Текст книги "Азимут «Уральского следопыта»"
Автор книги: Давид Лившиц
Соавторы: Борис Галязимов,Иван Беляев,Давид Фаермарк,Евгений Ананьев,Игорь Пьянков,Станислав Мешавкин,Станислав Шварц,Альфред Гольд,Мария Пинаева,Анатолий Поляков
Жанры:
История
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 12 (всего у книги 20 страниц)
Давид Лившиц, Анатолий Поляков
Нов-Город на Каме
Из старинной Елабуги, точнее – из ее предтечи, села Трехсвятского, в 1626 году выделилась из крестьянской общины ватага предприимчивых мужиков. Они переправились на пустые земли на левом берегу Камы и основали тут починок – Челны. То ли они эти свои выселки сразу назвали Челнами – на юрких челнах, поди, приплыли – и от них получила имя и речка Челнинка, то ли, наоборот, у речки позаимствовали имя своему поселению. Дело это спорное – как оно тогда было?
Так и пошли Челны, потом – Бережные Челны, а еще позже – почему-то Набережные Челны[2]2
Постановлением ЦК КПСС, Президиума Верховного Совета СССР и Совета Министров СССР от 22 ноября 1982 года город Набережные Челны переименован в город Брежнев.
[Закрыть]…
Красиво звучит: Набережные Челны! Неплохо – и Бережные Челны: есть в этом имени что-то и от «берега» и от слова «беречь».
Сто лет назад по «Списку населенных мест Уфимской губернии» в Набережных Челнах числилось: жителей обоего пола 720 душ, 136 дворов, церковь, училище, водяная мельница, 18 лавок, три ярмарки в году и базары по пятницам. Тут же назывались и главные профессии челнинцев: кроме хлебопашества они бурлачили и работали на пристани.
В 1890 году, по дороге на Сахалин, А. П. Чехов, проплывая по Каме, писал сестре:
«Камские города серы: кажется, в них жители занимаются приготовлением облаков, скуки, мокрых заборов и уличной грязи – единственное занятие».
Таковы были Набережные Челны на рубеже веков.
В путеводителе «Поволжье» за 1925 год, под редакцией проф. В. П. Семенова-Тян-Шанского о Набережных Челнах сказано, что это село насчитывает свыше 1000 жителей, что это крупная хлебная пристань с огромными амбарами, элеватором, мельницами.
От старой мельницы, от амбаров сейчас и следа не осталось, а вот элеватор все еще красуется над Камой – как мастодонт, как плечистый утес над рекой. Он, кажется, вечен, этот некогда крупнейший в России элеватор. Он многое повидал на своем веку: и «как бурлаки идут бечевой», и шумные базары но пятницам, и мокрые заборы вдоль лабазов, и толчею барж у причалов… Стал элеватор-циклоп и свидетелем великого обновления Набережных Челнов, когда сюда двинулись со всех концов страны люди, чтобы построить здесь новый завод, каких свет не видывал, и новый город, какой и во сне никому из здешних жителей не снился…
1972 годВ диспетчерской не заскучаешь. Шоферы – народ разбитной и шумливый.
– Меня на спецстрой. Там порядочек, а я, учтите, служил в танковых частях!
– Что? Не примешь путевку! Тогда навеки прощай: на общественных началах я работать не умею.
– Сюткина здесь нет?
Мы сидели в диспетчерской АТХ-6 и ждали «хорошего парня, комсомольца, передовика производства» шофера Владимира Косова.
– Кто видел Сюткина?
– Раечка, моему «Уралу» уже на пенсию пора, а ты посылаешь на ОЦП. Побойся бога!
– Сюткин сюда не заходил?
Все искали Сюткина, а мы – Косова. Сюткин в тот вечер так и не появился. Заместитель начальника АТХ по эксплуатации унес с собой разнарядку – ведомость, в которой расписано, кому куда ехать завтра. Всем интересно знать об этом заранее. А Сюткина нет. У него сегодня дел по горло. Да еще ЧП по его ведомству: шофер утопил в Каме самосвал. Водолазов пришлось приглашать, разбираться, кто прав, кто виноват.
И Косова нет. Раечка нам сказала:
– Его сменщик в отпуске сейчас, если Вову попросят поработать вторую смену, он не приедет рано.
