Текст книги "Мастер меча"

Автор книги: Дэвид Чейни

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 33 страниц) [доступный отрывок для чтения: 12 страниц]

Рокубей пришел в бешенство. Он взвыл, словно дикая обезьяна, и попытался прыгнуть на спину поверженного врага, но чуть не упал, поскользнувшись на мокрой мостовой.

Йоши, воспользовавшись этим, перекатился на спину. По крайней мере, он умрет, глядя в лицо своему убийце.

Рокубей обрел равновесие. Ему незачем было торопиться: противник валялся в грязи без мечей, со всех сторон метров на двадцать не было ни одного укрытия. Дыхание Рокубея стало ровным, бешеный огонь глаз погас, в них появилось новое выражение – жестокости и коварства. Уголок верхней губы юноши вздрагивал, как у охотничьего пса, предвкушающего агонию добычи. Он медленно воздел клинок, примериваясь к последнему удару. На этот раз никакие доспехи не помогут обреченному.

Йоши перекатился на бок. Он не видел пути к спасению. Раньше, чем он сможет встать, все будет кончено. Он передвинулся дальше и почувствовал, как что-то твердое надавило ему на бедро.

Шурикены!

Он положил их в карман перед выходом из дома. Вот она, сталь. Острые, как нож, боевые метательные звезды, каждая около семи сантиметров в диаметре. Каждая может убить быка, если верно ее направить.

Йоши погрузил руку в карман. Меч Рокубея уже опускался, когда мастер боя метнул три шурикена.

Первый пробил Рокубею лоб, второй снес ухо, третий просвистел над пустырем и с силой врезался в решетку одной из карет.

Рокубей упал на колени, его меч вонзился в грязь в двух-трех сантиметрах от лица Йоши. Охранник медленно повалился навзничь, уставясь невидящими глазами в размокшую землю.

Йоши лежал на мокром поле, глотая слезы. Он чувствовал невыносимое отвращение. Никогда он не был так мерзок себе. Сенсей Тадамори-но-Йоши – убийца детей.

Глава 10

В двадцать третий день третьего месяца солнце светило ярко. Дождевые камышовые шляпы и плащи вернулись на свои места в домах горожан. Распустились цветы груши, форсинтия обвела желтой полосой городскую стену, а ивы Судзаку-Одзи украсились нежными зелеными побегами, словно повязали на ветви развевающиеся ленты. Над горизонтом будто стаи черных флажков плыли по небу к северу дикие гуси. Аматерасу словно извинялась за мокрую погоду во время похорон Кийомори. Хотя в воздухе еще чувствовался холод, пощипывающий кожу и окрашивавший щеки девушек в красный цвет, это не мешало горожанам выходить на улицы, которые обрели свой обычный вид.

В час змеи – около десяти утра – несколько высокопоставленных сановников и генералов прибыли к Йомеи-мон – западным воротам Имперского града. Они приехали в каретах с позолоченными и посеребренными крышами, напоминающими листья пальмы. Крыши сверкали на утреннем солнце, красные и синие флажки хлопали на свежем ветру.

Сановные посетители перелезли через балку-порог, но были остановлены отрядом императорской охраны.

– Я Комацу-но-Самми Тюдзе Коремори, генерал и советник третьего разряда, – представился главный из прибывших, поправляя на голове повязку-кобури. – Я нахожусь здесь по желанию императора-отшельника.

Командир охранников несколько раз поклонился, приветствуя входящих.

– Мне оказана честь проводить вас. Его величество ждет. Будьте любезны следовать за мной.

И он нетерпеливо взмахнул рукой. Охранники мгновенно поняли этот знак, выстроившись в два ряда, чтобы сопровождать генерала и его спутников по узкой улочке Саэмон-Фу.

Генерал Коремори был одет в черную мантию, оттенявшуюся серыми и белыми нижними тканями. Рукоять его меча украшала белая лента, а черная кобури была прихвачена под подбородком белым шнуром. Генерал крепко сжимал в руке свой должностной жезл. Неяркие цвета его придворного наряда объяснялись тем, что он пребывал в трауре по своему деду, покойному Первому министру.

Генералу Коремори было всего двадцать лет, но он отчетливо сознавал: ответственность за судьбу рода Тайра ложится на его плечи. Теперь, когда дед и отец умерли, а главой рода стал бездарный дядя Мунемори, молодой военачальник искал случая завоевать власть и почет. Он чувствовал: если бразды правления останутся в руках Мунемори, семья будет уничтожена.

