Текст книги "Феромоны Монферрана"
Автор книги: Дарья Симонова
Жанр:
Современная проза
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 11 страниц)
Однако неплохо было выяснить, зачем Шлыков хотел видеть столь скоропостижно уволенного им судебного обозревателя. Этой мыслью Каспар машинально поделился с неугомонной тетушкой, когда встретился с нею уже поздним вечером на какой-то таинственной явочной квартире. Айгуль была всклокоченная и возбужденная. Она изнемогала от информации, которой хотела поделиться, но, услышав от племянника упоминание о неполученной зарплате, эмоционально увяла:
– Это все наше фамильное невезение. Можно сказать, проклятие...
Что-то новенькое! Каспар списал реплику на теткину усталость. Он ошибся – оказалось нынче все ее истории про тяжелое наследство предков.
Итак. Шериф, любимый четвероногий затейник. Его никак нельзя было назвать несчастливым – он мог похвастаться в собачьем раю вполне благополучным долгожительством. Правда, это человеческий взгляд на вещи. Перед смертью он захворал. Что-то вроде инсульта. Естественно, за Шерифа взялась Айгуль, ведь Сашенька считал, что собаки не должны болеть человеческими болезнями, а собачий инсульт – выдумки алчных ветеринаров, которые только и жаждут снять обильную денежную стружку с одержимых собаководов.
– Знаешь, возможно, в чем-то твой папенька прав, – вздыхала Айгуль. – Но не могла же я равнодушно оставить нашего лохматика подыхать и палец о палец не ударить, чтоб хоть на день продлить ему жизнь. Проклятые врачи объясняли мне, что я мучаю пса, и его следует поскорее избавить от страданий. Т.е. усыпить, как ты понимаешь. Но Шериф все время сбивал нас с толку: то бьется в припадках, то тихо умирает, то бедокурит, словно абсолютно здоровый щен-подросток. Как будто он таким образом прощался с земной жизнью ... Мне посоветовали одного приличного врача, к которому нас и повез Руслан. По пути мы заехали в магазин за Сашкой. Я вышла из машины, чтобы его позвать, а Шери заскулил, стал рваться за мной наружу. Русланчик решил его выгулять, повел к скверу. И в этот момент из магазина выскочила какая-то девица в темных очках. Рус потом рассказывал, что сразу почувствовал в ней истерическую ноту. Если бы мы всегда доверяли первому моментальному ощущению... дистиллированному, как говорят специалисты...
– Какие специалисты? – заинтересовался Каспар, которому словцо понравилось.
– Неважно. У которых я сейчас консультируюсь. И если бы не они...
– Надеюсь, это не секта?! – почему-то встревожился Каспар.
– Давай, давай. Обижай свою старую тетку, – рассердилась Айгуль, и нерадивый племянник тут же покаялся, умоляя закончить историю.
– Так вот, не успел Руслан глазом моргнуть, как эта девица походя, потрепала Шери по загривку... Он, конечно, был псом добродушным, как ты помнишь. Но тут ему что-то не понравилось. Видно, собачья интуиция сработала, нюх или не знаю, что там еще... И вот он эту очкастую вдруг цапнул! Да так сильно... Девица в ступоре, Руслан тоже, и тут выходим мы с Сашкой. Но с мужиков что взять – они ж ненаблюдательные. А я сразу смекнула – эту кралю я где-то видела. Мне ее темные очки не помеха.
– И кто это был? Не тяни, Айгуль!
– Помнишь Иру? Ту самую Иру, которая чуть было тебе братца или сестренку не родила... Ты чуешь, чем пахнет?! Родовым проклятьем. Она опять перешла нам дорогу. На сей раз Шериф ей не дал порчу навести, а ведь Бог троицу любит! Ох, боюсь я, что нам еще раз придется с этой ведьмой повстречаться. И кто знает, каким боком нам это все выйдет. А я, между прочим, бабушкой скоро стать должна! Как мне крохотулю защитить, еще не родившегося?!