Назавтра мы дежурили в диспетчерской с шести утра – снова караулили «хорошего парня» Косова. Раечка сказала:
– Он здесь. У них в колонне собрание. Как закончится, придет за путевками, я вам скажу.
А шоферы, как и вчера, получали путевки, галдели и снова… искали Сюткина.
– Сюткина никто не видел?
Бедный Сюткин. Его искали вчера вечером, потеряли и сейчас – ни свет ни заря… Вот работа, думаем, у человека – ни сна, ни отдыха.
Старший диспетчер кивнула нам: Косов появился. Не успели мы застегнуться – все-таки с героем предстоит знакомиться, – подошел парень.
– Это вы со мной поедете?
В темно-синем свитере и в неизменной шоферской телогрейке, ростом, правда, не богатырь, но улыбчивый, кровь с молоком, шофер Володя Косов сразу понравился нам.
– Стажерами, что ли, поедете или как? – Он, не дождавшись ответа, снова обратился к нам.
– Ну хотя бы стажерами…
Парень оглядел нас с ног до головы и, вежливо улыбаясь, пригласил:
– Тогда садитесь. Вот мой Орлик. Поедем в УПТК.
– Куда, куда?
– В УПТК. – Он удивился, что мы не знаем таких простых вещей. – В у-пе-те-ка. Там узнаем, куда наш путь лежит сегодня, что нам предстоит возить…
Вот так мы познакомились с Володей Косовым, шофером АТХ-6 ПУАТ из города Набережные Челны.
Пожалуй, надо сразу объяснить, что значит АТХ и ПУАТ, где работает Косов, что такое УПТК, куда мы едем.
Аббревиатуры – сложносокращенные слова – в большом ходу в Набережных Челнах. Там прямо обожают эти несуразицы и изобретают их в изобилии. Приезжий на первых порах ничего не понимает, будто без языка он, попал в чужую страну. При нас была разыграна такая сценка. Парень зашел в автобус и спрашивает у водителя:
– На гравзавод я попаду на этом?
– Ты что, читать не умеешь? – начал выговаривать ему с издевкой шофер. – На автобусе же написано русским языком: «На зябь через рус».
Парень все понял и вышел из автобуса. А мы ничего тогда не поняли. «Зябь», «рус» – догадайся, попробуй, что это такое.
АТХ-6 ПУАТ – это шестое автотранспортное хозяйство, проще говоря – шестой гараж производственного управления автомобильного транспорта. УПТК – значит управление производственно-технической комплектации. Заодно переведем и «зябь» с «русом». Слово «зябь» челнинцы произносят, да и пишут, мягко, ведь зябь – осенняя пахота – слово, знакомое каждому. А вообще-то ЗЯБ – это завод ячеистого бетона и большой поселок пятиэтажных жилых домов возле него. Трехэтажное здание, пока самое большое и самое красивое в поселке КамГЭС, где будет и почта, и телеграф, и телефон, называется РУСом – районным узлом связи.
В Камгэсэнергострое около пятнадцати подразделений – крупных строительных трестов, разных УЖВТ, РСЖЭУ, УМС, РТВК, УММ, УСТ и т. п. …
УПТК оказалось скромным на вид предприятием – несколько голубых вагончиков, стоящих на взгорке. Диспетчеры не «тянули резину и не разводили бюрократию», чего боялся Косов, а сразу сказали ему, куда ехать и что возить сегодня.
– На металлобазу поедем. А где она? Да найдем! Вперед, Орлик! – разворачивая панелевоз, весело проговорил Володя.
Опять он назвал свой грузовик Орликом. Значит, не случайно, не ослышались мы тогда. Спросили об этом у Володи.
– А так ведется у шоферов. Часто ведь приходится разговаривать со своей машиной. Вот и даем ей имя.
На большак выехали не сразу, долго пережидали, когда появится хоть небольшой просвет в сплошном потоке машин.
Огромной дугой, километров в двадцать длиною, как бы обнимая всю стройку, распласталась двусторонняя бетонка.
– Дорога номер один это. – Володя Косов начал входить в свою новую роль гида. – Еще ее называют у нас «дорогой жизни».
«Дорога жизни» не петляет. Зато бетонки под номерами 2, 3, 4, 5 и прочие дороги без номеров, ведущие к объектам, поселкам, станциям, трестам, базам, складам, деревням, заводам, образуют такую паутину, что найти там что-нибудь нелегко. Однако Володя был настроен оптимистически.
