Текст книги "Лемартес"

Автор книги: Дэвид Аннандейл

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 10 страниц)

– Флегетон. Профундис. Четвертую роту, идущую к стенам. И то, что у нас мало времени.

– Прекрасно.

Требуется прояснить еще кое-что.

– Я не слышал тебя.

– Знаю. – Жрец стучит пальцем по горжету. – У меня поврежден вокс.

– Тогда ты уже все понял.

Он кивает:

– Ты вернулся самостоятельно. Но это не значит, что мой метод неэффективен.

– До взрыва мое состояние только ухудшалось. Брат, только я сам способен вытаскивать себя из иллюзий. Возможно, тебе удается помогать другим, но не мне.

– Ты хочешь отказаться от любого содействия? – уточняет Корбулон.

– Выбора нет. Такое у меня положение.

Такая у меня судьба.

Люк открывается. Внутри бьются в фиксаторах бойцы Роты Смерти. Исполинская пси-волна жестоко ударила моих братьев. Они воют менее членораздельно, чем когда-либо. Их ярость беспримерно велика.

Но я поведу их в бой. И мы принесем гибель врагу.

Глава восьмая:

Сокрушение врат

Мы наступаем сквозь огненную ночь. Я еду в верхнем люке «Кровавого погребения». Это странствие для меня пройдет без кандалов. Я увижу поле битвы, и мой гнев отправится впереди меня.

«Носороги» движутся в эшелонированном строю. Наша машина возглавляет группу. Ориас выжимает из мотора необходимую скорость, ведет БТР так, словно пилотирует «Грозового ворона». Нас постоянно трясет на избитой, изрытой равнине. Со всех сторон падают метеориты. В десятке метров впереди грунт вздымается от попадания небольшого валуна. Не замедляясь, Ориас едет прямо через воронку. «Кровавое погребение» преодолевает ее дальний склон, и мы по инерции на миг взмываем над землей.

В броне я не чувствую встречного ветра, но знаю, что он силен. Ночь вокруг нас – размытое от быстрой езды пятно. Чувствую непрерывную дрожь и внезапные толчки, когда траки перемалывают камни и тела. Пристально смотрю на ворота улья. «Носорог» подчинен моей воле, а волю мне заменяет ярость. Ничто не остановит нас. Летящие из туч луны не попадут в нас. Мы слишком стремительны и слишком сильны, ибо мы – неистовство.

Догоняем отряды 4-й роты. С начала перехода Кастигон лишился одного «Лэндрейдера». Также замечаю раздавленные обломки багряных силовых доспехов. Небо убивает нас, и потери растут.

Проносимся мимо передовых бронемашин. Тяжелая техника Рыцарей Баала уже на позиции, готова к мощному натиску, однако наступление забуксовало. Братья Четвертой не могут подойти ближе к алой колонне, поскольку вместо маневрирования и стрельбы они вынуждены будут бороться с Красной Жаждой. Роте приходится ждать. Кровавые Ученики по-прежнему вне зоны досягаемости наших пушек. Очень не хватает уничтоженных нами мордианских танков с дальнобойными орудиями. Сейчас солдаты Райнекера могли бы сыграть важную роль. Ему досталась бы страница славы в летописи войны за Флегетон.

Корбулон, стоявший в люке второго «Носорога», спрыгивает с крыши. Он присоединится к Кастигону. Жрец нужен здесь. Кроме того, даже ему опасно приближаться к кровавому столпу, куда направляемся мы.

Оглянувшись, я вижу, что колонна Железной Гвардии не сбавляет шаг. Похоже, мордианцы не остановятся рядом с Кровавыми Ангелами. Райнекер ведет полк прямо в забвение. Интересно, есть ли что-то героическое в добровольной бесцельной гибели?

Рев падающих камней не заглушает свирепую проповедь Кровавого Пророка. Он изрыгает обвинения, угрозы, обещания, уверения, заклятия и молитвы. Еретик не всегда прибегает к словам, иногда он воет, рычит, издает какое-то демоническое бормотание. Сами переливы и ритмы его речи наполнены смыслом. Порой, совершенно неожиданно, звучат фразы на безупречном готике. Одна из них доносится сейчас:

– Ко мне!

И флегетонцы повинуются.

