Текст книги "Костры Эдема"

Автор книги: Дэн Симмонс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 19 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

– В лавовое поле у морского берега. – Корди Стампф поглядела на часы. – Слушайте, мы рассказываем вам эту историю уже сорок пять минут. Время вышло. Я намереваюсь продолжить свой отдых.

Она встала, и за ней поднялись все. В это время дверь распахнулась и вошел мистер Диллон, сопровождаемый агрессивного вида мужичиной в шортах и выцветшей гавайской рубашке. Элинор сразу узнала его по фотографиям в «Тайм».

– Пол! – Трамбо бросился к куратору и начал энергично трясти ему руку. – Как давно я вас не видел!

Пол Кукали пожал руку начальника с гораздо меньшим энтузиазмом:

– Мистер Трамбо, мы видели…

– Слышал, слышал! – Трамбо повернулся к Корди и Элинор. – Ужасно! А кто эти милые леди?

Корди Стампф скрестила руки на груди:

– Эти милые леди только что видели собаку, бегающую по вашему курорту с чьей-то рукой в зубах. И по моему мнению, все это чертовски странно.

Трамбо продолжал улыбаться, но улыбка начала слегка дергаться.

– Да-да, мистер Диллон рассказал мне. – Он повернулся к куратору. – Пол, а вы уверены, что это была рука? Знаете, бывают белые крабы…

– Это была рука. Мы все это ясно видели.

Трамбо кивнул, как бы оценивая новую информацию, и снова повернулся к женщинам:

– Что ж, леди, примите мои глубокие извинения за этот прискорбный инцидент. Мы самым тщательным образом его расследуем. Надеюсь, ничто больше не омрачит вашего отдыха, а если мы можем сделать что-нибудь, чтобы вы поскорее забыли об этом происшествии, – он заговорщически улыбнулся, – дайте нам знать, и вы это получите. Конечно, за счет курорта.

– Вы о чем? – спросила Корди, нахмурившись.

– Простите?

– Мы говорим вам, что по вашему курорту бегает собака с человеческой рукой в зубах, а вы предлагаете нам взятку, чтобы мы помалкивали? Так вас следует понимать?

– Мисс…

– Стампф. И «миссис».

– Миссис Стампф, мы так же, как и вы, обеспокоены этим инцидентом. Но позвольте объяснить вам его причину.

Элинор и Корди посмотрели на миллиардера.

– Дело в том, что в нескольких милях от курорта на днях утонул местный житель. Его тело нашли, но акулы… вы понимаете? Так что этот пес… очевидно, бродячий, в Мауна-Пеле не держат собак… этот бродячий пес наверняка нашел эту руку на берегу и притащил сюда. Еще раз просим извинения за понесенную вами психическую травму.

Пол Кукали нахмурился:

– Вы говорите про того самозванца с Милолии?

Трамбо вопросительно поглядел на Диллона, который поспешно кивнул.

– Но это было три недели назад. К тому же тело нашли там же, на юге. Рука, которую мы видели, принадлежала белому человеку.

Диллон фыркнул:

– После трех недель в воде…

– Я знаю, – не сдавался Пол. – Но эта рука не белая и не раздутая. На ней ясно можно видеть загар. Сомневаюсь, что она вообще побывала в воде.

– Не вижу причин больше беспокоить леди. – Трамбо кивнул в сторону Корди и Элинор. – Я уверен, что миссис Стампф и миссис…

– Перри, – сказала Элинор. – Мисс.

– …что миссис Стампф и мисс Перри предпочтут отдохнуть, пока мы с вами все это обсуждаем. – Он достал из бумажника две визитные карточки и расписался на них. – Леди, если вы покажете это Ларри из бара Кораблекрушения, он сделает вам мой любимый коктейль. Рецепт я держу в тайне. Я назвал его «Пламя Пеле».

Корди поглядела на карточку, потом на миллиардера:

– Все это хорошо, Трамбо, но для меня тут и так все бесплатно. Я один из победителей вашей лотереи «Отдыхай с миллионерами». Штат Иллинойс.

– О, Иллинойс! Прекрасный штат! – Улыбка словно приклеилась к губам Трамбо. – Я хорошо знаю одного из ваших сенаторов.

– Да? И кого же?

