Текст книги "Дамаск"
Автор книги: Дэрил Грегори
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 3 страниц)
Дэрил Грегори
Дамаск[1]1
"Damascus", by Daryl Gregory. Copyright © 2006 by Spilogale, Inc. First published in The Magazine of Fantasy & Science Fiction, December 2006. Reprinted by permission of the author.
[Закрыть]
I
Первое, что почувствовала Паула, когда пришла в себя, – трепет его ладони в своей. Она лежала на каталке в машине «скорой помощи» и не могла шелохнуться: к рукам были пристегнуты какие-то пластиковые штуки наподобие наручников, грудь стягивал широкий ремень: видимо, врачи приняли все меры, чтобы больная случайным или намеренным рывком не сбила поставленную ей капельницу. Паула вела себя тихо только по одной причине: он был с ней. Его голубые глаза смотрели на нее из-под неровно обесцвеченной челки, бледные щеки покрывала многодневная щетина. Казалось, воздух вокруг него светится от его любви к Пауле: так леденеет морская вода вокруг айсберга.
Наконец машина остановилась у больницы, и санитары повезли Паулу в приемный покой. Он и тут не оставил ее: шел рядом с носилками, гладил по плечу. Паула никогда не работала в приемном покое, но знала в лицо многих здешних врачей и медсестер. Она сосредоточилась, несколько раз глубоко вздохнула, чувствуя, как при этом на груди растягивается и ослабляется ремень, а потом невозмутимо заявила санитарам, что с ней все в порядке и она, пожалуй, уже в состоянии идти домой. Их, судя по всему, такой поворот событий не слишком устраивал, по крайней мере, расстегивать стягивавшие ее ремни они не торопились. Окончательное решение оставалось за лечащим врачом.
К Пауле подошла старшая медсестра – ей полагалось беседовать со вновь поступающими пациентами. Это была довольно смуглая, дородная, рано поседевшая женщина. Паула забыла ее имя, хотя прежде они были знакомы, ведь когда-то Паула тоже работала в этой больнице. Потом ее, правда, уволили. А вот сейчас она вернулась сюда уже в новом качестве – как пациент.
– Расскажите, Паула, что с вами сегодня произошло, – ледяным тоном обратилась к ней медсестра.
Они не очень-то ладили, когда были коллегами. С Паулой тогда вообще нелегко было иметь дело.
– Мне вдруг стало нехорошо, голова закружилась, – ответила она.
– Говорят, это был припадок, – вмешался один из санитаров. – Парни из Красного Креста сказали, у нее начались сильные судороги, так что им пришлось положить ее на землю и держать, чтобы она случайно обо что-нибудь не поранилась. Спазмы продолжались минут пять-шесть, а потом подъехала наша бригада, мы забрали ее и привезли сюда. Ей вкололи десятипроцентный раствор лоразепама, и по дороге в больницу она пришла в себя.
– Уже второй случай эпилепсии за дежурство, – пожаловалась медсестра.
Паула удивленно посмотрела на нее. Неужели сюда привезли кого-нибудь из обитательниц желтого коттеджа? Или это кто-то из новообращенных? Она покосилась на своего хранителя, стоящего возле каталки: он смотрел на нее добрым радостным взглядом и выглядел очень спокойным. События развивались так, как он задумал, все происходящее было частью его замысла, раскрывать который он, видимо, не собирался. По крайней мере пока.
Медсестра заметила, что Паула отвлеклась, и окончательно посуровела.
– Сейчас вас осмотрит врач, – предупредила она.
– Но мне уже намного лучше, – попыталась остановить ее Паула.
Медсестра сделала вид, что не слышит.
Наконец Паулу освободили от ремней, которыми она была пристегнута к носилкам, и перенесли на кровать в смотровую. Санитар положил на тумбочку ее сумку и попрощался:
– Ну, всего хорошего, удачи!
Вспомнив, что лежит в сумке, Паула уставилась на нее, но потом быстро отвела взгляд: ни в коем случае нельзя привлекать внимание окружающих к этому безобидному на вид ридикюльчику.
– Спасибо! И простите, что вам пришлось со мной повозиться, – ответила женщина.
Медсестра принесла ей анкету пациента.
– Думаю, вы еще помните, как это заполнять, – сказала она. – А что у вас с рукой?
