Текст книги "Ангелы и революция"

Автор книги: Денис Осокин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 4 страниц)

Денис Осокин
Ангелы и революция. Вятка 1923

Предисловие

Вообще-то говоря, моя роль в этой публикации чисто курьерская. Я принес рукопись в редакцию, а дальше все завертелось само. История нашего знакомства с автором проста. В конце декабря подвели итоги литературного конкурса «Дебют», членом жюри которого я был. Предельный возраст конкурсантов жестко ограничивался двадцатью пятью годами.

В номинации «короткая проза» победителем и без преувелечения открытием стал Денис Осокин из Казани. Обаяние его безукоризненно стильной, изощренной, хотя при этом удивительно искренней прозы покорило не только жюри, но, что сложнее представить, самих участников, являвшихся конкурентами Дениса в борьбе за вполне материальный приз.

Честно говоря, у меня до сих пор не очень-то укладывается в голове, как мог совсем еще юный автор с такой достоверностью и почти гипнотической убедительностью воссоздать дизайн, речевой строй, если угодно, сам запах времени, от которого его, как ни крути, отделяет дистанция длиной в несколько собственных жизней.

Игорь Иртеньев

Пара слов от Господа Бога

На момент издания книги автору текстов исполнилось 22 года. Он считает себя неплохим писателем-примитивистом и в настоящее время работает в Вятской ЧК.

Бесстыжая дачница

Вы ее видели. Вот она ходит садовыми дорожками и к пристани за хлебом и колбасой. Вот ее шлепанцы, вот белая кофточка и полотенце на поясе. Вот подвернутая юбка и искусанные слепнями ноги.

Летом солнца хоть отбавляй. У нее есть лодка, в ней она плавает вокруг нашего дачного острова. Помахивая веслами, сидит в лодке голая и приближается к берегу на такое расстояние, когда белое пятно ее тела уже приобретает резкость, но с берега надо морщить лоб и по-дурацки пучить глаза, чтобы что-нибудь различить.

Даже в женской купальне женщинам неудобно – так она сидит, и лежит, поворачивается, наклоняется, оглядывается по сторонам. Женщины возмущены еще тем, что эта дачница так неоправданно дорожит волосами на своем теле.

Она всегда там, где много людей. Цыпа-цыпа – так приманили мы ее в первый раз.

Молодой рабочий

Изверг молодого рабочего, горячий и огромный, разобьет все папенькины окна, опрокинет маменькино канапе, огреет по уху братца, напугает до ужаса сестру, которая – ах! – запомнит его на всю жизнь, раздавит кота-евнуха, найдет меня в моей комнате, толкнет в живот, порвет кружево, подденет, насадит как гайку и унесет отсюда – боже, боже, приведи! Он бешеный, красный молот. Да, да – я социалистка. Да здравствует пролетариат. А папенька сволочь. Ненавижу буржуя, – так думала Валя, дочка главного инженера, в своей комнате в 11 часов утра.

Злобный пиротехник

Злобный пиротехник Валериан Венерин женился по большой любви. Его жена Женя была ласковая и очень молодая. Все свои пакеты и бумажные стаканы с адскими начинками Венерин хранил под супружеской кроватью – ему было невыразимо мило видеть и чувствовать, как раскрасневшаяся Женя взвизгивала и еще крепче впивала свои маленькие пальчики в четырехугольную его спину всякий раз, когда кровать начинала ходить и продавливаться.

Лека, злобный, когда же ты уберешь этот порох из-под кровати? – шептала маленькая Женя холодными как снег губами. Но мы-то знаем цену этому холоду, этим словам. Знали и пиротехник с женой. Извини, хомячок, я опять забыл, – бубнил Венерин, и в глазах его стояли слезы любви.

Картофельное сердце

Мы нашли картофелину, имевшую форму сердца. До чего же круглого и толстенького.

В нем было что-то неприличное, но все всё равно смеялись и думали об этом каждый про себя. Один только папа его перевернул и сказал – вот смотрите. Тогда и Коля его перевернул, но несколько по-другому. А Полина с мамой скорчили рожи и воскликнули – ну-у мужики! Но глаза их светились радостью. Все были рады на кухне целых пять минут оттого, что Коля эту картофелину не почистил, а оставил в подарок для своей жены Полины.

Прошло уже много времени, а картофельное сердце все еще лежит у нас на окне и даже не позеленело.

