Текст книги "Леди туманов"
Автор книги: Дебора Мартин
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 23 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]
Эвану с трудом удалось подавить желание оттолкнуть дворецкого, ворваться в замок и вытащить эту лгунью на свет божий. Но все же лучше будет попробовать перехитрить эту обманщицу. Ведь у него еще нет никаких доказательств того, что миссис Прайс имеет непосредственное отношение к смерти Юстина. Письмо, которое могло послужить доказательством, исчезло. Кроме того, ее настоящее имя там даже не упоминалось. Как Эван сможет убедить кого-либо в том, что она вообще виделась с Юстином? Волнение Кэтрин, ее испуг и смятение – еще ничег» не значат. Правосудию нужны надежные улики. Эвану для начала надо убедить Кэтрин, что ей нечего его опасаться. Иначе ему не удастся и словом с ней перемолвиться.
Нахмурившись, он быстро перебрал в уме несколько вариантов, пока не остановился на лежащем прямо на поверхности. Почему бы не воспользоваться интересом миссис Прайс к древностям? Вот наконец подвернулся случай, когда его научная репутация может сослужить ему службу в реальной жизни.
Повернувшись к дворецкому, Эван с улыбкой проговорил:
– Какая неудача, что миссис Прайс занемогла. Меня зовут Ньюком, Эван Ньюк. Я приехал из Кембриджа, поскольку собираю материал о… о… валлийском фольклоре. И хотел повидаться с миссис Прайс, так как она опубликовала эссе на эту тему. Очень сожалею, что мне не удалось встретиться с ней. Я собирался задержаться на некоторое время в Лондезане, но срочные дела вынуждают меня возвращаться в Лондон. Передайте ей, пожалуйста, что я был здесь и что я остановился в «Красном драконе» —на тот случай, если она пожелает переговорить со мной до моего отъезда.
Сэр Рейналд смотрел на него во все глаза, но Эвана беспокоило только одно: сумеет ли дворецкий правильно запомнить его имя. Если эта женщина и впрямь имеет представление о том, о чем она пишет, то не может не знать его работ. И услышав о том, что он собирает материал для книги, не преминет встретиться с ним. Пусть придет к нему сама. В этом случае миссис Кэтрин Прайс будет проявлять меньшую настороженность.
Мистер Бос, насмешливо оглядев его, повторил слово в слово все, что просил передать Эван.
– Отлично, – с деловым видом кивнул Эван.
– Я доложу госпоже о вашем визите, – добавил мистер Бос, переводя взгляд на сэра Рейнальда. Было ясно, что чванливый дворецкий весьма невысокого мнения об этом визитере.
– Надеюсь, – надменно вздернув подбородок, бросил сэр Рейнальд.
Эван двинулся было за ним следом, но потом спохватился, вспомнив про шаль, и протянул ее дворецкому:
– Будьте добры, передайте этот скромный подарок миссис Прайс. Как ученому от ученого.
Мистер Бос взглянул на него с подозрением, и Эван не мог понять: узнал он шаль или нет.
– Непременно, сэр, – произнес дворецкий, нахмурившись. Он определенно не знал, как относиться к подаркам, которые ученые делают друг другу.
Что, впрочем, нисколько не заботило Эвана. Главное, сама миссис Прайс поймет, в чем дело. Она сразу узнает, что он догадался обо всех уловках, к которым она прибегла. И чувство вины заставит Кэтрин попытаться загладить ее как можно скорее. Ведь она солгала ученому, который собирался всего лишь нанести ей дружеский визит.
Конечно, она могла, несмотря ни на что, все же решить воздержаться от встречи с ним. Если дело повернется таким образом, Эван изыщет еще какой-нибудь способ добраться до нее. В любом случае, до тех пор, пока он не получит ответа на мучающие его вопросы, из Лондезана он не уедет.
3.
Подняв голову от вязания, Кэтрин обнаружила, что Бос уже вошел в комнату. Склонившись к камину, он подбросил парочку поленьев. Только по едва заметной скованности движений можно было угадать, какую муку он терпит.
– Опять подагра? – спросила она.
