Текст книги "Мираж в пустыне"

Автор книги: Дениза Алистер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 9 страниц)

7

Рич повез Сьюзи на виллу десять минут спустя. Он вел машину, старательно избегая улиц торгового центра города с его автомобильными пробками. Вместо них он выбрал кружной путь, предпочитая небольшие тихие улочки. И вот они уже ехали по открытой загородной местности, сначала довольно зеленой, затем сменившейся песчаной почвой с низким колючим кустарником. Вдалеке виднелись вершины гор, четко вырисовывающиеся на фоне сияющего синего неба. Было невозможно понять, насколько они далеко. Сьюзен знала, что в пустыне трудно определить расстояние: горы могли находиться в сотне миль от них или всего-навсего в десяти.

Девушка молчала, размышляя о том, что ей рассказал Харрис и чем все это может обернуться для отчима, а значит, и для ее матери.

Она не могла понять, о чем думает Ричард, вид у него был угрюмый и напряженный. Он вел машину на большой скорости, быстрее, чем, по ее мнению, это следовало бы делать на такой узкой извилистой дороге, и смотрел прямо перед собой. Ему пришлось резко затормозить, когда впереди неожиданно показался человек верхом на верблюде.

Машина резко вильнула, подняв вверх тучу песка, и верблюд, издав оглушающий вопль, рванулся вперед, а восседающий на нем всадник принялся урезонивать его поводом и палкой.

Ричард быстро крутанул руль, чтобы развернуть автомобиль в нужном направлении, и тихо выругался про себя. Затем остановил машину на обочине и минуту сидел молча, хмуро глядя в синее небо.

– Вы ведете машину слишком быстро, – сказала Сьюзен, и он, удостоив ее мрачным взглядом, ответил сквозь зубы:

– Я это знаю. Мне не нужна лекция по безопасности движения.

– Почему вы так со мной разговариваете? Разве это моя вина, что вы чуть было не сбили несчастного верблюда?

Его лицо помрачнело еще больше, и он почти прорычал:

– Да, это была твоя вина – ты вывела меня из себя.

– Не смейте на меня кричать! Если вы не в духе, то только потому, что не переносите, когда события развиваются не по вашему плану. Бесполезно просить меня показать вам комнаты Питера. А теперь почему бы вам не выехать на дорогу и не отвезти меня на виллу?

Он бросил на нее гневный взгляд, нажал на газ, и машина рванулась вперед. К счастью, верблюды им больше не попадались, но какой-то низенький человечек чуть было не свалился со своего осла, когда они на полной скорости пронеслись мимо. Он что-то прокричал вслед, потрясая кулаком, и Ричард попытался извиниться перед ним через открытое окно.

Сьюзен язвительно заметила:

– В следующий раз вам должно повезти – вы обязательно кого-нибудь задавите!

В ответ Ричард ледяным тоном произнес:

– По крайней мере, я не делаю попыток покончить жизнь самоубийством!

У нее перехватило дыхание.

– Я этого никогда не делала! Знаю, Шадия сказала вам, что приступы моей болезни могут иногда быть очень опасными, но это случается редко и… и сейчас мне гораздо лучше. Тот приступ в Лондоне был вызван неожиданным потрясением. Но, как правило, я держу себя в руках. – Она сделала глубокий вздох и сказала сердито: – У меня не бывает суицидальных настроений. Когда-то, возможно, и были, но не теперь.

С минуту он вел машину молча, а затем отрывисто произнес:

– Прошу меня извинить. Мне не следовало этого говорить.

– Да, не следовало. – Но в ее голосе больше не было ярости. Его извинения смягчили ее сердце.

Он притормозил у запертых ворот виллы. Подъехав поближе, Ричард что-то сказал по-арабски в микрофон переговорного устройства, и Ашраф ответил ему. Ворота медленно открылись, и машина проехала через них.

Послеполуденное солнце играло на листьях фиговых деревьев, пальм и магнолий. Аромат экзотических цветов наполнял сад. Не снимая рук с руля, Ричард повернулся к Сьюзен и бросил на нее быстрый изучающий взгляд.