И Айгуль расплакалась. Случилась та самая точка росы, когда родители превращаются в детей. Каспару повезло – он встретил эту минуту во всеоружии. Ведь кто, кроме него, мог заверить тетку, что троица уже состоялась, а значит, и проклятье закончилось. О постыдном эпизоде с клофелином доселе знал только Бекетов. Правда, Каспар еще позвонил Найденову и туманно предупредил его не знакомиться с женщинами в кафе и поездах. Но, как Дениска ни жаждал клубничных подробностей, Каспар сохранил их в тайне. Решил, что случай раскрыть карты еще подвернется. И он подвернулся, только застал врасплох.
Айгуль, вопреки своему темпераменту, не жаждала крови. Она как-то вдруг совсем сникла и только твердила о преступном молчании. В ее голове не укладывалось, как можно было не зазвонить во все колокола в такой вопиющей ситуации. Не говоря уже о главном колоколе – правосудии.
– Ну и что бы сделала милиция, Айгуль? Давай лучше выпьем твоего "Амаретто", – Каспар вовсю пытался отвлечь внимание тетки, раскрутив ее на привезенную бутыль ликера. Как называл его Игорек, – на любимое пойло девчонок с Курского вокзала. Но на усмирение Айгуль понадобилось полночи, так что ликер был ею лишь пригублен. Зато пьянела тетка быстро – сказывалась утомление физическое и душевное. В изнеможении опустившись в кресле, она выдала дальнейшую сводку событий:
– Итак, я эту гадюку узнала. И она меня тоже, конечно. Почуяла кошка, чье мясо съела. Уж тут ее сумасшествие стало очевидным. Она стала что-то бормотать. пришепетывать, увидев меня. Потом стала пятиться, бочком, бочком – и пошагала прочь с окровавленной рукой. Я догнала ее, сказала, что ей надо в травмпункт, а она отшатнулась от меня, словно от черт от ладана. Ну, думаю, погоди, теперь-то я тебя не упущу из вида. Сашка с Руськой, конечно, ничего не поняли. Я командую – едем за ней! Ну и понервничала я в тот день...
Так Айгуль нервничала, пока не приняла полномасштабные меры по обезвреживанию нечистой силы. В итоге военной операции были подняты на ноги родители Ирины, чьи координаты тетка хранила со времен давней истории. И они были благодарны, потому дочь третий день не ночевала дома. А ее нельзя выпускать из-под контроля ни на минуту. Стоит ли удивляться, что вскоре Ирина оказалась там, где ей и следовало быть – в психиатрической лечебнице. Хотя сердце Айгуль Мансуровны этим не успокоилось. Во всяком случае, так ей казалось. Но кто не знает ее переменчивый характер... Она влюбчивая, но отходчивая, как говорила Аврора.
Про мифическое проклятие она, правда, тоже говорила. Намеками, конечно. Восточная женщина, – пусть даже о ее истинной масти, о цвете волос, можно было только догадываться, – родила сына, которого назвали Каспар. Разве не странно? Старшая сестра Айгуль, при всех своих буржуазных свободах, по этому пункту осталась в традиции. По прочим, однако, полный провал. Но таинственные специалисты посоветовали ей верный способ от тревоги – припасть к могилам предков. Набрать горсть родной земли. Восстановить связи с родней. Сермяжная мудрость не ахти каких лекарей – "специалисты" оказались пожилой супружеской парой, которые открыли в тетушкином институте кабинет фитотерапии. Чего только ни бывало в это странное время... Но сил уже не было бороться с наплывом абсурда – слишком насыщенный день. Один Шериф-заступник чего стоит. И не потрепать уже длинношерстного заступника по загривку... Каспар был бессмысленно и беспощадно тронут собачьей интуицией.
– А почему тебя так зовут, спроси у отца. Этим именем он создал Авроре большие проблемы, – с нажимом помянула старое Айгуль.
– Это же в честь дедушки, – устало защитил Сашеньку Каспар, приведя официально– семейную версию.
– Ему-то баловство в честь дедушки, а Авроре пришлось практически отречься от родителей. Все это было в пику нашему семейному мракобесию. Хотя, Кас, я совершенно не хочу углубляться в дебри конфликтов... тем более с национальным оттенком. Вот о чем воистину надо молчать!
