Текст книги "Прорицатель"

Автор книги: Денис Чекалов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 2 страниц)

Денис Чекалов
ПРОРИЦАТЕЛЬ

1998 г

Пролог
1

Ричард Шербрук не знал, что в этот день он должен был умереть.

Так решил Прорицатель.

Шербруку исполнилось пятьдесят два года. Он закончил Йелльский университет и одиннадцать лет проработал менеджером в крупной компании, занимающейся производством автомобилей. Потом ему предложили более высокую должность в фирме “Передовые компьютерные технологии”, и Ричард Шербрук перешел туда.

У него были жена и двое детей.

Прорицатель знал это, и ему было жаль.

Но он не мог ничего изменить в судьбе Ричарда Шербрука – он мог только выполнить роль ее орудия.

Убить его.

Семь лет назад Шербрук стал одним из вице-президентов “Передовых компьютерных технологий”. Его годовой доход позволял ежемесячно приобретать через банк некоторое количество ценных бумаг. Они не приносили больших дивидендов, но зато были достаточно надежны, и Ричард мог позволить себе купить много таких акций.

Его положение в компании было устойчивым, сотрудники уважали его, конкуренты несколько раз пытались переманить к себе. И при этом в любой момент Ричард Шербрук мог уйти в отставку и жить ни о чем, не заботясь, состоятельным человеком.

Дети любили его. Он не знал, какие чувства питает к нему жена после семнадцати с половиной лет брака. Но, по крайней мере, она не изменяла ему в открытую и целовала, когда он приходил домой.

Ричард Шербрук уверенно смотрел в будущее, не зная, что будущего у него нет.

Прорицатель отказал ему в этом праве.

Прорицателю потребовалось время, чтобы осознать необходимость такого поступка.

Он понимал, что Ричарду Шербруку не суждено умереть в этот день. Или в какой-то другой.

Он мог прожить еще много лет, занимая ответственное положение в фирме и, приобретая время от времени ценные бумаги. Сперва Прорицатель колебался.

Но потом он понял, что, хотя Ричард Шербрук может остаться в живых, он, тем не менее, должен умереть.

Это не было заложено в его судьбе. Зато судьба Прорицателя диктовала тому, что он обязан убить Ричарда Шербрука.

Иначе он не смог бы потом жить сам.

Дело в том, что Прорицатель мог видеть будущее.

Сперва это его пугало, потом начало забавлять. В первое время, заметив у себя такую способность, Прорицатель не мог в нее поверить. Когда ему удавалось с точностью предсказывать какие-нибудь события, которые должны были произойти в ближайшем будущем, он приписывал это либо совпадению, либо результату подспудных логических размышлений.

Если дотронуться до горячей кочерги, то непременно обожжешься, и чтобы понять это, необязательно быть прорицателем.

Но он был.

И вот настал момент, когда Прорицатель не смог больше лгать самому себе. В тот день он испугался, что сошел с ума. Ему казалось, что придет час, и его предсказания не сбудутся, и он поймет, что всего лишь ошибался, обманывал самого себя. А его психоаналитик найдет этому понятное естественнонаучное объяснение.

Но Прорицатель никогда не ошибался.

И это еще больше его пугало.

Он стал замечать, что в жизни есть развилки, и ему доступны рубильники, которые способны повернуть его судьбу в том или ином направлении. Или судьбу других людей.

Он научился пользоваться этим умением, время от времени, слегка подталкивая свою удачу. Но Прорицатель был очень совестливым человеком, и ему было стыдно. Ему казалось, что он обманывает кого-то.

Ему хотелось стать спасителем людей, предотвращать железнодорожные аварии и авиакатастрофы. Но вскоре он обнаружил, что в состоянии предсказывать только те события, которые касаются лично его или же людей и событий, находящихся с ним в каком-нибудь близком отношении.

Дважды ему удавалось спасти жизнь человека, одиннадцать – предотвратить серьезные травмы.

А вот теперь он должен был убить Ричарда Шербрука.

Потому что другого выхода он не видел.

