Текст книги "106 тысяч за голову"

Автор книги: Дэшилл Хэммет

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 3 страниц)

– Ох! Ну чего ко мне все лезут? – прохныкала она и поежилась. – Гнусная штука – жизнь.

Я сел на стульчик возле белой кровати и погладил ее по плечу, закрытому простыней.

– В чем дело? – Я сам удивился тому отеческому тону, каким мне удалось это произнести. – Почему ты хотела умереть, Анжела?

Слова, просившиеся наружу, блестели у нее в глазах, тревожили лицевые мышцы, кривили рот – но и только. Те слова, которые она произнесла, прозвучали равнодушно, но с какой-то неохотной решительностью:

– Нет. Вы сыщик. Я воровка. Мне к вам дороги нет. Никогда про меня не скажут...

– Ладно! Ладно! – Я сдался. – Только, ради Бога, не заставляй меня снова слушать этические рассуждения. Я могу тебе чем-нибудь помочь?

– Нет, спасибо.

– Ты ничего не хочешь мне сказать?

Она покачала головой.

– Ты себя лучше чувствуешь?

– Да. За мной следили? Иначе вы бы не узнали так быстро.

– Я сыщик – я все знаю. Не балуйся.

Из больницы я пошел во Дворец юстиции, в бюро уголовного розыска. За столом капитана сидел лейтенант Дафф. Я рассказал ему о том, как Анжела бросилась в воду. Когда я закончил, он спросил:

– Есть предположения, почему она так поступила?

– Она с большим заскоком, не поймешь. Пусть ее заберут за бродяжничество.

– Ну? Я думал, вы хотели ее выпустить, чтобы потом ловить.

– Эта затея себя исчерпала. Попробуем посадить ее на тридцать суток. Большая Флора ждет суда. Анжела знает, что Флора была среди тех, кто убил ее Пэдди. А Флора, может быть, не знает Анжелу. Посмотрим, что может выйти за месяц их сожительства.

– Это можно, – согласился Дафф. – У Анжелы нет видимых средств существования, и нечего ей прыгать в общественные заливы. Я передам куда следует.

Из дворца юстиции я пошел в гостиницу на Эллис-стрит, где остановился Том-Том Кери. Его не было. Я передал, что вернусь через час, и потратил этот час на еду. Когда я вернулся в гостиницу, высокий смуглый человек сидел в вестибюле. Он отвел меня к себе в номер и угостил ужином, апельсиновым соком и сигарами.

– Анжелу Грейс видели? – спросил я.

– Да, вчера вечером. Ходила по кабакам.

– Сегодня ее видели?

– Нет.

– Сегодня под вечер она хотела утопиться.

– Да бросьте. – Он как будто слегка удивился. – И что?

– Ее выловили. Ничего страшного.

Тень, мелькнувшая в его глазах, могла выражать и легкое разочарование.

– Девчонка со странностями, – заметил он. – Не скажу, что Пэдди проявил плохой вкус, когда ее подобрал, но она чудачка!

– Как идет охота на Пападопулоса?

– Идет. А вы зря нарушаете слово. Вы мне почти обещали, что за мной не будет хвоста.

– У меня есть начальство, – извинился я. – Иногда я хочу не того, чего оно хочет, но вам это не должно очень мешать – вы же можете потерять его?

– Угу. Этим и занимаюсь. Но страшно надоедает: вскакиваешь в такси, выскакиваешь, убегаешь через черный ход...

Мы говорили и пили еще несколько минут, а потом я покинул номер Кери и гостиницу, пошел в аптеку, позвонил из автомата Дику Фоули домой, дал ему адрес смуглого человека и описал внешность.

– Дик, мне не надо, чтобы ты следил за Кери. Выясни, кто пытается за ним следить, и этого возьми под наблюдение. До утра просохнуть успеешь и приступай.

Так кончился этот день.

Утро было дождливое и пробуждение неприятное. Может быть, из-за погоды; может быть, я чересчур порезвился накануне; так или иначе, порез на спине ощущался как полуметровый нарыв. Я позвонил доктору Канова, жившему подо мной, и попросил осмотреть рану перед уходом на работу. Он сменил повязку и велел мне денька два не перетруждаться. После того как он поковырялся в спине, мне стало легче, но я позвонил в агентство и сказал Старику, что, если ничего волнующего не произойдет, я побуду сегодня на положении больного.