Конечно, надо. Но такова уж была тетушка – она не всегда выполняла собственные предписания. Виной тому, например, тягучий "Амаретто" – впрочем, когда воздействие спиртного было смягчающим обстоятельством? Каспара накрыла с головой главная семейная тайна. Хоть он и был защищен отрывочными сведениями о том, что со своей родней две сестрицы на букву "А" рассорились очень давно, и вроде как яблоко раздора на сашенькиной совести. Но отец был настолько неколебим в своих оценках, что сыну в нежном возрасте и в голову не приходило подвергать сомнению его правоту в главном. В основополагающем и жизненно важном. Зато в мелочах можно было над стариком поерничать. Сашенька нестрашный и нестрогий. Но неопровержимый. А всех неопровержимых кому-то придется опровергнуть. Родители Авроры были против ее брака с чужаком. Тот подлил масла в огонь и назвал единственного отпрыска вопиюще западным именем. И нечего прятаться за мифического дедушку – Сашенька был движим лишь чувством протеста! Так теперь считала Айгуль. Никак мстила зятю за то, что когда-то тоже попала под его обаяние и стала вслед за младшей сестрой персоной нон грата в семейном клане.
Валентина попала в точку с протестантским именем. Это единственное, во что Каспар мог поверить. Верить в то, что старшая сестра Авроры и Айгуль, ни разу в жизни не виданная, наслала на младших порчу, и потому Аврора не смогла родить второго ребенка и рано умерла... – категорически не представлялось возможным. Хотя у тетки уже выступили слезы, а Каспар, сам того не желая, крепко призадумался. Его так часто терзал вопрос "почему" – и вот пришел ответ. Его можно было игнорировать как вздорное суеверие, но иных вариантов не было. Злой чувашский бог прошел стороной, но зло имеет много обличий.
– А почему ты приехала в темных очках? Маскируешься под нечисть? – тормошил Каспар тетку. Айгуль не отвечала на провокации. Шуткой-прибауткой порчу не снимешь. Плачущей тетя Гуля показывалась на людях два раза в жизни – когда умерла сестра и... сейчас, перед глумливым племянником. Кто ж ожидал, что все так серьезно.
– Ну, хочешь, я сменю имя? И мы поедем к этой вашей сестре и... будем бить челом, чтоб сняла проклятие, – отчаянно предложил Каспар в надежде, что такое самоотречение не потребуется. – И какой тут может быть национальный оттенок, ведь чуваши – наши православные братья! Вполне мирный народ. Никаких национальных трений с ним никогда не было. Может, ты преувеличиваешь?
– Мы... не совсем чуваши. То есть... боже мой, дело даже не в этом. Как я могу объяснить тебе то, что лишь чувствую, но абсолютно не понимаю! – всхлипывала Айгуль. – Я виновата перед тобой, Кас, потому что я не уберегла твою мать. Я должна искупить этот грех. И хочу лишь, чтобы наказание, предназначенное мне, не понес по фатальной ошибке кто-то из вас. Из детей!
Тут уж слезы хлынули градом. И Каспар понял, что его смехотворная глава "О внутренних составляющих" действительно требует полной переработки, на которой настаивала Валентина. Потому что в составляющих даже самого немудреного эго такая невообразимая путаница! И не разберешь, где внутренние, а где внешние, где промеж ними граница, а также куда деть неизвестные величины вроде теткиного "не совсем...". Таинственные тени предков тоже участвуют в этом хороводе, и пляшут кто гопак, а кто лезгинку. И лучше не вмешиваться в этот сложный узор – а просто любоваться многообразием форм жизни в себе. Это лучшая медитация.
Валентина на сей раз смотрела на опус не поверх очков, а то снимала их, то надевала, пристально вглядываясь в поправленные каспаровы строки.
– Пожалуй, я с тобой согласна. Если ты не умеешь грамотно обращаться со своими корнями, то лучше оставить их в первозданной дикости английского парка. Наследный принц, пока он живет в трущобах и не знает о своей "наследности", не обременен государственными обязанностями. Корни не должны быть гирями, подвешенными к твоей судьбе! Только крыльями!
