Текст книги "Тигр снегов"

Автор книги: Десмонд Бэгли

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 19 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

– У него все в порядке, – ответил Тури. – Он учился в университете Отаго и получил ученую степень.

– В какой области?

Тури засмеялся.

– В экономике. Представь себе маори, который разбирается в экономике. Он служит в Министерстве финансов в Окленде. Я не так часто с ним вижусь.

– Скажешь мне его адрес. Я навещу его, когда буду в следующий раз в Окленде.

Бэллард заметил, что Тури с интересом рассматривает Макгилла.

– Это Майк, он очень интересуется снегом. Он настолько им интересуется, что собирается в Антарктику.

Печальная улыбка появилась на лице Тури.

– Тогда здесь для тебя кое-что найдется, Майк. У нас много снега; таких снегопадов я не припомню с 1943 года.

– Я так и предполагал.

Бэллард подошел к окну. На другой стороне долины ветви кедров тяжело поникли под тяжестью снега. Он обернулся и спросил:

– Что случилось с деревьями на западном склоне, Тури?

– Над шахтой?

– Да, – подтвердил Бэллард. – На том склоне, где деревьев не осталось.

Макгилл насторожился.

– Так этот склон был покрыт лесом?

Тури кивнул, затем пожал плечами.

– Когда они строили шахту, понадобились материалы для стройки. Из кахикатейи выходит неплохое оборудование для шахт.

Он взглянул вверх.

– Этим участком владеют Петерсены; они хорошо на нем заработали.

– Не сомневаюсь, – сказал Бэллард.

– Лучше бы твоя мать не продавала им эту землю.

Тури стиснул руки.

– Потом они выкорчевали все пни и решили использовать землю для заготовки сена. Там, в речных низинах они пасут скот; херфордширских быков – на мясо и несколько молочных коров. Это ведь становится сейчас выгодным делом, когда город растет.

Бэллард сказал:

– Разве никто не сообразил, что может случиться, когда выпадет снег.

– Да, конечно, – ответил Тури. – Я подумал об этом.

– И ничего не сказал? Не возражал, когда они начали строить здания для шахты? Когда они выстроили поселок для рабочих?

– Я возражал. Я протестовал как мог. Но Петерсенам наплевать. Кто станет слушать старика?

Его губы скривились.

– Особенно с коричневой кожей.

Бэллард фыркнул и посмотрел на Макгилла, который медленно произнес:

– Тупые подонки! Тупые, жадные подонки!

Он осмотрел комнату и его взгляд остановился на Тури.

– Когда Вы приехали в долину, мистер Бак?

– Меня зовут Тури, и я здесь родился.

Он улыбнулся.

– В 1900-м, в первый день Нового года. Я – ровесник века.

– Кто построил этот дом?

– Мой отец построил его примерно в 1880-х, так вроде. Он был построен на месте дома моего деда.

– А тот когда построили?

Тури пожал плечами.

– Я не знаю. Мой народ живет здесь давно.

Макгилл кивнул.

– Ваш отец объяснял когда-нибудь, почему он строил на том же месте? Под этой большой скалой?

Тури ответил уклончиво:

– Он говорил, что каждый, кто строит в Хукахоронуи, должен принять меры предосторожности.

– Он знал, что говорил.

Макгилл повернулся к Бэлларду.

– Я хотел бы как можно скорее проверить тут пробы снега. И мне хотелось бы еще раз поговорить с Вами, Тури, если можно?

– Вы оба должны зайти еще раз. Приходите поужинать и поиграть с моими двумя внучатами.

Пока Тури провожал их до дверей. Бэллард сказал:

– Тебе не слишком по душе эта шахта, не правда ли, Тури?

– Слишком много перемен, – сказал он, и сделал кислую мину. – Теперь у нас есть супермаркет.

– Ты знаешь, я теперь во главе шахты – и мне она тоже не очень-то нравится. Но, похоже, по другим причинам. Тури, будут еще перемены, но они тебе, я думаю, понравятся.

