Текст книги "Векша (СИ)"
Автор книги: Денис Злажелательный
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 3 страниц)
Annotation
В мире, где право сильного – исключительное право, юной девушке приходится рассчитывать только на собственную хитрость...
Злажелательный Денис Геннадьевич
Глава 1.
Глава 2.
Злажелательный Денис Геннадьевич
Векша
Глава 1.
Лютый думал войти бесшумно, даже калитку открыл без скрипа – но Инга почувствовала его присутствие, едва он пересёк границу двора. Наверное, слишком целеустремлённый был... Войдя в открытую дверь, он тут же замер – узкое стальное жало упёрлось ему в спину. Командир группы замер, послушно подняв руки.
– В следующий раз горло перережу и закопаю в огороде на удобрения, – предупредила Инга.
– Верю-верю, – натянуто усмехнулся Лютый. – Ты любишь гостей, я всегда знал.
Инга сунула нож в ножны, непринуждённо уселась за стол, безо всякого смущения уставившись на Лютого.
Лютый, сухой, поджарый, словно голодный весенний волк, хмыкнул, сел напротив, глядя на неё углями чёрных глаз на костистом лице, распаханном медвежьими когтями.
– И что привело тебя в обитель рыжей ведьмы, добрый молодец? Дело пытаешь или от дела мыкаешь?
– Ну... – Лютый усмехнулся. – Эх-х, Векшуня, какой я тебе добрый молодец... Злой, да и старше тебя лет на... сколько?
– Двадцать вроде, – Инга пожала плечами. – Ладно, чего там тебе?
Лютый придвинул к себе глиняную тарелку, на котором лежала тяжёлая буханка хлеба и кусок вяленой кабанятины, дотянулся до кухонного ножика с тонким, источенным лезвием, щедро пластанул кусок того и другого и принялся жевать, уставившись куда-то мимо Инги. Инга терпеливо ждала – гостя ведь надо сперва накормить, а после расспросы вести, если блюсти правила гостеприимства.
Лютый прожевал наконец-то, перевёл взгляд на неё.
– Вкусно, Векшунь, ручки золотые.
– Людке только про это не говори, – хмыкнула Инга. – А то она мне ручки золотые поотрывает по самую голову.
Лютый покачал головой с понимающей усмешкой – выглядела она, правда, устрашающе, уголки губ уехали едва ли не к ушам.
– Ладно, я к тебе не объедаться пришёл... Знаешь, где Паучьи Озёра находятся?
Инга медленно кивнула.
– Гиблое место, – сказала она.
– Самое что ни на есть, – подтвердил Лютый. – И, уж прости, но нужно нам, чтобы ты туда наведалась раза три.
– "Нам" – это кому? – Инга склонила голову набок, сощурившись.
– Нам – это мне, группе, Сколоту, – пояснил Лютый, тоже придав взгляду прицельный прищур.
– А Князь тут причём?
– Ладно, начну с начала, – вздохнул Лютый.
– Давно бы так.
– Паучьи озёра, как ты помнишь, места гиблые – зверьё лютое, испарения всякие... Но дело не в этом. Там пропала группа княжеских ребят.
– И ты предлагаешь мне сунуть голову туда, где пропали сильные и хорошо вооружённые ребята? – засмеялась Инга натянуто. Вопрос был излишний – Лютый сказал ровно то, что сказал. Но она не удержалась.
– Батя оставил тебе хорошее наследство, Инга, – сказал Лютый. Инга окинула взглядом спартанское убранство дома, вопросительно взглянула на командира группы.
– Я не про это... Он у тебя наёмник был, ведь так?
Инга кивнула.
– И много чего ещё умел, да?
Инга неопределённо повела головой. Умел очень много чего, и что с того?
– Я вот вспоминаю, когда он жеребца усмирил, когда того понесло... Встал на дороге и стоял, как столб, глядел так... по-волчьи... прямо в глаза.
Инга помнила этот момент, сама со стороны видела, когда дурноезжий жеребец Вихрь взбесился, выломился из стойла, серьёзно увечив хозяина... Стоявший тогда на вышке Капрал готовился уже, брал упреждение из пулемёта.
