Текст книги "Белые врата (СИ)"
Автор книги: Дарья Волкова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 11 страниц) [доступный отрывок для чтения: 5 страниц]
Глава 14. Непогодная
Утро следующего дня встретило Артема тишиной в палатке и встревоженными голосами вне ее. Значит, Бруно уже встал, и что-то уже определенно успело случиться.
Высовывает нос из палатки и получает заряд ледяного ветра со снегом в лицо. Рефлекторно отпрянул назад, в относительное тепло их временного пристанища. Твою ж мать! А вчера вечером ничего не предвещало. Натягивает теплую куртку – спальник на «-30» позволял особо не укутываться на ночь, из рюкзака – шапку, перчатки, и наконец-то можно выйти наружу. Ветер его там будто поджидает, еще один заряд колючего снега в лицо, но в этот раз Артем был готов – прищурился. Нос начинает пощипывать. Зашибись. Еще и похолодало ко всем прочим радостям жизни.
Группа экологов что-то бурно обсуждает, Бруно, завидев Литвина, машет ему рукой. Подойдя, Артем даже не успевает спросить.
– По спутнику пришло штормовое предупреждение, – опережает его вопрос Бруно. – Резкое похолодание, ветер, снег.
– Когда пришло?
– Полчаса назад. Надо торопиться.
Артем оглядывается, сощурив глаза от косого ветра со снегом. Все затянуто, небо сливается с окружающими горами, света совсем мало, хотя солнце давно должно взойти, все вокруг серое и мельтешащее. И холодно. Без спутникового оповещения ясно – грядет полная жопа. На такой высоте попасть в буран – это очень серьезно.
– Так, shnelle, shnelle! – руководитель экспедиции сбивается на родной язык, но его и так все понимают. – Собираемся, сворачиваем лагерь и идем вниз!
Артем еще раз оглядывается. За те пять минут, что он провел вне палатки, ветер еще усилился. Опоздало оповещение, опоздало стопроцентно. Не успеют они спуститься. Буран застанет их в дороге, и будет только хуже. Надо оставаться на месте, переждать, есть возможности и время, чтобы предпринять определённые упреждающие действия.
– Бруно, – берет за руку начальника экологов, который уже готов сорваться с места и идти упаковывать рюкзак, сворачивать палатку.
– Что? – немец не скрывает раздражения.
– Бруно, разве вы не видите? Штормовое предупреждение пришло с опозданием. Нас УЖЕ накрыло. Идти вниз опасно. Мы попадем в самый эпицентр бурана, и может случиться все, что угодно. Мы можем заблудиться, при таком ветре и видимости это проще простого. Да и оступиться и травмироваться – тоже, нам же по фирновому
[8] [8] Фирн – плотно слежавшийся, зернистый и частично перекристаллизованный, обычно многолетний снег, точнее – промежуточная стадия между снегом и льдом.
[Закрыть] полю идти, вы помните? Я уж не говорю о том, что холодает. Вы же это чувствуете. Мы можем банально замерзнуть по дороге, не успев выйти из зоны бурана.
– Сидеть и замерзать на месте, по-вашему, лучше?!
– У нас есть запасы еды, – Артему приходится повышать голос, чтобы перекричать усиливающийся ветер. – А в качестве защиты от ветра и холода нужно выкопать пещеру в снегу. Лопаты у нас есть, время пока еще – тоже. Надо только место подходящее выбрать и…
– Литвин, вы – носильщик, а решение принимаю я! – Бруно больше не деликатничает. – Ваше дело – груз тащить. Идите паковаться, shnelle!
Артем проглатывает все готовые сорваться с языка возражения. Бруно категорически, фатально ошибается, но в главном он прав. Он руководитель, и решение принимает он. Только решение это ошибочное, к сожалению, Литвин уверен в этом, все внутри вопит о том, что надо оставаться на месте! Но он не может даже послать этих чертовых ученых куда подальше – он подрядился тащить их груз, а куда именно – решать им. И если они решили идти вниз… Артем торопливо шагает в сторону палатки. Надо спешить.
Каждый, имеющий дело с горами, подтвердит: спускаться – труднее, чем пониматься. Особенно, если вокруг ни хрена не видно, с ног сбивает ветер, который налетает с разных сторон, и температура опускается как будто вместе с ними, шаг за шагом, градус за градусом.