– Старшего… – Казалось, Трамбо не мог сразу вспомнить имя старого приятеля. – Сенатора Харлена.

Корди усмехнулась:

– Значит, мы с вами коллеги.

– В каком смысле?

– Да так. – Она переглянулась с Элинор. – Вам не надоела эта чушь?

Элинор кивнула и посмотрела на миллиардера:

– Мы правда видели эту руку. Похоже, ее отрезали чем-то острым. И Пол прав… это рука белого человека. Ногти наманикюрены, и непохоже, что она находилась в воде…

Улыбка Трамбо наконец померкла:

– Послушайте, мисс Перри…

Элинор замолчала.

– Очень прошу не говорить об этом другим гостям. Это может нарушить спокойствие и помешать расследованию.

– А если мы промолчим, вы нам расскажете? – спросила Корди.

– Прошу прощения?

– Расскажете, когда что-нибудь найдете?

– Конечно! – Трамбо посмотрел на шефа охраны. – Мистер Диллон, прошу вас, отметьте: держать миссис Стампф и мисс Перри в курсе расследования.

Бородатый коротышка достал из кармана ручку и что-то черкнул на листке.

– Думаю, с нами захочет побеседовать местная полиция, – предположила Элинор.

– Конечно, – подтвердил Трамбо.

– Я здесь до конца недели. Мой адрес у вас записан.

– Да-да, мы обязательно вас известим. – Трамбо повернулся к Корди. – У вас есть еще вопросы, миссис Стампф?

– Да нет. – Корди открыла дверь, не дожидаясь, пока это сделает кто-нибудь из мужчин. – Только передайте привет Джимми, когда увидите его в следующий раз.

– Джимми?

– Старшему сенатору. – Корди вышла из комнаты вслед за Элинор.

14 июня 1866 г., вулкан Килауэа

С преподобным Хеймарком в качестве не очень-то надежного проводника мы с мистером Клеменсом приготовились к опасному спуску в кратер вулкана.

Опасность редко удерживала меня раньше, не удержала и сейчас. Приготовления наши длились недолго: хозяин гостиницы вручил нам фонари, грубые посохи и сумку с хлебом, сыром и бутылкой вина.

Ни Ханануи, ни другие местные проводники не решились нас сопровождать – казалось, что котел извержения вот-вот перекипит через край, – но наш бывший проводник довел нас до «лестницы» – тропинки, прорубленной в стене кратера на полпути от «Дома у вулкана» до смотровой площадки. Преподобный Хеймарк сказал, что шел именно этим путем, и двинулся вперед. Я шла в середине, а бравый журналист прикрывал наш тыл. Так мы начали спуск по тысячефутовой тропе к темному дну кратера. Наши фонари светили очень слабо, но это казалось благом, поскольку не давало увидеть ужасную судьбу, которая постигла бы нас, если бы мы оступились или сошли с тропы.

Внизу, на дне кратера, стало ясно, что поверхность застывшей лавы, которая сверху казалась твердой, пронизана тысячами трещин и расщелин, в которых видна еще текущая огненная лава. Преподобный Хеймарк крикнул, что помнит дорогу, и мы пошли за ним, стараясь выбирать более прочные участки.

Хоть и застывшая, лава под ногами была такой горячей, что жгла ноги через подошвы туфель. Я не могла представить, какова температура лавы, что текла в нескольких десятках футов от нас, громоздясь выше человеческого роста.

– Трудно будет только несколько сот футов, – прокричал преподобный и поспешил вперед. Я шла за ним, путаясь в юбках, которые нагрелись и обжигали мне ноги. Мистер Клеменс не отставал, и в этом аду не выпуская изо рта сигару. Хорошо хоть серное зловоние заглушало ее ужасный запах.

Невозможно спустя так мало времени описать с надлежащей подробностью все чудеса вулканического извержения. Постепенно глаза наши начали доверять не зыбкому свету фонарей, а красному сиянию вулкана, и мы смогли рассмотреть вокруг фантастический мир: террасы из черного камня, реки текущего огня, рушащиеся горы пепла, зияющие пропасти, полные дыма и серных испарений. Килауэа тяжело дышал, грозно хохотал и изрыгал огонь, так же равнодушный к нам, как древний бог Вулкан – к трем мухам, ползущим по его могучему телу.

