Текст книги "Фехтовальные сюжеты"

Автор книги: Давид Тышлер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 15 страниц)

ВНЕПЛАНОВОЕ ЗНАКОМСТВО

Далекая Австралия. Мельбурн. В Москве зима, здесь лето, необычные деревья покрыты диковинными цветами.

В Олимпийской деревне своя жизнь. Все делают зарядку, едут на тренировку, бывают в международном клубе.

Однажды вечером все педагоги собираются ехать в город. Наш старший тренер Юрий Тихонович Хозиков берет и меня. Видимо, он не забыл, как в прошлом году под его руководством я прошел «школу молодого специалиста», работая тренером на сборе по подготовке сборной к II Дружеским играм. Оказывается, в одном из залов города идет тренировочный матч фехтовальщиков Австралии и США, вход свободный, и его интересно посмотреть.

Главный судья матча, завидев в зале советских специалистов, просит помочь – не хватает судьи для сабельных боев. Послали меня.

Взял протокол. Начал судить. Для судейства мне хватало знания специальной терминологии на французском языке и нескольких фраз, необходимых для вежливых обращений и ответов на подобные.

Спрашивает американец:

– Вы будете судить Олимпиаду?

Отвечаю на немецком, и он переходит на немецкий:

– Ах, вы участник? И у вас целая команда?

Вдруг мой собеседник кричит на весь зал:

– Ребята, немцы командой приехали! Может, встретимся?

За немца меня приняли. А потом ко мне:

– Откуда приехали?

– Из Москвы.

– Как? Из какой Москвы?

– Москва, – говорю, – Советский Союз.

Что тут началось! Они меня чуть не за горло:

– Давайте завтра с вами встретимся. Очень хочется пофехтовать, а с советскими еще интересней.

Вынужден был повести их к нашему президенту федерации. Он меня спрашивает:

– Как они, сильные?

Отвечаю:

– Вроде не очень, но попробовать, конечно, интересно. Думаю, мы их одолеем.

– Ну ладно, – говорит, – встречайтесь.

И на другой день товарищеский матч СССР-США!

Да, олимпиада – это огромное событие, и не только спортивное…

САМЫЙ ВКУСНЫЙ ТОРТ

Идешь по Олимпийской деревне в спортивном костюме, на груди написано: «СССР». А метрах в тридцати по другой стороне улицы – какой-нибудь иностранец. Только завидит – уже рукой машет: «Хэллоу!» Как будто незнакомы, но не ответить на приветствие невежливо. Потом мы выяснили причины такого внимания к себе. Если на груди надпись «СССР» («Си-Си-Си-Пи», как нередко говорили), значит, идет будущий чемпион, или серебряный призер, или, в крайнем случае, бронзовый! Как же его не поприветствовать!

Воочию убеждаешься, насколько велик международный авторитет Советского Союза, в том числе и в спорте.

Что касается фехтования, то наши команды на той Олимпиаде были уже очень сильными. Например, рапиристы. Они попали в один четвертьфинал с командами Венгрии и Франции – лучшими командами мира. И хотя советские фехтовальщики проиграли и тем и другим, но с каким счетом! Чемпионам мира 1955 года венграм – 7:9, французам, ставшим чемпионами этих Игр, – 6:10. Марк Мидлер попал в финал. Сабельная команда вообще ходила в героях – заняла третье место, а Лев Кузнецов стал бронзовым призером и в личном первенстве.

Правда, успехи советского спорта радовали не всех. Это чувствовалось и в назначении судей и в проведении жеребьевки. Отразилось это в какой-то мере и на результатах боев. Жаловаться на судей неприлично в спорте. Доказывать свою правоту мы могли только еще более высоким мастерством. А необъективность судей видна зрителям, и в конце концов при наших довольно высоких результатах она лишь усиливала популярность сборной СССР. Мы не раз слышали, как спортсмены разных стран возмущались несправедливостью судей. Подходили к нам между боями и с негодованием спрашивали: «Ну как вы можете это терпеть?» Приходилось отвечать: «Ну что вы! Это же олимпиада, это же спорт! Не жизнь же решается…»

Любопытно было наблюдать, как менялось отношение к нам у иностранных фехтовальщиков. Признав в советских фехтовальщиках сильных спортсменов, они начинали проявлять к нам интерес и, вопреки домашней пропагандистской обработке, с удивлением признавали: «Да вы нормальные люди! И спортсмены настоящие».

