Текст книги "Ислам в политике нацистской Германии (1939–1945)"

Автор книги: Давид Мотадель

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 9 страниц)

2
В Берлине пробил «час ислама»

МЕМОРАНДУМ Макса фон Оппенгейма 1940 года, во многом представлявший собой адаптированный вариант его плана 1914 года, не вызвал особой реакции в министерстве иностранных дел179179
  Оппенгейм, меморандум, 25 июля 1940 г., Берлин, PA, Nachlass Hentig, vol. 84.


[Закрыть]. Статс-секретарь Теодор Август Хабихт сообщил Оппенгейму, что поднятые им вопросы «уже внимательно рассматриваются в министерстве»180180
  Хабихт – Оппенгейму, 27 июля 1940 г., Берлин, PA, Nachlass Hentig, vol. 84.


[Закрыть]. На самом же деле до того момента немецкие чиновники проявляли мало интереса к Ближнему Востоку и еще меньше к остальным регионам мусульманского мира. Ни внешнеполитические проекты Гитлера, которые он разработал до 1933 года, ни стратегии 1930‐х годов не требовали обращения к исламской проблеме. Планы Гитлера были нацелены на Восточную Европу. За европейскими границами, в том числе на мусульманских территориях, Берлин признавал имперские интересы Италии, Испании и Великобритании – ведь эти страны Гитлер хотел видеть союзниками Германии.

С началом войны и, что более важно, после военных неудач Италии в Северной Африке и на Балканах в начале 1941 года, эта позиция изменилась. Когда в 1940 году немцы столкнулись с мусульманскими частями французской армии, официальные лица вермахта и министерства иностранных дел предприняли первые попытки использовать ислам в пропагандистских целях, но эти усилия были относительно бессистемными и случайными. Только в 1941 году, когда немецкие войска вступили в сражения в Северной Африке, продвигаясь к Ближнему Востоку, берлинские политики начали более системно рассматривать стратегическую роль ислама. Сотрудники Восточного департамента политического отдела министерства иностранных дел первыми стали принимать во внимание религию при разработке политического курса в отношении мусульманских регионов.

Министерство иностранных дел и выработка исламской политики Германии

Летом и осенью 1941 года сотрудники МИДа обсуждали политическое значение мусульманского мира и использование ислама для достижения победы в войне. Об инструментализации ислама в интересах рейха впервые было заявлено дипломатом Эберхардом фон Шторером в меморандуме от 18 ноября 1941 года181181
  Шторер, записка, 18 ноября 1941 г., Берлин, PA, R29533.


[Закрыть]. Утверждая, что ход войны скоро повысит значимость мусульманского мира, он предложил разработать «обширную исламскую программу», фиксирующую «общее отношение Третьего рейха к исламу». Шторер рекомендовал создать комитет экспертов-исламоведов для разработки такой программы. Будучи убежденным в том, что национал-социалистическая идеология согласуется со «многими исламскими принципами», дипломат писал: «В исламе фюрер уже занимает видную позицию благодаря своей борьбе с иудаизмом». В конце концов, эта религия «близка национал-социализму» тем, что она отвергает идею «духовенства». Имамы играют «роль учителей и судей, но не священников»,– объяснял меморандум. Шторер прекрасно понимал, что предлагаемая им программа сможет опереться на традиционную «политику дружбы с исламом которая проводилась до и во время Первой мировой войны». Соответственно, он выдвинул кандидатуру Вернера Отто фон Хентига (который не только активно подстрекал пуштунов к бунту против англичан в 1915–1917 годах, но и руководил Восточной секцией до 1939 года), чтобы тот организовал комитет экспертов. Момент настал, утверждал Шторер. По его словам, после поражения Франции Германия добилась «господствующей позиции» в Северной Африке и завоевала симпатии мусульман региона благодаря тому, что сражается с Великобританией, «угнетателем обширных исламских территорий»182182
  Ibid.


[Закрыть].

Сам Шторер долгое время находился на дипломатической службе в Каире, а с 1941 года возглавил немецкое посольство в Мадриде. Меморандум он написал, находясь в отпуске в Берлине, где обсуждал этот круг вопросов с друзьями – например, с Пьером Шрумпф-Пьерроном, офицером абвера (военной разведки и контрразведки), который ранее работал в Каире в качестве агента183183
  О Шрумпфе-Пьерроне см.: André-Paul Weber, Conseiller du grand mufti: L’odyssée du Docteur Pierre Schrumpf-Pierron 1882–1952 (Paris, 2005).


[Закрыть]. В мае 1941 года Шрумпф-Пьеррон также направил в министерство иностранных дел меморандум об использовании религии в Северной Африке и на Ближнем Востоке184184
  Шрумпф-Пьеррон, меморандум, 12 мая 1941 г., Каир, BA–MA, RH 2/1765.


[Закрыть]. Рейх, полагал агент, должен быть готов перестроить регион и убедить мусульманское население в том, что не отдаст его презренным итальянцам. Чтобы завоевать поддержку мусульман, меморандум рекомендовал при организации немецкой пропаганды и выработке политической линии активнее опираться на исламскую веру. Такой курс был бы особенно полезным на арабских территориях, поскольку «араб-мусульманин» остается «де-факто фанатиком». Шрумпф-Пьеррон также намекал на предполагаемую близость между нацизмом и исламом, на основе которой можно было бы выстроить союз. «Структура ислама, между прочим, имеет много общего с национал-социализмом: наверху авторитет, внизу „демократия“»,– утверждал агент. Кроме того, добавлял он, Гитлером восхищаются во всем мусульманском мире. «Он победил Францию и к настоящему времени неявно уже проводит происламскую и антиеврейскую политику в Северной Африке»,– писал Шрумпф-Пьеррон. К остальным территориям Ближнего Востока, по его словам, следовало бы относиться точно так же.

Сначала на Вильгельмштрассе185185
  Правительственная улица в Берлине, где, помимо других министерств и ведомств Третьего рейха, располагался МИД.– Прим. пер.