Равнина по-прежнему кишит разъяренными толпами. Сколько бы их ни сгинуло под астероидной бомбардировкой, планетарное исступление подпитывают еще миллионы помешанных. Внутренние течения орды нарушились под ударами свыше, но теперь, отвечая на зов Пророка, бесноватые снова действуют как единое целое. Они не атакуют, просто бегут в одном направлении. Живая река несется к стенам Профундиса. «Кровавое погребение» врывается в ее волны. Перед нами бессчетное множество людей. Сотни тысяч безумцев достигнут базы предателей раньше нас.

Все они мчатся на защиту своего проповедника. Лишь те, что оказываются ближе всего к нам, покидают поток и кидаются на «Носорогов». Бронетранспортеры наезжают на них. Тела исчезают под гусеницами. При этом флегетонцы не приносят себя в жертву – просто ярость смертных так велика, что они пытаются пробить корпуса машин голыми руками.

До цели меньше тысячи метров. Ориас и другие водители серьезно рискуют, подъезжая так близко к столпу. Мы пробиваемся через все более плотные скопления бесноватых. Разогнавшиеся «Носороги» опережают тех, кто атаковал нас, и начинают массово давить флегетонцев, бежавших оборонять Пророка. Не представляю, чем эти слабые создания помогут еретику.

Пальцы сжимаются на рукояти Кровавого Крозиуса. Перед глазами проносятся черно-красные всполохи, предвестники высвобождения ярости.

Отплати за Ангела. Отплати изменникам.

В каждом времени… В любую эпоху… Я буду разить с гневом, рожденным из вечно свежей раны величайшего предательства. С неистовством, зревшим десять тысяч лет.

Ослепительная вспышка по правому борту. Вслед за ударом метеорита авточувства доспеха блокируют звук и свет. Вот теперь я ощущаю ветер: ударная волна почти вытягивает меня из люка. «Кровавое погребение» резко поворачивает вправо и замирает. Вновь обретя зрение, вылезаю на крышу и спрыгиваю. Рядом с гусеницей вижу кратер от небольшого метеорита. Впрочем, он был достаточно крупным, если не сгорел в атмосфере. Камень задел бок «Носорога», броня смялась и почернела, но корпус выдержал. Траки – нет.

Сюда же подходит Ориас.

– Дальше я вас не повезу, капеллан, – говорит он.

– Ты и так доставил нас очень близко к цели.

Слишком близко для Ориаса. В его голосе звучит знакомое мне напряжение – понимая, что происходит с ним, воин отчаянно пытается сохранить самоконтроль.

Влияние колонны разъедает хрупкие опоры его рассудка. На столь малом расстоянии от кровавого торнадо оно определяет облик мира.

Вращающийся столп ревет как ураган. Алая влага устремляется в небо с мощью извергнутой магмы. Вихрь крови – это вулкан и буря, чудо и символ. Фонтан, брызжущий из артерий смертельно раненной планеты. Клинок угрозы и вызова, направленный в сердце нашего ордена.

Два других «Носорога» тоже остановились. Воксирую их водителям:

– Рота Смерти благодарит вас. Возвращайтесь к нашим братьям. Позже мы вновь объединимся ради победы.

Бегущая толпа обтекает нас с обеих сторон. Бронемашины кажутся валунами в пенящейся реке.

Открываем задние люки. Я взываю к братьям, обещая им воздаяние. Для тех, кто еще понимает речь, подбираю слова, которые не исказятся при переходе между реальностями. Эти воины услышат именно то, что изрекаю я, а не ложь безумия. Остальные тоже внемлют мне. Чувствуют, что моими устами говорит Черная Ярость. Больше им ничего не требуется.

Параллели между мной и Кровавым Пророком очевидны. Нельзя, чтобы это вывело меня из равновесия. Мы оба командуем при помощи неистовства, способом более древним, чем формальный язык. Более могущественным. Я признаю, что еретик в чем-то сродни мне. Подобное сходство оскорбляет меня, но я управляю вспыхнувшим гневом.

В таких аналогиях видна рука Губительных Сил. Предатели, виновники худшего из преступлений, когда-то были нашими братьями. Теперь они – падшие, деградировавшие создания, которые заслуживают только истребления. То, что космодесантники Хаоса похожи на нас, лишь подчеркивает чудовищность их грехов.