У олимпийской делегации СССР существует традиция. Спортсменов, сумевших завоевать первые шесть мест, в присутствии всей команды поздравляют – вручают цветы и обязательно торты, испеченные по случаю торжества.

Для саблистов такая церемония должна была состояться впервые за всю историю советского фехтования. Но, как назло, мы выступали по программе Игр почти самыми последними, когда часть делегации уже переселилась на корабль «Грузия», готовившийся к отправке домой, во Владивосток. Поздравление пришлось отложить.

Зато как торжественно прошло оно на палубе советского корабля! Председатель Спорткомитета СССР Николай Николаевич Романов, видевший все наши матчи с венграми в 1951 году, поздравляет нас с достижением мирового класса, а Льва Кузнецова еще и с присвоением звания заслуженного мастера спорта. Оказывается, все присутствующие уверены, что советские фехтовальщики будут сильнейшими в мире, и ждать этого осталось совсем недолго. Стоит ли говорить, что вкуснее торта, чем тот, который испекли специально для фехтовальщиков, я в жизни не ел.

СМОТРИНЫ

К 1957 году советские фехтовальщики были уже не в диковинку для западных болельщиков. Их мастерство успели узнать. Но на чемпионате мира в Париже еще никто не ожидал от них победы.

Соревнования мужчин, в которых Марк Мидлер завоевал второе место, уже закончились, когда на фехтовальные дорожки вышли женщины. В финал попали две советские спортсменки. Это был большой успех, но считалось, что до золота нашим рапиристкам еще далеко. Складывалась борьба драматично и продолжалась долго. Публика и спортсмены уже большей частью разошлись, остались только специалисты, и, когда борьба закончилась сенсационной победой Шуры Забелиной, до сих пор никому не известной и никем всерьез не принимавшейся, удивляться и поздравлять ее было почти некому.

Наутро из разных отелей стали съезжаться спортсмены, на трибунах собралась публика и отовсюду зазвучало слегка исковерканное имя чемпионки мира: «Цепелина! Цепелина!» Примерно так можно было прочесть написанную латинскими буквами фамилию Шуры на табло. Всем хотелось посмотреть, как выглядит девушка, приехавшая из далекой России и внезапно ставшая чемпионкой.

Время близится к двенадцати, нас то и дело теребят: «Да где же она, наконец?» А мы и сами не можем понять. «Подождите, – говорим, – сейчас появится».

И вот у дверей зала вдруг возникает какая-то суета, все поворачивают голову, и в проход между расступившимися зрителями вступает Шура. Да она ли это? Изящная дама, вся вытянувшаяся на высоких каблучках, в наимоднейшем парижском костюме, с суперсовременной прической. Непринужденно оглядывает зал. За ней – свитой королевы – все наши девушки.

Так вот, оказывается, какая она, эта советская чемпионка Шура! Садится на трибуну, и туда начинается паломничество: спешат познакомиться, рассмотреть поближе, расспросить… Целуют руку, поздравляют… Все справедливо: на фехтовальном небосклоне появилась новая звезда.

Став чемпионкой, Шура побывала в парикмахерской, оделась в модном магазине, потому что интуитивно поняла: о ней, обо всех советских людях будут судить по меркам того мира, в котором она сейчас оказалась. Каждая деталь будет замечена и истолкована. Поединки позади, внимание всех сконцентрировалось на людях. Кто они? Что умеют? Или их только выучили ловко орудовать железным прутиком?

Можно вспомнить массу случаев, когда мы замечали, как пристально всматриваются в каждую мелочь в нашем облике, пытаясь понять и объяснить нас через любую деталь. Так, один из наших фехтовальщиков, закончив соревнования, надел свой любимый костюм. С портным ему повезло, костюм был модным и сидел на редкость хорошо. И что же? Зарубежные участники оглядывали его со всех сторон! Сначала он не понял, в чем дело. Стал одергивать пиджак, забеспокоился. Все стало ясно после короткого обмена репликами:

– Где ты работаешь?

– Преподавателем в институте.

– И ты можешь позволить себе шить такие костюмы? – В вопросе сквозило явное недоумение.