– А если гири слишком крепко привязаны? – эвфемистически поинтересовался Каспар. Он все-таки хотел внести ясность насчет порчи и прочих сглазов, хоть ему и было стыдно за вопиющую ненаучность.
– Во-первых, я скажу, что тебе грех жаловаться. Тебя вырастила гениальная мама. Она умудрилась уберечь тебя от всех этих гирь. Во-вторых, порча – она, конечно, существует, но это не причина, чтобы в нее верить. Такой вот парадокс. Не верь – и не возьмет никакая порча. А тетушка твоя пусть съездит к родным могилам. Просто пришло время. У нее типичный комплекс вины совестливого человека. К мистике это не имеет никакого отношения. Только запрети ей строго-настрого употреблять пищевые добавки. И какая еще может быть порча?! Ты, протестантский человек, родился, чтобы соединить восток и запад, мужчину и женщину, солнце и луну. Понял? Вперед, у нас осталось очень мало времени.
Вот так, с легкой руки Валентины Каспар покончил с мучительной самоидентификацией. Ларчик открылся, и в нем лежала миниатюрная рекомендация для начинающих: об истинной миссии следует говорить только с иронией.
15. О шептании в ухо.
Из импровизаций отца: «...это слово я полюбил за красивые глаза».
Айгуль уезжала относительно спокойная. Племянник долго говорил ей релаксивно умные слова. Увлеченно зачитывал отрывки из будущего диплома – благо тетушку можно было безнаказанно эксплуатировать как слушателя. Зато она, в свою очередь, безнаказанно ругала Москву за дороговизну, купеческие замашки и семечки. Страхи понемногу рассеивались, тень карающей сестры отступила. Может, ее и вовсе не существовало, кто знает... Для закрепления эффекта Каспар даже хотел познакомить тетку с Валентиной. Айгуль была тронута, но увильнула от знакомства. Отбрехалась командировочными делами и затараторила о домашних проблемах. О долге Руслана за разбитую машину, о том, что скоро станет бабушкой, о том, что невестка ее сторонится и о том, не оскорбляет ли Каспара упоминание об Алене... Племянник тетушку знал давно и сразу понял – ревнует, сердешная, к возможному успеху! В кои веки Каспар показался ей состоявшимся: умные слова, толстые книги, запанибрата с научным руководителем плюс жизнь в московской клоаке. А у Гули балбес Руслан – три класса и коридор, которому о клоаке и не мечтать. Но у них своя гордость и кипящий котел жизни! Чтобы это продемонстрировать, она даже попыталась совсем не больно уязвить Аленушкой-перебежчицей, о которой Каспар уже успел забыть. Ему вообще было не до воспоминаний – шли ожесточенные бои с Валентиной за каждое дипломное слово. Она вытирала пот старорежимным кружевным платочком и урезонивала:
– Знаешь, говорят, что в "Курсе общей физики" нет ни одной мысли Лифшица и ни одного слова Ландау. Я тебе не предлагаю такую модель сотрудничества – один думает, другой пишет. Хотя толково изложить – это дорогого стоит. Но в данном случае, все делаешь ты. Я всего лишь...
– Цензор? – ехидно предположил Каспар.
– Не видал ты, друг ситный, живых цензоров, – усмехнулась Валентина. – Моя задача куда скромнее. Отсечь все лишнее. И не дать пропасть нужному. Без лишней скромности скажу, что два этих простейших действия вместе и означают "направить на путь истинный". В мире духовном эту задачу выполняет крещение. На взгляд неверующих это несложный ритуал. Но какую силу имеет...
– Значит, Вы – мой Иоанн Креститель?
– Я бы не стала проводить рискованные аналогии. Ритуалы вещь мистическая, тут рацио не действует. Форма может быть любая, а что дальше – нам с тобой неведомо. На востоке младенцу шепчут на ушко молитву – и он становится мусульманином. Красиво, правда? Никаких следов – одно сакральное знание... и Бог уже с тобой.
– Что-то мы углубились в духовные сферы, – вздохнул Каспар. – А я вас считал материалисткой.
