Текст книги "Барин-Шабарин 2 (СИ)"

Автор книги: Денис Старый

Соавторы: Валерий Гуров
сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 16 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

Глава 7

Эльза Шварцберг уже успокоилась, и это даже интересно. Я был почти уверен в том, что она выдаст мне новую партию истерики, когда осознает, что я собираюсь убить человека, того самого Архипа, но нет. Напротив, вдова даже немного повеселела, по крайней мере, ее до того бледное лицо немного зарумянилось.

– Ты пошлёшь письмо Кулагину, в котором намекнёшь, что ничего не вышло со мной, но ты готова действовать, если он всё-таки после всего тебя отпустит во Францию или куда-нибудь ещё. Так вот, ты намекнешь ему, что можешь убить меня. Напишешь, мол, Лёшка такой дурак, влюбился в меня как мальчишка и готов верить всему, что ни скажи, что ни сделай, – инструктировал я Эльзу.

– Я не хочу! Ты сказал, что защитишь меня, но теперь хочешь, чтобы я продолжала играть в эти мерзкие игры! – осознав, что ей предстоит и дальше продолжать свою шпионскую деятельность, только уже скорректированную мной, Эльза попыталась противиться.

Но иных вариантов я не видел.

– Я не хочу этого, но тогда мне придётся убить тебя, – сказал я, при этом не удосужившись даже проявить смущение.

– Убить? А если я просто сбегу от тебя? – спросила Эльза.

– Не сбежишь, – ответил я.

– Это ещё почему же? – возмутилась Эльза.

– Ну, начнём с того, что ты прямо сейчас передашь мне десять тысяч рублей из своих денег, – сказал я.

– Откуда ты знаешь, что у меня так много денег? – спросила Эльза. – Ты ночью копался в моих вещах?

Я аккуратно улыбнулась.

– Ещё не так давно я ни о чём не знал. Ты сама только что в этом призналась. Но тебе не нужно столько в Одессе, оставь себе пять тысяч. Я слово тебе даю, что к остальным твоим деньгам я не притронусь. И за безопасность не беспокойся. Всё поместье будет перестроено, словно крепость при осаде. Сюда больше никто не придёт. Вводить войска Кулагин не сможет. Как бы он этого ни хотел, он всё равно не всесилен, – сказал я и посмотрел в сторону Архипа.

Не хотелось убивать этого бандита прямо на глазах у Эльзы. Но то, что его убить нужно, факт. И оставлять просто так тело тоже нельзя… Неподалёку было озеро… Ох, и жирные же караси будут этим летом!

– Иди в карету и переоденься. В таком грязном платье ты путь продолжать не сможешь. Я присоединюсь к тебе и помогу! – сказал я, легонько подталкивая вдову к карете.

Подойдя к Архипу, я мощно ударил его ногой в голову, отключая сознание мужика. После этого я расстегнул всю одежду, что была на бандите. Конечно же, нужно его допросить.

Ударил несколько раз по щекам, зачерпнул ладонью из лужи воды, вылил ее на лицо держиморды.

– Убивать будешь? – прошипел мужик.

– Нет… Если ты мне все расскажешь, – произнёс я.

Архип рассмеялся.

– Ты, барин, за дурня меня не держи. Ты не из тех, кто мараться не будет. Ошибаются в тебе: думают, что барана можно прирезать, но ты – не овечка и не барашек, а волчонок. Убивай, не скажу ничего, – Архип плюнул мне на штаны.

Провоцирует, гад.

– А-а-а, – заорал как резаный Архип.

Впрочем, в этот раз «как резаный» – это не фигура речи. Я всадил нож в коленную чашечку бандита.

– И теперь ничего не скажешь? – ухмыльнулся я, хотя на самом деле мне не было весело, и то, что я делал, удовольствия никакого не приносило, даже напротив.

Тошно и мерзко.

– Нет, – прошипел мужик.

