Текст книги "Майндсайт. Новая наука личной трансформации"

1
Поврежденный мозг, потерянная душа
Треугольник благополучия

Скорее всего, семья Барбары никогда бы не обратилась за помощью, если бы их семилетняя дочь Лиэн не перестала вдруг разговаривать в школе. Лиэн была средним ребенком, ее старшей сестре Эйми было четырнадцать лет, а младшему брату Томми три года. Когда их мама попала в автомобильную аварию, после которой чудом осталась жива, они все тяжело это переживали. Но у Лиэн проявилась избирательная немота, только когда Барбара вернулась домой из больницы и центра реабилитации. Лиэн отказывалась разговаривать с кем-либо, кроме членов семьи – включая меня.

Первые наши консультации проходили в тишине: мы играли, ставили пантомимы с куклами, рисовали и просто находились рядом. Лиэн обычно собирала свои темные волосы в спутанный хвостик. Когда я смотрел на нее, она тут же отводила грустные карие глаза. Мне казалось, что наше общение зашло в тупик: ее грусть не менялась, как не менялись и игры. Но однажды мяч закатился за диван, рядом Лиэн обнаружила мой видеоплеер и телевизор. Она ничего не сказала, но по внезапно изменившемуся выражению ее лица я понял, что у нее что-то «щелкнуло».

На следующей неделе Лиэн принесла видеокассету, подошла к плееру и вставила ее. Я включил его, и улыбка Лиэн буквально озарила комнату, когда мы увидели на экране, как мама поднимает маленькую Лиэн над головой, снова и снова, а потом сжимает ее в объятиях, и обе они заливаются смехом. Бен, отец Лиэн, запечатлел своеобразный коммуникативный танец родителя и ребенка, являющийся главным признаком любви: мы устанавливаем связь друг с другом, посылая и принимая сигналы, соединяющие нас изнутри. Это наполненный радостью процесс, позволяющий делиться происходящим в нашем сознании с другими людьми.

В следующем эпизоде мама с дочкой бегали по траве, разбрасывая яркие цветные осенние листья. Потом они подошли к камере, изобразили воздушный поцелуй и рассмеялись. Пятилетняя Лиэн изо всех сил прокричала: «С днем рождения, папочка!», и было заметно, что держащий камеру папа тоже трясется от смеха вместе с самыми важными женщинами в его жизни. На заднем плане был виден маленький брат Лиэн, Томми, который спал в коляске, укрытый одеялом, в окружении мягких игрушек. Старшая сестра, Эйми, с увлечением читала книгу в отдалении.

«Такой была моя мама, когда мы жили в Бостоне», – внезапно сказала Лиэн, и улыбка тут же исчезла с ее лица. Это был первый раз, когда она обратилась ко мне напрямую, но у меня появилось ощущение, что я подслушал ее реплику, обращенную к самой себе. Почему же Лиэн перестала разговаривать?

Два года прошло с того дня рождения, полтора – с тех пор как семья переехала в Лос-Анджелес и год – с того момента, как Барбара получила серьезную травму мозга в результате лобового столкновения с другой машиной. В тот вечер она ехала на своем старом «Мустанге» в ближайший магазин, чтобы купить детям молока, и не была пристегнута. Когда в ее машину врезался пьяный водитель, Барбара сильно ударилась лбом о руль. После аварии она пробыла в коме несколько недель.

Выйдя из комы, Барбара очень сильно изменилась. На видеокассете я видел, какой заботливой и сердечной она была и насколько тесную связь имела с детьми. Но, по словам мужа, «теперь она была не той Барбарой», которую они знали. Ее тело вернулось домой, но прежняя Барбара исчезла.

Во время следующего сеанса я решил поговорить с родителями Лиэн наедине. Я понял, что их близкие отношения стали очень напряженными после аварии, и Барбара с Беном отдалились друг от друга. Бен был очень терпелив и добр по отношению к жене, но я чувствовал его отчаяние. Во время разговора Барбара смотрела в другую сторону, стараясь не встречаться глазами ни с кем из нас и не проявляя никакого интереса к беседе. Ее лоб удалось восстановить благодаря пластической операции, и, хотя ее движения были немного замедленными и неуклюжими, внешне она очень походила на того человека, которого мы видели на кассете. Однако внутри у Барбары произошли огромные изменения.