Тут Паула поняла, что ее пальцы сами собой сжались в кулак. Она изо всех сил старалась их расслабить, но они отказывались повиноваться. В последнее время такое происходило довольно часто. И почему-то всегда с левой рукой.
– Это все от нервов, – пояснила она.
Медсестра задумчиво кивнула, но явно не поверила. Поняв, что Паула тем не менее в состоянии заполнить анкету, она ушла.
А тот, кто был с молодой женщиной все это время, остался. Он сел на стул возле ее кровати и вытянул перед собой босые грязные ноги. Он улыбался, и невольно верилось, что все будет хорошо.
«Я с тобой, Паула. Я всегда буду с тобой».
II
Самым любимым альбомом Ричарда был «In Utero» группы «Nirvana». Именно этот диск она сожгла первым.
Ричард ушел в пятницу, а в понедельник подал на развод, твердо намереваясь добиться опеки над дочерью. Клэр тогда было десять, она росла необщительной и замкнутой. Паула, впрочем, скорее сожгла бы дом и себя вместе с ним, чем позволила забрать у нее ребенка. После ухода мужа ей доставляло странное удовольствие уничтожать то, что Ричард любил больше всего. Получив повестку на слушание по делу об опеке, она принялась сбрасывать с полок его диски, кассеты и пластинки. Их у Ричарда было очень много – огромные стеллажи высились вдоль стен в гостиной и занимали половину подвала. Сотни дисков с грохотом обрушились на пол и образовали огромную кучу. Она вынесла их на задний двор. Клэр плакала, протестовала, пыталась помешать ей и спасти хоть что-нибудь из отцовских сокровищ, так что в конце концов пришлось запереть ее в спальне.
Потом Паула вышла во двор, облила гору дисков зажигательной смесью, нашла в гараже канистру с бензином, выплеснула и его туда же. На самый верх этой груды она положила диск «Нирваны».
В огне пластиковые футляры оглушительно трещали и лопались. Впрочем, пламя продержалось недолго – компакт-диски горят не слишком хорошо. После них в ход пошли книги и музыкальные журналы Ричарда.
Проезжавшие мимо полицейские заметили дым, остановились и сообщили ей, что жечь мусор на территории города запрещается.
Паула рассмеялась в ответ:
– Вы правы, черт возьми! Это действительно самый настоящий мусор!
Уж кто-кто, а она не могла позволить каким-то полицейским указывать, что ей делать, а что нет. Между тем из соседних домов на них начали таращиться любопытные. «Да пошли они все», – думала Паула.
Она жила на окраине Филадельфии, в районе, который считался довольно разномастным: тут селились и негры, и латиносы, попадались азиаты и арабы. Совсем новенькие коттеджи с уютными двориками, выложенными яркой плиткой с мексиканским орнаментом, соседствовали с притонами наркоманов и какими-то уж совсем ветхими лачугами. Паула переехала сюда из пригорода, потому что так захотел Ричард, и никак не могла ему этого простить. Еще до рождения Клэр она заставила мужа сделать сигнализацию и поставить на все окна решетки. Ей все время казалось, что их дом – это крепость, которую вот-вот пожелают взять штурмом весьма плотно населяющие этот район уголовники и психи.
Соседи из желтого коттеджа напротив легко могли сойти и за тех и за других. Их канареечный домик как две капли воды походил на дом Паулы: такое же крыльцо, такая же островерхая крыша, такие же узкие сводчатые окна. Однако если дом, в котором жила Паула, был благородного синего цвета, то его близнец на противоположной стороне улицы был выкрашен в сумасшедший лимонно-желтый тон, который оттеняли ярко-оранжевые водостоки и ослепительно-белые оконные рамы и дверные проемы.
В доме жили не то пять, не то шесть женщин самых разных национальностей. Паула то и дело видела кого-нибудь из них в окнах дома или в саду. Безработные они, что ли? Женщины вроде бы были еще совсем не старые, но почему-то все передвигались с трудом, а одна из них ходила, опираясь на трость. Паула была медсестрой, и двенадцатилетний опыт работы подсказывал ей, что все они страдают каким-то нейромышечным расстройством. Это мог быть, например, рассеянный склероз в ранней стадии. Вероятно, желтый коттедж служил чем-то вроде приюта для страдающих этим заболеванием.