Я наклонился к нему, чтобы сказать что-то грозное, но сорвиголова дернулся и прыгнул на меня. Он сразу же завалился, запутавшись в шароварах. Архип попробовал зубами до меня дотянуться, но я успел убрать голову, выставляя нож вперед. Бандит смог подняться и… рванул на выставленный нож.

Я не успел отвести руку с оружием… В моих планах не было его убивать именно сейчас, или вовсе мог оставить в живых. При этом, Архип представлял для меня ценность, как носитель информации. Если и убить, то явно после допроса… Эх!

Я не чувствовал себя палачом, я уже убивал. Вот Эльзу мне было бы сложнее убить. А мужика, который только что собирался убить меня – нет. Хотя, чего у него не отнять – он вел себя в последние минуты жизни, как боец. На войне, как на войне! А моя война, как видно, не заканчивается.

Оттащив труп мужика в лесок в стороне, я скинул его в небольшой овражек, как мог, быстро закидал тело Архипа листвой и травой. Уже далеко не раннее утро, и сейчас прятать труп в озере бессмысленно – обязательно заметят. Да мне и не стоит задерживаться, не нужно Эльзе видеть то, что только что случилось. Одно дело, что она будет об этом знать как о факте, другое – увидеть.

– Ну, как ты тут, переоделась? – спросил я, открывая дверцу кареты.

Эльза была полностью обнажена, она оперлась руками на кресло внутри кареты и смотрела на меня странным взглядом, полным и страхов, и желания, и, возможно, радости. В любом случае, эмоций у неё накопилось явно слишком много.

Я молча стал раздеваться, не сводя жадного взгляда с её тела. Вот, вроде бы, сегодня ночью занимался тем же, но всё равно насмотреться невозможно.

На секунду я замер, руки сами потянулись к завязкам на штанах. Что я делаю? Не время и не место плотским утехам. Разум сейчас должен быть выше эмоций, желаний и, тем более, инстинктов.

– Не сейчас и, возможно нескоро… – сказал я Эльзе, уловив недопонимание и растерянность в ее глазах.

Вовремя я все же скинул тело Архипа, так как услышал голоса людей. Отдаленный звук словно привел девушку в чувства и она, стала спешно одеваться, видимо, осознав, при этом то и дело, бросая обиженные взгляды в мою сторону.

Ничего более не обсуждая, почти что и молча, я провёл Эльзу до окраины своего поместья, там она осталась ждать Вакулу и Прасковью, которым я приказал сопроводить фрау Шварцберг в Одессу и вообще быть ей верными слугами.

Я так думаю, что главное противодействие любым врагам – это сначала сломать их планы, лишить инициативы и дать понять, что и они уязвимы. И если Кулагин или кто-то другой, играющий против меня, решил, что мы с Жебокрицким должны сейчас вцепиться друг другу в глотку, то этого нельзя ни в коем случае делать. Только договариваться. Пока… договариваться.

– И вы смеете ко мне заявляться? – удивлённо спрашивал Жебокрицкий. – После всего?

– Сударь, нас с вами всеми правдами и неправдами пытаются стравить. Должен оставаться честным, потому скажу, что ваше общество не доставляет мне никакого удовольствия. Между тем я предлагаю вам что-то вроде военного перемирия. Давайте покараем всех тех, кто устраивал пожары, – сказал я, переступая через нарастающий внутри протест.

Жебокрицкий, до того сидевший на стуле, наконец, поднялся и стал расхаживать по комнате, заведя руки за спину и хмуря брови, но ко мне навстречу не шел. Я не препятствовал мысленным процессам в голове своего соседа. Ему есть о чем подумать.

Как только я проводил Эльзу до первого поста на границе моего поместья, на котором дежурили три дружинника, то сразу отправился к домой, оставив вдову дожидаться Вакулу и Прасковью. Тратить еще часа три на то, чтобы составить компанию фрау Шварцберг, было бы не рационально.