– Прошу прощения за то, что пытался уговорить тебя прищучить твоего отчима. С моей стороны это было глупо и эгоистично. Разумеется, ты не можешь этого сделать. Независимо от того, какие у тебя с ним отношения, ты не станешь причинять боль своей матери. Не так ли? – Он остановил машину у входа в дом, выключил мотор и посмотрел на Сьюзен в упор.

Она кивнула. Тогда Рич коснулся пальцем ее щеки, и каждая частица ее тела ощутила это прикосновение.

– Я начинаю узнавать тебя, – пробормотал он, и у нее перехватило дыхание. Она боялась посмотреть на него, опасаясь, что глаза выдадут ее. Сью бы могла сказать в ответ, что научилась распознавать самые мимолетные выражения его лица, интонации его голоса. Она чувствовала, что он хочет ее. Воздух вокруг вибрировал от переполнявшего их взаимного желания.

Какое-то время они просидели в полном молчании, а затем Ричард вздохнул и неожиданно спросил:

– Ты собираешься предупредить его?

– Да, – ответила она. Она считала себя обязанной сделать это, потому что понимала – Питеру, а значит, и ее матери грозят крупные неприятности.

Рич нахмурился.

– Он такой же преступник, как и вор, укравший картины. Ты должна понимать это.

– Я понимаю. – Она не собиралась спорить с ним или делать вид, что считает отчима невинным младенцем.

Ричард продолжал стоять на своем:

– Он очень богат. Может позволить себе купить все, что пожелает. Та картина когда-то висела в музее, и ее могли видеть многие. А теперь Питер запер ее у себя и любуется шедевром в одиночку.

– Знаю.

Питеру нет оправдания. Она не собиралась ни осуждать его, ни прощать ему его грехи, просто хотела быть лояльной по отношению к матери и ее мужу.

Внутренний голос говорил ей, что отчим не испытывает к ней ни малейшей симпатии, но ей хотелось оградить мать от излишних переживаний. А это означало, что она должна дать Питеру шанс спасти свою шкуру, если такое возможно.

Рич помрачнел еще больше.

– Ты не можешь одобрять его поступки! Им движет жадность – худшая разновидность эгоизма! Он может иметь все, что хочет, и вполне легально. Но предпочитает скупать краденое. Готов держать пари, что его «потайная» коллекция доставляет ему больше радости, чем картины, развешанные для всеобщего обозрения.

Сьюзен со вздохом кивнула.

– Я в этом не сомневаюсь. – Она не раз видела, как отчим выходит из своих апартаментов с выражением торжествующего самодовольства – точь-в-точь кот, тайком съевший сметану.

– Люди вроде него обожают запирать прекрасные вещи подальше от других. Здесь, в Тетуане, он не так рискует, что Интерпол нападет на его след, как в Европе.

– Но вы же его выследили, – сухо заметила она. – К сожалению, не без моей помощи.

– Ты считаешь себя виноватой перед ним? Вот почему ты собираешься рассказать ему обо всем? Это глупо. Ты же не имела ни малейшего понятия о моих расследованиях – просто я заметил у тебя на комоде фотографию и узнал картину, которая является собственностью музея. Тебе не повезло, вот и все.

– Если кому не повезло, так это Питеру, – возразила Сьюзен. – Но он обвинит во всем меня. И будет прав. Он подумает, что я наговорила вам больше, чем сделала это на самом деле.

Впрочем, разве у него нет для этого оснований? Она и в самом деле наболтала Ричу много лишнего. Она не утверждала, что отчим замешан в кражах произведений искусства, но помогла Ричарду составить представление о его деятельности, о его личности и о его прошлом. Так что в каком-то смысле сыграла на руку врагам Питера Островски, и он, вне всяких сомнений, именно так все и воспримет.

– Он обвинит во всем меня, – повторила она со вздохом.

– Тогда не говори ему ни о чем, – предложил Рич.

– Придется рассказать. Вы это понимаете. Надо предупредить его, что он на крючке.

– Зачем? Это даст ему время спрятать украденное, и картины могут оказаться в местах еще более глухих, чем его собственная вилла. А они должны быть возвращены законным владельцам. Питер не имеет никакого права владеть ими. Они принадлежат нам всем, а не одному самовлюбленному богачу.

Сьюзен не могла не признать, что Рич прав, и разрывалась между представлением о долге перед семьей и собственными понятиями о справедливости.