Коремори был обут в башмаки на толстой подошве, но шел осторожно, стараясь не наступать на мелкие лужи, оставшиеся после прошедшего накануне дождя. Мощными плечами и толстой шеей молодой человек поразительно напоминал своего деда.

Генерал уважал обычаи прошлого и потому нанес немного белой пудры на свое лицо, что считалось данью классической японской традиции. Хотя Коремори лишь однажды участвовал в бою, он шел враскачку, подражая походке воина-самурая. Свита следовала за ним, не задавая вопросов: несмотря на свою молодость, Коремори был прирожденным вождем.

Императорские охранники остановились у входа во дворец и выстроились друг против друга рядами, как полагалось по этикету, образовав проход для высоких гостей. Коремори поднялся по каменным ступеням в приемный зал, где его ожидали Го-Ширакава и сидевший с ним рядом Мунемори.

Приемный зал находился в центре дворца. Его полированные полы из твердого дерева блестели. Верхние балки помещения сопрягались в узоры головокружительной сложности. Даже сейчас, в разгар утра, сюда не доходил, исчезая в полумгле свода, свет. От стоящих вдоль стен светильников разлетались брызги масла.

Го-Ширакава располагался в резном кресле на возвышении – единственном кресле помещения. За спиной императора-отшельника трепетали редкостные китайские ширмы с изображением священного города Чан-Ана. На коленях старца покоился лакированный поднос с чашкой чая и вазочкой для сластей. Сидевший рядом Мунемори расстроено хмурился, когда император-отшельник бросал леденцы в рот, облизывая свои короткие пальцы.

– А, вот и вы, мои дорогие, – произнес Го-Ширакава, когда покончил со сладким.

Коремори ничего не ответил. Пришедшие с ним сановники молча поклонились.

– Садитесь, пожалуйста, – продолжал император-отшельник. – Мне не очень нравится, когда вы нависаете над моей головой, словно стая ворон.

– Слушаюсь, ваше величество, – пробормотал генерал, и его молодое лицо помрачнело.

Посетители опустились на колени лицом к сидящему в кресле императору, образовав полукруг.

– Мой ближайший помощник Мунемори попросил меня созвать вас на это чрезвычайное собрание. Вы видите, все военные министры находятся здесь, но мы не стали приглашать тех немногих советников, которые представляют род Минамото. Думаю, лучше всего позволить Мунемори сделать объявление сейчас же.

Глава Совета ежился, не зная, с чего начать, и собравшиеся ждали, пока он заговорит. Через несколько мучительных секунд сын Первого министра нарушил молчание. Голос Мунемори прозвучал слишком громко, и глава Совета тут же смущенно примолк, заговорив тише:

– Я собрал вас здесь в присутствии его величества, поскольку вы отвечаете за безопасность императорской семьи и нашего города. Его величество недоволен результатами нашей борьбы против монахов-воинов и варваров Минамото. Мой прославленный отец, Кийомори, умер. Но мы не должны допустить, чтобы его смерть привела к расколу в наших рядах. Мы обязаны сотрудничать, отодвинув личные интересы и на первое место поставив главное – победу над нашими врагами.

– Да, да, – проворчал Коремори, Его гладкое лицо слегка сморщилось, выражая недовольство. – Мы хотим сотрудничать, мы должны победить злобную банду Йоритомо. Вопрос лишь в том, как это сделать и кто поведет нас, У меня под началом три тысячи самураев и триста стражников особой охраны. Клянусь, если меня поставят во главе войска, я принесу вам голову Йоритомо на пике! Я предлагаю свои услуги, чтобы вести наши войска.

Го-Ширакава наклонился вперед. Лысая голова мудрого старца заблестела в свете масляных ламп.

– Хорошо сказано, мой юный генерал, – мягко промолвил он, – однако я должен напомнить, что всего четыре месяца назад вы возглавляли наши войска в позорном отступлении от Фудзикавы.

Коремори покраснел. До чего бестактно со стороны императора напоминать об этом при дяде Мунемори и других сановниках! Жилка задрожала на щеке юноши. «Бой» под Фудзикавой был его единственным военным походом и закончился полным провалом.