Артем традиционно идет последним, идет, что называется, «по приборам», по наитию, не видно ничего, лишь в нескольких метрах смутно угадывается фигура впереди идущего.
Бруно принял решение не идти в связке, с которым Артем по краткому размышлению согласился. Согласился, разумеется, про себя – его мнения никто не спрашивал. Бруно принял такое решение из-за скорости спуска – по одному спускаться быстрее. А Артем подумал, что в таких условиях веревка бы играла роль не страховки, а наоборот, и один сорвавшийся участник спровоцирует срыв и падение остальных. Учитывая, что шли они с ледорубами, шанс на самозадержание в случае срыва одного из группы был весьма велик. Хоть в этом вопросе Артем согласен с руководителем экспедиции. Впрочем, херру Йобсту от одобрения Литвинского ни горячо, ни холодно. Хотя нет. Холодно абсолютно всем. Взгляд на встроенный в часы термометр. Минус двадцать семь. Йобст вашу мать!
Ветер кружит вокруг, выбирая момент для удара. Порыв, такой, что весящий вместе с рюкзаком далеко за сотню килограмм Литвин едва не падает. Еще порыв – и падает, упирается руками в снег, пригибает голову. Устоять на ногах никакой возможности нет. Пережидает, чуть повернув голову, видит – шедший впереди Коко тоже стоит на четвереньках. Идти невозможно.
Наконец, порыв стихает. Подниматься с огромным рюкзаком тяжело, идти по фирновому полю с уклоном в тридцать градусов вниз еще тяжелее. Но идут. И, сделав шагов двадцать, от силы – тридцать, снова падают на колени перед его величеством бураном. Так они далеко не уйдут. Медленно, слишком медленно.
Артем идет, опустив голову, пряча лицо от обжигающего ветра. И поэтому остановившуюся группу замечает, лишь подойдя к ним на расстояние пары метров. Предчувствие беды… нет, даже не предчувствие – уверенность, вдруг остро сжимает сердце.
– Что? – говорить приходится громко, ветер завывает.
– Арлетт унесло! – Тиль машет рукой вниз по склону, в сторону от маршрута спуска.
– Как?!
– Не знаю! – похоже, Тиль – единственный, кто видел, что произошло. Тоже пытается перекричать ветер. – Упала… понесло вниз. Попробовала зарубиться – ледоруб вырвало, – старший из «зайцев» показывает вниз, где чуть в стороне темнеет на снегу ледоруб. – Потащило… рюкзак же…
Окончание фразы тонет в завывании ветра. Спрашивать, далеко ли утащило, бессмысленно. При видимости в пару метров оценить это нет никакой возможности. Может быть, уехала на десяток метров. А, может быть – на пару сотен. Надо идти по следу и надеяться на лучшее. И делать это следует как можно быстрее. Артем вопросительно смотрит на Бруно, недоумевая, почему они еще стоят на месте.
Вместо команды двигаться на поиски Арлетт немец лезет в рюкзак, достает GPS-навигатор. Артем приближает лицо к немцу, кричит на ухо:
– Что вы делаете?
– Отмечаю точку падения на карте, – руководитель экспедиции сквозь слепящий снег вглядывается в экран прибора. – Сигнал SOS по спутнику отправим!
– Какой, к черту, SOS?! Оглянитесь вокруг! Вертолет не прилетит! Да никто не пробьется сюда… в такую погоду! – голос Артема звучит глухо из-под маски на лице, хотя он говорит на пределе голосовых связок. – Надо идти искать ее самим!
Ветер вдруг ненадолго стихает. После небольшой паузы Бруно качает головой. Отрицательно. Артем не верит своим глазам.
– Я не могу рисковать всей группой ради одного! Погибнем все, пока будем ее искать! Погода портится, надо уходить!
Литвин переводит взгляд с одного члена экспедиции на другого. Тиль, Удо, Коко, Гаспар. Ну уж Гаспар-то не должен молчать! Но Гаспар молчит. Неужели они всерьез?!
Пока Бруно возится с прибором, Артем оглядывается в слабой попытке понять, где они. Смутные очертания скал неподалеку наводят на определенные мысли, собственный навигатор подтверждает его предположения. Подходит вплотную, почти прижимается губами к уху немца, близко, чтобы перекричать ветер, чтобы руководитель экспедиции его хорошо понял:
– Бруно, я знаю это место! Там дальше, метрах в ста, каменная гряда. Она не могла далеко скатиться! Мы ее быстро найдем.
