Текст книги "В боге умер скрипач"
Автор книги: Дарья Соколкина
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 2 страниц)
Дарья Соколкина
В боге умер скрипач
Меня зовут Александр Камнев. Я окончил институт и не знаю, куда податься. Моей матери повезло с ее сыном. Потом ей достался я.
В одну весеннюю ночь на свет появился Иннокентий Камнев. Пока он даже не догадывался, как устроена жизнь, его венчали с прекрасной дамой. Дама эта издавна заимела четыре струны и была готова сесть на плечо любому, но далеко не каждый ее выдержит. Так говорили мне всю жизнь и после того как Кеша исчез. Обращались куда надо – бесполезно. По сей день он числится пропавшим, и ни я, ни моя мать понятия не имеем, что с ним стало.
Моя мать хорошо зарабатывает, несмотря на произошедшее. Каждый вечер среди еды я наблюдаю парочку сосудов полусладкого, но я не могу ее винить. Потерять ребенка – непосильная ноша. Я понимаю, что запивать горе – естественный процесс.
Все, что я знал о Кеше – то, что ему когда-то лечили аппендицит и у него на животе был шрам. Мама любила рассказывать об этом, будучи в хорошем настроении от выпивки.
Однажды утром я снова проснулся, как просыпался все дни до этого. Меня разбудил голос матери; она обнаружила находку.
-
В это летнее утро нашего небольшого поселка солнце поспешило возникнуть в небе, в очередной раз делясь своим теплом безвозмездно, словно любящая мать. Круглолицая красавица, выданная замуж за почву и ничуть об этом не жалеющая – так мог бы выразиться о светиле какой-нибудь сентиментальный поэт, пройдись он по пыльной дорожке, лишенной теней.
– Саша, вставай! Два часа дня! – Раздался голос в тесной квартирке.
У моей кровати основалась парочка пустых бутылок под чешскими именами. Над ними склонились, как листва у ивы, русые волосы; я не торопился вставать, как велел мне голос, доносящийся из коридора.
Я открыл глаза и поднялся.
– Что там, мама?
– Саша, пойди посмотри, я в шкафу штуку нашла! – прокричала она, смеясь. – Твой братец оставил, видимо.
Я подошел к полке шкафа и взял в руки таинственный футляр, ушел в гостиную, положил его на стол, расстегнул молнию и поднял крышку.
Это не гитара, на которой я баловался. Инструмент выглядел солидно и словно смотрел на меня сверху вниз. Глянцевое тельце сияло на свету.
– И что с этим делать? – Я обернулся на маму.
– Что-что. – Мать ковырялась в зубах. – Продай эту рухлядь.
В моей душе заиграла искорка.
– Мама, я же могу стать виртуозом, как Кеша был! У нас вниз по дороге музыкальная школа, я туда наведаюсь.
– Чего тебе только в голову не приходило… Продал бы, да вином матери затарился. – Мать вздохнула и махнула рукой. – Ладно, иди уж, – вывела она и исчезла в коридоре.
Давно я так не воодушевлялся. Наспех одевшись, я застегнул молнию футляра, причесался в предбаннике и побежал на улицу.
Пробегая по улицам, следя за светофорами, я терзался сомнениями. Что даст мне этот таинственный шанс на достойное будущее? Смогу ли я встать на ноги, как мой дорогой братец? Что сулит абонемент в музыкальной школе? Все это мне еще предстояло узнать.
В скором времени я оказался на месте. Приоткрыв тяжелую дверь, я зашел вовнутрь и поразился высоким дореволюционным потолкам. Затем я обратил внимание на стены, и, как оказалось, не зря – на них висели портреты великих, надменно глядевших на всех, кто осмеливался пройти под ними, как им было положено. Совсем забыв про дверь, я отпустил ее, и она, хлопнув, попала по футляру. Тут же я услышал нежный высоковатый голос:
– Осторожно! С такими вещами надо аккуратно.
Я огляделся и увидел божий одуванчик. Словно жрица, она шла навстречу мне, однако в своем возрасте могла претендовать разве что на бабку-плакальщицу. Заискивающе она посмотрела мне за спину.
– Добрый день! Кого отдавать собираемся? Где детишки?
– Здравствуйте… – Я опешил. – У меня нет детей…
Женщина посмотрела в пол, смутившись, тут же на ее лице возникла улыбка.
