Текст книги "Гридень. Начало (СИ)"

Автор книги: Денис Старый

Соавторы: Валерий Гуров
сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 15 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

Все же мне удалось вечером позаниматься самостоятельно. И это произошло после второй тренировки молодых воинственных парней, которых тут называют новиками. На этом занятии присутствовало уже меньшее количество новиков, ну или претендентов на это звание. Радовали две вещи: это то, что я прошел отбор в дружину, хотя некоторые сомнения все же оставались; ну и то, что к тренировкам тут отношение вполне серьезное, пусть и понимания очень многих особенностей человеческого организма просто нет. К примеру, разминка почти не производится, если только не считать за таковую махание круговыми движениями с топором или мечом в руке. А ведь так можно выбить суставы, повредить конечности… Без хорошей разминки нельзя!

В целом, могу сказать, что ребята, с которыми я тренировался, весьма неплохи в освоении науки убивать себе подобных. Да, среди них большинство сильно ниже меня, не такие большие, скорее приземистые люди, но они могли и уже становились юркими, да и сильными, раздаваясь в плечах.

Ну а ночью…

– Прими новик сей меч и будь братом мне, как и иным в дружине. Стань горой за правду и волю князя нашего Ивана Ростиславовича, – вещал старший сотник дружины Боромир.

– Перед Богом нашим Исусом Христом и перед нашим Батькой Громовержцем, даю клятву в том, – отвечал…

Народ встал в большой круг, и воины были заняты тем, что нарезали себе ладони. Выступавшая из ран кровь капала на землю, впитываясь в чернозем. Следом они встали в круг и взяли за руки друг друга. В центре с поднятым мечом стоял князь.

Хотелось бы сказать, что это именно я проходил обряд клятвоприношения, но нет, я от такого священнодействия освобожден. Да и делать подобный кровообмен, тоже не особо хотелось.

– Я, князь твой Иван Ростиславович принимаю клятву твою и даю свой обет ладить заботу и опекать тебя, как родного, – сказал князь.

– Принимаем клятвы! – заорала сотня глоток.

Князь поднял вверх меч в ножнах, ловким движением рук извлек клинок и торжественно поднял его на вытянутую правую руку вверх. Пафос, нет, скорее, торжественность происходящего зашкаливала. Даже я, человек из будущего, где крайне сложно уже чем-то удивить, впечатлился. И дело, наверное не в освещении, а вокруг множество воткнутых факелов создавали флер таинственности. Дело и не в словах, сказанных с огнем в глазах. Вся суть в энергетике, ею все вокруг насыщено.

Почему я не приношу клятву? Не по собственной воли я этого не делаю, а потому, что меня, оказывается, пока не принимает коллектив. Вот такая, тут вольница. Общество, своей самой значимой частью, не принимает, но и не вышвыривает к черту.

Почему на самом деле? Видимо, все еще, как карту сыграть меня хотят. А тут клятва, ее же не только давать нужно с честными намерениям, ее и принимаю честно. Так что лишнее доказательство, что я у волков. Вот только я не баран…

И я уже понимаю, к чему меня пододвигают – полному осуждению отца прилюдно, ну и по возможности, вызвать Богояра на поединок. Где, он может убить меня, и тогда сотник-предатель явно расстроится. Все-таки большинство, чье мнение довелось услышать, склонялись к тому, что отец любил меня, пусть и делал это так, что можно подумать о ненависти.

И получается, что он убивает меня и тем самым уже свершается месть Ивана Ростиславовича. Или же Богояр сам погибает, что по мнению большинства, крайне маловероятно. Вместе с тем, со смертью Богояра, так же месть свершается. Идеальный план возмездия, нарушить который могу только я своим отказом в нем участвовать. Но… тогда мне точно нет места и в этой дружине, да и в другие ходу нет, потому как, наверняка история с отцом и сыном, должна разлететься по всей Руси. Это своего рода, для местного населения, как очередная серия мегапопулярного сериала в будущем. Пропустить сюжет нельзя.

