Текст книги "С тобой и без тебя. И снова с тобой (СИ)"
Автор книги: Дарья Волкова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 6 страниц)
Глава 9. Три слова времени
«Меньше всего нужны
Мне твои comeback'и»
Из песни «Ромашки» Земфиры
Вера приняла решение, и слово ее твердо. Хотела даже задействовать Игоря, чтобы он отвлекал ее от ненужных мыслей. Но ее верный Ланселот отпросился в город. К ветеринару. Видите ли, у малышки ухо нагноилось. У его пятидесятикилограммовой клыкастой малышки. Более того, узнав, что Вера на вечер приглашена куда-то вместе с Матвеем (ну это просто заговор какой-то с их стороны!), настоятельно рекомендовал Вере туда и отправиться, пока его и собаки не будет дома. Игорь по-прежнему очень серьезно относится к своим обязанностям охранника, и очень не любит, когда Вера остается дома одна. Проглот не в счет. Вечно где-то шляется.
Пришлось соврать. Пообещала, что позвонит Матвею и договориться с ним. В крайнем случае, вызовет такси.
Только никуда она ехать не собиралась. Нет, это было бы самоубийством. Она лучше сядет за компьютер и начнет писать. Но вместо таких еще вчера ярких образов в голове всплывают слова Матвея. «Он теперь мастер мирового уровня». Такими эпитетами не награждают людей, снимающих голое мясо для «Плейбоя».
Вера встает и подходит к окну. Она помнит все. И их последний разговор. Что она ему говорила. Неужели он… Отважился изменить свою жизнь? Дать возможность открыться своему таланту? Если это так, значит ее сердце разбито не напрасно.
Фиг она это узнает, пока не увидит! Ей просто нужно взглянуть на его работы. Чтобы понять… Что все это было не бессмысленно.
Вера приняла решение, и слово ее твердо. Набирает номер, вызывает такси.
* * *
Выходя из машины, Вера больше всего боится, что выставка на сегодня уже закрылась. Ждать до завтра будет так мучительно.
Внутри практически никого нет. Навстречу ей выходит миниатюрная хрупкая женщина в строгих учительских очках.
«Ольга Петровна Шелеметева, куратор выставки» – читает надпись на бейдже Вера. Выдает самую заискивающую улыбку.
– Здравствуйте, я не бесповоротно опоздала?
– Смотря для чего, – неулыбчиво отвечает дама. – Телевидение уехало. Стас Александрович с гостями в ресторане.
– А посмотреть можно?
– Пожалуйста, у вас есть еще полчаса до закрытия.
Вера кивает и проходит внутрь.
Пройдя треть экспозиции, Вера понимает, что полчаса – это катастрофически мало, чтобы оценить все это… великолепие. А с другой стороны, невозможно много, если у тебя из глаз градом катятся слезы, а ты к этому совершенно не готова. Потому что тушь течет, и никакого, самого завалящего платочка, в сумочке отродясь не водится.
Что-то толкается в ее ладонь. Вера, вздрогнув, поворачивается. Госпожа куратор выставки стоит рядом, не глядя на Веру, а ее рука настойчиво всовывает в Верину ладонь бумажную салфетку.
– Что, пробирает? – Ольга Петровна по-прежнему стоит рядом, пока Вера судорожно пытается привести себя в порядок. Потом плюет на свой внешний вид. Такие потрясения все равно бесследно не проходят. Отбрасывает осторожность и благоразумие. И говорит то, что крутится у нее в голове последние полчаса. С того самого момента, как увидела первый снимок.
– Он – гений.
Ольга Петровна улыбается, и от этой улыбки ее строгое учительское лицо преображается.
– Ну, тут вы неоригинальны. А ведь чуть ли не силой пришлось заставлять. Здесь, – женщина делает широкий жест рукой, – два года работы.
«Я знаю», – про себя отвечает Вера.
– К сожалению, время закрываться, – Ольга Петровна улыбается. Верины слезы заставили ее сменить гнев на милость, – Завтра приходите. В десять мы открываемся.
– А альбома с работами нет? – Вера пытается найти в себе силы расстаться с ЭТИМ.
– Конечно, есть. Правда, здесь не все. И он дорогой. Хорошая полиграфия, понимаете?
– Я возьму.
«Ничто не может быть чрезмерной ценой за возможность снова прикоснуться к тебе. Хотя бы так. Какой ты молодец, Стас».