Прорицатель был очень совестливым человеком и знал, что не сможет оставить Шербрука в живых.

Ему было очень жаль.

Прорицатель выбрал день, когда жена и дети Ричарда Шербрука собирались уехать к сестре жены на уик-энд. В тот день служанка тоже должна была взять выходной.

Прорицатель хотел, чтобы Шербрук оставался один в доме. Он очень боялся.

Он даже не знал, как совершить убийство. У него не было огнестрельного оружия, да и пользоваться им, как следует, он тоже не умел. Он мог бы взять из кухни острый столовый нож, но понимал, ему не хватит ни ловкости, ни смелости для того, чтобы вонзить его Шербруку в живот или горло.

Поэтому Прорицатель взял с собой небольшой ломик и положил под сиденье автомобиля.

Ему казалось, что так будет быстро. Ему хотелось быть честным с Шербруком, не причинять боли. Ведь Ричард Шербрук не был ни в чем виноват.

Прорицатель припарковал машину позади дома так, чтобы ее не было видно с дороги. Он знал, что вечером в пятницу богатый район, где жил Ричард Шербрук со своей семьей, становится почти пустынным. К этому времени все соседи уже возвращались домой и отдыхали.

Прорицателю было очень жаль жену и детей Шербрука.

Пока он ехал, монтировка несколько раз перекатывалась по полу и била его по ногам. Прорицателю очень хотелось бы не делать того, что он собирался. Но он знал, что другого пути нет.

Он ведь мог видеть будущее.

– Дорогой, я позвоню тебе, как только мы приедем в дом Маргарет.

– Так уж и сразу! Знаю я твою сестрицу, – сразу же затащит тебя в гостиную и начнет перемывать косточки соседям…

Глаза Шербрука смеются. Он представляет веселую толстушку Маргарет, как она закидывает одна на другую полные ноги, наклоняется вперед и начинает рассказывать местные сплетни.

– Гарри, не забудь свой водяной пистолет…

У Ричарда Шербрука были сын и дочь. Никто из них не мог предсказывать будущего подобно Прорицателю, и они еще не знали, что видят своего отца в последний раз.

Маленький Гарри, которому два месяца назад исполнилось восемь, бегал по широкому холлу с игрушечным самолетиком в руках. Он держал его так, будто тот действительно летел, и говорил:

– Ж-ж-ж…

– Я люблю, тебя, дорогой.

– Я тебя тоже.

– Я помогу вам спустить чемодан к машине, миссис Шербрук.

– Спасибо, Клара.

Маленькие насекомые прозрачными точками вились у круглого фонаря, который обвивали узорчатые стебли выкованного из железа дерева. На противоположной стороне, справа от входа, стоял такой же фонарь, и вокруг него тоже кружились мошки.

Ричард Шербрук любил свой дом.

Сидни Шербрук сидела на перилах и покачивала ногой, лукаво следя за своими родителями. Ей было пятнадцать, и она уже считала себя взрослой женщиной. По ночам Ричард думал, скоро его дочь действительно вырастет, и что он тогда будет делать.

Ему хотелось, чтобы судьба дочери устроилась, но он не знал, как сможет этого добиться. Сидни была бойкой, веселой и относительно всего имела свое собственное мнение. Как помочь ей, чтобы жизнь не сделала ей больно.

Ричард Шербрук этого не знал, и поэтому часто не спал по ночам, глядя в ночное небо через высокое окно.

Он мог бы не беспокоиться по этому поводу, – ибо ему предстояло умереть гораздо раньше, чем дочь вступит в самостоятельную жизнь.

Он очень хотел посмотреть, какого парня она выберет для серьезных отношений.

– Осторожней веди машину.

– Хорошо.

Гарри уже не играл с маленьким самолетиком: тот ему наскучил. Он поднялся наверх, в свою комнату и теперь спускался по лестнице, на каждой ступеньке сосредоточенно ударяя по перилам рукояткой водяного пистолета.

– Дети, поцелуйте на прощание папу…

Прорицатель ждал.

Вечерняя тьма медленно переходит в ночную. Загораются два ярких световых луча, большой семейный автомобиль медленно разворачивается на подъездной дорожке.