И тогда зачем какие-то клятвы? Нет, мог бы и я принять эту своеобразную клятву, тем самым несколько ее обесценив, но князь, или те, кто ему шепчет на ухо, решил прикрыться обществом и даже не мне, а через десятника Мирона сообщить, что клятвы не будет, но в дружине я остаюсь. Так сказать, у меня на новом месте работы будет испытательный срок.

Теперь понятно, почему Иван Ростиславович первым делом спросил меня о годах. Условно, конечно, но совершеннолетие тут приходит именно в шестнадцать и в этом возрасте происходит инициация в молодые дружинники. Получается, что я самый молодой в дружине, могу без клятвы до шестнадцати лет спокойно считаться новиком. Так что я и дружинник и не стеснен клятвой. Хотелось сказать, что сотрудник на удаленке, но, нет, самое, что ни на есть близкое общение.

– Братина! Братина! – закричали вокруг.

На середину поляны, окруженную множеством факелов, где и была произнесена клятва выносили большие котлы с чем-то сильно пахнущем и не так, чтобы вкусно, запах отдавал ячменем и житом.

– Кто такой этот Батька, которому клятву дают? Неужто то Пер… – я не успел договорить, обращаясь к Спиридону, как он прикрыл мне рот своей тщедушной рукой.

– Не произноси имя его! – прошептал, оглядываясь по сторонам, Спиридон.

– Вот тебе бабушка и Юрьев день! Неужто поганого бога воины поминают? – усмехнулся я.

– Много воев чтят Батьку заступника, в День Ильи Святого даже в храмах жгут лучины во славу Батьки. Не все, но поминают. Вои же, тут у них свои правила. Но поминают токмо при своих и тот, кто захочет, без принуждения, – сказал Спирка.

Не укладывалось у меня в голове такое вот странное двоеверие, но, как погляжу, местные хроноаборигены вполне себе принимают одновременное поклонение Исусу Христу и Батьке, это так Перуна называют. Имя произносить нельзя, поклоняться, стало быть, можно. Выверт сознания, но тут это норма.

– Ну, Владка, чего смурной? Али клятву не дозволили произнесть? Мо недостоин? – обратился ко мне Боброк, во всю веселясь.

– Зубы покажи, зверек? Полено погрызть дать? – это уже я отвечал.

Вокруг засмеялись, что удивительно и сам Боброк улыбнулся. У парня, ставшего только что полноценным дружинником, были особо развитые передние верхние зубы. Вероятно, что при рождении парня звали иначе, но когда прорезались зубки, у будущего дружинника князя Ивана Ростиславовича уже не было вариантов – Бобр, он и есть бобр.

На утренней и вечерней тренировке Боброк задевал меня, то словом, то и какой подлостью: попробует подножку подставить, или будет мимо проходить и так, случайно, заденет деревянным мечом. Когда гарцевали на конях и у меня выходило откровенно не очень, Боброк с меня смеялся. Вот только смех был настолько наигранным, неестественным, что становилось понятным: Боброк выдавливает из себя и насмешки, да и подлянки совершает не по своему умыслу.

Заказали меня. Так и было, что его попросили, скорее приказали, меня задевать.

Ну да в эту игру играют вдвоем и уже скоро моих подначек, или «случайностей», после которых Боброк дважды оказывался на сырой земле, где уже стоптали весеннюю траву, стало сильно больше, чем тех, что адресовались мне. Гаврила, наш инструктор, молчал, но до поры, пока не стало понятно, что я своими «ответками» скорее зарабатываю авторитет у воинственных подростков, чем его теряю. Вот тогда он каким-то образом приказал Бобру перестать заниматься ерундой.

А так, на самом деле, не все были настроены против меня. Было бы иначе, то не нашлось бы мне места в дружине и в любом статусе, пусть и без клятвы. Молодежь, не только новики, но и молодая дружина, те, кто рядовые ратники, не десятники и не пожилые, так и вовсе приняли меня за своего. Им, видимо, было не столь и важно, чей я сын и что сделал мой отец.