– Найдем. Если создали металлобазу, то и указатель должны вкопать.
И точно: по указателю мы нашли эту самую металлобазу. Весь день здесь и работали. Отвозили металл, привозили светильники и еще что-то, кого-то ждали, с кем-то ругались.
Между делом, в пути, когда мы оставались втроем, Володя рассказывал о себе.
Из-под Кустаная он. Там работал шофером. Учитывая, что он баянист, его выдвинули на должность завклубом.
– Культурный фронт до сих пор у меня вот тут, – он провел ладонью по шее. – Не долго я руководил клубом в поселке. Хотел на бензовоз уйти – подсунули мне легковушку. Не понравилось. Приехал сюда. Вот уж два года тут и работаю.
– И как?
Он не стал отвечать на вопрос. Рано, дескать, еще. Покатайтесь, посмотрите сами. Мы ехали от прессово-рамного завода к универсальному складу. То слева, то справа, то параллельно нашему пути тянулись – не видно им конца – трубы теплотрассы. Это дорога петляла, а трубы пролегли как стрела. Мы спросили у Володи, куда они тепло несут, когда их проложили.
– В Новгород от ТЭЦ идут. А вообще-то знаменитые эти трубы. Строили трассу здорово! Вот денечки были!..
Осенью 1971 года в Новом городе были сданы В эксплуатацию несколько многоэтажных домов. Что газа в них нет – можно потерпеть, а вот без тепла не проживешь. Котельную на ТЭЦ обещали пустить к холодам. Но не станешь же возить оттуда тепло на… самосвалах.
И решили камазовцы: прокладку теплотрассы от ТЭЦ до Нового города, это больше десяти километров, считать ударным фронтом ударной стройки.
Без выходных, день и ночь кипела работа. Кто уставал – того сменяли. Не выдерживался график – объявляли комсомольский воскресник. Обедали строители тут же, на рабочем месте. Не ходили в столовую-вагончик, а столовая сама приезжала туда, где ребятам требовалось подкрепиться.
Фронт работ на теплотрассе был разбит на несколько участков. И вот они сомкнулись. Еще несколько дней – и рекой потекло тепло в Новый город. Как раз перед сильными холодами сотни благоустроенных квартир были заселены строителями.
Вот какая, оказывается, эта теплотрасса!
Косов – парень выдержанный и вежливый, но на универсальном складе и он разворчался:
– Напридумывали тут разной бухгалтерии! Пять минут грузишь – полчаса ждешь пропуска. Машина стоит, а им хоть бы что.
– Куда начальство смотрит? – подзадорили и мы его.
– Вот именно!
На металлобазу Володя гнал «ЗИЛ», как застоявшегося коня.
– Успеть надо до обеда. Уйдут стропали – куда денемся с грузом? И столовки нет поблизости.
Успели. Рабочие ждали нас.
Вагончики, вагончики!.. Голубые, серые, зеленые – великое множество их в Набережных Челнах. Все-таки самая острая проблема здесь – жилье. И пока выручают вагончики. В них размещаются штабы трестов, управления, диспетчерские, прорабки, медпункты, столовые, разные конторы и – квартиры. Тысячи строителей живут в них.
Вагонные городки носят громкие и поэтические названия: Энтузиастов, Колосок, Молодежный…
По утрам сюда приезжают «вахтовки» – автобусы или крытые бортовые машины и развозят рабочих на работу. Вечером привозят.
В прошлом году поселок Молодежный вдруг разросся, детей много стало, а школы нет. Пока рядили да согласовывали, как быть, – наступило 1 сентября. На КамАЗе действуют решительно, смело и тогда, когда дело касается вот таких житейских проблем. Школу открыли в административном бараке треста Промстрой. Для контор и управлений треста в течение одного дня возвели палаточный городок. В поселке ударными темпами собирали большое щитовое здание. Через полтора месяца школа переехала туда.
– Вон там внизу еще один поселок мини-домиков. – Володя притормозил машину. – Самый романтичный из всех. Смотрите.
Да, этот поселок заслуживает особого внимания: в центре его, возвышаясь над крышами, над телеантеннами, стоит черная громада – паровоз под парами. Здесь нет котельной, и все квартиры отапливаются старым добрым паровозом.