Пока я собираю Потерянных вокруг себя, мой гнев набирает силу. При этом мир не размывается. Точно знаю, кто я и где нахожусь. Хорошо. Хорошо.

«Сангвиний, сохрани ясность моего неистовства».

Как только «Носороги» оттягиваются в тыл, земля перестает содрогаться. Метеоритный град заканчивается. Нет больше ни барабанного боя ударов, сопровождающего гимн ярости, ни огненных полос в небе.

Вряд ли рухнули все спутники. Флегетон наверняка еще окружает целое облако лун. Возможно, астероидная буря уже сыграла свою роль. Вероятно, колоссальная неведомая сила, способная метать небесные тела, все же не обладает всемогуществом, и сейчас ей нужно сосредоточиться на чем-то ином.

Точные причины затишья мне неизвестны. Не понимаю, каких последствий ждать на поле битвы.

Все это не имеет значения.

Важно лишь то, чего не знают изменники.

Им неведомо, на что я способен.

Рота Смерти возносится над землей на дугах пламени. Мы становимся новым метеоритным дождем.

– Враги не наступают, – сказал Лхессек. – Почему они окапываются?

Детали происходящего на истерзанной равнине терялись за тучами выброшенного грунта и огненными вспышками в точках ударов. Тем не менее Хеврак заметил перемещение значительной группировки Кровавых Ангелов и увидел, где она остановилась.

– Не могут подойти ближе, – ответил вожак.

– И нам что, ждать?

Опять эта нетерпеливость. Лхессеку уже мало чудес.

– Ждать.

Хеврак тоже алкал войны, но знал, что она придет. И очень скоро.

– Труды Пророка близятся к завершению, – вмешался Дхассаран. – Ты чувствуешь это в своей крови, брат.

Лхессек хмыкнул:

– Случайность может прикончить их вместо нас. Один крупный камень, и…

– Случайностей не бывает! – Темный апостол воздел руки к небу. – Профундис рушится. Неприятель страдает от попаданий. При этом мы невредимы, ни один метеорит еще не рухнул вблизи от наших позиций. Думаешь, так совпало? На орбите есть луны, от удара которых затонет весь материк, но они не падают. Тоже просто так?

– Нет, – признал воин.

Перед опорным пунктом, в нескольких десятках метров от холма из обломков, где стоял Пророк, собирались сотни тысяч безумцев. Указав на них, Лхессек спросил:

– Зачем он позвал смертных?

– Для битвы, – произнес Дхассаран. – Для крови. Для жертвоприношения.

– И для защиты, – добавил Хеврак, разглядев параллельные следы выхлопов прыжковых ранцев, которые рассекли ночь менее чем в километре от базы. Почти тридцать пламенных полос стремительно опускались на лагерь Кровавых Учеников, словно когти из света.

Теперь вождь осознал, почему закончился астероидный град и флегетонцы собрались в одном месте. Проповедник сосредотачивал энергию против определенной угрозы.

– Ты хотел отомстить? – Капитан обернулся к Лхессеку, показывая на врагов. – Смотри, вот твой шанс!

Он переключился на вокс-канал роты.

– Ученики Кровавого бога, – произнес Хеврак, – неприятели попытаются убить Пророка. Обрушьте на них все наше неистовство! Сберегите проповедника любой ценой!

Мы снижаемся. Все бойцы Роты Смерти выказывают безупречную согласованность. Причина тому – не только мои команды отделениям, но и сама природа нашего противника. Когда Пророк сзывает к себе жителей Флегетона, мы тоже слышим его. Его речи и псалмы – кощунства одного корня с Ересью. В них звучат те же догматы. Раздаются непотребства, которые выкрикивали предатели, осаждавшие Императорский Дворец. Сам Ангел слышал их на борту флагмана Хоруса.

Изрекающий ложь должен умереть. Наша ярость указывает нам путь к нему. Обороняет нас от Жажды. Это позорное желание бессильно против гнева десяти тысячелетий, поглощающего наши души. Кровавый столп вращается и ревет, но близость к нему сейчас не имеет значения.

Существо, выплясывающее под нами, – уже не человек. Просто охваченная бешенством плоть. Его нужно стереть из бытия.