Старший сотник дружины, Боромир, появившийся на второй тренировке и ставший со мной в круг на деревянных мечах, так же казался индифферентным к моему происхождению. Он просто показал мне, что не стоит зарываться и чуть отбил бока, живот и ноги. Деревянный меч, он, конечно не боевой, но бьет чувствительно. И вот этот бой, почему-то несколько сплотил наш коллектив новиков. Мне сочувствовали, а я не проявил ни трусости, ни сдавался, а бился и когдаБоромир стал уже откровенно меня избивать. Был момент, хотел я уже войти в боевой режим и начать просто на смерть драться, но соперник что-то почувствовал и опытный сотник закончил бой.

Это был хороший урок. Нужно понимать, осознавать, что я не Царь Горы, что есть куда расти. И, чтобы стать вот таким матерым волком, как этот Боромир, нужно постараться. Нет, я стану лучше, если будет получаться комбинировать знания и навыки из будущего. Вот это преимущество и даст мне путевку в новую жизнь.

И вот что я скажу… А мне здесь, вот вопреки всему негативу, всем лишениям и ужасной еде… Нравиться!

Глава 9

* * *

Великий князь Киевский, Всеволод Ольгович, принимал сегодня гостей и просителей. Делал он это не только без удовольствия, без желания, но и с явным раздражением, даже не вникая в проблемы просителей, по большей части отправляя их без решения. Князь был немолод, страдал многими болезнями и последствиями ранений, потому и не мог оставаться энергичным, деятельным. Вообще складывалось впечатление, что когда князья садились на великий киевский стол, они моментально теряли всю свою былую прыть, воинственность, решительность и управленческие таланты.

Подобное можно было объяснить тем, что Киев уже давно не видел молодых князей, которые еще живут мечтой, пытаются и стараются что-то изменить, заполучить больше славы и власти. Умирал один киевский князь чаще в преклонном возрасте и на его место приходил следующий брат, по старшинству. Конечно, лествичное право чаще нарушалось, чем исполнялось, что влекло за собой усобицы. Но это не меняло того, что в Киеве правили старые князья, которые, добившись своей мечты, ограниченной обладанием Киевом, думали уже о покое.

Ограниченность мышления и желаний. Наверное, это тоже проблема русских князей. Они не мечтают о большем. Это Рюрик, после князь Олег мечтали, казалось, о невозможном – оседлать путь «Из варяг в греки». Они мечтали взять Царьград. И мечты эти так или иначе, но осуществлялись, путь в Великом Городе Константина только и прибили щит к воротам. А после мечты князей стали сильно сужаться, ограничиваясь Киевом.

Сам Всеволод не должен был сидеть на киевском столе. Он из Чернигова, роду Ольговичей, но есть в живых и здравствующих еще сыновья Владимира, прознанного Мономахом. И в самом Киеве росло недовольство Всеславом Ольговичем, но пока вялое, как и сам князь, желающий угодить всем и каждому, правда при этом ленится быть справедливым и принимать решения.

Киевлянам это пока что не так, чтобы и не по нраву. Их никто не трогает, новые подати не собирает, торговлю не контролирует. Делай, как и что заблагорассудится. Такое положение дел несколько нивелировало отвращение к черниговской династии в целом. Ну а о том, что будет после смерти Всеволода, никто особо и не задумывается, несмотря на то, что тогда сложностей в престолонаследии куда как прибавится.

Стать бы Всеволоду великим князем Киевским лет семь, ну или пять, назад, когда он воевал за Киев, когда он жаждал его. Тогда Всеволод был решительным и смог отбиться от коалиции князей, штурмовавших Чернигов во главе с киевским князем Ярополком. Но, нет, он пришел в Киев уставшим и безразличным к делам всей Русской Земли, болезненным. Всеслав Ольгович сделал то, к чему стремился всю свою сознательную жизнь, взял Киев, и более не знал, что делать далее.