А тело это было поистине могучим. Кажется, даже корреспондент осознал опасность, так как догнал замедлившего шаг преподобного Хеймарка и спросил, перекрикивая треск лопающихся от жара камней:

– Вы уверены, что мы идем правильно?

– Днем идти легче. Особенно с проводником.

Очевидно, на наших лицах ясно отразилась тревога, поскольку священнослужитель поспешил добавить:

– Но трудная часть скоро кончится. Потом это будет просто прогулка.

На «трудной части», которая тянулась больше чем на четверть мили, нам пришлось буквально перепрыгивать трещины, где в сотнях футов внизу бушевала лава. Страшно было даже подумать о последствиях таких прыжков, и я прыгала, зажмурив глаза. Один раз я провалилась в невидимую яму и почувствовала, как огонь лижет мои туфли. Не дожидаясь помощи от джентльменов, которые даже не увидели моего падения в слабом свете фонарей, я ухватилась за камни и кое-как встала. Камень оказался таким горячим, что мои кожаные перчатки почернели, а на руках появились ожоги, словно я дотронулась до раскаленной печки.

Я ничего не сказала своим спутникам, только подняла повыше фонарь и поспешила вслед за преподобным Хеймарком.

Наш путь по кратеру Килауэа занял, должно быть, не больше часа, но из-за невыносимого жара, постоянной опасности и необходимости следить за каждым шагом он показался нам бесконечным. Внезапно, без всякого предупреждения, мы очутились на берегу огненного озера – прославленного Хале-Маумау.

Обычные слова ничего здесь не значили. Все, что приходило на ум – «огонь», «извержение», «взрыв», «поток», – не могло даже в малой степени передать охватившее меня ощущение грозной, нечеловеческой силы и ужасающего величия, представших перед нами.

Озеро в разных частях имело ширину от пятисот футов до полумили. Берега его были образованы той же черной «остывшей» лавой, на которой я стояла и которая заставляла мои туфли дымиться от жара. Самые высокие лавовые утесы поднимались на высоту двухсот футов, возвышаясь подобно Дуврским скалам над огненными проливами. Кипящая в облаках серного тумана лава изливалась из невидимого жерла вулкана, пылая всеми оттенками красного и оранжевого.

Но прежде всего мое внимание привлекло само огненное озеро.

Ручьи кипящей лавы обрушивались в него, накатываясь на черные прибрежные утесы, и свивались на его поверхности в тысячу свирепых водоворотов. Прямо перед нами из озера вырывались и падали обратно одиннадцать огненных фонтанов. Повсюду слышались треск камней, шипение пара, вырывающегося из тысяч трещин, стон содрогающейся земли и надо всем этим – мощные приливы и отливы этого огненного океана, этого вместилища первозданной природы, дышащего прямо у наших ног.

Я повернулась к преподобному Хеймарку, но он с отвисшей челюстью уставился на огненное озеро, повторяя: «Я никогда не видел это ночью. Я никогда не видел это ночью». Мистер Клеменс выплюнул свою сигару и смотрел вперед с выражением священного ужаса на лице. Словно почувствовав мой взгляд, он повернулся ко мне, открыл рот, но так ничего и не сказал.

Я только кивнула и повернулась к потрясающему зрелищу.

Почти два часа мы стояли на краю Хале-Маумау, обиталища Пеле, и смотрели, как остывающая лава то громоздит в огне причудливые острова и башни, то опять рушится в огненные глубины, чтобы вновь подняться новыми каменными ликами и формами. Не в силах оторваться от бесконечного разнообразия стихии, мы там же съели хлеб и сыр, запивая вином из стаканов, которые уложил нам в сумки предусмотрительный хозяин.

– Пора возвращаться, – сказал наконец преподобный Хеймарк охрипшим голосом, будто он эти два часа кричал, а не благоговейно молчал вместе с нами.

Мы с мистером Клеменсом посмотрели друг на друга, словно протестуя, словно желая остаться здесь и дождаться еще одной ночи в царстве Пеле.

Но, конечно, мы не подчинились этому порыву, хотя ясно прочитали его в глазах друг друга. Вместо этого мы пошли прочь от огненного озера, оглядываясь до тех пор, пока благоразумие не подсказало нам внимательнее смотреть под ноги.