– Сами хотите? – Она пожала плечами. – Ну, неплохо, никогда не поздно.
Я осознал, каким идиотом являюсь. Сюда приходят дети! Момент упущен, и обрадовать теперь можно только родную мать, променяв злосчастный футляр с содержимым на пойло.
Старушка же, не зная о моем горе, продолжала:
– Хорошо, что вы пришли сейчас. Идет набор, можно записаться на новый учебный год. Пойдемте, я проверю ваш слух.
Меня повели в один из бесчисленных кабинетов по коридору, который пропах чем-то сладким. Мы пошли прямо через небольшой зал, где, должно быть, проходили все мероприятия. Какая честь, думал я, выступать среди гордых родителей. Тошно от одной мысли.
Я успел отметить, как хорошо и просторно в комнатушке, куда я пришел. Фортепиано при параде, куча футляров, подобных моему, взгромоздившихся друг на друга, солнце заглядывает с любопытством, играя между облаков и то появляется, то исчезает.
В реальность меня вернула низкая нота и голос жрицы – дама откинула крышку клавишного инструмента и жала на клавиши по отдельности, одновременно воспроизводя их голосом. Я слышал в детском саду, что есть семь нот, и знал их. Пытаясь вторить женщине, я гнусавил на высоких и надрывался на низких. С замершим сердцем я ждал ее ответа.
– Ну, неплохо, слух у вас есть.
Два раза.
– У нас здесь есть один из наших лучших выпускников. Он вернулся в наш поселок, чтобы преподавать. Скоро должен прийти. – Она повела меня обратно ко входу.
Вдруг дверь отворилась. Пришедший сверкнул молнией и ворвался в святилище.
В тот момент я подумал, что одаренных людей и вправду одарили, вместе с этим забрав их рассудок. Кому-то, как мне, не повезло, и судьба забрала оба варианта. Однако нечто, представшее передо мной, цвело и гнило одновременно. Увидь я его в подворотне ночью – не сразу бы сказал, что оно является человеком.
Желтые выцветшие волосы, вязаный жилет в разгар лета, просторная рубашка не по размеру, темные брюки, кое-как застегнутые, отполированные до блеска ботинки с тупым носом. Руки сковывает тремор. Как только я взглянул на них поближе, создание отдернуло их и завело за спину.
Мне было его жаль.
– Здравствуйте. – Существо проявило дружелюбие. – Кого обучать собираемся? – Произнесло оно, вторя старушке.
Я нервно сглотнул. Как мне показалось, оно ощутило мой страх.
– Значит, вы сами пришли заниматься. Недурно. – Создание ухмыльнулось. – Большие надежды не всегда хорошо заканчиваются, – выдохнуло оно себе под нос.
Наконец я узнал, кем оно является:
– Иосиф Серафимович Падногуров. – Он все так же держал руки за спиной. – Ваше наличие слуха уже выяснили? – Иосиф бросил взгляд на престарелую, та смиренно кивнула. – Превосходно. Записывайтесь, приходите в сентябре. Я буду в первом кабинете вверх по ступенькам. Тамара Ибрагимовна, – он снова обернулся, – нам с вами крупно повезло. – Иосиф ехидно засмеялся, но длилось это торжество недолго. Он поперхнулся и направился вверх по лестнице, как и обещал. В его лице я наблюдал напряжение. Мне не предоставилось шанса посмотреть на его ладони – он спрятал их в карманах.
Преподаватель такого тонкого инструмента, но с тремором в руках? Уже это казалось мне странным. С самой первой встречи загадки и никаких ответов. С роем наползающих друг на друга мыслей в голове я шел домой, стараясь не забывать про светофоры.
-
Начало осени. Каким же долгим казалось ожидание, но я сумел его скоротать.
Настала пора мне отправляться в свой новоиспеченный храм. Я вскочил с постели и наспех оделся. Чуть не забыл футляр и сменку, поэтому вернулся, постучал по зеркалу и помчался вниз по дороге.
Пыльная улица понемногу увядает. Земля впитывает остатки солнечного света, готовясь к холодам. Деревца скоро сбросят медь, бесстрашно оставив бурые костяшки на попечение снегу. Пусть до этого самого снега далеко – я его уже чувствую. Я чувствую и приближение волны, которая захлестнет меня с головой и даст начало новой земле, новому ответвлению моей судьбы.
