Текст книги "Стань умнее. Развитие мозга на практике"
Автор книги: Дэн Хёрли
Жанр:
Самопознание
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 21 страниц) [доступный отрывок для чтения: 5 страниц]
«Мои данные полностью подтверждают их выводы», – сказал мне по телефону Джейсон Чейн, старший преподаватель кафедры психологии Темпльского университета в Филадельфии. Чейн наблюдал улучшения когнитивных способностей после тренингов не с помощью N-back, а с применением других тренажеров для развития рабочей памяти, в частности вербальных и пространственных задач на комплексный объем рабочей памяти {38}38
Chein J. M., Morrison A. B., «Expanding the mind’s workspace: Training and transfer effects with a complex working memory span task», Psychon. Bull. Rev., 2010 Apr.; 17 (2): 193–199.
[Закрыть]. Чейн рассказал мне следующее: «Я никогда не повторял в точности то, что делали Джегги и Бушкюль. Но в целом ряде лабораторий, используя похожие, но все же иные подходы к тренингам, мы достигли сравнимых результатов. И, с моей точки зрения, лучше всего будет охарактеризовать ситуацию в отрасли на данный момент как осторожный оптимизм».
Даже американских военных вдруг резко заинтересовало, нельзя ли развить когнитивные способности офицеров и солдат. Гарольд Хокинс, когнитивный психолог Управления перспективных военно-морских исследовательских проектов, ведающий вопросами финансирования работ в этой области, чуть ранее утвердил гранты для Джегги и полудюжины других ученых. «Еще четыре-пять лет назад считалось, что в зрелом возрасте подвижный интеллект изменить невозможно, – сказал мне Хокинс. – Никто не верил, что тренинги позволяют достичь сколько-нибудь заметных улучшений в развитии этого фундаментального когнитивного навыка. А потом появилась работа Джегги. Именно тогда я начал активно финансировать исследования в данной области. Я лично убежден – а если бы я не верил в это, то никогда не стал бы тратить деньги налогоплательщиков, – что тут скрыты огромные возможности. Исследования в этом направлении чрезвычайно важны для нас всех».
Учитывая то, что Джегги и Бушкюль многократно подтвердили свои выводы, проведя исследования на базе школьников и пожилых людей, а также то, что компании, предлагающие когнитивные тренинги в интернете, множатся, словно грибы после дождя, равно как и тренинговые центры и лицензированные психологи, я решил позвонить Сюзан Джегги и взять у нее интервью. В ходе беседы я спросил, не могли бы мы встретиться с ней и ее коллегой, и она согласилась. Тогда я поинтересовался, не поможет ли она мне провести собственное журналистское расследование эффективности N-back и других методик, подтвердивших свою пользу в развитии когнитивных способностей человека. В частности, не может ли Джегги протестировать объем моего подвижного интеллекта, прежде чем я пройду тренинг, и после этого?
«Для начала вам следует знать, что у некоторых людей тренинг на N-back вызывает серьезные трудности, – предупредила меня Сюзан. – По их словам, это действительно сложно, утомительно и очень раздражает. Им и правда очень трудно не бросить все на полпути».
«А вы сами проходили такой тренинг?» – спросил я.
«Нет, – ответила моя собеседница. – Я пробовала решать входящие в него задачи, но только чтобы узнать, что это такое, а не для того, чтобы развить свои способности. Меня вполне устраивает мой нынешний интеллектуальный уровень. В любом случае, самые заметные результаты мы обычно наблюдали у людей с невысоким уровнем умственного развития, которые действительно напряженно работали в нужном направлении. Иными словами, чтобы эффект был заметным, вам, скорее всего, придется довольно сильно потрудиться».