– А называется он как, сказать? Надежда! Здорово ведь? Надежда… получить квартиру. – И, чуть помолчав, Косов добавил: – Может, и нам с Лидушей здесь дадут комнатку вместе с надеждой на квартиру.
Есть в Набережных Челнах и палатки. Немного, но есть.
Долго мы бродили среди заборов, складов, гаражей – искали ПУАТ и комсорга Володю Тормосина. И вдруг – палатка, невысокая, почерневшая. На деревянной двери две таблички: «Пожалуйста, плотнее прикрывайте двери» и «Комитет комсомола ПУАТ».
Потом, когда мы мотались по стройке, нам тоже попадались полотняные домики. Трест Автозаводстрой сооружает прессово-рамный завод. Размах работ здесь – как всюду, дело кипит и спорится. А вот для управленческих служб, для парткома и завкома не успели даже вагончики завезти – только поставили улицу палаток. Летом-то в них неплохо, жить можно. А зимой? Говорят, и зимой тепло.
Обедали мы в огромной столовой в Новом городе.
Когда Новый город будет построен полностью, эту столовую, наверное, снесут – она временная. А жаль, хорошая столовая. Как говорят общепитовцы, и посадочных мест достаточно, и пропускная способность велика. Здесь чисто, светло и кормят вкусно. Но народу – полно.
На улицах тоже – как во время праздничной демонстрации. В городские столовые и в часы «пик», и в любое другое время – хоть не заходи. В магазинах тоже не протолкнешься. В них богатый выбор товаров и продуктов. Покупают все, но самый ходовой товар в Набережных Челнах – кастрюли, сковородки, прочая посуда. А еще – транзисторы и книги. При нас в городе открылся новый книжный магазин. Что там творилось в течение тех дней, пока строители не раскупили все интересное! Кажемся, выбрось в продажу в эти дни эмалированные кастрюли первого сорта – никто их не заметит…
Однако движется очередь. Чем ближе к раздатке, тем веселее ждать.
– Душа-кормилица, ты мне сметаны не жалей. Лей, лей ее в мой рассольник!
– Ты от сметаны вспотеешь!
– Я? От сметаны? Да разве от нее потеют?!
– Тогда бессонница замучает.
– Ну, это может быть, если тебя вспомню!
Вдоль очереди с подносом в руках пробирается парень. Он вежливо бормочет: «Разрешите! Разрешите!» Его придержали.
– Ты что, старик, так не положено.
– Да мы вместе вон с ним, ну! Ведь на куртках же написано, ну!
У него и у того парня, к которому он пробирался, на спинах крупно написано: «Свердловск». Пролез-таки! С размаху хлопнул друга по плечу. Тот обернулся, удивился. «Друзья», оказывается, встретились впервые – оба «свердловчанина» расхохотались. Очередь тоже.
В субботу Володя Косов работал в две смены. И в воскресенье с утра в гараж. Обычное это дело на КамАЗе – «не замечать» выходных, если дело стоит, если надо наверстать потерянные дни, не упустить время, создать фронт работ для тех, кто придет на объект завтра. Ну, а шоферам всегда находится работа. Они ведь и в прямом и в переносном смысле – главная движущая сила стройки.
В воскресенье Косов работал одну смену и пригласил нас вечером в гости.
Лиду Косову мы такой себе и представляли. Милая, добрая, веселая, одним словом – Володи Косова жена, и этим все сказано. Она из Татарии, работала в колхозе экономистом, была на виду всей деревни, все ей дома нравилось. И вот КамАЗ заманил девчонку. Приехала. Здесь ей тоже нравится. Здесь познакомилась с Косовым. Лида заставила стол угощениями. Муж оглядел его критическим взглядом главы дома и сказал:
– Картошки не хватает. Давай, Лидуша, полную нашу семейную сковороду нажарь, а!
В общежитии закон: в одиночку не отмечают праздники, семейные торжества. Если гость пришел к тебе – он гость всех соседей. Позвали Анвара Хайретдинова с женой, они с донкой живут в отдельной комнате. Анвар – тоже шофер, тоже, как и Косов, передовик производства.
– Мы с ним как братья с одинаковыми биографиями, – говорит Анвар. – И наши портреты на Доске рядом висят. Интересно!
