Текст книги "На обочине"

Автор книги: Даши Егодуров

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 2 страниц)

Даши Егодуров
На обочине
Повесть

I

Все рубленые дома в какой-то мере похожи друг на друга. Разве что крыши разные – то тесом крытые, то шифером... Но этот дом Залыгин отыскал сразу, хотя номера на нем не было. Походил возле него, потом сел в машину, объехал... И все это время он, не переставая, думал о хозяйке дома. Звали ее Грушей. Она была симпатичной, довольно-таки предприимчивой женщиной. «Стоит поухаживать за ней, – думал он, – и она моя... и это хорошо. Поди, не без средств. Вон какой домище отгрохала».

Между тем сама Груша мыла-драила полы, кое-где переставила мебель. Уже давно собиралась сделать это, да все недосуг.

Вечером после работы с друзьями обещал прийти человек, который пришелся ей по душе. «Пусть, пусть приходит, – мысленно говорила сама с собой Груша. – А уж я встречу хлебом да солью».

Наступил вечер. Груша зажгла свет, закрыла ставни, затопила печь. Начала готовить ужин и тут услышала чьи-то голоса. Выбежала в сени, спросила, прислонясь к закрытой на защелку двери.

– Кто там?

– Я, Залыгин, – ответили из-за двери, – и не один, с друзьями.

– Добрый вечер, – войдя в прихожку, поздоровался он.

Груша окинула взглядом вошедших и недоуменно посмотрела на Залыгина. Тот виновато улыбнулся... Понял, она ожидала, что придет с людьми более солидными.

– Лев Левухин, – представился, протягивая руку, круглолицый, смуглый парень лет двадцати, с карими, острыми, прямо-таки сверлящими глазами. Он был в поношенном черном полушубке и черной шапке из кроличьих шкурок.

– Значит, Лева! – усмехнулась Груша, испытующе поглядывая на парня. – Ну, ну...

К Груше подошел третий парень, поздоровался. Она небрежно подала ему руку и назвалась Аграфеной Самойловной.

– Нюругиев, – представился тот. – Балта.

Груша с интересом посмотрела на него. Что-то в нем было такое, отчего она решила, что он из интеллигентной, обеспеченной семьи. Быть может, все дело в том, что этот парень в отличие от приятелей держался непринужденно, свободно.

Нюругиев прошел в зал и сел рядом с Залыгиным на диван, застеленный ковром. Персидский ковер ручной работы висел и на стене.

Когда к ним присоединился Левухин, Залыгин сказал:

– Обращайтесь друг к другу только по имени. О кличках забудьте, ясно?!

– Нет, не очень... – ответил Левухин.

– Что ты за человек? – сказал Нюругиев. – Неужели не понимаешь, что она другая. Вон в доме все блестит: в буфете хрусталь, сервизы... А стулья-то! Стулья!.. Да им цены нет!

Пока дружки говорили, Груша принесла с улицы беремя дров, подкинула в топку печи. Потом надела длинный шелковый халат и вошла в зал. Присела на мягкий антикварный стул с высокой спинкой, который стоял напротив дивана, чуть в стороне от пианино, улыбнулась:

– Что же вы замолчали? Расскажите что-нибудь.

Она была ослепительно хороша; круглое белое лицо, из-под густых длинных ресниц смотрели большие голубые глаза. И Залыгин растерялся, не сразу пришел в себя.

Груша заметила, как смутились при ее появлении парни, и это понравилось ей. Но захотелось смутить их еще больше. Она подошла к пианино и стала играть... А потом повернулась к парням, спросила:

– Нравится?

– Грушенька, к музыке мы глухи, – ответил Залыгин.

– Неужели ни разу не слышали? Я сыграла отрывок из увертюры к опере «Цыганский барон».

– Признаюсь, я как-то с парнями ходил в оперный театр, как раз шел «Цыганский барон», – начал рассказывать Залыгин. – Нет, не с этими парнями, с другими... До начала спектакля мы зашли «отметиться» в буфет. Взяли по сто граммов коньяку, выпили. А потом еще... еще... Короче, когда прозвенел звонок, я прошел в зал, сел и... Сосед справа толкает меня локтем в бок и говорит: «Не храпи!» А у меня глаза не открываются. Слышу – музыка гремит, а ничего не вижу. Все же разглядел я на сцене цыганенка. Но и плясал же он! Черт-те как здорово! А впрочем, что с него взять? Цыгане с малых лет пляшут...