C альбомом в руках Вера покидает здание выставки. Переворачивает его. На книгах на обороте часто размещается информация об авторе. Как и здесь. Не очень крупное фото, два абзаца текста.
Это не Стас. Это не может быть он. На фото коротко, под ежик, стриженый мужчина, заросший до самых мрачно прищуренных глаз черной бородой. Просто какой-то правоверный мусульманин. Какой-то другой Стас Соловьев. Тезка. Однофамилец. Вера вдруг вспоминает слова Матвея. «Твой друг Соловьев… Стас настойчиво приглашал». Значит, Матвей говорил именно о нем, ни о ком другом.
Вера в полном недоумении опускается на скамейку. Оказывается, она успела дотопать до небольшого скверика. Вера читает размещенный рядом с фотографией текст. Указана дата рождения, возраст вроде бы похож, хотя мужчина на фотографии выглядит явно старше. «Сын известного санкт-петербургского скульптора Александра Соловьева»… «Закончил Художественное училище в Санкт-Петербурге»… «Сотрудничал с известнейшими изданиями». «Первая полноценная выставка, включающая более восьмиста работ».
Стас, это ты или не ты?!
* * *
– Никого нет, все уехали больше часа назад, – отвечает Вере охранник ресторана «Амальгамма».
– Все? – переспрашивает Вера, – Стас тоже? В смысле, Соловьев тоже уехал?
– Все уехали, – чуть ли не по слогам повторят охранник.
Вера крепче прижимает к себе альбом с фотографиями. Она изучала его всю дорогу, пока ехала в такси до ресторана. Она просто ОБЯЗАНА его увидеть. Незнание и неизвестность раздирают ее.
Но где его теперь искать? Вере известно только одно место. Конечно, шансов почти нет. Судя по фотографиям, Стас не сидел все это время на одном месте. Мотался по всему свету. И где он теперь живет, неизвестно. Но она должна проверить.
Два года спустя Вера нажимает кнопку звонка квартиры номер семьдесят шесть. За дверью тишина. Едва слышно, как заливается звонок. И все. Ну что ж, это лучше, чем объяснятся с чужими людьми, которые теперь живут в его квартире…
Дверь открывается. На пороге стоит Стас.
Все-таки это был не он. Никакой бороды. Гладко выбритое лицо с его острыми скулами, твердым подбородком и все теми же откровенно сексуальными губами. Которые сейчас предельно сжаты. Волосы, правда, короткие. Не ежик, но близко.
На нем белая, лишь наполовину застегнутая рубашка с закатанными до локтя рукавами. Черные классические брюки.
Вера молчит. Во-первых, потому что банально забыла, какое он вблизи оказывает на нее вышибающее мысли действие. Во-вторых… Что тут скажешь? Стас, это ты был или не ты?
Стас молчит. Вспоминает, как до последнего надеялся, что она придет. Как екнуло сердце, когда увидел в толпе светловолосую голову Квасова. И оглушающее разочарование, когда оказалось, что Матвей пришел один.
Такие красивые губы наконец-то дрогнули.
– Решилась прийти?
Господи, Стас, значит, это все-таки был ты?
Вера судорожно пытается собраться с мыслями. Робко улыбается.
– Я не могла не прийти.
– Я так… – Стас замолкает. – Я не видел тебя на выставке, – после паузы добавляет он.
Повисает неловкое молчание.
– Подпишешь мне? – Вера через порог протягивает альбом.
Стас спохватывается. Протягивает Вере руку, приглашая войти.
– Ох, извини меня. Ничего не соображаю.
В квартире полный кавардак. То ли только приехал, то ли уезжает.
– Собираешься куда-то?
– Да, через две недели съемки в Новой Зеландии. И еще надо в пару мест по дороге заскочить.
Вера вновь протягивает Стасу альбом.
– Ну, так как насчет автографа?
Стас внимательно смотрит на нее. Веру этот новый Стас Соловьев ставит в тупик. Непроницаемое лицо, ничего не выражающий взгляд, лишенный эмоций голос.
– Была на выставке?
– Да.
Пауза.
– Понравилось?
Если бы Вера не была так занята, пытаясь справиться с собственными разбушевавшимися эмоциями, она бы заметила… До побелевших костяшек сжатые кулаки. С трудом удерживаемое шумное дыхание, отражающее бешеное сердцебиение в груди.