Завязался разговор, посыпались вопросы… Наших собеседников интересовал образ жизни советского человека. Спортсмены постоянно находятся в фокусе внимания многочисленных людей. По ним нередко судят обо всем народе. Так было, так остается и по сей день.

СЦЕНА НА ПОМОСТЕ

На том же чемпионате мира в Париже в 1957 году произошел один эпизод, который потом много лет приводился в среде советских саблистов как хрестоматийный пример воздействия на поведение человека ловушки, сработавшей почти без помощи спортивного оружия.

Все знают, что нападать надо внезапно и с возможно более близкого расстояния. Замыслы свои от противников необходимо скрывать и не просто стараться их не выдать, а суметь внушить о себе ложное впечатление. Поэтому можно утверждать, что умение вести бой несколько сродни актерской игре. У всех больших спортсменов вырабатывается своя техника с расчетом на создание того или иного образа. Иной раз нужно, чтобы противник подумал, что ты осторожен, расчетлив и нерешителен, иной раз – наоборот, что ты смел и безрассуден. Да мало ли какие еще могут быть «промежуточные» состояния!

Актерское начало может настолько тесно сплетаться с манерой ведения боя, что выдвигается чуть ли не на первый план в действиях бойца. В первые годы выступлений на международной арене все советские саблисты и их тренеры столкнулись с этой необычной манерой и ломали головы в поисках противоядия.

Показателен был в этом смысле матч с командой Франции. Ее капитан Жак Лефевр был опытнейшим фехтовальщиком, правда не очень везучим в спорте: шесть раз попадал в финалы мировых первенств, но так и не поднялся выше четвертого места. Мы в шутку звали его д’Артаньяном – сухощавый, с живым, подвижным лицом и маленькими усиками, он, как нам казалось, внешне очень походил на знаменитого гасконца. Нельзя было не заметить его одаренности, хотя набор его приемов был бедноват. Зато в области отвлечения противника он, можно сказать, преуспел немало.

И вот матч СССР – Франция. Против Лефевра выходит тогда еще очень молодой и ему совершено неизвестный Леонид Лейтман, ставший впоследствии заслуженным тренером СССР. Он уже победил двух французов и, видимо, млел от счастья. Надо сказать, что Леня мог быть чрезвычайно опасным, и особенно для тех, кто его не знал. Очень быстрый и мощный в атаках, он так неудержимо приближался под самый нос к противнику, с маху разрушая все попытки защиты, что тот просто не успевал ему что-либо противопоставить. Мы и глазом не успели моргнуть, как счет стал 3:0. Лефевр получил три неотразимых удара.

После первого Лефевр поднял маску и внимательно осмотрел Леонида. После второго – удивленно воскликнул: «О, месье!» Судьи уже давно разобрали фехтовальную фразу, а он все бормотал: «Туше! Манифик!» Леня слышал, как Лефевр назвал его удар великолепным, и потихоньку таял, упиваясь признанием такого опытного спортсмена. Однако напора не снизил, нанес и третий удар. Тогда француз сбросил маску, парадным шагом подошел к Лене и, протянув руку, представился: «Лефевр!» Затем снова медленно встал в стойку, будто вынужден продолжать бой только потому, что не по-рыцарски, сдавшись сразу, отобрать достойную победу у такого противника.

А потом… он нанес пять ударов подряд, после каждого с нескрываемым недоумением разводя руками и всем своим видом выражая противнику сожаление. Он успел уловить специфику действий своего противника, усыпил его бдительность и вырвал победу, казавшуюся Лейтману такой близкой. Когда все было кончено, он долго тряс Леониду руку, немного проводил с дорожки и вообще изо всех сил давал понять, что ему было исключительно приятно пофехтовать с таким достойным партнером!

Для борьбы с таким фокусником годятся только два способа. Первый – опустить забрало, не видеть его и не слышать. Что бы он ни делал, не обращать внимания и не терять бдительности. А второй – бороться с ним его же оружием. Если, конечно, достаточно уверен в себе. Оба способа могут быть хороши, когда они правильно использованы. Яков Рыльский, например, предпочитал в контакт не вступать. А вот Лев Кузнецов заводил иногда свою игру, особенно если противник начинал первый. Он даже удостоился называться «Лефевром Федоровичем» за то, что самый свой важный бой за олимпийскую медаль в Мельбурне выиграл именно у Лефевра, который бросил в атаку все сильнейшие «номера». Очень было забавно смотреть, как тот вдруг заметался, начал спешить, но… из крепких рук вырваться уже не мог. Лефевр и в этом случае оставался верен себе. От игры он все равно отказываться не собирался, думая, что заранее отрепетированных ролей у него предостаточно: партия с публикой, партия с руководителем боя, партия с угловыми судьями и так далее…