Мускулы напрягаются, словно я уже наношу Пророку смертельные удары. Слышу резкий хруст его черепа. Чувствую сопротивление мышц еретика, брызги его крови. Мой гнев пикирует на врага быстрее меня. Одно мое неистовство уничтожит это создание.

Пророк поднимает глаза. Я еще слишком высоко, чтобы разглядеть жуткую маску на месте лица еретика, но ощущаю его улыбку. Она подобна осязаемому удару. Едва не сбиваюсь с курса.

Монстр вытягивает изломанную руку со множеством суставов вправо от меня, в сторону кровавого столпа. Сгибает конечность к себе, будто удерживает сноп колосьев, и выбрасывает вверх. По воле чудовища из колонны вытягивается алый отросток исполинского объема, целая река жизненной влаги. Разливаясь озером, она обрушивается на плотно стиснутую толпу. Подхватывает безумцев.

Мы сталкиваемся с еще одним из сегодняшних темных чудес.

Навстречу нам вздымается гигантский вал крови и тел, черный с красным отливом. В нем отражается пламя пожаров, мерцающих в ночи. Волна – это стена, преграда и ловушка одновременно. Закрывая собой еретика, она приближается к нам, чтобы пожрать. Тысячи и тысячи бесноватых тянут жадные руки.

Врезаюсь в них. Барахтающиеся, изломанные, тонущие люди хватают меня. Я тону в пронизанной багряными искрами тьме, среди извивающихся переплетенных конечностей.

Размывание.

Другое погружение. Другой океан.

Размывание души и разума и бытия и времени и…

«Нет».

Это месиво опасно не только для моего тела. Меня поглотило материальное воплощение тягучего, засасывающего океана Черной Ярости. Нужно как можно быстрее всплыть, иначе я уже не отличу то, что происходит в реальности, от моих видений. Бешено бьюсь, вырывая руки из суставов и ломая кости. Запускаю прыжковый ранец. Его выхлоп испепеляет безумцев под соплами. Мчусь в неизвестном направлении. Разгоняюсь, не жалея прометия. Температура вокруг растет. Кровь закипает.

Я вырываюсь на свободу.

Взмываю над волной. Некоторые братья, но не все, уже выбрались наружу. Набираю высоту, чтобы преодолеть вал сверху.

Он поднимается еще выше. Увернуться не получится. Волна мчится на меня во второй раз.

Что ж, ладно. Тогда пройду насквозь.

– Рвите вражескую ложь в клочья! – взываю я к Потерянным. – Сразитесь с ней, сокрушите ее!

Меняю курс и на полной скорости влетаю в вал. Кровавый Крозиус выставлен вперед, болт-пистолет висит на магнитном зацепе у бедра. Свободной левой рукой я раздираю и сминаю плоть. В массе тел за мной возникает воронка. Замедляя ход, я продолжаю углубляться в спазматически дергающуюся трясину. Смертные готовы задохнуться, лишь бы удержать меня. Они – сама бездумная ярость.

Двигаюсь вперед. Убиваю врагов. Мое сосредоточенное неистовство против их безрассудства. Кровавый Крозиус – единственное пятно света в давящем мраке. Волна пытается утопить меня вдвойне, поглотить мое тело и разум. Я слишком силен – вдвое сильнее нее. Мои руки разрывают помешанных, моя ярость помогает мне удержаться на поверхности, не уйти в пучину безраздельного исступления.

Булава рубит и крушит, могучая в гневе. Сияние ее святости ослепляет. В бурлящей топи из жизнетворной влаги и конечностей невозможно замахнуться, но реликвийному оружию это не требуется. Я глубоко внутри демонического творения, и все, чего касается крозиус, немедленно гибнет. Оскверненная кровь испаряется рядом с ним. Порченые люди разваливаются на куски.

Вперед. Только вперед. Волна брыкается, словно агонизирующий зверь. Не знаю, куда именно я плыву, – понимаю только, что вперед. Цепкий вал не заставит меня отступить. Я атакую его. Я – рак внутри его тела. Он хотел пожрать меня, но я стал его палачом.