Рядом с домом, на спортивной площадке, уже тренировались казаки Картамонова и один десяток моих дружинников. Было видно, как мужики оживились, наверняка все ожидали от меня каких-то новеньких приёмов, очередного шоу, но я разочаровал бойцов. Здесь и сейчас нужно было сопровождение. К Жебокрицкому в одиночку ехать небезопасно.

Взяв с собой, прежде всего, картамоновцев, так как они были поголовно лошадными, я поскакал к своему соседу. Пока я не стал трогать Олену, так как с ней нужно будет вдумчиво поговорить. То же самое следовало сделать и с Архипом, но даже хорошо, что я его по-быстрому отправил к праотцам, не без его же помощи. Как только я скинул мужика в лесной овражек, сразу стали появляться крестьяне. Увидели бы они барина по локотки в крови, а рядом стонущего от невероятной боли мужика, что подумали бы? Того и гляди, что побежали бы жаловаться, благо, что могли быть крепостными.

Ну, а с отравительницей придётся разговаривать очень плотно и предельно жестко. Не люблю эти дела, особенно в отношении женщин, но философия французская здесь мне в помощь! А ля гер ком, а ля гер! Надеюсь, что она не такая упертая, как ее сообщник.

– Вы разве уже знаете, кто против вас и меня играет? – спрашивал Жебокрицкий.

– Кто именно поджигал, полагаю, догадываетесь уже и вы. Не так ли, ведь вам известен факт пребывания в Луганске некоторых сомнительных личностей, которых можно было бы назвать бандитами? Не хотите ли вы, Андрей Макарович, по этим обстоятельствам проглотить обиду? – сказал я

Но по выражению лица своего собеседника быстро понял, что никаких обид он прощать не намерен.

Пусть Жебокрицкий и был трусом, ведь ранее он сделал всё, чтобы якобы не услышать моего вызова на дуэль. Но, как часто это бывает с трусливыми людьми, он был злопамятным и жаждал отомстить и за свой материальный ущерб, и за «душевные» травмы. Но мстить не собственноручно, а посылая, хоть и на убой, иных.

– Кто же за этим стоит? – с нажимом спрашивал Жебокрицкий. – Что вам известно?

– Вам не все ли равно, драгоценный сосед? Я не знаю, – солгал я. – Уберем исполнителей. Нельзя просто так приходить на наши земли и жечь. Благо, что люди не погибли.

Мой спич про людей был явно не понят. Наверное, для Андрея Макаровича лучше сжечь пару человек, чем лишиться большого, доверху наполненного зерном амбара.

И никаких имен сильных мира сего. Я понимал, что если сейчас позволю себе произнести фамилию Кулагина, то напрочь уничтожу тот зародыш решительности, который можно было бы наблюдать в глазах соседа-помещика. Он может строить козни, плести паутину интриг, но Жебокрицкий не боец. Было видно, что его пугает моя напористость и то, что я его призывал решить вопрос с ростовскими бандитами жёстко и наповал.

– Вы, однако, что же, предлагаете просто прийти и перестрелять всех ростовских Иванов? – спросил Андрей Макарович.

– Не сразу, а уличив их в подлоге карт. Я сяду за стол и начну играть. Весьма было бы желательно, чтобы и вы сели рядом со мной. И когда станет понятно, что они втирают карты либо подкладывают их, вот тогда и начнётся ссора и потасовка. Я не намерен, если ситуация того не будет требовать, убивать всех, как вы говорите, Иванов. Они из мужиков, но люди неглупые. Увидят силу, поймут, что сюда соваться больше нельзя. Но одного, я даже знаю, кого именно, я лично допрошу, а после сдам в полицию, – выкладывал я один из самых гуманных вариантов плана действий.

– Я не сяду за игровой стол! – воскликнул Жебокрицкий.

Я не смог скрыть своего презрения, правда, вовремя отвел глаза, чтобы сосед не увидел, каким ничтожеством я его представляю, как смотрю, словно на вещь.

