Текст книги "Легенда (СИ)"
Автор книги: Денис Куклин
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 12 страниц) [доступный отрывок для чтения: 5 страниц]
Генрих еще никогда не был в такой близи к защитному барьеру. Сотканный из силовых полей, он казался гранитной твердью. На самом деле иллюзию материального купола, отчасти гранитного, отчасти хрустального создавал оптический эффект, для определения границ невидимого и неосязаемого защитного контура. При попытке проникновения сквозь него любое состояние материи растворялось на субатомном уровне. С той же эффективностью контур задерживал все виды полей и энергий. Первый контур был включен задолго до Волны. В то время Царство Завета объединяло не больше полутора тысяч человек.
Проникнуть на территорию, защищенную силовым барьером, можно было только ниже пятисот ярдов от уровня поверхности, на которой стояли генераторы барьера. За несколько лет до Волны, когда Завет был дан миру, по всей планете было отсечено пятьсот территорий, которые со временем были заселены и превратились в отдельные административные округа или города.
– Исключение из правил. Результат целенаправленных поисков тех, кто считал себя исключением из правил,– произнес Свешников. Он тоже смотрел на защитный барьер.– Генрих, к сожалению, вы очарованы мнимой мощью нашего положения.
– Сегодня я понимаю вас все меньше и меньше,– отозвался Штольц.
– Генрих, как тверда ваша вера?– Свешников посмотрел на него.
Он был ровесником погибшего отца Симона, но выглядел так, словно едва переступил тридцатилетний рубеж. И он всегда улыбался, эту особенность в своем собеседнике Генрих подметил только сейчас.
– Достаточно крепка, если вы имеете в виду что-то противозаконное,– ответил Штольц. Он до сих пор не мог понять, что имеет в виду Свешников.
– Оглянитесь, Генрих,– Свешников посмотрел на город у далекого горизонта. Над ним как над горной вершиной клубились облака и сияли Дневные звезды. Горизонт гудел от неразличимых на таком расстоянии песнопений.– Мир за куполом был превращен в ад, Генрих. Целый мир. В угоду могуществу горстки людей. Наша история, наша культура, цивилизация, даже наши нравы были созданы путем математических расчетов. Те, кто в свое время пытался остановить братоубийственную, бессмысленную бойню превратились в монстров. А ненасытные чудовища, поправшие все мыслимые и немыслимые законы, нацепили на себя крылья ангелов.
– Но я все равно не понимаю вас, Николай,– покачал головой Штольц.
– Генрих, мы стоим на священной земле. Отец Симона и мой друг погиб, защищая ее. И еще многие стали жертвой ненасытных тварей,– Свешников присел на корточки и прикоснулся к плоским темным камням пустоши.– Идемте, Генрих. Вы должны знать.
– Николай, если вы со мной играете, это, по крайней мере, неразумно,– Штольц недоверчиво улыбнулся.– То, что я увидел на платформе, ваших рук дело?
– Нет, Генрих, никаких игр,– покачал головой Свешников.– Никаких игр – только правда. Вероятность нашей гибели велика, не буду скрывать этого. Об этом вы тоже должны знать.
А ведь магистр заодно с ними, внезапно понял Штольц. Он уже не сомневался в том, что все случившееся тщательно спланировано.
– Генрих, не смотря на все это,– Свешников обвел рукой и купол и город вдали,– вы всегда сомневались.
– Я никогда не сомневался, Николай...– начал противоречить ему Штольц, но Свешников оборвал его:
– Вы всегда сомневались, Генрих, но не осознавали этого, чувствуя неудовлетворенность от собственных дел и решений. И доказательства у меня есть...
Плоские камни пустоши казались чешуей поверженного дракона. Здесь на окраине возле столпов барьера царили сумерки, словно вечер наступил раньше времени. Спутники шли молча. Они намерено дали Генриху несколько минут на размышления. И в течение этого времени Штольц восстановил относительный порядок в собственных мыслях. Слова спутников, необъяснимое видение, окружающая обстановка – выбили его из привычной колеи. И вскоре он осознал очень простую и ясную мысль: "Зачем я продолжаю идти вслед за ними? Я могу вернуться назад, и они не смогут остановить меня..." Вскоре мысли спокойно потекли в этом направлении, и Генрих понял, что хочет дойти до конца. Если на самом деле основы их мира тщательно скрывают, он должен узнать, почему так делалось до него и будет делаться после.