[Закрыть] не могли прийти к единому мнению о том, что станет лучшей основой для стратегического союза с мусульманским миром – религия или национализм (арабский, туранский, тюркский, берберский или иранский). В конце концов, дипломаты все еще помнили о провальных попытках использовать ислам во время Первой мировой войны. Подобно академическим обсуждениям, дискуссии между дипломатами часто вращались вокруг предполагаемой дихотомии «нации» и «религии». Уже в марте 1941 года глава политического отдела министерства иностранных дел Эрнст Верман отметил в своем меморандуме, посвященном арабскому миру, что «исламская идея („священная война“)» в нынешней ситуации кажется «неприменимой»186186
  Верман, записка («Aufzeichnung zur arabischen Frage»), 7 марта 1941 года, Берлин, PA, R261123.


[Закрыть]. «Арабскость и ислам не пересекаются»,– пояснял он. Арабы Северной Африки и Ближнего Востока, которых предстоит сделать союзниками Оси, будут сражаться «не за религиозные, а за политические цели». Однако даже Верман не мог полностью отрицать роль религии. По его словам, «исламский вопрос требует тактичности». Хотя в последовавшие несколько месяцев спор так и не был разрешен, Верман постепенно перестал возражать против пропаганды с опорой на ислам.

В начале 1942 года сотрудники политического отдела собрались вместе, чтобы детально обсудить, следует ли в мусульманском мире помимо «национальной» (например, арабской или индийской) пропаганды распространять еще и «общеисламскую» пропаганду187187
  Верман, записка, 23 января 1942 г., Берлин, PA, R27501.


[Закрыть]. Хотя руководящие принципы, выработанные в ходе этих дебатов, гласили, что следует избегать «общеисламской пропаганды религиозного толка» и «лозунгов типа „священной войны“», в них подчеркивалось, что религия не должна оставаться неиспользованной. «Желательным представляется взвешенное обращение к исламской идее в пропагандистских посланиях, адресованных арабским странам и мусульманам Советского Союза»188188
  Верман, записка, 11 февраля 1942 г., Берлин, PA, R27501 (также в: PA, R60670).


[Закрыть]. Дискуссии по этому вопросу продолжались в течение нескольких месяцев, и опасения постепенно рассеивались. Весной 1942 года Верман доложил своему начальнику, статс-секретарю Эрнсту фон Вайцзеккеру, о том, что «исламский вопрос» теперь «тщательно изучен» в политическом отделе «как с политической, так и с пропагандистской стороны». «Таким образом, религиозные принципы ислама используются активнее, особенно в пропаганде среди мусульман Советского Союза и арабских стран»189189
  Верман – Вайцзеккеру, 3 марта 1942 г., Берлин, PA, R30005.


[Закрыть]. Только в Индии «исламская пропаганда на данный момент не признается полезной», продолжал Верман, поскольку немецкие официальные лица пытаются избежать выбора одной из сторон в конфликте между мусульманами и индусами190190
  В этих дискуссиях индийские мусульмане считались особым случаем, так как Германия пыталась избежать поддержки мусульманского сепаратизма в этой британской колонии. Основные меморандумы на темы ислама и политики в Британской Индии: Альсдорф (МИД), записка («Die indischen Mohammedaner, der Pakistan-Plan und die deutsche Orientpolitik»), б. д. (1941), Берлин, PA, R27501; Кепплер, записка («Propagandistische Erfassung der indischen Moslems»), 8 марта 1943 г., Берлин, PA, R67660; а также Кепплер, записка («Sprachregelung über das Problem der Moslem-Liga»), 3 апреля 1943 г., Берлин, PA, R60677.


[Закрыть]. Действительно, на практике сотрудники миинистерства иностранных дел все чаще обращали внимание на ислам, разрабатывая политику в отношении мусульманского мира. Вильгельмштрассе организовала мощную кампанию печатной и радиопропаганды в Северной Африке и на Ближнем Востоке – а через какое-то время и в Индии. Эта кампания опиралась не только на националистическую, но и на религиозную риторику, призывая к союзу между Германией и мусульманами (см. часть II).

Кампанию в основном координировала Восточная секция политического отдела191191
  О политике германского МИДа в Северной Африке и на Ближнем Востоке см.: Tillmann, Deutschlands Araberpolitik im Zweiten Weltkrieg; Hirszowicz, The Third Reich and the Arab East; и Schröder, Deutschland und der Mittlere Osten im Zweiten Weltkrieg.


[Закрыть]. Именно она отвечала за Северную Африку, Ближний Восток и Индию, а руководил ею кадровый дипломат Вильгельм Мельхерс, ранее занимавший посты в Аддис-Абебе, Тегеране и Хайфе. Одной из самых заметных фигур Восточной секции был Фриц Гробба, востоковед, который во время Первой мировой войны перевез батальон добровольцев-мусульман, завербованных в лагерях Вюнсдорф и Цоссен, на территорию Османской империи, а затем сам сражался в Палестине. «Хитроумный и элегантный доктор Гробба», как выразился автор журнала Foreign Affairs, служил послом Германии в Ираке в межвоенный период, а затем стал отвечать в МИДе за арабские страны (в том числе и за пропаганду)192192
  О Гроббе см.: Francis R. Nicosia, «Fritz Grobba and the Middle East Policy of the Third Reich», in Edward Ingram (ed.), National and International Politics in the Middle East: Essays in Honour of Elie Kedourie (London, 1986), 206–228; Edgar Flacker, «Fritz Grobba and Nazi Germany’s Middle Eastern Policy, 1933–1942» (PhD diss., University of London, 1998); и Wolfgang G. Schwanitz, «‘The Jinnee and the Magic Bottle’: Fritz Grobba and the German Middle Eastern Policy 1900–1945», in Wolfgang G. Schwanitz (ed.), Germany and the Middle East 1871–1945 (Princeton, NJ, 2004), 86–117; его мемуары: Fritz Grobba, Männer und Mächte im Orient: 25 Jahre diplomatische Tätigkeit im Orient (Göttingen, 1967). Цитата из журнала: Albert Viton, «Britain and the Axis in the Near East», Foreign Affairs 2 (January 1941), 370– 384, 380.


[Закрыть]. Еще одним сотрудником на этом фронте был престарелый Курт Прюфер, помогавший османам вести разведку в Сирии, Палестине и Египте во время Первой мировой войны193193
  О Прюфере см.: Paul Kahle, «Curt Prüfer», Zeitschrift der deutschen Morgenländischen Gesellschaft 111 (1961), 1–3; McKale, Curt Prüfer; военные дневники Прюфера (исходная и исправленная версия): Donald M. McKale (ed.), Rewriting History: The Original and Revised World War II Diaries of Curt Prüfer, Nazi Diplomat (Kent, OH, 1988).