– Если ты предупредишь его, мне придется позвонить в Интерпол и сказать, что картины находятся на его вилле!

– Только не вздумайте угрожать или шантажировать меня! Со мной этот номер не пройдет. Делайте то, что считаете нужным. И я буду поступать так же.

Она вышла из машины, и в то же мгновение у парадной двери появился Ашраф. Он выглядел непривычно серьезным, на лице у него не было и тени улыбки. Сьюзен захлопнула дверцу, Ричард, нажав на газ, с ревом умчался прочь. Ашраф проводил машину взглядом, затем повернулся к Сьюзен. Она прочитала в его взгляде осуждение.

– Мисс Сьюзен, пока вы отсутствовали, звонил мистер Островски.

Она насторожилась и с некоторым трудом выдавила из себя:

– Он хотел поговорить со мной?

– Нет, он звонил мне, чтобы сообщить о своих планах на ближайшие несколько месяцев, но по ходу разговора поинтересовался, доставляет ли вам удовольствие пребывание в Тетуане. Он попросил меня как можно лучше заботиться о вас, и я рассказал ему о мистере Харрисе. Это его очень удивило.

Сьюзен почувствовала, что ее нервы напряглись до предела. Еще бы ему не удивиться, мрачно подумала она.

– Хозяин сказал, что ему известно, кто такой мистер Харрис, но он не знал, что вы с ним знакомы. – С лица Ашрафа не сходило выражение упрека. Она сознательно ввела его в заблуждение, дав понять, что Питер и Маргарет знают о приезде Ричарда в Тетуан и о близком знакомстве Сью с этим мужчиной.

Сьюзен вызывающе вздернула подбородок.

– Я сама поговорю с ним. В любом случае я собиралась сегодня звонить Маргарет.

Нет нужды напоминать себе, что она не ребенок, а взрослая современная женщина, и ей не требуется разрешение, чтобы отправиться на ланч с мужчиной, который ей нравится. Она понимала, что Ашрафу такая точка зрения не по душе, даже если он и признает за ней право самой решать, как ей жить. Это его страна, его культура, его традиции, и ее принципы кажутся здесь неуместными – они противоречат самой основе его миропонимания. И найти общий язык они вряд ли смогут.

Ашраф угрюмо сказал:

– Я упомянул в разговоре с хозяином, что мистер Харрис попросил показать ему дом и задал мне много вопросов, особенно о коллекции картин.

У Сьюзи в горле встал комок. Вот как все обернулось, подумала она. Верный слуга успел предупредить хозяина прежде, чем ей самой представилась такая возможность. И теперь отчим ни на минуту не усомнится, что она за его спиной вступила в сговор против него и привела в дом Ричарда со злым умыслом.

– Хозяин был очень недоволен, – добавил Ашраф, не спуская глаз с ее лица.

– Я поговорю с ним, – повторила она. – Я позвоню ему прямо сейчас.

Садовник поклонился и пропустил ее в дом. Сьюзен спиной чувствовала его укоризненный взгляд.

В это мгновение она поняла, что ей придется покинуть виллу, и что сделать это надо немедленно. Она не может оставаться здесь. Нужно заказать билет на самолет на завтра. Но прежде всего необходимо связаться с Питером.

К телефону подошла мать и принялась забрасывать ее вопросами. Маргарет обожала праздную болтовню. Ей нравилось сплетничать о мужчинах, о любовных интрижках: кто с кем встречается, кто вот-вот женится, а кто разведется, кто кому и с кем изменяет.

– Дорогая! – пропела она. – Ты встречаешься с тем самым умопомрачительным телерепортером? Почему же ты молчала? Как давно вы вместе? Это серьезно? Он женат?

– Мы с ним просто хорошие друзья, – ответила Сьюзен, и в ответ ее мать ахнула от изумления.

– Так я тебе и поверила! Ну хватит тебе, дорогая! Он вовсе не производит впечатления мужчины, с которым возможны платонические отношения. Мужчина с головы до пят – такое у меня о нем мнение! Как-то раз по телевизору показывали, как он с какими-то солдатами переплывал реку. Он снял рубашку, и все имели возможность полюбоваться его красивым загаром и прекрасным телосложением. Я сама от него без ума!