Признаться, такое отсутствие интереса к самотренингу меня удивило, однако, как оказалось, это характерно для большинства исследователей, работающих в данной области. Ни Джейсон Чейн, ни Джон Джонидес, ни другие ученые, с которыми я общался, тренингов на развитие когнитивных способностей никогда не проходили. Некоторые, как и Джегги, объясняли это тем, что наибольший эффект такие занятия дают, если человек изначально не слишком умен. Но мне-то было известно, что многие из их собственных исследований опровергали данную идею, хотя бы потому, что в их экспериментах довольно часто участвовали студенты престижных вузов. Может, ученые – просто слишком большие гордецы, чтобы признаться самим себе в желании, а то и в потребности развить свой интеллект?
Как бы там ни было, Джегги сказала, что если я готов попробовать, то она согласна протестировать мой подвижный интеллект до и после тренинга с применением их версии N-back.
И пошло-поехало. На Хэллоуин 2011 года я прилетел в Детройт, взял напрокат автомобиль и направился в Анн-Арбор на встречу с Джегги, Бушкюлем, Джонидесом и их коллегами.
«Я тогда работал над большим проектом по обучению всяких болванов». – Этот возмутительный комментарий я услышал от Бушкюля за совместным обедом с ним и Джегги.
«Простите?» – недоуменно спросил я.
«Ну, я работал со стариками», – пояснил Бушкюль.
«А-а-а, ясно», – сказал я.
«С людьми старше 80, – уточнил мой собеседник. – Один парень собирался предложить им тренинг на развитие физической силы, на физическую сопротивляемость старению, и спросил меня, не интересно ли мне попробовать то же самое, только в своем направлении. А мне всегда хотелось работать над улучшением людей, научить их выходить за рамки своих врожденных способностей».
«А еще ты был тренером по гребле», – вставила Джегги.
«Ну, мне просто всегда нравилось находить способы оптимизации эффективности, – продолжил Бушкюль. – Например, чтобы люди лучше все запоминали. Умели быстрее решать задачи. Мне хотелось развить их общую способность делать разные вещи».
Ученые привели меня в свою любимую пиццерию в Анн-Арборе. Они сказали, что там подают лучшую пиццу, какую они когда-либо ели за пределами Неаполя, где жил брат Джегги. Сюзан порекомендовала мне любой из сортов, кроме пиццы с трюфелями. Само упоминание о трюфелях заставило ее сморщить от отвращения нос.
Одним из первых важных вопросов, что я задал за обедом, был такой: как правильно произносить фамилию Джегги.
«А ее никто не произносит правильно, – ответила женщина. – Правильно говорить «Джакки». Но немцы произносят «Джегги». В Швейцарии говорят на четырех языках: немецком, французском, итальянском и ретороманском. Мои родители были из Берна, и я с детства говорила на бернском немецком. Но там, где я росла, в небольшом сельскохозяйственном альпийском поселке под названием Фтан, все говорили на ретороманском, так что его я тоже отлично понимаю».
А вот чего никак не мог понять я, так это того, почему молодые ученые решились заняться проблемой когнитивных тренингов в то время, когда все вокруг твердили, что это очевидный путь в никуда.
«Я думаю так: просто обучать людей, позволяя им выходить за пределы своих природных способностей, – очень и очень интересно, – предположил Бушкюль. – Тут очень много нерешенных вопросов. Как люди реагируют на то, что они достигли своего предела? Что в такой момент происходит с нашей нервной системой? Попавший мне в руки отчет Торкеля Клингберга был первым в этой важнейшей области исследований. Больше на данную тему никто ничего не писал. Вот я и решил попробовать сделать нечто подобное с людьми старше восьмидесяти, с которыми тогда экспериментировал».
Задание для развития рабочей памяти, придуманное Бушкюлем, предназначалось специально для очень пожилых людей. Мартин назвал его «заданием с животными». Это была компьютерная программа, которая выводила на экран изображения разных животных: ослов, собак, коров, уток и т. д. Фотографии показывали то в нормальном виде, то вверх ногами. Когда на экране появлялась очередная картинка, участник должен был быстро нажать соответствующую клавишу, указав, правильно ли она расположена. Затем после показа ряда изображений испытуемому предстояло вспомнить, в каком порядке шли картинки.