А батя тогда стоял и впрямь как столб, набычив голову. Вихрь, не домчав до бати какие-то метры, вздыбился, загарцевал на задних, затрубил... Отец подошёл – медленно, плывуще, подняв руки. Вихрь упал на все четыре, гневно фыркая, вздрогнул лишь, когда тяжёлая длань бывшего наёмника легла на шею с рельефом вздувшихся жил... Что он сделал, как увещевал коня – никто так и не понял, а сам он с дочерью не поделился. Но Вихрь с той поры присмирел...
– И что? – спросила Инга.
– Да так... Может, ты тоже что-то умеешь такое.
– Умею, – призналась Инга. – Но зверьё взглядом усмирять не сподобилась научиться.
– Тогда... Инга, ты не подумай, я ведь не забесплатно предлагаю, – Лютый подался вперёд. – Любой труд должен вознаграждаться. И вот награда.
Он положил на стол небольшой кожаный кисет, отчётливо звякнувший металлом.
– Золото, серебро, – сказал Лютый. – Этого тебе надолго хватит, а то, я смотрю, ты поиздержалась. А скоро очередной налоговый обход из Горинска.
Инга постаралась сохранять внешнее спокойствие под давлением немигающих паучьих глаз командира группы. Но внутри только шипела разъярённой кошкой. Знал, куда ударить, гад. За Ингой числились две налоговые просрочки. Третья приведёт к плетям, четвёртая – к отъёму земли и дома в пользу Горинска, пятая – к окончательному выселению.
С промыслом в последнее время не везло. Появилось много новых охотников, голодных до лесных кварталов. Объединяясь в своего рода бандочки, они выдавливали одиночек – таких, как Инга. И жаловаться на беспредел смысла не имело – пойди докажи, что тебя притесняют. А испорченные и пустые ловушки – так зверьё тоже не совсем дурное, учится ведь. А даже если и не зверьё паскудит, то опять же – пойди и докажи, ткни пальцем и прижми к стене неоспоримыми аргументами в городском суде. А если нет таких аргументов – ответь за клевету. Это если всё же до суда дойдёт. А может и не дойти – леса вокруг много, одинокий труп исчезнет там, как плевок в речной стремнине.
Оставалось только стискивать зубы и терпеть, изощряться. И признаться, что нет иного выхода, кроме как поддаться давлению тарантульих глаз сидящего напротив командира группы самообороны.
– Что я должна сделать? – ровным тоном спросила Инга, стараясь не глядеть на треклятый и в то же время желанный мешочек.
– Дел немного, – сказал Лютый, удовлетворённо откинувшись на высокую спинку стула. – Сходить, осмотреться, вернуться и рассказать, что увидела.
– Что я должна там увидеть? О чём рассказать?
– Обо всём, что не уложится в картину твоего мировосприятия, – усмехнулся Лютый, явно наслаждаясь тем, что теперь имеет возможность слегка поиздеваться в отместку за несговорчивость.
– А всё-таки? – Инга с задумчивым видом достала кинжал из ножен, принявшись чистить игольчатым остриём ногти. Лютый ничуть не смутился, глядя с откровенной весёлостью на слабенькую попытку ответного давления.
– Мы на войне, Векшунь, Крива уже в печёнках сидит что у меня, что у Сколота. В Сопках прячется, гад, отчего пока достать мы его не можем. Силы не те. Если всей бандой с округа соберёмся и двинем в Сопки, может, и получится накрыть – да только соседи поспешат куснуть. Уж это-то наверняка.
Сами виноваты, мысленно огрызнулась Инга.
– Месторождения рядом богатые, так что понятно, что нас не преминут уколоть в спину... Через Паучьи Озёра проложена неплохая трасса поставки оружия и боеприпасов, – Лютый стал серьёзен. – Кто-то снабжает Кривина, обходя нас десятой тропой. Рядом с Сопками не пройти – там частенько наши патрули обретаются, перекрывают более-менее удобные проходы... Вот и ходят через Паучьи озёра, благо что земли гнилые, ничейные... Правда, дерут с Кривы наверняка втридорога.
– Если кому-то выгодно, чтобы Кривин шарохался у нас под боком, то снабжают его наверняка бесплатно или даже доплачивают, – сказала Инга. – Батя много чего рассказывал о наёмничьей жизни.