Парни рассмеялись.

– Значит, вы ничего и не видели? – спросила Груша.

– Вот только цыганенка...

Парни посмеялись еще немного, а потом стали смотреть выставленные на комоде фотографии. Груша ушла на кухню чистить картошку. Скоро там оказался Залыгин. Он подсел к ней, спросил:

– Помочь?

– Помогать – помогай, но рукам воли не давай! – ответила она, отстранясь.

Усмехнулась, поднялась со скамейки, пошла в комнату.

Из шкатулки, которая стояла на комоде рядом с трельяжем, достала колоду игральных карт и положила на стол перед парнями:

– Играйте, чтобы не было скучно.

Вернулась на кухню.

Левухин дернул за рукав пиджака Нюругиева и, прищелкивая языком, сказал:

– В нашем городе такие красавицы – редкость!

– У атамана губа не дура, – ответил вполголоса Нюругиев. – Он сейчас ей мозги вправляет... Ничего не скажешь, мужик цепкий,

– Не забывайся – клички упоминать запрещено. Хотя все верно... От него ни одна девушка не убежит. Иметь бы такой талант – помирать не надо.

Кто-то постучал в дверь. На стук вышла в сени Груша. Вернулась не одна – с худенькой светловолосой девушкой, сказала:

– Нина, моя квартирантка. – Улыбнулась. – Девушка она стеснительная, но себя в обиду не даст.

Нина разделась, повесила пальто на вешалку. Помыла руки и стала помогать хозяйке готовить ужин.

Стол был накрыт в зале, все пятеро сели на расставленные вокруг него стулья.

– Лева, принеси-ка нашенского! – распорядился Залыгин.

Левухин поднялся, вышел в прихожую. Вернулся, поставил на стол две бутылки коньяка и бутылку шампанского. Груша посмотрела на Нину и сказала со смехом:

– Зачем так много? Кто будет пить?..

Залыгин пожал плечами, начал открывать бутылки. Потом разлил коньяк по рюмкам и предложил выпить:

– За дружбу!

Залыгин с Левухиным усердно ухаживали за женщинами: накладывали закуски, забавляли их шутками. Нюругиев в разговор не вступал.

– Девчата, посмотрите, как уплетает за обе щеки наш Балта, – хмыкнул Залыгин. – Впрочем, я думаю, так и надо есть, без церемоний. Здесь все – свои...

– Ты так считаешь? – с легкой досадой спросила Груша.

Залыгин понял, что сказал не то, и перевел разговор на другое.

– Я нынче работаю на легковой машине. Шоферю. Когда захочу, пользуюсь ею, как собственной. Шеф у меня отличный мужик, не обижает.

– Верно, – наконец-то подал голос Балта. – Его добротой и мы пользуемся. Без омуля не живем...

Левухин вовсю ухаживал за Ниной: не переставая, шептал что-то ей на ухо, та громко смеялась, довольная.

– Ребятки, а вы бесчувственные люди! – неожиданно сказала Груша. – Почему вы вовремя не позаботились о своем друге? Балта один, без подружки, каково ему, а?..

– Он вполне взрослый человек, – сказал Залыгин. – И если захочет...

– Да ладно вам! – подал голос Балта. – Что, у вас другой темы для разговора нет? Давайте лучше выпьем...

Он поднял рюмку. Парни поддержали его.

Груша поднялась со стула, прошла в другую комнату. А когда снова появилась, то была уже не в халате, а в расклешенной юбке темно-синего цвета и белой, шелковой, по последней моде сшитой кофте.

Подсела к пианино:

 
Будьте здоровы,
Живите богато,
А мы уезжаем
До дому, до хаты.
Мы славно гуляли
На празднике вашем,
Нигде не видали
Мы праздника краше...
 

К Груше подошел Залыгин, стал тихо подпевать. А потом сказал:

– Ты и в халате мила моему сердцу. А сейчас в этом наряде еще больше... – Помолчал: – А если кто-нибудь вздумает ухлестывать за тобою... не завидую тому, нет!..

Груша хотела еще что-то спеть. Но Залыгин не дал, поднял ее на руки:

– Не надо, милая. Зачем?.. Нам и так хорошо, без песен...

Но Груша заупрямилась:

– Нет и нет! Я хочу петь. А впрочем... – Она ненадолго задумалась: – У меня есть подружка. Давайте ее позовем. Вот кто уж умеет петь! Голос у нее... чудо что за голос! К тому ж и вашему товарищу будет с нею веселее...