Вперед. Теперь плыву в жидкости, но слышу хруст ломающихся костей. Поток влаги рядом со мной закручивается, течение стискивает тела и прижимает их ко мне. Спираль плоти сужается, как мышца-констриктор. Давление на руки и ноги так велико, что ощущается даже через броню. Волна мешает мне двигаться. Рассекаю ее витки и рвусь дальше, преодолевая густое липкое вещество. Смрад нечистой крови словно сжимает мой разум в кулак. Ничто не старается пробудить во мне неистовство. Есть лишь сырая удушливая гадость, единая с наседающей на меня тьмой.

Даже здесь, на глубине, я слышу голос Пророка. Его проповедь не затихает ни на секунду. Отражаю ее натиск своими молитвами, читая их по воксу бойцам отделений. Пусть моя речь укрепит каждого, кто услышит ее.

– Руку мою посвящаю Императору. Руку мою посвящаю Сангвинию. Ярость мою посвящаю им обоим – преданному отцу и убитому брату. Ярость наделяет меня силой. У преступной измены нет срока давности, так пусть же каждое мое деяние станет ударом возмездия. Братья, бейте вместе со мной! Мы в хватке демонической сущности – покажите ей, что значит воздаяние!

Кольца плоти сжимаются, что подпитывает мой безмерный гнев. Кровавый Крозиус сверкает, будто сгусток плазмы. Багряная пелена в глазах сияет еще ярче. Неистовство все увереннее и увереннее захватывает мое сознание. Донное течение безумия старается утянуть меня вниз. Вырываюсь из него, одновременно продираясь через стену тел. Иллюзии не возвращаются: здесь им не на что опереться. Вокруг нет ничего, что трансформировалось бы в декорации величайших трагедий нашего ордена. Моя проповедь перерождается в нескончаемый рык.

Это тоже молитва.

Я пробился. Раздвигаю тела, словно занавес, и падаю с другой стороны вала. Слева и справа, сверху и снизу от меня воины Роты Смерти тоже преодолевают барьер. Снижаясь вдоль стены крови, мы видим сотворенное нами чудо: она кровоточит. Из ран, нанесенных нами волне, хлещет алая влага. Не выполнив свою задачу, преграда теряет целостность.

Приземляюсь на ноги. Равнина содрогается под градом сотни тысяч тел, которые разом вывалились из распавшейся волны. Поток крови омывает мои сабатоны и расплескивается у основания холма Пророка.

До цели меньше пятидесяти метров.

Перед тем как ливень из лун закончился, погибли еще несколько гвардейцев 237-го полка. Райнекер считал, что в целом мордианцам повезло, хотя это слово уже утратило для него значение. Они избежали прямых попаданий. Пара метеоритов рухнула возле колонны, но взрывы убили только солдат, оказавшихся рядом с эпицентрами.

В какой-то момент бойцы поравнялись с Кровавыми Ангелами, но Иклаус отказался искать убежища у космодесантников.

– Зачем? – сказал тогда полковник Фаше Стрёмберг. – Они могут прикончить нас не хуже того, что летит с неба.

Райнекер повел Железных Гвардейцев дальше, и каменный град прекратился. Помешанные, игнорируя мордианцев, сбегались на зов чудовищного проповедника. Впервые с начала кампании почти ничто не преграждало дорогу к улью.

Иклаус еще не подходил так близко к алому столпу. Офицер чувствовал его жуткое притяжение, ощущал, как с каждым шагом к аномалии утрачивает остатки сдержанности. Благодаря выучке и муштре полковник еще сохранял резервы спокойствия, но они быстро иссякали. Хотя Райнекер пытался не смотреть на колонну, та разрослась настолько, что постоянно оказывалась на краю его поля зрения.

Оглянувшись, Иклаус увидел, что Астартес не наступают.

– Чего они ждут? – спросил полковник.

– Рассчитывают, что враг придет к ним? – предположила Стрёмберг.

– Зачем ему это?

Ответа не последовало, но Райнекер его и не ждал.

Почти тут же над ними пронеслась кошмарная рота Кровавых Ангелов – безумцы в черных доспехах. Иклаус проследил, как воины летят в сторону предателей, и затем…

Затем…

Явилась волна. Стена из крови и тел. Полковник застыл как вкопанный. Стоявшая рядом Фаша утратила дар речи. Оба не сводили глаз с вала.