Ричард Шербрук стоит на крыльце и смотрит вслед.

– Я еще буду нужна вам сегодня?

– Нет, Клара, спасибо… Ты можешь идти.

– С вашего позволения.

Шербрук поворачивается и идет в освещенный холл. Он подходит к небольшому столику мореного дерева у стены, на котором устроен бар. Янтарно-золотистая жидкость переливается в бокале. Он тяжело опускается в кресло, держа стекло между ладонями обеих рук.

Он ни о чем не думает.

Где-то позади дома слышен шум отъезжающей машины. Это на выходные покидает дом служанка. Ричард Шербрук подносит бокал к губам, потом ставит его на пол у своих ног. Он закрывает глаза.

Прорицатель наклоняется, его пальцы сжимают рукоятку монтировки.

2

Прорицатель обошел дом сзади. Теперь он стоял позади ряда разлапистого вечнозеленого кустарника и прислушивался. С этого места он не мог видеть окон холла, но полагал, что Шербрук все еще там.

Монтировка неожиданно оказалась очень тяжелой. Когда он оборачивал ее в газету и клал под сиденье автомобиля, она была гораздо легче. Возможно, причина в том, что он собирался сделать, а не в самом ломике.

Прорицатель приподнял оружие, потом вновь опустил его. Теперь он не был уверен, что у него хватит сил для решающего удара. Следовало взять с собой нечто другое, действовать наверняка.

Но отступать поздно.

Прорицатель подошел к задней двери и осторожно положил пальцы на рукоятку. Его руки были в перчатках. Раздался скрип, и луч тьмы вырвался из неосвещенного дома. Прорицатель вошел.

Он хорошо знал жену Ричарда Шербрука. Несколько раз играл с его детьми, и Гарри давал ему свой самолетик. Маленький мальчик был авиадиспетчером аэропорта, а Прорицатель – пилотом.

– Посадку разрешаю. Ж-ж-ж…

На мгновение Прорицатель почувствовал, что мертвые пальцы эмоций вдавливают его горло к позвоночнику. Его затошнило. Он сделал несколько шагов назад, и некоторое время простоял на пороге, жадно ловя открытым ртом вечерний воздух.

Ричард Шербрук поднялся с кресла, подошел к шкафу. Что-то прорвалось внутри, и усталость, накапливавшаяся в нем в течение долгой напряженной недели, почти мгновенно пропитала все его тело. Он улыбнулся, подумав, что начинает стареть. Все-таки пятьдесят два года.

Выбрав один из стоявших длинным рядом лазерных дисков, он поставил его в проигрыватель. Потом снова вернулся в кресло и поднял с пола бокал. Пару дней назад Гарри сказал, что хочет стать астронавтом. И первым вступить на поверхность Венеры, чтобы его сфотографировали, как Армстронга.

А еще Ричард заметил, что сын стал дружить с Люси, дочкой их соседей.

Теперь Прорицатель двигался с еще большей осторожностью. Его рот стал сухим, как новая промокательная бумага, и шершавым. Он не знал этой части дома, и в темноте боялся, что-нибудь уронить. Где-то впереди заиграла музыка. Она была медленной и немного печальной.

Прорицатель не знал, где теперь находится человек, которого он намеревался убить. Встреча лицом к лицу его страшила. Ему хотелось, чтобы он оставался сидеть в своем кресле спиной к двери. Он знал, что по вечерам Ричард Шербрук имеет привычку сидеть именно так. В течение нескольких недель Прорицатель наблюдал за ним. Он стоял за деревьями на противоположной стороне улицы и смотрел.

Именно тогда Прорицатель понял, как легче всего совершить убийство.

Ему хотелось, чтобы все прошло быстро и как можно безболезненнее для Шербрука.

Он сделал еще несколько шагов и увидел свет. Звуки мелодии стали громче, и через высокие окна Прорицатель увидел ночное небо. Впереди был холл.

Ричард Шербрук сидел на своем обычном месте.

Прорицатель сделал несколько шагов вперед. Поднял ломик.