[Закрыть]. Между летом 1941‐го и концом 1942 года министерство иностранных дел запустило отдельную исламскую программу, включавшую работу с религиозными деятелями и учреждение Центрального исламского института в Берлине.

Самым видным религиозным деятелем из тех, что работали с МИДом, был Амин аль-Хусейни, франтоватый муфтий Иерусалима. Он происходил из аристократического рода, родился на рубеже веков и успел недолгое время поучиться в университете аль-Азхар и школе мусульманского реформатора Рашида Риды, прежде чем поступить на службу офицером в османскую армию в начале Первой мировой войны194194
  Ilan Pappe, The Rise and Fall of a Palestinian Dynasty: The Husaynis 1700–1948 (London, 2010).


[Закрыть]. В подмандатной Палестине аль-Хусейни быстро поднимался по ступеням власти, причем несмотря на то, что у него было много врагов – прежде всего, из влиятельного рода аль-Нашашиби, долгое время соперничавшего с родом аль-Хусейни. В 1921 году британцы назначили его муфтием Иерусалима, наградив специально изобретенным титулом «великий муфтий» (аль-муфти аль-акбар). Через год его сделали еще и президентом Верховного мусульманского совета Палестины и Генерального комитета по вакуфам. Однако англичане не предполагали, что аль-Хусейни, яростный антисемит, вскоре станет «мотором» антибританской оппозиции в Палестине и противником еврейской иммиграции195195
  Uri M.Kupferschmidt, The Supreme Muslim Council: Islam under the British Mandate for Palestine (Leiden, 1987), особенно 19–28.


[Закрыть]. Осенью 1937 года муфтия наконец заставили уехать в Ливан, оттуда он попал в Ирак, а затем, после провала прогерманского переворота в этой стране, в Тегеран. Осенью 1941 года, когда союзники оккупировали Иран, аль-Хусейни сбежал через территорию Турции в Италию. 6 ноября 1941 года немецкий самолет доставил его в Берлин196196
  О пребывании Амина аль-Хусейни в Берлине см.: Schechtman, The Mufti and the Fuehrer; Lebel, The Mufti of Jerusalem; Gensicke, The Mufti of Jerusalem and the Nazis; сборник документов о действиях муфтия в Германии: Gerhard Höpp (ed.), Mufti-Papiere: Briefe, Memoranden, Reden und Aufrufe Amin al-Husainis aus dem Exil, 1940–1945 (Berlin, 2002). Обзор историографии можно найти в: Höpp, «Der Gefangene im Dreieck».


[Закрыть]. 28 ноября, в присутствии Риббентропа, Гроб-бы и двух немецких переводчиков, в новой рейхсканцелярии состоялась встреча аль-Хусейни с Гитлером (фото 2.1)197197
  О встрече Гитлера с аль-Хусейни см.: Schechtman, The Mufti and the Fuehrer, 122–124; Lebel, The Mufti of Jerusalem, 110–116; Gensicke, The Mufti of Jerusalem and the Nazis, 66–69. «Немецкое еженедельное обозрение» (пропагандистский киножурнал) показало прием, и, по данным СС, эта хроника была воспринята немцами «с большим интересом». См.: Heinz Boberach (ed.), Meldungen aus dem Reich, 1938–1945: Die geheimen Lageberichte des Sicherheitsdienstes der SS, vol. 9 (Berlin, 1984), 3101–3119 (18 декабря 1941 г.), 3106.


[Закрыть]. В своих воспоминаниях муфтий, желая показать себя великим государственным деятелем, подробно описывает роскошь церемонии:

Я не думал, что мой прием в знаменитой рейхсканцелярии станет официальным, ожидая лишь личной встречи с фюрером. Но не успел я выйти на широкую площадь перед входом в это величественное здание, как меня поразили звуки военного оркестра и вид почетного караула из двухсот немецких солдат, выстроившихся на площади. Сопровождающие из министерства иностранных дел пригласили меня осмотреть почетный караул, что я и сделал. Затем мы вошли в канцелярию и проследовали через ее длинные колоннады и впечатляющие порталы, пока не добрались до большого зала приемов. Там меня приветствовал глава протокольной службы, через некоторое время прошедший вместе со мной в кабинет фюрера. Гитлер тепло поприветствовал меня. У него было веселое лицо, выразительные глаза и радостный вид»198198
  Музаккират аль-Хадж Мухаммад Амин аль-Хусейни («Воспоминания Хадж Мухаммада Амина аль-Хусейни»), под ред. Абдалькарима аль-Умара (Дамаск, 1999), 108. Воспоминания частично опираются на дневник аль-Хусейни и ярко отражают страстное желание муфтия показать себя великим государственным деятелем.


[Закрыть].

ФОТО 2.1. Амин аль-Хусейни и Гитлер в новой рейхсканцелярии.

Берлин, 28 ноября 1941 года (источник: Федеральный архив Германии в Кобленце, изображение 146–1987–004–09A, Hoffmann)

Беседа муфтия и фюрера ограничилась обменом любезностями и выражением уверенности в том, что они сражаются с одними и теми же врагами – англичанами, евреями и большевиками199199
  Пауль Шмидт, официальный переводчик Гроббы и Гитлера, написал для министерства иностранных дел ряд отчетов о встрече, где подробно рассказал о содержании разговора. См.: Шмидт, записка «Aufzeichnung über die Unterredung zwischen dem Führer und dem Grossmufti von Jerusalem in Anwesenheit des Reichsaussenminsiters u. des Gesandten Grobba in Берлин am 28. November 1941», 30 ноября 1941 г., Берлин, PA, R35475; Grobba, записка «Empfang des Großmufti durch den Führer», 1 декабря 1941 г., Берлин, PA, R261123. Еще один рассказ о встрече, якобы опирающийся на послевоенные воспоминания Йоханнеса Эпплера, который также переводил на приеме, см. в: Leonard Mosley, The Cat and the Mice (London, 1958), 26–29. Заявления Мосли о скованности Гитлера при встрече с аль-Хусейни (фюрер якобы даже отказался обменяться с муфтием рукопожатием) однозначно опровергаются в мемуарах Эпплера, см.: John Eppler, Operation Condor: Rommel’s Spy (London, 1977), 193–197 (о Мосли – p. 241–243); в немецкое издание мемуаров рассказ об этой встрече не вошел: John W. Eppler, «Rommel ruft Kairo»: Aus dem Tagebuch eines Spions (Gütersloh, 1959); John W. Eppler, Geheimagent im Zweiten Weltkrieg: Zwischen Берлин, Kabul und Kairo (Preußisch Oldendorf, 1974).


