Текст книги "Мессия для варана(СИ)"

Я – есть! Но... кто я?

* * *

– Эйт. Мы будем звать тебя Эйт, хорошо? – на губах Юлны играл намёк на улыбку, обещание грядущей радости.

Он кивнул. Почему бы и нет. Должно же у него быть какое-нибудь имя, в самом деле. Бледно-фиолетовый индекс на щеке, который виден, когда смотришься в поверхность воды, за имя вряд ли сойдёт. BP-86... Нет уж, пусть будет просто Эйт.

– Здорово! Пойдём к остальным.

Поколебавшись, он отрицательно мотнул головой. Остальные его боятся, ни к чему снова их пугать.

– Пойдём. Я тебя представлю, и страх уйдёт.

Казалось, Юлна с лёгкостью читает в его голове то, что он не может произнести. Не может, поскольку... не может. Новонаречённый Эйт смутно ощущал, что вроде бы способен говорить, что эта возможность заложена в него создателями, но до сих пор все его попытки вербального общения порождали лишь слабое шипение в глотке. Змеиный шип пугал детей, и он прекратил насиловать свой речевой аппарат.

– Пойдём, Эйт. Пойдём.

Юлна ухватилась за руку, потянула. Смешно: даже десяток таких, как она, не смогли бы просто сдвинуть его с места, но Эйт не стал сопротивляться и позволил вытащить себя к резервуару, на краю которого сидели, болтая ногами, Макс и Хейда. Подростки, что-то негромко обсуждавшие, замолкли при их появлении.

– Эй! – позвала Юлна громко. – Все сюда!

Повинуясь её звонкому кличу, к ним потянулись те, кто обжил большую опреснительную установку техпалубы номер три. Здесь, возле резервуара с уже очищенной от морской соли водой, обитали двадцать два человека возрастом примерно от восьми до пятнадцати лет. Тринадцать детей, восемь подростков и Юлна – нечто такое, что лишь внешностью походило на худенькую десятилетнюю девочку.

Юлну слушали все, даже самые старшие ребята. Слушали и слушались. А она воспринимала это как данность, и её улыбка словно наполняла жизнь маленькой общины особым смыслом. Она... не руководила, нет. Те, кто был постарше и посильнее, брал на себя заботы о младших и слабых, добывал и готовил еду, планировал вылазки в соседние отсеки, даже на другие палубы. Юлна же просто ходила везде, неизменно оказываясь там, где была нужна – говорила со всеми будто бы о чём-то совсем отвлечённом, улыбалась. Ей улыбались в ответ, и будто бы сами собой затухали вспыхнувшие ссоры, высыхали слёзы обид, а приступы отчаяния сменялись весельем. Она редко о чём-то просила, но когда делала это – её слушались беспрекословно, будто бы слово девочки было среди здешних детей законом. Вот и сейчас – стоило ей всего лишь позвать, и спустя пару минут вокруг собралась вся община.

– Это Эйт, – произнесла Юлна, указывая на незваного гостя. – Теперь его зовут так.

Двадцать одна пара глаз разглядывала чужака. Кто-то смотрел с недоверием, кто-то с опаской, кто-то (в основном, самые младшие) просто с любопытством; особого дружелюбия не выказывал никто.

– Почему он синий? – спросил темноволосый мальчик, имени которого Эйт ещё не знал.

– Чтобы отличаться от нас, – ответила Юлна уверенно.

– Он странный, – произнесла Хейда – высокая девушка, длинные светлые волосы которой свисали на грудь пышной косой. – Всегда молчит и не двигается, как неживой. И ещё... он голый.

Кто-то из ребят фыркнул. Юлна тоже хихикнула – совсем по-детски, потом резонно заметила:

– Он же не девочка, и не мальчик. Чего ему прятать-то?

– Ну... лучше бы всё-таки оделся. Пусть для него Дон штаны раздобудет.

– Легко сказать, – проворчал смуглый крепыш лет двенадцати. – Вон, Тея и Зан давно уж ботинки новые просят, у меня у самого локти в дырках. А ты на складах была? Там ящиков...

Подростки загомонили – казалось, сразу все разом:

– К прачечной бы подобраться...

– Засекут же, чудило! Это двадцатая секция, там сигналки везде!

– Да видала я твои сигналки... Пф! Нашёл чем пугать!

– Он нам поможет, – сказала вдруг Юлна, глядя на Эйта снизу вверх, и спор ребятни прервался так же внезапно, как и начался. – Пусть он странный, зато добрый.

– А-а-а откуда...