Тури похлопал его по плечу.

– Хи тамарики коу? Ты теперь мужчина, Йен; настоящий мужчина.

– Да, – сказал Бэллард. – Я вырос. Спасибо, Тури.

Тури смотрел, как они надевали лыжи, и, когда они двинулись по склону, удаляясь от дома, помахал рукой и крикнул:

– Хэре ра!

Бэллард посмотрел через плечо назад.

– Хэре ра!

Они поехали назад к шахте.

Послеполуденное солнце прибивалось сквозь окна зала, отражая разноцветные лучи от витражей. Пятна света лежали на столах; графин с водой перед Бэллардом казался красным.

Дэн Эдвардс чуть ослабил галстук, мечтая о холодном пиве.

– Скоро они сделают перерыв, – сказал он Дэлвуду. – Лучше бы старине Гаррисону поторапливаться. Весь этот треп о снеге совсем не охлаждает.

Гаррисон налил себе в стакан воды и сделал глоток. Поставив стакан, он произнес:

– Значит, Вы взяли пробы снежного покрова на западном склоне в присутствии мистера Бэлларда. Что же Вы обнаружили?

Макгилл расстегнул кожаную сумку и вытащил стопку бумаг.

– Я написал подробный доклад о событиях, произошедших в Хукахоронуи – с технической точки зрения, разумеется. Я предоставляю этот доклад комиссии.

Он вручил доклад Риду, который передал его Гаррисону.

– Часть первая содержит результаты первых проб снежного профиля, которые были представлены руководству шахты, а затем – муниципальным властям Хукахоронуи.

Гаррисон бегло пролистал страницы, нахмурился и передал их профессору Роландсону. Они недолго, шепотом совещались, потом Гаррисон произнес:

– Все это прекрасно, доктор Макгилл; но ваш доклад представляется узкоспециальным и содержит математические формулы, недоступные пониманию большинства сидящих здесь. Поскольку это открытое слушание дела, не могли бы Вы сообщить результаты Ваших исследований на языке, который понимали бы другие кроме Вас и профессора Роландсона?

– Разумеется, – сказал Макгилл. – Конечно, я так и рассказывал жителям Хукахоронуи.

– Пожалуйста, приступайте. Учтите, что вам могут задавать вопросы, в частности, профессор Роландсон.

Макгилл сложил руки перед собой.

– Снег – не только вещество, но и процесс, который находится в непрерывном движении. Снежинка, падая на землю, становится частью всего снежного покрова. Это шестигранный кристалл, не очень устойчивый, и с него начинается процесс сублимации – нечто вроде выпаривания. Постепенно кристалл превращается в маленькое круглое ядрышко. Это называется деструктивным метаморфизмом и приводит к высокой плотности, поскольку весь воздух как бы «выдавливается» наружу. В то же время, из-за процесса испарения, в снежной массе почти не остается воды и, благодаря низкой температуре, отдельные ядрышки скапливаются вместе.

– Это не очень прочное образование, не правда ли? – спросил Роландсон.

– Не прочное, если сравнивать с другими веществами.

Роландсон кивнул, и Макгилл продолжил.

– Следует принять во внимание температуру снежного покрова. Она непостоянна – нижняя часть теплее верхней и образует таким образом температурную кривую на графике. Если Вы посмотрите на график номер один, то увидите температурную кривую первых пяти проб.

Роландсон пролистал страницы.

– Если она отклоняется, то ненамного – не больше, чем на два градуса.

– Достаточно для следующего этапа этого процесса. В снежном покрове все еще достаточно воздуха – относительно теплый воздух начинает подниматься со дна, вызывая одновременное испарение воды. Она оседает на более холодных ядрышках сверху. Так развивается строительный процесс, называемый конструктивным метаморфизмом, и начинает формироваться новый кристалл – кристалл в форме чашки.

– Не могли бы Вы описать этот кристалл, доктор Макгилл?