Залыгин нахмурился, а Балта сказал недовольно:

– Не нужно мне никакой девушки. Мне и одному неплохо. Чего вы в самом деле?

...Поздней ночью парни проводили изрядно опьяневшего Нюругиева домой.

Желтая луна поднялась над городом, тусклый свет лился на декабрьскую заснеженную землю. Улицы были пустынными.

Парни подошли к Грушиному дому, Залыгин сказал Левухину:

– К Нинке не приставай. Так лучше. Будем вне подозрений. А со своей я поговорю, она нам мешать не станет.

– Тебе видней, атаман!..

Парни зашли в дом, огляделись. Кровать была расстелена, и диван разобран. Груша с Ниной улеглись в спальне. На столе стояли недопитые бутылки...

Залыгин снял куртку, прошел в спальню, поднял Грушу и привел ее к столу. Разлил коньяк по стаканам.

Левухин бросил недокуренную папиросу в топку печи, подошел к столу, не присаживаясь, выпил коньяк, сказал:

– Устал я, пойду спать.

За столом остались Залыгин с Грушей...

II

У начальника отдела уголовного розыска шло оперативное совещание. Дело было чрезвычайное. Оперуполномоченный Дарижапов на это совещание явился с опозданием. Войдя в кабинет, обратился к сидящему там полковнику:

– Разрешите?..

– Почему опоздали, лейтенант?

– Да я... – начал было Дарижапов, но его перебил начальник отдела:

– Лопсон Гомбоевич вчера большое дело сделал. Раскрыл ограбление некоего Тутаева, которое висело на нашем отделе более двух лет. Работал допоздна, и я разрешил ему придти сегодня попозже.

Начальник отдела Залесов, среднего роста, подвижный, несмотря на возраст – ему за пятьдесят, – поднялся с кресла, сказал:

– ...Итак, Антуров восьмого декабря поступил в бессознательном состоянии в больницу, где, не приходя в сознание, скончался. А сегодня в час ночи на одной из улиц у чайной обнаружено такси 59-34, принадлежащее АТХ-3. При осмотре машины в багажнике обнаружен труп убитого таксиста...

– Так... – полковник помедлил. – Все это похоже на умышленное убийство. Думаю, вашему отделу надо подключиться к этому делу. Кому конкретно поручим?

– Полагаю, – ответил Залесов, – Ларинову и лейтенанту Дарижапову.

После совещания Ларинов зашел в кабинет к Дарижапову.

– Надо будет составить план расследования, – сказал он.

– Да, конечно, – согласился Дарижапов. – Ну, а пока... Осмотр такси проводили ночью при недостаточном освещении, поэтому нужно сделать повторный осмотр.

– Все верно. К концу рабочего дня пригласи прокурора и эксперта-криминалиста из научно-технического отдела. А пока давай просмотрим старые дела.

Дарижапов так и сделал. Засел у себя в кабинете и долго перелистывал дела старых «знакомых». Но людей, способных на убийство, так и не отыскал.

«Кто же убийцы? – думал он. – Гастролеры?.. Возможно. Небось они уже в Иркутске или в Чите... И теперь сидят и в ус не дуют. Надо будет выслать в Читу и Иркутск ориентировку».

В кабинет зашел Ларинов. В руках у него были бумаги.

– План утвержден без корректив, – сказал он и улыбнулся. Спросил: – Ну, а у тебя как?.. Есть идеи?

– В старых делах ничего интересного я не нашел. – Дарижапов достал из кармана пиджака папиросу, закурил. – Хочу после осмотра машины побывать в центральном ресторане.

– А может, лучше заняться теми, кто не работает, пьянствует?..

– Этим тоже займусь.

– Так и быть, а теперь поехали в таксомоторный парк.

...Во время осмотра такси Дарижапов в переднем салоне под резиновым ковриком возле водительского сидения обнаружил пуговицу и, обращаясь к прокурору, сказал;

– Давайте и эту пуговицу занесем в протокол. Авось да послужит еще?..

За водительским сиденьем во втором салоне были обнаружены рыжие пятна крови.

– Сколько, лейтенант, по-твоему, было преступников? – спросил Ларинов.

– Скорее всего, двое, – неуверенно ответил Дарижапов. – Но, может, и трое.