Хейда закрыла рот, так и не закончив вопроса. И в самом деле, откуда им знать, что здоровенный, голый и абсолютно лысый человек с кожей бледно-синего оттенка – поможет? И тем более, что он – добрый? Потому, что так сказала Юлна?

"Да, потому, что она так сказала".

Эйт не удивился этой мысли, почему-то показавшейся ему естественной. Он начал привыкать к ней с того самого мгновения, как девочка с растрёпанными медно-рыжими волосами посмотрела в его перепачканное копотью лицо и губы её растянулись в широкой детской улыбке. Когда прямо у неё на глазах окровавленные мертвенно-синие руки раздвинули створки считавшегося заблокированным люка, она почему-то не бежала прочь с криком ужаса, но встала перед страшным гостем, сказала ему "Привет" и улыбнулась. А гость внезапно понял, что не может опустить уже занесённый для удара кулак...

* * *

– У тебя так быстро всё заживает.

Он медленно кивнул, потом поднял правую руку, подвигал плечом, несколько раз напряг мышцы, сжал и разжал кулак. Похоже, ключица полностью срослась, о недавнем переломе напоминали лишь слабые уколы боли. Лёгкое тоже восстановилось – от раны, способной гарантированно убить обычного человека, остался лишь голубоватый неровный шрам на груди. Вспомнилось вдруг, как Юлна провела его мимо притихших напуганных друзей, показала укромное место за насосной станцией, сама принесла пластиковую канистру с водой, а потом не отходила ни на минуту, пока он стирал с тела кровь и грязь, промывал порезы, выковыривал из обожжённой кожи кусочки спёкшегося пластика. Даже не отвернулась, когда он, коротко выдохнув, рванул из собственной плоти осколок композита, и лишь побледнела, глядя на хлынувший из рваной дыры тёмный кармин.

– Я знала, что ты не умрёшь, но всё равно... немножко боялась.

Как обычно, она отлично знала, в каких водах сейчас плавают мысли Эйта.

– Ты хочешь есть? Сегодня готовит Петра – это уж наверняка вкуснее "жвачки".

"Жвачкой" они называли пластины концентрата для пищевых синтезаторов – целый блок с такими штуковинами ребята по ошибке притащили со вскрытого ими склада глубокой консервации. Восемьдесят килограммов груза трое отнюдь не самых могучих пареньков почти два часа волокли по техническим туннелям. Восемьдесят кило чертовски питательной и насыщенной витаминами, но совершенно безвкусной смеси, спрессованной в твёрдые, будто кафель, плитки. Когда узнали, сгоряча едва не спустили всю добычу в утилизатор. Юлна остановила. А теперь сверхкалорийной "жвачкой" насыщался Эйт – его зубы при желании могли бы, пожалуй, и полистекло в пыль перетирать. Собственно, против концентрата он ничего не имел, в сочетании с чистой водой для него выходило почти идеальное питание: максимум энергии при минимуме усилий.

– Любишь клубнику? Дон вчера принёс четыре банки джема. Вкуснятина!

Вчера... Здесь, на нижних палубах Корабля, не было ни дня, ни ночи, но Юлна сказала, что для сна положено своё время, и его стали отмерять по хронометру на контрольной панели насоса. В десять вечера кто-нибудь из ребят гасил все лампы, кроме одной, висевшей над самым резервуаром. В восемь утра светильники включались снова.

Здесь, в крошечном мирке большой опреснительной установки, у каждого имелись свои обязанности: одни добывали провизию, а также те немногие вещи, с которыми жить становилось проще и приятнее – вроде газовой горелки, инструментов или надувных матрасов; другие делили запасы на рационы и готовили еду – в одном котле сразу на всех; третьи убирались; четвёртые чинили сломанное или что-нибудь мастерили. Кто не был занят – спал, купался в резервуаре или играл с друзьями. Среди детей были и свои умельцы на все руки, и осторожные разведчики, и повара, и затейники в играх. Причём со стороны казалось, что никто ничего не делает через силу, всё происходит будто бы само собой, и если появляется какая-нибудь срочная работа, тут же находится кто-нибудь, кто готов её выполнить.

Поначалу Эйт принимал это просто как данность, естественное состояние людей, объединённых в сообщество. Но чем больше он узнавал о юных человечках, среди которых столь неожиданно оказался, тем больше недоумевал: как же работает система, каждый элемент которой – индивидуалист с собственным характером, собственным взглядом на окружающее, со своими сиюминутными эмоциями и желаниями? Ответ оказался сколь неожидан, столь и очевиден: Юлна. Вроде бы не делая почти ничего, девочка участвовала во всём, выполняя роль смазки в хрупком механизме общины. И, кажется, только благодаря ей два десятка детишек не просто выживали, скрывшись от проблем общества глубоко в недрах Корабля, они жили здесь, возле большого опреснителя, что-то строили, о чём-то мечтали...