Весь день я просидел в кресле перед газовым камином с чтением и сигаретами, то и дело гасшими из-за сырости. Вечером я по телефону организовал компанию для покера, но больших переживаний в игре на мою долю не выпало – ни в отрицательном смысле, ни в положительном. Кончил я с пятнадцатью долларами выигрыша, что было на пять долларов меньше, чем стоимость выпивки, которую я поставил своим гостям.

На другой день спине моей стало лучше – да и сам день тоже. Я отправился в агентство. На столе у меня лежала записка: звонил Дафф – Анжела Грейс Кардиган арестована за бродяжничество, месяц тюрьмы. Лежала и привычная стопка отчетов из разных отделений – их агенты по-прежнему не могут напасть на след Пападопулоса и Нэнси Риган. Пока я листал их, вошел Дик Фоули.

– Засек его, – доложил он. – Тридцать-тридцать два года. Метр шестьдесят восемь. Пятьдесят восемь – пятьдесят девять кило. Светлые песочные волосы. Глаза голубые. Лицо худое, ободрано. Пакость. Живет в меблирашках на Седьмой улице.

– Что он делал?

– Хвостом за Кери один квартал. Кери стряхнул его. Искал Кери до двух ночи. Не нашел. Домой. Следить дальше?

– Ступай в его клоповник и узнай, кто он.

Маленький канадец ушел на полчаса.

– Сэм Арли, – сказал он, вернувшись. – Здесь – шесть месяцев. Якобы парикмахер – когда работает, – если вообще работает.

– У меня насчет Арли две догадки, – сказал я Дику. – Первая: это он порезал меня прошлой ночью в Сосалито. Вторая: с ним что-то случится.

Тратить слова понапрасну было не в правилах Дика, и он ничего не ответил.

Я позвонил в гостиницу Тома-Тома Кери и вызвал его к телефону.

– Приходите сюда, – пригласил я смуглого человека. – У меня для вас новости.

– Сейчас, только оденусь и позавтракаю, – пообещал он.

– Когда Кери уйдет отсюда, пойдешь за ним, – сказал я Дику, повесив трубку. – Теперь, если Арли за него зацепится, может получится дело. Постарайся это увидеть.

Затем я позвонил в бюро уголовного розыска и условился с сержантом Хантом зайти на квартиру к Анжеле Грейс Кардиган. После этого я занялся бумажками, а немного позже Томми объявил, что пришел смуглый человек из Ногалеса.

– Этот жук, который следит за вами, – сообщил я ему, когда он сел и начал изготовлять самокрутку, – парикмахер по фамилии Арли. – И я рассказал ему, где живет Арли.

– Да. С худым лицом, блондинчик?

Я воспроизвел портрет, данный Диком.

– Он самый, – сказал Том-Том Кери. – Что-нибудь еще о нем знаете?

– Нет.

– Вы посадили Анжелу Грейс.

Это не было ни вопросом, ни обвинением, поэтому я не ответил.

– Тоже неплохо, – продолжал высокий человек. – Мне все равно пришлось бы от нее отделаться. Когда я начну его арканить, она со своей дуростью только будет путаться под ногами.

– И скоро это будет?

– Это зависит от того, как получится. – Он встал, зевнул и расправил широкие плечи. – Но кто решит не есть, покуда я его не поймаю, тот от голода не умрет. Зря я упрекнул вас, что вы за мной следите.

– Ничего, переживу.

– Пока, – сказал Том-Том Кери и лениво вышел вон.

Я поехал во Дворец юстиции, забрал там Ханта, и мы вместе отправились в меблированные комнаты на Буш-стрит, где жила Анжела Грейс Кардиган. Управляющая – сильно накрашенная толстуха с жестким ртом и мягким взглядом – уже знала, что ее жилица за решеткой. Она с готовностью отвела нас в квартиру девушки.

Хозяйкой Анжела оказалась не важной. В комнатах было чисто, но все вверх дном. Раковина в кухне полна грязной посуды. Складная кровать застелена кое-как и даже хуже. Одежда и мелкие женские принадлежности висели повсюду от ванной до кухни.

Мы спровадили управляющую и основательно обыскали квартиру. Узнали все, что можно, о гардеробе Анжелы и многое о ее привычках. Но ничего указывающего в сторону Пападопулоса не нашли.