Сьюзен стиснула зубы. Она еле удержалась, чтобы не напомнить матери, что та старше Ричарда лет на пятнадцать, но Маргарет бы ей никогда этого не простила, так что пришлось прикусить язык.

– А я-то думала, ты отправилась в Тетуан вместе с Шадией. Какая ты у меня, однако, скрытная, лапочка. Питер просто в ярости. Он говорит, что ты шокировала Ашрафа. Постарайся быть благоразумной: не надо было приводить Харриса на виллу. Если бы ты встречалась с ним в Тетуане, в его гостинице, Ашраф бы об этом никогда не узнал, и у тебя не было бы неприятностей.

Разъяренная Сьюзен спросила:

– А Питер рядом с тобой? Я бы хотела с ним поговорить.

– Он уехал. Два часа тому назад. Отправился куда-то по делам.

– О! – Такого поворота событий Сью не ожидала. – А когда он вернется?

– Он никогда мне об этом не сообщает, ты же знаешь.

– Когда он приедет, попроси его позвонить мне. Завтра я уезжаю…

– Так скоро? А как же Шадия? Что происходит, дорогая? Надеюсь, ты не поссорилась со своим возлюбленным? Ты совершенно не умеешь обращаться с мужчинами. Их нужно развлекать, нужно позволять им вести себя, как им угодно, – так ими легче командовать. Если ты хочешь удержать мужчину, то нужно действовать по-умному, дорогуша!

Сьюзен сквозь зубы проговорила:

– Извини, Маргарет. Мне нужно идти. Пока. – Не дожидаясь ответа, она повесила трубку, затем набрала номер аэропорта и заказала билет на первый утренний рейс в Лондон. Сделав это, она позвонила Шадии и сообщила, что покидает Тетуан и завтра будет дома.

Шадия чуть не заплакала.

– Ой, Сьюзен! Это я испортила тебе весь отдых!

– Не говори глупостей! Ты здесь совершенно ни при чем. Просто у меня появились проблемы. Но это не телефонный разговор. Приеду и все расскажу.

Весь вечер она прождала звонка отчима, но телефон молчал. Не в силах больше выдержать нервного напряжения, она отправилась спать очень, рано, предварительно известив Ашрафа и Наглу, что завтра улетает. Ашраф выслушал ее с непроницаемым лицом. Нагла явно огорчилась, но в присутствии брата не посмела выразить своих чувств. Сьюзен стало ясно, что Ашраф рассказал сестре о Риче, выставив ее лгуньей, и, вне всякого сомнения, довел до сведения Наглы, что хозяин очень недоволен визитом Ричарда на виллу и его многочисленными вопросами о нем самом и о его коллекции картин.

Спала Сьюзен плохо – долго не могла заснуть и все беспокоилась о матери, отчиме, о том, что на виллу может нагрянуть полиция. Когда же наконец заснула, ее начали мучить кошмары – она пыталась убежать от какого-то человека без лица и оказывалась то на вилле в Тетуане, то в своем домике в Лондоне. Она неслась по пустым комнатам или же пробиралась сквозь толпу, то встающую на ее пути, то куда-то вдруг исчезающую. Но преследующий ее человек мчался за ней по пятам, и спасения не было. Она обернулась, чтобы выяснить, кто же он. На нем была маска. Сквозь узкие прорези блестели глаза. Он поднял руку, чтобы снять маску, и она закричала от ужаса…

Проснувшись, как от резкого толчка, она села на кровати, обливаясь потом и дрожа от страха. Под маской не было лица – одна пустота! И ей казалось, что она падает в эту пустоту, в черную бездонную пропасть.

Секунду спустя послышался топот бегущих по коридору ног. В дверь постучали.

– Мисс Сьюзен! Что-нибудь случилось?

Еле переведя дыхание, она ответила:

– Извини, Нагла! Мне приснился плохой сон. Все в порядке. Прости, что я тебя разбудила.

Нагла озабоченно спросила:

– Может, вам что-нибудь принести?

– Нет, спасибо! Ложись спать.

– А я как раз собиралась вставать, – отозвалась Нагла. Сьюзен включила свет, посмотрела на часы и с удивлением обнаружила, что уже почти шесть.

– Мне тоже скоро вставать, – сказала она, зевая. – Нужно уложить вещи, прежде чем Ашраф отвезет меня в аэропорт.