– Клубничный джем, – напомнила о себе Юлна. – Это, наверное, самая вкусная штука на свете! Ты должен попробовать, Эйт!

Рядом с огромным синекожим гуманоидом девочка была словно мышонок возле матёрого кота. Но она тянула гиганта за руку, и тот шёл, послушный её воле. Чтобы стать полезным, ему следовало узнать больше о мечтах. О её мечтах.

* * *

Человек стоял в небрежной уверенной позе, чуть расставив ноги, будто красовался перед теми, кто на него смотрел. Брюки синего форменного комбинезона заправлены в чёрные ботинки с высоким голенищем. Талия перетянута широким поясом, в многочисленных клапанах которого рассованы разнообразные предметы: фонарь, телескопическая дубинка-шокер, гибкие пластиковые стяжки, с полдюжины обойм к пистолет-пулемёту. Само оружие свисает с плеча на длинном ремне: тупорылое, завораживающе хищное. Человек в форме то ли придерживал его правой рукой, то ли готовился схватиться за ребристую рукоять и открыть огонь... Человек без лица, с размытыми чертами. Чёткими выглядели только коротко стриженые тёмные волосы, ниже до самого воротничка взгляд напрасно старался собрать портрет из хаоса нервных мазков и штрихов, разительно несочетающихся со скрупулёзно выписанной одеждой и снаряжением, с живостью позы.

"Умелая работа", – одобрил бы Эйт, если бы мог говорить, но, пожалуй, сейчас его молчание было только кстати – он смутно осознавал, что это не совсем те слова, которые следовало сказать юному художнику.

Жань слез с ящика, на котором стоял, вырисовывая безликому человеку шевелюру. Изображение было на три головы выше мальчика, и он со своими мелками не доставал до рисованной макушки.

– Красиво, – Хейда подумала и добавила, почему-то не очень уверенно: – Очень красиво! Ты так рисуешь... Он... знаешь, он как живой.

– Не, – мальчик пожал плечами, разглядывая собственное творение, – какой же он живой, если у него лица нету. Не видишь, что ли?

– Но ты ведь дорисуешь? Ну, потом. После обеда или завтра...

– Нет, – безучастно бросил Жань. – У меня не выйдет. Я не помню его лица.

– А я своего папу помню, – девочка запнулась. – И его, и маму. Не так много ведь дней прошло.

Художник больше не сказал ничего, ещё несколько секунд смотрел на украсивший стену рисунок, потом молча отвернулся и ушёл. Хейда проводила его грустным взглядом, вздохнула и произнесла, будто оправдываясь за друга:

– Он ничего не забыл, только вид делает. Ему так легче.

Едва ли она знала это наверняка. Эйт вовсе не был уверен, что у паренька нет какого-нибудь программного сбоя. Центральный процессор – слишком хрупкая штука, особенно органический, защищённый одной лишь черепной коробкой. Один случайный удар, и у тебя вместо цельной картины мира – лишь осколки, обрывки, фрагменты. Скажем, Эйт знает наверняка: вон та штука на плече у безлицего – это пистолет-пулемёт полицейской модели. Но откуда он это знает?

* * *

Смотреть на ныряющих, весело резвящихся детей было почему-то приятно. Резервуар опреснителя ночью пополнился, и вода плескалась всего в паре сантиметров от бортика. Обнажённая Тея, хорошенько разбежавшись, с визгом сиганула на середину длинного и узкого бассейна, рыбкой ушла в прозрачную глубину, но скоро вынырнула и, легко подтянувшись, вылезла на сушу.

– Чего не купаешься? – спросила она, отжимая воду из длинных чёрных волос.

Эйт пожал могучими плечами. Плавать ему до сих пор не приходилось, но он был уверен, что справится с этим делом без труда. Вот только для чего? Вода устраивала его в виде питья, да и то – лишь два-три раза в сутки, не чаще.

– Здесь хорошо. Повезло, что Юлна сюда нас привела... – она осеклась, подумала немного и поправилась: – Это с ней нам повезло. Если б не Юлна, никуда бы мы вовсе не пришли. Так бы все и остались там, на "первой".

Девочка вздрогнула и на лицо её словно легла тень пережитого страха.

– Тебе ведь рассказывали, да?

Эйт покачал головой.

– Нет? – Тея вроде бы удивилась. – Совсем-совсем никто? И Юлна тоже? Хотя... она-то не станет, небось. Ну, ладно, я тогда расскажу. Про бучу на первой жилой палубе слышал, небось?

Он снова качнул головой, но девочка на него уже не смотрела – уставилась куда-то в стену позади резервуара и просто заговорила:

– Когда стрелять начали, нас собрали в пищеблоке. Мне, Хейде и Фраю велели за младшими присмотреть, а блок снаружи заперли – чтобы никто не вышел родных искать. Малыши так ревели... – голос Теи дрогнул, и она сглотнула, будто пытаясь протолкнуть в горло плохо пережёванный кусок. – Только Юлна не ревела – стояла и смотрела на ну штуку... ну, этот, как его... лифт такой маленький, чтобы готовую еду спускать на нижний сектор – там кафетерий для механиков. Нам не разрешали его трогать, говорили: "Опасно". А потом что-то снаружи началось. Мы с Фраем стояли у дверей, слушали, и вдруг – стоны, кашель, кто-то закричал: "Газ! Это газ!" Слышим: около двери шаги, потом будто бы упал кто-то и хрипит. Страшно! Фрай начал стучать, чтобы открыли. Я перепугалась, прошу его: "Перестань, Фрайчик, перестань! Не надо открывать!" И тут сзади: щёлк, ш-ш-ш! Смотрим: Юлна возле того лифта стоит, и дверца открыта. Его нельзя было трогать, а она подошла – и открыла. Говорит: "Я знаю, что нужно делать. Не бойтесь".

Тея замолчала, казалось – девочка заново переживает всё, что случилось. Когда, наконец, она заговорила снова, голос её удивительным образом изменился: из него исчезли страх и горечь, пропала нервическая дрожь.

– В трубе оказалось не так уж жутко, и даже если кто-то плакал, не хотел лезть – Юлна говорила: "Не бойся, я же не боюсь!" Знаешь... стыдно было трусить, когда она рядом. Мы все спустились вниз, и малышей тоже спустили. В блоке уже глаза слезиться стали, и горло першило – наверное, газ просочился. Но мы спустились, и Юлна... ну, она просто пошла дальше, а мы – за ней. Она под решётку на полу – и мы тоже. Она в вентиляцию – и мы следом. Спускались, спускались... Знаешь, как во сне – шли и шли. Никто не ревел... Странно, да? А потом пришли сюда, и Юлна сказала: "Вот хорошее место. Поживём тут, пока..."

И снова Тея замолчала, но теперь причиной тому не были воспоминания. Девочка вдруг бросила на Эйта быстрый настороженный взгляд, будто вопрошавший: "А можно ли тебе доверять, синекожий"? Эйт посмотрел на неё в ответ; потом, повинуясь наитию, медленно кивнул. И Тея решилась.

– ...Пока однажды она не поведёт нас дальше. И не выведет туда, где много света, не нужно прятаться от взрослых и... Ну, там будет всё – не чьё-нибудь, не утянутое со склада, а только наше, собственное. Наш мир. Понимаешь? За пределами Корабля!

Он не был уверен, что понимает... Да нет же, он определённо не понимал! Это же Корабль, и разве есть что-нибудь за пределами его титановых переборок, палуб из сверхпрочного композита, метровой толщины плит бронированного корпуса?

– Здесь хорошо, – повторила Тея, – но там будет лучше. Так Юлна сказала.

Её уверенность могла бы удивить Эйта, если бы он умел удивляться. И внезапно появилось сомнение: откуда взялось его собственная убеждённость, будто Корабль – это и есть весь мир? Вода в опреснители закачивается извне. И если снаружи много солёной воды, то почему бы в ней не плавать другим Кораблям? К тому же где-то ещё должно быть место, где Корабль родился...

Между тем, девочка встала и принялась одеваться. Все ребята носили серые и синие комбинезоны, отличавшиеся друг от друга лишь размерами и степенью поношенности. Одежда Теи когда-то была синей, но после сотен стирок потускнела, а местами вытерлась почти до белизны.

– Я знаю, ты сюда пришёл вовсе не из-за нас, – внезапно заявила она. – Ты живой – мы все видели, как заживали твои раны, но эти буквы и цифры на щеке... как серийный номер у машины.

Эйт знал, что она права. Кто бы ни приложил руку к его созданию, он, несомненно, взял за прототип человека, но сходство между "вэ-эр восемьдесят шесть" и людьми было лишь внешним. Генетически Эйт имел с человеком мало общего.

– Очень уж ты похож на механизм из плоти и крови; на что-то, работающее только по программе. Кое-кто из ребят видел, как ты хотел ударить её, – Тею передёрнуло, а в глазах девочки промелькнуло какое-то очень неприятное чувство. – Но не смог, да? Мы всё спорили, уйдёшь ли, когда твои раны затянутся. Ни порезов, ни ожогов давно не видно, а ты ещё здесь. Что сделала с тобой Юлна, как думаешь?

Этого он не знал. И только качнул головой на вопрос Теи. Впрочем, та и не ждала, наверное, иного ответа, потому, что улыбнулась и сказала:

– Вот и я не знаю, почему полезла в трубу, когда мне просто хотелось плакать и кричать от страха.

* * *

Эйта странным образом тянуло к мечтам детей, ему хотелось стать частью их грёз, может быть даже помочь им сбыться. Ощущая неизъяснимую потребность что-то сделать для Юлны и её друзей, он не понимал, какую пользу может принести сообществу.

"Служить им... может, в этом смысл и цель моего существования?"

Его беспокоила мысль, что он появился на свет совсем не так, как обитающие возле очистительной установки мальчишки и девчонки. Кто заложил в его голову знания о людях и о мире, в котором они живут – о Корабле? Буквально ежеминутно Эйт убеждался: знания эти весьма скудны и обрывочны, в них нет системы. Вероятно, виноват взрыв, уничтоживший лабораторию – организм активировался в авральном режиме, мозг не получил полного объёма информации.

"Я – есть. Но зачем я есть? Для чего предназначен? И кому обязан своим появлением на свет?"

Он вспоминал существ, подобных себе, пробивающихся к спасению в дымном хаосе, среди всепожирающего пламени и летящих осколков. Их было много – не меньше двух десятков только в пределах видимости, но тот зал с биокапсулами мог быть далеко не единственным. Выжил ли ещё кто-нибудь из собратьев, кроме него?

Мысли о них не вызвали в нём никакого иного отклика, кроме этого вот интереса: выжили или нет? Когда Эйт бежал из лаборатории, он даже не пытался спасать товарищей по несчастью, полностью сосредоточился лишь на своём выживании. Теперь его это смущало. Тогда, среди огня и разлетающихся осколков ВР-86 действовал будто бы не по своей воле. "Механизм" сказала Тея... И впрямь, в тот момент он походил на механизм, чётко и последовательно выполняющий единственную поставленную задачу.

"Но ведь сейчас – не так! Сейчас я – свободная личность, и сам решаю, куда мне идти, чем заниматься!"

Будто испытывая на прочность доводы собственного рассудка, он поднялся, подошёл к бассейну и столкнул в воду пластиковую надувную подушку, забытую здесь кем-то из ребят. Синее пятно медленно поплыло к центру резервуара. В появившейся на водной глади мелкой ряби замерцал свет единственной "ночной" лампы. Тихо кругом, все спят.

"Мне нужна информация".

Он знал, где сможет её раздобыть. Двигаясь совершенно бесшумно, Эйт обошёл по дуге бассейн, поднялся по узкой металлической лестнице к транспортной площадке. Там находился грузовой лифт – неработающий, судя по всему, уже, как минимум, десятилетие. Отсюда можно было попасть как в лифтовую шахту, так и в один из технологических туннелей, которыми пользовались ребята. Кто-то из юных умельцев установил на площадке датчик движения – на случай, если к очистителю вдруг нагрянет кто-нибудь из техников. На то, чтобы найти и отключить простенькую "сигналку" у Эйта ушло не больше минуты.

* * *

Терминал был старым, пыльным, с древней-предревней управляющей консолью. Настоящее ископаемое. К нему прикасались, наверное, раз в несколько лет, и только поэтому до сих пор не сменили на более новую и удобную модель. А ещё, видимо, потому, что старичок исправно работал.

Эйт приметил его на четвёртой техпалубе во время спуска и, разумеется, запомнил. Пройти этот кусок пути в обратную сторону тоже оказалось нетрудно, поэтому сейчас он рукавом комбинезона стёр с монитора слой пыли и включил старую машину. Несколько секунд казалось, что Эйт всё-таки ошибся, и этот раритет отжил свой век, но затем со слабым гудением терминал запустился, на экране высветилось контекстное меню. Синие пальцы неуверенно пробежались по консоли, запустили программу поиска.

Никогда прежде ему не приходилось работать с такими аппаратами, но стоило лишь начать, и откуда-то сразу пришло понимание, что нужно делать. Необходимые навыки послушно всплывали в памяти, а руки словно сами собой двигались над консолью, касались нужных сенсоров, набирали запросы, открывали и закрывали "окна" с информацией. Документы, фотоснимки, видеозаписи... Он читал и смотрел – быстро, жадно поглощал добытые сведения, с каждой страницей текста, с каждым просмотренным видео обретая знание. Картина событий словно наливалась красками...