За столом хозяева старались разговаривать только на «отвлеченные» темы. Но не получилось. Как-то само собой зашла речь о родном им КамАЗе, о делах на стройке.
– За день наездишься, насмотришься, сколько кругом наворочено земли, сколько дел впереди, – и сомнение возьмет: успеем ли в срок построить завод? – Косов посмотрел на Анвара, чтоб он ответил.
– А ты вспомни, Вова, что было в прошлом году, вспомни, что было в том месяце, на той неделе. Сравни. А? Построим.
Разговор оборвался в восемь вечера – все перешли в комнату Анвара смотреть очередную серию очередного теледетектива. Потом ребята опять спорили, ругали порядки на стройке. Лида мечтательно сказала:
– Интересно, какой станет жизнь в Набережных Челнах, когда все-все здесь будет построено?
– Мещан много понаедет. Знаешь, какие квартирки в Нов-Городе?! На такое жилье сыщутся охотники, – это говорит Анвар.
– Не пустят их сюда! – убежденно ответил Косов.
1976 год«Меняю квартиру в Армавире на Набережные Челны…», «Меняю квартиру в поселке КамГЭС на равноценную в Новом городе…», «Муж и жена снимут комнату…», «Кому нужна няня, обращаться…», «Потерялся дог шоколадной масти, нашедшего прошу вернуть за вознаграждение…» Всякие объявления смотрят со стен и столбов старых и новых улиц города. Но все эти житейские призывы заглушает один звонкий, как труба, клич: «Требуется!..»
«Требуется, требуется, требуется!..» Кто только не нужен сегодня новому автозаводу и молодому городу. Каменщики, экономисты, маляры, монтажники, учителя, шоферы, врачи и бульдозеристы…
Еще недавно многие профессии ждали своего часа: токари работали трубоукладчиками, технологи – воспитателями общежитий, контролеры – вахтерами, наладчики – штукатурами… Сегодня завод и его службы, город и его службы могут освоить едва ли не все мыслимые специальности. И требуются: слесари, операторы, термисты, формовщики, закройщики, программисты, специалисты, знакомые с электронным оборудованием, наконец, акушеры, повара и официанты в рестораны экстра-класса…
Требуются все!
И все-таки случаются «проколы».
Когда Люба Михеева в первый свой отпуск приехала сюда в гости к сестре и увидела, что это за город, она пошла на почту и послала домой телеграмму: «Мама, остаюсь, увольняйте».
«Люба, подумай. Мама» – другого ответа она и не ожидала. Но документы пришли быстро, и Люба отправилась на РИЗ – ремонтно-инструментальный завод – устраиваться на работу. Ей очень хотелось работать здесь: так кругом чисто, красиво, всюду цветы, не завод, а павильон. В стеклянной кабинке, как в хрустальном ларце, начальник сидит, улыбается приветливо.
– Что умеете делать? – спрашивает.
Люба работала до этого на заводе, и она с гордостью назвала свою редкую профессию:
– Я инструктор по производственной гимнастике.
Кадровик засмеялся и сказал:
– Очень сожалею, девушка, но гимнасты нам пока не требуются. Станочники нужны.
Вечером Люба спросила у мужа сестры:
– Ты, Витя, кем работаешь?
– Станочником. Фрезеровщиком на копировальном станке. А что?
– Да так, надо…
На автозаводе в большой комнате сидели за столами представители будущих цехов и набирали себе кадры. Люба подошла к одному из них. Худощавый, на щеках складки – потому что всегда улыбается, – он поднял на нее глаза:
– Вам фрезеровщики нужны? – бойко спросила Люба.
Веселый с ходу стал ее «продавать»:
– Кому нужна фрезеровщица? Молодая, симпатичная, бойкая…
– И спортсменка к тому же, – вставила Люба.
– Фрезеровщица? – заинтересованно спросил кто-то. – А на каком станке?
– На кооп… Ну, на этом самом, как его… кооперативном, – не очень уверенно ответила Люба.
От хохота задребезжали рубероидные стены конторы. Когда смех утих, веселый сказал:
– Ладно, спортсменку я беру в свой кооператив, в цэпэ и сэу.
Так Люба Михеева и попала в цех подвесок и седельных устройств автосборочного завода. Веселый кадровик оказался начальником ее участка Топилиным. Он и послал Любу на четыре месяца в Москву – учиться на фрезеровщицу.