– Давайте, я это сделаю, – предложила Нагла. – Я приготовлю завтрак, принесу вам в комнату и, пока вы будете есть, упакую вещи.

– Ты очень добра ко мне! Спасибо тебе!

Сьюзи выскользнула из кровати, подошла к окну, подняла жалюзи и увидела на горизонте розовую полосу – солнце готовилось взойти над горизонтом. Защебетали просыпающиеся птицы, воздух был прохладным и свежим.

Босиком она прошла в ванную комнату, приняла душ, высушила феном свои рыжие волосы, натянула удобные спортивные брюки зеленого цвета и бледно-желтую блузку.

Нагла вошла с завтраком, когда Сьюзен доставала из шкафа вещи, чтобы упаковать их в чемодан и сумку.

– Оставьте это мне, – сказала Нагла и поставила поднос с завтраком на столик на балконе.

– Нет нужды беспокоиться, я сама справлюсь с вещами, – запротестовала Сьюзи.

– Мне будет приятно сделать это для вас, – ответила экономка таким серьезным тоном, что Сью ничего не оставалось, как благодарно улыбнуться ей и приняться за завтрак.

Она выпила немного апельсинового сока, а затем принялась за кофе и булочку. И тут услышала, что к воротам виллы подъехала какая-то машина и сразу же свернула на подъездную дорожку. У Сью упало сердце. Побледнев, она вскочила с места.

Это не может быть Ричард! Если только… Если только он не сообщил в полицию. Что, если это полицейские приехали обыскивать виллу?

– Кто это? – удивилась Нагла, тоже услышавшая подъезжающую машину.

Сьюзен вошла в комнату. Дверь была распахнута. Нагла, выйдя в коридор, внимательно прислушивалась к доносящимся снизу звукам. До них долетел голос Ашрафа, а затем другой – резкий и грубый. И очень знакомый.

Питер!

Нагла с открытым от удивления ртом повернулась к Сьюзен.

– Хозяин!

– Да.

– Но… он же на Багамах…

– Должно быть, прилетел ночным рейсом, – ответила Сьюзи, неожиданно почувствовав себя очень неуютно и одиноко. Неужели разговор с Ашрафом так сильно испугал его? Интересно, а мать тоже здесь? Или он прилетел один? Известно ли матери, что он отправился в Тетуан? Может, он уехал прежде, чем Сью позвонила? В конце концов, Маргарет сказала, что понятия не имеет, куда направился ее муж и когда вернется. Сьюзен могла припомнить немало случаев, когда отчим исчезал из дома, не удосужившись объяснить, куда и зачем едет. Она приписывала такое поведение его любви ко всему таинственному, нежеланию отчитываться перед кем бы то ни было. Но теперь ей пришло в голову, что его внезапные отъезды имели более простое объяснение.

В чем же он замешан?

Минуту спустя Сьюзен и Нагла услышали тихие шаги по лестнице, и в конце коридора появился Ашраф. Нагла хотела было поздороваться с ним, но он остановил ее движением руки, быстро сказал что-то по-арабски, и сестра тут же замолчала, а ее лицо стало очень озабоченным.

Повернувшись к Сьюзен, Ашраф строго произнес:

– Хозяин желает немедленно видеть вас, мисс, в его апартаментах.

Сью кивнула и сделала глубокий вздох. Ей вовсе не хотелось встречаться с отчимом, но выбора у нее не было.

Обычно запертая дверь апартаментов была распахнута настежь. Она заглянула внутрь и увидела, что Питер стоит у окна, и силуэт его грузного тела четко вырисовывается на фоне золотистого неба.

Он взглянул на нее с другого конца комнаты – крупный лысеющий мужчина с грубыми чертами лица и тяжелым взглядом.

– Войди и закрой дверь!

Сьюзен вздрогнула, услышав его неприятный голос. Он всегда действовал ей на нервы. Она ему не доверяла. Любовь и горе обостряют интуицию, особенно если вы очень молоды и самые разнообразные эмоции не успели притупить вашу чувствительность.

Сью никогда его не любила, но теперь, увидев, просто испугалась. В его лице читалась угроза, взгляд напоминал взгляд дикого зверя, которого загнали в угол, и он готов на все, лишь бы защитить себя.