Никаких известий о тандеме Кери – Арли ни в конце дня, ни к вечеру я не получил, хотя ждал звонка Дика все время.

В три часа ночи телефон на тумбочке оторвал мое ухо от подушки. Я услышал голос маленького канадца.

– Арли выбыл, – сказал он.

– Насовсем?

– Да.

– Как?

– Со свинцом.

– Нашего приятеля?

– Да.

– До утра терпит?

– Да.

– Увидимся в конторе. – И я опять уснул. Я пришел в агентство в девять часов, и один из служащих только что кончил

расшифровывать ночной отчет лос-анжелесского агента, посланного в Ногалес. Телеграмма была длинная и давала пищу уму.

В ней говорилось, что Тома-Тома Кери на границе хорошо знают. Около полугода он занимался перевозками через нее: оружия – на юг, алкоголя и, возможно, наркотиков и иммигрантов – на север. Перед отъездом на прошлой неделе он наводил справки о некоем Хенке Барроузе. Приметы этого Хенка Барроуза совпадали с приметами Х. – Ф. Барроуза, разрезанного на ленточки, выпавшего из окна гостиницы и умершего.

Лос-анжелесскому агенту не удалось собрать много сведений о Барроузе – только что он явился из Сан-Франциско, пробыл на границе всего несколько дней и, по-видимому, в Сан-Франциско отбыл. Ничего нового об убийстве Ньюхолла агент не выяснил – все данные указывали на то, что его пытались захватить мексиканские патриоты, он оказал сопротивление и был убит.

Пока я читал это, в кабинет вошел Дик Фоули. Когда я кончил, он дополнил жизнеописание Тома-Тома Кери своими данными.

– Провожал его отсюда. В гостиницу. Арли на углу. Восемь часов, Кери вышел. Гараж. Прокатная машина без шофера. Обратно в гостиницу. Выписался. Два чемодана. Через парк. Арли за ним на драндулете. Моя телега – за Арли. По бульвару. За городом – на поперечную дорогу. Темно. Пусто. Арли жмет на газ. Нагоняет. Трах! Кери тормозит. Стреляют оба. Арли выбыл. Кери назад в город. Гостиница «Маркиз». Записывается Джордж Ф. Дэнби, Сан-Диего. Комната шесть-два-два.

– Том-Том обыскал Арли, когда застрелил?

– Нет. Не притронулся.

– Вот как? Возьми с собой Мики Линехана. Не спускайте с Кери глаз. Если смогу, вечером пришлю кого-нибудь сменить вас с Мики, но он должен быть под наблюдением двадцать четыре часа в сутки, до тех пор пока... – Я не знал, до каких пор, и поэтому замолчал.

С новостями Дика я отправился в кабинет к Старику, изложил их там и закончил:

– По словам Дика, Арли выстрелил первым, так что для Кери это будет самообороной, но дело наконец сдвинулось с мертвой точки, и я ни в коем случае не хочу его замедлять. Поэтому денек-другой нам лучше не рассказывать, что мы знаем об этой перестрелке. Если окружному прокурору станет известно, как мы себя ведем, это нашей дружбы не укрепит, но, по-моему, игра стоит свеч.

– Как вам угодно, – согласился Старик, протягивая руку к зазвонившему телефону.

Он сказал два слова в трубку и передал ее мне. Звонил сержант Ханг.

– Флора Брейс и Грейс Кардиган перед рассветом бежали из тюрьмы. Очень может быть, что они...

– Исчезли бесследно? – спросил я.

– Пока что никакой ниточки нет, но...

– Подробности расскажешь, когда увидимся. Спасибо. – И я повесил трубку. – Анжела Грейс и Большая Флора бежали из городской тюрьмы, – сообщил я Старику.

Он вежливо улыбнулся, как будто это мало его касалось.

– Вы радовались тому, что дело наконец-то сдвинулось с мертвой точки, – пробормотал он.

Расправив лицо и улыбнувшись, я буркнул: «Может быть», ушел к себе в кабинет и позвонил Франклину Эллерту. Шепелявый адвокат сказал, что будет рад меня видеть, и я отправился к нему в контору.

– Итак, что нового вы мне можете сообщить? – с нетерпением спросил он, когда я уселся перед его столом.