Выходя на соревнования, особенно международного уровня, приходится держать в памяти сразу несколько «досье» на противника. В таком «кондуите» должны быть зафиксированы и чисто «фехтовальные» приметы, и манера поведения, и отношения с противниками, товарищами, судьями, публикой, и, наконец, характер спортсмена. Все это знать совершенно необходимо.

Правила соревнований запрещают многие фокусы на дорожке. Судьи же редко делают замечания за затяжку времени или за попытку вступить в полемику. Они наказывают, в основном, за грубость: когда спортсмен срывает и отбрасывает маску, бранит противника или вмешивается в разбор схватки. Ну а актерские выходки «во вкусе Лефевра» выглядят прилично, по-джентльменски, кажутся лишь проявлениями живой человеческой реакции на ход поединка, и судьи, как правило, к ним снисходительны.

ИСПЫТАНИЕ НА ПРОЧНОСТЬ

Для советского фехтования филадельфийский мировой чемпионат 1958 года остается незабываемым событием. Завоевав четыре золотые, четыре серебряные и одну бронзовую медаль, наша сборная команда впервые стала сильнейшей в мире. Однако подсчитывать медали куда легче, чем их завоевывать.

…Когда после своей тренировки мы гурьбой вышли в зал соревнований и разыскали наших фехтовальщиц, чтобы поболеть за них в полуфинале, мы ахнули: счет был 7:1 в пользу команды ФРГ.

Сели вблизи, начали подбадривать, делая вид, что еще все можно исправить. Наша команда, как говорится, проснулась, стала выигрывать бой за боем. Когда счет стал 8:7 в пользу противника, на решающий поединок вышла двадцатилетняя Галина Горохова. Некоторые из нас даже приуныли: ну почему Горохова, а не Валентина Растворова, Эмма Ефимова – сильнейшие и опытные мастера?

А на дорожке тем временем творилось что-то необыкновенное. Галина Горохова наносила укол за уколом своей опытной противнице и победила в бою, а команда с преимуществом всего в один укол выиграла матч.

Советские фехтовальщицы стали чемпионками. Самые лестные слова достались тем из них, кто принес команде наибольшее число побед, кто завоевал затем медали личного первенства. Наверное, это правильно. Но как знать, что произошло бы, если бы другой принял на свои плечи всю тяжесть ответственного момента! Может быть, и Валентина Растворова, и Эмма Ефимова потеряли бы долю уверенности, так необходимой им в борьбе за золотую и серебряную медали чемпионата?..

В том последнем, решающем поединке появился новый большой мастер.

Попадая в переплет, спортсмен раскрывает себя полностью. Особенно трудно бывает неопытному фехтовальщику, когда в его «руках» сосредоточивается судьба усилий всего коллектива, если приходится выйти на последний, решающий поединок. Подобные роли выполняют обычно капитаны или испытанные бойцы. Но бывают и исключения, и допускают их тренеры, хорошо знающие своих питомцев и уверенные в их способности к предельной самоотдаче.

Галина Горохова вообще славилась среди советских фехтовальщиков исключительной волей, собранностью, способностью отдать себя целиком борьбе за командную победу. За время ее выступлений на международной арене – период более чем в пятнадцать лет – не было командного бойца сильнее ее. Она и в личных соревнованиях выступала успешно – дважды была чемпионкой мира, дважды – второй, дважды – третьей, выиграла много турниров. Но главное, вклад Гороховой в командные победы советских рапиристок на трех олимпиадах был исключительно большим.

Считается нормой, если в командных поединках спортсмен выигрывает два боя из четырех. Для Гороховой это была не норма: приносила команде по три-четыре победы и, как правило, выигрывала решающий бой. Причем, несмотря на крайне напряженную обстановку, она никогда не теряла голову, сохраняла способность оценивать ситуацию, поразительную нацеленность на победу. И таким отношением к делу часто зажигала других, как бы делясь своим умением бороться за каждый укол, за каждое движение, за каждый метр дистанции. Чем было тяжелее, тем сильнее она становилась.