– Мама с тобой? – спросила она, но он едва дал ей договорить.

– Нет, и не задавай лишних вопросов! Я всю ночь провел в самолете, и у меня нет времени на пустую болтовню.

– Ты велел Ашрафу приготовить тебе завтрак? Я…

– Заткнись! – прорычал он. – Я примчался сюда, чтобы выяснить, что ты тут натворила. Как ты посмела привести в мой дом репортера и позволить ему расспрашивать слуг? И не вздумай уверять, что он просто болтал с Ашрафом, или что он твой любовник и дело только в этом. Я сделал несколько звонков и выяснил, что его считают крепким орешком. Я узнал также, что его компания явно нарывается на неприятности. Можешь передать, что ему очень не поздоровится, если он не прекратит совать нос в чужие дела. То, что случилось с ним на войне, может повториться и в мирное время, только так легко ему больше не отделаться!

Покраснев от гнева, Сьюзен выпалила в лицо отчиму:

– Ты с ума сошел! Ты не смеешь никому угрожать!

Он бросил на нее снисходительный взгляд.

– Я никому и не угрожаю. Когда я говорю, что если человек выйдет под дождь без зонта, то обязательно промокнет, – это никакая не угроза, а просто констатация факта. Так что если Харрис сунет свой нос куда не нужно, то лишится его вместе с головой!

– Я передам ему это, – в ярости ответила Сьюзен. – Он с удовольствием процитирует тебя в своей передаче.

Островски застыл на месте.

– Так, значит, передача все-таки будет? Я так и думал… Совершенно очевидно, что Харрис что-то вынюхивал. Он сказал тебе, что именно? Что его интересовало?

– Ты, – отрывисто сказала Сьюзен.

Какую-то долю секунды Питер молча обдумывал ее ответ. По всей вероятности, он надеялся, что Ричард ничего толком не знает и им руководит лишь свойственное людям его профессии любопытство.

– Ричард Харрис занимается расследованием преступлений, связанных с произведениями искусства, – пояснила Сьюзен, но, поскольку отчим по-прежнему молчал, продолжила: – Он сказал, что существует международная организация, специализирующаяся на кражах картин и скульптур. Преступники работают по заказу. Если богатые коллекционеры хотят иметь то или иное произведение, но не могут приобрести их, потому что те являются собственностью музеев, они нанимают профессиональных воров, чтобы заполучить желаемую вещь.

Она услышала, как отчим еле слышно выругался, но затем ему удалось взять себя в руки, и он безразличным тоном спросил:

– А какие-нибудь доказательства у него имеются? Или он просто сочиняет сказки?

– Но это никакая не сказка, Питер. Ты согласен?

– А мне-то откуда знать?

Она ответила ему холодным ироничным взглядом.

– Нечего притворяться невинным ягненком! Подозреваю, что в Тетуан он приехал именно за доказательствами. Он считает, что ты замешан в этом деле.

– Он сам тебе об этом сказал?! – резко спросил Питер.

– Да.

– И ты впустила его в мой дом и разрешила рыскать повсюду, расспрашивать Ашрафа… – Его интонации стали угрожающими.

– Он хотел видеть твою коллекцию.

Атмосфера, казалось, накалилась до предела. Питеру стоило огромного труда держать себя в руках, но он сумел издать короткий смешок.

– Коллекцию? О чем ты говоришь.

Она устала препираться с ним.

– Кончай свои игры, Питер! Ты прекрасно понимаешь, о чем речь, – о картинах, висящих в твоих апартаментах.

– Чего ты ему такого наболтала? – Голос отчима звучал как никогда хрипло.

– Он спросил, есть ли у тебя еще картины, и я ответила да – в твоих личных апартаментах. Я понятия не имела, что это страшная тайна, и не догадывалась, почему ты постоянно запираешь дверь.

– Я запираю ее, потому что не желаю, чтобы меня ограбили! – взорвался он. – И ты можешь сказать своему другу-репортеру, что эти комнаты оборудованы системой безопасности. Даже мышь не сможет забраться туда незаметно – сразу же сработает сигнализация: и в доме, и в полицейском участке. Так что если он попытается проникнуть в эти комнаты, то тут же окажется в марокканской тюрьме, а оттуда не так просто выбраться.