– Умничка, Векшунь, умничка, – кровожадно ощерился Лютый, наверняка попытавшись выразить восхищение. – И такое возможно... В общем, наведаешься в пару мест, осмотришься там на предмет разумной деятельности.
– Не сыпал бы ты умными словами, – вздохнула Инга. – Я девчонка простая... Так что, когда выдвигаться-то?
– На этой недельке, – сказал Лютый уже серьёзно. – Пистолет будет, будет карабин...
– А не слишком ли? Для как бы обычной девчонки...
– Это ещё что! – Лютый вновь ощерился. – С тобой Лисёнок пойдёт. Брат твой по масти, хех. Будете как брат и сестра.
– Мы только волосами и схожи, – запротестовала Инга.
– Он не будет охальничать, – сказал Лютый, быстро смекнув, почему она воспротивилась. – А то кастрирую по возвращению...
– Не успеешь, – Инга осклабилась. – Предупреди его, что если начнёт свои ручонки распускать – прирежу и в мох пристрою.
– Предупрежу.
Он поднялся, потянулся, звонко хрустнув суставами.
– Ладно, Векшунь, засиделся я у тебя, воинство надолго оставлять нельзя, а то обязательно устроят блядство и пьянку.
– С них станется, – Инга хмыкнула, убирая кинжал в ножны. – Только Лисёнок будет со мной на охране?
– Ну да, – Лютый вопросительно глянул на неё.
– Понятно. Ладно, зачем тогда я туда попёрлась? Надо ж мне как-то залегендировать своё присутствие?
– Чего? – Лютый приподнял бровь, вслед за ней приподнялась правая половина лица.
– Батя рассказывал... Надо ж причину придумать, какого черта двух несмышлёнышей понесло в гиблое место. Пострелять какую-нибудь нежить?
– Придумаем, Векшунь, придумаем обязательно, – Лютый поправил кобуру на поясе, упёр руки в пояс, задумчиво уставившись куда-то вдаль, сквозь печь, стену, к которой она примыкала. Инга наблюдала за ним настороженно – точь-в-точь как за оцепеневшим тарантулом... Длилось это несколько секунд, после чего Лютый будто очнулся, глянул на Ингу чуть рассеянно, кивнул ей и вышел за порог. Инга тихонько выдохнула, сложила руки на столе, уронив голову на грудь – мысли одолевали тяжкие. Сама затея эта дурацкая... А Лисёнок не столько охранять будет, сколько следить за ней самой – чтобы сходила именно туда, куда надо... Оружие дать обещали – могли бы и не смешить. Что смогут сделать двое против одного, удобно засевшего с хорошей винтовкой? Мало чего, откровенно сказать. Так что да, Лисёнок не охрана, а конвой... И как быть тогда? Если всё же отказать? Прилюдно вернуть мешочек Лютому и вежливо послать? Нет, точно не вариант. Безопаснее ему в рожу плюнуть при стечении народа, утрётся, улыбнётся... А так охотно сдаст налоговикам, не дожидаясь, пока придут. И всё... И куда идти? В соседний с Горинском округ? Ну, тоже не вариант... Для перемены места жительства с округа в округ нужны несколько важных бумажек, без которых перспективы у бродяги не столь радужны. Батя был много чего знаток, но и ему пришлось помучаться, чтобы собрать документы для проживания здесь, на Форпосте. Немало вопросов вызвало его прошлое наёмника... Крови попили немало, прежде чем дали разрешение. В пользу бати сыграло то, что он пришёл селиться с семьёй – женой и совсем на тот момент маленькой дочуркой. Тогдашняя правящая верхушка решила, что отставной семейный наёмник решит поберечь семью и не будет устраивать бардака на земле округа. И были правы. Инга и не помнила даже, чтобы отец на кого-то в посёлке голос повысил, кому-то в морду дал. Но боялись его многие – Инга это подметила очень рано. Боялись и уважали одновременно – он не отказывался преподавать воинству Лютого какие-то полезные воинские мелочи, со всеми старался держаться ровно, даже если кто-то решался хамить, оскорблять... Зачем орать, если я в состоянии вырезать и выжечь весь посёлок, говорил он после очередного такого скандала Инге. Дочурка безоговорочно верила – сначала как всякий маленький ребёнок, свято убеждённый в том, что его папа самый сильный, смелый. А потом окончательно убедилась в этом, когда Векшин стал передавать ей кое-какие премудрости...