Бруно снова отрицательно качает головой. Не понял он его, что ли? Артем набирает в грудь побольше воздуха, чтобы пояснить…
– Уходим.
Неужели все-таки всерьез?!
– Бруно, я вам говорю! Там гряда каменная дальше. Арлетт недалеко!
– Артем, мы уходим. Мы не можем большего сделать для Арлетт.
Да почему Гаспар-то молчит?!
Бруно машет в сторону спуска.
– Пошли!
Это не люди. В понимании Литвинского люди так не поступают. Он стаскивает с плеч тяжеленный рюкзак.
– Артем, что вы делаете?!
– Я ухожу искать Арлетт.
– Вы забыли?! У вас контракт! Вы должны сопровождать группу, а не лично мадмуазель Деларю.
– Контракт расторгнут, – Артем торопится, наконец-то открывает рюкзак.
– Вы с ума сошли! Я вам не заплачу!
– Плевать.
– А это что…
На снег без всякой деликатности летят детали геологического оборудования, находившиеся в рюкзаке Литвина.
– Вы… вы… вы в курсе, сколько это стоит?! Прекратите сейчас же!
Литвинский кратко, но доходчиво объясняет руководителю экспедиции, куда именно он может себе засунуть это дорогостоящее оборудование, и каким именно концом. И пока немец пытается осознать услышанное, Артем закидывает на плечи существенно полегчавший рюкзак, подбирает ледоруб Арлетт и уходит по следу ее падения.
* * *
Пять минут, десять. Арлетт по-прежнему не видно. Неужели он ошибся? Гряда должна уже показаться. Однако вокруг по-прежнему только серо-белое мельтешение, слышно лишь свист ветра и собственное тяжелое дыхание. Но он упорно идет вперед, рано или поздно он найдет Арлетт. Правда, может так случиться, что он найдет ее поздно. Для нее. А скорее всего, для них обоих. Впрочем, о принятом решении он не жалеет. Более того, кипящий внутри гнев как будто греет его. Он вообще не помнит, чтобы так поддавался эмоциям. Но сейчас это даже на руку. Но как же так можно было?! Даже звери некоторые своих не бросают, а тут…
За этими сердитыми размышлениями он не заметил, как достиг цели своего путешествия. Темнеет каменистая россыпь, а на фоне ее угадывается несуразная, с огромным горбом рюкзака, неподвижная фигура. Порыв ветра, и он послушно падает на колени рядом. Переворачивает Арлетт, пара ссадин, разбитая в кровь губа – могло быть и хуже, видимо, «пришла» в камни спиной, и лишь потом ее опрокинуло навзничь. Губы шевелятся. Наклоняется.
– Арти?…
– Он самый. Как ты? Сесть можешь?
Она закрывает глаза. Артем это воспринимает как утвердительный ответ и осторожно, освободив от тяжести рюкзака, поднимает ее за спину.
– Повреждения есть?
– Да…
– Что?
– Я в камни рюкзаком… стереокомпаратор разбитый, – она судорожно вздыхает. – Я перевернуться боялась. Может, там что-то целое… Бруно меня убьет.
Они придурки все, все до единого! А Арлетт из них самая большая идиотка. Нет, самый большой идиот сам Литвин! Потому что ценит жизнь человека больше, чем какой-то там прибор. Поднимается с трудом, ветер удар за ударом бьет в спину.
– Вставай! – рявкает он Арлетт, но руку все же протягивает.
Она тяжело поднимается и морщится. Прибор у нее разбился, блять! А то, что нога травмирована, это так, ерунда, конечно… Литвин, ты связался с идиотами!
– А где остальные?
– А х*й их знает! – Литвинский начинает расстегивать рюкзак Арлетт.
– В смысле?
– В прямом! Ушли они.
– Куда?
Гусары, молчать! Литвин удерживается от просящегося матерного ответа.
– Вниз.
– Как вниз?
– Ногами, Алена, ногами! – Артем начинает потрошить рюкзак Арлетт, выкидывая из него все ненужное, по его мнению. Судя по тому, что она еле стоит, тащить оба рюкзака ему, значит, надо оставить только самое нужное. Арлетт на выбрасываемые на снег детали прибора не реагирует.
