Текст книги "Война за возвышение"

Автор книги: Дэвид Брин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 23 (всего у книги 43 страниц)

– Откуда ты знаешь? Что это за материал?

Шимми дразнила детеныша, размахивая перед его лицом пластиком, пока тот не поймал его и снова не сунул в рот.

– Взрослые гориллы принесли эти куски из нашей первой удачной засады, еще у Хаулеттс-Центра, и сказали, что это «хороший запах». А теперь детеныши жуют все время.

Она улыбнулась.

– Это суперпластиковая обшивка боевых машин губру из пуленепробиваемого материала.

Роберт и Элси удивленно смотрели.

– Эй, Конга, – заворковала шимми, обращаясь к маленькой горилле. – Броню ты уже пожевал, что скажешь насчет чего-нибудь повкуснее? Не хочешь ли попробовать город? Скажем, Нью-Йорк?

Ребенок выпустил измусоленную мокрую ленточку и широко зевнул, показав острые блестящие зубы.

Шимми улыбнулась.

– Ха! Мне кажется, маленькому Кинг-Конгу эта мысль понравилась.

Глава 54
ФИБЕН

– Стой спокойно, – сказал Фибен Гайлет, запустив пальцы в ее шерсть.

Он мог бы и не предупреждать. Хотя Гайлет отвернулась, подставив ему спину, он знал, что на лице ее нескрываемое блаженство. Он расчесывал ей шерсть. Когда она такая спокойная, расслабленная и радуется простым земным радостям, ее обычно строгое лицо преображается.

К несчастью, это длилось только минуту. Глаз Фибена уловил легкое движение, и он инстинктивно устремился к нему, прежде чем оно исчезло в тонкой шерсти.

– Ой! – воскликнула Гайлет, когда он прихватил вместе с маленькой уворачивающейся вошью кусочек кожи. Загремев цепями, Гайлет переступила с ноги на ногу. – Что ты делаешь?

– Ем, – ответил он, сжимая насекомое зубами. Даже тут оно не перестало корчиться.

– Лжешь, – неуверенно сказала Гайлет.

– Показать?

Она вздрогнула.

– Неважно. Продолжай.

Он выплюнул мертвую вошь. Учитывая, как их кормят, мог бы и использовать протеин. Он тысячи раз участвовал во взаимном расчесывании с другими шимпами: с друзьями, соучениками, с семейством Тропов на острове Гилмор, но никогда раньше не понимал так отчетливо причины возникновения этого ритуала, наследия древних джунглей избавления другого шимпа от паразитов. Он надеялся, что Гайлет не будет слишком привередлива и проделает то же самое с ним. После двух недель сна на соломе все тело ужасно чешется.

Руки болели. Ему приходилось вытягивать их, чтобы дотянуться до Гайлет, потому что они прикованы к разным стенам каменного помещения. Он едва доставал до нее.

– Ну, вот, – сказал он, – я почти закончил. В тех местах, где ты мне разрешила. Не могу поверить, что шимми, всего несколько месяцев назад предлагавшая мне «розовую», такая скромница.

Гайлет только фыркнула, не снисходя до ответа. Вчера, когда предатели-шимпы привели Фибена сюда из другой камеры, она, вероятно, обрадовалась. Долгие дни в одиночках заставили их радоваться друг другу как родным.

Но теперь она, по-видимому, снова недовольна всем, что делает Фибен.

– Еще немного, – сказала она. – Повыше и слева.

– Щипать, щипать, щипать, – мысленно приказал себе Фибен. Но послушался. Шимпам необходимо касаться друг друга. В этом они нуждаются больше своих патронов-людей. Те иногда держатся за руки в общественных местах, но и только. Фибену было настолько приятно после долгого перерыва расчесывать кого-то, как будто бы это проделывали с ним самим.

В колледже он читал, что некогда у людей запрещалось большинство прикосновений к сексуальным партнерам. В темные времена родители избегали даже обнимать детей! Эти примитивные существа вряд ли испытывали что-либо подобное взаимному расчесыванию, почесыванию, прихорашиванию. Это почти несексуальное занятие, исключительно ради удовольствия от контакта, общения.