Хорошо идти по залитой в последний раз солнцем дороге. Дети на улице бегают и играют с листьями, шумно радуясь. Я гадал, кому из них повезет так, как не повезло мне. Молодые женщины болтают, раскатывая листья колесами колясок. Я улыбался и думал, кто же из этих подарков любви будет отлит в чистое золото.
Пребывая в своих мыслях, я чуть не столкнулся со входной дверью. На этот раз я не дам ей бахнуть по футляру.
Великие глядят на меня. Со вздохом я поднял глаза на них в ответ.
Наскоро поменяв обувь, я побежал вверх по лестнице, нашел нужную мне дверь и постучал по стертому числу.
Не успел я его помянуть – он был тут. Я услышал дыхание у себя за спиной.
– Добрый день. – Иосиф с постным лицом прожевал слова. – Позвольте, – он направил ключ к замочной скважине. Я отошел и тут же он, как ему подобно, молнией сверкнул в пространство.
– Александр Камнев? – Иосиф включил свет.
– Да, – я замешкался в проходе.
– То-то фамилия знакомая. – Он посмеялся. – Ну что же, давайте начинать. Камнев, скажи мне, ты с какой целью хочешь учиться?
Я снова проклянул себя и пожалел, что вообще вышел в коридор к матери. У меня ничего не появилось на уме с лета, поэтому я решил бросить первую попавшуюся мысль, чтобы не тянуть его ожидание.
– Ох, я хочу стать великим. – Я выдохнул, поймав заинтересовавшийся взгляд. – Мастером, какого не видел мир. Следовать за мечтами.
– В твоем возрасте тебе на мечты придется охотиться. Ты знаешь, какую цену тебе придется заплатить? Клади футляр. – Иосиф раскрыл его, как только я положил его на отполированный столик. – Быть великим дано не каждому. Тяжелая это ноша, я тебе скажу. Подумай дважды.
– Что думать? – Я поверил в собственные изречения. – У меня был брат, и…
– Знаем, знаем. Иннокентий Палыч. – Он, казалось, проглатывал половину букв в тщетных попытках проговорить их все. – Ни слова больше. – Я едва шелохнулся. – Ну что ж, – Иосиф посмотрел в никуда, – давай делать тебя великим, – он заглянул мне в глаза; его разразило хохотом, длившимся недолго. Затем он снова принял каменное лицо. – Ты знаешь, что это? У тебя из футляра выудил. – В руках он держал несуразный изогнутый предмет на четырех ножках.
– Похоже на сутулую собаку без головы.
– Хороший вариант, – Иосиф вздохнул. – Камнев, это мостик. С ним тебе суждено провести все обучение и дальнейшую карьеру. – Он вынул инструмент из углубления и напялил на него мостик. – Сейчас настрою и приступим.
Иосиф вытащил из кармашка футляра оранжевую коробочку. Я услышал, что это зовется канифолью. Затем он схватил со стола смычок и натянул его ленту, поводил по ней канифолью и раскрыл фортепиано. Провел пальцем по струнам и начал крутить четыре черных штуки, вбитых в голову инструмента. Некоторое время спустя по какой-то непонятной мне закономерности он жал на определенные клавиши, правой рукой управляя смычком, левой же крутил шестеренки рядом со своим подбородком. Раздавался космический двойной звук.
– Смотри, Камнев. Здесь четыре струны: соль, ре, ля, ми, – он отпустил по каждой. – Настроены в квинтах, скоро поймешь. Запомнил?
Я смутился.
– Соль, ля… ре, ми?
– Ну, почти. Ля и ре местами поменяй. – Иосиф улыбнулся. – Надо же. Колками почти не пришлось, – бросил он себе под нос. – Камнев, иди сюда. – Я подошел, и он поставил важную даму мостиком на мое плечо. – Клади подбородок. Так и держишь.
– Неудобно. Приходится челюсть открытой держать, – я отозвался в процессе.
– Привыкнешь, салага. Теперь правую руку сюда, указательным пальцем оттягивай.
Под моей рукой впервые зазвучали струны, пусть это и выглядело как если бы детсадовец решил потрогать арфу.
Он снова почувствовал мой страх своим нутром.
– Почему так неуверенно? Дай покажу, как ты это делаешь.
Он свистнул инструмент у меня из-под челюсти и подобно кривому зеркалу повторил мои действия, слегка качаясь и неумело дергая по струне за раз. Я не придал значения этой издевке; в тот момент все казалось вполне справедливым. Я понимал, что являюсь недалеким в данной сфере и мне нужно увидеть, что именно я сделал не так.