– Все ушли? Все? И Гаспар?
– Ты видишь тут Гаспара? Я не вижу.
– А я? Как же я? Они что… меня оставили?…
Литвин молчит. Что тут объяснять? Не дурочка, должна понять. И она понимает. Наконец, в рюкзаке Арлетт остается только самое необходимое, он затягивает его, разгибается. Очередной заряд снега в лицо, рефлекторный взгляд на часы. Минус тридцать. Прекрасная погода для пикника.
– Что с ногой?
Арлетт молчит. Он наклоняется ближе, чтобы переспросить, встряхнуть, если надо.
Не нужно быть профессиональным психологом, чтобы прочитать то, что сейчас в ее глазах. Наверное, очень трудно осознать и пережить предательство друзей, коллег. Любимого человека, в конце концов. Но времени на эти переживания у них нет.
– Что с ногой?!
– Почему ТЫ не ушел?
– Какая разница?
– Почему?!
– Потому что я идиот!
– Идиот, – вдруг безразлично соглашается Арлетт. А до этого чуть ли не орали. – Погибнешь тут вместе со мной.
– Не знаю, кто как, а я лично умирать не собираюсь. Идти можешь?
Она делает пробный шаг, припадает на ногу, охает. И, сквозь зубы:
– Могу.
На каждое плечо по рюкзаку.
– Тогда пошли!
Идти надо. Единственный шанс на спасение – выкопать убежище в снегу. А здесь копать нечего, бетонный фирновый снег и лед. Чуть в стороне должна быть скальная гряда, там с подветренной стороны много снега. Туда и нужно идти.
Он старался не думать о том, насколько сильно у нее травмирована нога. И чего ей стоит каждый шаг. Надо идти, идти как можно быстрее. Добраться до скал, там еще копать надо. Взгляд на часы. Минус тридцать один. Прихватывает щеки, немеет кончик носа.
Он подгоняет Арлетт, иногда берет ее за руку и буквально тащит за собой. И тогда она не выдерживает, и даже сквозь ветер он слышит стон боли. Терпи, терпи, Аленка. Ты же дочь этого… как его… крутого папаши Деларю.
Скалы возникли из белой пелены внезапно, в двух шагах. Как будто из ниоткуда. Когда он уже надеяться перестал и шел просто потому, что надо идти.
Останавливается, рядом на колени падает Арлетт. И сквозь паузу в порывах ветра ее тихое:
– Я не могу идти дальше…
– Дальше и не надо.
Скидывает рюкзаки, достает лавинные лопатки. Времени выбирать наилучшее место нет. Куда пришли, там и будем…
– Копать!
– Я не могу…
– У тебя нога травмирована, а не рука. Копай! Вот отсюда.
К тому моменту, когда они выкопали в снегу пещеру, достаточную для двоих, Артем на термометр смотреть уже перестал. Толку-то… и так ни щек, ни носа, ни пальцев на ногах не чувствует. Втолкнул внутрь француженку, следом свой рюкзак. Последний взгляд назад. Вокруг белый ад. И Врата в него совсем близко.
Проскальзывает следом, внутрь, рюкзаком Арлетт затыкает вход. Их окутывает полнейшая темнота. Зато ветра нет. И сразу теплее. Или ему кажется?
– Арти?…
– Передай мне мой рюкзак.
Наощупь находит в недрах рюкзака газовый баллон, горелку. Распускается голубой цветок огня, подсвечивая снежные своды. Нда, Литвинский теперь может принимать участие в соревнованиях по постройке иглу на время. Ладно, с первой в череде задач по выживанию они справились. Очередной взгляд на термометр. Минус тридцать. Отлично, теплеет. Сейчас прогреется «дом».
В чем еще один плюс их «дома» – его пить можно. Набирает в котелок снега, пристраивает горелку поустойчивей на «полу».
– Ну что, время хоть еще и не пять, но предлагаю выпить чаю.
У Арлетт лицо словно закаменело или заморожено. Даже ясные зеленые глаза будто подернуты тонким слоем льда. Или это слезы? Холод, боль, стресс. Артем понимает, ей сейчас очень трудно.
– Что с ногой?
– Больно.
– Где именно?
– Везде.