Предугадать на основе наблюдений способность спортсмена успешно действовать в ситуациях крайне ответственных нелегко даже умудренному опытом тренеру. Но гораздо труднее спортсмену самому разобраться в себе. Ведь обычно до какого-то критического случая человек и сам не знает, на какие волевые усилия он способен. Я только к тридцати годам, и слишком поздно, понял, что чем сложнее ситуация, чем она хуже и тяжелее, а особенно для команды, тем более высокий результат способен показать. Правда, Иван Ильич Манаенко всегда говорил мне в решающие минуты: «Ну, Дод, ситуация безвыходная, проигрывать больше нельзя. Давай придумай что-нибудь!» Он, видимо, давно заметил эту мою способность – найти в себе резервы.

Чемпионат мира 1958 года в Филадельфии начался для меня относительно спокойно. Мы с Рыльским благополучно добрались до полуфинала личного первенства. Шел четвертый день соревнований, и каждый из нас провел не меньше, чем по сорок боев: в те времена сначала проходили командные соревнования, а потом личные. Мы уже получили серебряные медали всей командой, порадовались им и снова настроились на борьбу. Но, конечно, оба мы страшно устали.

На соревнованиях объявили перерыв, и у нас образовалось что-то около часу свободного времени. В то лето в Филадельфии было сорок градусов в тени при почти стопроцентной влажности.

– Пойдем в парк, – предложил Рыльский, – полежим на травке.

Солнце клонилось к закату, жара спадала, и из-под деревьев от травы потянуло сыростью. Мы с наслаждением растянулись прямо на газоне.

– Смотри, Дод, и Виталий Андреевич к нам идет, – слышу голос Рыльского и поворачиваюсь на другой бок. И тут чувствую, как судорога сводит мне левое бедро. Начинаю его растирать – сводит уже спину. Резко разгибаюсь – схватывает и руку! Я катаюсь по траве, верчусь и прыгаю, как рыба на сковородке.

– Яшка, – кричу, – я, кажется, попал в переплет!

Виталий Андреевич добежал и давай меня массировать! Руку и спину отпустило, но нога подчиняться перестала. И колол ее, и щипал, и кулаком стучал – бесполезно. Аркадьев кричит:

– Врача, врача, в медпункт!

Кто-то из зрителей, вышедших подышать, – а вполне возможно, и специально наблюдавший за нами, – с неизбывным одесским акцентом пояснил:

– Здесь врача нет, здесь все за доллары. А если есть, чем платить, поезжайте в клинику Пенсильванского университета – отсюда километров пять.

Нет, нам это не годится. Соревнования продолжатся уже через полчаса. Меня под руки – и в душ. Включаю самый мощный напор да погорячее и все полчаса тру ногу. Ошпарился, но немного отпустило. Прошелся – нет, не хромать не могу.

– Ну что же делать, – говорит Аркадьев, – снимем тебя с соревнований.

Нет уж, думаю, все-таки попробую. Проехать 10 тысяч километров от дома и бесславно сойти… нет, это не для меня. И такая появилась злость, столько тактической хитрости, что совершенно неожиданно для всех я выиграл достаточно боев, чтобы попасть в финал. Наши ребята все меня окружили, каждый хочет чем-то помочь: кто кормит сахаром, кто тащит витаминизированный напиток, кто сует банан, – честно говоря, мы тогда не очень хорошо себе представляли, как нужно бороться с судорогами. Я не отказывался ни от того, ни от другого, ни от третьего – пробовал все. Подошли руководители команды и сказали, что без ущерба для общих интересов в финале я могу не выступать.

Оказывается, скорее всего, советская команда в общем зачете займет первое место, вне зависимости от наших результатов в финале. Только в одном маловероятном случае итальянцы могут нас догнать – если чемпионом в личном первенстве станет Каларезе. Но он был тогда еще молодым, не очень опытным бойцом, и шансов у него было маловато. Значит, тех очков, которые уже принесли мы с Рыльским, попав в число финалистов, вполне достаточно. Борьбу за призовое место может продолжить один Яков.