– Почему сегодня, Николай?– Генрих резко остановился.– Почему не вчера, не полгода назад, не через год? Что произошло?
Его спутники тоже остановились.
– День близок,– ответил Свешников.– Мы собираем всех, кто в силах изменить порядок вещей.
– Но это совершенный мир,– прошептал Генрих и оглянулся на город сияющий вдали.– Это совершенный мир...
– Генрих, нам осталось не больше трех месяцев. Нашим хозяевам мало распнуть человечество. Они нашли способ утвердить рабство на уровне наследственной памяти. Слово "генетика" не скажет тебе ничего. Впрочем, как и большинству из нас. Наши знания ограничены, поток информации усечен. По факту рождения мы отрезаны от ресурса величайших знаний, накопленных нашими предками. Если не задумываться о причинах и условиях возникновения нашей цивилизации, этот мир можно назвать совершенным. Но, Генрих, как ты объяснишь эту братскую могилу?..– И Свешников протянул руку по направлению к барьеру.
– Что это?– Прошептал Штольц, обозревая огромную впадину посреди каменистой пустоши.
– Осторожней,– предупредил спутников Свешников,– не подходите к краю. Здесь жили те, кто знал правду и думал о свободе. Их превратили в пыль.
– Отец...– прошептал Глейзер.
– В нашем мире не проливают крови, и мы очарованы отсутствием смертной казни. Наши медики без труда исправляют изъяны психики, превращая козлищ в агнцев. Своих детей мы растим как цветы в цветнике. Но тех, кто пытался остановить безумие и дать людям право самим решать, как жить и ради чего жить, истребили. Древняя жажда кипит в жилах наших хозяев. На самом деле все не так, как кажется.
Генрих на мгновение закрыл глаза и увидел утро этого дня, как он стоял со своими детьми и любовался Верхним городом под Утренними звездами.
– Мы должны помнить,– прошептал он свои же слова,– они думают о нас,– и сказал уже во весь голос:– То, что вы говорите – невозможно! Это только слова!
– Согласен,– улыбнулся Свешников.– Большая часть материалов, доказывающих мою правоту, была уничтожена. И все же кое-что удалось восстановить. Вы увидите доказательства, Генрих. Но это будет следующий шаг. Если вы с нами, встретимся завтра после рабочего дня по этому адресу,– он назвал Штольцу адрес в южных предместьях.– Навязать можно только кабалу, рабство. Исподволь, дьявольскими методами... Но свободой пропитано все, даже в этой золотой клетке. И все что нужно – это почувствовать ее сердцем.
Генрих закрыл дверь и прислонился к ней спиной. В кабинете царила непроницаемая, ватная тишина. И сейчас для него невозможным было подойти к окну и открыть его настежь гимнам и песнопениям. После всего увиденного и услышанного.
Генрих медленно стянул плащ, бросил его на пол. Вслед за плащом полетела шляпа. Он подошел к столу и в изнеможении опустился в кресло.
– Боже, Боже,– прошептал едва слышно.– Что ты делаешь со мной?
Он несколько минут сидел без движения, закрыв глаза ладонью. Мысли в его голове прыгали как попугаи в клетке. И неизвестно до чего бы он додумался в этот час, но ход его хаотичных размышлений был прерван входящим сообщением. Генрих увидел кабинет магистра, в нем тоже царила тишина. Магистр сидел за рабочим столом. За его спиной многоцветьем переливалась интерактивная карта города. И только сейчас Генрих понял, что город напоминает круги от брошенного в воду камня.
Магистр молча смотрел на Генриха.
– Никогда не задумывался о том, что находится под Верхним городом,– наконец произнес Штольц.