Но каким бы знатким, мудрым в воинском ремесле он ни был, перед бюрократией округов и ему пришлось склонить голову, прогнуться и смирить гордый воинский нрав. У Инги такого опыта ещё не было – если не считать два строгих замечания от налоговиков. И покидать давно обжитое место было страшновато – свою пока ещё недолгую сознательную жизнь она прожила оседло, на одном месте, оберегая то, что досталось от родителей. И вот всего лишь месяц остался до конца относительно спокойной жизни. А там иди и ищи новое жильё. Да, есть бумажки – бумажка, заверяющая личность владельца, бумажка, подтверждающая его гражданство на территории Горинского округа, бумажка, в которой указывалась собственность. И если на последнюю поставят отметку "Изъята за долги", мало какой поселковый или городской глава ближайших городов и весей согласится принять у себя такого гражданина. Не говоря уже о том, что в столице какого-либо соседнего округа с такой отметкой будет совсем тяжко. Это хорошо, если сумма долга не будет превышать стоимости имеющейся собственности. Иначе ещё и в удостоверение влепят пометку "Злостный неплательщик". Совсем волчий билет, как батя выражался. Не зная, что конкретно означает это словосочетание, Инга догадывалась, что с данным билетом жить станет совсем невесело. Можно, конечно, найти мастера по подделке документов – но в том-то и дело, что таких мастеров, во-первых, мало, во-вторых, выйти на них тяжко – батя и то не сподобился это сделать. В-третьих, велик риск обмана, как и риск попасться блюстителям окружного правопорядка – а это гарантированная плеть прилюдно на городской площади. И в-четвёртых, нужные документы давно имели установленную форму, примитивную, но достаточно надёжную защиту в виде различных мелких деталей оформления, не сразу, а подчас и вовсе незаметных неопытному и невооружённому глазу деталей. Сунешь такой любому проверяющему – а он, окажись знатоком деталей, мигом сдаст городской охране. Было бы документы просто подделать – тот же Кривин давно бы легализовался (слово из батиного лексикона) в том же Горинске и шпионил бы изнутри.
Клятый мешочек, так приманчиво звякнувший драгоценным металлом, был решением проблемы. Наверняка денег хватило бы оплатить все задолженности. Надо только заглянуть – и сразу станет понятно, насколько это решение проблемы. А может, лишь путь к новым – слишком много для не очень-то серьёзной задачи, похода к Паучьим озёрам. Точно не без подвоха... Слишком большая плата. И чего так тайно, с глазу на глаз?
А тут ответ прост, сказала себе Инга, потому что не свои деньги взял. Из казны дёрнул. Видно, рассчитывает, что мой поход поможет ему огрести гораздо больше. Но ведь загад не бывает богат – или у Лютого есть все основания рассчитывать на хорошую кубышку от Сколота?
Инга сцапала мешочек, торопливо развязала тесёмки, раздёрнула горловину, уловив заманчивый блеск в туго набитом нутре... Достала серебряный пятачок с неровными краями. Деньгам так и не придали какой-то установленной формы, строго отмерив лишь массу каждой единицы. Надо полагать, для большего удобства при межокружных торгово-экономических сношениях.
Положила обратно, достала другую – не в пример более блескучую, жёлтенькую, как закатное солнце, порядком исцарапанную. Задумчиво повертела в пальцах, с некоторым удивлением отметив, какие они грязные в сравнении с этой монеткой – оружейная смазка, пороховой нагар, порядком въевшиеся в мозоли.
Золото, несомненно – вес говорил сам за себя. Инга держала подобную роскошь не так часто и оттого запомнила её небольшую, плотную тяжесть накрепко.