– Клади на стол, Камнев.
Иосиф дал мне карандаш.
– Иосиф Серафимович, это еще зачем?
Зря я открыл рот.
– У тебя в семье все такие идиоты?! – его лицо налилось кровью и так же быстро остыло. Он уставился в пол и пару секунд молчал, затем спокойно выдохнул, – сначала учатся на карандаше. Это важный этап, Камнев.
Я принял пишущий инструмент.
– Сюда большой, средним и безымянным сюда, мизинцем ощущаешь вес. – Я подчинился. – Чувствуешь, какой тяжелый?
– Чувствую, Иосиф Серафимович.
Я ничего не чувствовал.
В дверь постучали.
– Заходи! – Иосиф радостно выкрикнул.
К нам с небес спустился ангел. Навскидку ей было лет пятнадцать. Воздушное платье, рыжеватые волосы, забранные в хвост, твердый футляр с узором.
Учитель похлопал маленького наставника по плечу и вытащил из-под стопки книг пару листов.
– Здравствуйте, Иосиф Серафимович. – Она улыбнулась.
– Здравствуй. Хочешь это сегодня поиграть? Для твоего уровня как раз.
Наблюдая за этой нежной картиной, я проклинал себя внутри и старался дать силы мизинцу, чтобы почувствовать увесистость карандаша.
– Иосиф Серафимович… А почему такой взрослый человек учится играть?
Он обернулся на меня.
– Не волнуйся, он тут ненадолго.
У меня по спине пробежал холодок. Иосиф снова засмеялся, затем закашлялся и потупил взгляд. Пока он от неловкости хрустел пальцами, я заметил, что они мелко дрожали. Как я мог забыть про его руки?
Небесное создание раскрыло продолговатую коробочку, и я снова услышал внеземные двойные звуки. Иосиф поставил листы на чудаковатую стойку и дал своему подмастерью пустить литься дивную песню. Внутри я стонал, умирая; я знал, что мне так в жизни не сыграть. Я думал об одном – блаженны дети, просыпающиеся, чтобы заводить гаммы.
Из забвения меня вернул голос Иосифа.
– Что уставился, Камнев? Сейчас сам так будешь.
– Уже?! Иосиф Серафимович, вы уверены?
– Не волнуйся, – он подал мне смычок, – по открытым струнам поводишь, потом простую песенку.
Как же стыдно мне было неумело держаться за широкий конец и подчиняться преподавателю. Иосиф снова меня передразнил, и я понимал, за что. Затем он отдал мне мою махину обратно и стал поочередно называть ноты.
– Ре, ре, ля, ля, теперь первым пальцем сюда. Нет, Камнев, так высоко. Вот, другое дело. Соль, соль, фа, фа, ми, ми, ре.
Я чувствовал себя словно птенец, украденный из гнезда. Словно ребенок, не знающий алфавита, которого заставили читать. Смычок стал моим персональным дьяволом. До этого момента я никогда не пребывал в такой ситуации, чтобы держать пальцы в подобном положении, положение это казалось чудовищно неудобным и нелепым. Я мог сравнить Иосифа с моим палачом, себя же с неудачливым наследником трона, павшим под революцией и ожидающим мгновения, когда голова слетит с плеч.
Добрый десяток минут он повторял одно и то же и указывал мне на места на грифе. Я чувствовал, что вспотел от стараний. Ангел пиликал на заднем плане, дожидаясь, пока я уйду.
Иосиф отошел, достал из своей стопки лист и написал на нем четыре ноты с их названиями.
– Это открытые струны. Будешь учить. На обратной стороне описание отдельных частей инструмента. Держи. Урок окончен. Повторяй песню.
Я собирал свои пожитки.
– До свидания, Александр Палыч, – он съязвил.
– До свидания, Иосиф Серафимович, – бросил я и направился к двери.
Серенада лилась мне, прощаясь со мной.
Дома я поспал, наспех поел и принялся за казавшуюся мне издевкой композицию. Слава богу, что я запомнил примерное место, куда ставить левую руку. Смычок колесил направо и налево, издавая скрежет.
У Кеши был слух, это мне не повезло. Я знал наверняка, что не попадаю, и не представлял, как же попадают по грифу без ладов. На гитаре в школьные годы все было гораздо проще.