– Архивы, библиотеки, научные лаборатории, испытательные стенды, массивы вычислительной техники,– ответил магистр.– Генрих, это огромный исследовательский центр. Один из многих. Если у вас остались силы и желание после этой непростой поездки, поднимитесь в мой кабинет.
– Конечно, Том. Я сейчас,– кивнул Штольц.
Он подобрал с пола одежду, убрал ее в шкаф и вышел из кабинета. С экранов информационного портала разносился голос телевизионного ведущего:
"...Благоприятные и устойчивые условия для ведения сельского хозяйства и своевременное усовершенствование методов агротехники уже позволяют снимать от трех до четырех урожаев овощей и три урожая злаковых..."
Референт магистра – темнокожий гигант с обритой головой оторвался от монитора и приветливо улыбнулся Генриху:
– Проходите, господин магистр вас ожидает.
Том Свенсон стоял возле окна. Ему уже перевалило за шестьдесят. И последние двадцать лет он занимал должность главы городского самоуправления.
– Генрих, я понимаю, как это непросто,– произнес он, продолжая смотреть в окно.– Неизменный, привычный с детства порядок вещей вдруг оказался ширмой. Не более того. Но время пришло. Нам нужны самые сильные, трезвые и холодные головы. Ты один из них.
– И давно вы узнали об этом?– Штольц присел рядом с ним на подоконник.
– Три года назад на своем столе я обнаружил отчет из Департамента общественного надзора. В нем шла речь о проведенной силовой акции в Каменистой балке... Генрих, я слишком долго заботился об этом городе и его людях, чтобы допустить трагедию. И это единственный мотив, который движет мною. Мы можем сбежать, существуют и подобные планы. Сбежать, прихватив с собой материальные ценности и все необходимое. На самом деле сделать это нетрудно. Сбежать и затеряться в уцелевших лесных массивах или на берегах Внешнего моря. Нас все равно не будут искать. Но бегство ничего не изменит, ибо гибель неотвратима и за границами городов. Я хочу показать несколько фотографий, Генрих,– Свенсон вернулся за письменный стол и протянул гостю пачку фотоснимков большого размера.– Не думаю, что ты видел их раньше.
Генрих прошел вслед за ним. Он неторопливо перебирал фотографии испепеленных городов. Высотные дома с металлическими остовами, покосившиеся от чудовищных взрывных волн и огромные кратеры, напоминавшие впадину в Каменистой балке.
– Триста двадцать семь лет назад, по старому исчислению – это 2105 год, противостояние Царства Завета и Евразийского Союза закончилось самоистреблением Союза, закончилось катастрофой, Генрих,– тем временем продолжал говорить Свенсон.– Двадцать первого августа того же года, это примерно шестнадцатый день двенадцатого месяца, одновременно сработали все роботизированные системы вооруженных сил государств Евразийского Союза. Был нанесен ракетный и лучевой удар по соседним странам, по населенным пунктам и промышленным предприятиям внутри государств, по странам, расположенным на других континентах. Фактически человечество было уничтожено...
– Это чудовищно,– Генрих положил фотографии на стол.
– Библейская чума и потоки огненной серы, низвергнутые с небес на города грешников, к действительности отношения не имеют,– кивнул Свенсон.– Хотя после спланированного самоистребления на выживших обрушились болезни, голод и ядерная зима. Планета изменила ось вращения, что вызвало огромную приливную волну. Растительный мир за барьером был практически уничтожен, большая часть животных вымерла, климат изменился, болезни свирепствуют до сих пор. От восемнадцати миллиардов человек, живших до Волны, осталось 868 миллионов в городах и чуть более 3 миллионов за барьером. Выжившие рассеяны, частью одичали и не способны противостоять Царству Завета.
Генрих крепко зажмурил глаза и покачал головой. Он на краткий миг представил гибель несовершенного, но густонаселенного мира. Представил, как в огне погибают дети, как взрывные волны сметают с поверхности земли цветущие города.
– Боже, как ты мог допустить это?– Прошептал он. Он снова взял в руки фотографии.– И все же я не понимаю,– произнес спустя мгновение.