– И тем не менее, Векшунь, надо что-то думать и мозговать, – сказала она себе, пряча монетку в кисет. Но что? Посоветоваться с кем-нибудь? Но с кем о таком можно поговорить? Лютый наведался открыто, не таясь, но и этот мешочек, и требования в обмен на него явно предполагали полную сохранность договора в тайне. Лютый ни словом, ни жестом не обмолвился о том, что ей лучше держать язык за зубами. И лучше бы сказал – неясностей возникло бы меньше. А тут всё так... двусмысленно, что ли? Будто бы можно раструбить о том на весь посёлок, посоветоваться с каждым встречным-поперечным. Нельзя на самом деле-то, это понятное – сразу пойдут шепотки, на репутацию Лютого падёт определённая тень – разбазаривает, понимаете ли, казённые средства, может, ещё и жалованья бойцов в этот кисет вложил. В группе тоже не одобрят – но командиров поселковых групп ставит и снимает Сколот, на деньги городской казны содержатся сами группы. А репутацию у Сколота Лютый заслужил самую что ни на есть положительную – за почти пятнадцать лет службы в командирской должности. Можно сказать, ветеран среди командиров. Таким похвастаться в соседних городках, посёлках, деревнях и сёлах могли очень немногие. Либо гибли, либо утрачивали доверие. Либо ещё какие-нибудь не менее существенные причины типа чрезмерной любви группы к командиру. Лютый умело балансировал – в группе его недолюбливали большей частью, но уважали и боялись. Сколот ценил – за преданность и жестокость по отношению к врагам правящей верхушки. И попытка испоганить репутацию Лютому могла кончиться весьма печально. Не говоря уже о том, что сам Лютый мог попытаться смыть такое вот пятно кровушкой. Лютый не был главой посёлка – но староста Власий был старостой чисто номинальным, кукольным, слова поперёк командиру группы он не рискнул бы сказать.
Так что не мне с ним тягаться, сказала себе Инга. Он простит любую мелкую шуточку типа ножа, упёртого в спину, воспримет как урок, а не посягательство на собственную честь и власть. Но если вынести образовавшийся меж ними сор из избы... Тут всё станет ещё туманнее и загадочнее. Дай бог не кончится несчастным случаем на охоте.
Но совет нужен...
Инга вынула несколько монет из мешочка. Нужен ведь повод наведаться... естественно, пойдут по деревне шепотки – скучающие старики и старушки на лавочках невероятно зоркие. Да и Лютый наверняка будет следить за Ингой – что она сделает, пойдёт ли к кому-нибудь, а если да, то к кому...
Прихватила серебро, рассчитывая разменять на медяшки. Надо ведь купить припасов – молоко, яйца, хлеб. Как-то всё не удаётся разжиться несушками. Корову или козу Инга завести не согласилась бы – пригляду за скотиной батя не научил, приучив жить за счёт матери-природы. А мама... мама просто не успела...
Пора уже наконец почистить огород от сорняков... Да и вообще заняться хозяйством – в небольшом масштабе, понятное дело, для большого нужен годный мужик, а таковые в посёлке все окольцованы. Но так, для души и с голодухи не пропасть – не помешает однозначно.
Прихватив корзинку, Инга торопливо шагнула за порог. Надо полагать, вернётся не то что с полной – со второй даже. И наверняка шепотки пойдут – скучно народу, вот и будет шептаться, что откуда-то у неимущей Векши взялись деньги, чтоб затариться. Ну, можно будет отпереться, что батя припрятал запасец на самый крайний случай. И вот, похоже, наступил этот самый случай. Не поверят – а точнее, разделятся мнениями, но это не особенно важно...
Инга невольно пожалела, что батя не стал хуторянином-бирюком. По-другому, быть может, всё сложилось бы. Меньше пришлось бы оглядываться на людское мнение...
... К дому на окраине, у самого земляного вала Инга подошла с двумя корзинками. Хлеба, яиц, овощей, пару корчаг с молоком, ткани две вдовые старушки-сестры выдали, что называется, на-гора, подслеповато щурясь в Ингину ладонь, на которой темнело серебро. Косясь с некоторым подозрением – девка-то замуж не хочет, хотя уж двадцать лет, давно пора второго нянькать, а она всё кобенится, непутёвая! – сводили её в птичник, в ледник, в огород... Несомненно, на вечернем сборе старшего поколения обсудят в первую очередь.
Невысокая калитка в плетне была закрыта на петлю, накинутую на воротный столбик.