– Неужели я так плохо выгляжу? – парировала Валентина. – Хотя ничего удивительного – меня воспитала бабушка, жена репрессированного священника. Как большинство женщин, она винила во всем не государство, а окружение мужа. К духовенству относилась, мягко говоря, критически. И верила в Бога весьма своеобразно – отсюда и мои атеистическо-конфессиональные перекосы. Но... дедушка вернулся из ссылки, окрестил меня и вскоре умер. Так что положение обязывает. Не могла же я оставаться на уровне своих восьми лет, когда искренне полагала, что 17-летняя ссылка – это у батюшки такая командировка. Кстати, в той части твоей работы, где ты ссылаешься на христианскую концепцию семьи, я хотела бы сделать всего лишь одну-единственную поправочку – в остальном вроде вполне сносно. Семья умерла – да здравствует семья!
Каспар очень жалел, что не познакомил Айгуль с Валентиной. Тетке сейчас так в жилу пришелся бы парадоксальный оптимизм нерадивой внучки священника! Но Айгуль была упряма, а Каспару было некогда ее уговаривать. Перед тем, как ехать на вокзал, она опять расчувствовалась, сказала, что племянник растрачивает себя на чужих людей, а лучше бы о себе позаботился, бедняжка.
– А ты, кстати, знаешь, что Фелиция хотела назвать сына в твою честь? – выдала она напоследок новость.
– Неужели? Откуда такие сведения?
– Марик рассказал Сашке. Но я тебе не решалась сказать, думала, что зря бередить, раз все равно не вышло...
– А чего же она сдрейфила? Что ей помешало?
– Не что, а кто. Отец чада. Строгий Петр.
– Чего же он вмешивается?! – неожиданно для себя обиделся Каспар на деспота-папашу. – Все-таки какое-никакое, а было бы доказательство почтения к моей скромной персоне. Так сказать, послание от благодарных пациентов...
– Я все понимаю, дорогой, я бы тоже гордилась. Но имя Каспар совсем не мусульманское. А Петр хотел, чтобы все было... ну, по правилам, в общем.
Они чуть не опоздали на поезд – Каспар никак не мог переварить новость о переходе Фелиции в иную веру. Хотя как раз об этом Айгуль ничего не слышала – но ведь нетрудно домыслить. А каково это – узнать о тайной вере дяди Пети! Хотя, в сущности, тайна была шита белыми нитками – он всегда напоминал восточного принца, которого судьба занесла в северные края.
– Но ведь у него фамилия Найш! И сам он Петр...
– Ну и что из того! Суть вещей глубже фамилий, имен, формы носа и мочки ушей. Как выражался мой четвертый муж: "Гуленька, самое верное указание в этой жизни – "см. ниже". У Марика и Петра разные отцы. Отец Марика – Найш, а отец Пети – некий господин по фамилии Вздорнов, второй муж их матери. Естественно, Петька, не будь дураком, понимал, что врачу лучше быть Найшем, чем Вздорновым. Кем он был в детстве – Найшем, Вздорновым или кем-то еще – я не знаю. В этой семье большой выбор!
– Допустим. Но от кого Петр унаследовал веру? Неужели Вздорнов был мусульманином?!
– Нет, Вздорнов был пьяницей. Правда, тихим таким, приветливым... Я видела его однажды – добродушный мужик. А вероисповедание у Пети от мамы-татарки. Такая замечательная была женщина, царство ей небесное.
– А мне этого бедного Вздорнова жалко. Один мыкается со своей фамилией!
– Ошибаешься, он далеко не бедный! – возмутилась Айгуль. – Его сейчас и Марик, и Петр содержат, он как сыр в масле. Ты лучше о своем отце подумай. Нам бы стоило его, а не Петьку, с этой Фелицией познакомить. А то вечно так с этими Найшами – деньги к деньгам, а Сашка до старости на побегушках...
– Авангардная идея заднего ума, – хохотнул Каспар. – Для конфессиональной полноты нашей слободки ему теперь следует жениться на буддистке. А дядя Марик у нас кто? Иудей?
– Скорее прохиндей, – фыркнула Айгуль.
– Мама его тоже так называла. А он мне рассказал про святой источник Зам-зам... – этот момент заступничества Марика Каспар всегда вспоминал с благодарностью.