– Не понимаешь, зачем были уничтожили миллиарды?– Уточнил Свенсон.
– И это тоже,– кивнул Генрих.– Но я не понимаю, как они скрыли правду.
– Ты помнишь слова гимна "Я веду Твой народ"?– Его собеседник подошел к бару и наполнил два бокала родниковой водой.– Когда поток выживших хлынул в города Царства, детей разлучили с родителями, всех родившихся за барьером отняли у матерей. Взрослые обустраивали города, работали на полях. И были счастливы от сознания, что их дети живы и сыты. Но они не участвовали в воспитании своих отпрысков, и, вообще, больше не встречались с ними. Постепенно, и это естественно, поколение, пережившее самоистребление вымерло. А несколько миллионов детей, воспитанных в интернатах, дали жизнь нашему народу. Из них составили родственные кланы. Но мало того, что члены новых кланов были кровными родственниками, они занимались однотипным ремеслом. Например, ваш многочисленный род исконно занят в архитектуре и градостроительстве. Кто-то трудится на полях, кто-то служит в Департаменте общественного надзора... История нашей цивилизации началась с чистого листа. А память о предыдущей цивилизации практически была уничтожена.
– Том, чего вы от меня ждете?– Генрих на мгновение сжал зубы.– Если готовите переворот, я вам не помощник. Если вы собираетесь перебить живущих в Верхнем городе, я на такое не способен...
– Я не случайно упомянул о клановом разделении труда,– Свенсон посмотрел на собеседника.– В какой-то степени эту систему определяет фактор генетической предрасположенности к определенному роду занятий. Хотя вам это мало о чем говорит. Генрих, в ходе экспериментов был найден способ сознательную и интеллектуальную деятельность человека перевести на уровень бессознательный, на уровень инстинктов. Таким образом, инфильтрованному существу уже незачем размышлять и учиться, такой человек с рождения знает, чем должен заниматься, и уже с рождения владеет необходимыми навыками труда. На уровне инстинктов. Как это происходит у насекомых живущих роем. Социальная организация общества перейдет на совершенно иной уровень. Если мы не предпримем решительных шагов, через несколько месяцев живущие в городах изменятся необратимо, а новые свойства закрепятся на наследственном уровне. Мы перестанем быть людьми, Генрих...
Штольц почувствовал, что ему стало трудно дышать. Он сел в кресло и прошептал:
– Боже мой... Мои сыновья, мои дети...
– Мне жаль,– собеседник смотрел на него с сочувствием.– Но я должен кое-что объяснить. Сопротивление зародилось не здесь. Оно пришло из Верхнего города. Без союзников оттуда мы бы не узнали о происходящем. Генрих, наши сторонники живут в каждом городе Царства. Мы – прагматики, и мы своего добьемся.
– Но зачем им ЭТО?
– Мы не знаем,– покачал головой Свенсон.– У них есть все. Они ни в чем не нуждаются. Может быть, просто следуют какому-то плану. Нечеловеческая логика и непостижимое упорство в достижении целей. Только так я могу ответить на твой вопрос. Но на самом деле, я не знаю ответ...
– Что требуется от меня?
– В назначенный час каждому из нас придется взять в руки оружие,– ответил магистр.– Мы вынуждены пролить кровь. Ради своих детей, Генрих, ради своих друзей...
На Монике было бальное платье небесно-голубого цвета. Она кружилась в саду среди тщательно ухоженных кустов и цветочных клумб. Дети, их родные и соседские, сидели, кто на траве, кто на скамейках. Мальчишки наблюдали за госпожой Штольц со снисходительными улыбками, девочки смотрели на Монику с восхищением. И Генрих тоже замер возле калитки. В этот момент он испытывал необъяснимое чувство, словно после последней встречи с родными прошли сотни лет. И снова все происходящее показалось ему невозможным. Сейчас весь этот мир с городами за защитным барьером и с обезображенной землей за пределами этих городов казался ему невозможным.