[Закрыть]. Когда аль-Хусейни попросил Гитлера дать письменные гарантии независимости арабских территорий и особенно Палестины, диктатор уклонился от этой проблемы. После повторной просьбы аль-Хусейни Гитлер ответил ему, что на нынешней стадии боевых действий решать такие вопросы было бы преждевременно, но заверил муфтия в своей готовности вести «бескомпромиссную борьбу с евреями», в том числе и проживающими на арабских землях. Еще в одной просьбе о встрече с Гитлером (в 1943 году) аль-Хусейни было отказано200200
  Эттель (МИД), записка, 16 апреля 1943 г., Берлин, PA, R27322.


[Закрыть].

Муфтий поселился в Берлине и несколько лет пытался влиять на политику Германии в отношении мусульманского мира. Вскоре он получил печальную известность из-за своих интриг против соперников, прежде всего против бывшего премьер-министра Ирака Рашида Али аль-Гайлани, который также перебрался в Берлин после поражения стран Оси в Ираке201201
  Этот конфликт подробно задокументирован, о чем свидетельствуют архивы министерства иностранных дел: PA, R27322–27328. О соперничестве аль-Хусейни и аль-Гайлани см.: Schechtman, The Mufti and the Fuehrer; Lebel, The Mufti of Jerusalem, passim; Gensicke, The Mufti of Jerusalem and the Nazis. После войны Вильгельм Мельхерс дал неплохой отчет о конфликте: Мельхерс, заявление, сделанное при допросе во время Нюрнбергского процесса, («Die Politik des Mufti»), 6 августа 1947 г., Нюрнберг, Archives of the Center for Advanced Holocaust Studies, Washington, DC (USHMA), RG 71, Box 248.


[Закрыть]. Гроб-ба, отвечавший за арабских коллаборационистов, поддерживал аль-Гайлани. Чтобы положить конец конфликту, курировать аль-Хусейни в итоге было поручено дипломату и бригаденфюреру СС Эрвину Эттелю, бывшему послу в Тегеране202202
  Об Эттеле см.: Frank Bajohr, “‘Im übrigen handle ich so, wie mein Gewissen es mir als Nationalsozialist vorschreibt’: Erwin Ettel – vom SS-Brigadeführer zum außenpolitischen Redakteur der ZEIT, in Jürgen Matthäus and Klaus-Michael Mallmann (eds.), Deutsche, Juden, Völkermord: Der Holocaust als Geschichte und Gegenwart (Darmstadt, 2006), 241–255.


[Закрыть]. В последующие месяцы Эттель и муфтий (при поддержке Прюфера) успешно интриговали против Гроббы и аль-Гайлани. В конце 1942 года Гроббу заставили уйти из МИДа, а иракский политик потерял свое влияние.

Деятельность аль-Хусейни в Берлине широко освещена в научной литературе, прежде всего в биографиях, написанных Иосифом Шехтманом, Клаусом Генсике и Дженни Лебель203203
  Schechtman, The Mufti and the Fuehrer; Lebel, The Mufti of Jerusalem; и Gensicke, The Mufti of Jerusalem and the Nazis.


[Закрыть]. Тем не менее биографические работы, как правило, переоценивают влияние муфтия в Германии. На самом деле оно было крайне ограниченным. Его план добиться конкретных уступок и обеспечить гарантии независимости арабам и палестинцам – главная задача! – реализован не был204204
  Общий обзор можно найти в трех книгах, указанных выше, а также в: Gerhard Höpp, «„Nicht ‘Alī zuliebe, sondern aus Hass gegen Mu‘āwiya“: Zum Ringen um die „Arabien-Erklärung“ der Achsenmächte 1940–1942», Asien, Afrika, Lateinamerika 27 (1999), 569–587.


[Закрыть]. Его предложения были успешными лишь в той мере, в какой они совпадали с интересами рейха. Самым ярким примером можно назвать его попытки помешать выезду евреев из стран-сателлитов Германии в Юго-Восточной Европе в Палестину205205
  Об этих его действиях см.: Raul Hilberg, The Destruction of the European Jews (London, 1961), 504–505; Schechtman, The Mufti and the Fuehrer, 154–159; Lebel, The Mufti of Jerusalem, 246–255; и Gensicke, The Mufti of Jerusalem and the Nazis, 117–129.


[Закрыть]. Вместо того чтобы ставить муфтия в центр повествования, более разумным представляется рассматривать его лишь в качестве одного из элементов общей политики Германии, направленной на исламский мир. Немецкие чиновники использовали аль-Хусейни как пропагандистскую фигуру, когда обстоятельства того требовали. В конце концов, его услуги хорошо оплачивались. Муфтий получал ежемесячное жалованье не менее 90 тысяч рейхсмарок. Кроме того, ему и его свите было предоставлено несколько резиденций206206
  О жалованье аль-Хусейни см.: Schechtman, The Mufti and the Fuehrer, 142–144; Lebel, The Mufti of Jerusalem, 136–138; Gensicke, The Mufti of Jerusalem and the Nazis, 161–167.


[Закрыть].

Министерство иностранных дел использовало муфтия в основном для ведения пропаганды в арабском и мусульманском мире. Хотя аль-Хусейни изначально позиционировал себя как арабский националист, а не как исламский лидер, Берлин все больше интересовался его ролью религиозного деятеля207207
  Попытки муфтия представить себя арабским националистом сразу после прибытия в Берлин, в 1941–1942 гг., прослеживаются по всем его письмам в МИД. См. документы в: PA, R27322–27328. В июне 1942 г. он даже заявил Эттелю, что получил плохое богословское образование и было ошибкой воспринимать его просто как религиозного деятеля. Хотя там же муфтий подчеркнул, что в норме мусульмане не разделяют политику и религию. См.: Эттель, записка, 26 июня 1942 г., Берлин, PA, R27324.