– Марк тебе еще не то расскажет. У него на все случаи жизни есть и Зам-зам, и сим-сим, и синг-синг... Что-что, а язык у него подвешен.
И все-таки Каспара очень тронула история о несбывшемся маленьком Каспаре. Он, движимый благодарным порывом, даже подыскал в подарок Фелиции книгу по теме. Она, помнится, мечтала взахлеб читать на русском языке. Книга была из библиотеки Белозерского. Издание глухого советского периода, но не из чепухи. Профессор, правда, ее критиковал, считая, что о Пророках нельзя писать как о прогрессивных деятелях коммунистической партии. И, если уж прорезалась духовная жажда, то прежде надо прочесть канонические тексты. Но Каспар решил – чем богаты, тем и рады. Айгуль на сей раз только риторически покачала головой. С каким-то смиренным сожалением, которого раньше в ней не наблюдалось. "А ей-то я ничего не подарил!" – по-детски спохватился племянничек, будто какой-нибудь погремушкой можно было спугнуть морок времени и тоски. Тетушка куда больше заслуживает подарка, чем какая-то Фелиция. Но уж так устроено – достойный ждет куда дольше недостойного.
– Подари мне свою книгу, когда она выйдет. Не диплом – только книгу! Может, тогда я что-нибудь пойму на старости лет, – улыбнулась Айгуль, и вдруг стала похожа на Аврору, словно сестры на мгновение превратились в изображения переливной открытки.
– А ты не злоупотребляй пищевыми добавками своих фитотерапевтов! И...скажи честно, зачем темные очки напялила?
– Да просто мне идет!
Слава богу, хоть здесь обошлось без мистики. После погружения в духовные вопросы хотелось приземленной передышки вроде получения запоздалой зарплаты у Шлыкова. Каспар догадывался, что эта передышка боком выйдет, но был полон решимости отстаивать свои гражданские права. На следующее утро первым делом он позвонил в редакцию, и застал Рому в привычном его состоянии – бурном ничегонеделании.
– О, давненько тебя не слыхал! Приезжай. Деньгу дадим. Но только если поможешь мне в одном деликатном деле...
"Вот гад!" – привычно подумал Каспар. Но деликатность дела его позабавила.
– Помнишь нашу с тобой австралийскую затею? Славу Варанавичуса из белого домика с цветочками, тетку, которая за него заплатила... – небрежно начал Шлык.
– Как не помнить, – навострил уши Каспар, который хранил в памяти гораздо больше, чем мог предполагать Рома.
– Так вот, эта бабенция...
Далее последовала история, которую Каспар прекрасно знал от Наташи. Знал, но пока не подавал вида. Хваткая "бабенция" Татьяна взяла Рому в оборот и звонила каждый день, требуя подать сюда немедленно Варанавичуса. А тот ехать не торопился...
– Ты подумай, какой абсурд: он ведь предназначен для ее сестрицы! Она решила сделать ей прэзент в виде принца заморского. Но почему-то сама бьет копытом в нетерпении, словно пенсионерка в сберкассе. А эта ее сестра, Наташа, судя по всему, не жаждет нашего Славика с гитарой. Я думаю, что здесь нечисто! – возмущался Шлык, а Каспар только кивал, пряча ехидство поглубже. – И главное, я никак не мог понять, чего эта акула-сводня от меня хочет?! Чтобы я клещами выковыривал мужика с другого конца света?!
Мужика-таки "выковыряли". Как Каспар и подозревал, Наташа была далеко не холодна к другу по переписке. Они решили, наконец, явить друг другу себя в натуральную величину. Он обещал прилететь... вчера. Должен был устроиться в гостинице и позвонить. Но не сделал этого. Пропал. И в игру, которая так не нравилась Шлыкову, вступила темная лошадка, доселе не проявлявшая активности. Невеста поневоле позвонила сама, без помощи сестры-посредницы. Робко и растерянно. Несмело и виновато, как и положено канонически отвергнутой барышне. Такая куртуазность тронула Рому куда больше, чем буря и натиск Татьяны. Он даже подыскивал пару-тройку добрых слов, дабы утешить обиженную, – а это для натуры дельца и проныры сродни самопожертвованию!