– Кое-что. Человек по фамилии Барроуз тоже был в Ногалесе во время убийства Ньюхолла и тоже сразу после этого приехал в Сан-Франциско. Кери выследил здесь Барроуза. Вы читали о том, как по улице шел голый изрезанный человек?

– Да.

– Это был Барроуз. Затем в игру вступает новый человек – парикмахер Арли. Он следил за Кери. Вчера ночью на пустынной дороге южнее города Арли стрелял в Кери. Кери убил его.

Глаза старого адвоката выкатились еще на один сантиметр.

– На какой дороге? – задыхаясь спросил он.

– Вам точно назвать место?

– Да!

Я подтянул к себе его телефон, позвонил в агентство, попросил прочесть отчет Дика и назвал адвокату место.

Это произвело на него впечатление. Он вскочил с кресла. Морщины на его лице блестели от пота.

– Мисс Ньюхолл там одна! Это мешто меньше чем в километре от ее дома!

Я нахмурился и постучал полушариями друг об дружку, но ни к какому выводу не пришел.

– А если я пошлю человека присмотреть за ней? – предложил я.

– Великолепно! – Его встревоженное лицо разгладилось, так что на нем осталось не больше пятидесяти или шестидесяти морщин;

– Ей хочетша побыть там одной пошле смерти отца, наедине шо швоим горем. Вы пошлете надежного человека?

– По сравнению с ним Гибралтарская скала – осиновый листок на ветру. Дайте мне для него рекомендательную записку. Его зовут Эндрю Макэлрой.

Пока адвокат писал записку, я снова позвонил в агентство и попросил телефонистку разыскать Энди и сказать ему, что он мне нужен. Перед тем, как вернуться в агентство, я пообедал. Энди уже ждал меня на месте.

Энди Макэлрой был человек-валун, не очень высокий, но почти квадратный и крепкий – как в смысле физическом, так и в смысле лба. Угрюмый суровый мужчина с воображением арифмометра. Я даже не уверен, что он умел читать. Но я был уверен, что, если Энди прикажут что-то сделать, он сделает это, и ничего другого. Другого он придумать не сможет.

Я дал ему записку адвоката для мисс Ньюхолл, сказал, куда ехать и что делать, и с этой минуты о мисс Ньюхолл мог уже не заботиться.

Трижды в конце дня я получал донесения от Дика Фоули и Мики Линехана. Том-Том Кери ничего выдающегося не предпринимал, хотя купил в спортивном магазине на Маркет-стрит две коробки патронов 11,17 миллиметров.

В вечерних газетах появились фотографии Большой Флоры Брейс и Анжелы Грейс Кардиган с заметками об их побеге. Факты в них выглядели неправдоподобно, как всегда выглядят в газетных заметках. На другой странице сообщалось, что в глухом месте, на дороге найден убитый парикмахер. Прострелены голова и грудь – в общей сложности четыре пули. По мнению окружных властей, он погиб, сопротивляясь грабителям, но бандиты бежали, ничего не взяв.

В пять часов в дверь заглянул Томми Хаул.

– К вам опять этот Кери.

– Давай его сюда, – сказал я веснушчатому парню. Смуглый человек вошел не торопясь, сказал: «Привет», сел и свернул коричневую самокрутку.

– У вас на вечер особенных дел нет? – спросил он, закурив.

– Таких, чтобы не отложить их ради чего-то лучшего, нет. Гостей собираете?

– Угу. Надумал. Только не гостей, а в гости к Папе-до-полу. Поедете со мной?

Настал мой черед сказать:

– Угу.

– Я подберу вас в одиннадцать – на углу Ван-Несс и Гири, – с растяжкой сказал он. – Только компания будет тесная: вы и я... и он.

– Нет, с нами должен быть еще один. Я его приведу.

– Мне это не нравится. – Том-Том Кери медленно покачал головой и благодушно нахмурился, не вынимая изо рта самокрутку. – Вас, сыщиков, получается больше. Должно быть один на один.

– Нас не получится больше, – объяснил я. – Этот фрукт, которого я беру, – ни на моей стороне, ни на вашей. И вам не повредит, если будете присматривать за ним так же внимательно, как я, – постарайтесь, если можно, чтобы он не оказался ни у вас, ни у меня за спиной.

– Тогда на кой вы его тащите?

– Колесики в колесиках, как сказано в Писании. – Я улыбнулся.

Смуглый человек опять нахмурился, уже не так дружелюбно.