– Вера, почему молчишь? – очень тихо спрашивает он.
– А я не знаю, что сказать. У меня нет слов. Кроме самых простых и банальных. То, что я видела сегодня, – это настоящее большое искусство. Продирает до самых кончиков нервных окончаний. Ты же сам все про себя знаешь. Ты – гений.
Стас усмехается и в этот момент становится похожим на себя прежнего.
– В нашу последнюю встречу ты меня совсем другим словом называла.
Вера охает. Прижимает пальцы к губам. Как он может так легко говорить о том, что разбило на куски всю ее жизнь!
– Да ладно, Вер, не переживай. Все по-честному. Все правильно. Я это заслужил. Ты мне очень точную характеристику тогда дала. Я таким и был.
– Стас, я…
– А знаешь, что самое смешное? – перебивает он Веру. – Я уже забыл, как они выглядят.
– Кто – они?
– А те самые использованные контрацептивы, с которыми ты меня так точно сравнила, – Стас засовывает руки в карманы брюк и зябко поводит плечами. – Два года воздержания. Смешно, правда?
Ему явно не смешно. Вере тоже. Как на такое реагировать?
– М-м-м, я понимаю, – Вера старается, чтобы ее голос звучал спокойно, – это сублимация сексуальной энергии…
– Да нет, – фыркает Стас, – просто тупо не трахался.
Он все-таки довел ее до жаркого румянца.
Стас пользуется моментом, пока Вера пытается справиться со смущением, и разглядывает ее.
– Ты потрясающе выглядишь, – он с трудом отводит жадный взгляд от ее груди, подчеркнутой облегающим, одетым на голое тело клетчатым жакетиком. – Кто он?
– Кто он? – черт, она сегодня соображает как истинная блондинка.
– Мужчина, ради которого все это, – Стас позволяет себе еще один жадный восхищенный взгляд. Взгляд, вбирающий в себя все – и обтянутую жакетиком вздымающуюся от волнения грудь, и льнущую к соблазнительным бедрам шелковую юбку, и подчеркнутые изящным замшевыми туфельками стройные лодыжки. Переводит взгляд на лицо и смотрит прямо в широко распахнутые серо-зеленые русалочьи, манящие глаза. – Это же все не просто так, Вер. Кто-то сделал тебя такой. Или ты сама это сделала. Ради кого-то.
Да что же это такое! Резкие переходы от полнейшего равнодушия к таким вот спорным комплиментам совершенно выбивают почву из-под ног. Как тебе ответить, Стас? Правду ведь не скажешь.
И тут Вера вспоминает. В сумочке лежит карманное издание «Двух королевств». Прихватила из дому, повинуясь какому-то смутному предчувствию.
– Он вот здесь, – Вера достает книгу. – Хочешь, подарю? Автограф на автограф.
Стас берет подарок в руки.
– Ты тоже такое читаешь?
– Какое – такое? – это парадоксально, но Вера близка к тому, чтобы на него обидеться.
– Да меня Ольга этой книгой достала. Везде таскается с ней. Может, книжка и хорошая, я не спорю, только шуму вокруг нее много.
– Ольга – это куратор выставки, – спохватившись, добавляет он, – моя совесть. И шило в заднице заодно.
– Я с ней уже познакомилась сегодня, – Вера берет книгу, достает ручку, пишет пару строк и размашистый автограф. – Ну, что, твоя очередь.
Стас открывает альбом. Внимательно смотрит.
– Что, неужели для тебя там что-то новое?
– Да нет, все то же, – он бросает на Веру не поддающийся расшифровке взгляд и берет у нее ручку.
– Знаешь, я тебя на фото не узнала. Даже мысль мелькнула, что это не ты. Эта борода тебя совершенно изменила.
– Я много времени провел в местах, где помыться-то раз в неделю не всегда получалось. А уж до бритья тем более дела нет, – Стас кладет ручку и альбом на барную стойку. – Зато чертовски удобно. А зимой еще и тепло.
Он открывает подаренную Верой книгу. Читает то, что она написала. Брови удивленно взлетают вверх.
– Ни фига себе! – вырывается у него. – Полина Уланова – это ты!
– Тс-с-с-с, только не говори никому, – улыбается Вера.
– Говоришь, с Ольгой познакомилась? Да она описается от восторга, когда узнает, с кем говорила.
– Ну, можешь ей подарить, – Вера кивает на книгу.