– Пожалуй, ты прав... – сказал Ларинов. – И все это происходило так... Убийство совершено во время движения машины. Это чтобы не было слышно выстрела. Стреляли, надо полагать, по команде бандита, который сидел рядом с шофером и умел водить машину. Останавливаться они не посмели, боясь, что водители встречных машин могут заподозрить неладное. Труп убитого перетащили в задний салон, о чем свидетельствуют следы крови. Итак, один управлял машиной, второй, тот, кто сидел позади таксиста, стрелял, а третий помог перетаскивать убитого. Значит, в машине был третий...

Короток декабрьский день. Солнце опустилось к горизонту. Подул холодный, порывистый ветер, Осмотр такси подошел к концу. Прокурор зачитал вслух протокол, попросил понятых подписать его.

Члены оперативной группы уголовного розыска сели в машину, выехали на улицу. Возле гостиницы лейтенант вышел из машины.

В ресторане он сел за дальним угловым столом в ожидании официанта. В зале появилась работница городского торга. Когда-то учился с ней в одной школе. Она увидела лейтенанта, подошла к нему.

Дарижапов поднялся из-за стола, пригласил ее поужинать с ним.

Разговорились. Одноклассница рассказала, что в связи с разовой уценкой, которая проводится по приказу министерства торговли, она назначена председателем инвентаризационной комиссии в промтоварный магазин.

– Представляешь, сегодня зашла в магазин и обомлела. Продают вещи по старой цене. Сколько же денег они уже положили в свой карман?!

– Как же так?.. – удивленно спросил Дарижапов.

– Заведующей там работает Аграфена Самойловна Ольховская. Ловкая женщина! Умеет обхаживать покупателей, наговорит столько, что иной забудет, зачем заходил в магазин. Зайди в ее магазин как-нибудь, убедишься...

Дарижапов пожал плечами, я, мол, работник уголовного розыска и такими вопросами не занимаюсь, и все же, о чем услышал, сообщу своему руководству.

Время приближалось к закрытию ресторана. Дарижапов поднялся из-за столика, он был недоволен собою, зря потратил время.

На улице дул холодный ветер. Снежинки падали под ноги прохожих. Дарижапов зашел в отдел, надеясь застать там Ларинова, тот обычно засиживался на работе допоздна.

Капитан обрадовался его появлению. Протянул портсигар:

– Закуривай!..

Дарижапов отказался.

– У тебя и так хоть топор вешай.

– Ну, что нового? – спросил Ларинов.

– Да ничего...

– Совсем-таки?..

– Ага... Разве что голова раскалывается от ресторанного шума.

– Значит, и ты вернулся ни с чем? – вздохнул Ларинов,

– Да не совсем... Вот встретился в ресторане со знакомой из городского торга. Она рассказала мне про одну женщину, которая ловко обманывает покупателей.

– Ну и что?..

– А я и сам не знаю. Впрочем... Может, нам с ОБХСС связаться? Мало ли что...

Ларинов промолчал, и Дарижапов, помедлив, вышел из кабинета.

...Поднявшись на лестничную площадку, он посмотрел на часы. Было без четверти двенадцать.

На цыпочках прошел на кухню, стараясь не разбудить жену и детей.

Подогрел чай на плитке, поужинал и все это время думал про рассказ одноклассницы. Зрело убеждение: необходим контакт с ОБХСС.

Он проснулся рано. Наколол дров, растопил печь. Скоро поднялась жена, стала готовить завтрак.

Ему было хорошо с нею, легко, не верилось, что где-то ходят по городу преступники: рвачи, убийцы... Как только земля держит их!

От этих мыслей на душе сделалось неспокойно.

III

Залыгин, Нюругиев и Левухин, дожидаясь возвращения с работы Груши, мерзли, переступая с ноги на ногу, у ворот ее дома.

– Обещала пораньше прийти, а все нет, – злился Залыгин. – Где же запропастилась?

– Придет твоя зазноба, – усмехнулся Левухин. – Никуда не денется.

– Тихо, парни, кто-то идет! – Нюругиев предупреждающе поднял руку.

В их сторону неспешно шла какая-то старуха. Заметив их, ворчливо сказала:

– И чего делают в темноте у чужого дома?

– А мы в гости к Аграфене Самойловне, – сказал Залыгин. – А ее нет и квартирантки тоже нет. Вот и стоим на морозе.

Старушка вздохнула, глянула в сторону церкви, перекрестилась.

– У нонешней молодежи на груди креста нет. В бога не верят, что девушки, что парни. Во грехе завязли. Так-то!..