– А что если все это только сон?..– Прошептал Генрих, закрывая глаза в надежде, что видение исчезнет, и он очнется в каком-то совершенно другом месте. Но не успел сделать и этого, потому что раздался радостный голосок дочери:
– Папа! Папа!..– И она бросилась к нему через сад по мягкой траве под радужным облаком невесомой водяной пыли. А Моника остановилась и посмотрела на него с зовущей улыбкой. И его отравленное знанием сердце оттаяло от прикосновения ее лучистого взгляда.
– Здравствуй, милая,– беззвучно прошептал Генрих, и Моника услышала его своим сердцем.
А сад утонул в нестройном хоре детских голосов. И эти юные задорные голоса перекрыли величественные песнопения, растекавшиеся волнами от башен Верхнего города.
– Как хорошо, что ты не опоздал,– Моника обняла его и прикоснулась губами к щеке.– Оброс и выглядишь усталым. Что случилось, милый?
– Я помню каждый миг проведенный с тобой, Моника,– прошептал он ей на ухо.– Каждое мгновение, каждый свой вздох.
– Что с тобой?– В ее бирюзовых глазах мелькнула тревога.– Если ты устал, давай останемся дома. Осенью тоже будет бал...
– Длинные дни и короткие ночи,– прошептал Генрих, он просто не знал, что нужно говорить в такие минуты. Тяжесть знания давила на его плечи.– Как мы живем, Моника? Можно проехать сорок тысяч миль, но когда поднимешься на лифте в другой город, ты увидишь те же дома, те же звезды над головой и услышишь те же самые песни. Моника, на самом деле мы ничего не знаем и глохнем от тишины...
– Милый, что с тобой?– Моника прижалась к нему еще крепче.
– Я так люблю вас, но только сегодня понял это...– Генрих заставил себя улыбнуться.– Где мой блестящий фрак, где моя бабочка?..
– Идем, все уже готово,– Моника посмотрела в его глаза. И Генриху вновь захотелось сказать ей, что они будут вместе, несмотря ни на что будут вместе, и будут счастливы. И ему стоило усилий, чтобы не сказать всего этого. Но в этот момент воздух наполнился мелодией вальса, и над городом закружилась пара в бальных нарядах. "Мы ждем вас!"– раскатился под куполом знакомый баритон.– "Мы вместе!"
– Вместе – вместе – вместе...
И все, кого посетило это призрачное видение между двумя вздохами гимнов, замерли и улыбнулись, словно сквозь бряцанье ангельских кольчуг и крыльев услышали малиновый звон царства небесного. И в тот же миг Генрих ощутил такой мир и покой в своем сердце и в своей раненной душе, какой может быть дарован только свыше.
Он подхватил жену и закружился с ней по брусчатке дорожки...
Они кружились среди сотен тысяч пар. Под потолком сияли хрустальные люстры, их свет отражался в натертых до зеркального блеска колоннах, поддерживающих мраморные своды дворца «Европа». Два раза в год здесь собирались семейные пары и влюбленные. Здесь молодые люди делали предложение руки и сердца, стены дворца помнили всех счастливцев этого мира.
Время уже перевалило за полночь. Подходило время фейерверка, и в какой-то момент музыка стихла, и знакомый баритон произнес: "Господа, время огня!" И после его слов человек в сверкающем белоснежном костюме ударил в огромный медный гонг в глубине зала, и своды дворца медленно раскрылись, подобно лепесткам на бутоне. Публика ахнула и принялась рукоплескать. Над дворцом с оглушительным треском взорвались первые гроздья салюта. И следуя традиции, все будущие мужья встали перед возлюбленными на колено и сделали им предложение.
– И всякий раз я не могу сдержать слез,– супруга магистра Марта прикоснулась платочком к уголкам глаз.
– Полно тебе, милая,– Свенсон обнял ее.– Здравствуйте, Моника. Рад видеть вас. Мы с Мартой уже не в состоянии без отдыха вальсировать весь вечер. Наблюдали за балом с балюстрады. Как чувствуете себя, Генрих?
– Великолепно,– отозвался Штольц.– Рад видеть вас, Том. Вас, Марта,– Генрих прикоснулся губами к руке супруги магистра.