Андрей жил, можно сказать, ещё большим отшельником, нежели Векшин. Но платил исправно, большей частью пропадал то на охоте, то в Горинске, сплавляя добычу. Что он делал с деньгами, которые должен был получать немало – непонятно. Налоги вносил исправно – и того, что, по общим подсчётам, осталось, должно было хватать на то, чтобы подправить как следует порядком уже одряхлевший дом. Но нет, и дом, и сарайчик производили ощущение того, что их хозяину плевать на них... Наверное, так и было. Покосившийся плетень, просевшие, подгнившие нижние венцы, прохудившаяся крыша...
Инга сняла петлю с воротного столба, боком из-за корзинок вошла в небольшой дворик. Почему-то дохнуло пустотой – моменты присутствия-отсутствия Инга чувствовала очень хорошо.
Горка свежеколотых дров рядом с поленницей уже потемневших, гора чурок. Воткнутый в вязкий дубовый чурбан колун с рукоятью, отполированной человеческими руками до блеска. Вроде недавно ушёл и должен вот-вот вернуться – уходя надолго, сложил бы колотые дрова, чтобы не заниматься этим после промысла, занятия порядком утомительного. Должен скоро вернуться – и Инга внутренне обрадовалась.
В подтверждение её догадки дверь в сени оказалась приоткрыта. Инга поставила увесистые корзинки на утоптанную у низкого крыльца землю.
– Тук-тук! – негромко крикнула она, заглядывая в прохладную тень сеней. Ответом оказалась вполне ожидаемая тишина.
В сенях было пусто – если не считать крюки для рыбы под потолком, вязанки плотвы, чебаков, ротанов, длинной широкой скамьи у бревенчатой стены дома.
Дверь в дом и вовсе была широко, гостеприимно распахнута – но гостям тут не были рады, Инга знала это наверняка. Не то чтобы у Араксина был дурной, нелюдимый характер бирюка-затворника. Скорее, наоборот, где-то даже мог произвести впечатление доброжелательного человека. Однако что-то в нём такое чувствовалось, отчего и Лютый предпочитал с ним не связываться лишний раз. И кличка Аспид, приклеенная к нему, отчего-то казалась очень ему подходящей.
Однако Араксину батя доверял – о чём говорил вполне откровенно. На чём основывалось доверие наёмника, Инга могла только гадать. И позднее, спрашивая о том, слышала только какие-то пространные отговорки – мол, есть такие, которые, знаешь, ну, такие, что им можно сразу и целиком довериться, редкость, но есть, волк, понимаешь, волк, а не трусливый шакал, волк, зверь кровожадный, хищный, но честный, если он тебя ненавидит, он тебя убьёт, если ты ему глянешься – может, и жизнь отдаст.
Такого впечатления на Ингу Андрей никогда не производил – тут она сомневалась в правдивости батиных слов. Но дыма без огня не бывает, это известно... Какое пламя породило этот дым, оставалось только думать и размышлять. Или набраться смелости и спросить у Араксина, ожидая таких же туманных отговорок.
Изнутри домик казался ещё меньше, чем снаружи. Чисто, опрятно – но как-то пусто. Не дом, а так, временное пристанище. Взгляд скользил по ящикам, приколоченным к бревенчатым стенам, по полкам, по потрёпанным корешкам видавших виды книг на полках.
Кровать, устеленная овчиной, даже на вид была жёсткой. Ни подушек, ни одеяла. Нетрудно представить, как Андрей приходит сюда и ложится, почти не раздеваясь.
Инга легла на кровать, распустив волосы, разметав их пошире. Прикрыла глаза, пытаясь полностью расслабиться, отрешиться от окружающего мира, полностью сосредоточиться на своих ощущениях. Что она надеялась почувствовать – не знала и сама. Делая так на охоте, Инга стремилась понять, в каком направлении идти за добычей, уловить возможную опасность. Так батя учил и приговаривал при этом, что ей проще, так как с малых ногтей учится, не то, что он, постигший такие хитрости в более зрелом возрасте, когда всё больше и больше воспринимается материальная сторона мира.