– Я ей говорю: мол, не бери в голову, опоздать на несколько дней из такой Тьмутаракани – обычное дело, – делился Шлыков. – Но... говорю – и сам не верю! А главное, мне тошно от одной мысли про эту фурию, которая с меня три шкуры снимет...
– Ты про Таню?
– Про кого же еще.
– У меня есть один план. Я его изложу. Только... – Каспар набрался духу и произнес. – ... за половину той суммы, что тебе заплатила Татьяна.
Именно так! Кто-то, а Шлык не получит ни слова от доктора Ярошевского бесплатно... И Рома это принял как данность! Ведь это условие не противоречило его жуликоватому кодексу. Деньги он больше любил получать, чем отдавать. Но имел определенную долю уважения к тем, кто имеет те же предпочтения, что и он. Совет, данный бесплатно, не имел бы для него ценности. Что поделать – человек будущего...
Конечно, Шлыков не преминул поторговаться, и сговорились, что сперва будет небольшой аванс – ведь успех плана никто гарантировать не может. Получив причитающееся, Каспар открыл Роме маленькую тайну о том, что Наташа так и не удосужилась взглянуть на романтическое фото Варанавичуса. А это значит, что Шлыков вполне может ...выдать себя за него. И как честный человек в создавшихся обстоятельствах жениться!
– Не пугайся – это лишь на крайний случай. Ведь ты ей можешь не понравиться! – утешал Каспар бывшего начальничка, который от такой наглости потерял дар речи. – У тебя есть два пути: обаять или отвратить от себя. Это уж соображай по ходу пьесы. Чтобы ей понравиться, нужен хорошо подвешенный язык и небольшие продовольственные подношения. Она мне говорила о том, что женщина питается тем, что осталось в тарелке у ребенка. Значит, нуждается! Работает она секретарем в суде, получает копейки. Взяток ей не дают, как я понял. Так что действуй. У тебя есть одно существенное преимущество перед настоящим Варанавичусом: ты работаешь в газете. А она мечтает о печатном слове. Вот и скооперируйтесь! Она тебе такую шикарную колонку о суде будет писать. Из первых, так сказать, рук...
– Ты спятил! – кричал Шлык. – А Татьяна?! Она-то видела фотографию! И со мной тоже знакома не понаслышке. Как ей-то все это представить?!
– А вот с этим уже разбирайся сам, – категорично заявил Каспар. – Сумей поставить стенку вокруг своей частной жизни. В конце концов, ты же на саму Татьяну будешь охмурять. Ее сестра – самостоятельная личность, к твоему сведению.
– Но ведь и для нее все рано или поздно выяснится... – судя по снижению интонаций, Рома уже скорее мозговал, чем паниковал.
– А ты скажешь, что давно искал повода с ней познакомится! Что о ней тебе рассказал я. Что ты затеял сложную комбинацию только затем, чтобы... в общем, придумаешь что-нибудь. Расскажешь ей про австралийские дожди, про аборигенов, про змей... да ей не Австралия нужна, а мужчина. Какая разница, откуда он прискачет – из Перта или из Бескудниково!
И Шлык, ожесточенно грызя колпачок от фломастера, задумался. К счастью, как в любом пройдохе, в нем пульсировал здоровый авантюризм. С порядочным человеком такой разговор затевать не стоило бы. Каспар изо всех сил подавлял распиравшую его гордыню – в кои веки он срубил куш ни за что. Даже такой опыт необходим. Другое дело, что его тревожила судьба Наташи, которая могла попасться на журналистскую велеречивость. Но тут Каспар обязал себя держать руку на пульсе. И потом: этот Лучик света в судебном царстве – вполне здравомыслящая особа. Как бы ни старался, Рома ее квартирой не завладеет – здесь Наташенька будет держать ухо востро. В лучшем случае, она ему шустро даст отставку. Будет возмущена обманом, поддастся влиянию разгневанной сестры-фурии – соединению двух одиночеств может помешать что угодно. А в худшем случае...