Краткий поиск в Библиотеке, к изумлению Фибена, подтвердил этот слух, который он считал клеветническим. Трудно представить себе безумные сексуальные обычаи людей в древности. Что только не выносили бедные мужчины и женщины. Думая об этом, Фибен лояльнее относился к изображению старинных зоопарков, цирков и «охотничьих» трофеев. От этих мыслей Фибена оторвал звон ключей. Старинная деревянная дверь распахнулась. Кто-то вошел, пнув ее ногой.

Это шимми, которая принесла ужин. Фибен так и не узнал ее имени, но запомнил лицо в форме сердца. На ней был яркий комбинезон, смахивающий на те, что носят испытуемые, работающие на губру. Костюм на лодыжках и запястьях перевязан эластичными лентами, а на наручной нашивке голографическое изображение когтистой птичьей лапы словно выступает на несколько сантиметров в пространство.

– К вам придут, – негромко сказала самка-проби. – Я думаю, вам стоит знать об этом, подготовьтесь.

Гайлет холодно кивнула.

– Спасибо. – Она даже не взглянула на шимми. Но Фибен, несмотря на ситуацию, смотрел вслед тюремщице, которая, покачиваясь, вышла.

– Проклятые предатели! – сказала Гайлет. Натянула свою тонкую цепь, загремела ею. – Иногда я очень хочу быть шеном. Я бы… я бы…

Фибен взглянул в потолок и вздохнул.

Гайлет повернулась и посмотрела на него.

– Что! Хочешь прокомментировать?

Фибен пожал плечами.

– Конечно. Будучи шеном, ты, может, сумела бы порвать свою тонкую цепочку. Но, с другой стороны, у самца, Гайлет, и цепь была бы потолще.

Он, насколько можно, поднял руки: едва мог сам их видеть. Загремели тяжелые звенья. Болела раненая правая рука, поэтому он снова опустил цепи.

– Думаю, есть и другие причины, почему ей хочется быть самцом, – послышался голос от двери. Фибен посмотрел туда и увидел проби Железную Хватку, вожака предателей. Шимп театрально улыбнулся, накручивая кончик уса. Фибена уже тошнило от этой его привычки.

– Прошу прощения. Я не мог не слышать ваш разговор, друзья.

Гайлет презрительно вздернула верхнюю губу.

– Ты подслушивал. Ну и что? Это значит, что ты не только предатель, но и шпион.

Могучий шимп улыбнулся.

– Неужели я похож на соглядатая? Почему бы не сковать вас вместе? Это очень забавно, вы ведь так друг друга любите.

Гайлет фыркнула. Подчеркнуто отодвинулась от Фибена, прижавшись к дальней стене.

Фибен не ответил: не стоит доставлять удовольствие врагу. Спокойно смотрел на Железную Хватку.

– В сущности, – насмешливо продолжал Железная Хватка, – вполне понятно, что такая шимми, как ты, хотела бы стать шеном. Особенно с твоей белой картой, ведь она зря пропадает!

– Но вот чего я не могу понять, – обратился Железная Хватка к Фибену.

– Зачем вы делали то, что делали? Играли в солдатиков-людей? Это трудно понять. У тебя синяя карта, у нее белая – да вы могли бы заниматься этим всякий раз, как она розовеет, и без всяких пилюль, не спрашивая разрешения у опекунов, у Совета возвышения. И у вас было бы столько детишек, сколько захотите.

Гайлет презрительно взглянула на шимпа.

– Ты отвратителен.

Железная Хватка покраснел. Это стало особенно заметно на его бритом лице.

– Почему? Потому что меня интересует то, чего меня лишили? То, чего я не мог иметь?

Фибен проворчал:

– Скорее то, чего ты не можешь делать.

Краска сильнее залила его щеки. Железная Хватка понял, что выдает свои чувства. Он наклонился и приблизил свое лицо к Фибену.

– Подожди, парень из колледжа. Кто знает, что ты сможешь, когда мы решим твою судьбу? – Он улыбнулся.

Фибен наморщил нос.

– Знаешь ли, цвет карты шена – еще не все. Прежде всего, если бы ты хоть изредка полоскал рот, у тебя было бы больше деву…

Он выдохнул и согнулся: удар кулака пришелся в живот.

«За удовольствия надо платить», – напомнил себе Фибен, пытаясь начать дышать. Живот у него свело конвульсией. Но, судя по лицу предателя, он попал в точку. Реакция Железной Хватки говорила о многом.