[Закрыть]. В октябре 1942 года, накануне своего увольнения, Гробба отметил, что муфтий «до сих пор пользовался особым доверием немецких политиков и военных из-за религиозных одеяний, которые он носил»208208
  Гробба – Верману, 19 октября 1942 г., Берлин, PA, R27322.


[Закрыть]. В то же время Эттель заверял Риббентропа, что муфтия можно привлекать к немецкой пропаганде не только в Северной Африке и на Ближнем Востоке, «но и за пределами этих регионов, среди всех исламских народов, вплоть до Индонезийского архипелага»209209
  Эттель – Риббентропу, 22 сентября 1942 г., Берлин, PA, R27324.


[Закрыть]. Такая позиция, конечно же, чрезвычайно переоценивала реальный религиозный и политический авторитет аль-Хусейни.

Среди менее известных, хотя и столь же интересных, мусульманских деятелей, работавших в министерстве иностранных дел, можно назвать имама Алимджана Идриса210210
  Идрис, биография, б. д. (после 1933 г.), б. м. (Берлин), PA, R60740.


[Закрыть]. Он работал в лагерях военнопленных-мусульман в Вюнсдорфе и Цоссене во время Первой мировой войны, а затем прусское военное министерство до 1921 года держало его для присмотра за бывшими мусульманскими заключенными. Через год Идриса направили в Советский Союз с тем, чтобы он агитировал студентов из Центральной Азии учиться в Германии – но вскоре его арестовали мнительные советские спецслужбы. Спустя несколько месяцев он был освобожден с помощью немцев и вернулся в Берлин. В 1933 году Восточная секция политического отдела министерства иностранных дел наняла Идриса в качестве советника. У него, кажется, не было особых идеологических возражений против работы на нацистский режим.

В 1933 году «Аль-Манар», панисламистский журнал Рашида Риды, опубликовал письмо Идриса, в котором имам поносил евреев как продажный, презренный и отвратительный народ, а также спрашивал мнения Риды о противоречивых аятах Корана, посвященных евреям211211
  Аноним (Rashid Rida), «Fatawa al-Manar», Al-Manar 33 (5 September 1933), 347–351. Тут же на с. 347 приведено письмо Алимджана Идриса. Этот выпуск «аль-Манар» хранится в библиотеке Британского музея.


[Закрыть]. После начала войны в 1939 году Идрис работал в Восточной секции отдела радиопропаганды на иностранных территориях, которым руководили одновременно министерство иностранных дел и геббельсовское министерство пропаганды. Идрис участвовал в работе секции до конца войны, сначала на арабоязычных программах, а потом в вещании на тюркских языках. Вермахт и СС также заинтересовались его услугами (об этом см. ниже). Идрис, родившийся в Средней Азии, говорил на нескольких тюркских языках, в том числе на турецком, узбекском и киргизском, а также на русском, персидском, арабском, французском и немецком. Министерство иностранных дел даже поручило ему подготовить персидский перевод «Майн кампф». Для обеспечения своей пропагандистской работы министерство иностранных дел использовало и других мусульманских добровольцев. Среди них можно упомянуть арабов Абдальхалима аль-Наггара и Мухаммеда Сафти, которые также руководили «исламским» учреждением МИДа – Центральным исламским институтом, который стал центром немецкой пропаганды среди мусульман.

Центральный исламский институт был торжественно открыт 18 декабря 1942 года в здании церемоний люфтваффе (Haus der Flieger), по адресу Принц-Альбрехтштрассе, 5, в самом сердце Берлина212212
  Об истории института в перспективе исследований мусульман Германии см.: Gerhard Höpp, «Muslime unterm Hakenkreuz: Zur Entstehung des Islamischen Zentralinstituts zu Berlin e.V.», Moslemische Revue 1 (1994), 16–27; Bernd Bauknecht, Muslime in Deutschland von 1920 bis 1945 (Cologne, 2001), 107–117. Официальные документы, посвященные институту, можно найти в Берлинском государственном архиве (Landesarchiv Berlin), Берлин (LArchB), A Pr. Br. Rep 030– 04 (Polizeipräsidium Berlin, Vereine), no. 2314 (Islam-Institut, 1939–1940); LArchB, A Pr.Br.Rep. 030–04 (Polizeipräsidium Berlin, Vereine), no. 2840 (Islamisches Zentral-Institut zu Berlin, 1942–1945); о церемонии открытия института в 1942 году см.: PA, R27322, R27324, R27327, и R60601.


[Закрыть]. Дата была выбрана в соответствии с религиозным календарем: мусульманский мир праздновал Курбан-байрам. Было приглашено 200 гостей213213
  Прюфер – Верману, 13 декабря 1942 г., Берлин, PA, R27327.


[Закрыть]. Опираясь на религиозный контекст, немцы использовали торжественное открытие для продвижения своей политической программы и пропаганды дружбы с исламом. Инаугурационную речь произнес аль-Хусейни, облекший свое политическое послание в оболочку религиозной риторики: «Во имя Аллаха Всевышнего я открываю этот исламский институт»,– начал он, после чего последовало богословское, хотя и весьма политизированное, размышление о значении Курбан-байрама, «праздника жертвоприношения»214214
  Аль-Хусейни, речь, 18 декабря 1942 г., Берлин, PA, R27327.


[Закрыть]. Этот день, утверждал аль-Хусейни, «однозначно говорит о долге самопожертвования и высочайшей верности». Затем муфтий призвал мусульман принять необходимость жертвования собой ради победы, а также поразмышлял о значении войны для мусульман. «Эта война, развязанная мировым еврейством, предлагает мусульманам наилучшую возможность освободиться от преследований и угнетения, если, конечно, они воспользуются этим шансом должным образом»,– заявил муфтий. «Новой такой возможности не представится еще очень долго». Большая часть речи состояла из насыщенных религиозной риторикой потоков ненависти, направленных на предполагаемых общих врагов Германии и ислама:

Среди злейших врагов мусульман, которые с древних времен выказывали им недоброжелательность и повсеместно проявляли по отношению к ним вероломство и хитрость, первыми идут евреи и их приспешники… Священный Коран и история жизни Пророка полны свидетельств еврейской бесхарактерности, их злонамеренного, лживого и предательского поведения. Этого вполне достаточно, чтобы предупредить мусульман о постоянной угрозе с их стороны, которая сохранится до конца времен. Какими евреи были при жизни великого Пророка, такими они и остались на протяжении веков: коварными и полными ненависти к мусульманам, проявляющими эти чувства всегда, когда у них появляется такая возможность.