А на Руси требовалось что-то менять, что-то делать, срочно, уже вчера, уже сто лет назад. Народ с Перемышля, Киева, Вышгорода, городов Черниговской Земли, многие убегали за Брянские леса, плодородные земли под Киевом все меньше обрабатывались. Степь надвигалась на Лес, но не наоборот. И мудрым людям уже становилось понятным, что дело только во времени, когда Степь одолеет Лес.

Да, половцы сильны и только лишь их внутренние свары не превратили кипчаков-половцев в ту силу, которая вовсе смела бы южные княжества Руси. Да и сейчас поход одной лишь орды – уже событие катастрофическое. И их, орд, более десятка. Это только те подсчитаны, кто рядом с Русью. Ну а то, что они не умеют брать крепости… Была бы нужда и объединение, так половцы смогли бы и научиться штурмовать русские детинцы.

Слаба ли Русская Земля? Нет, она сильна. Тут есть сильные и умелые воины, трудолюбивые селяне, не уступающие ни в чем иным европейским, порой и восточным, ремесленники. Сильна и вера, пусть тут, на Руси еще и помнят старых богов, но нет полыхающих костров, сжигающих иноверцев.

Но и слаба Русь. Вот этим вот Всеволодом, или сварой в Галиче, Новгород ищет свой путь, отвергая силу княжескую, Полоцк… Есть еще и другие враги: ляхи, венгры, чухонцы. Много проблем на Руси, вот тем она и слаба, как и половцы, отсутствием единства, а так же нет стремления что-то кардинально менять, чтобы быть сильнее.

Вот и сейчас Всеволод выслушивал заранее подготовленные речи половецкого хана Акума, чьи кочевья находились на севере великого Дикого поля, напротив Киева и Торческа. Послать бы этого мелкого хана, чья орда меньше тридцати тысяч, это вместе с женщинами, детьми и стариками, к Ящеру. Но нет, нельзя, иначе придется проявлять активность, еще, ненароком, в Степь идти.

Всеволод Ольгович опасается покидать Киев, будучи почти уверенным, что сразу, как только он уйдет, Золотые киевские ворота закроются и перед князем уже никогда не распахнуться. Потому, Всеволод слушал Акума и даже думал, какие подарки ему преподнести, чтобы тот не озорничал сверх принятых негласных правил.

То есть не шел всей ордой, но мог отправлять отряды по сотни-две воинов грабить и отлавливать людей. Так ведь, ну кроме отлова людей, поступают люди и его, великокняжеской, дружины. Нужно же молодняк обучать, да воинам улучшать свои навыки.

– Мне выразили свое согласие присоединиться в поход ханы пяти орд, ты должен сам покарать берендеев и иных клобуков, – уже откровенным образом наглел хан Акум, знавший русский язык, но намеренно не желающий на нем разговаривать.

– Акум, мы знаем друг друга давно, ты еще в Черниговской земле полон брал, за что я разорял уже твои кочевья. И нынче приходишь до меня и что? Угрожаешь мне? Ты и те орды, что тебя поддержали, вы войны хотите? – голос князя был грозен, но скрипуч.

Много раз Всеволоду Ольговичу приходилось лишь показать свой гнев, даже сыграть его, чтобы собеседники проникались моментом и не дерзили. У него подобная смена маски происходит уже непроизвольно, автоматически.

Вместе с тем, Всеволод понимал, что нынче ему противостоять половцам, путь и всего пяти ордам, будет просто нечем. Нет, у него большая дружина более тысячи человек, еще он наберет более трех тысяч ратников по окрестностям, из Чернигова, от брата своего, приведет. И пусть будет еще более десяти тысяч черных людей из Киева, тех кто пешец и не имеет коня. И с такими силами он не хотел войны. Уже потому не хотел, что неплохо сиделось и на столе в Киеве. Если поразмыслить, то далеко не факт, что получится собрать десять тысяч черных людей, то есть ополчения. Киевляне за Ольговича не пойдут.

– Я лишь прошу великого князя урезонить клобуков, и все, более ничего. Все остальное пусть останется, как есть, – сказал хан.