Иногда Паула встречала соседок на улице: выглядели они обычно будто не от мира сего, иногда она даже слышала, как они разговаривают сами с собой. Однако стоило им заметить девушку, как они тут же начинали улыбаться ей, правда, как-то странно и натянуто. Они всегда были приветливы и с Паулой, и с Ричардом, но особенно им нравилась Клэр: к девочке они обращались в особой манере – говорили медленно и сосредоточенно, как обычно разговаривают с детьми школьные учителя или глубокие старики. Одна из них, высокая худая женщина по имени
Стеф, судя по характерному цвету лица, преждевременно состарившаяся из-за постоянного употребления метамфетамина, стала особенно внимательна к Пауле после ухода Ричарда. Соседка приносила молодой женщине и ее дочке домашнюю еду: фасолевый суп в пластиковых мисках, кукурузную кашу с мясом, свежий хлеб.
– Уж я-то знаю, каково это: растить ребенка одной, – как-то сказала она.
Паула оставляла Стеф посидеть с Клэр несколько дней в неделю и даже иногда разрешала ей брать девочку с собой в магазин и на прогулки в парк. В глубине души Паула знала, что все это сочувствие оказывается ей неспроста. Наконец его причина дала о себе знать в форме неожиданной проповеди.
– Мне тоже в этой жизни пришлось несладко, – как-то вечером разоткровенничалась Стеф, дождавшись, когда Клэр уйдет к себе в комнату слушать музыку.
Женщины сидели на кухне, ели сырные булочки, испеченные кем-то из обитательниц желтого коттеджа, Стеф запивала их вином, Паула потягивала виски. И тут Стеф принялась рассказывать про свое наркоманское прошлое, про подлых дружков, про вечные проблемы с деньгами.
– Бывали минуты, когда мне больше всего на свете хотелось вскрыть себе вены. Если бы Христос не пришел в мою жизнь, я бы наверняка так и сделала.
«Ну вот, приехали», – подумала Паула. Она молча допивала виски и слушала, как Стеф разглагольствует о том, насколько легче становится жить человеку, когда он понимает, что он не один, что его любят, что о нем заботятся.
– Свой Иисус – для каждого из нас, – подытожила Стеф. – Так, кажется, поется в той песне?[2]2
«Personal Jesus», с альбома «Violator» 1989 г. группы «Depeche Mode».
[Закрыть]
Паула отлично знала эту песню. Ричарду страшно нравилось слушать подобное старье. У него в коллекции, помнится, даже был ремейк этого хита в исполнении Джонни Кэша.[3]3
Джон Р. Кэш (1932–2003) – американский певец в стиле кантри.
[Закрыть] Вот только коллекция Ричарда, не без помощи Паулы, обратилась в золу.
– Нет уж, спасибо, обойдусь, – попробовала отшутиться Паула. – Мужчинам больше нет места в моей жизни.
Стеф не обиделась. Она продолжала приходить к ним, они все так же мило беседовали. Постепенно Паула привыкла к Стеф, потому что, не будь у нее такой доброй соседки, в отсутствие Ричарда она ни за что не справилась бы с домашним хозяйством, не смогла бы как следует присматривать за Клэр. И уж конечно, у нее не было бы никакой возможности побыть одной, а сейчас ей это требовалось как никогда. Паула вполне отдавала себе отчет в том, что женщины из желтого коттеджа – сумасшедшие сектантки, однако считала их безвредными. По крайней мере, она старалась внушить себе веру в их безвредность. Так было до тех пор, пока однажды вечером, вернувшись домой, Паула не обнаружила, что Клэр пропала.
III
Паула отлично знала, что следует делать, чтобы поскорее выйти из больницы. Правила игры предельно просты: нужно как можно меньше говорить, вести себя как ни в чем не бывало, стараться не смотреть на то, чего не видят другие. Она была уверена, что результаты анализа крови у нее окажутся в норме. Врачам не останется ничего другого, как пожать плечами и отпустить ее домой не позднее полудня.
Лечащий врач ее, однако, удивил. Им оказался мистер Лауден, невысокий, очень аккуратный мужчина, всегда безупречно, чуть ли не до синевы, выбритый. Медсестры, помнится, относились к нему неплохо: он, конечно, особенно не блистал, но зато и не зазнавался, был, в общем, довольно хорошим специалистом и никогда не затягивал процесс лечения. Но тут на Лаудена что-то нашло: случай Паулы, похоже, не на шутку заинтересовал его. С утра он велел сделать ей УЗИ, томографию и энцефалографию, потом пригласил на консилиум коллег.