Дворецкий выпрямился, держа в руках горящую лучину, подошел к подсвечнику и зажег свечи:
– В сырую погоду я чувствую себя хуже, чем обычно, но это не заслуживает вашего внимания.
Его высокомерие раздражало всех. Но Кэтрин догадывалась, что за человек скрывается под этой маской. Он много лет был дворецким у графа Пемброка, но этот вельможа безжалостно выставил старика, причем даже без пенсии, когда у того появились признаки болезни. После смерти бабушки их собственный дворецкий отправился искать более доходное местечко. Тут-то и появился Бос, предложивший ей свои услуги. Кэтрин, не медля ни секунды, согласилась, сочувствуя старику от всего сердца.
Это оказалось удачным для них обоих. Бос установил в доме такой порядок, какой царил прежде, при бабушке, и какого сама Кэтрин ни за что бы не добилась, не будучи властной натурой.
Конечно, появись он чуть раньше, когда жива была бабушка, та, конечно же, отказала бы ему, посчитав, что незачем брать человека, который к тому же по старости вскоре не сможет справляться со своими обязанностями.
Конечно, бабушке не нужен был человек, который помогал бы ей навести порядок в доме. При ее железной воле и характере вся прислуга у нее ходила по струнке. Но Кэтрин никак не давался командный тон. Она не умела отдавать распоряжения и требовать неукоснительного их исполнения. Со многими из тех, кто работал в замке, она дружила в детстве и воспринимала их скорее как членов своей семьи. И Кэтрин представить себе не могла, как она будет выговаривать им или наказывать за провинности.
И все понимали это. Так что без такого дворецкого, как Бос, все в замке пошло бы кое-как. Бос сумел добиться того, чтобы слуги слушались его даже больше, чем ее, Кэтрин. И при виде его они все дрожали как осиновые листья. Поэтому дом содержался в полной чистоте и порядке, все шло как по-писаному, и Кэтрин могла полностью отдаться своему любимому делу, не забивая себе голову всякими мелочами.
– К вечеру похолодало, – заметил Бос, закончивший зажигать свечи. – Принести вам шаль?
Шаль?! Кэтрин никак не могла захватить крючком петлю в своем вязании: мысль о том, что произошло днем, не давала ей сосредоточиться на работе.
– Нет, не стоит.
– Как вам будет угодно.
Он направился к дверям, но Кэтрин окликнула его:
– Присядьте, пожалуйста, работа никуда не убежит. Отдохните хоть немного. Я хочу с вами поговорить.
Выражение лица Боса оставалось таким же невозмутимым, только легкий болезненный вздох сорвался с губ, когда он устроился в удобном старинном кресле.
– Повторите, пожалуйста, снова, что сказал этот приезжий, – попросила она, возобновляя работу и пытаясь придать лицу как можно более беззаботный вид. – Только слово в слово.
– Приезжий? – переспросил Бос, протягивая ноги к огню. – А мне показалось, что вы вспомнили этого мистера Эвана Ньюкома из Кембриджа.
Ну да, конечно, из Кембриджа. А она впала в такой ужас, решив, будто он из Лондона. Хотя корабль на самом деле пришел из столицы. Но он оказался вовсе не столичным жителем.
– Вы знаете, Бос, он на самом деле вырос в Кармартене, – проговорила она.
Дворецкий вскинул седую бровь.
– Следует ли мне понимать, что вы узнали об этом тогда же, когда пожаловали ему свою шаль?
Кэтрин снова уткнулась в вязание.
– Я ничего ему не дарила. Я оставила ее, когда… После того как мы встретились на берегу озера.
– Ах вот как, – неодобрительно промолвил Бос. Он, несомненно, догадывался, что она плавала в одной сорочке. Старик был в курсе всего, что происходило в доме. Да и Кэтрин не удалось бы всякий раз прятать от служанок влажную сорочку.
Щеки ее вспыхнули.
– И хотя мы перебросились парой слов, но… до имен дело не дошло.
– Могу себе представить. Это довольно трудно, когда один из собеседников полураздет.