Признаюсь, что при виде озера я поставила фонарь на землю и не взяла его, когда уходила, – слишком переполняло меня восхищение величием представшего передо мной огня, чтобы довольствоваться этим тусклым светом. Я машинально переставляла ноги по дымящейся лаве, лишь смутно замечая, что мои спутники по-прежнему идут впереди и позади меня.

Очнулась я, когда услышала встревоженный крик преподобного Хеймарка:

– Стойте!

Мы с мистером Клеменсом застыли как вкопанные в нескольких десятках ярдов от него.

– Что там? – спросил корреспондент с тревогой.

– Мы сбились с пути, – ответил священник.

Я услышала дрожь в его голосе, и мои ноги тоже задрожали.

Мои спутники подняли фонари и попытались рассмотреть окружающую местность, но вокруг была темнота, нарушаемая только зловещим мерцанием лавы в трещинах.

– Здесь поверхность выше, – сказал преподобный. – Слой лавы тоньше. Я заметил изменение звука, когда шел, но не обратил внимания.

Мы с мистером Клеменсом ничего не сказали. Наконец корреспондент тихо заметил:

– Если вернуться назад по следам…

Фонарь преподобного Хеймарка описывал в воздухе дуги, временами освещая его встревоженное лицо.

– Это будет очень трудно, сэр. Нам приходится делать большие шаги, прыгать. Один неверный шаг, и мы пробьем корку лавы и рухнем вниз с высоты тысячи футов.

– Нам хватит и девятисот, – повторил мистер Клеменс свою недавнюю шутку, пытаясь отвлечь нас от тяжести нашего положения.

Я едва могла дышать – так ужасна была мысль о том, что мы заблудились в этом аду.

– Нужно дождаться рассвета, – сказала я, уже зная, что мы не сможем провести здесь целую долгую ночь.

– Придется осторожно идти вперед, – сказал преподобный. – Может, нам удастся нащупать путь.

Один шаг – и он пробил лавовую корку и упал. Мой крик ужаса был, должно быть, совсем не слышен в грохоте лавы и шипении пара, вырывающегося из трещин.

Глава 11

Да будет слава Капиолани

Высоким светом над островами,

Пусть вечной славой Гавайев станет,

Сияньем слепя взоры.

Пускай жарким солнцем оденет горы,

Пусть ветром поет на морском просторе,

Пусть лавой горячей кипит в озерах,

С пространством и временем споря.

Альфред лорд Теннисон, «Капиолани», 1892 год

Начальник охраны курорта Мэтт Диллон был не в таком уж плохом настроении, когда вошел в дверь с надписью «Служебный вход» и спустился в катакомбы под Мауна-Пеле. Диллон недолго работал в ФБР, потом – по слухам – семь лет провел в ЦРУ, прежде чем заняться частной охраной. Его специальностью была борьба с терроризмом, особенно с терроризмом широкого охвата. Он прекрасно знал методы террористов и умел при случае их применять. Его пытались даже привлечь к операции по спасению американских заложников в Иране, задуманной идиотами из окружения президента Картера. Диллон был очень рад, что ФБР тогда не отдало его армии и он не сел в лужу вместе с пентагоновцами.

Он уже пять лет работал частным охранником, когда Пит Бриггс, которого он когда-то учил основам охранной службы, подкатил к нему с предложением работать на Байрона Трамбо. Диллона мало интересовала такая работа – он терпеть не мог сидеть на одном месте, – но Бриггс настаивал. Его отвезли на самолете из Сан-Диего в Нью-Йорк, и Трамбо лично говорил с ним. Диллон понял, что ему предназначается роль не простого охранника, а своего рода контролера обширной империи отелей, казино и предприятий. Это ему подходило, да и платить обещали вдвое больше, чем он получал даже во времена похищений с баснословными выкупами.

Года два ему нравилось мотаться по свету, разыскивая шантажистов, разоблачая жуликов в казино, принадлежащих Трамбо, и иногда даже слегка попугивая несговорчивых конкурентов. Диллон без колебаний обходил закон, если этого требовала работа. Трамбо, казалось, чувствовал это и использовал его соответственно.