– Вы обаятельный кавалер, Генрих,– в ответ улыбнулась та.– Господа, не желаете ли вина? Составьте нам компанию, управляющий дворцом пригласил нас в свои покои.
– С удовольствием,– Генрих взял под руку Монику, и они поднялись на балюстраду. Здесь ждал их высокий, седовласый человек.
– Азаров,– представился он, пожимая руку Генриху.– Вениамин Азаров,– улыбнулся, прикасаясь губами к запястью Моники.– Рад видеть вас, господа. Прошу за мной.
Покои управляющего находились в одной из четырех башен дворца.
– К сожалению, Тирца покинула нас два года назад,– говорил Азаров, распахивая перед гостями резные двери покоев.– Жена моя была замечательным человеком. Генератор идей. Сегодня на входе ударит фонтан вина. Ее затея. А еще она хотела ввести бал для детей. В свое время я был против такого праздника. Но сейчас склонен считать ее мысль разумной. Как это ни прискорбно, но общины отдаляются. Люди разных профессий почти не встречаются друг с другом. У людей нет возможности находить точки соприкосновения. Даже сейчас в залах "Европы" члены общин держатся особняком...
– Но так было всегда,– Моника посмотрела на него с удивлением.
– Мир должен меняться,– Азаров взял ее за руку.– Моника, честь заниматься этим вопросом мы предложили Марте Свенсон. Но она человек увлекающийся. Ей нужен помощник, надежный, ответственный человек...
– Вениамин, не выбирайте выражений: за Мартой нужен присмотр, она – человек поверхностный и непостоянный,– с улыбкой произнесла супруга магистра, слова Азарова не задели ее.
– Моника, мы просим вас принять эту ответственность на себя,– Азаров остановился перед портретом элегантной темноволосой женщины.– Такой она была, моя Тирца... – он продолжал держать Монику под локоток.– Я уверен, она была бы счастлива трудиться бок о бок с вами.
– Вы предлагаете для этой роли меня?!– Моника недоверчиво улыбнулась.– Но я всего лишь домохозяйка. Я не могу...
– Дорогая моя,– произнес Азаров, продолжая смотреть на портрет жены.– Вы – мать, вы готовы взять на себя куда более тяжкую ответственность. Поверьте мне, вы поможете многим. Очень многим.
На тяжелых плотных портьерах играли отблески фейерверка. В углу зала горел камин. Стены были заставлены высокими книжными шкафами. Генрих подошел к одному из них и открыл стеклянные дверцы. Книги пахли чернилами и старой бумагой. Он не смог прочитать и четверти названий на их корешках, но и те, что прочел были ему незнакомы: "Метафизика" Аристотель; "Новый Органон" Бекон; "Критика чистого разума" Кант; "По ту сторону добра и зла" Ницше; "Апология Сократа" Платон; "Исследование о природе и причинах богатства народов" А. Смит; "Размышления" Марк Аврелий; "История" Геродот; "Государь" Макиавелли; "Утопия" Томас Мор; Сенека, Тайлор, Ньютон, Гегель, Фейербах, Дарвин, Эйнштейн, Вернадский, Гомер, Данте, Вольтер...
– Кто он?– спросил Генрих подошедшего магистра.
– Он один из них,– ответил Свенсон.– Его дом – единственное место за пределами верхней части городов, где можно прикоснуться к этим книгам. Генрих, от нас скрыли не только прошлое. От нас скрыли знания, накопленные людьми за тысячи лет. И они готовы пойти еще дальше. Мы уже говорили сегодня об этом...
– Полагаю, женщины обговорят детали и без моего участия. Я не помешал вам, друзья мои?– Азаров остановился в двух шагах от них.
– Мы ждали вас,– улыбнулся Свенсон.