Нескрываемая укоризна, прозвучавшая в голосе Боса, заставила Кэтрин улыбнуться:
– Да, это довольно трудно. И, конечно, я понятия не имела, кто передо мной.
Кэтрин знала об Эване Ньюкоме по отзывам знакомых, с которыми переписывалась. Его считали гением в своей области. Он писал, читал и говорил на десяти языках. Он владел и другими языками, но не в таком совершенстве. Его статьи печатались в самых престижных журналах. У него вышли книги о французской грамматике, о переводах с греческого и латыни. Он выдвинул свою теорию развития кельтского языка.
До сегодняшнего дня она считала, что он англичанин. Ньюком… Нельзя сказать, что это типично валлийская фамилия. Но по его имени она могла бы догадаться, откуда он родом, учитывая его последние статьи о валлийской поэзии. Проникновенные и вместе с тем весьма доказательные, они показывали, в чем состоит неповторимая красота поэтических произведений Уэльса.
– Следует ли мне понимать, что, знай вы, кто такой этот незнакомец, вы бы не сказались больной и приняли его? – сухо осведомился Бос.
Кэтрин почувствовала, как ее начинают терзать угрызения совести.
– Простите меня за то, что я заставила вас пойти на обман.
– Дело не в этом. Если вам не угодно беседовать с кем-то, я готов сделать все что угодно, лишь бы эта персона не надоедала вам. – Его голос несколько смягчился. – Я прекрасно знаю, что вы… чувствуете себя неловко в присутствии незнакомых людей…
«Я слишком застенчива, он это имеет в виду», – подумала Кэтрин. И совершенно не похожа на свою самоуверенную, решительную бабушку.
– Нет, я попросила вас солгать… совсем по другой причине, – пробормотала Кэтрин. – Когда мы встретились, я сначала решила, что… – Она оборвала себя на полуслове. Объяснить истинные причины, из-за которых ее испугал Эван, Кэтрин не могла. Она не особенно распространялась о том, зачем ей понадобилось ехать в Лондон, и тем более ни словом не обмолвилась о происшествии, случившемся во время этого визита. – Впрочем, это не имеет никакого значения. К счастью, я ошиблась. Но из-за этой оплошности я повела себя крайне негостеприимно и невежливо. Мистер Ньюком оказал мне честь, прочитав мои эссе, и даже пришел поговорить на эту тему, а я… До чего же все глупо получилось.
Мысль о том, что Эван Ньюком читал ее работы, несколько удивила ее. Но как бы там ни было, подозревать его в каких-либо низменных намерениях было бы совершеннейшим абсурдом.
Бос пригладил и без того тщательно прилизанные – волосок к волоску – седые волосы.
– Нет ничего зазорного в том, что женщина действует с оглядкой, мадам. Объясните это мистеру Ньюкому, полагаю, он поймет. Если вы, конечно, надумали непременно повидаться с ним.
Хотелось бы, чтобы Эван Ньюком придерживался того же мнения, что и Бос. Но, к сожалению, он не походил на человека, которого можно обвести вокруг пальца. Он оставил шаль, желая показать ей, что обо всем догадался. Судя по всему, Ньюком не особенно церемонится, когда ему кажется, что его оставили в дураках. Характер у него прямой и решительный. Ходить вокруг да около ему не по душе. И, похоже, он предпочитает идти напрямик, невзирая на преграды. В этом смысле он мало похож на истинного джентльмена, который мог бы удовлетвориться вежливым, но уклончивым объяснением.
– И что вы теперь намерены предпринять? – спросил Бос, нарушив течение ее мыслей.
Кэтрин вздохнула.
– Мне кажется, я должна навестить мистера Ньюкома и извиниться перед ним за то, что не приняла его.
– Это имеет смысл, если вы и в самом деле желаете встретиться с этим человеком. В противном случае лучше делать вид, будто вам нездоровится, до тех пор, пока он не отбудет.