Шесть месяцев назад в Мауна-Пеле начали исчезать люди, и Диллон первым же самолетом вылетел на запад. Он планировал пробраться на курорт незамеченным, чтобы почувствовать обстановку. Весь первый день он просидел в баре «Кораблекрушение», притворяясь болваном-туристом и собирая сведения. Он не обнаружил ничего подозрительного. Стивен Риддел Картер был умелым администратором, а тогдашний шеф охраны, гаваец по имени Чарли Кане, проводил расследование без лишнего рвения, но вполне компетентно. Местные копы проверили всех подозрительных – уволенных служащих, местных сумасшедших, людей, недовольных строительством курорта, – но тоже ничего не нашли. После недели наблюдений Диллон раскрыл свое инкогнито и начал работать вместе с Кане. Опять ничего.

Потом Трамбо уволил гавайца и попросил Диллона побыть начальником охраны, «пока все не уляжется». Он согласился, думая, что это не больше чем на несколько недель. Оставлять дела нераскрытыми было не в его стиле.

Сейчас, шесть месяцев спустя, Мэтта Диллона тошнило от Гавайев, от Мауна-Пеле, от свежего воздуха и вечно теплого океана. Ему хотелось в Нью-Йорк, к слякотной зиме и грубым таксистам. Ему хотелось навести шороху на казино мистера Т в Вегасе или Атлантик-Сити, где никто не знает, день сейчас или ночь, и никому до этого нет дела.

Теперь еще это. Кусок тела на поле для гольфа. Трое пропавших туристов. Лужи крови в кабинете астронома. Мэтт Диллон усмехнулся и на ходу нащупал кобуру. Такая жизнь нравилась ему куда больше.

Офис астронома был не заперт. Диллон вытащил из кобуры свой 9-миллиметровый «глок» и бесшумно скользнул внутрь.

В центре комнаты стоял Пит Бриггс, сжимающий в руках громадную кувалду. Диллон спрятал пистолет.

– Ты что, правда собираешься долбить эту стену?

Бриггс даже не повернул головы. Диллон знал, что, несмотря на внешность самца гориллы, Бриггс был довольно неглупым человеком. И весьма квалифицированным охранником.

– Да, – сказал он кратко.

– Местные копы говном изойдут.

– Да, – повторил Бриггс, явно не интересуясь мнением местных копов. – Я ждал тебя.

Диллон вопросительно поднял бровь.

Бриггс кивнул на фонарик с шестью батарейками:

– Думаю, одному из нас надо светить, пока другой долбит.

– Хорошо. – Диллон взял фонарь.

Бриггс натянул на свои лапищи резиновые перчатки, одной рукой отодвинул стол и поднял кувалду, целясь в самую широкую часть трещины.

– Лучше отойди, – предупредил он.

Отходить было особенно некуда, но Диллон отступил к дальней стене и поднял фонарик.

– Достань пушку, – попросил Бриггс.

– Зачем еще? Думаешь, Уиллс выйдет к нам с распростертыми объятиями?

Бригге только пожал плечами, но в его поведении было что-то, что заставило Диллона послушно извлечь из кобуры «глок» и нацелить его в темнеющее отверстие. Фонарь он взял в левую руку так, чтобы луч его шел параллельно стволу пистолета.

– Готово, – сказал он.

Пит Бригге поднял кувалду и изо всех сил обрушил ее на стену.

Элинор понаблюдала за закатом с небольшого пляжа возле своего хале, а потом направилась в бар Кораблекрушения. Там собралось довольно много людей, но они занимали лишь небольшую часть столиков под пальмовой крышей и на террасе, выходящей на пляж. Элинор села на террасе, заказала джин с тоником и медленно потягивала его, глядя, как небо на западе из пурпурного становится нежно-фиолетовым. На востоке вулканический отблеск все так же подсвечивал облака пепла, которые сменили направление и двигались теперь к берегу Коны. Пляж был пуст, если не считать гавайца в набедренной повязке, который бежал вдоль набережной с факелом в руках и зажигал один за другим газовые фонари.

Она как раз думала обо всех странных событиях этого дня и о еще более странных событиях столетней давности, которые привели ее сюда, когда перед ней возникла Корди Стампф с бутылкой пива.

– Привет, Нелл, я к вам.

– Конечно, – улыбнулась Элинор.

«Нелл»? Ей даже понравилось такое обращение. Все незамужние женщины в ее семье вошли в историю под такими сокращенными именами-прозвищами – тетя Кидцер, тетя Бини, тетя Митти. Почему бы ей не стать «тетей Нелл»?