Слыхала Люба, что многие на стажировку ездили даже в Париж. Но и Москва – дай бог каждому, особенно если ты попадаешь в нее впервые…
Набережные Челны, быть может, самый бурно растущий город в стране. Шутка ли сказать: за пятилетие городок вырос в 10 раз!
Это – как снежный ком. Приехал человек на стройку, обжился немного и пишет на родину письмо сестре, брату, свату, зятю, шурину или еще там кому: «Устроился, мол, хорошо, работа – что надо, приезжай!» И тот едет. Сколько мы встречали в Набережных Челнах людей, которые вот так попали сюда. Люба приехала к сестре, а ее сестра – к мужу, Виктору Сухорукову. А у Виктора здесь два брата еще и отец с матерью…
К слову, Сухоруковы – уральцы, все мастера по металлу. Продали они дом в Верхней Салде и перебрались на Каму, к «первопроходцу» Виктору. Здесь отец с сыновьями быстро сколотили вагончик – тогда еще можно было самовольно строить временное жилье – и зажили. Правда, поначалу Сухоруковым пришлось плотничать, работать землекопами, малярами. Сейчас они у своего дела – в цехах работают. И квартиры получили. А вагончик заселил после них сосед из Верхней Салды – письмо написали ему Сухоруковы. Потом и тот получил квартиру в «небоскребе». Но вагончик уж не передал «по наследству» – снесли времянки в Челнах.
А вот Мишке Данилову не к кому было приезжать в Набережные Челны. Он ехал, можно сказать, сам к себе, ехал начинать свою жизнь, за мечтой ехал он сюда.
Миша Данилов родом из Татарии же, из небольшого поселка Лаишево, что близ Казани. Есть у него отец, есть у него где-то мать, а детство его прошло в детдоме. Так уж случилось – чего не бывает в жизни…
В ГПТУ, куда послал его детдом, он учился старательно, получил специальность, какую и хотел – слесаря. И тогда решил: «Поеду теперь на КамАЗ. На КамАЗ – больше никуда!»
В самолете он оказался возле молодых парней, которые возвращались домой, в Челны, похоже, из командировки. Они сразу обратили на него внимание. В его облике было что-то такое, что отличало его от них – таких уверенных, даже самоуверенных, праздничных и веселых парней. Трудные дни оставили след на его лице. Он вел себя нелюдимо, прятал руки, торчащие из коротких рукавов, был какой-то неухоженный и необласканный. Они разговорились, хотя вытянуть из него слово было делом непростым.
– Куда же ты теперь? – спрашивал высокий парень. – Чего молчишь-то?
Самолет шел на посадку.
– Ладно, договорились. Сегодня переночуешь у нас.
В общежитии его посадили за общий стол, накормили.
– Давай, давай, – подбадривали его за ужином. – Считай, что дома, не стесняйся.
Мишка ни за что не хотел ложиться на кровать.
– Да не-е, я вот тут… – бубнил он.
Высокий даже голос повысил:
– Не спорь со старшими! – И уж ласковее, как мог, добавил: – Я вот ненавижу кровати. Если бы не образцовый быт, спал бы всегда на полу. – Он кинул на паркет ватник, лег, давая понять, что спор окончен.
Утром высокий положил перед ним колбасу, хлеб, треугольный пакет молока – на завтрак и, уходя, сказал:
– Ни пуха ни пера! Если что – так вечером снова дуй сюда.
Мишка думал – все просто: раз требуются рабочие, значит, примут его.
В отделе кадров завода двигателей, куда он прилетел, как на крыльях, радостный, вышла, однако, заминка. Начальник даже документы не попросил, а, оглядев его, спросил тихо:
– Сколько же тебе лет?
– Шестнадцать, а что?
– То-то и оно, что шестнадцать. С восемнадцати мы берем. Придется тебе съездить в горисполком, там есть комиссия по делам несовершеннолетних. Без их разрешения не можем…
В горисполком он не поехал. Для верности сначала решил зайти в заводской комитет комсомола.