– А что случилось, бабуся?! – спросил Залыгин. – Чего вы ругаетесь? Мы ж ничего не сделали. Стоим себе да стоим.

– Кто вас знает? А возмущаться мне есть с чего. Отродясь не слыхивала, что и девушки воруют. И вот на старости лет удостоилась. Что творится на белом свете? На днях шофера убили возле нашей чайной, а вчера милиционер позвал сюда, к Груше, у нее и делали обыск. Нашли в плательном шкафу пятнадцать дорогих китайских курток и еще много чего. Не пойму, зачем ей столько?.. – Посмотрела на парней, близоруко щурясь. – А Грушу вы зря ждете. Увезли ее в тюрьму. Милиционер сказал, что надолго. Видать, во грехе вся.

– А когда милиция приезжала, Нина была дома? – спросил Залыгин.

– Нет, не было. Наверно, на работе... Ой, бестолковая, – спохватилась старуха. – Заболталась с вами совсем. Побегу-ка... – И она пошла дальше, постукивая палкой по деревянному настилу тротуара.

Парни долго стояли молча и смотрели в ее сторону. Залыгин тревожно думал: «Если эта старуха сказала правду о том, что Груша арестована, надо уходить. Медлить нельзя, иначе крышка...»

Он хмуро посмотрел на парней, сказал холодно:

– Что же вы молчите, как жмурики!

– Пойдем к тебе, – предложил Левухин. – Трахнем бутылочку и обсудим, что делать.

– А ты что скажешь? – обратился Залыгин к Нюругиеву.

– А что я?.. Думаю, надо отсюда сматываться.

Подойдя к своему дому, Залыгин внимательно посмотрел вокруг, с тревогой подумал: «Не накроют ли на дому? Тогда конец. Всему конец...»

– Кого выглядываешь? – усмехнулся Левухин, – Трусишь?..

Залыгин не ответил. Открыл дверь, и они зашли в квартиру.

Приготовили поесть, сели за кухонный стол у окна напротив печки. Залыгин слазал в подполье и вытащил оттуда две бутылки особой московской. Прихватил с собою и обрез малокалиберной винтовки.

Долго молчал, сказал через силу:

– Мне кажется, вчера по пьяной лавочке я наболтал лишнего нашей красавице. Не знаю, поняла она что-нибудь, нет ли?.. А если поняла?.. И еще хуже, если она разболтала своей квартирантке... Как ее там... Нинка, что ли? – Он еще больше помрачнел, зло глянул на Левухина. – А ты спрашиваешь, чего оглядываешься?.. Оттого и оглядываюсь, что опасаюсь. Мало ли что она там натрепала в милиции? – Он помедлил: – К тому же те самые куртки китайские, это ж я их из магазина вывез на своей машине, по ее просьбе, конечно...

– Что же ты?.. – заволновался Левухин. – А еще атаманить хочешь. Слабак!

– Я думаю, нам надо сматываться из города, – сказал Залыгин, – пока не накрыли...

– А с чем? – спросил Нюругиев. – У нас и денег-то нету. Далеко ль уедешь без денег?

– Что верно, то верно, – согласился Левухин. – Но где их взять, эти деньги?

– Есть где... – сказал Залыгин. – Надо съездить в Сосновку и там «взять» заготконтору. Сторожа на ночь закрывают контору на замок и спят дома. Я это точно знаю, сам проверил.

– Тогда за успех... Давайте выпьем за успех! – Нюругиев разлил по стаканам водку. – Да повеселее! Ну!..

Выпили. Залыгин сказал:

– И вот еще что... Прежде, чем ехать в Сосновку, надо узнать у Нины, что ей известно от Аграфены о нас. А поручим мы это дело... – он посмотрел на Нюругиева, – тебе, Балта. Ты парень толковый, к тому ж с образованьишком. Сумеешь с нею поладить.

– Сумею ли? А если она укажет мне от ворот поворот?

– Ничего, обойдется... Выпей-ка еще маленько и двигай...

Нюругиев не стал возражать. Оделся, распрощался с дружками, вышел.

Левухин налил себе в стакан, выпил... Но он не пьянел нынче, и это было странно. Он отодвинул от себя стакан, сказал, стараясь не глядеть на Залыгина:

– Все-то у меня стоит перед глазами тот таксист. Когда ты подал знак, что стрелять, меня охватил страх. Честное слово! Руки стали непослушными, потому-то я и не смог сразу выстрелить. Когда же ты повторил сигнал, поверишь ли, я стрельнул и тут же словно бы лишился памяти, не осталось в голове ничего.