Армия, возглавляемая Коремори, в ту пору вышла на западный берег реки Фудзикава. Разведчики донесли генералу, что большие силы Минамото перевалили горы Хаконе и двигались к Фудзикаве. Генерал Сайто Санемори, один из многих дядюшек Коремори, шестидесятилетний военачальник, посоветовал сейчас же перейти реку и сразиться с войском Минамото у подножия Фудзиямы.

Но самолюбивый самурай не пожелал подчиниться более опытному дяде. Чтобы произвести на Санемори впечатление, молодой генерал приказал войскам остановиться и разбить лагерь на равнине, возле мелкой, почти безводной реки.

Ветер одиннадцатого месяца трепал красные флаги Тайра, гнал рябь по реке и теребил камыши. В камышах трепыхались утки и гуси, не зная, куда улететь.

В горах ночь наступает мгновенно, флейтист своей печальной мелодией околдовывает одинаково солдат и маршалов.

Молодой военачальник забыл расставить часовых, Санемори, рассердившись на неуступчивого племянника, удалился, оставив его одного. Младшие командиры тоже ничего не сказали, боясь разгневать юного генерала. Большинство неопытных воинов крепко уснули.

Один Коремори не спал в эту ночь. Ветер одиннадцатого месяца поднимал полы палаток, свистел в прибрежных камышах, Вдруг тысячи птиц, ночевавших возле берега, взлетели разом, напуганные каким-то неожиданным шумом. Их крылья с силой били по воздуху среди темных облаков, хлопки сливались в громкий ровный гул. Генералу Коремори этот шум показался грозным воем сильного войска.

– Охрана! К оружию! На нас напали! – вскричал он.

Результат оказался плачевным: вместо того чтобы быстро занять свои места и противостоять невидимому врагу, новички воины бросили позиции, оружие и даже лошадей. Три тысячи самураев и солдат бежали в панике, многие полуодетыми.

Коремори ничего не оставалось, как присоединиться к ним. Он вскочил на коня и поскакал прочь во главе своей отступающей армии.

Забрызганные грязью солдаты добрались до Киото через двенадцать дней. К этому времени над Коремори уже смеялся весь императорский двор.

Не жестоко ли со стороны Го-Ширакава напоминать об этом!

Мунемори попытался смягчить слова императора:

– Наши войска были в то время утомлены боями в далекой Суруге. Мы не можем упрекать нашего искусного молодого генерала за достойное отступление. Вините в этом скорее злое божество, которое терзает провинции Внутреннего моря. Вините голод, из-за которого наши солдаты не едят досыта. Вините Йоритомо и его мятежников.

Го-Ширакава изучающим взглядом обвел собравшихся.

– Вы все достойные люди, и я никого ни в чем не упрекаю, но никто из вас не добился успеха в войне с Минамото, – не повышая голоса, возразил он. – В прошлом году Чикара и Оба Кагешика разбили Йоритомо под Ишибашиямой, но это событие не может слишком радовать нас теперь, когда Чикара умер, а Кагешики нет в нашем распоряжении. Кроме них лишь один полководец показал, что умеет побеждать. Сегодня его здесь нет. Я говорю о Тайра Шигехире, самом младшем брате Мунемори, о том, кто повел наши войска в бой против монахов Нары и принес нам головы тысячи мятежников. Итак, поскольку Чикара умер, а Коремори и Санемори потерпели неудачу, только один человек может похвалиться успехами в войне с нашими противниками. И это он, Тайра Шигехира, несмотря на свою молодость, поведет войска империи против князя Минамото Юкийе. Под командованием Шигехиры пойдут тридцать тысяч воинов. Когда Юкийе будет уничтожен, мы обратим наш гнев на Йоритомо. Как я сказал, мы поручим Шигехире двинуться в наступление и принести нам голову вождя бунтовщиков.

Генерал Санемори захлопал в ладоши. Коремори свирепо взглянул на дядю. Хотя Шигехира, дядя, был всего на несколько лет старше молодого честолюбца, казалось, сама судьба вела его ко все большей славе, а Коремори оставался в тени.

Остальные сановники постепенно присоединялись к Санемори, демонстрируя лояльность нестройными рукоплесканиями. Мунемори был упрям и глуп, но и он закивал птичьей головкой, одобряя волю императора. Они всегда будут действовать заодно.

После того как члены Совета покинули дворец, Го-Ширакава хлопком в ладоши вызвал дворецкого и приказал:

– Принеси мне бумагу и кисть.