«Трудность заключается в том, что человеку приходится делать сразу две вещи. Вам надо принять решение о правильности расположения изображения и одновременно запомнить последовательность картинок», – рассказал Бушкюль.
«Ну и каковы результаты? – спросил я. – У восьмидесятилетних участников исследования наблюдались какие-нибудь улучшения?»
«А знаете, да, – ответил ученый. – Больше того, мы заметили некоторые улучшения при выполнении не только конкретно этого, но и некоторых аналогичных заданий. А еще наблюдалась тенденция к развитию эпизодической памяти. Прогресс был не слишком заметным, но для начала – очень неплохим».
Этого оказалось достаточно, чтобы Бушкюль решил объединить опыт Джегги в работе с N-back со своим давним интересом к тренингам и провести совместное исследование на базе студентов из Бернского университета.
«Наши научные интересы сошлись в этой точке», – сказал он.
«Так что, значит, две головы все же лучше, чем одна?» – поинтересовался я.
«Я думаю, что мы оказались очень неплохим приобретением и для Бернского, и для Мичиганского университетов, – ответил Бушкюль. – Мы работаем практически без передышки».
«Да-да, мы работаем по вечерам. И по выходным», – добавила Джегги. Тут стоит отметить, что в отчете 2008 года в качестве первого автора указывалось имя Сюзан Джегги, так же как и во всех последующих отчетах по их совместным исследованиям с участием детей и людей пожилого возраста. Поэтому коллеги, цитирующие работу молодых ученых, обычно упоминают ее фамилию, а не Мартина. Но сама Сюзан настаивает, что Бушкюль абсолютно равноценный партнер по всем их исследованиям.
«Мартин больше разработчик программного обеспечения; он занимается методологией тренингов, – говорит Джегги. – А я больше… даже не знаю кто. Я пишу отчеты, занимаюсь теорией, на мне организационная сторона работы».
Я поинтересовался, неужели они совершенно не чувствуют конкуренции и не ревнуют друг друга к успеху. Но ученые сказали, что нет.
«Знаете, вообще предпочитаю не думать о конкуренции, – заверил Бушкюль. – Это очень осложнило бы мою жизнь».
После обеда мы отправились в офис, который ученые снимали в подвале без окон в здании факультета психологии Мичиганского университета. На двери висела картинка – на ней был изображен мозг с улыбающимся лицом и крошечными ручками и ножками. Мозг-человечек выжимал над головой огромную гирю. Под рисунком большими буквами значилось: «Тренажерный зал для мозга».
В офисе к нам присоединился Джон Джонидес, профессор психологии и неврологии, который в свое время предложил Бушкюлю и Джегги продолжить исследования в его лаборатории и стал соавтором исследования 2008 года (вместе с Уолтером Перригом, их научным руководителем из Бернского университета). Профессор Джонидес, элегантный мужчина с аккуратно подстриженными волосами с проседью, явно избегал кроссовок и толстовок, столь обожаемых его молодыми коллегами. Он был одет в наглаженные брюки цвета хаки, коричневые кожаные ботинки и горохово-зеленую сорочку с небольшой белой эмблемой с изображением яхты. Очки были сдвинуты на лоб. Профессор то стоял, прислонившись к стене и скрестив руки за головой, то, подавшись вперед, энергично жестикулировал. Будучи на поколение старше своих подопечных, он мог бы служить образчиком мудрости, достигнутой нелегким трудом, успешно избегая излишне бурных способов ведения научных споров, из-за чего они так часто напоминают уродливые политические дебаты.
«Конечно, есть ученые, которые весьма скептически настроены по поводу того, что с помощью тренинга рабочей памяти можно развить подвижный интеллект, – заявил Джонидес, – а также исследователи, которые заявляют, что им не удалось повторить наши результаты. Их данные, как они сами говорят, указывают на то, что интеллект в основном закладывается генетически. Однако у нас есть чем им ответить. Мы все часто рассказываем об этой своей работе на различных конференциях. Выступая там, мы хоть и стараемся не разглашать конфиденциальные сведения, некоторые данные, которые пока совсем не вписываются в общую картину, но все равно рассказываем людям свою историю».