– Выходит, ты трус? – холодно спросил Залыгин.

– Я всегда думал, что нет, а вот сейчас от одного напоминания о таксисте у меня коленки трясутся.

– Зачем же ты тогда с нами оказался?..

– Я не знал, что мы пойдем на мокрое дело.

– Не знал он, ишь! – усмехнулся Залыгин. – Ангелочек, чтоб тебя!.. Небось просто захотелось красивой жизни? Так?..

– Может, и так... А что?

– А то, что у меня все было по-другому. Я выходец из дворянского сословия, родился на Урале. Дед в годы революции эмигрировал за границу. Отец служил в царской армии в чине штабс-капитана... Он, со слов матери, был казнен в Троицкосавске по приговору военного трибунала Дальневосточной республики. Его обвинили в расстреле политзаключенных, – там еще командовал ротмистр Соломаха. А отец был чуть ли не друг его. – Он вздохнул: – Я рос без отца. Мать не захотела во второй раз выходить замуж. Тяжко нам было, очень... Но да ладно! – Он усмехнулся, поудивлялся самому себе, не понимая, отчего вдруг разоткровенничался,

– А ты воевал? – спросил Левухин. – Ну, участвовал в этой войне?

– Нет. Войну я прокантовался в колониях...

Левухину было приятно, что он имеет дело с таким, как ему казалось, незаурядным человеком, в то же время он опасался его. «Впрочем, Залыгин мне теперь ничего не сделает, я нужен ему...»

– А не думаешь ли ты, что нас уже ищут? И скоро заявятся сюда? Красотка-то твоя, поди, раскололась?..

– Может, и ищут. – Он посмотрел на Левухина. – Только знай – живым я в руки милиции не дамся. Буду отстреливаться.

Левухин вздрогнул: неужели дойдет и до этого?.. Он с робостью посмотрел на своего приятеля, а тот сидел, уткнувшись взглядом в пустой стакан, и лицо у него было злое. И, кажется, в первый раз за все то время, что знал его, Левухин подумал о том, насколько страшен этот человек.

В дверь постучали, Залыгин вскочил, забежал в комнату, вернулся с обрезом, зарядил, вышел в сени. Следом за ним вышел и Левухин, сказал:

– Не стреляй! Спроси, кто там и откуда?

Залыгин взял на изготовку обрез, спросил хриплым голосом:

– Чего надо?..

Из-за двери послышался незнакомый голос: «Я приезжий, ищу своего приятеля». И назвал фамилию и имя соседа. Залыгин знал его и все ж сказал недовольно:

– Иди в соседний дом. Он там живет.

Незнакомец ушел. Залыгин с Левухиным вернулись на кухню. Разлили оставшуюся водку по стаканам, выпили. Левухин заметил, как трясутся руки у приятеля, и на душе у него стало отчего-то легче.

– Оказывается, и ты боишься?

Залыгин не ответил, пожал плечами.

IV

Придя на работу, Дарижапов посмотрел на часы. Было десять утра. Разделся, зашел к Ларинову, взял уголовное дело, возбужденное по факту обнаружения трупа таксиста.

Кабинет начальника отделения был большой и светлый, он находился на солнечной стороне, а в кабинете Дарижапова, напротив, всегда было сумрачно. И поэтому, когда зашел к Ларинову, от солнечного света лейтенант зажмурился и не сразу пришел в себя. Ларинов взял дело, которое лежало на столе, протянул Дарижапову:

– Бери, лейтенант. И не закрывай глаза. Чего ты? Иль не по душе дело?

– Солнце в глаза слепит...

– Ах, да, солнце... Ну, это еще ничего, – улыбнулся Ларинов. Помедлив, сказал: – Сейчас придут люди из таксомоторного парка. Поговори с ними о деталях. Возможно, кто-то внесет ясность...

– Хорошо, товарищ капитан. Надо вынести постановление о принятии дела к производству и назначить экспертизу.

– Да, разумеется... – Помолчал: – Работы по делу много. Рад бы помочь, да нет людей.

Пока Дарижапов допрашивал свидетелей из числа работников автопарка, подошел вызванный по повестке сторож чайной, с которым тоже необходимо было поговорить – убийство таксиста произошло возле чайной, – а времени до конца дня оставалось мало, и он начал нервничать. Чтобы успокоиться, вышел в коридор и здесь встретился с подполковником, тот попросил его зайти.