Я спросил у нее, какой она ощущала себя после возвращения из больницы и что нового она заметила в своем состоянии. Я никогда не забуду ее ответ: «Если попробовать выразить это словами, я бы, наверное, сказала, что потеряла душу».

Мы с Беном были потрясены. Через какое-то время я взял себя в руки, чтобы уточнить, как она ощущает потерю души.

«Не знаю, могу ли я еще что-то добавить, – решительно ответила она. – Ничего особенного, пожалуй. Никакой разницы. Ну, то, как сейчас… Просто пусто. Да всё нормально, в общем».

Потом мы перешли к насущным вопросам ухода за детьми, и на этом сеанс закончился.

Пока было неясно, насколько Барбара сможет восстановиться в теории и на практике. Учитывая, что с момента аварии прошел всего год, процесс заживления нервных тканей еще не закончился. После повреждения мозг способен частично регенерировать функциональность и даже выработать новые нейроны и нейронные связи, однако при серьезных травмах бывает нелегко восстановить навыки выполнения сложных действий и черты характера, зависящие от поврежденных нейронных структур.

Нейропластичность – это термин, описывающий способность мозга создавать новые нейроны и нейронные связи в качестве реакции на пережитые события. Нейропластичность свойственна нашему мозгу не только в молодости: теперь мы знаем, что она сохраняется на протяжении всей жизни.

Процесс реабилитации Барбары должен был опираться на потенциал нейропластичности, чтобы создать новые связи, которые помогли бы восстановить утраченные психические функции. Однако пришлось бы довольно долго ждать, пока ее «вылечит» время и реабилитация принесет какие-то плоды, чтобы понять, на какой процент восстановления нервных тканей можно рассчитывать.

Прежде всего мне нужно было объяснить Лиэн и ее семье, что, хотя внешне человек не изменился, его сознание может работать совершенно по-другому. Бен совсем не знал, как помочь детям справиться с тем, что Барбара изменилась, повредив мозг и «потеряв» душу; он говорил, что сам едва способен в этом разобраться. Ему пришлось взять на себя все обязанности: он работал, следил за распорядком дня каждого из детей и делал всё то, что Барбара больше делать не могла. До аварии она была из тех мам, которые с удовольствием шьют костюмы на Хэллоуин и пекут капкейки[8]8
  Капкейк (от англ. cupcake) – небольшой кекс, который часто покрывают глазурью или другими украшениями. Прим. перев.


[Закрыть] на День святого Валентина. Теперь же она большую часть времени смотрела телевизор или бродила по окрестностям. Барбара могла дойти до магазина, но, даже имея список покупок, она часто возвращалась, ничего не купив. Эйми и Лиэн не сильно переживали из-за того, что она изо дня в день готовила всего несколько простых блюд, но они очень расстраивались, когда она забывала об их особых просьбах: о вещах, которые им нравились, или о том, что нужно было для школы. Им казалось, что их слова не откладывались у нее в голове.

Наши сеансы продолжались, и во время них Барбара обычно молчала, даже когда мы с ней были одни, хотя никаких нарушений речи у нее не было. Иногда она внезапно раздражалась в ответ на безобидную реплику Бена или начинала кричать, если Томми ерзал на стуле или Лиэн накручивала волосы на палец. Она могла «взорваться» и в абсолютной тишине, как будто в результате каких-то внутренних процессов. Однако большую часть времени выражение ее лица казалось застывшим – в нем читалась скорее пустота, чем депрессия, и скорее вакуум, чем грусть.

Барбара казалась отстраненной и незаинтересованной, и я заметил, что она никогда спонтанно не прикасалась к мужу или к детям. Однажды, когда трехлетний Томми забрался к ней на колени, она ненадолго положила руку ему на ногу, будто повторяя привычную последовательность действий, но в этом жесте не было никакой теплоты.