А вот теперь, после состоявшегося обмена подарками, можно и уходить.
– Ладно, Стас, я, пожалуй, пойду, – Вера берет с барной стойки альбом. Некстати вспоминает о том, как сидела на ней два года назад, широко раздвинув ноги… Так, все, точно надо уходить. – Спасибо за приглашение. Спасибо за автограф. И за твои великолепные фотографии.
Вера поспешно отступает к двери.
– И тебе спасибо, – глухим голосом отзывается Стас. – За то, что пришла. И за добрые слова. И за подарок, – он поднимает книгу. – Я обязательно прочитаю.
Щелчок закрывшегося замка напоминает звук взведенного курка из вестерна. Вера остается стоять на лестничной площадке с альбомом в руках. Все, что у нее осталось от Стаса. С другой стороны, это гораздо больше, чем два дня назад. Правда, теперь она знает, каким он стал. И от этого боль становится еще сильнее. Кто бы мог подумать, что это вообще возможно.
Глава10. A la guerre comme a la guerre
«Ты умна, а я – идиот.
И неважно, кто из нас раздает.
Даже если мне повезет,
И в моей руке будет туз,
В твоей будет джокер»
Из песни «Мусорный ветер» гр. «Крематорий»
Вера не может найти в себе силы сразу уйти. Как будто ее со Стасом связывает какая-то невидимая нить, и рвать ее сейчас нестерпимо больно. Вместо этого она останавливается возле лифта и открывает первую страницу.
«Вера, спасибо тебе». И подпись. Все.
За что «Спасибо»? Непонятно. Взгляд Веры натыкается на отпечатанное в правом верхнем углу первой страницы посвящение. Она трижды перечитывает его, прежде чем смысл хоть немного начинает доходить до ее оглушенного сознания.
«Три слова времени. Для меня это три кита, на которых держится жизнь каждого человека. Вера. Надежда. Любовь. Мне повезло, и в моей жизни Вера случилась. Спасибо тебе, Вера. За подаренный шанс изменить жизнь».
Стас, неужели это про меня?! Вера разворачивается, почти бегом бросается к двери его квартиры. Не нажав кнопку звонка, рука останавливается. Что ей сказать? Все слова благодарности произнесены. А большее… Вера замирает, так и не решившись позвонить в дверь.
Но дверь все равно открывается. У стоящего на пороге Стаса не осталось и следа былой невозмутимости. Добела прикушенная нижняя губа. В глазах отражается такая гамма эмоций, что все и не перечесть.
– Я прочитала посвящение, – Вера прижимает к себе открытый на первой странице альбом.
– Только сейчас? – нервно прокашлявшись, спрашивает Стас.
– Да. Я была так увлечена фотографиями, что…
Вера проходит внутрь.
– Стас, я не знаю что сказать. Мне кажется, что моей заслуги в этом нет. Я не стою таких слов. Ты все сам…
– Вер, подожди, – его палец прижимается к ее губам.
Вера замирает. Время останавливается. А потом стремительно несется назад. Как и два года назад. Стоит ему прикоснуться к ней. Мир начинает разрушаться. И нет ничего вокруг. Пустота. Хаос. Только его холодный палец, прижимающийся к ее губам. Скользящий вниз. Очерчивающий линию подбородка. Вниз. По шее, плечу, руке. Его указательный палец легонько охватывает ее мизинец.
– Ты представления не имеешь, чего ты стоишь. – Стас глубоко вздыхает. – Я понимаю, что, как последний дурак, прохлопал данный мне судьбой шанс. И я знаю… Я вижу… Что не все такие идиоты, как я. Какой-то парень оказался сообразительней, чем я. Ты счастлива с кем-то… Что ж…
Стас еще раз вздыхает. Коротким судорожным вздохом. Отнимает свою руку от ее. Закрывает лицо ладонями. Медленно опускает руки вниз.
– Я не скажу тебе многое из того, что хотел бы сказать. Но одно ты должна знать точно. Нет на свете таких слов, которыми я мог бы выразить, что ты для меня сделала. Поверь, ты подарила мне новую жизнь. Ты заставила меня осознать собственную никчемность. И показала, где взять смелость, чтобы преодолеть это.
Стас замолкает. Вера, оглушенная, молчит. Миллион мыслей крутится в голове. Но самая первая…
– Что ты имел в виду, когда сказал, что я счастлива с кем-то?
Стас горько усмехается.