И профессор рассказал мне свою историю.
«Тут есть два момента, к которым стоит отнестись очень серьезно, – сказал он. – Во-первых, как известно, существует множество других качеств и характеристик, в значительной степени определяемых генетикой. Возьмите, например, рост. Мы знаем, что рост человека на 70–80 процентов зависит от генетических факторов. Но нам также известно, что на него очень сильно влияет и экология. И питание. Так что, даже если интеллект в основном передается по наследству, это вовсе не означает, что нам совершенно не под силу его изменить.
Второй момент, достойный упоминания, – феномен, который я называю «поглупел за лето». Если протестировать когнитивные способности одних и тех же детей в апреле и в сентябре, то осенние результаты наверняка будут хуже. Это означает, что если все лето ничего не делать, кроме беготни по улицам или сидения перед телевизором, это, скорее всего, негативно скажется на уровне интеллекта. Следовательно, интеллект все же способен меняться. Его можно ухудшить и, следовательно, при желании можно и улучшить. Мы пока не знаем, почему некоторые методы тут срабатывают, а другие – нет. И я ничуть не сомневаюсь: чтобы найти ответ на этот вопрос, нам еще придется перецеловать массу лягушек, и некоторые из них вполне могут превратиться в принцесс.
Приведу один совершенно потрясающий пример. Вы когда-нибудь слышали о психологе из Торонто по имени Гленн Шелленберг? На сегодня у Гленна имеется два серьезных труда, и я считаю его исследования одними из лучших в нашей области {39}39
См. Moreno S., Bialystok E., op. cit.; and Schellenberg E. G., «Music lessons enhance IQ», Psychol. Sci., 2004 Aug.; 15 (8): 511–514.
[Закрыть]. Он продемонстрировал, что обучение детей музыке развивает их интеллект. Он нашел принцессу там, где ее, по сути, не могло быть. Гленн проводит тренинги в области, которая, по мнению многих, не имеет никакого отношения к интеллекту, но он обнаружил четкий позитивный эффект».
Далее я спросил профессора Джонидеса, почему он, учитывая долгую историю неудач в деле развития человеческого интеллекта, решил заняться этой темой.
«Многие ученые проходят за свою карьеру практически через тот же цикл, через который прошел я, – сказал профессор. – Львиная доля моей жизни в науке была посвящена исследованиям базовых аспектов ментальных функций. Ничего общего с тренингами. А теперь меня больше всего интересует, можно ли что-нибудь изменить в этих базовых аспектах».
По словам Джонидеса, на протяжении четверти века главным объектом его исследований оставались ментальные функции человека, которые лежат в основе не только интеллекта, но и многих поведенческих реакций и эмоций, известных как когнитивный контроль.
«Ну, например, если бы я сейчас был голоден, я бы думал о том, чтобы выйти из лаборатории, пробраться в столовую и поживиться чем-нибудь вкусным. Однако я бы подавил в себе это желание и продолжил беседу с вами. Вот что такое когнитивный контроль. Он и еще рабочая память – ядро всей интеллектуальной деятельности. Именно они, вкупе с другими характеристиками, отличают человека от других биологических видов, живущих на нашей планете. Это они позволяют нам селективно обрабатывать информацию, поступающую из окружающей среды, и использовать для решения самых разных задач. Но когнитивный контроль касается не только интеллектуальной деятельности. Например, если у человека депрессия, он не может прервать поток негативных мыслей, как бы он ни старался. Проблема людей, которых не мотивирует отсроченное вознаграждение, которые излишне разъедаются или становятся наркоманами или алкоголиками, заключается в том, что они не способны прогнать из головы мысль о своем желании. Все это примеры людей, утративших когнитивный контроль. И вот теперь я участвую в исследованиях, нацеленных на то, чтобы помочь людям восстановить этот контроль».