Литвин не врач, но, как ему кажется, ничего сверхстрашного нет. На перелом не похоже, скорее всего, травмирован ахилл. Ну и марш-бросок сквозь буран усугубил травму. Так выхода-то другого не было. Ладно, теплее станет внутри, он ботинок снимет с Арлетт, посмотрит получше.
Вода закипает. Пакетик чаю в кружку, сахар. Ни один нормальный человек в горы коньяк или водку не потащит. Только спирт. Чистый медицинский спирт. И сам чуть пригубил, горло обожгло, закашлялся, заел снегом. Зато сразу где-то внутри образовался сгусток тепла. За последние несколько часов почти забытое ощущение.
Протянул Арлетт кружку.
– Пей.
– Спасибо, не хочу.
Прекрасно. Просто отлично. Мы собрались страдать? Нянчиться он не будет.
– «Спасибо» и «Не хочу» будешь говорить кому-нибудь другому.
Привалился спиной к рюкзаку, расставил шире ноги. Дернул ее за руку.
– Иди сюда.
Пристроил несопротивляющуюся девушку между своих коленей, прижал спиной к груди, в руку сунул кружку с чаем.
– Если я сказал «Пей», значит, ты пьешь! Иначе сейчас за шиворот кипяток вылью! Но ты у меня все равно согреешься! Ясно тебе?!
Что ни говори, а результат – главное. Он был груб, он сделал ей больно, он заставлял ее, но они еще живы. Сидят… ну, если не в тепле, то скоро здесь будет почти приемлемо. И она даже пьет чай.
Артем сам чувствует, что начинает потихоньку «оттаивать». Этому способствует и глоток спирта, и тепло чужого тела рядом.
– Можно, я тоже у тебя чаю глотну?
Она чуть поворачивает голову, протягивает ему кружку. И когда их взгляды встречаются, а пальцы соприкасаются на едва терпимо горячей кружке…
Кружка перекочевывает в руку Артема, ее губы утыкаются ему в обледеневший ворот куртки…
Чай допивает Литвин, пока Арлетт тихо выплакивает свое горе. Ну и ладно, полкружки выпила, теперь можно и поплакать. И то, и другое ей необходимо. В конце концов, повод для слез у нее есть.
Все-таки его карма состоит не только из храпунов. Но еще и из плачущих девиц.
Глава 15. Вдвоем
– Арти?…
– Да? – проревелась, слава тебе, Господи.
– Сколько мы тут?…
– Не знаю, Ален. По-разному бывает. Сейчас трудно сказать.
– Я не то… Сколько мы тут сможем… пробыть?
– От еды зависит. И от газа. Воды тут дофига. Но, думаю, неделю можно продержаться.
– Неделю?! Так много?!
– Вряд ли буран столько продлится. Как правило, не больше пяти дней. А, скорее всего, и того меньше.
Она помолчала. А потом все-таки решила допросить его.
– Почему ты не ушел?
Артем вздохнул. Ну, какая разница, почему?
– Не смог.
– Почему?
Вот почемучка!
– Считай, что я вынашивал коварные планы твоего соблазнения. А тут такой случай…
Она замирает, он чувствует это всем телом. Что-то он явно не то брякнул, учитывая ситуацию с Гаспаром.
Чуть слышное фырканье.
– Смешной ты, Литвин.
– Ага. Клоун белого цирка.
– Точно. И нос у тебя красный.
– У тебя тоже.
Она снова усмехается. Браво, Литвин. Хорошо отвлекаешь девушку.
– И что мы будем делать?
– Ждать. А для начала – давай проведем ревизию нашего имущества.
* * *
Пока они проводили ревизию имущества, «дом» прогрелся. Теплый воздух от горелки оплавил стены, и они блестели схватившимся льдом. Очередной взгляд на термометр. Еще полчаса, и будет ноль! Отлично, выше нуля внутри температура не поднимется, но это и не нужно. Нуля более чем достаточно, а сколько там снаружи… Об этом лучше не думать, на таких высотах может быть и сорок, и пятьдесят градусов по Цельсию. Со знаком минус, разумеется.
Ревизия показала, что у него есть два очень нужных, но в данный момент абсолютно бесполезных девайса. Это севшая нахрен рация (а запасные аккумуляторы были в рюкзаке у Коко, если он ничего не путает) и зарядник на солнечных батареях, от которого пользы в условиях полного отсутствия солнца – ноль повдоль. Повертев их в руках, Артем вздохнул и засунул обратно на дно рюкзака. С идеей отправить Emergency Call (экстренный вызов – прим. автора) по рации, чтобы хотя бы просигнализировать, что они живы, стоит пока распрощаться.