– Вер, я же не слепой. Да и Матвей сегодня говорил. Что ты живешь за городом. С каким-то парнем. Кажется, его зовут… Игорь.
Твою мать, Квасов, ну кто тебя за язык тянул! У Веры полный кавардак в голове. Нет ни малейшей идеи, как объясняться со Стасом. А объясняться надо, это очевидно. Но любые слова кажутся ей неуместным. Разве что…
Вера хватает со стойки лежащую там книгу. Судорожно перелистывает. Находит нужное место. Протягивает Стасу.
– Читай. Вот отсюда.
Пока недоумевающий Стас читает, Вера пользуется случаем и бесцеремонно его разглядывает. Он изменился. Но все та же оглушающая красота осталась при нем. Кажется, он набрал пару-тройку отнюдь не портивших его килограмм, и еще больше раздался в плечах. И если раньше его красота заставляла сжиматься и переворачиваться внутренности, то теперь, зная, какая яркая личность скрывается за этой сексуальной внешностью, это просто сбивает с ног. Сносит башню.
– Вер, извини, но я не понимаю…
Я тоже ни фига не понимаю!!!
– Ты что, тупой? – рявкает Вера. – Читай еще раз!
В глазах Стаса грустная обреченность сменятся изумлением. Но он послушно снова опускает взгляд в книгу. Во второй раз он читает еще дольше. Чего там читать! Полстраницы текста. Наконец поднимает глаза. И Вера видит перед собой удивленный синий взгляд принца Уланда.
– Вер, это что – я?
Она кивает. В горле вдруг пересыхает, и говорить становится невероятно сложно.
– Это… про меня? – Стас закрывает книгу и недоверчиво смотрит на обложку. М-да, это не самое удачное с точки зрения оформления издание.
– Не только, – Вера справляется с голосом. Откашливается. – Про тебя. И про меня.
Стас смотрит на книгу. Потом на Веру. Кладет «Два королевства» на стойку и делает пару шагов. И вот она уже ничего не видит. Весь мир расплылся, растворился, сузился до размеров этих темно-синих глаз. И нет в мире ничего, кроме них. И еще такого близкого дыхания. Наверное, их губы разделяют какие-то миллиметры.
– Вера…
– Да?
– Мне страшно.
Господи, что ты с собой сделал, Стас?
– Боишься, что забыл, как целоваться?
Вера видит только его глаза, но улыбку чувствует. Чем? Как чем, ведь их губы разделяют какие-то миллиметры.
– Боюсь, что не смогу остановиться, если начну тебя целовать.
– А мне не страшно.
Ее губы преодолевают последние миллиметры. Прикасаются к его губам. Легко. Совсем чуть-чуть. Едва касаясь. Так нежно. Так мучительно сладко.
Стас прекрасно понимает, что это означает. Она дает ему возможность отказаться. Остановить ее. Отстраниться, пока еще не поздно. Ага, как же. Да и поздно уже. Он так долго этого ждал. Так мучительно долго…
Он так этого ждал. Мечтал. Хотел. Прижать к себе так сильно, что Вера сдавленно охнула. Нет, малыш, я теперь тебя никуда не отпущу! И поцеловать. По-настоящему, скользнув изголодавшимся языком внутрь. Ласкать, гладить, обнимать. Прижимать, впечатывать в себя. К себе. Терять голову от этой головокружительной близости. И мягкости, и податливости. И одновременно ее жаркой взаимности, черт побери!
Стас отстраняется первым. Недалеко… Всего на пару сантиметров. Чтобы видеть глаза, не выпуская из кольца жадных рук. Уравнять дыхание получается далеко не сразу.
– У меня для тебя есть подарок.
Вера молчит. Во-первых, говорить пока не может. Он выпил из нее весь воздух. А вдохнуть не получается. Потому что Стас прижимает ее к себе так крепко… А во-вторых… Какие, к черту, подарки! Она не хочет никаких подарков! Она хочет его.
Нехотя, Стас ее все же отпускает. Быстро проходит к полкам в углу. У Веры получается сделать пару вдохов, прежде чем Стас поворачивается, и Вера видит свой подарок. Хоть плачь, хоть смейся. Это бейсбольная бита.
Стас смущенно улыбается. Подходит к кровати и кладет биту на пол рядом. В два шага оказывается рядом с Верой и снова прижимает ее к себе. Утыкается носом ей в ушко. И тихо говорит:
– Я ее там оставлю. Это хорошая бита. Тяжелая. Окантована медью.