– Сто шесть тысяч долларов награды – я ни с кем делиться не намерен.

– Справедливо, – согласился я. – Кого я приведу, требовать долю не будет.

– Поверю вам на слово. – Он встал. – Так мы должны приглядывать за этим малым, да?

– Если хотим, чтоб все прошло благополучно.

– Положим, он станет мешать нам, валять дурака. Мы его можем делать или только скажем: «Бяка! Бяка!»?

– Ему тоже придется рисковать.

– Годится. – Его жесткое лицо опять стало добродушным, когда он повернулся к двери. – В одиннадцать на углу Ван-Несс и Гири.

Я вошел в комнату оперативников, где, развалясь в кресле, Джек Конихан читал журнал.

– Надеюсь, вы придумали мне какое-нибудь дело, – приветствовал он меня. – У меня пролежни от этого кресла.

– Терпение, сынок, терпение – вот чему надо научиться, если хочешь стать сыщиком. Мне, например, когда я был парнишкой твоих лет и только поступил в агентство, мне повезло...

– Ой, не надо опять, – взмолился он. Но тут же его молодое миловидное лицо стало серьезным. – Не понимаю, почему вы держите меня на насесте. Кроме вас, я единственный, кто хорошенько разглядел Нэнси Риган. Казалось бы, вы меня должны послать на розыски.

– То же самоё я сказал Старику, – сочувственно ответил я. – Но он боится тобой рисковать. Он говорит, что за все пятьдесят лет слежки он никогда не видел такого красивого агента, вдобавок модника, светского мотылька и наследника миллионов. Он считает, что мы должны беречь тебя как рекламный образчик и не подвергать...

– Идите к черту! – Джек покраснел.

– Но я убедил его, и на сегодня он разрешил вынуть тебя из ваты, – продолжал я. – Поэтому встречай меня на углу Ван-Несс и Гири без чего-нибудь одиннадцать.

– Дело? – Он весь был нетерпение.

– Может быть.

– Что будем делать?

– Захвати свою хлопушку. – В голову мне пришла мысль, я ее выразил вслух. – И пожалуй, нарядись как следует – вечерний костюм.

– Смокинг?

– Нет, торжественнее – все, кроме цилиндра. Теперь о твоем поведении: ты не агент. Я не вполне себе представляю, кто ты, но это не имеет значения. С нами будет Том-Том Кери. Веди себя так, как будто ты не мой друг и не его – как будто нам обоим не доверяешь. Мы с тобой будем осторожничать. Если что-то спросит, а ты не знаешь ответа, прячься за враждебностью. Но на Кери чересчур не наваливайся. Понял?

– Кажется... да. – Он говорил медленно, наморщив лоб. – Я должен вести себя так, как будто еду с вами по одному делу, но в остальном мы не друзья. Так?

– Точно. Держи ухо востро. Ты всю дорогу будешь плавать в нитроглицерине.

– Что затевается? Будьте человеком, намекните хотя бы.

Я ухмыльнулся ему снизу. Он был гораздо выше меня.

– Мог бы, – признался я, – но боюсь, что это тебя отпугнет. Так что лучше я ничего не скажу. Радуйся жизни, пока можешь. Пообедай как следует. Многие приговоренные, кажется, любят плотно позавтракать яичницей с ветчиной перед тем, как их поведут к веревке. На обед тебе, наверное, этого не захочется, но...

Без пяти одиннадцать Том-Том Кери подъехал в большой открытой машине к углу, где мы с Джеком ждали его в тумане, облегавшем нас, как влажная шуба.

– Залезайте, – велел он, когда мы подошли к мостовой.

Я открыл переднюю дверь и знаком пригласил Джека. Он начал свой маленький спектакль: ответив мне холодным взглядом, открыл заднюю дверь.

– Я сяду сзади, – сказал он без обиняков.

– Здоровая мысль. – И я уселся рядом с ним.

Кери обернулся на сиденье, и они с Джеком долго глядели друг на друга. Я ничего не сказал, не познакомил их. Закончив разглядывать парня, смуглый человек перевел взгляд с его воротничка и галстука – фрак был виден из-под пальто – на меня, ухмыльнулся и протянул:

– Ваш друг в ресторане подает?