Фибен повернулся, чтобы найти сочувствие у Гайлет, но увидел только гнев. – Прекратите! Вы оба ведете себя как дети… как предразумные…

Железная Хватка повернулся и показал на нее.

– А ты что об этом знаешь? А? Ты, специалист, член проклятого Совета возвышения? Да ты хоть раз рожала?

– Я изучаю социологию галактики, – с достоинством ответила Гайлет.

Железная Хватка горько рассмеялся.

– Какая награда для умной обезьяны! Ты, должно быть, достигла чего-то действительно выдающегося в гимнастике джунглей, чтобы получить докторат.

Он присел рядом с ней.

– Ты еще не поняла, маленькая мисс? Позволь выговорить за тебя. Мы все проклятые предразумные! Попробуй оспорить это. Докажи, что я не прав!

Настала очередь Гайлет покраснеть. Она взглянула на Фибена. Он знал, что она вспоминает тот день в колледже Порт-Хелении, когда они поднялись на колокольню и увидели кампус без людей. Только студенты и преподаватели-шимпы, которые делали вид, будто ничего не изменилось. Она вспомнила, как горько было смотреть на это глазами галакта.

– Я разумное существо, – ответила она, стараясь говорить убежденно.

– Да? – усмехнулся Железная Хватка. – На самом деле ты хочешь сказать, что ты чуть ближе нас, остальных… ближе к тому, что Совет возвышения считает нашей, неошимпанзе, целью. Ближе к тому, какими мы должны быть, по мнению людей. Тогда ответь мне. Допустим, ты летишь на Землю, и капитан неверно поворачивает на уровне Д гиперпространства. Ты возвращаешься через несколько сотен лет. Как ты думаешь, что тогда произойдет с твоей драгоценной белой картой?

Гайлет отвела взгляд.

– Sic transit gloria mundi[9]9
  так проходит земная слава (лат.)


[Закрыть]. – Железная Хватка щелкнул пальцами. – Ты будешь тогда реликтом, устаревшей фазой, давно пройденной безжалостным продвижением возвышения. – Он рассмеялся, взял Гайлет за подбородок и повернул к себе, чтобы она смотрела на него. – Ты будешь испытуемой, миленькая.

Фибен бросился вперед, но его остановила натянутая цепь. Боли в руке он почти не заметил в порыве гнева, который слишком переполнял его, чтобы он мог говорить. Зарычав, он смутно сообразил, что то же самое происходит с Гайлет. И это тем более унизительно, ибо доказывает правоту ублюдка.

Железная Хватка посмотрел ему в глаза и выпустил Гайлет.

– Сто лет назад, – продолжал он, – я был бы выдающимся представителем шимпов. Мне простили бы небольшие странности и регрессы, дали бы белую карту за мой ум и силу. Время решает, мои дорогие маленькие шимп и шимми. Все зависит от того, в каком поколении вы родились.

Он выпрямился.

– А может, и не только время. – Железная Хватка улыбнулся. – Может, важно и то, кто твои патроны. Если стандарты изменятся, если цель, идеальный образ будущего Pans sapiens станет другим… – Он развел руками, предлагая додумать самостоятельно.

Первой обрела дар речи Гайлет.

– Ты… действительно… надеешься… что губру…

Железная Хватка пожал плечами.

– Времена меняются, моя дорогая. Возможно, у меня скорее, чем у вас, будут внуки.

Фибен сумел подавить гнев, который лишил его дара речи, и рассмеялся, загоготал.

– Да? – спросил он со смехом. – Для начала тебе придется решить другую проблему, приятель. Как ты собираешься передавать свои гены, если у тебя даже не встанет…

На этот раз Железная Хватка ударил ногой. Фибен предвидел это и успел откатиться, так что удар пришелся вскользь. Но за ним последовал град новых тумаков. Однако слов не было, и Фибен понял, что пришел черед онеметь Железной Хватке. Весь в пене, его рот открывался и закрывался, извергая низкое рычание. Наконец высокий шимп перестал пинать Фибена, повернулся и вышел.

Шимми с ключами смотрела ему вслед. Она стояла у дверей и словно не знала, что делать.

Фибен с хмыканьем перевернулся на спину.