Когда я беседовал с детьми наедине, они рассказывали мне о своих чувствах. «Мы стали ей практически безразличны», – сказала Лиэн. «И она никогда не спрашивает у нас ничего, – добавила Эйми с грустью и раздражением. – Она просто эгоистка. Она больше не хочет ни с кем разговаривать». Томми молчал. Он с напряженным выражением лица сидел рядом с отцом.

Потерю любимого человека непросто выразить словами. Попытки справиться с утратой, отсутствием контакта и отчаянием вызывают у нас тревогу и настоящую боль. Кроме того, мы не знаем, как теперь выстраивать гармоничные отношения с любимым человеком, который стал совсем чужим.

Действительно, участки мозга, обрабатывающие сигналы о физической боли, пересекаются с нервными центрами, которые регистрируют разрыв социальных связей и отторжение. Потеря близкого человека буквально разрывает нас изнутри.

Скорбь позволяет отпустить потерянное только тогда, когда мы начинаем принимать оставшееся. Пока сознание держится за знакомое, за наши устоявшиеся ожидания, мы остаемся в ловушке разочарования, замешательства и злости, которые вызывают у нас сильнейшие страдания.

Но что нужно было «отпустить» Бену и его детям? Способна ли была Барбара восстановить связь с ними? Как эта семья могла научиться взаимодействовать с человеком, чье тело было все еще живым, но чья личность и душа – по крайней мере, такой, какой они ее знали, – испарились?

Никакой из этапов моего обучения – ни мединститут, ни интернатура по педиатрии и психиатрии – не подготовил меня к ситуации Барбары. Я изучал мозг, его анатомию и взаимосвязь с поведением, но в начале 1990-х сравнительно мало было известно о том, как использовать эти знания в психотерапии. Чтобы попытаться объяснить происходящее с Барбарой ее семье, я стал ходить в медицинскую библиотеку и просматривать последние клинические и научные исследования об участках мозга, поврежденных в авариях.

Томография мозга выявила у Барбары существенные повреждения лобной области, которые по форме повторяли изгиб верхней части руля. Я обнаружил, что этот участок поддерживает очень важные функции нашей личности. Он также связывает удаленные друг от друга участки мозга, то есть работает как важнейший интегрирующий центр.

Область за лобной костью представляет собой часть лобной доли коры головного мозга, которая расположена ближе всего к поверхности. В лобной доле происходит большинство сложных процессов мышления и планирования. Активность на этом участке приводит в действие паттерны нейронов, позволяющие нам создавать репрезентации[9]9
  Репрезентация – многозначное понятие из области психологии, философии, социологии, культурологии, связанное с представлением одного объекта посредством другого. Прим. ред.


[Закрыть] – то есть своеобразные «карты» различных аспектов окружающего мира. Репрезентации этих кластеров создают в сознании визуальные образы. Например, когда мы видим свет, отражаемый сидящей на дереве птицей, наши глаза посылают сигналы в мозг, и импульсы начинают передаваться по нейронам определенным образом, что и позволяет нам увидеть птицу.

Мы всё еще не до конца понимаем, как это происходит, но физические свойства активизируемых нейронов помогают формировать наш субъективный опыт: мысли, чувства и ассоциации, которые вызывает, например, птица. При виде птицы мы можем испытать определенные эмоции, услышать или вспомнить, как она поет, и даже по ассоциации связать ее пение с природой, надеждой, свободой и покоем. Чем более абстрактный и символичный образ, тем выше в нервной системе и тем ближе к поверхности коры головного мозга он создается.

Префронтальная кора – часть лобной доли, которая у Барбары была наиболее повреждена, – отвечает за сложные репрезентации, позволяющие создавать мысленные образы в настоящем, вспоминать опыт из прошлого и представлять себе будущее. Префронтальная кора также отвечает за нейронные репрезентации, благодаря которым мы генерируем изображения нашего собственного сознания. Я называю их «майндсайт-картами» и разделяю на несколько типов.