Как есть, не устраивало бы энергичного князя. Торговли международной нет почти совсем. Нужна Руси торговля с Византией, как воздух нужна. Именно торговля некогда и создала русское государство, формируемое вдоль Волжского пути и пути «Из варяг в греки».

Но против половцев, которые заняли Дикое поле и не дают развиваться торговым связям, боязно выходить. Нет не за жизнь страшно, Всеволод не умел боятся за свою жизнь, он страшился потерять то положение, которое имел, к которому стремился долгие годы. Коршуны не дремлют. Есть на севере князь Юрий, сын Владимира Мономаха есть другой претендент – Изяслав, внук Мономаха. Вот уйдет он на половцев, а Киев уже и занят.

– Скажи мне, хан Акум, а почему кипчаки не дают нам торговать с ромеями? Вот где наша обида сыщется, – спрашивал киевский князь.

До того уже прошел обряд дарения подарков, когда от хана были лишь символические дары, а вот Всеволод Ольгович расстарался. Тут и серебро и доброе оружие на три десятка воинов, украшения, серебряные подносы и кубок.

Было видно, что Акум доволен. Скорее всего, он ни с кем из соплеменников не договорился, или эти договоренности не были прочными. И получается, что хан и потешил свое самолюбие, высказав киевскому князю, и неплохо, особенно для его, не самой мощной орды, заработал. Так что можно и отвечать на вопросы, даже вполне себе откровенно.

– То не я, князь. На юге много ханов иных, они не пропустят русских гостей торговых, – отвечал Акум. – Если ты соберешь сильный поезд, со многими воинами, то прорвешься, но там иные супротив станут. Те же новые люди из Венеции, али их супротивники… Запамятовал вовсе кто. Газузцы, или как-то схоже они зовутся.

– Ты говорил о том, что в союзе с тобой пять орд, ну а если я вступлю в союз с иными княжествами? Есть Киев, в котором людей поболе, чем во всей твоей орде. Есть Чернигов, Смоленск пришлет воинов, Галич. Это же твои люди более года назад разграбили большой поезд из Галича? – сказал князь и более всего он сейчас хотел, чтобы Акум убрался, да хоть и к черту.

– Нет, то были не мои люди, то клобуки, вот с них и спрашивай, князь! – запричитал хан, пряча глаза.

На самом деле почти ни у кого не было сомнений в том, что большой поезд с товарами и людьми, был разграблен именно кипчаками, вероятнее всего не без помощи, или при прямом участии орды Акума. В том поезде не выжил никто. Был бы хоть один видок, знавший, кто именно напал на этот поезд… Впрочем, а что хотел бы сделать князь? Разве пошел бы он походом на половцев. Нет, и видока не нужно.

Каждая орда – это около сорока тысяч человек, из них воинами выставить хан может до пяти тысяч, где далеко не все будут достойно одеты и вооружены, тут играют роль множество факторов. Но даже так, – пять тысяч с одной орды это двадцать пять тысяч с пяти. Вот тогда уже появляется сила. А ежели присоединяться еще две-три орды, тогда как отбиваться? Сидеть в городах и носу не казать, ждать пока половцы пограбят и уйдут? Но под этот шум может прийти еще и Юрий, которого некоторые прозывают Долгими Руками, тихо называют, чтобы никто не услышал. Он женат на половецкой княжне, имеет сношения с некоторыми ордами…

Сложно все на Руси. Так что лучше пойти поесть и не забивать голову лишним, а забить живот вкусным.

– Я услышал тебя хан, – сказал великий князь и отправился трапезничать.

Пост на Руси, это да, он нынче должен властвовать на столах русских православных людей, но князь иногда считал себя в походе. А в походе пост можно не соблюдать.