В совещании участвовали четверо врачей: двое неврологов, психиатр и эпидемиолог (последнюю Паула не знала). Каждый по очереди осматривал пациентку и задавал стандартные вопросы: как давно у нее наблюдаются припадки? Что она во время них ощущает? Знает ли она кого-нибудь еще с такими же симптомами? Ее тщательно осмотрели, проверили активность рефлексов и скорость прохождения нервных импульсов и несколько раз задали вопрос: «У вас нет галлюцинаций? Может быть, вы видите людей, которых никто, кроме вас, не видит?»
Паулу это очень развеселило, ведь ее хранитель все это время сидел на краешке кровати, держа ее руку в своей руке. Как можно его не видеть?
По-настоящему неожиданными для Паулы оказались только вопросы, которые задала ей эпидемиолог.
– Вы едите мясо? – спросила она.
Паула кивнула в знак согласия.
И тогда врач, эта невозмутимая женщина с квадратным лицом и короткими каштановыми волосами, учинила Пауле настоящий допрос. Доктора интересовало все: какое мясо ела Паула в последнее время, как часто она его ела, готовила ли она его сама или заказывала в ресторане и так далее. Эпидемиолог тщательно записывала ответы Паулы.
Ближе к вечеру ее перевели в другую палату, где находилась еще одна пациентка – уже немолодая женщина по имени Эстер Уинн, настоящая южанка, при макияже и прическе, словно только ожидавшая удобного случая, чтобы отключить капельницу и направиться в какой-нибудь роскошный ресторан.
В тот вечер, прежде чем уйти домой, доктор Лауден еще раз заглянул к Пауле. Он сел на край кровати, задумчиво провел рукой по седеющей шевелюре.
– Мне кажется, ты не все нам рассказала, Паула, – начал он. От усталости врач выглядел немногим лучше, чем его пациентка.
– Вроде бы мне больше нечего вам сказать, – отозвалась Паула. За спиной у Лаудена ее невидимый друг одобрительно кивнул и улыбнулся.
Лауден тоже улыбнулся, но как-то грустно и скептически.
– Паула, ты должна понять, что нам тут не до шуток. Ты уже десятая пациентка с такими симптомами, и это только в нашей больнице. Такие же случаи зарегистрированы во всех клиниках города. Многие из моих коллег считают, что это эпидемия. Нам нужна твоя помощь, чтобы разобраться, с чем мы имеем дело.
– Доктор, как вы думаете, это заразно?
Он в раздумье почесал подбородок, потом отвел взгляд.
– Скорее всего, нет. У тебя ведь нет ни температуры, ни признаков воспаления – не похоже, чтобы это была вирусная или бактериальная инфекция.
– Тогда что со мной?
– Мы сами толком не знаем, – признался врач.
Он явно скрывал от нее правду, разговаривал с ней, как с дурочкой.
– Однако симптомы твоей болезни, как мне кажется, вполне подлежат лечению. Завтра мы постараемся поставить окончательный диагноз, но пока я думаю, это очень похоже на ВЭ, височную эпилепсию. Ну, это когда отдельные участки мозга…
– Можете не объяснять мне, что такое эпилепсия.
– Да, конечно. В общем, данные томографии, как бы это сказать, отклоняются от нормы…
Он как-то неуверенно пожал плечами, потом достал из папки несколько скрепленных листов и протянул Пауле.
– Я тут принес тебе кое-какой материал, прочти. Может быть, мы вместе скорее разберемся, что с тобой происходит.
При этом голос его звучал не слишком убедительно. Паула взяла бумаги. Это была распечатанная информация с какого-то медицинского сайта.
– Ознакомься с этим, а завтра мы… Да, заходите, пожалуйста. – Последнее относилось к медсестре, которая пришла дать Пауле лекарство.
Лауден, кажется, обрадовался возможности сменить тему.
– Это топамакс, антиэпилептическое средство.
– Я не стану его принимать, – воспротивилась Паула.
В ее жизни давно уже не было места ни таблеткам, ни алкоголю.
– Поверь мне, я бы не прописал тебе этот препарат без необходимости, – убеждал ее Лауден.