Ощущения пришли нескоро – и всему виной было осиное жужжание мыслей, оставленных разговором с Лютым. Но они пришли – смутные, неясные, в виде слабеньких полутонов, полунамёков... Повеяло теплом – едва ощутимым, осязаемым даже не кожей, а подсознанием, чуть очнувшимся от спячки. Теплом и спокойствием, даже некоей размеренностью. Ровным монотонным гулом звучала сила – её отпечаток, оставленный множеством ночёвок на этой кровати, вызывал такие же ощущения, как и сам её носитель и источник. Человек, ночевавший на этой кровати, ею обладал – и не только в телесном плане. Тщательно скрываемая, взращиваемая внутри звериная сила – вот какой вывод просился на ум. Инга однако не спешила, вслушиваясь, если можно сказать, пытаясь вчувствоваться... Давалось нелегко – что немудрено, если владелец привык скрывать свои чувства даже от себя самого, сжимая их в тугой шар где-то в глубине души.
Негромкие шаги, донёсшиеся будто сквозь вату, заставили открыть глаза. Инга шустро села на кровати, стараясь, чтобы вид у неё при этом был самый обычный.
На пороге возникли оставленные ею снаружи корзины – как предупреждение о своём присутствии. Затем возник и сам Араксин – в привычной бурой охотничьей робе, сшитой грубыми нитками из лоскутьев грубого же холста. Множество карманов, ремешков. На поясе из кабаньей шкуры – внушительных размеров тесак, который запросто можно было назвать мечом, ибо заточен был с двух сторон. Полуботинки со шнуровкой – не по здешней солдатской моде, предпочитавшей сапоги без шнурков и различия на правую и левую ноги. На правом – чехол с узким засапожником. Металлическое навершие ещё одного ножа высовывалось из-под левого рукава, закатанного на треть предплечья.
А внешность самая обычная – не самый высокий и здоровый, но к дохлякам точно не отнесёшь. Рослый, жилистый, кто-то, назвав двужильным, не ошибался ничуточки. С худого, заросшего золотистой от солнца щетиной лица на Ингу насмешливо глядели пепельно-серые глаза.
– Это всё мне? – спросил он с улыбкой, кивнув на корзинки.
– С радостью бы, да самой кушать нечего, – сказала Инга. – Я к тебе по делу, вообще-то...
– Сыту будешь? – спросил Андрей. – Негоже серьёзные дела обсуждать вот так, сходу...
Инга пожала плечами.
Араксин откинул тяжёлую крышку погреба, нырнул в тёмный провал. Ледник, ага...
Выставив наружу запотевшую кандюшку из обожжённой глины, выбрался сам.
– Напоить меня собрался?
– Жарко на улице, – вздохнул Араксин. – Так отведаешь?
– Давай, – согласилась Инга – на улице и впрямь жара, да и о деле проще поговорить будет.
– Я слушаю тебя, – Араксин уселся рядом, буравя Ингу внимательным взглядом.
– Только никому об этом, – Инга выразительно приложила палец к губам. – Ты как к Лютому относишься?
– Человек божий, обшит кожей, пусть и не вышел рожей, – усмехнулся Андрей. – А что?
– Да... – Инга глубоко вздохнула как перед прыжком в ледяную воду. И вкратце, опуская лишние детали поведала о произошедшем.
Андрей слушал, не перебивая, время от времени небольшими глотками прихлёбывая сыту.
– И ведь деваться-то некуда... Я уже успела всё обдумать, чего и как... А денег он мне отвалил достаточно.
– И в чём же дело? Сходи к озёрам, осмотритесь там с Лисёнком, – он пожал плечами с самым что ни на есть простецким видом. – Я там был, не такие уж и страшные места.
– Ну да, только дохнут там толпами.
– Но Кривина ж снабжают, – возразил Андрей. – Может, снабженцы и создают вокруг озёр ореол опасности.
– Ну, не скажи, ты ж болотного чёрта видел?
– Тварь как тварь, – Араксин вновь пожал плечами. – Пуль и выстрелов боится...
– И всё равно... Так что, советуешь всё же сходить?
– Ты взяла эти деньги и начала тратить, как я посмотрю, – он указал рукой с кружкой на корзинки со снедью. – Тебе больше ничего не остаётся. Нарушить договор с Лютым... Я бы не рискнул. Как и говорить об этом с первым встречным.