Он не боялся неудачи. Он мог видеть будущее и знал, что Шербрук умрет сегодня ночью. Но ему было страшно убивать.

В соседнем доме тоже слушали музыку, более быструю и веселую. Она влетала в комнату из открытого окна, но раздавалась слишком далеко, чтобы вторая мелодия могла заглушить первую.

И все же Прорицатель мог слышать ее очень хорошо.

Он сделал еще несколько шагов, оказавшись за спиной человека в кресле.

И в этот момент Ричард Шербрук поднялся на ноги и обернулся.

Прорицатель замер, его рот полуоткрылся. Безотчетно он стремился что-то сказать, но не мог.

– Ты? – в голосе Шербрука звучало удивление. – Какого черта ты здесь делаешь? И…

Когда он заметил поднятую монтировку, то все понял.

– Извини, Дик, – сказал Прорицатель.

Первый удар попал в висок Шербруку и сбил его с ног. Он ударился спиной об пол и неестественно воздел вверх руки. Казалось, он стремится прижать их к ударенному месту, но не в состоянии дотянуться. В падении он раздавил бокал, и теперь янтарное вино впитывалось в ковер.

– Что ты делаешь, – воскликнул Шербрук.

Он не был серьезно ранен, – просто ошеломлен настолько, что не смог сразу подняться на ноги.

Прорицатель замер. Все должно было пройти совсем не так. Он думал, что Шербрук умрет сразу, даже не успев обернуться.

На мгновение он испугался, что не сможет закончить начатое.

Шербрук поднялся, его слегка шатало. Прорицатель стоял, все еще держа в руках поднятый ломик. Ричард отступил назад, из рассеченного виска на лицо стекала струйка крови. Он выставил вперед обе ладони и медленно заговорил:

– Успокойся, слышишь? Успокойся. На тебя что-то нашло. Дай мне это. Просто отдай.

Он видел перед собой побелевшее лицо с застывшими мертвыми чертами. Казалось, стоявший перед ним с окровавленным оружием в руках человек выполняет не свою, а чью-то чужую, дьявольскую волю. Его губы дрожали, остекленевшие глаза широко распахнуты.

Наверняка он принял наркотики.

Шербрук хорошо знал того, кто стоял теперь перед ним. Глядя на него сейчас, Ричард понял, что это не он.

– Опусти это, слышишь?

Прорицатель сделал два шага вперед, отводя руку для удара. Шербрук заслонился, пытаясь перехватить оружие.

Монтировка раздробила ему правую кисть и соскользнула по лбу.

Шербрук отступил назад и начал поворачиваться. Прорицатель ударил снова, на этот раз в затылок.

Шербрук медленно осел на пол, потом рухнул навзничь.

Прорицатель стоял над ним, его руки были в крови.

Он не знал, умер ли Шербрук, и понимал, что должен это проверить. Когда Прорицатель наклонился. Шербрук нанес ему удар в подбородок, поднялся на ноги и, спотыкаясь, побежал к входной двери.

Ему не следовало этого делать – дверь была заперта, а открыть ее со сломанной рукой он бы не смог.

Прорицателю было больно. Он поднимался медленно, и монтировка в правой ладони тянула его к земле. Окончательно распрямившись, он несколько раз встряхнул головой, пытаясь прийти в себя

Только теперь Прорицатель понял, как ему страшно. Ему хотелось бросить все и убежать, скрыться и чтобы завтра все было так же, как вчера, позавчера, как всегда, как обычно. Но Прорицатель знал, что это уже невозможно.

Ричард Шербрук должен был умереть. И если раньше время не имело особенного значения, то теперь Прорицатель не мог ничего откладывать. Если Ричард Шербрук останется в живых, Прорицателя арестуют, а этого допустить нельзя.

Ибо еще многие должны умереть от его руки.

Красные круги вырастали и лопались перед глазами Шербрука. Приземистые гномы огромными молотками с двух сторон стучались в его голову. Но боль в раздробленной кисти придавала ему силы, заставляя бежать.