Я рассмеялся, потому что негодование, от которого потемнело лицо Джека и даже открылся рот, было натуральным, а не наигранным. Я толкнул его ногой. Он закрыл рот, ничего не сказал, посмотрел на Тома-Тома Кери и на меня, словно мы были представителями какого-то низшего вида животных.

Я улыбнулся Кери и спросил:

– Мы ждем, когда нам подадут бензин?

Он сказал, что нет, перестал разглядывать Джека и тронулся с места. Мы проехали через парк, по бульвару. Машины – и встречные, и шедшие впереди – возникали из ночного тумана и снова растворялись. Наконец город остался позади, туман рассеялся, и дорогу залил лунный свет. Я не оглядывался назад, но знал, что где-то там едет Дик Фоули с Мики Линеханом.

Том-Том Кери свернул с бульвара на дорогу, ровную и хорошую, но малоезжую.

– Не здесь ли где-то убили вчера ночью человека? – спросил я.

Кери кивнул, не повернув головы, а когда мы проехали еще с полкилометра, сказал:

– Вот здесь.

Теперь мы ехали чуть медленнее, и Кери выключил фары. По дороге, наполовину серебряной от луны, наполовину серой от тени, километра полтора машина едва ползла. Мы остановились под высокими кустами, затенявшими часть дороги.

– Все на берег, кому сходить, – сказал Том-Том Кери и вылез из машины. Мы с Джеком последовали за ним. Кери снял пальто и кинул на сиденье,

– Дом за поворотом, в стороне от дороги, – сказал он нам. – Луна, черт бы ее взял! Я рассчитывал на туман.

Я ничего не ответил. Джек тоже. Лицо у парня было бледное и взволнованное.

– Пойдем напрямик, – сказал Кери и направился через дорогу к высокой проволочной изгороди.

Он перелез через изгородь первым, потом Джек, потом... меня остановил звук чего-то двигавшегося по дороге нам навстречу. Двоим за забором я дал знак затихнуть, а сам укрылся под кустом. Приближавшиеся шаги были легкие, быстрые, женские.

В лунном свете перед нами появилась девушка. Девушка лет двадцати с небольшим, ни высокая, ни маленькая, ни худая, ни пухлая. В короткой юбке, в свитере, с непокрытой головой. На ее белом лице, в торопливых движениях был ужас – но и кое-что, кроме него: там было больше красоты, чем привык видеть немолодой сыщик.

Когда она заметила в тени очертания автомобиля, она резко остановилась и охнула, едва сдержав крик. Я вышел вперед и сказал:

– Здравствуйте, Нэнси Риган.

На этот раз она не сдержала крика. А потом, если лунный свет не обманывал мои глаза, она меня узнала, и ужас стал уходить с ее лица. Она протянула ко мне обе руки, и в этом жесте было облегчение.

– Ну? – Медвежье рычание исходило от человека-валуна, возникшего из темноты у нее за спиной. – В чем дело?

– Здравствуй, Энди, – сказал я валуну.

– Здрасьте, – эхом откликнулся Макэлрой и застыл.

Энди всегда делал то, что ему велели делать. Ему велели охранять мисс Ньюхолл. Я посмотрел на девушку, потом снова на него.

– Это – мисс Ньюхолл? – спросил я.

– Она, – проурчал он. – Я приехал, как вы велели, а она говорит, что я ей не нужен – не пустила меня в дом. Но о том, чтобы возвращаться, вы не говорили. Я расположился во дворе, болтался тут, поглядывал, что и как. Потом увидел, что она вылезла через окно и пошел следом – вы же велели за ней присматривать.

Том-Том Кери и Джек Конихан вернулись на дорогу, подошли к нам. У смуглого человека в руке был автоматический пистолет. Глаза девушки были прикованы к моим. На остальных она не обращала внимания.

– Что происходит? – спросил я ее.

– Не знаю, – пролепетала она, стоя ко мне вплотную и держась обеими руками за мою руку, – Да, я Анна Ньюхолл. Не знаю. Я думала, это просто забава. А когда поняла, что нет, уже не могла от них избавиться.

Том-Том Кери буркнул и нетерпеливо завозился. Джек Конихан пристально смотрел в сторону дороги. Энди Макэлрой стоял равнодушно, дожидаясь, что ему прикажут делать дальше. Девушка ни разу не перевела взгляда с меня на кого-нибудь из них.

– Как вы с ними связались? – спросил я. – Быстро говорите.