Все бойцы полка умолкли в благоговейном ужасе. Взирая на волну, Райнекер почувствовал, как умирает частичка его сущности. Он пытался не думать о том, что следует из возникновения столь чудовищного, невозможного объекта. Иклаус не был экклезиархом, и от него не требовалось разъяснять духовные вопросы. Такие обязанности исполнял кое-кто иной.

– Оберлена сюда, – велел офицер.

Моргнув, Стрёмберг оторвала взгляд от жуткой картины и зашагала в хвост колонны. Через пару минут комиссар вернулась со священником. Тот больше не отводил глаз от кровавого столпа, а непрерывно смотрел на него с искаженным лицом. Оберлен напоминал Райнекеру животное, застигнутое хищником.

– Вы и сейчас заявите, что перед нами иллюзия? – поинтересовался Иклаус. – Туда только что влетели Кровавые Ангелы.

– Нет, это не морок, – надтреснутым шепотом произнес духовник, не глядя на офицера.

– Тогда что же?

Оберлен долго молчал. Наконец он шевельнул губами, но беззвучно.

Райнекер схватил священника за рясу и подтащил к себе.

– Что это?!

Духовник снова зашевелил губами. На сей раз ему удалось выдавить:

– Демоническое…

Выпустив его, Иклаус отступил на шаг и повернулся к Фаше. Увидев, как посерело лицо комиссара, офицер подумал, что, наверное, сам выглядит так же. При этом женщина явно не удивилась подтверждению мифа, противоречащего официальной имперской доктрине.

– Вам известно о подобных вещах? – спросил полковник.

Стрёмберг кивнула.

– В Схоле Прогениум… – заговорила она, но осеклась. – Никогда не думала, что увижу…

Значит, Райнекер всю жизнь верил в ложь. Основные принципы Империума, за которые он всегда сражался, были обманом. Иклаус давно уже понял, что для событий на Флегетоне нет религиозно приемлемой интерпретации, однако не позволял себе делать выводы из данного факта. Офицер изо всех сил старался отрешиться от ужасных зрелищ – надеялся, что слуги Экклезиархии растолкуют их суть, когда сочтут нужным.

Пока Райнекер говорил себе, что Адептус Министорум сумеют объяснить происходящее, ему удавалось сохранять слабую надежду. Теперь она окончательно угасла.

Меж тем громадная волна крови рухнула. Над равниной пронесся треск костей в изломанных телах, за ним последовали звуки стрельбы. Верные Астартес начали бой с предателями.

Иклаус наблюдал за ними.

– Полковник? – В тоне Фаши звучало ожидание приказов.

Райнекер подумал, не застрелить ли Оберлена, но сдержался, хотя и с большим трудом. Гнев рвал офицеру грудь железными клыками. Ярость складывалась из отчаяния, жути и горечи поражения, но при этом обладала уникальными чертами. Она охватила бы Иклауса даже в случае победы в кампании, однако сейчас почти все его линии обороны против слепого гнева разваливались. Уцелела только воинская дисциплина.

– Ты подвел нас, – сказал Райнекер, оттолкнув священника. – Какой от тебя прок? Чем ты поможешь нам в час величайшей нужды?

Оберлен молчал, неотрывно взирая на столп.

– Полковник… – повторила Стрёмберг, уже резким тоном.

Когда бесноватые перестали атаковать гвардейцев, она убрала болт-пистолет, но сейчас держала руку возле кобуры.

Иклаус постарался понять, насколько Фаша близка к тому, чтобы навсегда отстранить его от командования. Женщина щурилась, напряженно сжимала губы. Райнекер догадался, что комиссар тоже сдерживает ярость; проклятая планета брала измором их всех.

Глядя, как Стрёмберг борется с собой, офицер вспомнил о своих недавних терзаниях и о том, что последовало за ними. О том, как испытал оправданную гордость, ощутил себя победителем. Уловил сияние еще не познанного откровения.

Теперь, стоя спиной к кровавой колонне, слыша ее нескончаемый вездесущий рев, Иклаус понял: на Флегетоне тот, кто просто не поддается гневу, уже добивается славного триумфа. И кто еще из людей, оставшихся в этом мире, способен совершить такое? Кто в силах воспротивиться победе неистовства?

«Мы можем, – подумал Райнекер. – Мы должны».