В комнату зашла мать с бокалом в руке.
– Саша, это ты играешь? Я чуть не подавилась. Играй по нотам, – она икнула.
– Стараюсь, мам, – я посмотрел на нее сожалеющим взглядом.
– Ну-ка сыграй мне что умеешь.
Я с гордостью завел свою новую руладу. Ре, ре, ля, ля, си, си, ля. Мать меня остановила.
– Кем ты надеешься стать? – Она заплеталась. – Нет никакого шанса, что ты будешь лучше, чем твой мертвый братец. Хочешь играть моим внучкам? Да они получат травму, если у них будет такой отец! – Мать посмеялась, затем снова насупилась. – Саша, ты хочешь быть лучшим? Тебе придется забыть про еду и сон. Буду честной – я не вижу тебя на сцене. И вообще, уже пора спать.
– Мам, – я встрепенулся, – я уверен, мы найдем Кешу, и я еще с ним посоревнуюсь.
– Ложишься? – ее тон слегка повысился.
– Ложусь.
Я положил футляр на комод у кровати. Пока засыпал, вспомнил про лист с открытыми струнами и достал его. Пустые кружки на полосках. Соль, ре, ля, ми. Пока я смотрел на эти четыре пометки, думал, насколько тяжелым будет мой путь.
-
Мне приснилось, что я уже неплохо играю. В конце произошло что-то еще, но я не запомнил.
В шкафу мне попалась нотная тетрадь Кеши. Я решил посмотреть ее, когда приду домой.
Я выучил открытые струны, пока ел завтрак. Оделся и пошел на очередной урок.
Иосиф опаздывал, поэтому я начал читать книгу, которую всегда ношу с собой. Я подпрыгнул, когда он заявился. Он забежал в гардероб, записался в неведомую книжку и вышел ко мне.
– Здравствуй, Камнев. Пойдем.
Мне пришлось мчать за ним. Мы оказались у закрытой двери, которую он отпер ключом.
– Александр, – он был навеселе, – вы знаете, как они зовутся?
Я понял его и выпалил подряд четыре ноты.
– Верно. Сегодняшняя тема – первая позиция. Ты догадываешься, что это значит?
– Первая позиция? – Я надеялся угадать. – Иосиф Серафимович, вы сейчас о политике?
Знакомое гоготание вновь ранило мои уши.
– Лопну со смеху! Камнев, доставай уже, – он хлопнул по моему футляру. – Сейчас разберемся.
На этом уроке я узнал, что позиции – это когда левая рука находится на разных местах грифа. Иосиф дал мне ноты первой и сказал, что она самая простая, затем показал, сыграв.
Прошло минут двадцать, пока я терся с интонацией, которая мне не давалась, и ангел снова посетил меня, когда время стало казаться мне вечностью. Она играла что-то яркое и быстрое несколько раз, несколько, потому что Иосиф поправлял ее. Я послушал немного и настало время мне уходить.
Она бросила на меня быстрый взгляд и схватилась за бок.
– Ой, Иосиф Серафимович, у меня что-то печень сдает! Я могу уйти пораньше?
– Издеваешься? Мы только начали. – Учитель глянул на часы. – Ладно, тарантеллу дома сможешь выучить. Без меня справишься?
– Постараюсь! – Она посмеялась и начала складываться в футляр.
Я решил сесть в предбаннике школы и почитать лист с первой позицией. Не заметил, как начал рассуждать вслух.
– На первой струне есть нота под названием до, на третьей тоже есть нота до. Эта нота уходит в другую октаву, октава – две ноты через восемь, и, так как их всего семь, они повторяются.
Вдруг я услышал звонкий голос.
– Ну конечно! В музыке все логично. Это целая гармония!
Я поднял глаза. Ангел пришел ко мне.
– Здравствуйте! – Она звучала подобно колокольчику. – Вы со мной учитесь. Как вас зовут?
Я застопорился, прежде чем назвать свое имя.
– Привет. Александр.
– А отчество?
– Зачем? И зачем на "вы"?
– Ну вы же старше меня, – она улыбалась.
Я неловко поерзал на скамейке и посмотрел на нее.
– Александр Павлович.
– Очень приятно, Александр Павлович! – Она протянула свободную от футляра руку. Я в ответ дал руку, которая не держала листок. – Я Саша.
– Очень приятно, Саша. Мы с тобой почти одинаковые, да? Только… Сколько лет ты играешь? – Я был готов к удару.