*……………..*………………*

Ой ты степь широкая! Не люблю я степь. Лес люблю. Я лесовик, с детства по лесам хожу, уважаю «тихую» охоту, в которой разбираюсь неплохо. Уж боровик от сатанинского гриба точно отличу. А вот степь… Единственное, что мне нравилось, что не стоило ожидать внезапных нападений. Места просматривались далеко. Вот только, это палка о двух концах. Мы же так же, как на ладонях, пусть и пробуем идти рядом с лесостепью, выискивая пролески.

Шли уже пять дней. Медленно шли, словно вразвалочку. Но это было оправдано. Человека можно не беречь, а вот скотину обязательно оберегать. Да и передвижение поезда всегда осуществляется с той скоростью, с которой идет самый медленный участник обоза. У нас это были четыре коровы. Зачем отряду в походе коровы? Нет, оно понятно, молочко и все такое, но эти низенькие, относительно коров будущего, создания чуть переступали копытами.

Но не мне же тут указывать, как нужно устраивать переходы. Хотелось бы приставить к этому утверждению слово «пока». Вместе с тем, медленное перемещение позволяло постоянно тренировать новиков, да и остальным дружинникам приходилось попотеть. Обучение было с упором на работу конными. Князь и старший сотник пользовались степными просторами, где удобно отрабатывать возможное нападение.

Уж не знаю, как работают всякие там кипчаки с печенегами, но в дружине некоторые всадники были ну прям джигитами. Стрелять из лука на скаку? Серьезно? Из композитного? Это ну очень сложно. Я, к примеру, даже после того, как освоился и вернул навыки верховой езды реципиента, и близко так не умею.

А вообще, здешний подход мне нравится. Молодняку не дают присесть, постоянно загружают, но не бесполезным трудом, а тренировками, стрельбами, джигитовкой, пусть такого слова тут и не знают, но навыки акробатической верховой езды отрабатываются.

Немаловажными навыками, к которым приучают, являются и умение приготовить еду, поставить шатер. При этом, не было тут такого, чтобы лагерь разбивали только молодые. Но и разница между младшей дружиной и старшей явственно ощущалась. Тот же Мирон уходил обедать и ужинать к старшим воинам. Оттуда порой такие запахи доносились!..

– Есть! Сладилось! Сладилось! – закричал Спирка, заставляя меня вздрогнуть.

Выдался часик отдыха, так вздремнуть решил, а этот орет. Уже скоро у меня своя тренировка, на растяжку и отработку ударов. Так что ни капли энергии в пустоту, только саморазвитие и самосовершенствование. А тут приходится вместо отдыха за Спиркой присматривать.

– Что случилось? – спросил я, переворачиваясь на правый бок, чтобы видеть Спиридона.

– Самострел зарядил! – счастливый дьячок показал мне арбалет, в котором была взведена тетива.

– Молодец, – сказал я безучастным голосом.

– Ныне я не слабосилок? – прямо детским тоном спросил Спирка.

Да он и вел себя последние четыре дня, как ребенок, чье самолюбие было задето. Он все пытался доказать, что не слабый, и вовсе не «баба какая», а самый что ни на есть муж, в смысле, мужчина. И чем больше Спиридон доказывал мне, что может быть воином, тем больше я убеждался в обратном.

– Не майся дурью, Спирка! Рожденный ползать, летать не может, – сказал я, встал и потянулся широко расставляя руки.

Темно-коричневую тень, молнией приближающуюся ко мне, я увидел слишком поздно, чтобы адекватно среагировать. Этот «дрон» заходил со стороны спины. Вдруг, даже показалось, что я там, на той войне, в будущем. Но в последний момент рассмотрел пернатое создание.

– Твою мать! – закричал я, когда большая птица пристроилась мне на руку, на запястье.

Я попробовал стряхнуть этого гостя, начал трясти рукой. Но наглец, если сокол-самец, а не самка, и не думал стряхиваться, уцепился в мою руку и так цепко, что своими потугами скинуть сокола я добился лишь царапин на своей руке. А когда попробовал схватить пернатого, он так клюнул меня, что пришло решение не трогать этого… Видел я таких в прошлой жизни. Ну сидит, пусть сидит, тем более, что, рассмотрев гостя, я убедился, что он явно ручной, скорее всего князя. Не думаю, что подобные ручные птицы доступны многим. А шелковая ленточка на шее сокола явственно говорила о том, что летающий хищник принадлежит…

– То как? Без перчатки сокол сел? – удивился Спирка.