Но ей очень хотелось поговорить с Ньюкомом. Обычно она жила весьма уединенно в замке, выезжая только в случае крайней необходимости. Кэтрин избегала встреч с людьми, которые, не понимая, насколько она робка и застенчива, считали ее заносчивой и высокомерной. А после смерти Вилли, когда все сплетники принялись шептаться и злословить, ей стало еще труднее преодолевать свою внутреннюю скованность.
Но, несмотря на вою свою застенчивость, она еще никогда не доходила до такой грубой выходки, как отказать гостю, который специально приехал повидаться с ней. И потом – одно дело не пожелать встретиться с тем, кто мог оказаться констеблем. Другое – выставить знаменитого ученого. Она и без того оскорбила его уже тем, что солгала ему. Так что самое лучшее – прямо попросить прощения за свое поведение.
Всматриваясь в ее лицо, Бос сказал:
– Если вы хотите, я могу отправить записку на постоялый двор, вызвать мистера Ньюкома сюда.
Кэтрин покачала головой:
– В этом нет никакой необходимости. Завтра мне все равно надо поехать в Лондезан, так что я сама принесу ему свои извинения.
Дворецкий кивнул и встал с кресла:
– Есть ли у вас еще какие-то дела, в которых я мог бы вам помочь, мадам?
– Нет. Спасибо, что вы так близко приняли к сердцу… случившееся.
– Я просто высказал то, что у вас было на уме, – ответил Бос. – Уверен, что вы и сами нашли бы правильный выход.
Иной раз Кэтрин готова была счесть своего дворецкого рыцарем без страха и упрека. В другой раз думала, что лучше бы он просто промолчал. Случалось, она не совсем понимала его, как это произошло и на этот раз. «Правильный выход:..» Ее всегдашняя манера – прятаться от всего в свою скорлупу. И Бос прекрасно знал это свойство ее характера. Неужто он намекает на то, что нельзя изменять самой себе?
– Я оставлю вас. Поразмышляйте обо всем на досуге. – С болезненной гримасой дворецкий двинулся к выходу. – Вам прислать поднос или вы будете ужинать за общим столом, как обычно?
Кэтрин мгновение колебалась.
– Пожалуй, пришлите поднос. Бос нахмурился:
– Надеюсь, вы не собираетесь снова вязать до полуночи, мадам? Миссис Гриффитс впала в панику, когда вы не отозвались на ее стук позавчера рано утром. Она вдруг вообразила, будто вас похитили и продали цыганам. Только после того, как я догадался заглянуть к вам в кабинет и обнаружил, что вы заснули в кресле…
Кэтрин, усмехнувшись, покачала головой:
– Думаю, сегодня я не стану засиживаться. Вчера я просто боялась, что не успею закончить свадебный подарок. Еще часа два работы, и я лягу спать.
– Ах да! Свадьба. И вы предполагаете посетить торжество?
Бос знал, что она не ходила ни на одну свадьбу после смерти мужа. На похороны. – пожалуйста. На крестины – непременно. Но на свадьбы – ни под каким видом.
Но эта свадьба – исключение из правил.
– Я пойду, – ответила она, делая вид, что не заметила нотки сомнения, промелькнувшей в его голосе. – Анни никогда не простит мне, если я не приду на свадьбу ее дочери.
– Понимаю, – пробормотал Бос. И поскольку она явно не собиралась продолжать разговор, склонив голову, открыл дверь. – Так я пришлю вам поднос, мадам.
Кэтрин развернула перед собой почти законченный плед. Он был сделан из самой лучшей шерсти, которой так славились ее овцы. В углу Кэтрин вывязала инициалы Тесс и ее мужа. И когда она потрогала эти выпуклые буквы, теплое чувство шевельнулось у нее в груди. Впервые за пять лет при мысли об идущей под венец паре у нее не вспыхнуло ощущение горечи и боли. Впервые за пять лет в душе проснулась надежда.
И все это благодаря чаше.
Отложив в сторону вязание, она подошла к книжным полкам и нажала правой рукой на стенку второй полки, а левой – на четвертую. Они удивительно легко подались внутрь, и на их место выдвинулась потайная полка. Это потайное отделение было встроено в полки задолго до ее рождения. Ее бабушка использовала его в качестве сейфа, то же самое делала и Кэтрин. В настоящее время здесь хранилось то, чем она дорожила больше всего на свете.