У собаки крылья

Мы шли по мосту и оживленно гадали – какие крылья могли бы быть у той или иной собаки:

у немецкой овчарки крылья, как у орла,

у таксы крылья маленькие, она ими часто машет, как утка (такса – утка среди собак),

пудель при полете помогает себе ушами, по бокам у него еще одна пара крыльев – они такие же дурацкие и всклоченные,

у фокстерьера крылья жука, и при полете он единственный не лает, а издает специфическое жужжание,

у мопса крылья – дамские вееры,

у пойнтера эластичные элегантные эллипсы,

у болонок – розовый язычок и глаз не видно, крылья болонок – два аккуратных сочня с творогом,

борзые летают – девушки сходят с ума, и крылья у борзых, как у архангелов на полотнах итальянских возрожденцев,

лайки и шпицы имеют невидимые крылья – слишком долго жили они среди колдунов,

нетрудно представить, как может летать бульдог – отчаянно машет едва заметными кругляшами и все норовит оттолкнуться от какой-нибудь другой летящей рядом собаки, собаки не ворчат, они любят бульдога – мы решили, что бульдогу надо бы пропеллер,

а спаниель переворачивается в воздухе с живота на спину, он сам себе пропеллер, и крылья ему не нужны.

Мост был длинный, прогревшийся за день, и собаки с нашими крыльями летали над ним.

Жорж на Кате

Жорж на Кате смотрелся бы лучше, если бы Катя была поумнее. Но Катя ведь дура – круглая рожа и много красится. А Жорж – философ, учится в Харьковском университете, и в Киеве его любит одна хорошая девушка.

Жорж, например, всегда опрятно одевается – высокий, подтянутый, с новым саквояжем. А Катя любит яркие цвета, кричащие и фальшивые.

Утром снег навалится, Катя виснет на Жорже и говорит: Жоржуня, позавтракаем?.. И закрой, пожалуйста, форточки.

Форточки же хоть закрой, хоть выломай – теплее в комнате не будет.

Бум да бум – посреди холодной комнаты кровать гуляет. Катя, ясное дело, рада – Рождество не за горами, под Катей две простыни, а на Кате Жорж. На Рождество они поедут в Ковну и поженятся. Потолки высоко, и Катиной душе совсем не тесно в круглой Жоржевой комнате.

Мы ведь понимаем, милые ворчуны, твои, Жорж, друзья. Но все-таки скажем Жоржу: Жорж, с Кати слезь-ка! И найди себе кого-нибудь получше.

Скажем так, хотя от этих собственных слов на сердцах у нас грусть и холод.

Девочка и баба

Ангел Дима рассказал мне эту историю.

У генерала Крушилова, проживавшего в Киеве, была дочка Машенька. Милый эльф с блестящими глазами и сердцем чистым, как белая бегония. Машеньке едва исполнилось семнадцать лет, и родители звали ее не иначе как мышонок, бельчонок, Минька, а на Рождество и Пасху дарили ей длинные вязаные носочки с орехами внутри. Целый год Машенька проводила в городе, а летом ее отправляли на дачу к старой папиной кузине отдохнуть.

Так было всегда, так случилось и этим летом. Только на этот раз еще и поселился по соседству с нашими дачницами прапорщик Кныш, чистый таракан, отдыхавший после ранения. Он-то и водил Машеньку гулять на луг и к себе в сад помогать собирать вишни.

Из Киева Машенька уехала прелестной и скромной девочкой, а вернулась ражая и истошная баба, ошалело поводившая глазами. Она ходила по дому как бульдог на задних ногах, рядилась в какие-то шали и тыкала папеньку в живот, говоря при этом – эге! – раздувала ноздри и подмигивала. Генерал и его жена целыми днями метались по комнатам, поочередно хватались за головы и кричали – ой-ой! Или же, закрывшись в спальной, подолгу смотрели друг другу в глаза, держались за руки и слушали в окно, как на улице Машенька топала ногами и хрипло смеялась, объясняя чего-то кучеру.

Большая субботняя любовь

В субботу, куда бы нас ни звали, и какая бы погода ни стояла на дворе, мы с Аней знаем – сегодня должна состояться наша большая субботняя любовь. Что это такое? – это пять часов на простыни посреди пустого дома и выходного дня. Ай, какие там пять часов! – ведь мы не англичане, чтобы знать об этом.

Мы много работаем, и жизнь наша – долгие холодные дни, но едва успев пожениться, мы твердо решили – большая субботняя любовь станет нашей семейной традицией номер один. Все всегда грустно наполовину, и зима здесь не станет мягче – упаси бог! – мы этого не хотим. Мы только говорим друзьям – в субботу к нам не приходите, – ведь они не знают, когда может начаться и закончиться наша большая субботняя любовь.