– Хм. – Сморщившись, он потрогал ребра. Сломанных как будто нет. – Ну, по крайней мере Саймон Легри[10]10
  персонаж романа Г.Э.Бичер-Стоу «Хижина дяди Тома»; рабовладелец, забивший плетьми негра Тома


[Закрыть] ушел без подходящей заключительной реплики. Я ждал, что он скажет: «Я еще вернусь» или что-нибудь столь же оригинальное.

Гайлет покачала головой.

– Чего ты добивался своими насмешками?

Фибен пожал плечами.

– На то есть свои причины.

Он осторожно прислонился к стене. Шимми в ярком комбинезоне смотрела на него. Встретившись с ним взглядом, она быстро мигнула, повернулась и вышла, закрыв за собой дверь.

Фибен поднял голову и несколько раз глубоко вдохнул через нос.

– А что ты теперь делаешь? – спросила Гайлет.

Он пожал плечами.

– Ничего. Просто убиваю время.

Когда он снова взглянул, Гайлет повернулась к нему спиной. Ему показалось, что она плачет.

«Неудивительно», – подумал Фибен. Гораздо хуже быть пленницей, чем руководить подпольем. Насколько можно судить, сопротивление подавлено, прикончено, капут. И нет оснований считать, что в горах дела обстоят лучше. Атаклена, Роберт и Бенджамин могут быть убиты или находиться в плену. А в Порт-Хелении по-прежнему правят птицеподобные и квислинги.

– Не волнуйся, – сказал он, стараясь подбодрить ее. – Знаешь про настоящий тест на разумность? Неужели никогда не слышала? Он начинается, когда шимпы ложатся.

Гайлет вытерла глаза и посмотрела на него.

– Заткнись.

«Ну ладно, шутка бородатая, – признался самому себе Фибен. – Но попытаться стоило».

Она знаком попросила его повернуться.

– Давай. Теперь твоя очередь. Может быть… – Она слегка улыбнулась, словно не решаясь пошутить. – Может быть, я тоже найду, чем перекусить.

Фибен улыбнулся. Он повернулся и натянул цепи так, чтобы спина была как можно ближе к ней. Теперь он не обращал внимания на раны. Позволил ей расчесывать свалявшуюся шерсть и закатил глаза.

– Ах, ах! – вздыхал Фибен.

Днем еду – жидкую похлебку и два куска хлеба – принес другой тюремщик. Этот самец-проби не обладал красноречием Железной Хватки.

Напротив, ему доставляли затруднения даже простейшие фразы, и когда Фибен попытался заговорить с ним, он только зарычал. Его левая щека непрерывно дергалась в нервном тике, и Гайлет шепотом призналась Фибену, что свирепый блеск глаз этого шимпа заставляет ее волноваться.

Фибен попытался отвлечь ее.

– Расскажи о Земле, – попросил он. – Какая она?

Гайлет коркой хлеба подобрала остатки супа.

– Что рассказывать? Все знают о Земле.

– Да, конечно, по видео и книгокубам «Отправляйся туда». Но не по личному опыту. Ты ведь была там с родителями, ребенком? И там получила диплом доктора?

Она кивнула.

– В Джакартском университете.

– А потом что?

Она смотрела куда-то вдаль.

– Потом я попыталась поступить в Центр Галактических Исследований в Ла-Пасе.

Фибен слышал об этом месте. Большинство дипломатов, послов и агентов Земли проходили там подготовку, изучая образ мышления и обычаи населения пяти галактик. Очень важно, чтобы руководители Земли могли правильно выбрать путь трех земных рас в опасной Вселенной. Будущее волчат во многом зависело от выпускников ЦГИ.

– Меня потрясает, что ты просто пыталась это сделать, – произнес Фибен, и очень серьезно. – Они… То есть я хочу спросить: ты прошла?

Она кивнула.

– Почти. Если бы набрала чуть больше очков, не было бы вопросов, сказали мне они.

Очевидно, вспоминать все еще больно. Она колебалась, как будто хотела сменить тему. Гайлет покачала головой.

– Но потом мне сказали, что предпочтительнее для меня вернутся на Гарт. Они посоветовали мне стать преподавателем. И ясно дали понять, что считают меня в этой роли более полезной.

– Они? Кто эти «они», о которых ты говоришь?

Гайлет нервно перебирала шерсть на руке, внезапно обнаружив это, она заметила, что делает, и положила руки на колени.