Дневник ее прародительницы. И бронзовая чаша.
Кэтрин прижала ее к груди – точно так же, как в ту страшную ночь, когда она впервые оказалась у нее в руках, С первого же взгляда Кэтрин угадала: это тот самый сосуд, который она так долго разыскивала. И едва кончики ее пальцев прикоснулись к покрытым патиной времени стенкам, будто молния пронзила ее насквозь. Такой острой была надежда, что с этой минуты все изменится, все пойдет совсем по-другому, не так, как раньше.
Кэтрин замерла, рассматривая изображение на чаше… Дева, наготу которой скрывал только поток густых волос. Мужественный воин. И ворон, смотревший, казалось, прямо на нее круглыми блестящими глазами. Какие-то не-понятные знаки были выбиты на стенках. Быть может, тайные письмена друидов, расшифровать которые она, конечно же, при ее скромных знаниях никак не могла. И лорд Мэнсфилд не внес ясности в этот вопрос.
Лорд Мэнсфилд. По-прежнему прижимая сосуд к груди, она содрогнулась: бедный молодой человек!
Номер газеты «Тайме» попался ей на глаза в маленькой лондонской гостинице, когда она садилась завтракать, на следующий день после приобретения чаши. На первой полосе крупными буквами сообщалось, что лорда Мэнсфилда убили и ограбили как раз рядом с постоялым двором, где с ним встречалась Кэтрин.
Как странно. А ведь они могли напасть и на нее, если бы она не выскользнула через черный ход. Какое-то жуткое предчувствие владело тогда ею, Кэтрин не оставляло ощущение, что за нею следят. Наверное, впервые в жизни ее робость сослужила ей добрую службу и помогла избежать смерти.
Прежний холодок снова пополз по спине. В тот день, поддавшись безотчетному порыву, Кэтрин сменила гостиницу и даже уехала в Уэльс в дорожной карете, не дожидаясь назначенного через два дня отплытия корабля, на который уже заказала билет.
Наверное, ей все же следовало обратиться к представителям закона и заявить им о том, что она видела лорда Мэнсфилда накануне его смерти. Но сама мысль о необходимости отвечать на множество вопросов этих совершенно чужих людей, да еще англичан, приводила Кэтрин в трепет. И к тому же она понятия не имела, о чем ей, собственно, рассказывать. Она же ничего не видела. И вывести констеблей на след убийц все равно не сможет.
А вдруг эти представители закона неверно истолкуют ее присутствие на постоялом дворе? Им может прийти в голову, будто она решила соблазнить его, чтобы завладеть сосудом. Им может показаться подозрительным, что она подписалась не своим именем, а прозвищем – Леди туманов….
Но это был единственный способ привлечь к себе внимание, заставить его пристальнее вглядеться в письмо незнакомки, получить его согласие. Ведь он не первый из семейства Мэнсфилдов, к кому обращалась Кэтрин. Сначала она написала его матери, но та сразу отвергла ее предложение. Только после этого Кэтрин решила убедить сына продать сосуд. Именно поэтому она не стала называться своим собственным именем, – на случай, если он матери упомянет о предстоящей сделке. И вот лорда Мэнсфилда убили.
Нет. Стражи порядка, конечно, с большим подозрением отнесутся ко всей этой истории, учитывая, что леди Мэнсфилд была против продажи. А вдруг у Кэтрин отберут бронзовую чашу?
Услышав шаги в холле, она поставила чашу на место и закрыла потайной сейф. Сердце ее тревожно забилось. Кто-то вошел к ней, даже не задержавшись у двери. Хорошо, что это была всего лишь молоденькая служанка, которая внесла канделябры с горящими свечами. Кэтрин с облегчением перевела дыхание.