– Хорошо! Я сяду за стол без вас! – с металлом в голосе сказал я. – Вы же дадите своих людей.

– Возьмёте Лавра, – поспешил сказать Жебокрицкий, при этом скрыть свои эмоции ему не удалось.

Наверняка, паразит такой, посчитал, что я за игрой подставлюсь, а ему, если что, удастся выйти из воды сухим. При этом он с лёгкостью жертвует своим человеком, который, случись серьёзная заварушка, и, если местные власти станут на сторону бандитов, окажется преступником. А подозревает ли о подобном сам Лавр⁈

– Завтра же я жду ваших людей у себя в усадьбе. Прошу вас, Андрей Макарович, озаботиться тем, чтобы у них было достаточно провианта и фуража для четырехдневного перехода. Не думаю, что нам следует останавливаться на каждой почтовой станции, чтобы привлекать к себе излишнее внимание, – я сделал вид, что уже собираюсь уходить, но остановился и продолжил. – И да, господин Жебокрицкий, предупредите своих людей, что на время свершения мести они должны меня слушать, как хозяина. Честь имею!

– Алексей Петрович, вы мне даёте слово чести, что вы не причастны к тем поджогам, что случились в моей усадьбе? – когда я был уже у дверей, окликнул Жебокрицкий.

– Слово дворянина! – ничтоже сумняшеся солгал я.

Было еще желание получить с него извинения за те козни, что строил против меня Жебокрицкий, но… Тогда моя месть соседу не должна состояться, ибо я приму извинения – а значит, конфликт исчерпан.

Конечно же, здесь и сейчас я подорвал дворянскую честь, солгал. Ну, а что нужно было делать – рассказать всё то, что произошло? Может, вернуть деньги, документы? Однако, этим признанием не я, а сам сосед сделал бы ещё один шаг навстречу своей смерти. Как я смогу использовать документы, найденные в кабинете Жебокрицкого, если дал слово чести? И до этого их использование было бы бесчестным. И, как минимум, поставило бы большую кляксу на моей репутации, так как понятно, что документы выкрадены. Теперь же, после прозвучавшего слова, клякса превращается в сплошной квадрат Малевича.

У моего соседушки были жена, сын и дочь от порочного контакта с крепостной. Если дочку помещик просто никак не жаловал, может, только она чуть лучше питалась, да платья донашивала за женой Жебокрицкого, то сына любил. И вот сынок являлся тем человеком, что мог бы оказаться в друзьях младшего Шабарина, того, который был до моего появления. Ибо Александр Андреевич был повесой, мотом, слава о похождениях которого бежала далеко, на долгие расстояния из Петербурга до поместья Жебокрицкого.

Жена, между тем, сильно болела, и я предполагал, что у неё запущенная форма сахарного диабета. Она уже практически ничего не видит, крайне мало двигается, а живёт, не выходя из своей комнаты.

И вот не будь у Жебокрицкого наследника, можно было бы пробовать составлять стратегию, чтобы всё его поместье каким-либо образом заполучить мне. Ведь так он хотел поступить со мной? Но с учётом всех факторов нужно действовать крайне и крайне осторожно.

Выйдя из дома Андрея Макаровича Жебокрицкого, я увидел неподалёку Лавра Петровича. Сделав вид, будто даже не узнал его, я проследовал дальше, туда, где был привязан мой конь.

На самом деле с Лавром сегодня я уже не только виделся, но и имел возможность поговорить. Пусть напрямую Лавр и не сообщал мне напрямую, что он согласен переходить на мою сторону, но становилось очевидным, что Зарипов старается быть мне полезным.

Лавр Петрович продемонстрировал свою значимость, когда сообщил мне всё то, что удалось его людям выяснить по поводу поджогов. Если соединить все сведения, мои и Зарипова, то сходились все «крестики с ноликами». Поджигателями были всё-таки бандиты. Мало того, Зарипов неплохо ориентировался в криминальных раскладах Ростова и даже указал на того авторитета, человеком которого должен был быть поджигатель, вернее, тройка поджигателей.