– В таком случае, прошу в кабинет,– кивнул хозяин покоев.– Генрих, конгломерат "Европа" не случайно выделен из общества,– произнес он, когда гости устроились возле камина.– Так было с момента основания городов. Стены этого дворца, стены всех дворцов "Европы" помнят не только блеск праздников, они помнят слезы детей оторванных от родителей. Здесь корни вашего народа, Генрих. А конгломерат "Европа" – одно из средств контроля. Мы отслеживаем тенденции, выявляем негативные аспекты спонтанных изменений, стараемся не допустить изменений. В какой-то мере мы обособлены от диктата верхней части городов. Но мы не распределяем ресурсы. А в данном случае, это имеет решающее значение. Впрочем, так было всегда. Несколько минут назад вы стояли перед книжными полками. Изложенное в большей части из них подтверждает подобный порядок вещей. Том, я полагаю, вы уже объяснили нашему другу суть происходящего?
– Да,– кивнул магистр.– Но у Генриха появились вопросы, на которые я не смогу ответить.
– Я вас слушаю, Генрих,– Азаров откинулся на спинку кресла.
– Я не понимаю, что изменилось?– Штольц покачал головой.– Мы построили совершенный мир. Мир без болезней, без голода. И этот мир только расширяется, охватывая новые и новые территории. В последние годы мы начали строительство новых городов... Что изменилось, господин Азаров? Почему нас решили превратить в животных?
– В животных – это не совсем верно,– покачал головой хозяин кабинета.– Но ваша мысль мне ясна. Вам с молоком матери прививают образ жителей верхней части городов. Это – духовные водители; люди, отдавшие себя служению Богу; люди Завета. Но этот образ разработан и поддерживается усилиями наших специалистов. Действительность иная. Генрих, вы не встречались с людьми оттуда,– Азаров красноречиво поднял вверх указательный палец.– Мы не в счет. Мы настолько прониклись нуждами вашего народа, что стали частью его, хотя признаем это с неохотой. Живущие там,– он снова показал на потолок,– следуют Завету. Его суть в создании нового мира, единения действий и помыслов, в единении божественного начала и человеческого... Но все что мы наблюдаем – это череда различных комбинаций условий и причин. Для этих людей наш совершенный мир всего лишь результат многочисленных экспериментов, заданных в определенной последовательности. Но исходные параметры этого процесса исключают существование совершенного мира для всех. Не обольщайтесь, Генрих, мы не сможем изменить позицию этих людей разумными доводами. Ибо они только свой род признали владыками мира. И власть свою, контроль над ресурсами не уступят никому.
– Генрих, мы имеем право на жизнь,– произнес Свенсон.– Мы – люди! И мы должны сохранить этот мир. На самом деле все очень просто, либо мы истребим их, либо они нас...
– Но почему, Том?..– Генрих осекся.– Почему вы вовлекли меня в свои планы? И не только меня, но и Марту, насколько я понимаю...
Азаров со Свенсоном переглянулись.
– Наш выбор не случаен,– кивнул хозяин кабинета.– И в разговоре с вами я снова и снова понимаю, что мы не ошиблись. Генрих Штольц, вы – потомок европейских аристократов. Этот факт не имеет решающего значения, но все же имеет вес.
– Я не понимаю, о чем идет речь,– Штольц с удивлением смотрел на собеседников.
– В ближайшие дни я подробно изложу вам историю Европы и мира до Волны,– кивнул Азаров.– Генрих, вы имеете наследственные права. Позже вы поймете, что это означает. Мы выявили несколько сотен потомков аристократических фамилий. Вакуум власти губителен. Люди должны знать, что о них заботятся. Люди должны верить, что о них думают...
В пять часов утра раскатился над городом колокольный звон. Генрих сидел в саду на сырой траве, прислонившись спиной к стволу старого кедра. Это дерево когда-то посадил отец его отца.
Утро было прохладным, над травой висел зыбкий туман. Под куполом сполохами пробегали огни радужной иллюминации.
Мальчишки уже ждут меня, думал он, глядя на далекие, расцвеченные проблесковыми маяками башни Сити и синие звезды над Верхним городом. Стоят в прихожей и перешептываются, в первый раз они опередили меня. Генрих закрыл глаза, впитывая последние мгновения тишины, после медленно встал и пошел к дому.