Американцы и англичане вторглись в мусульманские земли в Северной Африке, метал громы и молнии аль-Хусейни. В частности, Англия «не довольствуется тем, что прибрала к рукам мусульман Индии»: «Подавляя Египет, Палестину и другие страны, она сделала преследование мусульман еще более повсеместным и принесла ужасы войны во многие исламские страны» – например, оккупировав Ирак, Иран и Сирию. На Балканах англичане снабжают деньгами и оружием коммунистов, чтобы те могли «мучить мусульманских мужчин, женщин и детей в Боснии». Аль-Хусейни также затронул тему ислама в Советском Союзе: «Кроме евреев, американцев и англичан, есть еще и большевики, также одержимые непримиримой враждой к исламу. Они угнетают и преследуют 40 миллионов мусульман в своей империи. Они уничтожают их религиозные и национальные учреждения, попирают их свободы и права, силой ликвидируют их общественные институты и благотворительные организации». Наконец, муфтий призвал к глобальному мусульманскому сопротивлению, сделав это в форме религиозного предписания: «Мусульманин, который боится кого-то еще, кроме Аллаха, или уступает своим врагам и добровольно отдает свою судьбу в их руки,– больше не мусульманин». Всё мероприятие в ручном режиме контролировалось министерством иностранных дел215215
  Эттель, записка, 11 декабря 1942 г., Берлин, PA, R27327, об одобрении речи Риббентропом и об организации радиотрансляции см.: Прюфер, записка, 10 декабря 1942 г., Берлин, PA, R27327; Эттель, записка, 11 декабря 1942 г., Берлин, PA, R27327; и Эттель, записка, 16 декабря 1942 г., Берлин, PA, R27327.


[Закрыть]. Речь была одобрена лично Риббентропом. Ее передавали по радио на Северную Африку и Ближний Восток. В Германии этому событию также уделялось значительное внимание. Партийный орган Völkischer Beobachter опубликовал статью под названием «Эта война может принести свободу исламу!» и напечатал большой репортаж о праздновании Курбан-байрама, исламском идеале самопожертвования, речи муфтия и открытии института216216
  Аноним, «Dieser Krieg kann dem Islam die Freiheit bringen!», Völkischer Beobachter (19 December 1942); двумя месяцами ранее в газете уже выходил аналогичный материал по исламской тематике, см.: H. Höpfl’l, «Der Islam in der Prüfung», Völkischer Beobachter (6 October 1942).


[Закрыть]. Аналогичным образом Deutsche Allgemeine Zeitung опубликовала статью об «освободительной борьбе ислама»217217
  Аноним, «Der Großmufti über den Befreiungskampf des Islams: Eröffnung eines Islamischen Kulturinstitutes in Berlin», Deutsche Allgemeine Zeitung (19 December 1942). На следующий день газета напечатала фотографию мероприятия, см.: Аноним, «Der Großmufti von Jerusalem sprach in Berlin», Deutsche Allgemeine Zeitung (20 December 1942).


[Закрыть]. Одна из берлинских газет дала репортаж под названием «Представитель 400 миллионов верующих обличает», а другая напечатала фотографии аль-Хусейни, «произносящего обвинительную речь против угнетателей ислама»218218
  Аноним, «Der Sprecher von 400 Millionen klagt an», Das 12 Uhr Blatt: Neue Berliner Zeitung (19 December 1942); фотографии: аноним, «Der Großmufti sprach», Berliner Illustrierte Nachtausgabe (19 December 1942); аноним, «Islamische Freiwillige beim Großmufti», Berliner Illustrierte Nachtausgabe (19 December 1942).


[Закрыть].

На самом же деле вновь открытый институт был основан еще в 1927 году под именем Исламского института, а создали его активисты мусульманской общины Берлина219219
  О возрождении института см. литературу в прим. 34; краткий обзор см. в: Эттель, записка, 11 декабря 1942 г., Берлин, PA, R27327; Эттель, записка, 16 декабря 1942 г., Берлин, PA, R27327.


[Закрыть]. Мусульманское меньшинство столицы на протяжении межвоенного периода росло, а его жизнь вращалась вокруг мечети в районе Вильмерсдорф, открытой в 1928 году, и некоторых других организаций220220
  О мусульманской диаспоре в межвоенной Германии и берлинской мечети см.: Gerhard Höpp, «Zwischen Moschee und Demonstration: Muslime in Berlin, 1920– 1930», Moslemische Revue 3 (1990), 135–146; 4 (1990), 230–238; и 1 (1991), 13–19; Gerhard Höpp, «Die Wünsdorfer Moschee»: Britta Richter, «Islam im Deutschland der Zwischenkriegsjahre», Zeitschrift für Türkeistudien 2 (1996), 257–266; Bauknecht, Muslime in Deutschland von 1920 bis 1945.


[Закрыть]. В сентябре 1941 года после нескольких лет бездействия члены общины под руководством суданского журналиста Камаледдина Галаля, учившегося в аль-Азхаре, предприняли попытку заново открыть институт – и нашли поддержку в министерстве иностранных дел. Институт был восстановлен летом 1942 года. Хотя официально им руководили члены мусульманской общины Берлина, фактически учреждение контролировалось режимом. Церемония инаугурации, организованная под эгидой министерства иностранных дел, была чисто политическим мероприятием и дала четкое представление о реальной вовлеченности нацистского государства в мусульманские дела. Кураторами этого проекта в министерстве иностранных дел выступали Вильгельм Мельхерс и Курт Прюфер221221
  Мельхерс – Верману, 16 декабря 1942 г., Берлин, PA, R27327; Тишмар – Эттелю, 17 декабря 1942 г., Берлин, PA, R27327.