И, по мнению профессора Джонидеса, методика N-back действительно позволяет усилить когнитивный контроль, развить способность концентрации внимания и научить человека меньше отвлекаться от выполняемой им задачи. Оказалось, Джегги и Бушкюль полностью разделяют эту точку зрения.
«Мы рассматриваем внимание и рабочую память как сердечно-сосудистую функцию мозга, – сказала мне Джегги. – Тренируя внимание и рабочую память, вы развиваете основные когнитивные навыки, помогающие вам в решении различных сложных задач».
Тут я поинтересовался, как долго сохраняются результаты тренинга.
«Мы считаем, тут всё примерно так же, как с физическими упражнениями, – ответила Джегги. – Если вы бегаете трусцой в течение месяца, ваша физическая форма улучшится. Но можно ли сделать вывод, что она сохранится до конца вашей жизни? Очень сомнительно. Для этого необходимо продолжать тренироваться».
А влияет ли на эффективность тренинга мотивация?
«Мы думаем, что да, – сказала Джегги. – Одно исследование на базе учеников начальной и средней школы, результаты которого были опубликованы в 2011 году, четко показало, что уровень подвижного интеллекта заметно повысился только у тех детей, которые достаточно много и упорно занимались на N-back, действительно желая улучшить свои показатели. Трудность заключается именно в том, чтобы мотивировать людей тренировать мозг достаточное время. Это действительно очень важно, ибо в противном случае ничего не выйдет».
«А оказывает ли когнитивный тренинг какое-либо физическое воздействие на мозг?» – поинтересовался я.
«Я рад, что вы об этом спросили, – сказал профессор Джонидес, с готовностью подтягивая к себе ноутбук. Несколько кликов – и он повернул компьютер экраном ко мне. – Недавно мы провели МРТ-сканирование мозга людей до и после тренинга с применением N-back. Вот изображение типичной активации мозга до тренинга».
На экране я увидел фотографию мозга, разные отделы которого были окрашены зеленым, желтым и оранжевым.
«А вот что мы видим после недельного тренинга. – Профессор щелкнул клавишей, и даже мой неопытный глаз сразу увидел, что на второй картинке значительно меньше оранжевого и больше зеленого. – Мы наблюдаем резкое сокращение активации мозга как в лобной, так и в затылочной части. Это означает, что теперь испытуемый достигает б ольших результатов при меньших усилиях, что его эффективность повысилась», – пояснил мне Джонидес и отодвинул компьютер.
Тут я сказал: «А давайте вернемся к вашему исследованию 2008 года, выявившему улучшение показателей студентов по результатам тестирования с применением прогрессивных матриц Равена на целых 40 процентов. Это что значит, что они в буквальном смысле слова поумнели на 40 процентов?»
«Ну, я бы так, конечно, не сказала, – ответила Джегги. – Мы пока использовали только одну меру интеллекта или логического мышления. В будущем, чтобы больше узнать о влиянии когнитивных тренингов на интеллект, нам еще предстоит провести исследования с использованием некоторых мер реального мира».
«Но прогрессивные матрицы Равена считаются «золотым стандартом» оценки уровня подвижного интеллекта, – добавил Бушкюль. – И мы получаем много довольно любопытных отзывов от своих испытуемых. Например, они часто говорят, что после тренинга начали лучше понимать учебный материал. Думаю, если люди чувствуют это всего лишь после месяца тренировок по двадцать минут в день, эффект действительно впечатляет».
Впрочем, я имел возможность скоро увидеть все собственными глазами, ведь уже завтра ученые должны были оценить уровень моего подвижного интеллекта и посадить меня за компьютер. Мне предстояло ежедневно заниматься на тренажере для мозга N-back. Надо признать, когда я обсуждал планы с Джегги по телефону, это казалось отличной идеей, но теперь, когда я находился здесь, в лаборатории, и тестирование должно было вот-вот начаться, я никак не мог отделаться от мучительной мысли: а что если мой интеллект окажется до ужаса низким?