Начальник отдела спросил;

– Внизу сидит человек. К кому он пришел?

– Ко мне, товарищ подполковник. Я только что закончил разговор с работниками таксомоторного парка и сейчас займусь им.

– Товарищ лейтенант, очень прошу, чтобы это было в первый и последний раз, – сказал подполковник, нахмурившись. – Если вызвал человека, изволь отложить все дела и заняться им.

...Окончив допрос свидетеля, Дарижапов долго сидел, задумавшись. Зашел Ларинов, прогуливаясь по кабинету с заложенными за спину руками, спросил:

– Как дела?

– Какие там дела? – вздохнул Дарижапов. – Ни проблеска. Бумаги все копятся, а преступники между тем гуляют на свободе.

– Да, печально, – согласился капитан.

Он остановился, дал лейтенанту закурить, потом уселся на стул рядом с ним, тяжело вздохнул:

– Сегодня я был на заседании бюро горкома партии. Нас там крепко предупредили. Короче, ты все понимаешь...

– Я вот что думаю, – помедлив, продолжал он. – А не обратиться ли нам за помощью к рабочим коллективам, студенческой молодежи, комсомолу?

– Хорошо, я подумаю...

Раздался телефонный звонок. Трубку взял Дарижапов, выслушав, сказал:

– Товарищ капитан, вас вызывает начальник отдела.

Появились оперативники. Ларинов попросил их не расходиться.

Вернулся он не скоро, распорядился:

– Собирайтесь! «Идола» поедем задерживать, у него пистолет появился. Машина ждет у подъезда.

Оперативники двинулись к выходу, но Ларинов остановил их и сказал, что поедут только четыре человека, и назвал тех, кто отправится на задание.

– Возможно, этот «Идол» причастен к убийству таксиста? – спросил кто-то.

– Вряд ли, – ответил Дарижапов, закрывая за собою дверь.

По приезде на место происшествия оперативная группа во главе с Лариновым зашла в барак, где жил подозреваемый в хранении огнестрельного оружия.

В полутемном коридоре стояла тишина. Ларинов, держа в руке карманный фонарик, подошел к двери, постучал.

Дарижапов в это время стоял у окна, неплотно прикрытого ставней. В щель он увидел плотного, с широким лицом мужчину – «Идола», как его звали дружки-приятели. Тот сидел за столом и чистил разобранный пистолет. Но вот он стремительно вскочил с табуретки и, затолкав пистолет в нишу, проделанную в стене, выключил свет. Через минуту-другую он открыл дверь и впустил оперативников. На предложение Ларинова добровольно сдать незаконно хранящееся оружие «Идол» ответил, что у него никогда не было такого оружия.

– Ищите, – усмехаясь, проговорил он. – Найдете, отвечу, как и полагается по закону.

В комнату вошел Дарижапов, сказал:

– Зря ты так... Сейчас пригласим понятых и сделаем обыск. Найдем.

Но и это не подействовало. Пришлось приглашать понятых. Потом приступили к обыску. Под матрасом была обнаружена ветошь, пропитанная ружейным маслом...

Дарижапов снял со стены фотокарточку в застекленной раме и ножом открыл нишу – оттуда извлек пистолет системы «парабеллум» и пятьдесят патронов к нему

– Вы задержаны, одевайтесь! – приказал Ларинов.

Задержанного сдали дежурному по отделу, оформили протокол о привлечении к уголовной ответственности за хранение оружия без надлежащего разрешения.

V

Было поздно, когда Нина вернулась с работы. Дома никого не было, она открыла дверь, прошла в комнату. Включила свет, отчего-то на сердце было неспокойно, чувство тревоги росло... На столе увидела копии протоколов обыска и описи имущества, составленные работниками ОБХСС. Рядом лежала записка: «Нина! Меня арестовали, но, думаю, разберутся и отпустят. А пока поживи одна. Пожалуйста, не оставляй дом без присмотра». Она сначала испугалась, но потом успокоилась. В раздумьи опустилась на стул. Еще раз прочла записку... Не знала, что ей делать. Ночевать одной в такой большой квартире непривычно и как-то боязно. Но и ехать в Загорск не хотелось, очень уж далеко. В конце концов решила, что останется. Надела телогрейку, накинула старый платок на голову и вышла во двор. В поленнице наколотых дров не оказалось. Вернулась домой, взяла колун. Вышла на крыльцо и тут увидела Нюругиева. Обрадовалась:

– Бог послал вас на помощь!