Еды у них немного, но дней пять они продержатся, и даже не совсем впроголодь. Есть две непромокаемых коврика, подстелить под спальники. И, кстати, о спальниках…
– Покажи свой.
Рано он решил, что экологи бывалые. Ну разве это спальник?! Хотя для ночевки в палатке, когда за бортом всего минус пять, еще нормально. Но тут… околеет она в этом спальнике.
– Держи, – протягивает ей свой. – Меняемся.
Арлетт все понимает, девочка опытная.
– Нет, – качает головой. – Это мой спальник, я и буду в нем… мерзнуть.
Какие мы благородные страдалицы…
Литвин рассматривает замки на ее спальнике, потом на своем. А ведь подходят. Встегивает одну молнию в другую, соединяя спальные мешки в один, двухместный. Вопросительно смотрит на Арлетт. Поняла?… Поняла. Кивает.
Да это и правильно, собственно. Тепло надо беречь. А сберечь его в одном спальнике, плотно прижавшись друг к другу, гораздо проще. Это в любом пособии по выживанию в условиях холода написано.
– Предлагаю что-нибудь сожрать и лечь спать. Делать все равно нечего. И лично я что-то как-то… устал.
– Поддерживаю. А можно мне еще того… что ты в чай наливал?
После еще одной порции «того, что наливают в чай» и скудного ужина (гречка из пакета, куда же без нее, и чудом завалявшиеся на дне рюкзака Артема грецкие орехи – полгорсти в совокупности) Арлетт заснула быстро. Практически как под наркозом. Щекотно дышала ему в шею теплыми парами спирта, спустя минут десять, уже во сне, обняла Артема за спину. Что ей снится? Что это Гаспар рядом? Да плевать. Главное, что им тепло обоим – и ему, и ей. Так что пусть обнимает.
А он долго не мог уснуть и думал о разном. Страха не было. Весь его опыт говорил о том, что они выкарабкаются. Успели, в последний момент, но все-таки – успели. И Аленка молодец. Правильно папаша Деларю дочку воспитал, может гордиться. В такой ситуации, под такими ударами она повела себя более чем достойно. Артем вдруг вспомнил свою последнюю спасательную операцию и спасенную Веронику. Да уж… Дон Литвин, блядь, рыцарь в сверкающих доспехах, спасающий очередную деву из снежного плена. Хотя… в поведении Вероники и Арлетт все же есть некая разница. Здорово, наверное, быть дочкой крутого альпиниста.
Сам Артем был из совершенно обыкновенной семьи, папа-инженер, мама-экономист. Сын, правда, выбрал гуманитарную специальность, зато поступил в МГУ, родители были довольны. И ничего не предвещало беды, пока он на втором курсе не поехал с однокашниками на Домбай. Один раз увидел горы и – пропал, изменился невозвратно.
Эти размышления все-таки склонили его ко сну, и перед тем, как провалиться в небытие окончательно, он прижал к себе Арлетт покрепче. Пингвины в Антарктиде друг к другу прижимаются, а они чем хуже?
Просыпаться в кромешной темноте непривычно. Артем не сразу сообразил, где он. И кто рядом. Поднял руку с часами к глазам, цифры на циферблате слабо светятся в темноте. Благословенный ноль градусов, а время… Нормально они проспали, уже действительно утро, хоть и раннее.
Он как-то сразу почувствовал, что Арлетт не спит.
– Доброе… – хрипло прокашлялся, – доброе утро.
– Доброе, – эхом отзывается его соседка по спальнику.
– Сейчас солнце включим, – Артем перегибается через нее, с намерением дотянуться до газового баллона. В темноте губы касаются чего-то – то ли ее щеки, то ли лба, непонятно. Но кожа удивительно нежная. Что не может не радовать – значит, обморожений нет. – Извини, – буркнул.
Он долго ковыряется в рюкзаке в поисках газовой лампы, чувствуя, как Арлетт под ним замерла. Наконец, прикручивает вместо горелки к баллону лампу. Вот и солнце взошло. Аленка, щурящаяся на свет, взъерошенная, напоминает какую-то смешную птицу. Не орла, а, скорее, нахохлившегося воробья.