Исследователи пообещали начать тест на следующее утро, ровно в девять. Мы еще пару часов поговорили об интеллекте, и я нырнул в раннюю осеннюю темноту университетского кампуса и прошел мимо троих студентов, по случаю Хэллоуина наряженных пивными бутылками.
Глава 2
Мерило человека
«Как можно пронаблюдать за любовью?»
Мы с Рэндаллом Энглом, одним из самых влиятельных американских психологов из ныне живущих, чьи исследования о взаимосвязи между рабочей памятью и подвижным интеллектом стали фундаментом для революционного прорыва Клингберга, Джегги и Бушкюля, сидели в дальнем углу столовой Рутгерского университета в Нью-Брансуике. На ближайшее время у Энгла было запланировано выступление в этом учебном заведении – ему предстояло рассказать аудитории об одной из самых стабильных и глубоких проблем психологических исследований. Об этом мы с ним и говорили.
«Б ольшую часть из того, что изучает наука психология, увидеть невозможно, – сказал он мне. – Это концепции. Нам приходится придумывать различные способы измерить и оценить их, дать им определения, но глазом их не разглядеть. Меня, например, очень интересует такая концепция, как любовь. Как можно пронаблюдать за любовью? Никак. Например, я вижу парня и девушку, лежащих в обнимку на траве. Что это? Любовь? Близость? Страсть? Я не знаю. Я могу дать определение любви через конкретный набор особенностей человеческого поведения. Но через одну какую-то характеристику сделать такое невозможно – это ряд, определенная комбинация критериев. Любовь – вовсе не когда люди смотрят друг другу в глаза во время ужина. И не когда они держатся за руки. Это лишь внешние проявления любви. То же самое можно сказать и об интеллекте».
Далее психолог объяснил мне, как решить проблему оценки и измерения того, что не подлежит непосредственному наблюдению. Для этого надо взять несколько косвенных мер и затем статистически вычислить, в какой степени они изменяются синхронно друг с другом. Данный подход известен в статистике как анализ скрытых переменных; именно благодаря ему психологи, экономисты, исследователи в области искусственного интеллекта и прочие специалисты с математической точностью оценивают такие нечеткие, абстрактные концепции, как экстраверсия или интроверсия, качество жизни, мудрость, счастье и интеллект.
«В данном случае особенно важна дисперсия, – объяснил мне Энгл. – Никакой единичный тест многого вам не расскажет. Поэтому-то в моей лаборатории мы используем как минимум три, а иногда и до двадцати различных показателей подвижного интеллекта – потому что мы ищем нечто общее для них всех, мы ищем, что остается после того, как исключается фактор дисперсии».
Надо сказать, в своих первых исследованиях Джегги с Бушкюлем использовали всего одну-две меры подвижного интеллекта, но потом включили и многие другие показатели, по крайней мере частично удовлетворяя жесткие требования Энгла. Этим, кстати, объясняется то, что, когда они наконец принялись измерять мой интеллект, процедура оказалась мучительно длинной.
Крис Каргилл, студент-старшекурсник, подрабатывающий ассистентом в лаборатории Джегги и Бушкюля, провел меня через три крошечные комнатки. В последней – «зеленой» – комнате места едва хватало для пластикового стула, находившегося перед компьютером на маленьком столике. Я уселся на стул, а Крис остановился в дверях и объяснил мне суть шести тестов, которые мне предстояло пройти.
Первый назывался «Развертка поверхности». Испытуемому показывают серию причудливых фигур, которые выглядят как плоские куски картона, вырезанные таким образом, чтобы из них можно было сложить коробки неправильной формы. Задача в том, чтобы определить, какие двумерные развертки соответствуют конкретным трехмерным объектам, то есть коробкам в собранном виде. Крис стоял в дверях, пока я не прочел инструкции и не попробовал решить типовую задачу. Затем он пожелал мне удачи, сказал, что у меня на все про все шесть минут, и закрыл за собой дверь.