– Лет девять.
Удар пришелся смачно.
– Понятно, – я не подал виду.
– Студенты консерватории, быстро по домам! – раздалось рядом с нами. – У кого-то там печень болела!
– Бежим, Иосиф Серафимович! – Саша разлилась звоном и схватила свою куртку и сапожки.
Я последовал ее примеру.
На улице свежо. Слегка прохладно, но пальто меня спасает.
Я услышал спешащие шаги, затем голос.
– Александр Павлович! – Саша бежала за мной. Я едва не перешел дорогу без нее.
– Что такое, Саш? – Я обернулся.
– Хотите, я вас угощу? Я знаю ларек с булочками неподалеку.
Я бы себя не простил.
– Ну конечно, пойдем. А у тебя живот не болит?
– А кто вам сказал, что все в этой жизни честно?
Я довольно улыбнулся.
Мы пересекли пару дорог и подошли к киоску. Саша расплатилась и протянула мне горячую булку. Мы начали жевать; такой постной гадости я не ел еще никогда, но выкидывать ее себе бы не позволил.
– Александр Павлович, идем за мной! Здесь полянка рядом, я хочу вам кое-что показать.
Саша повела меня через кусты к пожелтевшей нетронутой травке. Первый снег на ней местами растаял, и я рисковал замарать пальто, если бы упал.
Саша пригласила меня прилечь. С отсутствием выбора и осторожностью я опустился на землю.
– Видите облака на небе? – свободной рукой она указала вверх.
– Сейчас будем гадать, на что они похожи?
– Вовсе нет! Видите, – она повернулась лицом ко мне, не опуская руки, – здесь два больших облака, и одно маленькое. Как вы думаете, кто из них мы?
Я искал слова.
– Ну ты, Саша, выдумщица. Я даже не знаю.
– Попробуйте разобраться! Вы старше и мудрее меня.
Еще бы, мудрее.
– Мне кажется, ты опытнее меня в музыке, поэтому ты – большое облако. А я – маленькая тучка, волочу ноги вслед за тобой.
Она показала зубы в улыбке.
– Вовсе нет! Мы с вами – два больших облака рядом. Александр Павлович, я хочу дать вам знать: Иосиф Серафимович любит поругать и редко хвалит. Так вот, – она положила руку мне на плечо и уверенно заглянула мне в глаза, – я хочу дать вам знать и о том, что, даже если он будет недооценивать ваш потенциал, который у вас есть, вы должны помнить, что вы можете все, что захотите. Нас ждут прекрасные года учебы и сияющее место на сцене. Все, что вам для этого нужно – заниматься, но самое главное – верить. Без веры нет жизни.
Слезинки выступили у меня на глазах. Я не понимал, почему она решила поделиться этими словами со мной сейчас, ведь мы даже не знаем друг друга. Что я знаю о ней? Ее зовут как меня и она заинтересована тем же инструментом. В тот момент меня будто озарило сверху.
Саша вынула меня из моих рассуждений своим звонким голосом.
– Не лежите долго, заболеете! – Я не заметил, что она уже давно встала на ноги и доела булку, а я до сих пор лежал враскорячку с футляром на голой траве. – Давайте у меня отогреемся? Я тут рядом живу.
– Ну пойдем, раз начали.
Она посмеялась.
Саша жила на втором этаже.
Что за дивное место. Здесь были бесчисленные картины и статуэтки, все выглядело солидно, пусть стены изрядно давили. На вешалке висели величественная шуба и аккуратное пальто. Под шкафом я заметил гурьбу начищенной кожаной обуви. На одной из полок шкафа лежал футляр, побольше моего.
– Мойте руки! Хотите, я вам супа разогрею? – Она кричала с кухни.
– Спасибо, Саша, я еще булочку не доел! – Я раздевался в коридоре.
– Ваше пальто можете повесить рядом с папиным. Футляр оставьте у входа.
Я взял плечики и повесил свой ширпотреб рядом с изысканной тканью. Это вызвало у меня усмешку.
– Скорее, идите сюда! Я хочу вам дать кое-что послушать.
Я зашел в маленькую кухню и увидел нечто особенное. Проигрыватель с коробкой пластинок.
– Саша, откуда у тебя это?
– Это родителей. – Она копошилась в пластинках и выудила одну. – От дедушки достался. Вы знаете романс "Я все еще помню"?