– Он имеет форму конуса с углублением в тупой части – как чашка.

– И каких же размеров этот «чашечный» кристалл?

– Хорошо развитый кристалл может достигать половины дюйма[1]1
  1,27 см.


[Закрыть] в длину, но обычно большинство из них – не больше четверти дюйма.[2]2
  0,64 см.


[Закрыть]

Макгилл остановился и, поскольку Роландсон ничего не сказал, добавил: – График номер два дает показания пенетрометра, то есть сопротивление снега различным давлениям.

Роландсон внимательно рассматривал схему.

– Это сопротивление измеряется в тоннах на квадратный фут?

– Да, сэр.

– Но график прерывается на середине на всех пяти пробах.

– Да, сэр, это слой инея на поверхности. Гаррисон вмешался:

– Если он не на поверхности, как Вы можете говорить, что это иней на поверхности?

– Он был на поверхности. Когда снежная поверхность холоднее, чем воздух над ней, тогда процесс испарения воды проходит интенсивнее – что-то вроде конденсации наверху бокала с холодным пивом.

В ложе прессы Дэн Эдвардс тяжело вздохнул и облизнул губы.

– В этом случае следует представить, что это происходило ясной безоблачной ночью, когда была возможна значительная радиация. Тогда иней, или наледь, будут образовываться на поверхности, создавая широкие пластинки тонкого льда.

Снова Гаррисон попытался возразить.

– Но этот разрыв в графике, как его назвал профессор Роландсон, отражает то, что было не на поверхности.

– Да, – согласился Макгилл. – Обычно он исчезает под утренним солнцем. В этом случае я могу выдвинуть гипотезу, что тучи собрались перед самым рассветом и снова начался очень сильный снегопад. Он накрыл и тем самым сохранил слой наледи.

– И что дальше? – поинтересовался Роландсон.

– А дальше могло произойти несколько вещей. Этот слой достаточно тверд, как Вы можете судить по показаниям пенетрометра. К тому же он достаточно гладкий и мог образовать скользящую поверхность для снега, что находится над ним.

Макгилл вытянул второй палец.

– Во-вторых, слой наледи образован из спаянных вместе широких пластинок льда, то есть он относительно воздухонепроницаем. Это значит, что наиболее вероятное место для формирования «чашечных» кристаллов будет как раз под слоем наледи.

– Вы все подчеркиваете роль «чашечных» кристаллов. Чем именно они опасны?

– Они опасны своей круглой формой, а также тем, что связь между одним кристаллом и другим очень непрочна.

Макгилл почесал затылок.

– В качестве очень глубокой аналогии могу привести пример. Ходить по полу, устланному катающимися биллиардными шарами, человеку было бы очень трудно. Это именно такая нестабильность.

– Есть ли свидетельства о возникновении таких кристаллов?

– Они начали формироваться в пробе первой, взятой на самой вершине склона. У меня есть основания предполагать, что этот процесс будет продолжаться и приведет к полной нестабильности.

– Продолжайте, доктор Макгилл.

Макгилл вытянул третий палец.

– В-третьих, прогноз погоды предвещает сильные снегопады, а, значит, увеличение давления на этом склоне.

Он опустил руку.

– По этим причинам я пришел к выводу, что снежный покров на западном склоне долины Хукахоронуи был относительно нестабильным и, таким образом, создавал потенциальную угрозу обвала. Именно так я и информировал управление шахты.

– Вы имеете в виду мистера Бэлларда? – спросил Гаррисон.

– На встрече присутствовали мистер Бэллард, мистер Доббс, управляющий шахтой, мистер Камерон, инженер шахты, мистер Квентин, представитель профсоюза.

– И Вы находились там на протяжении всей встречи?

– Да, сэр.

– Тогда, мне кажется, мы можем рассматривать ваше свидетельство как информацию о том, что произошло на этой встрече, предмете нашего дальнейшего расследования. Однако пора завершить сегодняшнее заседание. Мы соберемся здесь в десять утра, и Вы, доктор Макгилл, снова будете свидетелем. Слушание заканчивается.