Я стоял и недоумевал. Наглый «птиц», или как еще этого сокола назвать, безмятежно сидел на моей руке. Не сразу я вспомнил, что уже был знаком с этим товарищем. Это мой отец дарил княжичу сокола, но до того Богояр тренировал соколеныша.

Я любовался грациозной птицей, потому и не заметил как ко мне подошла целая делегация.

– Верни Ярла! – потребовал княжич, который и был во главе пяти ратников.

Мальчик хочет казаться мужчиной, во всем парадирует модели поведения взрослых, но пока не дотягивает до роли, скажем, заместителя князя. Вот и сейчас он смотрел на сокола, как я понял по кличке Ярл, и чуть не плакал. Было, видимо, обидно княжичу, что любимая живая игрушка не прилетела на его перчатку.

– Княжич, он сам прилетел, – сказал я, до сих пор несколько недоумевая, как такое произошло.

Не могу до конца понять серьезность ситуации, но все вокруг нахмуренные, какие-то суровые, так, что кажется, что я убил кого-то, или совершил еще какое преступление. В Индии даже в будущем голову могут свернуть за обиду корове. Разве на Руси подобное же в отношении соколов? Да, нет, не слышал я об этом и в будущем и память реципиента утверждает, что сокол – всего сокол, только стоит, обученным, как добрая деревня.

– Княжич, дай клобук! – то ли попросил, то ли потребовал старший сотник Боромир.

Наверное, все-таки потребовал. И тон старшего сотника был менторским, слегка высокомерным, поучающим. Ростислав Иванович подал Боромиру кожаную соколиную шапочку, которая и называется «клобук». Старший сотник подошел ко мне, строго посмотрел в мои глаза, но я взгляд не отвернул. При том, что Боромир обладал меньшим моего ростом, низким не казался. Суровый мужик, явно опасный, оттого и кажется выше.

Боромир надел шапочку на глаза соколу, и тот сразу же чуть ослабил хватку. Небольшие капельки крови стали стекать по моему запястью. Старший сотник забрал сокола, а я осмотрел свою руку, чтобы убедиться в целостности вен.

– Не ведаю, как, но кабы более Ярл к тебе не прилетал, – сказал Боромир, усаживая сокола на перчатку княжичу.

А это что такое? Княжич мне сочувствует? Его глаза, некоторая жеманность говорили о том, что Ростислав Иванович увидел во мне такой же объект для нападок старших, как и он сам. И убеждать в обратном княжича, думаю, не стоит. Легкая улыбка, обращенная к мальчику, лишь укрепила уверенность, что с сыном князя можно и нужно более активно работать. Еще бы понять, как к нему подступиться.

Ростислав Иванович тренируется отдельно, сам старший сотник показывает ему уловки и ставит движения. Поговаривают, может и правду, что княжич для своих лет очень даже искусный воин. Посмотрим, что с этого сегодняшнего момента можно будет выжать. Если только этот момент не выжмет меня.

Княжич ушел, за ним потянулись и другие ратники, а те воины, которые решили поглазеть на ситуацию, быстро нашли себе другое занятие. Скорости в поиске работы придал окрик Боромира про бездельников и что пора ему усилить тренировки.

Все ушли, а я остался смотреть вслед княжичу. Вспомнил все про птицу. Почему-то этот сокол был для меня дорог. Я занимался с ним, отец учил азам соколиной охоты. Тогда Ярл знал меня, как хозяина. Это был единственный момент в моем общении с отцов, когда я видел в нем родителя, а не мучителя. Но пришло время и Богояр подарил уже обученного сокола князю Ивану Ростиславовичу.

Что-то тоска накатила… Нет, нужно думать, как сокола именно этого себе добыть.