Ожидая, он продолжал грызть леденцы. Выражение его лица было задумчивым. Он шел по узкой тропе над высоким обрывом, и ему нужно было натянуть внизу очень прочную сеть, которая спасла бы его в случае неожиданного падения. Он отвечал за судьбу Японии. При всем своем себялюбии, император-отшельник был верен интересам своей страны. Под властью Тайра он мог выжить, но Тайра стали слишком жадны, начали обогащаться за счет своих должностей. Без Кийомори и Чикары им не хватало силы поддерживать единство империи. Йоритомо был силен… может быть, если власть перейдет в его руки, его люди будут лучше служить государству. У Го-Ширакавы был разработан долгосрочный план, который мог изменить ход истории и спасти империю… или уничтожить ее!

Появилась бумага. Го-Ширакава написал несколько строк, аккуратно свернул лист и запечатал письмо.

– Отнеси это Йоши, советнику от Минамото, – приказал император дворецкому. – Будь осторожен. Никто не должен тебя видеть. Письмо отдай лично Йоши. И дождись ответа.

Глава 11

Выражение лица Йоши было серьезным. За едой он почти все время молчал. Князь Фумио пытался завести вежливый разговор, но был вынужден сдаться; в ответ на свои усилия он слышал лишь односложные отклики или невнятное бормотание. Наконец слуги убрали посуду с подносов и ушли.

Ставни были подняты, и через распахнутые окна южной стены виднелся сад. Шла вторая половина солнечного дня, сильный ветер шелестел молодой листвой вокруг искусственного пруда. Певчие птицы порхали и прыгали в кронах молодых красных кленов, окликая друг друга мелодичными голосами, похожими на звон колокольчиков.

После того как слуги закончили свою работу, вошла Нами, На ней было бледно-лиловое с розовым оттенком верхнее платье на темно-лиловой подкладке. Под него молодая женщина надела несколько легких шелковых юбок оранжевых тонов. Когда Нами усаживалась рядом с мужчинами, на мгновение из-под подола платья показалась алая оборка.

Губы Фумио напряглись, словно он хотел что-то сказать, но князь лишь вздохнул и переменил позу. Пауза затягивалась.

Внезапно Нами нарушила молчание.

– Йоши, прости, что я пришла без приглашения, – сказала она. – Я хочу поговорить с тобой. Ты обязан объяснить и своему дяде и мне ужасное происшествие на похоронах. При дворе говорят только об этом событии. Тебя называют чудовищем. Я знаю, это неправда. У тебя, должно быть, имелись веские причины вступить в сражение с детьми.

– Мне противно даже думать об этом, – усталым голосом отрывисто произнес Йоши, с трудом выдавливая из себя слова, – Да, у меня имелись причины: эти, как вы их называете, дети являлись отлично обученной командой убийц. Я ненавижу то, что сделал. Лучше бы я никогда не брался за оружие. Я не хотел никого убивать, но, когда Хироми зарезали и клинки стражников обратились против меня, у меня не стало выбора.

Фумио вступил в разговор.

– И все-таки это ужасно! Почему троя жизнь полна такими делами? Это, должно быть, оттого, что ты живешь за счет меча, – он кивнул, довольный своим рассуждением. – Лучше бы ты нашел другие средства к существованию.

– Да, дорогой дядя! Я часто думаю, что и в самом деле предпочел бы более мирную жизнь. Я завидую твоему новому положению, а с ним и почету и чину, которые оно дает. Князь Фумио, начальник придворного управления архивов – хорошо звучит.

Йоши имел в виду полученное дядей от императора новое назначение. Совсем недавно князь Фумио был переведен из старшего чина четвертого разряда в младший чин третьего.

– Мои обязанности легки: эта должность в основном церемониальная.

– И мирная.

– Да, племянник, мирная. В твои годы, друг мой, я уже жил полной деятельной жизнью, я чувствовал, что настало Время жениться и взять на себя ответственность за собственную семью.

Рядовой самурай Фумио в свое время получил землю и титул князя за то, что отличился в боях на стороне императора. Он привез в свое имение молодую жену и приготовился к мирной, размеренной жизни. Но судьба не дала продлиться его счастью: меньше чем через год его жена умерла при родах. Еще через шесть месяцев землетрясение разрушило его замок. Он не знал, то ли стать монахом и удалиться от мира, то ли обратить свои угодья и недавно приобретенное богатство на пользу своих трех сестер и четырех братьев. Монашеская жизнь не привлекала его: Фумио был простым, прямодушным человеком, не имевшим склонности к религии. Он решил стать опорой для многочисленных детей своих братьев и сестер и посвятить им дальнейшую жизнь.

– Я тоже хотел бы обрести свой дом и семью, дядюшка. Но в Киото этот путь для меня закрыт. Именно поэтому я решил забрать Нами и уехать в Камакуру. У князя Йоритомо мы сможем найти свое счастье.

– Йоши, пожалуйста, думай не только о сегодняшнем дне. Ты прав, что покидаешь Киото, но для Нами захолустье не подходит. Она привыкла к придворной жизни. Прошу тебя: ради нее, уезжай один.

– Нами незачем оставаться. Мы поедем вместе. Йоши дотянулся до руки молодой женщины, сжал ее пальцы и повторил:

– Мы поедем вместе.

– Да, дядя, я хочу уехать, – горячо заговорила Нами. – Я проделала все, что обычай требовал от вдовы Чикары. Сегодня прошла неделя после церемонии сорок девятого дня. Мой траур кончился, и мне больше незачем здесь оставаться. Вещи Чикары розданы. Мой долг исполнен.

– Нет еще. Ревнители традиций будут настаивать, чтобы ты дождалась хотя бы службы сотого дня.

– Ревнители традиций? – Нами презрительно усмехнулась самым неподобающим для дамы образом. – А мне какое дело до них? Они никогда не будут довольны. Они захотят, чтобы я обрезала волосы и осталась вдовой до конца жизни. Сначала сотый день, потом двухсотый. Ну нет, я еще достаточно молода, чтобы рожать детей. И я сделала свой выбор – я уезжаю из Киото с Йоши, чтобы создать свою семью.

– Ты всегда была своевольной, – сказал Фумио, – и я не удивляюсь твоему решению. Но ради меня побудь здесь еще немного: ты нужна мне в моем доме. Мое новое положение требует, чтобы в северном крыле распоряжалась хозяйка.

Йоши удивленно поднял брови.

– Моя мать достаточно хорошо вела твои дела много лет. Разве она по-прежнему не управляет прислугой?

– Уже нет. Йоши, ты редко бывал у меня после выздоровления. С того времени, как ты вернулся ко двору, твоя мать изводится от печали. Думаю, так устроен мир, дети избегают престарелых родителей.

– Как ты можешь так говорить? – прервал его Йоши. – Я несколько раз просил у матушки разрешения увидеться с ней. Она все время отговаривалась нездоровьем.

– Да, да. Конечно, она всем так отвечает. Она больше не может заботиться о моем доме. На самом деле мне приходится заботиться о ней.

– Я буду настаивать на встрече с матушкой перед отъездом, но мы все же уедем.

Нами заколебалась. Она стольким обязана дяде. Неужели из-за собственных эгоистических интересов она не откликнется на его просьбу?

– Может быть, нам стоит подумать? – медленно заговорила она. – У нас впереди еще много лет. Йоши, если я нужна нашему дяде и твоей матери…

Ее прервал робкий стук в стенку-сёдзи.

– Да? Что такое? – спросил Фумио с легким оттенком раздражения.

– Письмо, господин.

– Принеси его позже.

– Хозяин, посыльный говорит, это срочное дело.

– Извините меня, – обратился князь к молодым людям. – Это известие, должно быть, из моего нового управления. Вряд ли там есть что-то важное, но я обязан принять его.

Слуга Фумио подал ему свиток толстой белой бумаги, перевязанный лентой и скрепленный печатью с гербом рода Тайра. Пока Фумио развязывал красную шелковую ленту, посыльный исчез.

Князь прочел письмо и улыбнулся.

– Меня вызывают в Рокухару – в главное поместье рода Тайра! Просят явиться сегодня в десять вечера, чтобы получить важное поручение. Может быть, придется тряхнуть боевой стариной!

– Ох, нет, – воскликнула Нами. – Дни вашей воинской славы давно миновали. Вы теперь важный начальник императорских архивов. Государь никогда не освободит вас от официальных обязанностей.

– Письмо не от императора, а от Нии-Доно. Она пишет от имени своего сына Мунемори. О поручении ничего не сказано, но… – Фумио вновь улыбнулся, – может быть, им нужен мой опыт в подготовке к предстоящей войне. Старшие генералы помнят и уважают мои военные заслуги.

Морщинистое лицо Фумио засветилось почти юношеским восторгом.

– Да. Я уверен, так оно и есть. Они хотят, чтобы я наставлял молодых военачальников.

– А как же преимущества мирной жизни? – спросил Йоши, – Мне кажется странным, что ты так рад возможности расстаться с ней.

– Ты забываешь, дорогой племянник, что я прожил в покое тридцать лет. И я приветствую последнюю возможность послужить роду Тайра.

– Да, дядя. Ты жил достойной жизнью, и мне понятно твое стремление. Что касается меня, я устал убивать. Я люблю Нами. Я остался бы в Киото, но сторонники Кийомори не дадут мне покоя. Они будут доставать меня, пока я не уничтожу их всех или не умру сам.

– Но, Йоши, подумай… Ты явишься к князю Йоритомо в Камакуру? Что тогда? Разве он позволит тебе вести мирную жизнь?

– Дорогой дядя, я намерен лишь обучать его солдат. Как учитель сотни человек я ценнее, чем один воин. Я люблю искусство боя и буду рад служить Йоритомо в таком качестве.

– Твои слова приносят мне большое облегчение, Йоши. Я боялся, что, став бойцом армии Минамото, ты однажды встретишься со мной в бою как враг. Ты для меня словно сын, и… Впрочем, каждый из нас должен выполнять свой долг так, как понимает его. Мир велик. Надеюсь, что на войне наши пути не пересекутся.

Фумио шумно свернул письмо и снова перевязал его лентой.

– У Тайра под началом более тридцати тысяч воинов-самураев. Они загонят Йоритомо и его двоюродного брата Кисо обратно на дикий север.

Длинный день прошел приятно. Йоши обменялся стихами с Нами. Он повидался с матушкой и нашел ее здоровой и в хорошем настроении.

Мать одобрила его намерение покинуть Киото вместе с Нами.

– Некоторые стали бы отговаривать тебя, но я не из их числа, – сказала госпожа Масака. – Ты имеешь полное право создать семью, и я с радостью встречу рождение твоих детей. Моя жизнь станет полнее, если я буду знать, что вы с Нами счастливы: вы достойны этого.

Даже Фумио, который поначалу был против отъезда племянницы, сменил гнев на милость. Он благословил молодых людей на брак. Восторг при мысли о скорых переменах в своей судьбе заставил старика забыть обычную сдержанность, и, поздравив молодую пару, князь радостно заговорил о собственном будущем.

– Я им нужен, этим желторотым юнцам. Им нужны мои знания и выучка. Я словно помолодел. Никаких архивов до конца войны! Это ведь последний случай показать, что я чего-то стою.

В конце этого благодатного дня, выходя из дядюшкиной усадьбы, Йоши натолкнулся на великана-монаха, которого приметил в ночь похоронной службы по Кийомори. Монах, занятый собой, переходил На другую сторону улицы Нидзё. Йоши проводил его внимательным взглядом. В течение одной недели второй раз ему попадается навстречу этот верзила. Случайность? Йоши не был в этом уверен.

После недавнего покушения мастер меча стал крайне осторожен и замечал любой признак возможной угрозы. И сейчас, подводя лошадь к воротам своего двора, он увидел, что они приотворены.

Маленький особняк Йоши находился на западе от главной улицы, в северо-восточном квартале третьего округа – не слишком почетное место, но соответствующее его статусу. По сравнению с дядюшкиной усадьбой или малым дворцом Чикары это был скромный дом. Он состоял из трех соединенных между собой строений. Частокол и высокая живая изгородь укрывали особняк от посторонних глаз, но двор был маленький. Перед домом располагался традиционный цветник, однако в кем не имелось ни искусственного пруда, ни мостика, ни павильонов. Выложенная камнем дорожка вела от полуоткрытых ворот к главному зданию, которое состояло из одной большой комнаты, разделенной ширмами на несколько малых.

К тыльной стороне главного здания прилегали две пристройки поменьше. В одной жил слуга Йоши, другая предназначалась для гостей.

Йоши бесшумно сошел с коня и, привязав его к росшему рядом апельсиновому дереву, быстро вошел в ворота.

Над Киото догорал закат. Светлячки вспыхивали в сумерках, рисуя в воздухе яркие узоры. Воздух был напоен ароматом апельсиновых цветов. Такой вид должен наполнить душу наблюдателя покоем, но сердце Йоши сейчас сжималось от тревоги.

Солнце исчезло за краем городской стены.

Йоши понадобилась вся выдержка, чтобы, едва заметно двигаясь вдоль изгороди, добраться до крытого перехода в северной части дома. Там он влез на террасу, ^стараясь не шуметь. Осторожно, мелкими шагами Йоши пробежал по балкам, чтобы не наступать на скрипучие половицы, вынул из ножен длинный меч и быстро вошел в комнату.

На полированном полу из твердого дерева сидел на коленях пожилой мужчина. Он холодно смотрел на Йоши, Лицо, покрытое густой сеткой Морщин, не выражало страха, хотя посетитель был безоружен. Йоши узнал Юкитаку, старого верного слугу императора-отшельника, вложил меч в ножны и облегченно вздохнул.

Юкитака протянул молодому человеку свиток из темно-красной бумаги:

– Император-отшельник приказал мне передать это лично вам.

Йоши недоверчиво посмотрел на него, опасаясь подвоха. Не сводя глаз с незваного гостя, он сломал печать и, встряхнув лист, развернул его.

Ему хватило одного беглого взгляда, чтобы убедиться: письмо в форме стихотворения послано действительно Го-Ширакавой. Император лично обращается к Йоши! Какая честь!

Йоши убрал руку с рукояти меча.

– Простите меня за подозрительность: я не ждал гостей.

– Понимаю вас, – отозвался Юкитака. – Ваше положение известно всем. Хотя я не знаю, о чем пишет мой господин, думаю, будет правильным прочесть его письмо прямо сейчас.

– Спасибо, друг. Вы можете идти.

– Нет, мой господин требует, чтобы вы ответили немедленно. Я несколько часов ждал вашего возвращения, еще десяток минут ничего не значат.

И Юкитака поклонился, коснувшись лбом пола.

Йоши кивнул. Почерк у императора был великолепный, по нему можно было судить о большом мастерстве Го-Ширакавы в изящных искусствах.

 
Над Фудзиямой
Тонкий месяц шлет привет
Оленю, чтоб он
Шел над краснотой кленов
Тихо к белому венцу.
 

В линиях иероглифов чувствовалась сдержанная сила. Йоши сосредоточился, пытаясь понять второй смысл строк. Не похоже, чтобы император-отшельник прислал стихи только для того, чтобы произвести на Йоши впечатление изяществом стиля. Письмо содержало сообщение, и такое важное, что Го-Ширакава написал его сам, приказав своему посланцу дождаться ответа.

Священная гора Фудзияма, название которой значит «Бессмертная», должно быть, обозначает Го-Ширакаву. Тогда крадущийся олень – сам Йоши. Иероглифы «белый венец», «краснота кленов» несомненно намекали на что-то? На что? Может быть, в них зашифрованы символы родов Минамото и Тайра? Цвет знамени Минамото белый, знамени Тайра – красный. Неужели Го-Ширакава указывает на свое сочувствие делу Минамото?

Йоши удивленно поднял брови. Если он правильно понял, письмо содержит приказ тайно явиться к Го-Ширакаве. Сейчас в небе сияет тонкий лунный серп. Через несколько дней появится новая луна, отмечающая начало четвертого лунного месяца.

Приходите тайно сегодня вечером – вот что сказано между строк.

Олени в горах находятся в безопасности. Их травят и убивают, лишь когда они спускаются на равнины и леса. Власть императора будет горой, которая защитит Йоши от Тайра.

Попросив Юкитаку подождать, Йоши подошел к лакированному столику, стоявшему в одном из углов главной комнаты, размочил чернильный камень, провел по нему кистью и решительными, уверенными движениями начертал ответ:

 
Крадется олень
По снегам Фудзиямы,
Не видит его
Бог следов Тсукийоми,
Улыбающийся тонко.
 

Йоши свернул плотную бумагу и запечатал свиток. Даже если Юкитаку схватят по дороге, стихи будут непонятны всем, кроме их адресата. Белый олень – сторонник Минамото – появится на Фудзияме – в императорском дворце – сегодня ночью, под тонким месяцем бога луны Тсукийоми.