Но обидно же, оказавшись на пороге, не попробовать войти! Нет, говорю, драться начну. Первый бой – с Рыльским. Ему наверняка проиграю: он же знает, что со мной и как ему лучше бороться. Все-таки будет у него лишняя победа – это может оказаться важным, в конце концов. А может, и я у кого-нибудь выиграю – опять-таки помогу Рыльскому, отобрав очко у его противников. В общем, дерусь!

Начался финал, я проиграл первый бой Рыльскому – 5:1 и, слегка прихрамывая, ушел с дорожки. Следующий бой – с Каларезе.

Мы до этого не очень хорошо знали друг друга, встречались всего два раза. Он быстрый, темпераментный, упорный. Только схватились – сразу бросился на меня. Я – назад, он – на меня, я – опять назад. Граница – предупреждение: дальше отступать нельзя. Вот тут-то и начался бой. Не припомню, чтобы когда-нибудь еще я был в таком состоянии: так собран и обострен. По-моему, разгадывал планы противника, когда они еще только бродили у него в голове! Наносил удар – и вел в счете. И так все схватки: противник нападает – следует отступление, граница, предупреждение, схватка – и мой удар. 5:1. Снимаем маски, пожимаем руки и вижу: он не понимает, что уже все кончено. Ну, просто не верит, что так могло случиться! А все дело в том, что для меня доли секунды невероятно растянулись; ни одно даже малейшее движение Каларезе не ускользало, все успевал и заметить, и предупредить. Мне он казался медленным!

Что ж, первая удача. Не зря, значит, решил фехтовать в финале. Иду с дорожки – хромаю. Кузнецов и Мидлер тащат меня куда-то под трибуны, укладывают на скамейку, по очереди трут, массируют до самого следующего боя. А когда встаю, оба начинают пересмеиваться – скамейка давненько не вытиралась, и мой белый фехтовальный костюм много потерял в своей ослепительной первозданности. Ну да черт с ним! Ведь я еще во время боя с Каларезе не раз падал. В конце концов, из «окопов» чистенькими не выскакивают. Стою перед ними грязный, помятый да еще и хромой, а они – заливаются. Потом Марк посерьезнел:

– Вообще-то ты у нас инвалид второй группы. Но учти: это никто не примет во внимание. С тобой будут бороться, как со здоровым. А это, я считаю, в твою пользу. Так что вперед!

На дорожке меня ожидает знаменитый «актер» Лефевр. Мы начинаем, и очень быстро выясняется, что тактика, случайно возникшая в борьбе с Каларезе, остается единственно правильной в моем положении. Все решает схватка за первый удар. Если мне удастся его нанести, дальше можно отступать, прижиматься к границе, и тогда противники сами ко мне придут. Ну а уж тут, как говорится, дело техники. В обороне я всегда чувствую себя уверенно, а тем более теперь, когда собран и опасен, как раненый зверь.

И начинается изнурительная борьба за первый удар. Три, четыре, пять минут на исходе, а ударов нет! Мы бегаем по дорожке, противник видит, как я волочу ногу, и не понимает, почему он никак не может в меня попасть. Выискиваю в конце концов момент и сам атакую, делая чуть ли не по десять финтов. Все в порядке – удар в открытое туловище! Противник ведь нормальный человек – теряет иногда бдительность. А со мной сегодня этого не случается. Потом – все как по нотам. Прижимаюсь к границе дорожки, вскоре объявляют, что до конца боя осталась одна минута, и, поскольку я веду в счете, противник начинает торопиться, спешит отыграться, и счет становится 2:0, а потом 3:0, но только не в его пользу.

Так выигрываю у хитрющего Лефевра, затем у американца Блюма. А потом жребий сводит меня с поляком Твардокенсом – исключительно выдержанным и необыкновенно быстрым бойцом-левшой. У Твардокенса, так же как и у меня, было к тому времени три победы. Кто же одержит четвертую, – которая даст право бороться за медали?

Все уже раскусили мою тактику, и поляку удалось повести 2:1, он впереди, до конца боя – одна минута. Теперь уже мне приходится бежать за ним, прижимать к границе и нападать. Нужно было хвататься хоть за соломинку. Тем более что времени уже оставалось очень мало – не больше десяти секунд. И я – рискнул. Сделал вид, что резко нападаю, и на отпугивающий ответ отскочил. Когда, Твардокенс немножко успокоился, опять бросился на него. И все получилось как по писаному! Он и не заметил, как выпрыгнул за границу поля боя! А я сразу пошел к нему, чтобы обозначить, что мы оба вне дорожки. Судья внимательно следил за нашими передвижениями на самой границе, и решение не замедлило последовать: штрафной удар, счет 2:2. Ну что ж, теперь будем драться до решающего удара. Мы долго боролись за него, но, видимо, штрафной вывел-таки из себя упорного бойца. Он не выдержал, в какой-то момент заторопился, и мне удалось выиграть этот поединок.