[Закрыть]. Финансами института также занимались на Вильгельмштрасе222222
  Курт Мунцель, руководитель ближневосточной секции радиополитического отдела МИДа, отвечал за всю бухгалтерию института, см.: «Protokoll der neuen Gründungsversammlung des Islamischen Zentral-Instituts», октябрь 1942 г., Берлин, LArchB, A Pr. Br. Rep. 030–04, no. 2840.


[Закрыть].

Мусульмане, которые официально руководили институтом, тоже были тесно связаны с министерством иностранных дел. Помимо генерального секретаря Галаля, и председатель Абдельхалим аль-Наггар (позднее его заменил Хасан Абу аль-Сууд), и директор Мухаммед Сафти работали в отделе радиопропаганды министерства иностранных дел. Чтобы подчеркнуть панисламский характер учреждения, МИД также включил в состав руководящего совета института сирийцев, палестинцев, турок и афганцев223223
  Эттель, записка, 11 декабря 1942 г., Берлин, PA, R27327.


[Закрыть]. Располагался институт на Клопштоксштрассе (район Целендорф), в помещении, предоставленном СС224224
  Эттель, записка, 26 февраля 1943 г., Берлин, PA, R27322.


[Закрыть].

Другие государственные структуры и расширение «исламской политики» Германии

По мере того как война продолжалась, а немецкие армии входили в мусульманские районы Балкан и Советского Союза, включая Крым и Кавказ, другие структуры рейха тоже начали вырабатывать собственную политику в отношении ислама, опираясь, впрочем, на уже созданные учреждения и структуры.

Министерство иностранных дел, которое с началом войны все чаще оказывалось на второстепенных ролях, почти не влияло на мусульманские регионы советского востока и Балкан, но оставалось ведущим учреждением, отвечающим за Северную Африку и Ближний Восток. В этих регионах МИД занимался пропагандой до самого конца войны. Благодаря своим давним контактам с миром ислама ведомство с Вильгельмштрассе задавало общий тон политики, включавшей среди прочего и использование мусульманских религиозных и политических деятелей, подобных аль-Хусейни или Идрису.

Попытки министерства иностранных дел воздействовать на ход событий на оккупированных территориях Польши и СССР провалились. Фридрих Вернер граф фон дер Шуленбург, глава «Русского комитета» МИДа, был почти лишен рычагов влияния225225
  О политике МИДа на Кавказе и в Крыму см.: Alexander Dallin, German Rule in Russia, 1941–1945: A Study of Occupation Policies (London, 1957), 235–240, 272, 257–259; Mühlen, Zwischen Hakenkreuz und Sowjetstern, 68–81.


[Закрыть]. Сотрудником комитета, ответственным за мусульманские районы Советского Союза, выступал Вернер Отто фон Хентиг, которому помогал Алимджан Идрис226226
  О Хентиге и особенно о его действиях в Крыму см.: «‘Nachrichten aus dem Zweiten Krimkrieg’: Werner Otto v. Hentig als Vertreter des Auswärtigen Amts bei der 11. Armee», in Wolfgang Elz and Sönke Neitzel (eds.), Internationale Beziehungen im 19. und 20. Jahrhundert: Festschrift für Winfried Baumgart zum 65. Geburtstag (Paderborn, 2003), 361–387; его мемуары: Werner Otto von Hentig, Mein Leben: Eine Dienstreise (Göttingen, 1962).


[Закрыть]. Позанимавшись в первые годы войны различными вопросами, касающимися Ближнего Востока, Хентиг позже возглавил работу с тюрками-мусульманами Советского Союза, а с осени 1941‐го и до лета 1942 года также служил представителем министерства иностранных дел в Крыму. Хентиг выступал за формирование мусульманского блока против Москвы. В конце 1941 года он подготовил подробный план политической мобилизации мусульман в Советском Союзе, предложив распространять пропаганду через радиопередачи, брошюры и эмиссаров227227
  Хентиг, записка («Turanismus»), б. д. (ноябрь 1941 г.), Берлин, PA, R28876 (также в: PA, R261179).


[Закрыть]. Будучи убежденным в силе панисламской солидарности, Хентиг часто говорил об «эффекте разрастания»: политика в отношении мусульман на восточных территориях, по его мнению, должна была повлиять на весь исламский мир. Наконец, дипломат связывал споры о мусульманах СССР с более общей политикой Германии в отношении ислама228228
  Хентиг, записка («Stand der sog. Turanischen Frage»), 25 февраля 1942 г., Берлин, PA, R60690 (также в: PA, R261175).


[Закрыть]. «Отношение к ним нельзя отделить от отношения ко всем остальным мусульманским народам», для выражения которого Германия выработала «четкие лозунги»,– писал Хентиг в своем меморандуме в начале 1942 года229229
  Ibid.


[Закрыть]. Однако в целом, как уже говорилось, этот дипломат и его коллеги с Вильгельмштрассе мало влияли на политику на Восточном фронте. Ненужными оказались и общие политические схемы будущего нового порядка на Востоке, обсуждавшиеся в министерстве иностранных дел. Так, некоторые сподвижники Шуленбурга выступали за независимость Крыма, а на Кавказе, по их мнению, следовало образовать группу марионеточных государств, с которыми министерство иностранных дел могло бы наладить дипломатические отношения. Шуленбург даже провел в отеле «Адлон» дорогостоящую конференцию с участием примерно четырех десятков кавказских политэмигрантов, чтобы обсудить послевоенное устройство Кавказа и Закавказья. В министерстве оккупированных восточных территорий, возглавляемом Альфредом Розенбергом, к подобным инициативам МИДа относились с нескрываемым подозрением. В конце концов, летом 1942 года Розенберг убедил Гитлера официально заявить о том, что Вильгельмштрассе не обладает полномочиями работать на оккупированной территории СССР230230
  О конфликте между МИДом и министерством оккупированных восточных территорий см. литературу в прим. 47.


[Закрыть].

Впрочем, министерство Розенберга и само не имело ощутимых рычагов влияния на мусульманские районы Восточного фронта, включая Крым и Кавказ231231
  О политике министерства оккупированных восточных территорий в отношении Кавказа и Крыма, а также национальных комитетов см.: Dallin, German Rule in Russia, 228–231, 235–240, 253–257, 264–270; Mühlen, Zwischen Hakenkreuz und Sowjetstern, 68–138.