Ее страх, что кто-то узнает про сосуд, просто абсурден. Ведь все равно ей придется показать эту чашу – хотя бы только своему суженому. В конце концов, она и разыскивала чашу лишь ради возможности безбоязненно снова выйти замуж. Ей необходимы были муж и дети, которые унаследуют поместье. Иначе его захватит сэр Хью, ее свекор, или те, кого он назначит своими наследниками. Одним словом, люди, которые сразу же увеличат ренту, начнут выселять арендаторов из их домов, – переделывать все и вся, вносить новшества, не разобравшись толком, пойдет это на пользу людям или нет.
Мысли о грозном свекре тотчас вызвали воспоминания и о его сыне Вилли, характер которого отличался от отцовского не меньше, чем ее – от бабушкиного. Они с Вилли тянулись друг к другу, поскольку у него была такая же мягкая натура, как и у Кэтрин. Он предпочитал уединение, книги и спокойные содержательные беседы. Вилли был постоянным свидетелем всевозможных буйных проделок отца, и его ничуть не удивляло, что Кэтрин избегала бывать у них.
Но ведь они и встретились лишь тогда, когда его отец и ее бабушка заспорили о том, кого следует выбрать в мэрию. И пока старшие яростно доказывали друг другу свою правоту, Вилли и Кэтрин, забившись в тихий уголок, обнаружили, как много у них общих интересов. С этого момента их дружба все росла, пока не перешла в светлое, нежное чувство полного взаимопонимания.
Недостаток бурных проявлений в их отношениях не особенно беспокоил Кэтрин. Она с удовольствием решилась разделить свою судьбу с Вилли и предвкушала долгую и счастливую жизнь с ласковым мужем в просторном замке. Кэтрин надеялась, что у нее появятся дети, которые и станут владеть имением после смерти родителей.
Она нашла дневник после смерти Вилли, и будущее представилось Кэтрин в весьма мрачном свете. Ей придется одиноко доживать свои дни в Плас Найвл – без мужа и детей, – потому что она ни за что не решится рисковать еще чьей-то жизнью.
К счастью, ей все же удалось установить местонахождение сосуда. И впереди сверкнул луч надежды: кажется, она сможет начать все сначала. Наконец! Слишком томительными стали бесконечно длинные ночи, которые она проводила одна в огромной постели.
Они с Вилли успели обменяться до дня свадьбы лишь несколькими поцелуями. Дальше этого они не пошли. Но Кэтрин знала, что происходит в супружеской спальне. И мысли об этом начали все более и более будоражить ее воображение. Они смущали ее. Кэтрин никак не могла решить, можно ли ей думать о мужчинах подобным образом? Ну, конечно же, можно. Что тут дурного? Это вполне естественно и в порядке вещей.
Многие вдовы, следуя обычаям, заводили себе любовников. Но Кэтрин и помыслить не могла об этом. Не хватало, чтобы к тем слухам, которые распускали о ней в городе, прибавились еще и эти.
И к тому же ей не нужен был временный любовник. Ей хотелось, чтобы рядом с ней находился мужчина, который останется с ней навсегда, в чьих глазах она сможет прочесть любовь, а не просто похоть.
И вдруг помимо воли перед ее глазами возник высокий сильный мужчина… который стоял на берегу озера Алин Фэн-Фах. И снова она ощутила, как его взгляд скользит по ее телу: от шеи и ниже, к груди…
«Остановись!» – приказала она себе, но было уже поздно. Лицо ее пылало.
С чего это ей вспомнился Эван Ньюком? Он знаменитый ученый. Скорее всего женат. А если и нет, с какой стати он обратит внимание на ничем не примечательную провинциалку, если десятки знатных англичанок наверняка мечтают завоевать его расположение?
И все же нечаянная улыбка скользнула по губам Кэтрин, когда она снова вспомнила, как он смотрел на нее – словно хотел проглотить живьем. До него ни один мужчина не смотрел на Кэтрин таким взглядом…
Даже мысль об этом заставила ее сердце затрепетать. Если он и завтра вперится в нее таким же взглядом, она просто не сможет вымолвить ни слова и будет стоять как дурочка, растерянно хлопая глазами.
При всей ее врожденной робости, на Кэтрин еще никогда не находил такой столбняк, как при встрече с ним. Интересно, что бы это значило?