«Я-карта» помогает заглянуть в свое сознание, без нее мы бы потерялись в наших мыслях и утонули в собственных чувствах. «Ты-карта» позволяет увидеть сознание другого человека. Без нее мы наблюдаем только поведение других людей, то есть физический аспект реальности, но не чувствуем ее субъективной подоплеки. А с «ты-картой» мы способны испытывать эмпатию. Вероятно, имеются и «мы-карты», фиксирующие наши взаимоотношения.

В результате аварии мозг Барбары утратил способность наблюдать за ее сознанием. У нее были определенные чувства и мысли, но она не могла разглядеть в них деятельность своего собственного сознания. Даже ее заявление о том, что она потеряла душу, казалось пустым и было больше похоже на констатацию факта или научное наблюдение, чем на глубоко прочувствованное личное переживание. (Такой разрыв между наблюдением и эмоцией представлялся мне очень странным, пока я не узнал из более современных исследований, что разные участки мозга отвечают за формирование карт сознания и за комментирование черт собственного характера вроде скромности или тревожности. В случае Барбары речь об отсутствии качества, которое она называла душой.)

С тех пор как я начал брать томограммы Барбары с собой в библиотеку, прошло несколько лет, и за это время ученым удалось больше узнать о взаимосвязанных функциях префронтальной коры. Например, ее боковая сторона отвечает за внимание и позволяет нам держать определенные вещи «перед глазами», в поле осознанности. Центральная часть префронтальной области координирует поразительное количество самых необходимых навыков: умение контролировать себя, настраиваться на других, уравновешивать эмоции, демонстрировать гибкость реакций, успокаивать страхи, проявлять эмпатию, проницательность, нравственную осознанность и интуицию. Всё это стало недоступно Барбаре.

Я еще неоднократно буду ссылаться на этот список из девяти функций средней части префронтальной коры и подробнее остановлюсь на нем во время обсуждения майндсайта. Однако даже на первый взгляд очевидно, что все они абсолютно необходимы для нормальной и благополучной жизни.

После выхода Барбары из комы нарушения в ее мозге фактически сделали из нее новую личность. Некоторые ее привычки остались прежними: ей нравилась та же еда, и она не разучилась чистить зубы. Ее мозг выполнял эти базовые функции без значительных сдвигов, однако ее мыслительные процессы, чувства, поведение и взаимодействие с другими претерпели существенные изменения. Это проявлялось в каждом аспекте ее повседневной жизни – вплоть до съехавшего набок хвостика у дочери. Барбара могла выполнять последовательность движений, чтобы сделать дочери хвостик, но ее уже не заботило, будет ли он красивым.

Самое главное то, что Барбара, видимо, утратила способность создания внутренних мыслительных карт, которые позволяли бы ей чувствовать реальность и значимость ее собственной внутренней жизни и сознания других. Эти карты перестали создаваться в нейронных сетях центральной части префронтальной коры, потому что данный участок мозга не работал нужным образом. Травма нарушила взаимодействие Барбары с семьей, и теперь она не могла ни посылать, ни получать связующие сигналы, позволяющие настроиться на одну волну с ее самыми любимыми людьми.

Бен, резюмируя произошедшее, сказал: «Ее больше нет. Человек, с которым мы живем, не Барбара».

На видеозаписи со дня рождения Бена был запечатлен яркий и живой танец коммуникации Барбары и Лиэн. Однако после аварии поврежденный мозг и потерянная душа уже не могли поддерживать внутренний ритм двух человек, объединенных общим «мы». Такое единение происходит, когда мы настраиваемся на внутренние сдвиги в другом человеке, а он настраивается на нас, и наши миры становятся одним целым. Посредством мимики, голоса, позы и жестов – причем некоторые из них настолько неуловимы, что видны только в замедленной съемке, – мы резонируем друг с другом. И созданное нами целое действительно больше, чем суммы наших отдельных личностей. Когда достигается такой резонанс, у нас возникает чувство единства и того, что мы действительно живы. Именно это происходит при встрече сознаний двух человек.

Один мой пациент описал данную важнейшую связь как состояние, когда тебя чувствуют: мы ощущаем, что наш внутренний мир объединен с другим и что наше сознание находится внутри близкого человека. Однако Лиэн, например, больше не «ощущала, что ее чувствует» мама.

Поведение Барбары по отношению к семье напомнило мне о классическом методе исследования, с помощью которого изучают коммуникацию и привязанность у детей и родителей. Эксперимент получил название «Каменное лицо», и в нем одинаково больно быть и участником, и наблюдателем.

В его процессе маму просят сесть напротив своего четырехмесячного малыша и по сигналу прекратить с ним взаимодействовать. «Неподвижная» фаза эксперимента, когда мама не направляет ребенку вербальных и невербальных сигналов, производит мучительное впечатление. Ребенок пытается вовлечь переставшего реагировать родителя в коммуникацию примерно три минуты. Поначалу он усиливает сигналы: шире улыбается, издает более громкие звуки, пытается установить зрительный контакт. Но если мама не реагирует продолжительное время, малыш начинает волноваться, а попытки установить связь превращаются в признаки тревоги и возмущения. Потом ребенок, возможно, попробует успокоить себя, положив руку в рот или дергая свою одежду. Иногда на этом этапе исследователи или родители прерывают эксперимент, но бывает, он продолжается до тех пор, пока ребенок не откажется от своих попыток и не погрузится в полнейшее отчаяние, напоминающее острую депрессию. Эти этапы протеста, самоуспокоения и отчаяния демонстрируют, насколько внутреннее равновесие ребенка зависит от соответствующих ответных сигналов родителя.

Наше сознание устроено так, чтобы взаимодействовать с другими с момента нашего появления на свет. Последующее формирование нейронных структур мозга – основ нашего самоощущения – строится на тесном взаимодействии ребенка и родителя. В раннем детстве это межличностное регулирование необходимо для выживания, но и на протяжении остальных лет мы нуждаемся в таких связях, потому что они дают нам жизненные силы и лежат в основе нашего благополучия.

Когда-то у Лиэн была мама, настроенная на ее волну. Однако теперь Барбара была не в состоянии нанести на карту своего сознания то, что происходит в сознании Лиэн, она не ощущала своих детей внутри себя и не могла дать им понять, что их чувствуют. Отсутствие заинтересованности в них и того, что дети раньше определяли как любовь, ее кажущееся безразличие к их потребностям было внешним проявлением внутренней трагедии.

Случай Барбары и ее семьи помог мне понять, что сознание, мозг и взаимоотношения – это вовсе не разрозненные элементы жизни, а необходимые аспекты треугольника благополучия, все три вершины которого тесно связаны между собой. Когда Лиэн было семь лет, она отреагировала на эмоциональное отчуждение матери тем, что перестала разговаривать. Треугольник был разорван.

Треугольник благополучия

Я встречался с Лиэн, Эйми, Томми и Беном много раз, чтобы они могли открыто обсудить со мной и друг с другом то, как изменилась их жизнь с момента аварии. Однажды я принес томограммы Барбары и показал поврежденные участки мозга. Я нарисовал на доске упрощенные схемы, чтобы они могли представить себе различные соединения префронтальной коры, и объяснил, что ее повреждения стали причиной практически всех произошедших с Барбарой трансформаций. Это казалось мне особенно важным потому, что дети часто чувствуют себя виноватыми в возникающих в семье проблемах. Но теперь у них было конкретное доказательство того, что раздражительность и отсутствие теплоты со стороны их мамы объяснялись отнюдь не их поведением, и они не могли исправить это, начав лучше себя вести. Я надеялся, что они перестанут страдать угрызениями совести и пребывать в замешательстве, а смогут разобраться с переменами и напрямую почувствовать боль своей утраты.

Дети слушали так же внимательно, как их отец, и даже Томми, казалось, понял, что у его мамы «сломался мозг». Лиэн стала гораздо разговорчивее во время наших встреч и теперь задавала множество вопросов о том, почему любовь ее мамы нуждалась в мозге, чтобы «ожить». «Я думала, что любовь идет из сердца», – удивлялась она. Лиэн была права: нейронные сети, проходящие вокруг сердца и пронизывающие всё тело, взаимодействуют напрямую с участками мозга, ответственными за социальные контакты, и направляют это теплое чувство прямо в центральную часть префронтальной коры. Я объяснил Лиэн, что, поскольку мозг ее мамы был неисправен, она не могла почувствовать сигналы, которые, я был уверен, возникали у нее в сердце. Эта трактовка успокоила Лиэн, и впоследствии она снова и снова к ней возвращалась. Она дала девочке новый запас терпения, и я был очень тронут ее добрыми поступками по отношению к Барбаре. Лиэн снова начала разговаривать, общаться с друзьями и нашла утешение в классном руководителе, которая стала уделять ей дополнительное внимание, узнав, что произошло.

Я отдельно встретился с Беном и призвал его более открыто выражать свои чувства. Это получалось у него с трудом, и он прикладывал немало усилий, чтобы сохранять семейную жизнь настолько «нормальной», насколько это было возможно. Конечно, она была далека от нормы, и детям нужно было видеть, что они не одиноки в своем горе и что им можно делиться своими страхами и сомнениями. Мы с Беном обсудили и особые потребности Томми. По сути, он потерял свою маму, когда ему было два года, то есть до начала активного развития префронтальной коры. Поскольку его нейронные пути не сформировались достаточно для полноценного выражения чувств, из всех детей только Томми требовалась постоянная помощь в осмыслении происходящего. На тот момент ему было три, и его грусть, тревогу и замешательство почти невозможно было описать словами.

Эйми продолжала бороться со своей злобой по отношению к маме. Ее приводило в бешенство, что в тот день Барбара не пристегнулась, и она раздражалась, потому что мамы, на которую она когда-то равнялась, больше не было. Вдобавок к этому именно в тот момент, когда Эйми начала немного отдаляться от семьи и самореализовываться в общении с друзьями, ей пришлось взять на себя часть забот о Лиэн и Томми. Я понимал ее раздражение и помог Бену принять тот факт, что Эйми нуждалась в личном времени, даже если от нее ожидалась помощь по дому. Постепенно она научилась относиться к маме с большей добротой, хотя Барбара и не могла ответить ей взаимностью. Такова была их новая реальность.

Координация движений у Барбары немного улучшилась, но нарушения во фронтальной части мозга были слишком серьезными, и прогресса в общении с близкими не наблюдалось. Тем не менее Лиэн и ее семья продолжали укреплять свои внутрисемейные отношения. Наблюдение за собственным сознанием помогло им осмыслить свой опыт и сделать процесс переживания утраты более здоровым. Майндсайт – это именно то, что утратила Барбара, и именно эта способность требовалась ее семье, чтобы пережить утрату «старой» Барбары и впустить в свою жизнь «новую» Барбару.

Я понял, что знания о различных функциях мозга позволяют людям дистанцироваться от нарушенных или губительных отношений настолько, чтобы развить в себе больше сострадания и понимания как для другого человека внутри этих отношений, так и для самих себя. Как вы увидите в следующих главах, этот урок всегда направлял мою психотерапевтическую практику.

МОЗГ: ИНСТРУКЦИЯ ПОЛЬЗОВАТЕЛЯ

Мозг как на ладони

Майндсайт зависит от соединения в одном месте большого количества нейронных сигналов, поступающих со всего тела, с многочисленных участков мозга и даже получаемых от других людей. Чтобы понять, как это происходит, давайте представим мозг как систему взаимосвязанных компонентов.

Нарисовав префронтальную область мозга Барбары для ее семьи, я продолжил эксперименты с несколькими трехмерными моделями мозга. Ниже приведена модель, которую я теперь всегда беру с собой на лекции. Вам даже не придется вставать со стула, чтобы обращаться к ней. Конечно, она достаточно упрощена, и некоторым неврологам захотелось сделать ее более детализированной. Однако многим моим пациентам она помогла научиться наблюдать за сознанием и осмысливать собственный опыт.