Этакий врач-профессионал. Сама забота.
– Мы хотим избежать новых нервных и сосудистых спазмов, которые могут вызвать припадки вроде сегодняшнего. Ты ведь не хочешь упасть в обморок и получить сотрясение мозга?
От этих дурацких объяснений, предостережений и ласкового тона Паула взбесилась.
Ее невидимый хранитель пожал плечами. Подумаешь, какой-то там врач. Не стоит обращать на него внимания. Все идет, как задумано.
Тогда Паула смирилась, приняла таблетки, запила их водой.
– Когда вы меня выпишете? – поинтересовалась она. Лауден встал, собираясь уходить.
– Завтра утром поговорим. Мне кажется, нам придется сделать еще несколько анализов.
Может быть, врачи не хотят отпускать ее домой, потому что все-таки думают, что это заразно? Может, как сказал Лауден, они боятся начала эпидемии?
Паула покорно кивнула. Лаудена это несколько успокоило, и он направился к двери. Когда он был уже на пороге, Паула спросила его:
– Почему доктор Геррхардт, или как ее там, спросила меня, ем ли я мясо?
Лауден обернулся.
– Ее фамилия Геррхольц. Она не из нашей больницы.
– А что она тогда тут делает?
– Ее прислали сюда из ЦЭНа, – ответил он таким будничным тоном, как будто Центр эпидемиологического надзора постоянно рассылал своих специалистов по больницам, направо и налево. – Не бери в голову, у них работа такая – задавать странные вопросы. Мы постараемся выписать тебя как можно скорее.
IV
Когда Паула вернулась домой в тот вечер, входная дверь оказалась не заперта, а в комнатах горел свет. Было только начало восьмого, но в ноябре в это время уже довольно темно. Паула бегала по комнатам, звала Клэр. Девочка получила самые подробные инструкции: она знала, что, вернувшись из школы, нужно как следует запереть входную дверь и отвечать на звонки, только если на определителе номера высвечивается номер мобильного или рабочего телефона матери. Наверняка Ричард забрал ее. Даже добившись частичной опеки, он не успокоился, ему все мало.
И тут на кухонном шкафчике между стопкой тарелок и открытой коробкой кукурузных хлопьев она заметила записку. Паула узнала почерк Стеф.
Молодая женщина решительно направилась к желтому коттеджу, изо всех сил забарабанила в дверь. Открыла Стеф.
– Привет, у нас все нормально, – поспешила она успокоить рассерженную Паулу. – Клэр уже сделала уроки и сейчас смотрит телевизор.
Паула не слушала, она метнулась мимо нее в гостиную с обшарпанной мебелью и выцветшими ковриками на полу. В комнатах горели все лампы, их яркий свет отражался на всех гладких поверхностях: на дубовом паркете, натертом до блеска, на свежеокрашенных молочного цвета стенах, на оконных стеклах. Из кухни доносился приятный запах каких-то экзотических специй – там явно готовили ужин. Паула вдруг поняла, что она очень голодна, – с самого утра ничего не ела.
Клэр сидела на полу перед телевизором, на овальном коврике ручной вязки. Ее сиреневый рюкзак лежал перед ней на полу. Девочка смотрела какую-то передачу про животных и одновременно слушала музыку в CD-плеере. У нее за спиной на диване лежала худая негритянка лет пятидесяти – шестидесяти.
– Клэр! – позвала Паула.
Девочка притворилась, что не слышит.
– Клэр, я с тобой разговариваю, сейчас же сними наушники! Она старалась говорить строго, но спокойно, как и положено хорошей матери.
– Я, кажется, говорила тебе, чтобы ты не выходила из дома? Девочка даже не посмотрела на нее.
– У вас по соседству, в зеленом коттедже, что-то случилось, туда приехала полиция, – начала объяснять Стеф.
Зеленый коттедж и впрямь был тот еще притон. Перед ним вечно парковались байкеры, дом был в ужасном состоянии. Паула не сомневалась, что там торгуют наркотиками.
– Я решила пойти проведать вашу дочь, увидела, что бедняжка напугана, и пригласила ее к нам. Я сказала ей, вы не будете на нее сердиться.
– До тебя невозможно дозвониться, – сказала Клэр, даже не повернувшись и так и не сняв наушники. Видимо, решила показать характер. Думает, в гостях Паула не станет ее ругать.