Он поравнялся с передней дверью, толкнул ее. Потом еще раз. Еще. Она была заперта, он сам ее запер, и теперь не был в состоянии открыть.

Оставался выход на задний двор, тот, через который, очевидно, пришел этот человек.

Ричард Шербрук развернулся и побежал по коридору направо. Он не мог возвращаться в холл, ибо там находился он, сошедший с ума и пришедший его убить. Поэтому следовало обойти дом с другой стороны, сделать крюк, и тогда он окажется на улице.

Прорицатель перехватил ломик и двинулся вперед. Он не бежал. Каждый шаг громом отдавался в ушах, лицо остриями бритв полосовали холодные капли пота.

Прорицатель больше не колебался.

Ибо он вновь увидел будущее – будущее, в котором Ричард Шербрук оставался в живых.

Ужасное будущее.

Шербрук споткнулся, когда заворачивал за угол. Он едва не упал, ему пришлось остановиться, схватившись здоровой рукой за угол стены и несколько секунд простоять, тяжело дыша. Ему показалось, что он слышит, как мимо проезжает автомобиль.

Может быть, жена и дети вернулись?

Он сам не знал, хочет этого или нет.

На столике рядом с окном стояла высокая бронзовая статуэтка, стилизованная под античность. Шербрук сжал здоровой рукой горло и торс греческого героя, подняв на уровень лица импровизированное оружие.

Потом он пошел вперед.

Сейчас он войдет в свой кабинет и позвонит в полицию. Нет, перед этим закроет дверь и запрет ее.

Автомобиль проехал мимо, – это была не его жена.

Он больше не хотел убегать. В ящике стола в кабинете лежал пистолет.

Только теперь Шербрук начал осознавать дикую абсурдность ситуации. Он открыл тяжелую деревянную дверь и вошел. Стол находился прямо напротив, он направился к нему.

Прорицатель нанес удар по голове, стараясь вложить всю свою силу в движение рук. Шербрук упал, все еще сжимая в пальцах бронзовую статуэтку.

Прорицатель склонился над ним, продолжая бить. Только после того, как большая капля крови брызнула на его щеку, он смог остановиться.

Потом он долго стоял над телом, приходя в себя.

Ричард Шербрук был мертв, и образ страшного будущего на мгновение потух в сознании Прорицателя. Ему показалось, что все кончено, но в глубине души он понимал, что это не так.

Когда его дыхание немного выровнялось, и кровь перестала стучать в висках, он с глубоким спокойствием принял мысль, что лишь ненадолго отдалил трагедию, но не смог полностью предотвратить ее.

Это означало, что ему предстояло еще убивать.

Но теперь Прорицатель был к этому готов.

Часть 1.
1

– Я вам скажу, почему вы это делаете, – торжествующе провозгласил инспектор Маллен.

Надо ли уточнять, что никто его ни о чем не спрашивал.

Он сидел в огромном мягком кресле для посетителей, крайне неудобно сложив свои длинные ноги, так что носки потертых туфель задирались прямо к потолку. Он имеет обыкновение принимать эту позу всякий раз, когда преисполнен благодушием и намеревается болтать ни о чем до тех пор, пока собеседник мягко не попросит его уйти.

Тогда инспектор либо переходит прямо к делу – при условии, конечно, что таковое у него имеется, – либо начинает подниматься. Делает он это так тяжело и медленно, что производит впечатление человека, который провел без отдыха на ногах, по меньшей мере, трое суток, а вот теперь, после короткого перерыва, вынужден вновь отправиться в скорбный путь.

В этот момент следует быстро вскочить со своего места, взять полицейского под руку и не без настойчивости оттранспортировать его к двери. В противном случае он вполне может столь же тяжело и мучительно опуститься обратно в кресло, и вот тогда выковырять его оттуда будет гораздо сложнее.

Инспектор Маллен не женат и живет один в небольшой скромной квартирке на окраине города, о чем пару раз в месяц искренне сокрушается каждый из его знакомых.

В тот день полицейский, как уже было сказано, облюбовал большое мягкое кресло для посетителей прямо перед моим столом, и весь его вид недвусмысленно давал понять, что торопиться ему совершенно некуда.