– Совет возвышения, – промолвила негромко.

– Но какое они имеют отношение к назначению преподавателей и вообще к выбору карьеры?

Гайлет посмотрела на него.

– Самое прямое, Фибен, если считают, что на карту поставлен генетический прогресс неошимпанзе или неодельфинов. Они могут помешать тебе стать астронавтом, например, из боязни, что пропадет твоя драгоценная плазма. Или не дадут тебе выбрать своей профессией химию из страха перед непредсказуемыми мутациями.

Она подобрала соломинку и принялась крутить ее.

– О, у нас гораздо больше прав, чем у других молодых рас клиентов. Я это знаю и все время напоминаю себе об этом.

– И они решили, что твои гены нужны здесь, на Гарте, – негромко предположил Фибен.

Она кивнула.

– Все дело в системе набора очков. Если бы я набрала проходной балл на экзаменах ЦГИ, все было бы в порядке. Туда поступает мало шимпов. Но я не добрала. И мне вручили эту проклятую белую карту – словно утешительный приз или индульгенцию – и отправили назад на родину, на бедный старый Гарт.

– По-видимому, главный мой raison d'etre[11]11
  смысл существования (фр.)


[Закрыть] – мои дети. Все остальное не имеет значения.

Она горько рассмеялась.

– Дьявольщина, я месяцами нарушаю законы природы, рискуя в восстании жизнью и маткой. Даже если мы победим – а шансов на это почти нет, – я получу медаль, может, меня даже будут торжественно чествовать, но это неважно. Когда вся шумиха уляжется, Совет возвышения снова бросит меня в тюрьму.

– О Гудолл, – вздохнул Фибен, прижимаясь спиной к холодному камню стены. – Но ведь ты еще… я хочу сказать, ты еще…

– Не рожала? Точно подмечено. Одно из преимуществ самки с белой картой в том, что я сама могу выбирать отца будущего ребенка и определять время. Лишь бы до тридцати лет я родила троих или больше детей. Мне даже не надо их растить самой! – Снова послышался резкий невеселый смех. – Черт, да половина семейных групп на Гарте выбрилась бы наголо, лишь бы им позволили усыновить моего ребенка.

«В ее устах положение кажется таким ужасным, – подумал Фибен. – Но на всей планете не больше двадцати шимпов, которых так же высоко оценивает Совет. Для представителя расы клиентов это величайший почет».

Однако он понимал ее. Она вернулась на Гарт: какой бы блестящей ни оказалась ее карьера, каких бы высот она ни достигла, все это только сделает еще более ценными ее яичники… только участятся болезненные и неизбежные посещения работников Банка Плазмы… и все сильнее на нее будет давление, чтобы как можно больше детей она выносила в собственной матке.

Предложения вступать в групповые браки или в парные связи будут поступать непрерывно и легко. Слишком легко. И невозможно узнать, приглашает ли ее группа ради нее самой. Одинокие самцы будут добиваться ее ради того статуса, который дает отцовство ее ребенка.

И будет зависть. Это он хорошо понимал. Шимпы плохо умеют скрывать свои чувства, особенно зависть. А многие начнут откровенно ненавидеть ее.

– Железная Хватка прав, – сказала Гайлет. – Для шенов все по-другому.

Белая карта для самца – сплошное удовольствие. Но для шимми? Особенно такой, которая хотела бы добиться чего-то самостоятельно.

Она отвела взгляд.

– Я… – Фибен пытался найти слова, но в данный момент мог только тупо молчать. Может быть, когда-нибудь его пра-в-девятой-степени-внук будет знать нужные слова, сможет утешить того, кто испытывает такую горечь.

Этот возвышенный шимп, на несколько десятков поколений в будущем, родится достаточно умным. Но Фибен подозревал, что сам он таких слов не знает. Он всего лишь обезьяна.

– Хм. – Он кашлянул. – Я помню время на острове Гилмор, должно быть, еще до того, как ты вернулась на Гарт. Лет десять назад? Ифни! Я был тогда первокурсником… – Он вздохнул. – Ну, весь остров ходил ходуном, в тот год, когда Игорь Паттерсон выступал с лекцией и давал концерт в университете.

Гайлет чуть подняла голову.

– Игорь Паттерсон? Барабанщик?

Фибен кивнул.

– Значит, ты о нем слышала?