Артем возвращается на свое место в спальнике, и, подперев голову рукой, смотрит на Арлетт. На первый взгляд кажется, что с ней все в порядке, несмотря на пережитое накануне.
– Как ты?
Она пожимает плечами. Смотрит в обледеневший «потолок»
– Как нога?
– Пока непонятно.
– Болит?
– Пока нет.
Лаконично.
– Не замерзла?
– Нет, – и, после паузы, повернув к нему лицо. – Ты очень… горячий. Как печка.
Белые стены, поблескивающие в свете лампы. Вдруг становится очевидным, что места-то очень мало. И они совсем рядом. Его колено упирается ей в бедро, а ее плечо касается его груди. Расстояние между ними, и без того незначительное, будто исчезает совсем. По ее лицу пляшут отсветы от лампы, но глаза это не согревает – светлы абсолютно холодным оттенком травы под слоем инея. Хотя внутри, как говорят – на самом дне, что-то разгорается. Что-то, что не имеет никакого отношения к лампе и газовому баллону. В абсолютной тишине снежной пещеры, куда едва пробивается свист ветра снаружи, участившееся дыхание особо слышно. Узкие, резко очерченные губы дрогнули. Не нужно быть психологом, чтобы понять…
В голове эхом звучит голос профессора Звонарева:
«Реакция на стресс проявляется по-разному, в зависимости от физиологических особенностей организма. Кто-то впадает в оцепенение, кто-то начинается смеяться, а кто-то испытывает сильнейшее возбуждение. Да-да, – повышает голос профессор на шепоток и смешки в аудитории. – Именно возбуждение. Сексуальное возбуждение.»
Аленка осознала, наконец-то. Что ее жизнь подвергалась опасности. Что она могла бы уже быть к этому моменту куском заледеневшего белка. Что ее предали ее друзья и любимый. Что весь ее мир рухнул в одночасье. И, вопреки всему… Она жива, в тепле, несмотря на то, что в паре метров от нее бушует смертоносная снежная буря. И все это благодаря тому, кто находится так рядом, только руку протяни.
Она пошевелилась или ему показалось?
«Это так называемая адреналиновая зависимость. У некоторых людей выброс адреналина в кровь, в сочетании с некоторыми другими ферментами и гормонами вызывает состояние эйфории. Схожей с реакцией во время секса. У таких людей часто во время стрессовой ситуации или сразу после нее возникает желание близости. Особенно, если стрессовая ситуация накладывается на уже существующую симпатию или влечение, пусть даже незначительное».
Давай, Литвинский, соберись. Ты же видел такое не раз, ты понимаешь, что происходит. Ты же профессионал.
– Жрать хочу, умираю. А ты?
Она моргнула от неожиданности. Но выражение глаз меняется быстро. Секунда – и в них нет больше морозной пелены, они снова ясные и почти, насколько это возможно в данной ситуации, безмятежные.
– Тебе хорошо. Твое желание… проще удовлетворить… чем мое.
– А ты чего хочешь? – спрашивает он осторожно и небрежно одновременно.
– Как тебе сказать… – она усмехается. – Очень хочется… пи-пи.
– О, да! – Литвин с облегчением улыбнулся в ответ, хотя легкое непоследовательное сожаление все же кольнуло. – Придется выходить наружу. Расскажешь, как там.
– А ты сам не хочешь?
– Я привык дамам уступать, – галантно наклоняет голову Артем.
Арлетт фыркает в ответ. Но из спальника вылезает.
Спустя пару минут…
– Отвернись!
– Чего?
– Отвернись быстро!
– Зачем?
– Сейчас сяду голой… butin (фр. попа) на горелку!
– Обморозилась? – встревожился он.
– За две минуты вряд ли успела. Но там тааак холодно… – чуть ли не подвывает жалобно.
– Дай, я посмотрю.
– Не надо!
– Тогда я отворачиваться не буду.
Она ворчит, залезает в спальник, трясется там от холода.
Спустя пару минут Артем протягивает ей кружку.
– Ваш чай, мадмуазель.
– А круассаны? – морщит она нос.
– А круассаны я потерял по дороге.
– Спирт налил?
– Обижаешь! Разве я могу предложить даме с замороженной… попой чай без спирта!