– Приказывайте, что делать. Я к вашим услугам, – ответил тот.

Нина попросила наколоть дров, растопить печку.

Войдя в дом, Нина сняла телогрейку, платок, и показалась ему совсем другой, не такой, как в первый раз, нежной, очень какой-то домашней и в то же время недоступной. Нюругиев смутился, не зная, как начать разговор.

И все же спустя немного он разговорился, был почти искренен, когда сказал, что учился в автодорожном институте, закончил четвертый курс, а потом бросил. Родители не жалели для него денег. А он не сумел распорядиться ими, появились дружки, стал пить, в итоге институт не закончил и сейчас работает слесарем на заводе.

Нина предложила отужинать с нею. Он не отказался, подсел к столу.

– Царский ужин, – улыбнулся. – Картошка в мундире, соленое сало, омуль, лук, чего еще? Только это закуска. А где же?.. – помедлил, сказал: – Водочки не хватает. Давай я сбегаю в магазин, принесу?..

Нина отрицательно покачала головой.

– Впрочем, зачем ходить в магазин, когда есть у меня?..

Балта поднялся из-за стола и направился в прихожую. Из кармана пальто вытащил бутылку, завернутую в газету, вернувшись, поставил ее на стол.

– Я хотел с вами... – начал было Нюругиев, запнулся и продолжил: – Поговорить бы надо, да не знаю, с чего начать...

– Я слушаю...

Но Нюругиев молчал, Наконец, прищурившись и пристально глянув на девушку, спросил:

– За что Грушу посадили?

– Не знаю, – тихо сказала она. – Ее работой и делами никогда не интересовалась. У нас с ней ничего общего. Она торговый работник, я инженер-конструктор... Хотя Груша очень интересный человек, бог дал ей и внешность, и музыкальные способности. Но она... Она не умеет соизмерять свои желания с возможностями. К тому же... Слишком легко, что ли, сходится с людьми. Взять хотя бы вашего приятеля... Как его? Залыгин, кажется. Зачем он ей?..

Нюругиев не ответил, подумал, что самое время спросить о том, зачем он, собственно, пришел сюда.

– Скажите, Нина, а о чем Груша говорила с ним в тот раз, когда я ушел?..

– Я не подслушиваю чужих разговоров, – нахмурилась девушка. – У меня такой привычки нет.

Нюругиев налил себе водки, попросил и Нину выпить с ним, но она отказалась, выпил один, спросил:

– И все-таки, о чем они говорили?..

– Понятия не имею, – с обидой сказала Нина. – А зачем это вам?

Нюругиев усмехнулся, не ответил, понял, что она ничего не знает, облегченно вздохнул, но тут же спохватился:

– А вы не против, что я курю?..

– Ладно уж, курите... – нехотя ответила Нина,

Он почувствовал, что девушка с каждой минутой все больше настораживается, и он сказал, сам того не ожидая от себя:

– Нина, зря ты боишься меня, бойся моих дружков – Левухина и Залыгина... Они знаешь какие...

Девушка побледнела, но постаралась не показывать, что ей страшно. А меж тем он еще налил себе водки, выпил и, все больше хмелея, продолжал:

– У них руки в крови. Восьмого декабря, кажется, они убили на улице человека. Залыгин ударил его по голове ломиком. Потом они обшарили его карманы и взяли деньги. Я участия в этом не принимал. Испугался. Да и вообще я такими делами не занимаюсь. Атаман пригрозил: «Попробуй отшиться от нас, и тебя постигнет такая же участь!»

– А кто такой ...атаман?

– Залыгин, кто же еще?..

Нюругиев помолчал, выпил и стал рассказывать о том, как Левухин украл у своего отца малокалиберную винтовку и отдал Залыгину. Тот из нее сделал обрез. Они договорились застрелить таксиста и забрать у него деньги. Сели в машину, но на тех улицах, где проезжали, было многолюдно, и тогда они велели ехать шоферу в сторону городского кладбища. Левухин сидел с обрезом позади таксиста, а рядом с водителем атаман, по его сигналу Левухин выстрелил таксисту в затылок. Атаман остановил машину. Они обшарили труп, забрали деньги, убитого затолкали в багажник, машину оставили возле чайной. Купили коньяку, шампанского и разошлись по домам. А на другой день Залыгин сказал, что пойдем к его невесте. Вот так я и оказался у вас...