Она саркастически усмехнулась.

– А кто о нем не слышал? Он… – Гайлет развела руки и опустила их ладонями вниз. – Он удивительный.

В десятку попала. Игорь Паттерсон лучший из лучших.

Танец грома – только одно из проявлений любви неошимпанзе к ритму.

Повсюду – от ферм Гермеса до изысканных небоскребов Земли – их любимые музыкальные инструменты – ударные. Даже в самые ранние времена, когда шимпы еще таскали на груди дисплей с клавиатурой, чтобы говорить, уже тогда новая раса любила ритм.

И тем не менее все великие барабанщики на Земле и во всех ее колониях люди. Пока не появился Игорь Паттерсон.

Он стал первым. Первым шимпом с превосходной координацией движений, с чувством времени и ритма, которое вывело его в число лучших. Его исполнение «Громов керамической молнии» доставляло не просто удовольствие шимпам; их распирало от гордости. Само его существование для многих означало, что шимпы не просто приближаются к мечте, идеалу Совета возвышения. Нет, они становятся такими, какими хотят быть сами.

– Фонд Картера организовал его гастроли в колониях, – продолжал Фибен. – Отчасти это выглядело поездкой доброй воли по всем отдаленным общинам шимпов. Ну и соответственно, в целях… э-э-э… оздоровления клана.

Гайлет фыркнула: это-то очевидно. Конечно, у Паттерсона белая карта.

И шимпы – члены Совета возвышения настояли на этой поездке, хотя Паттерсон не самый очаровательный и умный представитель неошимпанзе.

Фибен понимал, о чем думает Гайлет. Для самца с белой картой никаких проблем вообще не будет, вся поездка – одно сплошное развлечение.

– Еще бы, – сказала Гайлет. И Фибену слышалась в ее голосе зависть.

– Да, тебе следовало находиться здесь, когда он давал концерт. Мне посчастливилось. Я сидел далеко, и так случилось, что в тот вечер у меня был сильный насморк. И в этом мне чертовски повезло.

– Что? – Гайлет свела брови. – Какое отношение это имеет к… О! – Она нахмурилась и поджала губы. – Понимаю.

– Еще бы. Кондиционеры работали на пределе, но мне говорили, что дух стоял непереносимый. Я сидел под вентилятором и дрожал. Чуть не помер…

– Когда ты перейдешь к сути? – Гайлет сжала губы в тонкую линию.

– Ну, как ты, несомненно, догадалась, все шимми на острове с зелеными картами, у которых была течка, раздобыли билеты. Никто из них не воспользовался дезодорантом альфа. Все пришли с одобрения групповых мужей, все выкрасили яркой помадой губы… А вдруг…

– Я поняла, – сказала Гайлет. На мгновение Фибену показалось, что он увидел на ее лице слабую улыбку, которая тут же сменилась сердитым выражением. – И что же произошло?

Фибен потянулся и зевнул.

– А как ты думаешь? Бунт, конечно.

У нее отвисла челюсть.

– Правда? В университете?

– Точно, как то, что я сижу здесь.

– Но…

– Первые несколько минут все шло нормально. Говорю тебе, старина Игорь оправдал свою репутацию. Толпа приходила во все большее и большее возбуждение. Даже оркестр его ощутил. А потом положение вышло из-под контроля.

– Но…

– Помнишь старого профессора Ольфинга с факультета земных традиций?

Тот самый пожилой шимп, который еще носил монокль? Он много времени отдавал попыткам протащить законопроект о моногамии шимпов. – Да, я его знаю. – Гайлет кивнула, широко раскрыв глаза.

Фибен сделал жест двумя руками.

– Не может быть! При всех? Профессор Ольфинг?

– И не с кем иным, как с деканом факультета питания.

Гайлет издала резкий звук. Она отвернулась, прижав руку к груди.

Казалось, ее охватил неожиданный приступ икоты.

– Конечно, позже парная жена Ольфинга простила его. Иначе ей пришлось бы с ним распрощаться: некая группа из десяти членов пригласила его к себе. Заявила, что им нравится его стиль.

Гайлет закашлялась, ударила себя по груди и затрясла головой.

– Бедный Игорь Паттерсон, – продолжал Фибен. – У него тоже не обошлось без проблем. Парней из местной футбольной команды пригласили на концерт в качестве охранников. Когда положение стало критическим, они попытались воспользоваться огнетушителями. Все скользили, но это не уменьшило пыла.