К тому же было утро субботы.

– Хотел бы я знать, почему мы это делаем, – кротко произнес я.

Пальцами обеих рук я держал за кончики остро отточенный карандаш и размышлял над тем, станет ли инспектор более сносным собеседником, – то есть поскорее уйдет, – если воткнуть ему карандаш, скажем, в икру.

– Я вам скажу! – Маллен расплылся в жизнерадостной улыбке, как будто всю свою жизнь ожидал, когда ему зададут именно этот вопрос. – Я вам скажу, Амбрустер, почему вы и ваша партнерша вцепились в этого фальшивомонетчика.

Он попытался качнуться в кресле, как он это делает в своем кабинете в отделе по расследованию убийств в департаменте полиции Лос-Анджелеса. Однако кресло уверенно стояло на четырех ножках и не проявляло ни малейшего желания к качке, будь то кормовая или бортовая.

Нисколько не смущенный тем, как я и моя партнерша Франсуаз Дюпон могли бы истолковать его судорожный рывок, инспектор продолжал:

– Сперва, я грешным делом предположил, – произнеся эти слова, он поднял со столика рядом с собой чашечку кофе, и присосался к ней на добрых полминуты дольше, чем это было необходимо для самого долгого из глотков.

– Да. Я подумал, что все миллионеры в Калифорнии раз и навсегда покончили со своими проблемами. Никто из них не подвергается шантажу, по поводу которого не хочет обращаться к нам, честным и глуповатым трудягам полицейским. Ни одного не обвинили в убийстве, мошенничестве или растлении малолетних. Ни один политик не оказался замешанным в скандале, вызволить из которого его могут только два умника, устроивших свое змеиное логово в этом таком милом на вид особнячке.

Инспектор скорбно обследовал внутренности своей чашки, и отсутствие там золотых монет опечалило его настолько, что он почувствовал новый прилив вдохновения.

– Итак, решил я, ни один из денежных мешков нашей отсталой и слаборазвитой страны не находится в затруднительном положении и не спешит призвать на помощь прославленных проныр Майкла Амбрустер и Франсуаз Дюпон. И вот потому, томясь в несвойственном им состоянии – полном безделье (это сарказм, Амбрустер, если вы не поняли), – эта парочка решила снизойти до нужд своих бедных, всеми презираемых простых сограждан, которые не могут позволить себе выписывать чеки с двенадцатью нулями только за то, чтобы кто-нибудь решил за них их маленькие проблемы.

Я благосклонно улыбнулся, так как давно уже перестал слушать словоизлияния инспектора, а углубился в изучение объемистой папки, которую тот положил на мой стол спустя всего лишь четверть часа после своего появления.

– А потом старый глупый Маллен вспомнил, – сокрушенно развел он руками, – что федеральное правительство объявило о награде в семьсот тысяч долларов для каждого, кто сможет наложить блестящие наручники на виртуозные конечности Френка Лагано. Фальшивые ассигнации, которыми он наводнил Лос-Анджелес, привлекли гораздо большее внимание боссов из Вашингтона, чем какие-нибудь наркотики, проституция или войны молодежных банд. И потому дядюшка Сэм решил раздавать пряники сознательным гражданам.

Он снова взялся за кофейную чашку и на этот раз не отпускал ее до тех пор, пока полностью не очистил донышко. Наблюдая за тем, как долго инспектор не выпускал из губ чашки, я подумал, что он, наверное, принялся вылизывать ее внутренности языком.

– И вот я спрашиваю вас, Амбрустер, – произнес он, удовлетворенно вздыхая и, наконец, отставляя чашку в сторону. – Почему я, старый глупый Маллен, должен презреть свой выходной и ни свет, ни заря мчаться в ваш змеиный особнячок, таща под мышкой пухлые досье на Френка Лагано, содержащие почти, что секретную полицейскую информацию.