Участники расследования хлынули на мостовую улицы Армаг и начали рассеиваться. Дэн Эдвардс, немедленно устремившийся на поиски пива, остановился, когда Дэлвуд спросил:

– Кто эта высокая рыженькая, которая беседует с Бэллардом? Девушка с собакой.

Эдвардс вытянул шею.

– Боже мой! Да что там теперь происходит, черт возьми?

– Кто она?

– Лиз Петерсен, сестра Чарли и Эрика.

Дэлвуд смотрел, как Бэллард ласкает сенбернара и дружелюбно улыбается девушке.

– Похоже, они в хороших отношениях.

– Да, забавно! Чарли сделал все, чтобы прикончить Бэлларда, и сейчас ему не позавидуешь. Интересно, знает ли он, что Лиз подружилась с его врагом?

– Скоро мы это выясним, – сказал Дэлвуд. – Вон идут Чарли и Эрик.

Двое мужчин вышли из здания, обмениваясь короткими фразами. Чарли посмотрел вверх, и лицо его омрачилось. Он что-то проговорил брату и ускорил шаги, локтями прокладывая путь сквозь толпу на тротуаре. В этот момент подъехала машина, Бэллард сел в нее, и когда Чарли настиг сестру, его уже след простыл. Чарли начал что-то говорить сестре, и спор, казалось, затянулся.

Эдвардс наблюдал происходящее и сказал: – Если и не знал, то узнал сейчас. Скажу больше, это ему не понравилось.

– И собаке не нравится Чарли. Посмотри на нее.

Сенбернар оскалил зубы, и Лиз пришлось натянуть поводок и что-то резко приказать собаке.

Эдвардс вздохнул.

– Пойдем попьем пива.

Майк Макгилл вел машину. Он покосился на Бэлларда и снова переключил внимание на дорогу.

– Ну, так что ты думаешь?

– У тебя были хорошие показания. Очень четкие.

– Роландсон помог; он задавал нужные вопросы. В моей комедии он сыграл наивного простака. А ты все-таки не так хорошо держался.

– Я держусь.

– Проснись, Йен! Этот сукин сын Рикмен разделает тебя в пух и прах, если ты его не остановишь.

– Перестань, Майк, – коротко сказал Бэллард. – Я дико устал.

Макгилл прикусил губу и погрузился в молчание. Через десять минут он свернул с дороги и припарковал машину во дворе отеля.

– Ты почувствуешь себя лучше после холодненького пива, – сказал он. – В этом чертовом суде было так жарко. Идет?

– Ладно, – безучастно произнес Бэллард.

Они вошли в бар отеля, Макгилл заказал две кружки пива и отнес их к укромному столику.

– Здесь нам будет спокойно.

Он сделал глоток и застонал от наслаждения.

– Боже, как мне этого не хватало!

Он отпил еще.

– Ну и местечко этот зал суда! Кто его строил – Эдвард Исповедник?

– Это не зал суда – это что-то вроде провинциального здания парламента. Бывшего, разумеется.

Макгилл усмехнулся.

– Что мне в нем нравится, так это благочестивые изречения на витражах. Интересно, чья это идея?

И спросил так же спокойно:

– Чего хотела Лиз Петерсен?

– Просто пожелала мне удачи.

– В самом деле? – с иронией переспросил Макгилл. – Если так, то ей следовало бы разделать своего братца острым ножом.

Он посмотрел на запотевшие края кружки.

– Подумай сам, тупой нож может оказаться лучше. Юрист Петерсена просто доконал тебя утром.

– Я знаю, – Бэллард отпил глоток с видимым удовольствием. – Это не важно, Майк. И ты, и я знаем, что показания в нашу пользу.

– Ошибаешься, – решительно сказал Макгилл. – Свидетельство зависит от того, как преподнесет его юрист, а говоря о юристах, подумай хотя бы о Рикмене. Ты ведь знаешь, какой финт он провернул сегодня утром, не правда ли? Он хотел повернуть дело так, как будто ты пытаешься улизнуть. Черт, а ведь каждый в зале думал, что ты действительно собирался уехать из страны.

Бэллард потер глаза.

– Я говорил что-то Рикмену как раз перед началом заседания, и он меня неправильно понял, только и всего.

– Только и всего? Не может быть. Уж он-то такой ушлый парень, в зале суда он все понимает. Если он неправильно понял, значит, он хотел неправильно понять. И все-таки, что ты ему сказал?

Бэллард вынул бумажник и извлек листок. – Я уже уходил из отеля сегодня утром, когда мне передали это.

Он передал листок Макгиллу. – Мой дед умер!

Макгилл развернул телеграмму и прочитал.

– Прости, Йен; мне в самом деле очень жаль.

Он секунду помолчал.

– Эта Герриет – твоя мать?

– Да.

– Она хочет, чтобы ты возвращался домой?

– Еще бы, – с горечью сказал Бэллард.

– И ты показал это Рикмену?

– Да.

– И он, прикинувшись ангелочком, упрекнул тебя в том, что ты трус. Какого черта, Йен; он представляет вовсе не тебя. Он представляет компанию.

– Мои интересы – интересы компании.

– Ты ведь веришь тому, что сказал председатель комиссии, не правда ли? То есть все, что им нужно – это добиться истины. Так вот, может быть, это то, что думает Гаррисон, но не то, что нужно публике. Пятьдесят четыре человека погибли, Йен, и публике нужен козел отпущения. Президент вашей компании знает...

– Председатель.

Макгилл сделал нетерпеливый жест.

– К черту семантику. Председатель вашей компании это тоже понимает и, ручаюсь, сделает все, чтобы козлом отпущения не стала компания. Поэтому-то он и нанял этого пройдоху Рикмена, и если ты думаешь, что Рикмен помогает тебе, ты сошел с ума. Если компания сумеет выбраться, принеся тебя при этом в жертву, тогда это именно то, что они сделают.

Он стукнул по столу.

– Я прямо сейчас могу набросать тебе сценарий. Мистер Бэллард – новый сотрудник компании. Мистер Бэллард молод и неопытен. Вполне естественно ожидать, что в таком возрасте человек может совершать такие непростительные ошибки. И, конечно, эти ошибки мы вполне можем извинить его неопытностью.

Макгилл откинулся на спинку стула.

– К тому времени, как Рикмен разделается с тобой, он заставит каждого поверить, что ты устроил этот чертов обвал, а Петерсены с их мошенником-юристом наизнанку вывернутся, чтобы помочь ему.

Бэллард слегка улыбнулся.

– Воображение у тебя работает великолепно, Майк.

– Да не болтай чепуху! – воскликнул Макгилл с отвращением. – Давай возьмем еще пива.

– Моя очередь.

Бэллард встал и направился к бару. Вернувшись, он сказал:

– Значит, старикан отдал концы.

Он покрутил головой.

– Знаешь, Майк, это задело меня сильнее, чем я ожидал.

Макгилл налил себе еще пива.

– Судя по тому, как ты говоришь о нем, я удивляюсь, что ты вообще что-нибудь чувствуешь.

– О, он был сварливым старикашкой – упрямым и себялюбивым, но было в нем что-то...

Бэллард помотал головой.

– Не знаю.

– Что произошло с корпорацией твоих родителей. Как она называется?

– Бэллард Холдингс.

– Что будет с Бэллард Холдингс теперь, когда он умер? Ее тут же проглотят?

– Не уверен. Старик организовал Совет попечителей или что-то вроде того. Я никогда не пробовал разобраться в этом, знал, что все равно не удастся. Думаю, что все останется очень стабильным, потому что дядя Берт, дядя Стив и дядя Эд управляют делами так же, как и раньше. То есть плохо.

– Я не понимаю, почему пайщики мирятся с этим.

– Пайщики не имеют к делу ни малейшего отношения. Приведу тебе один факт из нашей финансовой жизни, Майк. Совсем не обязательно иметь пятьдесят один процент акций компании, чтобы ее контролировать. Достаточно тридцати процентов, если остальные акции разделены на мелкие части и твои юристы и бухгалтеры немного соображают.

Бэллард пожал плечами.

– В любом случае у пайщиков нет причин огорчаться; все компании Бэллардов делают прибыль, и те, кто покупает акции Бэллардов сегодня, отнюдь не склонны глубоко вникать, каким путем она достается.

– Конечно, – безучастно сказал Макгилл.

Это его не очень интересовало. Он наклонился вперед и предложил:

– Давай разработаем кое-какую стратегию.

– Что ты имеешь в виду?

– Я пытаюсь вычислить, как поступит Гаррисон. В логике ему не откажешь, и это нам на пользу. Завтра мне предстоит давать показания о встрече с управлением шахты. Почему именно мне?

– Гаррисон спрашивал, был ли ты там во время встречи, а ты был. Он выбрал тебя – ты уже стоял на трибуне, и не к чему было вызывать другого свидетеля. Во всяком случае, я так думаю.

Макгилл казался удовлетворенным ответом.

– Я тоже так считаю. Гаррисон сказал, что выслушает показания в хронологическом порядке, так он и делает.

– А что произошло после этой встречи?

– У нас была встреча с городским советом.

– И о чем Гаррисон будет меня спрашивать?

– Он спросит, присутствовал ли ты во время встречи, и тебе придется ответить «нет», потому что ты ушел с половины. Значит?

– Значит, я вызову следующего свидетеля и, зная, как поступит Гаррисон, думаю, что смогу угадать его.

– Кто же будет следующим свидетелем?

– Тури Бак, – сказал Макгилл. – Я хочу занести в протокол историю Хукахоронуи, только чтобы убедить их. Я хочу засвидетельствовать в протоколе удивительную тупость этого чертового городского совета.

Бэллард угрюмо заглянул в кружку.

– Я не хотел бы вмешивать сюда Тури.

– Но он сам этого хочет. Он уже предложил себя в качестве добровольного свидетеля. Он остановился здесь, у сестры в Крайстчерче, завтра утром мы подвезем его.

– Ладно.

– Теперь, смотри, Йен. Тури – старик, и враждебный перекрестный допрос может легко сбить его с толку. Нам придется позаботиться, чтобы вопросы были поставлены в должном порядке. Мы должны законопатить все так тщательно, чтобы никто – ни Лайалл, ни Рикмен – не смог найти ни малейшей щелки.

– Я составлю список вопросов для Рикмена, – сказал Бэллард.

Макгилл возвел глаза к небу.

– Неужели ты не соображаешь, что, если Рикмен начнет допрашивать Тури, он это будет делать крайне враждебно?

Бэллард коротко заметил:

– Рикмен представляет меня, и он последует моим указаниям.

– А если нет?

– Если нет, тогда я признаю, что ты прав, и это полностью развяжет мне руки. Мы посмотрим.

Он осушил кружку.

– Я весь липкий от пота; надо принять душ.

Когда они выходили из бара, Макгилл сказал:

– Кстати, о телеграмме. Ты ведь не собираешься возвращаться, не так ли?

– Ты имеешь в виду, не поспешу ли я домой к мамочке? – усмехнулся Бэллард. – Нет, пока Гаррисон – председатель комиссии. Сомневаюсь, чтоб даже моя матушка взяла верх над Гаррисоном.

– Твоя мать ведь не еврейка, правда? – с любопытством спросил Макгилл.

– Нет. Почему ты спросил?

– Просто принято считать, что у еврейских матерей очень сильный характер. Но, похоже, твоя мать может дать фору еврейской матери, и все-таки выиграет.

– Тут дело не в сильном характере, – рассудительно произнес Бэллард. – Это всего лишь откровенный моральный шантаж.