Как это нередко бывает, наступил именно худший случай. Но до поры до времени Каспар пребывал в спокойном неведении. Он оставил Шлыка наедине с его терзаниями. Тот как раз уже замахивался на теорию вероятности, чтобы предположить с максимальной точностью, успела ли Наташа взглянуть на фотографию лиричного Варанавичуса с розами. По совести говоря, Каспар был уверен, что успела. Но ведь суть мероприятия от этого мало менялась.
В иное время можно было вдоволь медитировать и хихикать над озадаченным Ромой, рисуя в воображении всевозможные конфузы, но Каспар одернул себя. Снова он отвлекается на поток чужой жизни, когда в собственной намечается боевое крещение. Диплом выходит на финишную прямую. Но удар пришел с самой неожиданной стороны. Валентина свет Всеволодовна огорошила очень странным предложением:
– Слушай, я прочитала твой труд и поняла, что ты прав. Не стоит размениваться на диплом. Это действительно формальность. А у тебя есть настоящая цель. Ты напишешь книгу! Не спеша, прочувствованно и скрупулезно. В качестве диплома быстренько нацарапаем чего-нибудь приемлемо-серенькое. Я могу набросать тезисы, ты накопаешь "мясо". Перо у тебя быстрое, когда ты сосредоточен и не задаешься целью явить миру великий апокриф.
– Чем обязан такой смене курса? – не скрывая едкой досады, поинтересовался Каспар.
На самом деле ему хотелось выругаться и хлопнуть дверью. Он был непередаваемо зол! Столько трудов насмарку... И какое вероломство: ведь сама убедила его в чинной постепенности: мол, сначала малые формы, потом средние, а потом и во владыки морские. Каспар уже приготовился к бесповоротной потере веры в род человеческий, коль его лучшие представители так "фордыбачатся". От отчаяния в голову лезли отвратительные шлыковские словечки, и становилось еще гаже. Валентина же мастерски выдерживала паузу. Ждала, когда пена схлынет. И как только почувствовала, что недоуменный и истерзанный обидой Каспар готов ее слушать, приступила к своей истории:
– Ты зря ощетинился. Сейчас ты, надеюсь, меня поймешь. У меня, как ты знаешь, дочь. И я последнее время... долгое последнее время, за нее очень беспокоюсь. Мне кажется, с ней что-то не так. И я хотела бы тебя попросить с этим разобраться. Надеюсь, не надо объяснять, что обращаюсь к тебе как к человеку, которому всецело доверяю. Я, боже упаси, не хочу, чтобы ты подыскивал для нее пару. Но у тебя есть дар. Ты пока сам его не осознаешь. Думаешь выложить его на бумаге, но это невозможно. Даже более того – есть опасность, что после этой словесной эксгумации ты его потеряешь. Я ясно выражаюсь?
– Нет! – свирепо ответил Каспар.
– Ну... если злишься, значит понимаешь. Считай, я под властью эгоистичного материнского инстинкта. Так и есть. Что делать, это естественно. Как раз по теме – инстинкт и необходимость!
Валентина попробовала изобразить улыбку, но у нее не получилось. С этой минуты Каспар действительно все понял.
– Вы... прямо как моя тетушка. Суеверия какие-то смехотворные. Не ожидал от Вас!
– А надо было ожидать! Человек так устроен – от него всего можно ожидать.
– А что с вашей дочерью-то?
– Если б я могла это сказать, я к тебе бы не обращалась. Она давно уже изолируется от меня. Снимает квартиру, меня в нее не пускает. Даже цветы полить, когда она в отъезде! Все боится, что я ее холсты куда-то переложу или приберусь не так. Она ведь у меня художница. Нет, я не против этого занятия, но куда оно ее приведет... Ездит в какие-то странные места. Куда, с кем – я ничего не знаю!
– А по-моему это естественно! Сколько ей лет?
– Чуть постарше тебя.
– Большая девочка. Чего Вы, собственно, боитесь? Наркотиков, сект, дурной компании? Или, простите, что в подоле принесет? – Каспар решил рубить с плеча, но Валентина и глазом не моргнула на бесцеремонность.
– Да нет, это, скорее, меня бы успокоило...
– Ага. Так, может, Вы просто захотели поскорее стать бабушкой?! Бывает. Немного терпения – и все само собой, так сказать... Я-то здесь при чем? А особенно мой диплом...