Я велел девушке говорить быстро. И она говорила.

Двадцать минут она стояла передо мной и сыпала словами, останавливаясь только тогда, когда я ее перебивал, чтобы вернуть рассказ в нужное русло. Он был путаный, местами почти нечленораздельный, не всегда правдоподобный, но на протяжении всей ее речи меня не оставляло чувство, что она пытается сказать правду – почти везде.

И ни на секунду она не сводила с меня глаз. Будто боялась посмотреть куда-нибудь еще.

Два месяца назад поздно ночью эта дочка миллионера в компании еще трех молодых людей возвращалась домой после какого-то светского развлечения на побережье. Кто-то предложил остановиться в придорожном ресторанчике, где обычно собиралась опасная публика. Опасность, конечно, и привлекла их – для них она была более или менее в новинку. Той ночью они насладились ею сполна: не просидев и десяти минут в притоне и не успев даже ничего понять, они были втянуты в драку.

Кавалер осрамился перед девушкой, показав себя не в меру трусливым. Он позволил Рыжему О'Лири уложить себя на колено и отшлепать и ничего после этого не сделал. Другой молодой человек вел себя не намного храбрее. Девушка, уязвленная их малодушием, подошла к рыжему великану, который разгромил ее кавалеров, и сказала ему во всеуслышание: «Не будете ли так добры подвезти меня домой?»

О'Лири с радостью согласился. Она рассталась с ним за квартал или два от своего городского дома. Сказала ему, что ее зовут Нэнси Риган. Возможно, он не совсем ей поверил, но никаких вопросов никогда ей не задавал, о делах ее разузнать не пытался. Несмотря на разницу в общественном положении, у них завязалась настоящая дружба. Он был бесподобный хулиган и поэтому представлялся ей фигурой романтической. Он влюбился в девушку, знал, что ему до нее – как до луны, и она легко справлялась с ним, покуда речь шла об их отношениях.

Они часто встречались. Он водил ее по всем притонам в районе залива, знакомил с медвежатниками, бандитами, аферистами, рассказывал немыслимые истории из преступной жизни. Она знала, что он вор, знала, что он участвовал в ограблении национального банка и «Золотых ворот». Но все это представлялось ей каким-то театром. Не тем, чем было на самом деле.

Глаза у нее открылись в тот вечер, когда у Лароя на Рыжего напали налетчики: она поняла, что Рыжий помог Пападопулосу и остальным обмануть сообщников. Но – поздно, выпутаться она не могла. Когда я продырявил ее кавалера, она вместе с ним угодила в берлогу Пападопулоса. Там она увидела, что собой представляют эти романтические разбойники, с кем она связалась.

К тому времени, когда Пападопулос улизнул вместе с ней, она уже вполне проснулась, прозрела, закрыла этот опасный романчик с уголовным миром. Так она думала. Она в самом деле думала, что Пападопулос – запуганный старичок, раб Флоры, безобидный старый недотепа, и чуть ли не одной ногой в могиле, и никакого зла от него быть не может. Он скулил и был насмерть испуган. Он умолял девушку не покидать его в беде, со слезами на морщинистых щеках просил спрятать его от Флоры. Она увезла его в свой загородный дом и позволила возиться в саду, вдали от любопытных глаз. Она и не подозревала, что он с самого начала знал, кто она такая, и навел ее на мысль об этом убежище.

Она продолжала верить в его невиновность даже тогда, когда в газетах написали, что это он был командиром армии налетчиков, когда за его поимку назначили вознаграждение в 106 тысяч долларов. Он ее убедил, что Флора и Рыжий просто все свалили на него, чтобы отделаться более легким приговором. Напуганный суетливый старичок – как ему не поверить?

Потом ее отец погиб в Мексике, горе заставило ее забыть почти обо всем остальном – до нынешнего дня, когда в доме появилась Большая Флора с какой-то девушкой, по всей видимости Анжелой Грейс Кардиган. Флору она боялась смертельно еще в их первую встречу. Теперь испугалась еще больше. Вскоре она поняла, что Пападопулос не раб Флоры, а хозяин. Она увидела старого коршуна в натуральном обличии. Но на этом ее прозрение не закончилось.

Анжела Грейс неожиданно попыталась убить Пападопулоса. Флора ее одолела. Озлобленная Грейс сказала им, что она подруга Пэдди. А потом крикнула Анне Ньюхолл: «А ты, дура чертова, не знаешь, что они убили твоего отца? Не знаешь?..»