Инспектору Маллену было прекрасно известно, что сведения, находящиеся в папке, которую я держал в руках, вовсе не были конфиденциальными, и мы могли бы получить их десятками других способов, хотя затратили бы на это несколько больше времени, и, возможно, еще и денег. Знал Маллен и то, что, не будь у него веских оснований оказать нам эту маленькую услугу, ни одно стихийное бедствие в мире не смогло бы его заставить.

– Восточный гэнг, – коротко пояснил я, передавая папку своей партнерше, Франсуаз Дюпон.

Ее стол расположен под углом к моему так, что Маллен мог без особых усилий адресовать свои возлияния одновременно нам обоим.

Франсуаз изящно водрузила на нос огромные очки в черной узорчатой оправе, и ее длинные тонкие пальцы сомкнулись на картонной обложке папки.

– Да, восточный гэнг, Амбрустер.

Человек, не знакомый с Малленом или же знавший его недостаточно хорошо, мог бы подумать, что инспектор все еще пребывает в благодушном рассеянном состоянии. На самом деле, как только речь зашла о работе, он мгновенно собрался, и черты его лица даже немного заострились, придавая сходство с гигантской землеройкой.

– Френк Лагано недолго пробивался в безвестности, – пояснил инспектор. – Как только слава о его творениях вышла за пределы квартала, где он жил – знающие люди тут же обратили внимание на этого умельца. Самым оборотистым оказался восточный гэнг. Они взяли на себя неблагодарную работу по распространению фальшивых долларов, в обмен на что, получили возможность покупать современное оружие. В случае, когда им недоставало денег, они просто могли напечатать еще…

Маллен радостно рассмеялся своей шутке, потом продолжал:

– Дело закончилось тем, что федералы остались с носом. Когда им, наконец, удалось выйти на Лагано, того уже и след простыл, а мелкие прихвостни гэнга усиленно топтались в окрестностях, чтобы замести все до единой зацепки относительно того, где искать парня. До тех пор, пока его станок работает, дядя Сэм терпит огромные убытки, Амбрустер. А станочек-то не остывает… Только на прошлой неделе ФБР отловило и конфисковало фальшивок на значительную сумму. Это слишком много, и Вашингтон давит на всех, требуя результатов.

Данное обстоятельство и стало основной причиной появления инспектора Маллена у нас тем субботним утром. Расследование дел фальшивомонетчиков не входило в прямую обязанность его отдела. Однако Френк Лагано развил в окрестностях Лос-Анджелеса столь бурную деятельность, что вынудил муниципалитет принимать срочные и жесткие меры.

Как обычно бывает в таких случаях, вся тяжесть десницы правосудия легла не на злоумышленников, а на его же собственных служителей. Поиски Френка Лагано выразились для инспектора Маллена в том, что федералы, как у себя дома, расхаживали по его отделу, походя отдавали приказы его людям и всяко путались под ногами.

Если бы на месте Маллена оказался глупый полицейский, он бы стал обращаться с жалобами к начальству и требовать, чтобы его оставили в покое и дали выполнять служебные обязанности. Если бы на месте Маллена был просто старательный блюститель закона, – он бы тяжело вздохнул, подтянул ремень на штанах и отправился под палящим калифорнийским солнцем в восточный район узнавать, где и когда в последний раз видели Лагано и заправил гэнга.

Однако инспектор Маллен являлся лучшим сотрудником отдела по расследованию убийств именно потому, что был не просто старательным, но еще и очень умным. И, стоило ему проведать, что мы с Франсуаз проявили известную заинтересованность по отношению к фальшивомонетчику Френку, как бравый полицейский тут же начал плести нехитрые, но чрезвычайно эффективные интриги.

Памятуя о том, что несколько дней назад мы закончили одно довольно неприятное дело о двойном убийстве, которым со своей стороны также занимался и отдел, Маллен заглянул к нам на чашечку кофе. Он глубоко уверен, что на нашей кухне всегда должна в готовности пыхтеть кофеварка в ожидании его появления.

Несколько минут – где-то с десяток – он мусолил эту старую историю, пытаясь втянуть меня или Франсуаз в разговор о том, на какой месяц могут назначить слушание и кому окружной прокурор поручит представлять обвинение на слушании.