Вернувшись домой, я первым делом отдал указание, чтобы бойцы готовились к первому боевому заданию. Я не мог с собой брать более десяти человек из своей дружины, так как остальные были либо морально не готовы к подобным делам, либо неподготовлены физически. Потому приходилось обращаться к крестному.

Не сказать, что казаки Картамонова оказывались готовыми к разного рода тайным и жестким операциям, да и не казаки они вовсе. Кто-то все же успел повоевать на Кавказе, но таких людей у крестного было вряд ли более четверти от всех. Что же касается формы, которую я принял за истинно казачьи мундиры, то… ряженые они. Это сам Матвей Иванович хотел видеть перед собой будто бы казачий отряд, потому и заказал похожую, но не идентичную форму.

– Саломея, ты сегодня уходишь ночевать к отцу! – сказал я настолько жёстко, чтобы даже мысли не возникало сделать иначе.

Не то чтобы девчонка была бунтаркой и мне требовалось настаивать. Саломея ведёт себя ровно, без особой жеманности или раболепия. А главное, что мне это нравилось.

Я собирался остаться сегодня в своём доме один. Но не абсолютно, ещё одна дамочка должна была также находиться в тереме.

И вот её-то, мнимую служанку Эльзы, я никуда не отпускал. Мало того, приказал своему конюху, Авсею, а к нему еще приставил одного из дружинников, чтобы они будто бы невзначай следили за девицей. Мужики занимались своими делами в конюшне, где всего лишь две лошади и конь, но бдели. Олена не должна никуда уйти. Она и не должна была ничего заподозрить, но мало ли… А мне нужно было все подготовить к разговору с девкой.

Церемониться с отравительницей я не собирался. Точнее сказать, что она именно так и должна думать. И понимал я, что даже на войне нередко действуют высокие принципы, когда женщину нужно и оборонить, и защитить, может, даже где-то пожалеть – но не редкость и то, что эта жалость к слабому полу может сыграть злую шутку. Но не мог я пытать женщину. Заставлял себя забыть, что передо мной девушка, но не мог.

Сейчас ты её пожалел, а через минуту получаешь пулю в затылок. Так что за спиной нельзя оставлять никого, если только не своих товарищей или тех людей, которые тобой неоднократно проверены. Надеюсь, все же, что эта реальность не такая.

Выждав нужное время, я зашел в комнату, где должна была находиться, представляющаяся служанкой, убийца. Сразу же ударил кистенем рядом с дамочкой, делая вид, что промахнулся,

Ещё ранее я подготовил «рабочее место маньяка». Дефицитную простынь постелил на пол, под неё подложил всякой ветоши, чтобы следов крови не было. Рядом был положен «рабочий инструмент». Разложил хорошим таким рядком. Очень надеялся, что когда девка очнется, то посмотрит на все приготовленное и… Расскажет все, что ни спрошу.

И вот именно сюда, в комнату, в которой должна была ночевать Эльза, я привел Олену, оказавшуюся дамой «с тяжелой костью», как говорят о женщинах с излишком веса. Такие весьма ценны в мещанской и крестьянской среде. Так что, если бы она оказала сопротивление, ещё не факт, что мне бы все удалось.

– Ты же не глупа, понимаешь, что я собрался делать? – спросил я, указывая на «инструмент»

И она запела, на радость мне и на спасение моей многогрешной души. Смог бы пытать? Не знаю.

– Я всё сказала, теперь убей меня! – разбитыми губами проговорила отравительница.

Есть у каждого человека определённый порог, за которым жизнь становится не столь важной, а смерть кажется избавлением. Наиболее сильный характером человек приходит к этому пониманию через день издевательств, иногда через два, порой, через большее время, но приходят почти все. Если, конечно, информацию добывают профессионалы своего дела без каких-либо сантиментов, с использованием ещё и психологических приёмов. Олена не оказалась сильной духом. Ей было достаточно демонстрации намерений. Не чета Архипу.

