ждать, пока мать его не сменит. Ее словно не затронула трагедия, постигшая их двойников, и он невольно позавидовал ее хладнокровию. Амазига расстелила одеяло, сняла коробочки, наушники и отдала их сыну. «Камера Люкаса воспринимает инфракрасные изображения, – сказала она. – Но надолго не включай. Необходимо экономить батарейки. По две минуты каждый час будет достаточно». А теперь и она как будто спала.

Гарет выдвинул микрофон.

– Что ты видишь? – спросил он, медленно поворачивая голову, чтобы миниатюрная камера на обруче наушников могла обозреть равнину внизу.

– Поверни голову вправо примерно на дюйм, – приказал Люкас.

– Что там? – Сердце Гарета заколотилось, и он вытащил из подмышечной кобуры своего Орла Пустыни.

– Очаровательная неясыть, – ответил Люкас. – Как раз схватила ящерицу. – Гарет выругался. – Для тебя на равнине ничего интересного нет, – наставительно сказала машина. – Успокойся.