– Надо было продолжать звонить до тех пор, пока я не отвечу, – негодовала Паула.
На самом деле она забыла включить телефон, когда закончила дежурство в больнице. После работы Паула зашла в какой-то бар, немного выпила, посидела там с полчаса, а потом поехала домой и добралась не позже обычного.
– Ты не должна никуда уходить из дома! – строго повторила она.
Тут опять вмешалась Стеф. Она взяла Паулу под локоть и указала ей на женщину, лежащую на диване.
– Познакомься, Паула, это Мэрили.
Похоже, Мэрили была не в состоянии встать с дивана. На столике у изголовья Паула увидела стакан с водой, носовой платок и пачку салфеток. Возле дивана стояла пластиковая урна. Мэрили полулежала на подушках, укрытая белой простыней. Ее ноги были как-то неловко подогнуты, а левой рукой она обхватила себя за шею, при этом рука ее все время дрожала, словно испуганный зверек. Женщина смотрела на экран телевизора и при этом так блаженно улыбалась, словно наблюдала самое прекрасное зрелище на земле.
Стеф тронула Мэрили за плечо, та медленно отвела взгляд от телевизора.
– Мэрили, это Паула.
Мэрили протянула Пауле здоровую руку, но не совсем удачно: намного правее, чем надо. Потом рука вообще отказалась повиноваться своей хозяйке и принялась раскачиваться в воздухе. Паула кое-как дотянулась до дрожащей ладони и слегка пожала ее. На ощупь кожа была сухая и очень холодная.
Женщина улыбнулась и сказала что-то на непонятном языке. Паула вопросительно посмотрела на Стеф, и тогда Мэрили вполне отчетливо произнесла:
– Я тебя съем.
– Что вы сказали?
Паула не поверила собственным ушам.
– Это традиционная форма приветствия в ее племени, – пояснила Стеф. – Мэрили родом из Папуа – Новой Гвинеи. Кстати, Мэрили, а ведь Паула – мама твоей любимицы Клэр.
– Ах да, конечно, – с трудом выговорила Мэрили. Она как-то уж слишком интенсивно артикулировала, а ее губы постоянно норовили расплыться в улыбке, мешая правильно произносить слова. – Какая милая девочка, – продолжала она, причем было непонятно, кого она имеет в виду: Клэр или Паулу. Потом ее левая рука, обнимавшая шею, сама собой соскользнула, словно шарфик, и упала на грудь. Мэрили опустилась на подушки и, по-прежнему безмятежно улыбаясь, уставилась в телевизор.
«Да что с ней такое, черт возьми?» – подумала про себя Паула
– Мы собираемся ужинать, поешьте с нами, – предложила Стеф.
– Нет, мы, пожалуй, пойдем, – отказалась Паула.
На самом деле ей очень хотелось остаться. Дома холодильник был совсем пуст. А тут в воздухе витали такие невероятные кулинарные ароматы…
– Оставайтесь, – настаивала Стеф, – вам же вроде всегда нравилась наша стряпня.
Это была чистая правда. Весь прошлый месяц Паула и Клэр питались в основном тем, что приносила им Стеф.
– Ладно, мы останемся, только недолго, – согласилась Паула. Стеф проводила их в столовую. Почти всю комнату занимал длинный стол под белой скатертью, накрытый на десятерых. При этом за столом еще оставалось немного свободного места.
– Сколько вас здесь? – поинтересовалась Паула.
– Семеро, – ответила Стеф, проходя в кухню.
– А у вас тут совсем не тесно.
Паула села к столу и увидела перед собой высокую зеленую бутылку.
– Можно мне вина? – попросила она. Ей вдруг очень захотелось выпить чего-нибудь покрепче.
– Сейчас-сейчас, – заторопилась Стеф.
Она вернулась в столовую, неся стаканы. Вместе с ней к гостям вышла молоденькая негритянка лет восемнадцати-девятнадцати. Она представилась, но Паула не расслышала, как ее зовут: не то Таня, не то Тоня. В руках она держала огромную голубую тарелку с маисовыми лепешками. Паула не раз видела эту девушку: та часто прогуливалась с ребенком мимо их дома. На улице сразу бросалось в глаза, что молодая мама хромает, но здесь, в доме, это было почти незаметно.