– Передай тому, кто тебя послал, что в ту игру, что он играет, можно играть вдвоем. И что все люди смертные и под Богом ходят. Но я готов говорить. Не о сдаче, а о договоре, – сказал я и, вопреки своим же утверждениям о том, что на войне, как на войне, отпустил Олену.

В таком поступке была своя логика. Во-первых, пусть мой враг не чувствует себя в полной безопасности и оглядывается. Это нервозность, ошибки, возможные ссоры с людьми. Ну и чего скрывать? Не хотел я убивать Олену. Вот и придумал, как е сбагрить.

Из того, что я ещё не знал, было интересным, что Эльза должна была быть также ликвидирована, а её деньги, само собой, изъяты. Как именно это нужно было сделать, Олена и сама ещё не знала. Поручено было действовать по обстоятельствам, но после моего отравления она должна была уехать вслед госпоже Шварцберг и убить ту, только не в поместье.

Олена вообще-то должна была вместе с Архипом выждать момент и пробовать каким-то образом через Эльзу давить на то, чтобы я сцепился с Жебокрицким. И лишь тогда, когда стало понятно, что я не собираюсь идти войной на своего соседа, а тот просто струсил начинать открытые боевые действия, было принято решение меня устранить.

Удивительно было узнать, что создана целая сеть подобных исполнителей. Нет, не во всех городах они существуют, но Олена знала, как минимум, ещё о двух командах. Это люди, которые собирают «дань» с купцов и производителей в пользу того, кто на вершине криминальной пирамиды. И нет, Олена – не специалист по убийствам. У неё лишь был яд, созданный аптекарем в Екатеринославе, она же сама… жена Архипа.

Так что, выходит, я несколько переоценил возможности моего врага. Возможно, я думал о том, что Кулагин действует в большей степени через профессионалов, как это могли бы делать в будущем, но ошибся. Однако лучше переоценить соперника, тогда я буду готовым ко многим сюрпризам, чем его недооценить.

– Возвращайся к тому, от кого пришла на мои земли и передай все то, что я тебе сказал… – немного успокоившись, злобно прошипел я Олене и вышел из комнаты.

Через две недели я стоял на пороге кабака, называемого местными «шинок». Ночь уже вошла в свои права, и вокруг все казалось серым, мрачным, словно кинорежиссер из будущего перестарался и специально нагнетал картинку, подрисовывая на компьютере безнадежность. Впрочем, наверняка в этом месте, в стихийно возникшем квартале рядом с портом, в своего рода трущобах, похожих на бразильские фавелы, даже при ярком солнышке картина не становится менее апокалиптической.

Я сделал шаг и решительно открыл дверь в кабак. Гомон пьяных компаний ударил по ушам. Следом в кабак вошел Петро, который будто прилип ко мне, стал гипертрофированной тенью, повторяющей все мои движения, но выглядящий гораздо больше, чем я сам. Я спустился с четырех ступенек, высматривая, кто же здесь отдыхал. Быстро увидел Понтера и двух его подельников. Вот к ним я и направился.

– Хлясь! – звонкая пощечина врезалась мне в щеку.

Расфуфыренная, но красивая женщина зло смотрела на меня. Я хотел было влепить и ей, но… Нет, начинается большая игра. И нельзя, еще не начав играть свою роль, сразу же испортить весь спектакль.

– После! – сказал я, силой отодвигая рыжую девушку.

Вырисовывались куда как серьезнее проблемы, чем выяснение отношений с женщинами. На меня направили два ствола.

Делаю шаг в сторону, резко вынимая из каждой кобуры по пистолету. Ну что, устроим побоище в стиле Дикого Запада?

– Убей его! – закричал знакомый мне Понтер.