Русоволосый, в костюме с иголочки, в модной, в полоску, белой рубашке, при ярком галстуке вежливый молодой человек – это был заместитель секретаря Слава Захватов – внимательно выслушал его сбивчивый рассказ и грустно так промолвил:
– Ты понимаешь, тебе ведь трудно помочь. Закон у нас такой…
– А я не уйду отсюда. А путевка на что? А комсомол на что? А учился на слесаря на что? – куда и девалась Мишкина застенчивость. Перед Захватовым сидел другой – настырный и упорный парень, который не отлипнет.
То ли вот такой крутой поворот разговора, то ли Мишка Данилов понравился Захватову, так или иначе заместитель секретаря помог ему – позвонил туда, сюда, одному, другому и сказал:
– Иди, тебя ждут.
Поспешность сыграла с Мишкой печальную шутку. Он ошибся дверьми и предстал в горисполкоме перед дамой, которая действительно занималась делами несовершеннолетних, но Захватов звонил и договаривался не с ней. Наоборот, Слава избегал эту даму. «Как же я мог так окараться, – думал Мишка. – Ведь Слава же говорил еще мне: «Иди только к Хакимовой».
Но было уже поздно. Дама даже не дослушала его:
– Все ясно, – отрезала она. – Уезжай, откуда приехал…
Он вышел на улицу. Пронзительно резал лицо ветер, тонкий, как гитарные струны. Солнце, яркое уже и по-мартовски вольное, еще не согревало город. «Куда теперь?» – думал Мишка, озираясь по сторонам. Денег оставалось на два раза поесть. Он сунул руки в карманы пальто и зашагал вдоль проспекта Мусы Джалиля. В форточке девятиэтажки торчал динамик и вопил на весь микрорайон:
Не надо печалиться,
Вся жизнь впереди!
КамАЗ!
Что значит приезд одного человека на эту стройку? Мудрено ли в Набережных Челнах затеряться ему, остаться незамеченным, обойденным вниманием?
Сто квадратных километров занимает завод. КамАЗ – это шесть заводов: ремонтно-инструментальный, литейный, прессово-рамный, кузнечный, двигателей и, наконец, главный, венчающий труд всех, – автосборочный. Каждый из них, безупречный по функциональной целесообразности и конструктивному изяществу, поражает воображение и размерами. Скажем, коробка автосборочного завода шириною в 380 метров вытянулась в длину на 1150 метров! Под этой крышей – возьмем для сравнения пример из арсенала болельщиков – можно расположить 73 футбольных поля!
На 25 километров растянулся город. 200 километров отличных бетонных дорог опоясали его. Широченная, как взлетная полоса, пролегла к заводским корпусам главная дорога – шоссе № 1. По ней идут нескончаемым потоком, как живой непрерывный пунктир, машины. Будто кто-то запускает их в оба конца – на себя и от себя.
150 000 грузовиков и 250 000 двигателей в год – вот что такое КамАЗ!
Длина конвейера 660 метров. На одном конце легла рама, а с другого конца на испытательный стенд своим ходам выкатилась готовая машина. Можно встать с секундомером на финише конвейера, а можно поверить и на слово: каждые три с половиной минуты из цеха будет выезжать готовенький грузовик. Представляете себе: двести десять секунд, и «испечен» – не бублик, не шаньга – мощный автомобиль! А двигатели – дизели в 180 или 210, или 260 лошадиных сил вместе с коробкой передач – будут делаться и того быстрее – через каждые две минуты!
Старый городок затерялся среди громад домов, поселок КамГЭСа зажал его со всех сторон. А там вдали, словно мираж, встал на пустом месте светлый, неправдоподобно новенький Новый город.
Кто-то на доске маршрутного указателя однажды начертал сокращенно: «Нов. Город». Так и пошло, прижилось хорошее имя – Новгород. Новгород на Каме.
За пять лет в Набережных Челнах строят по два миллиона квадратных метров жилья! Дома великолепные – по качеству отделки на уровне столичных стандартов. И город строится, строится, строится, и, кажется, конца этому не видать…
В иные дни в город приезжают, чтобы устроиться на работу, осесть тут – сотни человек. В тот день, когда в Челны прилетел самотеком Михаил Данилов, горком комсомола принимал отряд ЦК ВЛКСМ численностью в 800 человек.
Так мудрено ли в этих глобальных масштабах затеряться, остаться незамеченным одной человеческой единице?