– Он не собирается грабить твои апартаменты! Он вовсе не идиот. – Она перевела дыхание. – Боюсь, что он знает про картину из Бельгии, он видел…

– Что ты сказала? – грубо перебил ее Питер.

– Пейзаж с черепом на переднем плане…

– Я понял, о чем речь! – закричал отчим. – Мне неясно другое – какого черта ты рассказала ему об этой картине? И что еще ты успела ему наговорить?

– Я ему ничего не говорила. Он увидел фотографию в моем лондонском домике…

– Откуда у тебя эта фотография?

Он говорил с ней так грубо, что она побледнела от страха.

– Мама прислала мне несколько снимков, сделанных в твоих апартаментах прошлым летом во время одного из приемов. На них видны несколько картин. И одну из них Ричард узнал – она была украдена из какого-то музея.

– Сука! Идиотка! – прошипел Питер. – Она не говорила мне, что делала фотографии, а уж тем более что посылала тебе их.

– Не смей так о ней говорить! Маргарет не могла так поступить – она же на фотографиях! Снимал кто-то из твоих друзей, а потом послал ей отпечатки.

– И она переслала их тебе! Если бы я только о них знал… – Он осекся, но Сьюзен не составило труда догадаться о конце фразы. Он бы уничтожил снимки.

Сьюзен посмотрела на отчима с отвращением.

– Моя мать знает, что происходит? Она в курсе, что эти картины украдены?

– А кто говорит, что они украдены? Твой любовник? Он просто сумасшедший!

– Ты лжешь! Все, что мне надо уяснить, это… была ли в этом замешана моя мать?

Наступило молчание. Питер, сдвинув брови и играя желваками, смотрел в сторону, наконец он пробормотал:

– Нет. Неужели ты считаешь, что я совершенно лишен разума? Маргарет слишком глупа. Вряд ли она отнеслась бы к этому с осуждением, но обязательно проболталась бы кому-нибудь. Твоя мать не умеет хранить тайн. Она бы решила, что все это забавная игра.

Почувствовав невероятное облегчение, Сьюзен на секунду закрыла глаза, а затем спросила:

– Зачем? Зачем ты все это делал? У тебя же полно денег, ты можешь купить все, что хочешь. Зачем так рисковать из-за какой-то картины?

– А зачем ты ешь все, что попало, а потом идешь в ванную и суешь в рот два пальца? – жестко спросил он.

Она почувствовала приступ тошноты. Да. В самом деле, зачем? – подумала она с горечью. Откуда взялись все мои проблемы, моя психологическая неустроенность? Чья это вина? Моя? Или кого-то еще?

Питер поймал ее взгляд.

– Ты знаешь, что я никогда не испытывал к тебе нежных чувств. Ты была угрюмым неуклюжим подростком и сразу же невзлюбила меня. Что, впрочем, было взаимно. Очень жаль, что отец не забрал тебя к себе. Мы предложили ему сделать это, но он и слушать не стал.

От этих слов ее пронзила острая боль, хотя отчим не сказал ей ничего нового.

– Нам с Маргарет не нужен был ребенок, ты связывала нас по рукам и ногам. Не смотри на меня так, будто я причина всех твоих несчастий. Ты не имеешь никакого представления о том, почему у тебя проблемы со здоровьем, но мне об этом кое-что известно. Не думай только, что я перед тобой извиняюсь, искусство выживания я освоил не в колледже, и вопрос поначалу стоял так: либо ты, либо я. Я больше нуждался в Маргарет, чем ты. Согласен, твое детство трудно назвать безоблачным, но мне пришлось еще хуже, можешь мне поверить. Я успел побывать на том свете и вернуться обратно. Вот почему мне нужны мои картины. – Он поймал ее непонимающий взгляд. Его мощная шея покраснела от гнева, глаза готовы были вылезти из орбит. – Да, я сказал «нужны», и я выразился точно. Коллекционирование стало моим вторым «я». Это не прихоть, боже упаси!

Она смотрела на него и пыталась угадать, что же он на самом деле собой представляет. Неужели перед ней просто-напросто грубое жестокое животное с невыносимым характером и инстинктом собственника? Он намеренно пытался разлучить ее с матерью. Ему мало было жениться на Маргарет – он хотел владеть ею безраздельно.