– Ну, не первым, отнюдь, – вздохнула Инга. – Батя ведь с тобой тоже общался, мне, правда, не говорил, что вы там с ним обсуждали, но всё же...
– Твой батя – матёрый наёмник, – Андрей вздохнул. – Ты, извини, больше на маму похожа, чем на своего батю.
И не надо поедать меня гневливым взором. Я бы послал Лютого, предложи он мне подобное. И не в том дело, что на Паучьих страшно. Лютый такой человек... не зря ведь в командирах давно сидит. И ладно бы рвался в Горинск, делать карьеру там, пробиваться в правящие ряды – видывали эти ряды и с рожами поплоше. Но ведь ему нравится быть цепным псом у своего хозяина, Сколота. И ради него он чью угодно башку сунет под топор. Но ты согласилась. И будь добра – отработай свою часть договора.
– Мой батя тебе доверял ведь... Слышал бы ты, что он о тебе говорил, – вздохнула Инга, честно сказать, не ожидавшая такой жёсткости.
– Я знаю, о нём могу то же самое сказать, ничуть не кривя душой, – смягчился Андрей. – Но ты – не дядя Витя. Ты его дочка, другой человек.
– Ну а что делать-то оставалось? – спросила Инга. – Дом и впрямь отберут, если опять не расплачусь... Ты своё слово сказал – ты бы Лютого послал с его деньгами. Но тебе-то угроза отъёма дома не грозит.
Усмешка Араксина вышла такой, какая вышла бы у неимоверно взрослого дяди, попрекаемого ребёнком из-за непонимания его проблем. Примерно такая...
– Что ты хочешь, Векшунь? – примирительно спросил Андрей. – Совет я тебе уже дал – не ныть и идти на озёра. Чем-то если ещё могу помочь – вот он я, весь перед тобой.
– Можешь подстраховать? – спросила Инга внезапно даже для самой себя. – На озёрах этих... Я бы заплатила.
– С тобой будет этот мелкий рыжий головорез Лютого, какая подстраховка тебе ещё нужна?
– Хорош издеваться! – Инга едва не расплескала сыту. – Я серьёзно... Лешим прикинуться, невидимкой, кем ты там ещё умеешь... Проследить за нами на всякий случай.
– Кто подстрахует меня? – спросил Андрей. – Мне-то обратиться не к кому. Буду за вами тенью красться, а в это время меня и ухлопает какой-нибудь злыдень, ибо за спиной следить некогда будет, надо будет за тобой приглядывать.
– Сколько ты хочешь? – спросила Инга. – Так, в пределах разумного.
– С учётом вышеизложенного... Семь в золоте и столько же серебром. Надеюсь, Лютый дал тебе достаточно, чтоб ты могла мне заплатить столько.
– Шкуродёр, – фыркнула Инга зло. – Я подсчитала, сколько он мне дал. Хватает как раз рассчитаться за все просрочки и остаётся меньше, чем ты просишь.
– Это я ещё со скидкой прошу, – хмыкнул он. – Сюда входит и стоимость самой работы, и стоимость рисков, и издержки, которые я потерплю, пока буду приглядывать за тобой.
– Ой, надо думать, ты за это время просто гору зверья настреляешь, – не стала скрывать ехидства Инга. – Недаром тебя Аспидом зовут...
– Молва не всегда ошибается, – пожал плечами Араксин. – А дядя Витя меня никогда не просил оберегать тебя.
– Теперь понимаю почему... – вздохнула Инга.
– Ты меня в чём-то обвиняешь, Векшунь? Извини, я не благородный рыцарь, я простой охотник.
Инга промолчала насчёт простоты.
– И потом – ты сама согласилась работать с Лютым, пусть и под давлением. Согласилась, получила деньги, начала тратить. И теперь хочешь, чтобы я тоже сунул голову под тот же топор? Притом забесплатно...
– Просто многовато ты просишь, – призналась Инга.
– Цена окончательная, обжалованию не подлежит, – отрезал Андрей. – Или столько – и я буду твоим обережником на озёрах, пока эта ваша катавасия не закончится. Или никак – но тогда только Лисёнок будет тебе верной опорой.
–... которая будет пялиться на меня, пока мы там ковыряемся, – огрызнулась Векша.