У него осталась только дисциплинированность. Ее достаточно. Ее более чем достаточно. Она – величайшее оружие мордианских солдат. Хотя полк Иклауса уменьшился в численности, он все равно прежний Двести тридцать седьмой. Его знамена все еще реют. Полк все так же входит в Железную Гвардию и до сих пор насчитывает тысячи бойцов.

Офицер взглянул на вспышки и разрывы, мелькавшие там, где Кровавые Ангелы бились с предателями. Монстры снова сражались против монстров. Если Райнекер во второй раз поведет солдат в зону такого столкновения, их неизбежно перебьют. Тем не менее к месту схватки стягивалась и орда помешанных. Значит, долг требует от гвардейцев вступить в битву.

Иклаус наконец увидел, насколько ложной была его гордость. Он искал громкой победы, дарующей триумфатору личную славу. Истинное же, честное самоуважение мог испытывать лишь командир, воплощающий лучшие черты своего полка.

Поэтому Райнекер обернулся к вверенным ему бойцам, преодолев духовное притяжение столпа. Найдя опору в дисциплинированности, знакомой мордианцу с рождения, он с тихой гордостью воззрился на Железных Гвардейцев.

– Воины Двести тридцать седьмого! – вскричал Иклаус. – Отвергните ужас! Мы – хладнокровие, мы – выучка, мы – порядок! Пойдете ли вы со мною в бой за Мордиан и Императора?

– Мы пойдем с вами! – проревели солдаты.

– Ради чего? – спросила Фаша так тихо, чтобы услышал только полковник.

Честно говоря, он не знал, ради чего, но верил, что замысел Императора касательно Двести тридцать седьмого прояснится в тот миг, когда последние здравомыслящие бойцы на Флегетоне войдут в гущу сражения. Впрочем, одну цель Райнекер четко понимал уже сейчас.

– Мы идем в бой ради искупления, – сказал он.

Стрёмберг улыбнулась.

Кровавые Ученики готовы к битве. Атакуют нас большими силами. Мы разрознены после преодоления барьера. Изменников больше, и они собираются подавить нас до того, как мы перегруппируемся.

Пока мы боролись с волной, предатели выдвинули вперед бронетехнику. Они разделили пару «Хищников», и теперь танки заходят с левого и правого флангов, а Ученики сдерживают нас по центру «Носороги» по-прежнему охраняют подходы к холму Пророка.

Я нахожусь у левого края нашей потрепанной шеренги. Двое отступников бросаются на меня, паля из болтеров. Приближающийся «Хищник» сминает Квирина, не позволяя тому дать отпор. Траки давят туловище бывшего реклюзиарха, но, когда танк проезжает дальше, воин еще жив. Ниже груди от него лишь месиво из осколков керамита и костей, однако он поднимает руку и стреляет в подходящих к нему предателей. Враги добивают Квирина, и все же он успевает нажать на спуск. Таково последнее деяние боевого брата, который считал Мефистона созданием более чудовищным, чем сама Ярость.

В нагрудник мне попадают болты. Один разрывной снаряд пробивает ослабленный участок. Получаю ранение. Вспышка боли. Свирепый блеск неистовства. Бросаюсь вправо, уходя из-под огня, встаю и нападаю. Противники меняют угол подхода. Теперь перевес за мной: мы сближаемся слишком быстро, и Ученики не могут попасть в меня. Обрушиваюсь на них с ревом бури и замахиваюсь Кровавым Крозиусом. Булава так мощно заряжена моим гневом, что от ее сияния может сработать блокировка фотолинз. Кажется, так и происходит – величие реликвии ослепляет неприятеля. Бью его в боковую часть шлема. Первым же ударом сношу верхнюю половину черепа.

Продолжаю атаку. Тело первой добычи еще не упало. С разгона тараню другого изменника и толкаю его назад, к «Хищнику». Танк палит из дальнобойной автопушки, пытаясь поразить цель в упор. Бортстрелок готов пожертвовать товарищем, лишь бы покончить со мной. Слишком поздно. Снаряд взрывается позади меня.

Вбиваю предателя в корпус бронемашины, из которого торчат пики метровой длины. На них висят рваные полотнища дубленой кожи, содранной с жертв боевой банды. Трофеи, знамена бесчинств… Из нижней части носа «Хищника», под автопушкой, торчит ряд шипов.

Крепче вдавливаю Ученика в броню, упираясь ногой в землю. Танк толкает меня назад. Не без труда. Прыжковый ранец отступника не выдерживает давления, лопается топливопровод. Нас обоих охватывает пламя. Я насадил врага на пику, вошедшую ему в сочленение доспеха под правым плечом. Он не может навести на меня болтер, только отмахивается им, как дубиной. Наношу удар Кровавым Крозиусом. Еще и еще. Всполохи гнева перед глазами такие быстрые и яркие, что я едва вижу раны, которые наношу предателю. Отрубаю ему одну руку, потом другую. Потом бью в грудь, пока кираса не трескается, словно яичная скорлупа. Превращаю сердца изменника в дым и пепел.

«Хищник» останавливается.

Взбираюсь по телу неприятеля на корпус танка. Держась за ствол автопушки, залезаю на башенку. Там ждет Кровавый Ученик, наполовину скрытый в люке. Его цепной топор мощно вгрызается мне в наплечник. Проворно отшатываюсь, пока зубья не впились в тело. Башенка резко поворачивается, я соскальзываю и падаю обратно на нос «Хищника». Отступник лезет следом за мной. Пики не дают мне свалиться на равнину. Предатель заносит топор над головой. Такой удар наверняка раздробит мне череп. Хватаюсь за пику и свободной рукой выбрасываю вперед булаву, целясь в ноги врага. Покачнувшись, тот цепляется за автопушку, чтобы вновь обрести равновесие. Я поднимаюсь раньше.

Первым выпадом раскалываю ему шлем. Вторым – добиваю.

Снова пробираюсь на башенку. Задержавшись возле люка, осматриваю поле битвы. Рота Смерти и Кровавые Ученики сражаются на земле и в воздухе. Я уже потерял трех братьев – их руны на моем визоре покраснели. Убитых изменников больше. Мы достойно бьемся, но не продвигаемся к цели. Предатели не дают нам подобраться к Пророку.

Срываю дверцу люка. «Хищник» по-прежнему неподвижен, как и башенка, хотя во время схватки с предателем она поворачивалась. Значит, на меня напал водитель, а не бортстрелок. Я собираюсь спрыгнуть внутрь, но меняю решение и бросаю в танк осколочную гранату. За секунду до взрыва запускаю прыжковый ранец для короткого скачка. Как только приземляюсь на корпусе позади автопушки, фраг-заряд детонирует.

На первый взгляд мой поступок кажется неверным. Граната повредит отсеки «Хищника», но она предназначена для поражения пехоты, а не бронетехники. Космодесантник Хаоса в танке, скорее всего, уцелел. Мне нужно, чтобы бортстрелок поверил в мою ошибку и решил, что я двинулся дальше. Пусть вылезет из башенки и запустит мотор.

Так и происходит.

Дернувшись с места, «Хищник» снова движется в битву. Машину немного заносит, что подтверждает мое предположение. Танком теперь управляет бортстрелок. Другая бронемашина, впереди нас, атакует нескольких моих братьев. Выстрелом из автопушки она попадает в Потерянного и Кровавого Ученика, которые сцепились в воздухе. Воины несутся к земле, не выпуская друг друга. Через пару секунд один из них или оба погибнут.

Мне некогда раздумывать над исходом их схватки. Лучший наш шанс убить Пророка сейчас заключен в «Хищнике» подо мной.

Лезу внутрь. Тесная башенка повреждена, пульты управления обожжены. Пробираюсь в водительский отсек – крошечную нишу в нижней части носа. Предатель оборачивается, услышав мои шаги. Хватается за болт-пистолет. Я уже вытащил оружие, зная, что для ударов булавой здесь нет места. Всаживаю в Кровавого Ученика несколько снарядов. Тот умирает, не успев подняться. Тело оседает на приборную панель, сдвигая рычаг управления.

«Хищник» устремляется вперед.

Протиснувшись в нишу, отталкиваю труп и смотрю в обзорный модуль. Бронемашина движется прежним курсом на соединение с другим «Хищником». Мне омерзительно притрагиваться к устройствам, затронутым демонической скверной. Внутри танк увешан такими же полотнищами кожи, что снаружи. Скорбные безглазые лица растянуты в бесконечном последнем вопле. Машинный дух «Хищника» пронизан порчей. Он разъярен моим присутствием.