Господи, ну кто из них двоих идиот?
– Стас, я не понимаю…
– Вер, я за себя не ручаюсь. Я уже не смогу остановиться. Даже если ты попросишь.
Он чуть отстраняется и смотрит ей в глаза.
– Я два года о тебе мечтал. И теперь, даже когда ты просто стоишь рядом, я уже себя теряю. Я не могу больше. Я хочу тебя любить.
А потом совершенно непоследовательно добавляет:
– Так что бита – твой единственный шанс. Остановить меня. Если вдруг передумаешь.
Соловьев, ты идиот! Верины губы изгибаются в легкой улыбке.
– Стас, у меня три года никого не было. Так что не знаю, кому из нас двоих понадобится бита. Но я бы предпочла, чтобы ты меня ей не бил. Просто попроси, если захочешь, чтобы я остановилась.
– Я не буду тебя просить. Я тебя умоляю, – Стас подхватывает ее на руки. Целует в губы. – Только не останавливайся. Пожалуйста.
Глава 11. О бесполезности бейсбольных бит
«Люди кричат, задыхаясь от счастья
И стонут так жарко, и дышат так часто,
Что хочется двигаться с каждой секундой быстрей.
Делая, делая, делая новых людей»
Из песни «Новые люди» гр. «Сплин»
Так много всего происходит. И так сразу. До озноба приятная тяжесть огромного мужского тела, прижимающего ее к кровати. Твердое колено, раздвинувшее ноги, кажется, обжигает нежную кожу внутренней поверхности бедер, не прикрытую чулками. Его рука, сжимающая ее, закинутые за головой. Губы. Которые или целуют так, что в голове гаснут последние всполохи мыслей. Или шепчут на ушко. Жарким прерывающимся шепотом. Ее имя. И «… я так скучал…». И «… такая сладкая…». И «… я не могу больше…».
Стас отпускает ее руки. Затем, чтобы освободить первую пуговку из петли. Вторую. Третью. Целует открывшиеся прелести. Пока прикрытые. Белыми тонкими кружевами. Которые совершенно не преграда для его губ. И языка.
Другая рука ныряет под юбку. Скользит вверх по бедру. До кружевного края чулок.
Сделав резкий шумный выдох, он отпрянул от Веры. Сел на кровати, максимально отодвинувшись на самый край. Голая грудь (момент, когда он снял рубашку, совершенно выпал у Веры из головы) резко вздымается и опадает.
Вера тоже садится. Оглушенная. Полураздетая. Ничего не понимающая.
– Стас?
– Вера, прости меня. Вот-вот случится большое несчастье, – убитым голос произносит он.
– Да в чем дело? – терпение ее лопается.
– Я сейчас чуть не кончил, – чуть слышно выговаривает Стас.
И-ди-от! Вера соскакивает с кровати. Встает перед Стасом. По дороге успев скинуть жакет. И теперь сражается с замком юбки. Наконец юбка соскальзывает вниз, и она отпинывает ее ногой. Остается стоять в полупрозрачном белье и чулках.
У Соловьева случается приступ удушья. Глаза распахиваются на пол-лица. Сказать он не может ничего.
– Ну! – Вера упирает руки в бедра. – Или ты прекращаешь отлынивать! Или я беру в руки биту!
Со сдавленным то ли стоном, то ли рыком он вскакивает, хватает ее в объятья. И они снова падают на кровать.
Про «Я сейчас кончу» было сильно преувеличено. Потому что Вера уже абсолютно нагая, неимоверно влажная, вся такая розовая, дрожащая, с прерывающимся дыханием. Может только простонать: «Ста-а-а-с». Или жалобно выдохнуть: «Пожалуйста!». А он все медлит. Сводит с ума. Поцелуями. Прикосновениями дрожащих от возбуждения и напряжения пальцев. Напряжение сказывается не только в его пальцах. Вера чувствует его напряжение животом. Потом бедром. А вот руки ее Стас перехватывает и не позволяет к себе прикоснуться. И продолжает. Продолжает. Продолжает.
И наконец-то она чувствует его напряжение там. Там, где уже до боли его хочет. Гладкийгорячийтвердый! И он останавливается!!!
– Стас?!