Нелли

Милая, она не носит больше очки после этого случая. Они осыпались, как труха, на трамвайную ступеньку. Известно, что трамвай без лошади движется дьявольской силою, а Нелли зашла в него не перекрестившись.

Билетик у Нелли был, на углу Евангелистов она хотела выйти, «два пирожных у кондитера, непременно два, а не одно», – думала Нелли, ставя ногу на ступеньку, как вдруг раздался оглушительный медвежий рык в миллиметре от ее уха: «Мамзеля, кажи билет». Дальше было так – с колокольным звоном в ушах Нелли увидела дьявола в форме трамвайного водителя. Он стоял вплотную к Нелли и рукой закрывал проход, у него не было зуба, лоб был сожжен и шелушился, а глаз был один и, кажется, посреди того сожженного лба. Дьявол глумливо улыбался. А-а, билету пожадничала! – засвистели со всех сторон его прислужники. И в эту минуту очки на Нелли лопнули раз и навсегда – дьявол расплылся, стекла осыпались, и оправа, соскочив с носика, упала вслед за ними. Нелли, видимо, все-таки показала дьяволу билет, потому что скоро стояла на улице, забыв про кондитера, без очков, и не могла сдвинуться с места, потому что трамвай без лошади ходит дьявольской силою, и надо перекреститься, а лучше плюнуть на рельс и сказать «сгинь», а еще завелся ероплан и того гляди упадет на голову, а еще по городу ходит черный перепел и ворует детей.

Хлебный пролетариат

Из всего пролетариата самый лучший – хлебный. Это люди, обсыпанные мукой и пахнущие самой счастливой истиной, исходящей из земли. У них не такая уж сладкая жизнь, как сладки могут быть их щеки и руки, но, согласитесь, хлебный завод лучше чугунолитейного или угольной шахты. Конечно, эксплуатации человека человеком хватает везде, глаза у наших белых тружеников часто как у обманутых детей. Но поэтому и порыв, и особенное упрямство человека, умеющего делать вкусный калач, и в революционном строю хлебный пролетариат – самая душистая колонна.

Жонглер Дима

Жонглер Дима любил показывать трюки за столом. Возьмет три винные пробки, подкинет, две поймает, а третья упадет кому-нибудь в суп.

Или поставит стоймя соломенную салфетку и примется показывать кукольный театр.

Возьмет в тарелке с костями два рыбьих плавника и водит ими над салфеткой.

Это море, – говорит Дима.

Подлинно русский театр, – объявляет Дима через мгновение и показывает следующее: над салфеткой-ширмой поднимает бутылку водки и стакан, из бутылки льет в стакан и смеется на всю комнату.

После этого прячет за салфетку собственную голову и начинает корчить рожи и отворачивать салфетку. Его пальцы скручивают салфетку в трубочку, и все видят то надутую, то зубастую, то печальную рожу Димы. Скоро рожи у Димы кончаются, и он, слегка смущенный, откладывает салфетку.

А еще он может схватить огромное блюдо, изготовленное в 1871 году на Королевской фарфоровой мануфактуре в Саксонии, на этом блюде только что был заливной сом, и приставить себе под подбородок.

Ну, кто я? – обращается лукавая голова Димы к сидящему напротив гостю.

Ты Иоанн Креститель, – сердито бормочет гость.

Молодец, угадал! – хохочет Дима. – Ты образованный человек, – хохочет и срывается с места для того, чтобы пожать гостю руку.

Тетушки

Я их так любил – милые сестры моей матери и тетя Саша, сестра моего отца. Они играли со мной, гуляли и рассказывали очень много глупого. Теперь я знаю, что для меня они были детскими сексуальными переживаниями. Но ведь и я для них был сексуальным переживанием. Не случайно же они иногда переодевались при мне, правда, отворачивались или говорили мне – отвернись. Купались со мной, конечно же, в купальниках, но как ловили меня в воде, подбрасывали или учили плавать! Я научился плавать с такими чуткими учительницами, но еще я помню, как неожиданно толкалась моя рука или нога во что-то невозможное.

Кто спрашивал – ты меня любишь? и просил – поцелуй свою тетю? Кто в бабушкином саду рвал со мной ягоды в халате не по фигуре и, наклоняясь к нижним веткам, показывал груди и темные соски? Они возили меня на велосипеде по тому городишку и вдруг капризничали – теперь ты кати. И я катил во весь взмыленный дух своих шести-девяти-двенадцати лет, а потом они все вышли замуж. Возможно, я горевал, хотя нет – ведь я не девочка. И вообще из другого города. А к тетушкам меня привозили родители в один из летних месяцев, а потом увозили обратно.