Если бы меня поставили в круг на «Янки-стэдиум» и попросили подать мяч великому Дереку Джетеру [5]5
Дерек Джетер – бейсбольный игрок, капитан команды «Нью-Йорк Янки». В составе своей команды пять раз одерживал победу на ежегодном чемпионате США по бейсболу. – Прим. ред.
[Закрыть], я бы и тогда не чувствовал себя таким некомпетентным. Через шесть минут моих неимоверных усилий и страшного умственного напряжения дверь отворилась.
«О боже! – простонал я, выдавив из себя глупый смешок, чтобы мои слова прозвучали так, будто я иронизирую. – Кажется, хуже некуда».
«Но и задание было не из легких, – произнес Крис тоном видавшего виды хирурга высочайшей квалификации. – Впрочем, они все непростые. Итак, следующее задание. Оно называется УПМ. У вас имеется матричная головоломка, в которой отсутствует правый нижний компонент. Вам надо вычислить шаблон и определить недостающий элемент».
«Это матрицы Равена?» – спросил я.
«Точно, это усовершенствованные прогрессивные матрицы Равена, сокращенно УПМ. Вот типовые образцы. Как вы думаете, какой элемент тут отсутствует?»
Мы прошлись по типовым примерам, затем Крис сообщил, что на этот раз у меня в распоряжении столько времени, сколько потребуется, и началась очередная битва. На самом деле первые несколько задач оказались легкими, решение было просто очевидным. Следующие семь или около я оценил как более трудные, но вполне решаемые. А потом я натолкнулся на стену. Над одним из заданий я даже нервно расхохотался; хаотичная сетка символов выглядела как пародия, будто ее придумали сотрудники агентства сатирических новостей The Onion [6]6
The Onion ( англ. луковица) – американское агентство сатирических новостей, состоящее из развлекательной газеты и сайта, которые публикуют сатирические статьи о международных, национальных и местных новостях. – Прим. ред.
[Закрыть]. Потом мне в голову пришла мысль: должно быть, именно так чувствует себя мой бедный пес, наблюдая за тем, как мы разговариваем, как двигаются наши рты, осознавая, что из них выходит что-то значимое, но ему не дано понять, что именно.
Почти через час я вышел и сказал Крису, что все готово. Он проинструктировал меня, в чем заключается следующий тест – «цифра-символ». Затем был еще один, в ходе которого мне пришлось определять, какие маленькие фигурки образуют одну большую («пространственные отношения»). Потом шла явная разновидность психологической пытки – «тест на осязательное восприятие», – наверняка запрещенная Женевскими конвенциями (во всяком случае, это следовало бы сделать).
«Хотите отдохнуть?» – спросил Крис, в очередной раз вернувшись в комнату.
«Мне нужно выпить».
У меня остался один последний тест, и мы решили провести его чуть позже. Ровно в час дня я вернулся в подвал, чтобы завершить оценку уровня своего подвижного интеллекта. Это опять был тест с использованием матриц, похожих на матрицы Равена, но сложнее – так называемый немецкий Bochumer Matrizen, или BOMAT. Крис к этому времени уже ушел, и теперь меня инструктировал Бушкюль. Я почти закончил с типовыми заданиями и уже собирался было приступить к самому тесту, когда офис вдруг погрузился в кромешную тьму.
«Только не сейчас! – в отчаянии воскликнул Бушкюль. – У нас пару месяцев назад уже вырубали свет».
Из соседних кабинетов вышли Джегги и другие сотрудники. «Наверняка это продлится всего несколько минут, – сказала Сюзан. – В прошлый раз мы сидели без электричества минут десять».
Как вы помните, окон в лаборатории не было, и теперь помещение освещалось только светом от экранов нескольких ноутбуков. Мы стояли и болтали о том о сем, ожидая, когда дадут электричество. Но через 15 минут в конце коридора появился человек в рабочем комбинезоне, объявивший, что все должны покинуть здание.