– Вера, – он со стоном произносит ее имя. В голосе все – напряжение, мука, страдание. – У меня нет ничего. Резинок нет. Я же говорил, что два года уже…
– У тебя есть ты, – и она делает легкое движение бедрами вперед. Навстречу гладкомугорячемутвердому ему.
И он подается ей навстречу. Входя одним плавным глубоким радостным движением.
– Да… – выдыхает, выгибая спину, Вера.
– Да… – стонет, опускаясь на предплечья, Стас.
Что может быть лучше оргазма? Ничего. Разве что если при этом ты слышишь, как любимый голос со стоном выдыхает твое имя. А сам любимый вздрагивает при этом всем телом. И твое сжимающееся от сладкого отпускающего напряжения лоно принимает его горячий дар. Вот оно, оказывается, как бывает по-настоящему.
* * *
– Пить хочешь? – теплое дыхание щекочет ей ухо.
– Что?
– Ты не хочешь пить?
В горле действительно пересохло.
– Хочу.
Стас приподнимается на локте. На губах его блуждает легкая улыбка.
– Шампанского? – вопросительно выгибает бровь.
– Да, пожалуй, – томно отвечает Вера.
Стас встает с кровати. Оказывается, от прежнего Стаса Соловьева многое осталось. Например, это откровенное бесстыдство. Стоит рядом с кроватью абсолютно голый. Не делая попыток прикрыться или одеться. Улыбается. Великолепный в своей наготе.
– Чего изволите к шампанскому?
– Ничего. И поживее!
– Слушаюсь, – шутовской поклон, и он поворачивается к ней спиной, направляясь к холодильнику у дальней стены. Вид сзади не менее великолепен. Он не видит, и можно беззастенчиво пялиться. Пока любовалась крепкими округлыми мужскими ягодицами, пока оценила всю красоту широченных плеч, сбегающих к узкой талии. Перекатывающиеся на спине мышцы…
– Стас!!! – она не просто закричала. Вера взвизгнула от увиденного.
Он вздрагивает, резко оборачивается. Вера уже соскочила с кровати и подбежала к нему, заглядывая за плечо.
– Что это у тебя там?!
Стас чуть слышно чертыхается, берет Веру за руки. Целует в ладонь.
– Ничего.
– Ста-а-а-ас?!
Что ему остается делать? Рано или поздно все равно увидит. Так почему не сейчас? Пусть лучше на спину смотрит, чем на то, что у него спустя пять минут после оргазма уже опять эрекция. А нечего перед ним голой скакать. Со вздохом Стас поворачивается спиной.
Она не верит своим глазам. Во всю ширину спины. Татуировка. Огромное стилизованное сердце. Внутри сердца надпись. «Вера – ты моя надежда и любовь».
– Налюбовалась? – Стас поворачивается к ней лицом. Берет со стола бутылку с шампанским. Начинает отдирать фольгу. Вера молчит, потрясенная. Вот теперь действительно нечего сказать.
Хлопает пробка. Белый дымок поднимается из горлышка бутылки. Стас разливает шампанское. Соприкасаясь, бокалы издают мелодичный тонкий звук.
Вера отпивает холодной обжигающей жидкости. Ни черта она не понимает в шампанском, но это, кажется хорошее. И тут до нее доходит вся абсурдность ситуации. Стоит голая на кухне, дегустирует шампанское рядом с мужчиной, у которого на спине написано… такое… Чего уж тут стесняться, в этой-то ситуации?
– А почему на спине?
– Скажи спасибо, что не на заднице, – Стас смущен и раздражен одновременно. – Изначально у меня такой концепт был.
Вздыхает и добавляет:
– Плохо мне было. Злой был как черт. В один из разов надрался как свинья и приперся к знакомому тату-мастеру. Я, честно говоря, плохо помню, о чем думал и что ему говорил. Но, судя по его рассказам – это еще цветочки по сравнению с тем, что я хотел изначально.
Вера покачивает бокалом с шампанским. Черт, все становится абсурдней и абсурдней.
– Ну и как это… понимать?
– А как написано, так и понимать, – ему терять уже нечего. Не так он хотел, чтобы это случилось. А в итоге стоит голый на кухне рядом с любимой женщиной, а на спине у него – идиотская татуировка.
Вера в задумчивости отставляет бокал. Смотрит на Стаса. И сейчас ей абсолютно плевать, что они обнажены.
– Ты ничего не хочешь мне сказать?
– Что? – хмурый Стас прикидывается непонимающим.