Питер отвернулся и стал смотреть в окно. Немного погодя он сказал, не оборачиваясь:

– Ты ничего обо мне не знаешь, девчонка! В газетах меня называют человеком, который достиг всего сам. И это правда, абсолютная правда! Я действительно добился всего своими собственными руками. Вот он я, перед тобой. И я вовсе не тот Питер Островски, который жил некогда на этой земле.

Она плохо понимала, о чем он говорит. Существовал еще один Питер Островски? Что он имеет в виду?

Его голос упал почти до шепота.

– Я родился в Одессе. Но это вряд ли тебе о чем-либо говорит – тебе ничего не известно о том мире, откуда я родом.

Он отошел от окна и снял со стены большой плакат в рамке, выполненный в стиле двадцатых годов.

– Ты это когда-нибудь видела?

Нет, не видела. Это была реклама фильма. Пролет каменной лестницы. Солдаты со штыками. Мертвец в море крови.

– Эйзенштейн, – прочитала она фамилию режиссера и вспомнила, что когда-то давно смотрела его фильм. Кажется, он назывался «Потемкин».

– «Броненосец «Потемкин». Великий русский фильм. Он основан на реальных событиях, которые произошли в Одессе в 1905 году. На боевом корабле вспыхнуло восстание, и правительство выслало войска, чтобы подавить его.

Сьюзен вздрогнула.

– Я помню знаменитую сцену из этого фильма… Вниз по ступеням лестницы катится коляска, а в ней плачет ребенок.

– Да, это именно тот фильм. Одесса – прекрасный город: весной там цветут каштаны… И все очень хорошо знают эту лестницу. Она великолепна… Ступени из гранита… Теперь ее называют Потемкинской. Людей, выступивших на стороне революции, стали считать героями, в их честь воздвигли монументы.

– В каком году ты уехал из России?

– Одесса находится на Украине. Ты даже этого не знаешь! Я не русский. Я украинец. – В его глазах стояло презрение.

Удивленная Сью проговорила:

– Но я всегда считала… все считали тебя выходцем из России, и ты никогда этого не отрицал.

– Я с раннего детства старался держать язык за зубами, – коротко ответил он. – Очень жаль, что ты этого не умеешь…

Сьюзен еле удержалась, чтобы не сказать в ответ какую-нибудь дерзость, но ей не хотелось, чтобы он опять вышел из себя.

Питер повесил плакат на стену и бросил через плечо:

– Это первое произведение, которое мне удалось заполучить. Я украл ее с выставки плакатов в Нью-Йорке в конце сороковых. Так я начал собирать свою коллекцию. У меня был неплохой вкус, но очень долго не было денег.

– И ты воровал? – резко спросила она.

– Только не надо читать мне мораль, малышка! Когда я увидел этот плакат, то счел себя просто обязанным заполучить его, чтобы он напоминал мне… Что есть хорошего в России, так это музеи и галереи с великим множеством бесподобных вещей и бесплатным входом.

Она слушала его внимательно и даже прониклась к нему мимолетной симпатией, хотя до этого момента испытывала по отношению к нему только отрицательные эмоции.

– Если ты голоден, то мечтаешь о еде, – сказал он, и его глаза блеснули. – Мой отец был моряком, мать разделывала рыбу на консервном заводе. Еды, простой, но сытной, у меня было вдоволь – какая-нибудь каша на завтрак, уха с куском черного хлеба на обед, на ужин опять рыба и черный хлеб. Но я ненавидел свою жизнь – она казалась мне примитивной, недостойной меня. Если бы не дед… Он был художником.

А, так вот где берет начало его навязчивая страсть!

– Его нельзя было назвать хорошим человеком, – скривил губы Питер. – Но он был всецело предан искусству. Под конец жизни он работал художником-декоратором в Одесском оперном театре. Работа занимала у него не слишком много времени, и когда мои родители уходили на работу, он часто оставался со мной в нашей убогой квартирке под крышей и рассказывал мне об искусстве Европы, показывал репродукции картин. Он водил меня в музеи, в картинные галереи, учил рисовать и писать красками. Иногда брал с собой в театр… Я мечтал стать художником, но у меня не было таланта. Вот проклятье!