«А в прошлый раз вас просили выйти на улицу?» – поинтересовался я.
«Нет, – ответила Джегги. – Но, думаю, через несколько минут все будет в порядке».
Мы поднялись по лестнице на первый этаж и вышли на улицу. Столпившись, мы стали обсуждать, как это было бы нелепо, если б я, специально прилетев из Нью-Джерси в такую даль, в Мичиган, не смог бы закончить серию тестов, без которых мне никак не начать работать по своей тренинговой схеме.
Однако же именно это и произошло. Обратный билет у меня был на шесть вечера с вылетом из Детройта; из Анн-Арбора мне следовало уехать не позднее трех. Мы пошли к кафе и поболтали с часок, а потом настала пора отправляться в аэропорт.
Джегги и Бушкюль то и дело извинялись, хотя, конечно, их не за что было упрекнуть. На счастье, они планировали в конце года переехать из Мичиганского университета в Мэрилендский, их пригласили там преподавать, – а я жил в пяти часах езды от него. Так что я решил, что досадный сбой системы электроснабжения отнюдь не поставил крест на моих планах оценить перед прохождением тренинга уровень своего подвижного интеллекта, а лишь несколько задержал их исполнение.
В конце концов я все же прошел последний тест на оценку подвижного интеллекта – через пару месяцев, уже в Мэриленде. Перед тестом Бушкюль сказал, что на прохождение BOMAT испытуемому выделяется столько времени, сколько ему будет нужно. У меня ушло около полутора часов, то есть гораздо больше, чем на все остальные тесты, вместе взятые, которые я проходил еще в Мичигане.
Но на этом мое тестирование не закончилось. Хотя старомодные стандартные IQ-тесты, кроме подвижного интеллекта, включают в себя также измерение кристаллизовавшегося интеллекта, например оценивают знание синонимов, я решил пройти и их, просто чтобы получить максимально точную и полную картину. И обратился за помощью к организации Mensa, «высшему обществу IQ». Раз в год местные отделения Mensa организуют в самых разных уголках США IQ-тестирование для всех, кто хочет присоединиться к этому обществу и готов выложить 40 долларов. «Входной билет» получают те, чей IQ оказывается на два процента выше среднего значения для взрослого населения.
Но имелась одна загвоздка.
Дело в том, что Mensa не позволяет заявителям проходить IQ-тест дважды, считая человеческий интеллект величиной неизменной, и, следовательно, пересдавать тест просто не имеет смысла. Либо вы его сдали, либо нет. Поэтому Mensa требует от всех участников тестирования предъявлять водительские права или какое-либо другое официальное удостоверение личности с фотографией. Я понимал, что данное правило помешает моему плану пройти тест дважды, до и после тренинга. И вот, претерпев некоторые душевные муки, вызванные угрызениями совести, я решил, что это скорее общие принципы, чем правило. И пошел на то, что можно охарактеризовать короткой, но емкой фразой: кража персональных данных.
Осенью того года я летал в Висконсин, где паромом перебрался на остров Вашингтон, чтобы провести длинные выходные с бывшими однокашниками по Белойтскому колледжу. Однажды во время этой поездки я, кажется, выпил многовато пива, а потом еще и «полирнулся» виски и в результате в какой-то момент обнаружил, что сижу в шезлонге на берегу озера Мичиган с сигарой в руке, а мой дорогой друг Уолт Робертс бреет мне голову. Наголо, превращая ее в подобие шара для боулинга.
К чему я, собственно, веду? Вернувшись домой, я узнал, что один мой приятель, назовем его Ричардом (его настоящее имя я поклялся сохранить в тайне, чтобы не подвергнуть его опасности судебного преследования со стороны ушлых юристов Mensa), тоже красиво побрил голову. А еще он, как и я, носил очки. И я послал ему по электронной почте письмо с просьбой дать мне на время его водительские права, чтобы пройти тест в Mensa первый раз.