– Впервые слышу.
Игла поехала по винилу. Что-то внутри щелкнуло; я почему-то вспомнил то время, когда сидел вместе с мамой на диване и наблюдал за тем, как она вяжет крючком салфетки.
Печальный женский вокал выводил:
Я все еще помню
Ореха глаза
И память, что ты мне оставил.
Ох, как же мне жаль,
Что не вышло скрывать
Огонь, что горит и сейчас.
Твердят, это грех -
Лезть судьбе поперек
И гнаться за ложной надеждой.
Не виделось мне,
Что ты только во сне
Возможен остаться моим.
Мой взор был запутан
Сияньем с небес.
Ты будто рожден с божьим светом.
И мне не забыть,
Как бессловен ты был.
Не знать, как жить с счастьем внутри.
Мы едва успели дослушать, как входная дверь открылась. Я услышал, как по моему футляру прошлись ногой.
– Саша, черт возьми, ты кого привела?
Я резко поднялся с табуретки, но тут же, от греха подальше, упал обратно. Саша поспешно сняла пластинку и выбежала навстречу пришедшему.
– Папа, это мой друг. Мы вместе учимся.
– Я тебе говорил не трогать мои пластинки. Когда ты научишься оставлять их в покое? Ладно, сейчас посмотрю на твоего гостя.
В кухню зашел статный мужчина с едва заметной сединой и неопрятной щетиной. Он оставил свое второе пальто в коридоре, дав увидеть тканевый жилет поверх рубашки. Костюмные брюки были выглажены до безобразия. От его одежды пронзало табаком.
– Это твой друг? – Он указал прямо на меня. – Я думал, твоих лет будет. – Теперь он смотрел мне в глаза. – Кто ж в таком возрасте в школе учится?
– Здравствуйте. Я Александр.
Он вяло пожал мне руку.
– Сергей Митрофанович. Альтист.
– Очень приятно.
У Сергея Митрофановича дернулась губа.
Мы не успели завязать беседу, как в дверь зазвонили. Кто-то был очень настырен и стремился попасть к нам.
Сергей Митрофанович отпер. В квартирку зашла не менее элегантная сущность.
Богатое полупальто на меху, жемчуг в ушах и на шее, броский макияж. Выцветшие волосы забраны в пучок. Вечернее платье выглядывает из-под пушистого наследия умерших.
– Здра-авствуйте, – она протягивала гласные. – Вы что здесь де-елаете? – Она с жаждой знаний разглядывала меня. – Чье это пальто-о? Ваше? – Она подергала мой предмет гардероба за полы.
Я хотел раздавить ее. Я хотел показать ей, что отсутствие больших сумм не означает отсутствие достоинства.
Саша выбежала из кухни.
– И кто-о вы, как вас звать?
– Александр. Я учусь вместе с Сашей.
– Алекса-андр, – она мечтательно размазала мое имя. – Али-иса Сергеевна. – Даже не протянула мне худую руку в кожаной перчатке. Мне казалось, она была готова плюнуть на меня. – Пожалуйста, вымета-айтесь со своей скрипе-елкой. Александре Сергеевне надо занима-аться.
Моя рука крупно дернулась, горло сперло. Я буркнул что-то нечленораздельное, сам того не желая.
Вдруг Саша, находившаяся все это время позади меня, обхватила мою руку своей.
– Да, я пойду. Только дайте мне «скрипелку» забрать.
Алиса Сергеевна вытянула рот и отошла в сторону. Сергей Митрофанович вздохнул.
Когда я выходил из ее подъезда, мне показалось, что надо мной раздался веселый голос. Не показалось.
– Александр Павлович!
Я задрал голову.
– Саша! – Она сучила ногами, высунутыми из железной клетки. – Ты не сиди на морозе долго.
– Не волнуйтесь. Ловите!
Я поставил футляр на землю и едва успел поймать сосуд с жидкостью.
– Это вам за терпение.
– Что это была за грымза? Подружка твоего отца?
– Это моя мама.
Я смолк.
– Повеселитесь сегодня. Надеюсь, вам понравится. Там мой номер – звоните, когда понадоблюсь.
Я увидел, как из-за двери балкона Алиса Сергеевна чем-то воспитывала Сашу. Улыбнулся и пошел домой.
Дома я вдоволь поужинал с мамой, налив себе и ей ее любимого. Надеюсь, Саша не обидится, если узнает, что я поделился.