Большая Флора схватила Анжелу за горло и не дала договорить. Она связала Анжелу и повернулась к Анне.

– Ты влипла, – грубо сказала она. – Ты увязла по уши. От нас тебе хода нет – только знаешь куда. Вот такие дела, моя милая. Если нас со стариком возьмут, обоим петля. И ты покачаешься вместе с нами. Я уж постараюсь. Делай что тебе велят, и мы вылезем. Начнешь дурака валять – я с тебя шкуру спущу.

После этого девушка мало что запомнила. У нее сохранилось смутное воспоминание о том, как она подошла к двери и сказала Энди, что не нуждается в его услугах. Сделала она это механически, даже без понуканий большой блондинки, стоявшей у нее за спиной. Позже, все в том же страшном помрачении, она вылезла в окно своей спальни, спустилась по увитой виноградом стене террасы и побежала прочь от дома, по дороге, неизвестно куда, лишь бы скрыться.

Вот что я узнал от девушки. Она не все это рассказала. Словами она рассказала только часть. Я дорисовал недостающее, сопоставив ее слова, ее интонации, выражение лица с тем, что я уже сам знал и о чем мог догадаться.

И ни разу на протяжении всего разговора ее глаза не оторвались от моих. Она ни разу не показала, что замечает присутствие других людей, стоящих тут жена дороге. Она смотрела мне в лицо с отчаянным упорством, словно боялась не смотреть, и руки ее цеплялись за мои так, как будто она думала, что провалится сквозь землю, если отпустит.

– Что с вашими слугами? – спросил я.

– Их здесь больше нет.

– Пападопулос уговорил отделаться от них?

– Да... несколько дней назад.

– Значит, кроме Пападопулоса, Флоры и Анжелы Грейс, никого в доме нет?

– Да.

– Они знают, что вы сбежали?

– Не знаю. Вряд ли. Я довольно долго сидела у себя в комнате. По-моему, они решили, что теперь я буду послушной и сама ничего не осмелюсь сделать.

Меня раздражало, что я гляжу в глаза девушки так же неотрывно, как она на меня, а когда пытаюсь отвести взгляд, мне это дается с трудом. Я оторвал от нее взгляд, отнял у нее свои руки.

– Остальное можете рассказать мне позже, – проворчал я и отвернулся, чтобы дать указание Энди Макэлрою. – Оставайся здесь с мисс Ньюхолл, пока мы не вернемся из дома. Устраивайтесь в машине поудобнее.

Девушка взяла меня за локоть.

– А меня?.. Вы меня?..

– Мы сдадим вас в полицию, да, – пообещал я.

– Нет! Нет!

– Не будьте ребенком, я вас умоляю. Вы не можете разгуливать с шайкой головорезов, впутываться в разные преступления, а потом, когда споткнулись, сказать: «Извините, пожалуйста» – и идти на все четыре стороны. Расскажете всю историю в суде, включая то, что мне не рассказали, – возможно, вас отпустят. Но убей меня Бог, если я знаю, как вам избежать ареста. Пошли, – сказал я Джеку и Тому-Тому Кери. – Надо шевелиться, если хотим застать людей дома.

Подойдя к изгороди, я оглянулся и увидел, что Энди посадил девушку в машину и сам влезает за ней.

– Минутку, – сказал я Джеку и Кери, которые уже двинулись через поле к дому.

– Придумал, как еще убить время, – проворчал смуглый человек.

Я опять пересек дорогу, подошел к машине, тихо и быстро заговорил с Энди:

– Где-то поблизости должны болтаться Дик Фоули и Мики Линехан. Как только мы скроемся, отыщи их. Передай мисс Ньюхолл Дику. Скажи, чтобы взял ее с собой и дул отсюда к телефону – пусть поднимет шерифа. Скажи Дику, чтобы сдал девушку шерифу, а тот держал ее до приезда сан-францисской полиции. Скажи ему, чтобы больше никому девушку не отдавал – даже мне. Понял?

– Понял.

– Хорошо. Когда объяснишь ему это и сдашь девушку, бери Мики Линехана и как можно скорее к дому Ньюхолла. Думаю, нам понадобятся все, кого можем собрать, – и понадобятся немедленно.