Мальчики на самом деле ждали его в прихожей.
Когда Генрих открыл входную дверь, они вздрогнули от неожиданности.
– Доброе утро,– улыбнулся Генрих.
– Мы опять не успели!– Выкрикнул Матиас.
Генрих обнял его и прошептал:
– Не шуми, Мати.
Он потрепал сыновей по светлым волосам и вышел на крыльцо. С улицы дохнуло в прихожую прохладной предрассветной мглою.
Мальчишки спустились с крыльца и нетерпеливо подпрыгивали на брусчатой дорожке. То над одним, то над другим крыльцом в соседних домах вспыхивал яркий свет, и на улицу выбегали бодрые мужчины со своими отпрысками. С Генрихом здоровались, в знак приветствия вскидывали от груди правую руку. И он тоже вскинул руку и сделал ею полукруг, приветствуя общину. Сегодня он отчетливо видел лицо каждого человека, пробегавшего мимо калитки. Вчера он узнавал их, но не видел лиц. А сегодня ему стоило усилий, чтобы вспомнить, кого именно из соседей видит перед собой. Но сегодня он видел их глаза, видел их лица. Он смотрел на пробегавших мимо него людей и чувствовал каждого из них. А спустя еще мгновение под куполом проплыл первый вздох Большого Колокола.
– Мы вместе,– прошептал Генрих, и его шепот растворился в колокольном звоне.
– Сегодня я буду первый!– Неожиданно выкрикнул Матиас и припустил по дорожке.
Он пробежал мимо отца и со всех ног помчался в сторону фонтана. И уже вслед за ним бросились браться. Генрих улыбнулся им вслед. На крыльце, запахнувшись в теплый халат, стояла Моника. На ее губах играла едва заметная улыбка.
На перекрестке Тенистой и Мятной к нему присоединился Геккер.
– Салют!– С едва заметным придыханием поздоровался он.
– Привет,– кивнул Генрих.– Как София?
– Как может себя чувствовать женщина после бала?– Вопросом на вопрос ответил тот.– Мне кажется, она вообще не ложилась спать. Даже сейчас кружит по дому и мурлычет под нос мелодии вальса. Но, к слову сказать, такого роскошного бала еще не было. В жизни своей ничего подобного не видел...
– Такой бал бывает один раз в жизни,– согласился с ним Генрих.– Моника тоже до сих пор находится под впечатлением.
– Вчера я как-то выпустил вас из виду,– Геккер сбавил темп.– Генрих, вы не против небольшой передышки?..
Они свернули на тротуар, не добежав до фонтана ярдов пятидесяти.
– Так где вы были вчера, Генрих?– Повторил вопрос Геккер.
– Среди гостей,– ответил Штольц.– Танцевали, общались с людьми. Это наш семнадцатый бал, Михаэль. Уже семнадцатый. Как незаметно прошли годы...
– Папа, папа!!!– Мимо них пробежал Матиас, он уже обогнул фонтан и бежал в сторону дома. А старшие Йен и Яков ждали отца возле фонтана.
– Генрих, вы – счастливчик,– улыбнулся Геккер.– Нам с Софией Бог родных детей не дал. А Натан родным так и не стал. Как бы мы ни старались...– Голос Большого Колокола медленно растаял в прозрачном воздухе, и над городам растеклось торжественное песнопение "Мы свидетели Его славы".– Мы с Софией собираемся отдохнуть на горячих источниках,– улыбнулся Геккер.– Мой брат работает смотрителем в Темной Лощине. Приглашаю вас с Моникой провести выходные в нашей компании.
– Было бы неплохо,– кивнул Штольц.– Но, к сожалению, обещать не могу.
– А там сейчас замечательно,– продолжал говорить Геккер.– И днем и ночью висит над долиной туман. Прохладно и сыро. А возле горячих озер распустились мелкие синие цветы, они стелются пышным ковром, обволакивая замшелые корни пней. Моего брата зовут Карлом. Обязательно приезжайте к нему, если решите отдохнуть или случится что-то непредвиденное...