Когда настало время немного позаниматься, я раскрыл футляр и подергал по каждой струне. Не это я ожидал услышать – струны твердили свое невпопад, совершенно не подходя по тому, что я слышал ранее.
Я набрал номер на свой страх и риск.
– Алло! Александр Павлович?
– Саша! Как ты узнала, что я…
– Папа по футляру ударил. Я же все слышала. И наверняка вы бы позвонили мне, чтобы я помогла настроить.
– Иосиф Серафимович говорил, что струны звучат в квинтах. Это же две ноты через пять, верно?
– Совершенно. Поздравляю вас с первыми успехами. Сейчас я по камертону дам, вы услышите.
Я действительно что-то услышал. Звонкий железный голос, говорящий «а.»
– Спасибо, Саша. А ты можешь мне напеть, как звучат каждая из них?
Саша повторила ноты на разной высоте. Затем она подробно мне расписала, как следует настраиваться.
– …И сначала настраивают ля.
– Спасибо, Саш. У меня как раз ля не расстроилась.
– Это отлично! Упростит вам задачу. Удачи! На меня тут папа наседает, говорит, чтобы я занималась. До встречи в кабинете!
– Пока, Саш.
За час управился. Уж не знаю, помогла ли мне капля Сашиного подарка, или я по натуре своей отчаянный болван. Страшнее всего было с ми – ее глаз едва может поймать, что говорить о руках. Поиграл пару песенок из нотной тетради Кеши.
В заметках учитель написал, что у Кеши плохо справляются пальцы и иногда кровят. На некоторых нотах были отпечатаны небольшие коричневые пятнышки. У меня спину схватило, как только я заметил.
Лег спать, слушая классику – откопал мамин диск, который ей почему-то не понравился.
-
Я шел налегке, насвистывая композиции. В основном это были венгерские танцы Брамса.
Пока Иосиф пластался по дороге, я успел дочитать книгу.
– Добрый день, Камнев. Брамса исполняешь ртом? Откуда ты про него знаешь?
– Необязательно жить под скалой.
– И то верно. – Он отпер дверь кабинета. – Сегодня тема очень интересная – длительности нот.
– Длительности? Я их уже знаю.
Он окрысился.
– Каким образом?
– У моего брата была нотная тетрадка. Там все расписано.
Иосиф опустил веки.
– Мне кажется, его преподаватель не очень точно объяснил четверти.
Теперь мне нужно было ответить ему «каким образом».
– Я тебе расскажу. Давай сначала настроимся.
Я достал свой аппарат из футляра. Ля очень фальшивила.
– Давай сюда.
– Я уже умею. Я настрою.
– Не умеешь ты ничего.
– Спорим?
Я взялся за колок и начал щипать ля, постепенно вкручивая колок в головку.
– Не слышишь? Это ля бемоль. Еще.
– Я не знаю, как вы, но я не имею желания рвать струну. Это ля бекар.
Он резко выдохнул.
– Откуда ты такой умный?
Я улыбнулся.
– Хорошо, неважно. Длительности.
Пока мы разбирали новый материал, пришла Саша.
– Здравствуйте, Александра Сергеевна! – Иосиф развернулся к вновь пришедшему. – Смотри, Камнев, Саша может сходу сказать, сколько тридцать вторых в целой ноте.
– Нет, Иосиф Серафимович, не могу, – она потупила взгляд.
– А я могу! – послышался голос у них двоих за спиной. – Тридцать две тридцать вторых.
– Ты какой-то непризнанный гений, Камнев.
– Я могу то же самое сказать, только без сарказма, – Саша расчехлялась.
– Цыц. Идем далее.
Пока мы разбирали уже не новую для меня информацию, я заметил на столе небольшую пьесу в один лист. Украдкой, пока Иосиф отвлекся на Сашину тарантеллу, я взял свою диву и начал играть произведение в момент молчания.
– Понимаешь, тридцать вторые – они легкие, быстрые… Камнев, что ты делаешь?
Я продолжал исполнять пьесу, не глядя на него, даже когда он опустил свою дрожащую куриную лапу на мое плечо.
– Камнев, мать твою, отвечай!
Я остановился.
– Что отвечать? Тут восьмые ноты в основном. Восьмые и четвертные паузы. Все предельно просто.
– На сегодня урок окончен. Ты знаешь длительности, больше мне от тебя сегодня ничего не надо.