[Закрыть]. В рамках этого органа соперничали несколько группировок, имевших разное представление о роли этих районов в будущем немецком порядке. Первоначальные планы предполагали германизацию всего Крыма и создание на Кавказе отдельного рейхкомиссариата. По мере ухудшения военного положения рейха другая группа предложила обратиться за поддержкой к нерусским этническим меньшинствам, побуждая их развалить Советский Союз. Среди подобных меньшинств видное место отводилось крымским татарам и народам Кавказа, хотя сам Розенберг выступал за «кавказский блок», возглавляемый Грузией, а не мусульманами. Реализуя эту задачу, министерство оккупированных восточных территорий собрало группу нерусских эмигрантов из Советского Союза и основало с их помощью «национальные комитеты». Главной движущей силой этой политики был Герхард фон Менде, который летом 1941 года оставил научное поприще и перешел на работу в политический отдел министерства Розенберга, где его сферой ответственности стал Кавказ. Менде беспокоило то, что апелляция к универсалистским идеям пантюркизма и панисламизма противоречит стратегии демонтажа Советского Союза на небольшие и легко контролируемые фрагменты. Исламскую солидарность необходимо сдерживать, предупреждал Менде. «Исламский мир – единое целое. Действия немцев по отношению к мусульманам восточных территорий не должны были наносить ущерб восприятию Германии прочими исламскими народами»,– пояснял Менде одному историку после войны232232
  Менде – Даллину, 19 ноября 1953 г., б. м., цит. по: Dallin, German Rule in Russia, 267.


[Закрыть]. Другие группировки в министерстве более спокойно относились к утилитарному использованию ислама. В меморандуме политического отдела, подготовленном осенью 1941 года, подчеркивалось значение ислама для войны и утверждалось, что статус «защитника ислама» обещает Третьему рейху «большие политические успехи»233233
  Бройтигам, записка («Politische Richtlinien hinsichtlich Turkestan»), 25 ноября 1941 г., Берлин, BAB, R6/247.


[Закрыть]. В конечном счете министерство оккупированных восточных территорий не выработало никакой специальной линии в отношении ислама. Ислам принимали во внимание только в рамках общих схем религиозной политики министерства, которая рассматривала религию как один из аспектов национальной культуры и поддерживала ее лишь в плане «раскалывания» территории противника на национальные сегменты. Все эти схемы, подобно планам МИДа, не нашли применения в мусульманских регионах восточных территорий; их использовали лишь в отношении татарского меньшинства в Прибалтике (рейхскомиссариат Остланд) (см. часть II). Крым же, как и Кавказ, на период оккупации был подчинен военным.

Именно вермахт направлял политику рейха в мусульманских районах Восточного фронта234234
  О политике вермахта в Крыму и на Кавказе см.: Dallin, German Rule in Russia, 238– 249 and 259–264; Mühlen, Zwischen Hakenkreuz und Sowjetstern, 57–68, 183–195.


[Закрыть]. Армия уделяла мусульманам много внимания. Спустя пять месяцев после вторжения в СССР, в ноябре 1941 года, в докладе вермахта «Распространение ислама среди военнопленных» оценивалась степень религиозности красноармейцев-мусульман, оказавшихся в немецком плену. На основе этих данных делались выводы о роли ислама в Советском Союзе в целом235235
  Швайцер (вермахт), записка («Verbreitung des Islams unter den Kriegsgefangenen»), 18 ноября 1941 г., Берлин, United States National Archives, Maryland (USNA), RG 242, T454, Roll 92. После нападения на СССР армия достаточно быстро столкнулась с тем, что военнопленные-мусульмане предложили сражаться плечом к плечу с немцами против атеистов-большевиков. См., например, письмо узбекских военнопленных Гитлеру (которое подписали 40 человек), б. д. (1941), б. м. (перевод на немецкий с узбекского, 7 сентября 1941 г., Вена), PA, R29900. Авторы письма от лица миллионов мусульман благодарили Гитлера за их освобождение и уверяли его, что Москве не удалось уничтожить ислам и религию.


[Закрыть]. Отмечая, что политика Москвы оттолкнула некоторых мусульман от их веры, авторы доклада тем не менее утверждали, что в сельских частях страны сохранились сильные религиозные настроения, питаемые «типичным для ислама фанатизмом». Ислам, заключали авторы доклада,– слабое место Советского Союза. «Следовательно, задача рейха состоит в том, чтобы поддержать любые усилия по укреплению ислама». Такая политика представит Германию «защитником мусульманства»236236
  Швайцер, записка («Verbreitung des Islams unter den Kriegsgefangenen»), 18 ноября 1941 г., Берлин, USNA, RG 242, T454, Roll 92.


[Закрыть]. В целом же «возрождение ислама» будет иметь позитивный политический эффект. Аналогичные суждения через несколько месяцев, в мае 1942 года, вынесла и военная разведка вермахта, подготовившая меморандум «СССР и ислам»237237
  Вермахт, записка («UdSSR und Islam»), 15 мая 1942 г., Берлин, BA–MA, RH 2/1764.


[Закрыть]. В этом документе утверждалось, что «в Советской России коммунистическая пропаганда не смогла ослабить ислам». Соответственно, мусульманские религиозные чувства и тесно связанный с ними племенной национализм необходимо «эксплуатировать». В материале был представлен подробный анализ советской политики в отношении ислама после Октябрьской революции, причем как на собственных мусульманских территориях СССР, так и в остальном мире. Мусульмане оказались оплотом противодействия коммунизму, потому что «магометанская религия полностью противоположна философскому мировоззрению большевизма» с его атеистическими догмами238238
  Там же.


[Закрыть]. В течение 1942 года, когда армия изо всех сил пыталась укрепиться в Крыму, а немецкие войска вышли на Кавказ, идея использования ислама против Москвы обретала все большую популярность среди высших чинов вермахта. В прифронтовых мусульманских районах, как кавказских, так и крымских, оккупационная администрация вела активную политику религиозных уступок и религиозной пропаганды – чтобы привлечь местных коллаборационистов и умиротворить эти территории. На всем мусульманском пограничье юга СССР командование вермахта продвигало образ Третьего рейха как освободителя правоверных от большевистского ига (см. часть II).