– Достали они нас сегодня, правда? – спросила Корди, отхлебывая пиво.

Элинор кивнула, все еще глядя в небо.

– Трамбо наверняка пытается замять это дело. Ко мне не приходили никакие копы. А к вам?

– Нет.

– Ручаюсь, он их и не вызывал.

– Но почему? – спросила Элинор.

Далеко в океане на фиолетовом горизонте вырисовывался силуэт плывущего корабля. Несмотря на поднимающийся ветер, морская гладь была спокойной, и волны лениво накатывались на песок в пятидесяти футах от нее.

– Чтобы избежать огласки, – пожала плечами Корди.

Элинор повернулась к ней:

– Как это у него получится? Мы расскажем кому-нибудь… позвоним в полицию. Мы можем это сделать хоть сейчас.

Корди допила пиво и облизала пену с губ:

– Можем, но не сделаем. Мы же на отдыхе.

Элинор не могла понять, шутит она или нет.

– Кроме того, похоже, что Трамбо пытается продать курорт. Может быть, он хочет скрыть это от япошек, с которыми сегодня разъезжал.

При слове «япошки» Элинор поморщилась.

– Откуда вы знаете все это про Трамбо?

– Из «Нэшнл инкуайрер» и «Кэррент эффер», – ответила Корди. – Вы не читали там про его жену и подружек?

Элинор покачала головой.

– Это похуже, чем со стариком Дональдом Трампом и этой, как ее там… Трамбо разводится с женой, на деньги которой создал свою империю, во всяком случае, так утверждает ее адвокат. Одновременно он связался с этой супермоделью…

– Майей Ричардсон. – Элинор отхлебнула из своего бокала.

Корди улыбнулась:

– Так вы все же читаете «Национальный сплетник»?

– Просто видела заголовок в очереди в супермаркете.

– Понятно. Так вот, «Эффер» пишет, что он завел интрижку еще с одной моделью, о чем Майя пока не знает. – Корди жестом подозвала официанта. Когда он подошел, она сунула ему под нос карточку с правом свободного выбора напитков. – Сделайте-ка нам любимый коктейль мистера Трамбо. «Волосы Пеле».

– Вы имеете в виду «Пламя Пеле»?

Официант был красивым, загорелым блондином и говорил чуть свысока, как всегда говорят такие типы с женщинами.

– Точно. Две штуки.

– Не уверена, что хочу смешивать напитки, – сказала Элинор, когда официант отошел.

– Так вы тоже хотите? – удивилась Корди. Помолчав немного, она улыбнулась. – Неужели после того, что мы видели, у вас не пропал аппетит?

– Я уже начинаю сомневаться, что мы это видели, – призналась Элинор.

– Не сомневайтесь. Мы видели то, что видели. Мне приходилось видеть вещи и похуже.

Элинор хотела спросить, что это за вещи, но Корди заговорила снова:

– Вы рассмотрели ту собаку?

– Не очень. Только то, что она была черная. И большая, вроде Лабрадора.

Корди наклонилась к ней:

– Я видела ее утром. Прямо на рассвете. Она бежала по пляжу.

– Да, я помню, вы спросили, не видела ли я черную собаку. Я только сейчас вспомнила.

– Вы не заметили ее зубы? Я поэтому и спрашивала утром, не видели ли вы ее.

– Зубы? – Она попыталась вспомнить. Собака была перед ними всего несколько секунд, и Элинор помнила лишь шок от того, что у нее было в пасти, и общее чувство того, что с этой собакой что-то неладно. Но зубов она не видела. – Нет. А что?

Корди откинулась назад, когда им принесли бокалы. Официант ушел, и она снова придвинулась к Элинор:

– У нее были человечьи зубы.

Элинор молчала.

– Точно. – Корди пододвинула к себе ярко-красное питье с ломтиком апельсина на краю бокала. – Бог свидетель, у этого чертова пса были человечьи зубы. Я заметила это еще утром, когда он оскалился на меня. Когда у него в пасти была рука, я могла этого не заметить, но я уже знала, на что глядеть. Да, человечьи зубы.

Элинор расстроилась. Ей понравилась Корди Стампф, и она не хотела, чтобы та оказалась сумасшедшей. Чтобы скрыть смятение, она отпила из своего бокала.

