Текст книги "Письмо Виверо"

Автор книги: Десмонд Бэгли

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 23 страниц)

У него была с собой большая фляга, в которую вмещалось примерно полгаллона воды, и еще он нес рюкзак. Я обыскал его карманы и нашел там спички, сигареты, зловеще выглядящий кнопочный нож и еще кое-какие мелочи. Рюкзак содержал некоторые предметы одежды, не очень чистые, три банки говяжьей тушенки, плоскую буханку хлеба размером с обеденную тарелку и кусок вяленого мяса.

Я забрал все эти вещи и вернулся к Гарри.

– Теперь мы можем поесть, – сказал я.

Он медленно покачал головой.

– Я не голоден. Уходи поскорее отсюда, слышишь? Пока у тебя еще есть время.

– Не будь идиотом, – возмутился я. – Я не собираюсь бросать тебя здесь.

Его голова упала на бок.

– Поступай, как знаешь, – сказал он и судорожно закашлялся, его лицо исказилось в агонии.

Только тогда я понял, что он умирает. Лицо его сильно осунулось, резко обозначились скулы, и теперь вся голова походила на череп. Когда он кашлял, из его рта вылетали капельки крови, покрывая ржавыми пятнами зеленые листья. Я не мог просто уйти и оставить Гарри одного, независимо от того, какая опасность грозила мне со стороны чиклерос, поэтому я стоял рядом с ним и пытался его приободрить.

Он отказывался от пищи и воды, и у него начался бред; но примерно через час он пришел в себя и к нему вернулась способность говорить осмысленно. Он спросил:

– Ты когда-нибудь был в Туксоне, Джемми?

– Нет, не был.

– А ты сможешь там побывать?

Я сказал:

– Да, Гарри, я обязательно побываю в Туксоне.

– Повидай мою сестру, – попросил он. – Расскажи ей, почему я не вернулся.

– Я сделаю это, – пообещал я.

– У меня никогда не было жены, – признался он. – Или просто подруги – так чтобы надолго. Наверное потому, что я все время находился в разъездах. Но я и моя сестра были очень близки.

– Я обязательно повидаю ее, – сказал я. – Я все ей расскажу про тебя.

Он кивнул и закрыл глаза, ничего не сказав больше. Через полчаса он закашлялся и выплюнул изо рта большой сгусток темно-красной крови.

Через десять минут он умер.

Глава 10

1

Они преследовали меня, как гончие преследуют лису. Я никогда не испытывал особой привязанности к этому кровавому спорту, но мне пришлось преодолеть свое отвращение, поскольку не составило особого труда догадаться, что меня ждет в случае успешного окончания охоты. К тому же я испытывал дополнительные затруднения от того, что не знал местности, в то время как гончие охотились на знакомой территории. Это было весьма нервное и изматывающее занятие.

Все началось вскоре после того, как умер Гарри. Я немногое мог для него сделать, но мне не хотелось оставлять тело лесным пожирателям падали. Я начал рыть могилу, используя мачете Гарри, но вскоре обнаружил, что сразу под тонким слоем перегноя начинается сплошная скала, и был вынужден остановиться. В конце концов я оставил его лежать со скрещенными на груди руками, сказав напоследок «прощай».

Это, разумеется, была ошибка, так же как и попытка вырыть могилу. Если бы я оставил Гарри в том положении, в каком он умер, просто скрючившимся у ствола дерева, тогда, возможно, мне удалось бы ускользнуть незамеченным. Было бы найдено тело мертвого чиклеро, чуть подальше в джунглях тело Гарри; и оставь я все как есть, люди Гатта даже не заподозрили бы о моем существовании. Но покойник не станет делать попыток вырыть себе могилу и не будет обставлять свою кончину с такой тщательностью, поэтому охота началась.

Но может быть, я ошибался, поскольку та добыча, которой я поживился у мертвого чиклеро, была слишком ценной, чтобы ее просто так оставить. Я взял его винтовку, его рюкзак, содержимое его карманов, патронташ, набитый патронами, и прекрасное новое мачете, острое, как бритва, и гораздо лучшего качества, чем те, которыми я пользовался до сих пор. Я взял бы и его одежду, чтобы использовать ее в целях маскировки, если бы не услышал звуки голосов, доносящихся с тропы. Они спугнули меня, и я скользнул под защиту джунглей, намеренный удалиться на как можно большее расстояние от этих голосов.

Я не знаю, когда они обнаружили тела, прямо тогда или позднее, поскольку, торопясь убраться подальше, я вконец заблудился и проплутал остаток дня. Я знал только то, что тропа Гатта, ведущая в Уашуанок, находится где-то к западу от меня, но к тому времени, когда эта мысль пришла мне в голову, стало уже слишком темно для того, чтобы предпринимать какие-либо действия, и я провел ночь на дереве.

Как это ни странно, я находился в лучшем состоянии, чем когда-либо за все время с момента аварии вертолета. У меня была еда и почти три кварты воды, я стал более привычен к передвижению через лес и больше не делал лишних ударов мачете, и к тому же один человек может пройти там, где не могут двое, – особенно если один из них болен. Без бедного Гарри я стал более подвижен. И еще у меня появилась винтовка. Я не знал точно, что я намерен с ней делать, но оставил ее из общих соображений.

На следующее утро, как только стало достаточно светло, я направился на запад, надеясь выйти на тропу. Я проделал чертовски длинный путь и уже начал думать, что совершил ужасную ошибку. Я знал, что если не найду тропу, то никогда не найду и Уашуанока, и мои кости навсегда останутся где-то в джунглях, после того как иссякнут запасы еды и питья, так что мои тревоги были оправданны. Я не нашел тропы, но зато почти нарвался на пулю, после того как кто-то громко крикнул и выстрелил в меня.

Пуля прошла высоко, срезав листья с куста, а я взял ноги в руки и бросился бежать, стараясь поскорее убраться подальше. С этого момента началась странная неторопливая погоня во влажном зеленом сумраке тропического леса. Кустарник рос здесь настолько густо, что вы могли бы пройти на расстоянии вытянутой руки от человека и не узнать о его существовании, если, конечно, он оставался бы неподвижен. Мысленно поместите Хэмптонский лабиринт в одну из больших тропических оранжерей, такую, как Кью, населите его несколькими вооруженными головорезами, жаждущими убийства, и представьте, что вы – предмет их лишенного любви внимания, находитесь посередине, и у вас получится довольно точная картина происходящего.

Я старался двигаться как можно тише, но все мои знания о лесной жизни основывались на книгах Фенимора Купера, и мне плохо удавалось имитировать повадки бесшумного индейца. Впрочем, так же как и чиклерос. Они ломали ветки, перекрикивались друг с другом и сделали наугад несколько выстрелов, которые пришлись далеко мимо цели. Через некоторое время я начал приходить в себя от внезапного испуга, и у меня появилось убеждение, что если выбрать наиболее густой участок джунглей и просто встать там неподвижно, то я с таким же успехом смогу уйти от преследования, как если буду продолжать бежать.

Так я и сделал, и стоял, скрытый завесой листьев, с винтовкой в потных руках до тех пор, пока не стих шум погони. Но я не стал сразу же выходить из своего укрытия. Наибольшую опасность мог представлять человек, имеющий больше мозгов, чем другие, который делает то же самое, что и я, – просто стоит и тихо ждет, когда я появлюсь перед ним. Поэтому, прежде чем начать двигаться, я прождал целый час, а затем снова направился на запад.

На этот раз я нашел тропу. Я выскочил на нее совершенно неожиданно, но к счастью, на ней никого не оказалось. Я поспешно отступил назад и, посмотрев на часы, обнаружил, что уже шестой час и до наступления сумерек осталось не так много времени. Мне предстояло решить, стоит ли положиться на судьбу и снова воспользоваться тропой. Я чувствовал себя усталым и, возможно, из-за этого отчасти утратил способность рассуждать здраво, поскольку после недолгих раздумий я воскликнул вслух: «Да черт бы с ним!» и смело зашагал по тропе. Снова я испытал большое облегчение от ничем не скованной свободы передвижения. Мачете здесь не требовалось, поэтому я снял с плеча винтовку и, держа ее обеими руками, продвигался вперед с хорошей скоростью, сознавая, что каждый шаг приближает меня к Уашуаноку и безопасности.

На этот раз я застал врасплох чиклеро. Он стоял на тропе спиной ко мне, и я почувствовал запах вонючей сигареты, которой он дымил. Я уже осторожно пятился назад, когда он, по-видимому с помощью какого-то шестого чувства, догадался о моем присутствии и быстро повернулся. Я выстрелил в него, после чего он тут же упал на землю и, перекатываясь, исчез в зарослях кустарника. В следующую секунду раздался ответный выстрел, и пуля пролетела так близко, что я почувствовал у своей щеки вибрацию воздуха.

Я нырнул в укрытие и, услышав крики, бросился в лес. Снова началась эта фантастическая игра в кошки-мышки. Я подыскал себе очередное укрытие и замер в нем, как заяц в норе, надеясь, что охотники меня не найдут. Я слышал, как чиклерос рыщут где-то рядом, перекликаясь друг с другом, и в их голосах чувствовалась некоторая неуверенность, позволившая мне сделать вывод о том, что их сердца не расположены к охоте. В конце концов один из них был уже мертв, зарезанный весьма жестоким образом, и только что я попытался застрелить другого. Все это не могло вызвать большого энтузиазма, ведь они не знали, кто я такой, а проявив такую несомненную склонность к убийству, я, как они считали, вполне мог притаиться где-нибудь в засаде, поджидая удобного случая тихо удавить одного из них. Неудивительно, что они держались вместе и постоянно перекликались друг с другом – держаться вместе им было спокойнее.

С наступлением сумерек они прекратили поиски и убрались туда, откуда пришли. Я остался на месте и погрузился в размышления над одной серьезной проблемой, занявшись тем, что не имел возможности сделать в суматохе дневных событий. В течение дня я наткнулся на две группы чиклерос, и, как мне казалось, каждая из них состояла из трех-четырех человек. В то время как первый чиклеро – которого я убил – был один.

Кроме того, последняя группа не вела наблюдений за Уашуаноком и в то же время не оставалась в лагере Гатта, следовательно, их главная задача состояла в том, чтобы вести охоту за мной, иначе зачем им было оставаться на тропе? Весьма вероятно то, что Гатту удалось идентифицировать тело Гарри Ридера, и теперь у него появились вполне конкретные подозрения насчет того, кто был его напарником. Как бы то ни было, каждый раз, когда я пытался прорваться в Уашуанок, на моем пути кто-то появлялся и пытался меня остановить.

Я не испытывал иллюзий по поводу того, что со мной произойдет в том случае, если меня поймают. Человек, которого я убил, наверняка имел друзей, и будет бесполезно взывать к их снисхождению и пытаться объяснить, что я не собирался его убивать, а просто хотел ему помешать расколоть Гарри череп. Факт заключался в том, что я его убил, и от этого никуда не денешься.

Воспоминание о том, как выглядел мертвый чиклеро с мачете, торчащим из середины живота, вызвало у меня чувство тошноты. Я убил человека даже не зная, кто он такой и о чем он думает. Хотя он начал первый, выстрелив в нас, и в результате получил то, что заслужил, но все же, как ни странно, от этой мысли я не почувствовал себя лучше. Этот примитивный мир, в котором царил закон «убей или убьют тебя», был бесконечно далек от Кэннон Стрит и служащих в шляпах котелком. Какого черта маленький серый человек, подобный мне, делает здесь?

Но было не время предаваться философии, и я заставил себя вернуться к насущным проблемам. Каким образом я собирался пробраться в Уашуанок? Мне пришла в голову идея попробовать пройти по тропе ночью – как я уже однажды делал. Но будут ли чиклерос следить за ней ночью? Мне оставалось только попытаться это выяснить опытным путем. Было еще светло, и мне как раз хватило времени для того, чтобы выйти на тропу до наступления темноты. Передвигаться по джунглям ночью было невозможно, а идти по тропе оказалось ненамного легче, но, проявляя упорство, я медленно шел вперед, стараясь шуметь как можно меньше. Я испытал большое разочарование, увидев костер. Чиклерос расчистили небольшую поляну, а сам костер развели точно посередине тропы. Они сидели около огня, оживленно переговариваясь и, очевидно, не собирались ложиться спать. Сделать обход по лесу ночью было невозможно, и поэтому я осторожно отступил и, оказавшись вне пределов слышимости, врубился в джунгли и нашел себе дерево.

На следующее утро я первым делом забрался поглубже в лес и нашел себе еще одно дерево. Я выбрал его в результате долгих поисков, после чего на высоте сорока футов устроил что-то типа платформы, скрытой за слоем листьев настолько плотным, что мне совсем не было видно земли и соответственно с земли никто не смог бы разглядеть меня. Одно было несомненно – эти ребята не станут забираться на каждое дерево в лесу, чтобы посмотреть, не прячусь ли я на нем, и мне показалось, что здесь я могу чувствовать себя в безопасности.

Я устал – смертельно устал бежать и сражаться с этим проклятым лесом, устал от того, что в меня стреляют, и от того, что я вынужден стрелять в других людей, устал от недосыпания и от избытка адреналина, циркулирующего по моей кровеносной системе, и кроме того, я устал постоянно и непрерывно испытывать страх.

Может быть, маленький серый человечек внутри меня хотел убегать и дальше. Я не знаю – но мне удалось его переубедить, сказав себе самому, что я нуждаюсь в отдыхе. Я решил собрать силы для последнего броска. У меня оставалась кварта воды и немного пищи – достаточно на один день, если мне не придется слишком много бегать. Я собирался провести на дереве ближайшие двадцать четыре часа, чтобы отдохнуть, поспать и восстановить свои силы. За это время я съем всю пищу и выпью всю воду, после чего мне волей-неволей придется перейти к активным действиям, но до тех пор я собирался пребывать в праздности.

Может быть, это была уловка маленького серого человека, который мог перейти к действиям лишь после того, когда получит сильный толчок, и, вероятно, я подсознательно ставил себя в такие условия, чтобы голод и жажда придали мне необходимое ускорение; но сознательно я рассчитывал на то, что чиклерос, не обнаружив за последние двадцать четыре часа никаких следов моего существования, могут подумать, что я либо умер, либо ушел куда-нибудь еще. Я надеялся, достаточно безосновательно, что когда я слезу с дерева, они уже снимут осаду.

Так что я устроился поудобнее или, точнее, с теми удобствами, какие мог себе позволить, и занялся отдыхом. Я разделил еду на три части, а воду во фляге на три порции. Последняя доля предназначалась на завтрак перед самым уходом. Я также еще и поспал, и, насколько помню, последняя мысль, пришедшая мне в голову перед тем, как я погрузился в сон, была о том, как бы не захрапеть.

Большую часть времени я провел в дремотном состоянии, ни о чем не думая. Все события, связанные с Фаллоном и Уашуаноком, казались мне бесконечно далекими, а ферма Хентри существовала все равно что на другой планете. Осталась только обволакивающая меня вязкая зеленая жара тропического леса, и даже реальная угроза со стороны чиклерос стала выглядеть более отдаленной. Готов предположить, что если бы тогда меня осмотрел психиатр, он поставил бы диагноз шизофренического ухода от действительности. Должно быть, тогда я находился в состоянии крайнего упадка душевных сил.

Пришла ночь, и я снова заснул, на этот раз более глубоко, и, проспав до самого восхода, проснулся заметно посвежевшим. Думаю, ночной сон пошел мне на пользу, поскольку, пожевав вяленого мяса и доев остатки хлеба, я почувствовал себя совсем бодрым. С чувством отчаянного безрассудства я допил остатки воды из фляги. Сегодняшний день будет решающим для Джемми У ила – я отрезал все пути к отступлению и теперь мог двигаться только вперед.

Я решил не брать с собой фляги и рюкзак, и все, что у меня осталось, это раскладной нож в кармане, мачете и винтовка. Я собирался идти быстро и налегке. Я даже не взял патронташ, а просто насыпал в карман с полдюжины патронов. Я не представлял себя участвующим в длительной перестрелке, а если такое произойдет, то мне не помогут все боеприпасы в мире. Я полагаю, что патронташ и фляги до сих пор висят на том дереве – не могу себе представить, чтобы их кто-нибудь нашел.

Я спустился с дерева и спрыгнул на землю, не особенно тревожась, слышит меня кто-нибудь или нет, после чего начал прокладывать свой путь через лес по направлению к тропе. Когда я нашел тропу, то ни секунды не колебался, а просто повернулся и пошел по ней так, словно в этом мире у меня не было никаких забот. В одной руке я держал винтовку наперевес, а в другой сжимал мачете, и каждый раз, когда тропа поворачивала, я не беспокоился о том, чтобы замедлить шаг, а смело шел вперед.

Достигнув поляны, которую чиклерос расчистили для своего маленького лагеря, я остановился, почувствовав запах дыма. Мне не пришло в голову соблюдать осторожность при приближении, я просто вышел на открытое место, никого там не нашел и автоматически нагнулся, чтобы потрогать угли. Они были еще теплые, и когда я поворотил их мачете, угли слабо затлели. Это доказывало то, что чиклерос ушли отсюда не так давно.

Но в какую сторону? Вверх по тропе или вниз по тропе? Меня это не особенно интересовало, и я продолжил свой путь в том же темпе, делая большие шаги и стараясь идти побыстрее. И мне это удавалось. Я сверился с картой и попытался проследить по ней маршрут моих блужданий в течение тех дней, когда меня преследовали. Это казалось почти невозможным, но, судя по моим расчетам, до Уашуанока оставалось три мили, и я не собирался больше сворачивать с тропы, пока до него не доберусь.

Дураки часто бросаются туда, где боится появиться ангел смерти, но также существует еще и то, что называют дурацкое везение. В последнее время эти ублюдки постоянно преследовали меня, и я, до смерти перепугавшись, был вынужден бежать, скрываться и изворачиваться изо всех сил. Теперь, когда мне стало на все наплевать, я сам заметил их первый. Точнее, я услышал, как они болтают на испанском, приближаясь ко мне по тропе, поэтому просто отступил в сторону, углубившись на несколько шагов в джунгли, и дал им пройти.

Их было четверо, все они имели оружие и выглядели довольно зловеще, небритые и одетые в униформу чиклерос – грязно-белый костюм. Когда они проходили, я услышал, как кто-то упомянул сеньора Гатта, вслед за чем последовал взрыв смеха. Затем они скрылись из виду, и я вышел из-за укрытия. Если бы они были на это настроены, то им не составило бы большого труда меня заметить, поскольку я отошел от тропы не слишком далеко, однако, проходя мимо, они даже не повернули головы. Я уже достиг той стадии, когда на все становится наплевать.

Но, продолжив путь, я стал чувствовать себя спокойнее. Было маловероятно, что еще кто-нибудь попадется мне навстречу, и я удлинил шаг, чтобы оторваться от любого чиклеро, который мог бы догнать меня сзади. Это требовало больших усилий на такой жаре, и вся вода, выпитая мной с утра, выступила на моем теле в виде пота, но я безостановочно шагал вперед и поддерживал такой убийственный темп в течение следующих двух часов.

Неожиданно тропа резко повернула налево, протянулась еще на сто ярдов и закончилась. Я остановился, не зная, куда идти, и тут внезапно увидел человека, лежащего на вершине бугра справа от меня. Он смотрел куда-то вдаль через полевой бинокль. Я судорожно вскинул винтовку и в тот же момент он наполовину повернул голову и небрежно спросил через плечо:

– Es usted, Pedro?[5]5
  Это вы, Педро? (исп.)


[Закрыть]

Я облизал губы.

– Si![6]6
  Да! (исп.)


[Закрыть] – ответил я, надеясь, что это правильный ответ.

Он снова прижал бинокль к глазам и возобновил свое наблюдение за тем, что находилось по другую сторону бугра.

– Tiene usted fosforos у cigarrillos?[7]7
  У вас есть спички и сигареты? (исп.)


[Закрыть]

Я не понял его слов, но было очевидно, что это вопрос, поэтому я снова ответил «Si!» и, храбро забравшись на бугор, остановился прямо над ним.

– Gracias, – сказал он. – Que hora es?[8]8
  Спасибо. – Который час? (исп.)


[Закрыть] – Он положил свой бинокль и повернулся посмотреть на меня точно в тот момент, когда я опустил на его голову приклад винтовки. Приклад попал ему в лоб прямо над правым глазом, и его лицо исказилось от внезапной боли. Я снова поднял винтовку и обрушил ее вниз с неожиданной для себя яростью. Вот что было уготовано Гарри. Чиклеро издал звук средний между стоном и хрипом, скатился с бугра и неподвижно замер.

Я бросил на него безучастный взгляд и пнул носком ботинка. Он не пошевелился, поэтому я повернулся, чтобы посмотреть, за чем он наблюдал. Отдаленный на четверть мили открытого пространства, передо мной лежал Уашуанок и Лагерь-Три. Я смотрел на него, наверное, так, как израильтяне смотрели на Землю Обетованную: слезы навернулись мне на глаза и, сделав несколько нетвердых шагов вперед, я издал хриплый крик в сторону отдаленных человеческих фигурок, снующих возле домиков.

Я неуклюже побежал и обнаружил, что, по-видимому, все силы внезапно покинули мое тело. Я чувствовал себя до смешного слабым и в то же время легким, жизнерадостным и необыкновенно просветленным. Я не знаю, был ли человек, которого я оглушил – или убил, единственным чиклеро, наблюдающим за лагерем, или у него имелись компаньоны. Несомненно, для человека с винтовкой не составило бы большого труда выстрелить мне в спину, пока я, запинаясь, брел по направлению к домикам, но выстрела не последовало.

Я увидел большую фигуру Джо Рудетски, повернувшегося чтобы посмотреть на меня и издавшего слабый крик удивления. Затем последовал небольшой пробел, после чего я обнаружил, что лежу на земле и смотрю снизу вверх на лицо Фаллона, принявшее озабоченное выражение. Он что-то говорил, но я не слышал его слов, потому что кто-то стучал по моим барабанным перепонкам. Его голова съежилась, а потом вдруг раздулась до огромных размеров, после чего я вновь потерял сознание.