* * *
Примерно так они и провели почти два дня. Литвин старательно демонстрировал легкий и непринужденный тон общения. Арлетт его активно поддерживала. Собственно, это было нетрудно. Им нашлось, о чем поговорить. Артем с удовольствием и интересом выслушал полную весьма нетривиальных событий и приключений историю жизни великого и ужасного Бертрана Деларю, ныне покойного. И про работу и исследования Арлетт тоже послушал, хотя понял не больше половины.
И сам, к собственному немалому удивлению, многое рассказал ей. И про разбившийся на Медвежьем Клыке вертолет. И про погибшего в лавине друга. И о других важных событиях своей жизни – грустных и не очень.
Как психолог он понимал, почему это происходит. Во-первых, делать им все равно по большому счету нечего, только разговаривать. А во-вторых… их полное уединение… и пережитые вместе испытания… создают ощущение некой особой близости. Некоторый особый мир… который будет существовать, пока длится буран. И исчезнет, как только они смогут выйти отсюда. Но пока они здесь – они могут сказать многое… сокровенное… как на исповеди. И… лучше говорить, чем что-то другое.
Общение их было любопытно еще и с лингвистической точки зрения. Аленка хотела попрактиковаться в русском? У нее появилась для этого прекрасная возможность. А сам Литвин не удержался и попросил ее рассказать что-нибудь на французском. Мотивируя это исключительно целями языкопознания, дабы не сознаваться в том, что ему до одури нравится, как звучит ее голос, особенно, когда она говорит на родном языке.
– Что тебе рассказать? – смеется Арлетт. – Уже спать пора.
– Вот и расскажи сказку. На сон грядущий.
– Ладно! А ты попробуй угадать, что это за сказка.
– Эй! А вдруг я эту сказку не знаю?!
– Это очень известная… история.
Он не предпринимал ни малейших попыток опознать сказку – просто наслаждался переливами интонаций, мягким грассирующим «р», связками слов. Ему определенно нравится, как звучит французский язык.
– Узнал?
– Нуууу… Это сказка про «ле люп гри».
Она звонко смеется.
– Что? Это слово очень часто повторялось по ходу рассказа. Не про «ле-люп» сказка?
– Про него. Это один из двух персонажей.
– А кто второй?
– Это была сказка «Серый Волк и Красная Шапочка».
– «Ле люп гри» – это Красная Шапочка?
– Нет.
– Вот блин! Серый волк?
– Да.
– Оригинально, – усмехается Литвин. – Чем обусловлен выбор сказки?
– Я мало знаю сказок. А ты… ходишь в красной шапке.
– Ну-ну, – Артем прячет за усмешкой удивление. – Ладно, за сказку спасибо. Давай спать.
* * *
Быт их был прост и незамысловат. Поесть, поспать. Разговоры в темноте – газ надо было экономить, в первую очередь, для приготовления горячего питья и пищи. Самую большую сложность доставляло отправление естественных нужд, проще говоря – то самое «пи-пи». Артему, в силу физиологии, было проще. А вот для Аленки каждый выход «на улицу» заканчивался стенаниями по поводу замерзшей butin. Артем ее каждый раз дежурно подкалывал, с самым серьезным видом предлагая помощь в отогревании пострадавших частей тела. Подкалывал, подкалывал и… доподкалывался.
Его профессионализм, выдержка, самообладание и тэ дэ отказали ему внезапно. На третий день, когда до окончания бурана оставалась всего-то пара часов. Но он об этом не знал. А даже если бы и знал…
Проснулся. Хрен поймет, что за время суток, биоритмы совершенно расстроились. Попытался вытащить руку, зажатую между их телами, чтобы посмотреть, который час. Не получилось. Повернулся, чтобы поменять положение тела. В темноте, случайно, абсолютно случайно… Губы касаются… и надо же, как удачно… Замирает от прикосновения своими губами к ее. Надо отстраниться, извиниться… Да и рука вон затекла. А в следующее мгновение…
Вы целовались, когда вокруг непроглядная темень, и все чувства, за неимением зрения, обострены? Когда щеки и лоб холодит минусовая температура снаружи. А внутри, между двумя, все пылает и горит. Губы плавятся, и весь воздух вдруг куда-то делся. Одежда, которой на них, разумеется, много, одновременно и мешает, и – как будто ее нет. Потому что он чувствует нетерпеливое тепло ее тела, несмотря на все эти высокотехнологичные тряпки между ними.