Сказочный, занятый, напряженный до предела, полный забот КамАЗ, КамАЗ, через руки, глаза, улицы, конторы, бытовки, общежития которого ежедневно, ежечасно, ежеминутно проходят тысячи, – заслужит ли он, всесильный КамАЗ, упрека, если в этой сутолоке не заметит, не сможет заметить нечаянного человека, прибившегося к его шумному причалу в одиночку?
КамАЗ, однако, добр ко всякому, кто очень хочет связать свою судьбу с ним. И наш Михаил Данилов стал-таки камазовцем.
Вторую ночь он ночевал в горисполкоме и застал Хакимову, получил разрешение работать на заводе. На заводе он попал к заместителю начальника цеха. Роман Петрович – был конец дня – привел его к себе домой, накормил, уложил спать, а утром отправил оформляться.
– Это ты, который из детдома и ночевал сегодня у Калабина? – остановил Мишку на другой день незнакомый человек – очкастый крепыш.
Мишка почему-то испугался, готов был дать деру. Но через минуту он уже знал, что экономист Виталий Рожковский не собирается обижать его.
– Ближе к делу. Без денег? Сегодня не обедал? Ночевать негде? – Мишке и отвечать не пришлось. Виталий Рожковский сам решил его судьбу на ближайшие дни: – Вот тебе деньги, отдашь из получки. Ночевать будешь у меня, пока не устроишься.
На четвертый день своей жизни в Набережных Челнах Михаил Данилов получил новенький заводской пропуск. «Неужели я рабочий КамАЗа?!» – Мишке даже не верилось, он вертел в руках пропуск и не мог налюбоваться. Это тебе не какой-то картонный складень, что быстро замусолится, а настоящий мандат – под толстым прозрачным плексигласом и с фотографией.
Он думал в это утро про всех, кто ему помог: «Хорошие люди, только немножко смешные: сперва отговаривают, а потом помогают».
И был день, и была дорога, которую он всю пробежал бегом – от общежития до самой проходной. И не потому, что проспал или опаздывал, а просто так – пробежал, и все. И была первая рабочая смена, которая прошла, как в тумане…
«Чтобы работать рядом, вовсе нет надобности любить друг друга», – так когда-то сказал о конвейере автомобильный король Форд.
Когда Люба Михеева услышала от нас эти слова, она не сразу и поняла, о чем идет речь.
– Форд, а говорит глупости, – в ее глазах вызов. – Как это работать вместе и не дружить?! Ведь здесь каждый от каждого зависит.
И Люба стала рассказывать нам о своих товарищах – о Люде Гудиной и Гале Набиулиной, о братьях-близнецах Яговкиных – Сереже и Володе, о Надежде Черепановой – тете Наде, Азиме Габдрахмановой и Ангелине Волковой, о боевой комсомолке Тане Щеголевой и скромном парне Юре Бывальцеве… Кто что любит, кто с кем дружит, у кого какая печаль, у кого какая радость, что свело их – тридцать разных в одной бригаде? И почему они живут интересами друг друга, и делами участка, и новостями завода, и жизнью города? И как они всей бригадой шефствуют над девятым классом «г» средней школы № 16…
– Общественной жизни не хватает вашему Форду, вот что я вам скажу, – не без сочувствия к автомобильному королю подытожила Люба, комсорг бригады, цеха подвесок и седельных устройств автосборочного завода.
Хоть и велик Новый город на Каме, а люди там на виду и знают друг о друге.
О Виталии Рожковском и Романе Петровиче мы услышали от Данилова. Миша очень хотел, чтоб мы познакомились с ними, узнали, какие они оба хорошие люди. Миша даже просил нас – по секрету, конечно, – чтоб мы обязательно написали про то, какие они хорошие.
Про самого Мишу нам рассказал Слава Захватов.
– История у парня, я вам скажу… Познакомьтесь с ним, стоит.
От Славы же Захватова мы узнали и о Любе Михеевой, и об Алике Степанове.
Бригадир одной из лучших на заводе комсомольско-молодежных бригад, победитель социалистического соревнования за право участвовать в сборке первого камского автомобиля Алик Степанов – типичный камазовец.
35 тысяч камазовцев обучились профессиям автомобилестроителей в процессе строительства комплекса.
35 тысяч – это золотой фонд, это кадровая армия. Ни одна судьба не похожа на другую. И все-таки биография каждого, жизнь каждого – это и биография всей стройки.