Потом слово за слово речь зашла о Френке Лагано, и объемистая папка досье легка на мой стол.

Конечно, инспектор без особого труда смог бы накрыть фальшивомонетчика и его дружков из восточного гэнга, не прибегая к помощи ФБР или канадской конной полиции. Однако он считал ущемлением своих прав тот факт, что федералы сбрасывают в отдел своих дохлых кошек, а поскольку вернуть им таковую не представлялось возможным, Маллен с радостью передоверил дело нам.

Мы получали свое вознаграждение, Френк Лагано – пожизненный срок в тюрьме штата, а инспектор Маллен очищал свой офис от федералов, не пошевелив ради этого даже пальцем. Более того, – после передачи нам досье он мог с полным правом рассчитывать на ответную любезность с нашей стороны, и, можете мне поверить, здесь уж он не продешевит.

Ведь инспектор Маллен – умный полицейский.

– Я позвоню вам, если что-то узнаю, – буркнул я.

У меня в руках больше не было папки, за которую я мог спрятаться от улыбающейся физиономии инспектора, и оставалось только надеяться, что у того где-нибудь в городе назначена партия в покер.

– Осторожнее с этими ребятами из Восточного, – Маллен задумчиво поковырял в правом ухе. – Опасные типы.

Я с воодушевлением заметил, что запас его красноречия начинает понемногу иссякать, и напряг колени в готовности вовремя вывести инспектора из кабинета. В это время дверь позади Маллена открылась, и в комнату вошла Гарда, наша секретарша.

– Ваша почта, мистер Амбрустер, – сказала она, протягивая вперед пачку конвертов с таким видом, будто не была уверена, понимаю ли я значение этого слова. – Здесь кое-что, вы должны посмотреть.

– Доброе утро, цветок пиона, – повернулся к ней Маллен.

Старый развратник всегда называет Гарду цветком пиона, и это всякий раз наполняет ее сердце радостью.

Секретарша пунцово покраснела и приложила конверты к губам. Наверняка испачкала верхний помадой.

Глядя, как она заливается краской, можно подумать, будто она скромница.

– Почта, Гарда, – кисло напомнил я.

– Ах да, – она виновато поднесла ладонь к губам и прыснула.

– Принести вам еще кофе, инспектор, – спросила она.

– Почта.

– Ой, – Гарда повернулась ко мне, вытянулась в струнку и начала рапортовать:

– Шестнадцать рекламных проспектов, три письма по делу Уорренов, два по делу Стентона. Одно от торговца овощами, три от потенциальных клиентов, я положу вам на стол, восемь с просьбами о благотворительности, два пригласительных билета.

– Тебя озадачило письмо от зеленщика, Гарда? – спросил я.

– Нет, мистер Амбрустер, – в ее голосе звучал горький упрек моей несообразительности. – Я говорю вот об этом письме, оно пришло по электронной почте.

Гарда продефилировала к моему столу и, потыкав несколько раз в компьютер, вывела на экран необходимое сообщение.

Я уже собирался, как следует приструнить секретаршу за неповоротливость, но потом увидел, как инспектор резво поднимается с кресла, и его длинный любопытный нос утыкается в монитор. Поскольку деятельность Гарды привела к столь блестящему результату, я решил ее простить.

– И вправду, забавное письмецо, – заметил Маллен.

Оно состояло всего из трех строчек и гласило:

“Двери, украшенные розами, таят опасность.

Не поворачивайте ручку.

Прорицатель”.

– Я знаю одну дверь, украшенную розами, – задумчиво проговорил инспектор, теребя кончик носа. Возможно, последний был обязан своей длиной именно этой привычке полицейского. – Это в доме терпимости около китайского квартала.

Он повернулся и посмотрел на меня с неожиданным интересом.

– Вот уж и не думал, Амбрустер…

– Наверняка писал какой-то сумасшедший, – произнес я, но это прозвучало как-то неубедительно.

На мгновение мне показалось, что сейчас Гарда опять прыснет, но у нее хватило благоразумия этого не делать.