Письмо

Милая Валери,

забудем все и поедем в Вологду. В Вологде – русская зима и моя любовь к Вам, запертая в номерах Дьяконова.

Свадебные подарки

Вот подарки, которые супруги Лапшины дарили друг другу из года в год в годовщину своей свадьбы. Теперь неизвестно, чей подарок чей, но вот они все перед нами:

– две круглые рыбы из лунного камня, каждая на голубоватой кварцевой подставке;

– картина размером с мужскую ладонь, на картине посреди зимы два маленьких дома;

– альбом эротических фотографий «Лето в Питкяранте», на двадцати шести фотографиях везде она – жена: в лодке, на мостиках, среди деревьев и старых пней;

– две чайные ложки с маленькими клеймами Warszawa, Miodowa, 5;

– набор красок и к ним три кисточки: времени прошло достаточно, но краска еще не вся кончилась;

– тряпичный ежик с огромными глазами, внутри у ежика пуговица-сердце;

– две глиняные утки с гуцульскими листьями на крыльях;

– длинный-длинный шарф и две варежки;

– два деревянных мышонка, играющие на цимбалах;

– грушевое дерево опять же на картине, под деревом котик ищет груши, а время – глубокая осень;

– две черепахи из яшмы.

Других подарков нет, а нам так хочется, чтобы они были.

Бандитка Лена

Сколько же она переубивала красных героев! Как свистнет и плюнет в рожу очередному мученику. Еще она могла тряхнуть кудрями и сорвать с себя ремень с огромной пряжкой. Штаны-то с Лены – ух! – а вся шушера гогочет.

До чего же худая была и легонькая – Ленины головорезы только на руках ее носили – и на коня, и в церкву, и в лопухи, если нужда. Сидит Лена в лопухах, а бандиты все полукругом – шашки наголо – Лене честь отдают.

И орала она, и не мылась толком, а все равно ее любили. Красных героев она сама же и расстреливала. Свистнет, плюнет, «что на ё, то моё» – скажет и бах в лоб из маузера. Что на ё, то моё, – такая у нее была любимая поговорка.

Инженер Славянов

Николай Гаврилович Славянов, начальник Пермских казенных пушечных заводов, плыл на пароходе «Франция» на всемирную выставку в Чикаго за дипломом и золотой медалью, присужденными ему за изобретение электродуговой сварки металлов плавящимся металлическим электродом. Шел 1893 год. Океан был спокоен, и морские чудовища лениво качались на его поверхности, не думая съедать русского изобретателя. Середина океана, – думал Славянов и усмехался в бороду. Он вспоминал, как в Перми жена сказала ему: Коля, привези из Америки белого попугая, мы назовем его Антон.

В России, пожалуй, теперь была глубокая ночь. Славянову не спалось; стоя на палубе, он думал – почему ей так нравится это имя?

Наташины расчески

Она их купила шесть штук и случайно рассыпала в снег. Одну расческу ей помог поднять полицейский, вторую – машинист Поляков, третью – Сонечка, четвертую – сторож из парка, пятую – студент, а шестую помог поднять ее будущий муж, то есть я. Именно так. Правда, Наташа?

Плюшечка

Когда мы были детьми, но таковыми себя уже не считали, мы зашли в булочную Григория Барсукова, чтобы потратить гривенник.

За прилавком стояла его дочь Евгения. Надо сказать, что все считали Евгению скромницей, но мы-то знали, что всякий раз, когда в булочную входили мы, глаза Евгении следили за нами, с трудом стараясь не расплескать какие-то тайные желания, и было это едва ли скромно.

Довольно пряток – нам было по четырнадцать, а Евгении – двадцать один год, мы были очень милые, умные и вежливые мальчики.

Скажите, у Вас есть ли плюшечка? – спросили мы у Евгении и положили гривенник на прилавок.

Неожиданно для нас Евгения очень смутилась, покраснела и спросила сдавленным голосом, с видом, как будто давно на что-то решалась и теперь наконец решилась:

Вы спрашиваете, есть ли у меня плюшечка, мальчики? Отчего же – есть, пойдемте, – и кивнула нам головой, приглашая за прилавок вглубь по коридору, из которого раньше всегда отец Евгении выносил на огромных лотках бублики и рогалики с маком.

Евгения шла впереди и была очень сосредоточена, «вот сюда», – сказала она и юркнула в боковую комнатку. В комнате сохли какие-то травы и небрежно валялись сломанные деревянные лотки.