Сколько моральных сил прибавила мне эта победа, трудно даже рассказать. Следующий поединок – против прошлогоднего чемпиона мира – закончился уже со счетом 5:1 в несколько минут. А дальше… дальше нам с Яковом Рыльским предстоял перебой за первое место. Конечно, сомнения в возможности выиграть возникли большие. Во-первых, мне вообще не удавались бои с ним, а во-вторых, он-то лучше других знал, что я могу сегодня, а чего не могу. Мы начали, и все развивалось по той же схеме. Но только первый удар нанес Яков. Весь бой я шел за ним по пятам, но догнать не смог. При счете 4:3 в его пользу время боя кончилось. Он стал первым.

Спустя много лет мне довелось смотреть замечательный фильм режиссера Климова «Спорт, спорт, спорт». Там был момент, когда бегуны на 10 000 метров, стартовавшие в матче СССР – США 1959 года, не выдерживая исключительных климатических условий, сходили с дистанции, теряя ощущение реальности, поворачивали в другую сторону, падали в обморок. Советский спортсмен Пярнакиви, стараясь побороть мучительные ощущения, бежал высоко вскидывая колени – на вид нелепо, как цирковая лошадь, но, превозмогая все трудности, все же финишировал, обеспечив успех команды. Так вот, со мной в Филадельфии было то же, что с этими бегунами, – солевое голодание. Только благодаря фильму я смог представить себе, как выглядел на том чемпионате мира.

Как же объяснить мотивы таких вот поступков спортсменов? Зачем выходить на соревнование с травмой? Зачем бежать, когда это мучительно и когда другие бегуны сходят с дистанции? В самом деле, не жизнь же решается! Зачем Гале Гороховой так выкладываться не для своей личной, а для командной победы? Чувство товарищества? Конечно! Но не только оно. На чашу весов ложится тот огромный труд, который проделан всей командой, тренерами. А чувство ответственности перед теми, кто ждет дома! За рубежом всегда остро ощущаешь себя гражданином своей страны. На мировых первенствах и олимпиадах спортсмен вообще нередко действует на пределе своих возможностей. Находить силы бороться ему помогают убеждения, воспитанные в нем всей жизнью.

Каждая спортивная победа дорога по-своему. Особенно если завоевано звание чемпиона мира, выигран Кубок Европы. И было их у сборной СССР уже очень много. Но выступление в Филадельфии всегда будет занимать особое место в истории советского фехтования. Здесь сборная команда СССР взяла на себя тяжелую, но почетную роль лидера мирового спорта.

Все последующие годы советские фехтовальщики доказывали, что эта ноша им по плечу. В 1959 году впервые 19-летний Бруно Хабаров завоевал звание чемпиона мира по шпаге. Тогда же чемпионами мира были рапиристы. На Римской олимпиаде Виктор Жданович стал нашим первым олимпийским чемпионом, и вслед за ним в олимпийскую летопись вошли имена еще десяти советских фехтовальщиков – обладателей золотых медалей в командных турнирах мужчин и женщин по рапире. Это уже поистине триумф.

Но что интересно! Семь лет спустя после товарищеского матча 1951 года с венгерской сборной из тех сорока сильнейших бойцов и тренеров, которые в нем участвовали, на фехтовальные дорожки Филадельфии вышли только три человека. А Семнадцать из двадцати бойцов той команды были молодыми фехтовальщиками. Их подготовили те, кто собрал в своем тренерском мастерстве весь опыт выступлений на международной арене. Участники первых сборов и соревнований с зарубежными мастерами, конечно, прежде всего пробовали свои силы как спортсмены. Но оказалось, что таким образом они приобретали опыт, необходимый больше для их будущей тренерской работы, чем для сиюминутных спортивных достижений. Этот опыт, объединяемый в беседах, спорах, позволил со временем создать передовую систему подготовки спортсменов.