– Я правильно понимаю: каждый раз, когда мне захочется ЭТО услышать, ты будешь показывать мне свою спину?
– А ты хочешь это услышать? – почти шепотом спрашивает Стас.
– Больше всего на свете, – так же шепотом отвечает она.
– Я люблю тебя, – и привлекает к себе, наплевав на эрекцию. Прижимает голову к своему плечу и шепчет в макушку: – Я люблю тебя. Люблю. Люблю. Люблю.
Веру накрывает волна полнейшего беспредельного счастья. Остановись, мгновенье, ты прекрасно…
– Вер, – голос Стаса смущенный и настойчивый одновременно. – Судя по этому парню. Принцу. Как его там… Ты тоже ко мне… неравнодушна?
– Ты даже не представляешь, насколько, – шепчет Вера в теплую шею. Целует его. Господи, как он пахнет…
Стас не дает ей на этом сосредоточиться.
– Я бы хотел услышать эти три слова.
– Соловьев, ты дурак.
– Вера, это не те три слова, – в его голосе напряжение. И страх…
Ну, какая же она бесчеловечная дрянь!
– Стас, я люблю тебя.
Вера виском чувствует скатившуюся по его щеке слезу. Нет, она действительно бесчеловечная дрянь!
– Стасик, солнышко, – Вера делает попытку освободиться от лежащей на шее руки, чтобы сцеловать эти такие непривычные на мужских щеках слезы. Чтобы рассказать Стасу, как сильно она его любит. Стас лишь сильнее прижимает ее к себе. Он не хочет, чтобы она видела, как он плачет. Его право. А потом говорит. Просевшим сиплым голосом
– Ты не представляешь, сколько раз я мечтал об этом. Как слышу эти слова от тебя. Знаешь, когда я понял, что люблю тебя?
– Когда? – виновато шепчет Вера.
– Когда ты орала на меня тогда, в тот наш последний вечер. Когда мы целовались. Нет, наверное, влюбился я раньше. А понял – только тогда. Когда уже поздно было. Когда я все испортил.
– Ничего ты не испортил, – Вера опять целует его в шею. В упрямый подбородок. Но Стас неумолим. Он еще не все выяснил. Отстраняет ее от себя. Целует в ладонь.
– А ты?
– Что я? – теперь непонимающей прикидывается она.
– Когда ты поняла, что любишь меня?
Вера молчит. Это неправильный вопрос.
– Вера, что молчишь? Не помнишь, когда?
Ладно, придется раскрывать карты.
– Когда увидела в первый раз.
– Тогда? Когда я… – Стас недоверчиво хмурит брови. – Я же тогда пьяный был в дым.
Вера с независимым видом пожимает плечами. Это выглядит забавно, учитывая, что они по-прежнему голые.
Стас ехидно улыбается.
– Неужели повелась на смазливую физиономию?
Вера пытается грозно сверкнуть глазами и удалиться. Не получается. Стас обхватывает ее сзади руками и прижимает к себе. Как это приятно. Прижиматься спиной к такому твердому нему. Попой ощущать то место, где он особо твердый. Между тем, руки его накрывают ее грудь. И по-прежнему ехидный, как улыбка, голос шепчет в ухо.
– И что мы теперь будем с этим делать?
– С чем? – руки его не остаются без дела, и поддерживать разговор все труднее.
– Я теперь далеко не такой красавчик, как раньше.
Не смотря на сводящие с ума прикосновения, Вера прыскает со смеху.
– Шутишь? Ты стал еще красивее.
– Да? – голос Стас звучит задумчиво и слегка… разочарованно. – Ну, раз так, могу я надеяться, что ты согласишься… – ладони его сжимаются, – пройти со мной в постель?
На выдохе.
– Да-а-а-а!
* * *
– Вер, я должен признаться тебе кое в чем ужасном, – про ужасное говорить не хочется, когда она в полной истоме нежится в кольце его рук.
– Что ты натворил?
– Я уничтожил все твои фотографии. В один из разов. Когда напился.
– Сколько их было – этих разов? – Вера понимает, что ее женскому самолюбию должно льстить, что он так мучился. И льстит, чего там. Но при этом жалко его безмерно.
– Да, не важно уже, – демонстративно беспечно отвечает Стас. – Важно то, что исходников в хорошем качестве больше нет. Так, какая-то ерунда в интернете есть. Но это все не то. Прости меня, – прижимается губами к ее виску.