У меня есть плюшечка, мальчики, – вспыхнула Евгения. – Смотрите скорее и никому об этом не говорите. Мы сразу все поняли, а Евгения подняла платье и показала нам плюшечку, а потом села на пыльный стул, одну ногу поставила на него, а другую вытянула на пол и еще чуть в сторону.

Мальчики, правдивая плюшечка бывает вот какая, – прошептала Евгения и пальчиками сделала такое, что вместо привычной нам плюшечки мы увидели нежную, свежую, причудливую фигуру и поняли, что Евгения была права.

Браво! – закричали мы и захлопали в ладоши. Мы были рады и готовы ко всему, но вдруг посмотрели на Евгению и поняли с отчаянием, что ей уже больше ничего не нужно. Голова Евгении была запрокинута и лежала на плече, щеки горели, а губы и подбородок дрожали сильно-сильно. Потом Евгения начала кричать, а мы плюнули и ушли.

На момент события в булочной, скажем честно, женские плюшечки мы уже видели. Но как это Евгения провела нас тогда, так, что до последнего момента мы не могли понять, о чем идет речь? Что ж, видимо, в самом деле тогда мы были детьми, и только сами не считали себя таковыми.

Ураган

Ураган – большая черная собака с огромными ушами, торчащими в разные стороны. Уши эти ужасно несуразны и вот уж действительно похожи на крылья. Ураган никогда не подходит к людям, сколько бы ты ни тянул руку и ни звал и ни подкармливал в мороз этого черного бородатого дурака.

Одна приезжая балерина как только видела Урагана, так сразу в слезы: зачем он головой мотает? зачем у него такие уши? зачем он здесь все время сидит? – спрашивала она и дрожала от плача.

Мы не знали, что нам отвечать на ее вопросы. Но и пристрелить Урагана мы тоже не можем.

Папироса на морозе

Это очень по-русски. Пальцы тут же деревенеют, руку прячешь в варежку, и в результате – полный нос дыма. Но курение продолжается. Рядом две польки, которые тоже курят.

А чай мы пойдем пить потом.

Горе и несчастье

За три дня до свадьбы мы разговаривали с моей невестой под шерстяным одеялом шепотом в бессонную ночь.

Смотри приезжай за мной в пятницу, а то вдруг ты не приедешь, а мы уже колечки купили, – говорит она еле слышно. Тогда мы колечки выбросим, – отвечаю я, подумав.

Нас обоих впечатлила эта фраза, и мы принялись вспоминать, что же еще нам придется выбросить, если свадьба расстроится.

Мы выбросим мой галстук,

и красные туфли, такие смешные и замшевые,

выбросим два моих носочка – они лежат в комоде,

губную помаду ярко-красного цвета, которую выбирали вместе,

две сережки-жемчужинки и жемчужную нить,

выбросим новые ботинки из мягкой кожи вместе с коробкой и специальным кремом на пчелином воске для ухода за ними,

мы выбросим трусики – белую бабочку, лежащую на ладони, вечером в пятницу они должны были скользнуть по длинным ногам и улететь,

выбросим мой жилет, он немецкий, хоть к немцам я и отношусь скептически,

выбросим красный бант моей невесты, у нее черные волосы, как графит, и этот бант должен был дивно смотреться на них,

выбросим щипцы для завивания волос, едва успев хорошенько их разогреть, и они отчаянно зашипят в сугробе,

выбросим легче воздуха чулочки с рисунком-треугольником,

красную прозрачную накидку (моя милая хотела быть на свадьбе в красном, как сама любовь) – выбросим, и она застрянет на тополе,

красное бархатное платье на тоненьких бретельках, где чашечки-груди чуть отходят при наклоне,

и мои брюки с пиджаком тоже, подумав, выбросим в снег.

Это же сколько горя и несчастья разольется по земле, если свадьбы не будет!

Цветок потонул

Цветок потонул, милый убманул, – вот такая песня. А больше слов бабушка не помнит.

Димины немки

Шварк, Берта

Изенбюгель, Хельга

Энглер, Штеффи

Ленц, Ута

Рихтер, Моника

Бирнбаум, Дорин

Гласс, Барбара

Кох, Дорота

Кунце, Сесиль

Вессау, Ирма

Шметтерлинг, Анна

Девицу Шметтерлинг Дима таки довел до церкви. Девица Шметтерлинг – точка в немецких любовях нашего друга. Теперь они живут на Старо-Комиссариатской улице. Анна беременна; высокая и худая, она еще с трудом говорит по-русски. Но все будет хорошо.