– Сладко. Интересно, что они туда кладут?

– Всего понемногу. Похоже на холодный чай с вишневым ликером и еще четырьмя видами алкоголя. Еще пара бокалов, и я начну голая танцевать на стойке.

Элинор попыталась представить это зрелище, но быстро отогнала возникшую перед ней картину.

– Кстати, как вам этот Пол?

– А что с ним такое?

Корди улыбнулась:

– По-моему, Нелл, он к вам неравнодушен.

Никто на памяти Элинор не произносил таких фраз в ее адрес. Она долго собиралась с ответом.

– Вам показалось.

– Ага, – согласилась Корди.

– Мне совсем не интересен доктор Кукали.

Она сама слышала, как деревянно это звучит – и к чему ей оправдываться? – но ничего не могла с собой поделать.

– Я знаю. – Корди продолжала улыбаться. – Но не уверена, что он испытывает те же чувства. Мужчины иногда такие непонятливые.

Элинор решила переменить тему:

– В любом случае, доктор Кукали сегодня уезжает в Хило. Он приезжает в Мауна-Пеле только раз в неделю.

– Не думаю. По-моему, он сегодня остался здесь.

Элинор отпила еще глоток. «Пламя Пеле» было сладким, но приятным на вкус.

– Почему вы так думаете?

Корди кивнула в сторону входа в бар:

– Потому что он только что вошел сюда и сейчас идет к нам.

14 июня 1866 г., вулкан Килауэа

Когда преподобный Хеймарк провалился сквозь корку лавы, моей первой мыслью было: «Сейчас огонь вырвется оттуда и пожрет нас всех!» Этого не случилось, так как грузный служитель церкви застрял в отверстии, хватаясь за его край руками.

– Не приближайтесь! – закричал преподобный, но его альтруизм пропал зря – ни я, ни мистер Клеменс все равно не могли сделать и шагу, чтобы спасти нашего проводника. Ужас приковал нас к месту.

Кое-как преподобный сам выкарабкался из дыры и на четвереньках отполз в сторону. Потом он подобрал фонарь и, шатаясь, поднялся на ноги, освещенный красным мерцанием магмы.

– Ищите тропу, – сказал он дрожащим голосом. – Она должна быть тверже, чем эта поверхность.

Мы с мистером Клеменсом начали оглядываться, не двигаясь с места, но поверхность везде казалась одинаковой. Если тропа и отличалась чем-то, эти отличия были не видны в зыбком свете фонарей. Мы безнадежно заблудились на этой тонкой кромке над бездонным озером лавы.

– Быстрее, – скомандовал преподобный Хеймарк, – потушите фонари.

Мы с мистером Клеменсом усомнились в действенности подобного средства, но последовали примеру нашего проводника. Все погрузилось в темноту, подсвеченную только адским светом лавового озера и многочисленных трещин.

– Я заметил, что мы сбились с пути, не по виду поверхности, а по звуку. – Преподобный говорил шепотом, словно от любого громкого звука лавовая корка могла проломиться под нами.

– Как это? – спросил мистер Клеменс.

– Тропа гладкая. А эта поверхность покрыта иголками лавы. Вот послушайте. – Он шаркнул ногой, и мы явственно услышали хруст ломающихся тоненьких иголочек. – По этому звуку я понял, что мы заблудились.

Я опять всмотрелась в темноту. Ничего похожего на тропу не было видно.

– Закройте глаза, – скомандовал преподобный и сам сделал это, осторожными движениями ощупывая почву вокруг себя.

Мы с мистером Клеменсом сразу поняли мудрость такого маневра и, закрыв глаза, начали шаркать по поверхности ногами, вслушиваясь в звук. Со стороны мы могли показаться смешными – трое путешественников, стоящие в кромешной темноте на одной ноге, а другой выделывающие балетные па, содрогающиеся от страха с каждым новым шагом в неизвестность. Я все время ожидала, что сейчас вся поверхность треснет и проломится у нас под ногами, как подтаявший лед.

– Нашел! – крикнул внезапно Сэмюэл Клеменс.

Открыв глаза, мы с преподобным увидели, что корреспондент ушел далеко влево и, широко расставив ноги, топает одной из них. Не знаю, как он ухитрялся сохранять равновесие в такой забавной позе.