Стеф налила всем вина, но не села: она стояла и словно ждала чего-то, потом вздохнула и выдержала паузу. Больше никто в столовую не шел.
– Прошу всех к столу, – наконец сказала Стеф достаточно громко, чтобы Мэрили тоже могла слышать.
Тоня – да, ее точно звали Тоня, – взяла лепешку и передала тарелку дальше. Паула принялась за еду. Лепешки оказались особенно вкусные: они были с начинкой из сметаны, сальсы и помидоров. Еще в начинку были добавлены кусочки мяса, так тщательно выдержанного в каком-то особом маринаде, что Паула так толком и не поняла, что это было: не то свинина, не то курица, не то соевый заменитель.
Тоня и Стеф все время смотрели на Паулу. Их лица были непроницаемы, но молодой женщине казалось, что они как будто чего-то ждут. Паула облизала остатки соуса с губ.
– Спасибо большое, очень вкусно, – поблагодарила она радушных хозяек.
Стеф улыбнулась и подняла бокал.
– На здоровье! – ответила она.
Тоня повторила этот не то вежливый ответ, не то тост. Паула тоже подняла бокал, и они выпили. Вино по вкусу чем-то напоминало бренди, но при этом было густое и очень сладкое. Тоня кивнула в ее сторону и что-то прошептала. Стеф принялась толковать с Мэрили на непонятном языке. Потом Паула заметила, что Стеф с трудом сдерживает слезы, и ей стало не по себе.
– В чем дело? – встревожилась она.
Ей вдруг расхотелось есть и пить. Она поставила стакан на стол. Тут явно было что-то не так. Паула в задумчивости смотрела на горку маисовых лепешек и темное вино в бокалах. Что-то ей все это напоминало. Черт возьми, так ведь ей тут, похоже, устроили не ужин, а самое настоящее причастие!
– Эй, что здесь происходит? – спросила она, стараясь сохранять спокойствие.
Стеф вздохнула и смущенно улыбнулась.
– Мы очень переживали за вас: за тебя и твою дочь. Клэр все время сидит дома одна, а ты, похоже, до сих пор не можешь оправиться после ухода мужа.
Паула уставилась на нее, чувствуя, как в ней закипает возмущение. Проклятые самодовольные ханжи! Неужели они таким вот нелепым образом обращают людей в свою веру? Да какое они право имеют вмешиваться в чужую жизнь!
– Клэр как-то даже сказала мне, будто ты подумываешь о самоубийстве.
Паула вскочила из-за стола, едва не опрокинув стул. Ее сердце бешено колотилось. Тоня смотрела на нее с искренним сочувствием. Такая зануда!
– Чего вам еще наговорила Клэр? Неужели вы всерьез верите всему, что болтает ребенок?
– Паула, дорогая…
Но женщина уже больше ничего не хотела слышать. Она выбежала из столовой и направилась в гостиную. Стеф бросилась за ней.
– Клэр, нам пора! – позвала она дочку, стараясь не повышать тон, хотя ей очень хотелось закричать.
Клэр, однако, не сдвинулась с места. Она сидела и испытующе смотрела на Стеф, словно спрашивала у нее совета или разрешения. Это окончательно вывело из себя Паулу.
Она схватила Клэр за руку, заставила ее встать. Наушники упали, из них послышалась приглушенная музыка. Клэр молча повиновалась.
Стеф твердила все то же:
– Мы, правда, очень переживаем за вас обеих, Паула. Поэтому мы решили тебе помочь. Возможно, ты не сразу оценишь нашу помощь, но…
Паула обернулась и со всего размаху ударила Стеф по лицу, едва не свернув ей нижнюю челюсть. Стеф зажмурилась от боли, но не отступила и даже не ответила ударом на удар.
– Не смей больше приближаться к моей дочери! – рявкнула Паула.
Она решительно направилась к входной двери, таща за руку дочь, – Клэр едва успевала за ней. Паула распахнула дверь, вытолкнула дочку на улицу. Девочка не проронила ни звука.
И тут за спиной она услышала голос Стеф:
– Подожди минутку!
Женщина вынесла ей оставленные второпях вещи Клэр: рюкзак и CD-плеер.
– Ты когда-нибудь обязательно все поймешь, – пообещала Стеф. – Иисус скоро придет к тебе.