Гайлет еще громче закашлялась.

– Фибен…

– Да, тяжело пришлось, – вспоминал он вслух. – Игорь выбивал дробь сопровождения блюза, он так колотил по барабану, не поверишь. И тут сорокалетняя шимми, совершенно нагая и скользкая, как дельфин, прыгнула на него прямо с потолочной балки.

Гайлет согнулась, держась за живот. Она подняла руку, умоляя сжалиться над ней.

– Перестань, пожалуйста, – слабо попросила она.

– Слава небу, она упала на барабан и застряла в нем. И пока ее вытаскивали, бедный Игорь сбежал через запасной выход. Едва успел опередить толпу.

Гайлет склонилась набок. Фибен даже встревожился, так покраснело ее лицо. Она хохотала, колотила руками по полу, и слезы потоком лились у нее из глаз. Потом перевернулась на спину, продолжая хохотать.

Фибен пожал плечами.

– И все это во время первого номера. Паттерсон исполнял свою оригинальную версию проклятого национального гимна. Какая жалость! Мне так и не довелось послушать его вариации «Инагадда Да Вита».

– Но теперь, когда я об этом вспоминаю, – снова вздохнул он, – может, оно и к лучшему.

В 20.00 начинался комендантский час. Отключали электричество, и для пленников не делали исключения. Незадолго до заката поднялся ветер и колотил ставнями их маленького окна. Ветер дул с океана и приносил запах соленой воды. Где-то далеко слышался глухой рокот ранней летней грозы.

Спали они, завернувшись в одеяла, так близко друг к другу, насколько позволяли цепи, голова к голове, так что в темноте слышали дыхание друг друга. Засыпали, вдыхая испарения мокрого камня и соломы.

Руки Гайлет судорожно дергались, словно во сне она следовала ритму иллюзорного спасения. Ее цепи слабо позвякивали.

Фибен лежал неподвижно, время от времени глаза его закрывались и открывались, но в них не было сознания. Иногда у него перехватывало дыхание.

Они не слышали негромкого гудения в коридоре, не видели слабого света, пробивающегося сквозь щели деревянной двери. Ноги шаркали, когти стучали о каменные полы.

Когда зазвенели ключи, Фибен дернулся, повернулся набок и сел. Когда заскрипели петли, он принялся протирать глаза. Гайлет подняла голову и заслонила глаза рукой от яркого света двух ламп на высоких стержнях.

Фибен чихнул, почувствовал запах оперения и лаванды. Несколько проби в ярких комбинезонах поставили его и Гайлет на ноги. Он узнал голос их предводителя Железной Хватки.

– Ведите себя прилично. У вас важные посетители.

Фибен мигнул, пытаясь привыкнуть к свету. Наконец ему удалось разглядеть небольшую группу птицеподобных – большие шары белого пуха, в лентах и шарфах. Двое из них держали высокие стержни, с которых свисали лампы. Остальные толпились вокруг чего-то, напоминающего столб. Он заканчивался небольшой платформой, на которой стояла необычная птица.

Она тоже затянута в яркие ленты. Большой двуногий губру нервно переступал с ноги на ногу. Возможно, это просто случайный эффект света, но плюмаж птицы казался ярче, многоцветнее, он светился, как не светятся обычно их белые гребни. Фибену показалось, что он уже видел этого захватчика или другого такого же.

«Какого дьявола он пришел сюда ночью? – удивился Фибен. – Мне казалось, они не терпят ночных путешествий».

– Окажи должное уважение почтенным старшим, членам высокого клана гуксу-губру! – резко сказал Железная Хватка, пихая Фибена.

– Я покажу этой проклятой птице свое уважение. – Фибен откашлялся и набрал в рот слюны.

– Нет! – закричала Гайлет. Она схватила его за руку и настойчиво зашептала:

– Фибен, не надо! Пожалуйста! Ради меня. Поступай точно, как я!

Ее карие глаза умоляли. Фибен глотнул.

– Какого дьявола, Гайлет!

Она повернулась к губру, сложила руки на груди и низко поклонилась.

Фибен повторил.

Галакт смотрел на них – сначала одним немигающим глазом, потом другим. Подошел к краю платформы, носильщики переместились, удерживая равновесие. Наконец губру принялся испускать серию резких скрипучих звуков. Четвероногие сопровождали его речь странным аккомпанементом, чем-то вроде «Зуууннн».

Вперед вышел один из помощников-кваку. У него на шее висел блестящий металлический диск. Переводчик говорил на ломаном англике:

Было решено… решено в чести,

Решено в праведности…

Что вы двое не преступили…

Не нарушили…

Правила поведения… правила войны.

Зууууун.

Мы решили, что это возможно… допустимо…

Соответствует статусу детей…

Мы милосердно считаем… верим…

Что вы боролись ради своих патронов. Зууууун.

До нашего внимания дошло… нас достигло…

Знание, что ваш статус –

Руководители вашего генного потока… течения расы… вашего вида во времени и в пространстве.

Зууууун.

Поэтому мы предлагаем… представляем…

Снисходим до предложения вам

Приглашения… благословения…

Возможности стать представителями своего вида.

Зуууун.

Это честь… благодеяние…

Слава, быть избранным…

Создавать… искать…

Строить будущее своей расы.

Зуун!

Закончил он так же внезапно, как начал.

– Снова кланяйся! – настойчиво прошептала Гайлет.

Фибен вслед за ней поклонился, сложив перед собой руки. Когда он вновь поднял глаза, группа птиц уже направилась к выходу. Насест опустили, но высокому губру все равно пришлось нагнуться, расставив оперенные руки для равновесия, чтобы пройти в дверь. Сзади шел Железная Хватка. На прощание он бросил на них полный ненависти взгляд.

В голове у Фибена звенело. После первой фразы он перестал пытаться следовать за странным протокольным произношением на галактическом-три.

Даже перевод на англик он понимал с трудом.

Резкий свет исчез. Процессия с непрерывным гоготом и бормотанием удалилась по коридору. Фибен и Гайлет переглянулись.

– А это что за дьявольщина? – спросил Фибен.

Гайлет нахмурилась.

– Это был сюзерен. Один из трех руководителей. Если не ошибаюсь – а я легко могу ошибиться, – сюзерен Праведности.

– Ну, тогда мне все понятно, конечно. А кто такой, во имя колеса рулетки Ифни, сюзерен Праведности?

Гайлет отмахнулась от его вопроса. Наморщив лоб, она глубоко задумалась.

– Почему он пришел к нам, вместо того чтобы приказать привести нас к нему? – спросила она вслух, явно риторически. – И почему ночью? Ты заметил, он даже не задержался, чтобы выслушать наш ответ? Вероятно, праведность требует, чтобы он лично сделал предложение. А ответ могут позже получить его помощники.

– Ответ на что? На какое предложение? Гайлет, я даже не мог…

Но она нервно махнула обеими руками.

– Не сейчас. Я должна подумать, Фибен. Дай мне несколько минут.

Она отошла и села на солому лицом к стене. Фибен подозревал, что ей потребуется гораздо больше времени.

«Ты этого заслужил, – подумал он. – Заслужил то, что имеешь, потому что влюбился в гения…»

Он моргнул, покачал головой. «Что я сказал?»

Но шаги в коридоре помешали ему додумать свою неожиданную мысль.

Вошел шимп с охапкой соломы и несколькими одеялами. Этот груз закрывал лицо низкорослого неошимпанзе, но минуту спустя Фибен узнал ту самую шимми, которая смотрела на него раньше и показалась ему странно знакомой.

– Я принесла вам свежей соломы и одеяла. Ночи теперь холодные.

Он кивнул.

– Спасибо.

Она не смотрела ему в глаза. Повернулась и пошла к двери с таким изяществом, которого не скрывал даже просторный комбинезон.

– Подожди! – вдруг сказал Фибен.

Она остановилась, по-прежнему не глядя в глаза Фибену, который подошел к ней, насколько позволяла тяжелая цепь.

– Как тебя зовут? – спросил он негромко, чтобы не помешать Гайлет.

Плечи ее опустились, глаз она так и не подняла.

– Я… – говорила она очень тихо. – Некоторые зовут меня Сильвия…

Даже проходя в дверь, она двигалась как танцовщица. Послышался звон ключей и торопливые шаги в коридоре. Фибен смотрел на дверь.

– Да будь я обезьяньим внуком!