– Звук другой, – сказал он. – Нужно сделать еще пару шагов, чтобы убедиться.

– Прошу вас, осторожнее, мистер Клеменс, – сказала я, сознавая всю абсурдность своих слов.

Корреспондент улыбнулся мне из-под густых усов. Красный отблеск делал его похожим на демона.

– Мисс Стюарт?

– Что?

– Если эта корка не выдержит, передадите послание в Калифорнию?

Мое сердце екнуло:

– Конечно, мистер Клеменс.

– Будьте так любезны, скажите каждой из тех юных леди, по которым я страдал, что ее имя было последним на моих устах.

На эту бестактную тираду я ответила только:

– Идите, мистер Клеменс.

Корреспондент прыгнул вперед и приземлился на обе ноги, как играющий мальчишка. Поверхность выдержала. Он нагнулся, ощупал ее руками и крикнул:

– Тропа здесь! Я ее вижу!

Через несколько шагов мы с преподобным Хеймарком стояли на твердой поверхности. Так закончился мой самый долгий в жизни путь. Убедившись, что это именно та тропа, по которой мы шли к огненному озеру, мы пошли обратно, внимательно глядя под ноги. Узкие трещины, которые так пугали меня по пути туда, теперь казались детскими игрушками по сравнению с ужасами Хале-Маумау и нашего пути назад.

Уже почти рассвело, когда мы вскарабкались по тысячефутовой лестнице и достигли края кратера. Ханануи ждал нас там, встрепенувшись при нашем появлении, как верный пес, радующийся возвращению хозяев. Однако из его сбивчивого рассказа стало ясно, что его привела сюда не любовь к нам. Ночью в «Доме у вулкана» произошло что-то страшное.

– Тихо, тихо. – Преподобный положил свои тяжелые руки на плечи взволнованного гавайца, словно успокаивая ребенка. – Говори медленнее.

– Миссионеры, они приходить с Кона. – Глаза маленького Ханануи возбужденно блестели в свете фонарей. – Они убегать.

Мистер Клеменс закуривал сигару, словно празднуя наше удачное возвращение.

– Убегать от кого? – спросил он.

– От Пауна-эвы! – выдохнул гаваец. – От Ку и Нанауэ!

Преподобный Хеймарк шагнул назад с написанным на лице отвращением.

– Что-что? – Мистер Клеменс выпустил большое облако дыма. На лице его появилось выражение профессионального интереса.

Священнослужитель раздраженно махнул рукой:

– Это местные боги. Вернее, божки. Чудовища.

Мистер Клеменс подошел ближе к дрожащему от страха гавайцу.

– И что там с этими богами?

– Плохо. Все плохо. – Ханануи затряс головой. – Они убили много людей в Коне. Убили почти всех миссионеров. Те, что в доме, успели убежать. Они бегут в Хило.

Глаза мистера Клеменса загорелись любопытством:

– Говоришь, в Коне убили миссионеров?

Ханануи кивнул, но, очевидно, не это беспокоило его больше всего.

– Ворота Милу открылись, – сказал он.

– Милу – это их бог подземного царства, – объяснил преподобный Хеймарк. – Что-то вроде Плутона.

Ханануи отрицательно покачал головой:

– Милу – это место. Земля, где живут духи.

Преподобный вздохнул и поднял фонарь.

– Пошли скорее. Если в Коне что-то случилось, мы должны узнать об этом.

Мы направились к гостинице. Корреспондент шел сзади, продолжая расспрашивать о чем-то смятенного гавайца, но я слишком устала, чтобы вслушиваться в их разговор.

Торжественный ужин в честь Сато и его людей – торжественность заключалась в том, что Байрон Трамбо надел белую рубашку и брюки, – уже подходил к концу, когда снова начались плохие новости.

Во-первых, испортилась погода. Сменивший направление ветер заполнил воздух вулканическим дымом. Под ланаи Сато на седьмом этаже ветер рвал кроны пальм. Запахло дождем. Ланаи был закрыт от дождя, но порывы ветра затрудняли разговор и уносили со стола салфетки.

Потом к Уиллу Брайенту начали подходить его помощники с плохими новостями, тоже большей частью идущими с востока. Выслушав несколько сообщений, Брайент подошел к боссу и прошептал ему на ухо, закрываясь салфеткой: