Текст книги "Невероятно, но замужем! (СИ)"

Автор книги: Дарья Романова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 5 страниц)

– Знаешь, мои родители вообще поженились через два месяцы после знакомства, – наконец сказала я.

– Правда?

– Ага. Они у меня вообще такие быстрые. Пришёл, увидел, наследил, – я нервно хихикнула, – Правда, потом жутко ссорились целый год. Зато в итоге притёрлись. Уже вон, третий десяток лет вместе живут.

– Обалдеть, – выдал Матвей.

Я осторожно обняла его и утянула обратно на подушку.

– Ну, нас же никто не гонит, – успокаивающе погладила по плечу.

– Нет, это хорошая мысль. А ты когда хотела бы свадьбу – осенью? Летом?

– Весной... или в начале лета. Раньше на Руси свадьбы на Красную Горку играли – это в мае. Или в апреле, когда ранняя Пасха... не помню точно.

– У меня лучший друг приезжает в мае. Хочу, чтобы он был свидетелем.

– Май – хороший месяц, – покладисто покивала я.

Мы затихли, обнявшись, и зимняя ночь глядела на нас сквозь занавески.

Глава 3

Понятное дело, на работу из такого отпуска я вышла окрылённая.

– Здравствуйте! – Воскликнула, распахивая дверь.

– Ксюшечка вернулась, – расцвели улыбками коллеги. – Ну как отпуск?

Я радостно покружилась по комнате, кинула рюкзак и сумку на стол и вытряхнула из пакета печенюшки:

– Прекрасно! Великий Устюг – сказка. Дед Мороз настоящий, вот, гостинцы от него. Сейчас чайник поставлю...

– Фотки! – Перебила меня начальница. – Фотки есть? Показывай!

– Их тут миллион, – хихикнула я, доставая неразлучного "япошку". – Стойте! Я забыла самое главное!

Народ выжидательно замер. Я выдержала паузу и завопила:

– Мне сделали предложение! Замуж зовут!

– Молодчина ты! – первой отреагировала начальница.

– Поздравляем, – присоединились остальные, радостно усаживаясь за общий стол в центре комнаты.

– Правда, молодец, всё правильно сделала. Так и надо, чего тянуть? Ну, давай теперь фотки!

Я отдала начальнице планшет, улыбаясь про себя. Инна твёрдо уверена, что предложение – финальный акт тщательно спланированной компании. Не буду её разочаровывать, пожалуй.

Следующие полчаса мы сидели впятером голова к голове. Я с удовольствием поясняла картинки. Народ веселился и восхищался, уплетая гостинцы от Деда Мороза. Наконец начальница с довольным вздохом откинулась на спинку стула.

– Отлично! У меня сын ездил туда от школы в прошлом году, но по городу они особо не гуляли. – Начальница бросила на меня хитрый взгляд. – Как я люблю, когда что-то хорошее происходит! Вот будем отмечать свадьбу скоро. Вы уже подали заявление?

– Да нет, – смутилась я. – Понимаете, всё произошло так быстро. Мне кажется, что он сам ещё к этой мысли не привык. Он теперь хочет с родителями познакомиться.

– Дело хорошее, – одобрительно покивали сотрудники.

– Погоди, а разве они до сих пор не знакомы? Вы уже сколько, год встречаетесь?

Я нахохлилась:

– Понимаете, у меня папа очень принципиальный. Сказал, что общаться с тысяча и одним кавалером не будет. Только с женихом. Ну вот, теперь жених есть, поведу знакомиться.

– Ясно... – протянула начальница.

– Ну, ты даёшь! – Покачали головами остальные.

Я пожала плечами и сгребла планшет, вставая.

– Посмотрим, как они друг другу понравятся.

– Да всё нормально будет, не беспокойся, – махнула рукой Людмила Михайловна и тоже поднялась. Народ нехотя потянулся к рабочим местам.

Я привычно разложила на столе телефон, планшет, придвинула кружку с водой. Есть у меня такая привычка – пить чистую воду. Я самый главный водохлёб отдела.

В кабинете чисто, но сухо и много бумаг, и горло постоянно пересыхает. Вот я и цежу водичку помаленьку. Почему не чай? Так на меня не напасёшься, да и не утоляет он жажду так, как вода.

Компьютер шустро загрузился, на двух мониторах нарисовались летящие над облаками самолёты.

Да, это моя слабость! Обожаю авиацию. Авиацию России, в частности. А если уж быть совсем точным – то истребительную и дальнюю. Почему? А вы видели когда-нибудь вживую высший пилотаж наших лётчиков? Несравненных "Русских Витязей" и "Стрижей", или группу Липецкого авиацентра?

Я видела, и много раз. А уж крайнее авиашоу, прошлым летом, было просто фантастическим!

Вообразите: далеко на горизонте появляется прекрасная и смертоносная птица. Стремительно и бесшумно приближается, солнце остро блестит на крыльях. Мгновение – и грохот форсажа лавиной обрушивается сверху. Накрывает, пробирает до мурашек, от его мощи захватывает дух.

Истребитель устремляется ввысь прямо над головой, раскалённый воздух дрожит под соплами. Они поворачиваются, как живые. Самолёт с обманчивой лёгкостью вращается во всех плоскостях, – кажется, для неё нет ничего невозможного. Клочья густо белого тумана срываются с кончиков крыльев...

Я сжимаю кулаки и слежу за ним, жадно, не отрываясь. Так, словно от его манёвров зависит моя жизнь. А он свечой уходит в вверх, всё выше и выше. Замедляется и вдруг совершенно останавливается в воздухе, словно танцуя на хвосте.

Зрители застывают в напряжении. Секунда невесомости, и самолёт медленно и очень страшно опрокидывается носом вниз. И падает, падает, стремительно и неотвратимо. Я знаю, что он вот-вот выровняется, но всё равно забываю, как дышать. Всеобщий вздох облегчения теряется в нарастающем рёве двигателей – лётчик выводит машину и уверенно проходит над головами зрителей.

Взметнувшийся ветер рвёт флаги на флагштоках, а дети, приоткрыв рты, поворачиваются вслед самолёту, как подсолнухи за солнцем.

Истребители строятся в гигантский ромб и синхронно переворачиваются. Знаменитый "Кубинский брильянт". Крылья остро разрезают воздух, солнце огненной полосой скользит по фюзеляжу. Расстояние между ними совсем крошечное, не больше метра. Это кажется невозможным. Но вот она – фантастическая "бочка", над нашими головами!

Истребители выравниваются, набирают высоту и расходятся фейерверком. Седые космы дыма с огненными всполохами рассыпаются в воздухе. Я так и слышу слегка искажённый голос ведущего по рации:

– Группа – роспуск!

В бою отстрел тепловых ловушек нужен, чтобы обмануть самонаводящиеся ракеты. Вообще каждая фигура высшего пилотажа выверена, огранена до совершенства и необходима в бою. Уйти от ракеты, зайти в "хвост" противнику, выйти из-под атаки. Когда в воздухе боевые самолёты – нет места праздным манёврам.

Конечно, пилотаж прекрасен, но эта красота и есть целесообразность.

Во всём мире только русские лётчики выполняют демонстрационные полёты на боевых машинах. Причём такой сложный!

"Кубинский брильянт" – мировой рекорд. А фигуры, изобретённые нашими лётчиками-испытателями? Нашумевшая в своё время на авиасалоне в Ле Бурже "Кобра Пугачёва", или "Колокол" – та самая фигура, когда скорость самолёта падает в высшей точке до нуля. В этот момент его не могут засечь радары.

В остальных странах пилотажные группы летают на специальных, облегчённых самолётах. Никому и в голову не придёт крутить высший пилотаж на серийных машинах! Как же, слишком опасно!

А наши лётчики могут.

Они могут всё.

Я тихонько прикоснулась кончиками пальцев к экрану монитора – под моей рукой такой мощный и такой элегантный истребитель-перехватчик летит над белоснежными грудами облаков.

Вспомнилась любовь моего детства – телепередача "Крылья России". Как я обожала её! Интернета тогда не было, чтобы скачать все серии и смотреть когда угодно. И я бежала из школы домой, бросала рюкзак в угол и плюхалась на пол перед телевизором. Торопясь, жала на пульт – я ужасно боялась пропустить заставку телеканала Звезда перед передачей. Там всегда делали такие красивые коллажи военного толка!

И вот, наконец, начало: ровный и доброжелательный голос советского диктора объявляет название серии.

В одной из них, про современные истребители, прозвучала поразительная фраза. Я запомнила её на всю жизнь. Как аксиому, как единственно верное и самое полное определение.

Что такое истребитель?

"Гармония красоты и мощи, скорости и маневренности".

Да, русские боевые самолёты именно такие. Лучше и не скажешь.

Я мечтательно улыбнулась и открыла чертежи. Кажется, до отпуска я делала насосную станцию. Почему-то после отдыха всё, что было до него, кажется чему-то из другой жизни.

Чёрный экран программы "Автокад" скрыл бередящие душу фотографии. Всё, никакого неба и простора, никакой скорости – только чертежи, только расчёты, только хардкор!

Не глядя нащупала кружку с водой и отхлебнула. Как бы вспомнить, на чём я остановилась?

Комната погрузилась в тишину. Слышно только лёгкое пощёлкивание мышек и шорох бумаги. Иногда молчание нарушают задумчивые или возмущённые голоса.

– Они, что совсем обалдели, проектировать колодцы как шахты? Ракетные! – Это начальница получила чертежи из тоннельного отдела. – Нет, я такое не принимаю, пусть переделывают на обычные колодцы!

Она быстро набирает местный номер и минут пятнадцать вежливо пререкается с коллегами.

– Спасибо, буду ждать новый вариант.

Снова тишина...

– Интересные шляпки носила буржуазия... – через пару минут негромко тянет Людмила Михайловна. – При такой посадке резервуаров чистой воды насосная станция заглубляется до центра земли. Они точно этого хотят?

– Нет-нет, погодите, – тут же откликается начальница. – Это же очень дорого! Сделайте два варианта, пошлём на согласование заказчику.

Людмила Михайловна разворачивается на стуле и заявляет с неожиданной энергией:

– Что за манера у нас, рыть до центра земли? Вон, коллектор на шестьдесят метров закопали. В Европе этого вообще не понимают.

Она делает большой глоток чая и с громким стуком ставит чашку.

– У них там чуть что, сразу – пампс, пампс... Pumps! И никаких проблем. А у нас электроэнергию экономят. Ещё неизвестно, что дороже.

Роза Львовна, не отрываясь от чертежей, говорит высоким голосом:

– Да не берите в голову, Людмила Михайловна! Что с них взять!

Та безнадёжно машет рукой, поворачивается к своему монитору и вдруг рявкает:

– Нет, Баба Яга против!

Все смеются.

Я одеваю наушники и погружаюсь в работу. Мягкая чиллаут-музыка в ритме сердца одновременно успокаивает и помогает сосредоточиться.

Незаметно приходит два часа. Шум чайника и весёлые голоса вторгаются в мою вселенную чертежей и музыки. Я стаскиваю наушники и озираюсь. На стол уже выставлены сушки и зефир.

– Можете себе представить, потрясающий фильм! – восклицает Роза Львовна, продолжая активно щёлкать мышкой. – Точнее, запись постановки в Венской опере. Нет, вы только подумайте! На большом экране видно абсолютно всё, мимику, одежду, а как они поют! У меня метр до опоры, а у тебя, Люда? Чайник почти вскипел!

Я закусываю губу, падаю головой на клавиатуру и беззвучно трясусь от смеха. Сколько метров до неизвестной опоры у Людмилы Михайловны, остаётся для меня загадкой.

От чая я отказываюсь и возвращаюсь к чертежам. Чиллаут мне надоел -хочется чего-то бодрящего. Придирчиво листаю папки с музыкой: атмосферная музыка, техно, дип хаус, миксы разных диджеев... О! Моцарт!

С хитрой улыбочкой добавляю в плейлист все три части двадцатого концерта. Никогда не забуду, как услышала его впервые в Большом зале Филармонии!

Высокий светлый зал, белоснежные колонны, винно-красные диваны, сверкающие золотом хрустальные люстры. Меня ведёт под руку высокий молодой человек с вьющимися кудрями до плеч. У него тонкие черты лица и прозрачные зелёные глаза с тёплыми карими искрами. Чёрная рубашка подчёркивает его худобу, манжеты тщательно застёгнуты. Он двигается слегка настороженно, словно крадучись, и смотрит по сторонам чуточку удивлённым взглядом.

Мы идём по красному ковру вдоль белоснежных кресел. Длинное шерстяное платье мягко обвивает ноги, на обнажённом запястье поблёскивает серебряный браслет. Я иду и наслаждаюсь, а мой кавалер иногда бросает быстрые восхищённые взгляды.

У нас места в первом ряду ложи между колоннами. Меня бережно усаживают, и я с радостным волнением оглядываю зал. Кругом весёлая суета, нарядная публика листает программки и пробирается к своим местам в партере. С балконом доносится весёлый гомон. Там – молодёжь. Я сама обычно оказываюсь на балконе, но сегодня – исключение. Рядом с нами садятся солидные дамы в массивных золотых украшениях. Та, что справа, небрежно выкладывает на парапет холеные пухлые ручки в перстнях. Я тихонько улыбаюсь про себя.

Такое количество золота на одной тётеньке! Не люблю и не ношу золото. Конечно, у меня его особо и нет. Но я не стремлюсь покупать. Оно какое-то холодное, неживое.

Мне больше по душе серебро. Тёплое, чистое, светлое. Без мрачного шлейфа кровавых историй и уродливой алчности.

Кавалер тоже облокотился на парапет и с затаённым любопытством оглядывает зал. Каштановые кудри то и дело падают ему на глаза. Он выглядит немного неловко, но мило, и я любуюсь им украдкой.

Последний звонок. Большие люстры гаснут, а над сценой загорается множество светильников.

Выходит оркестр. Шуршат платья и нотные листы. Неровные дрожащие звуки волной пролетают по залу – музыканты настраивают инструменты. Алые занавеси слева от сцены раздвигаются, и появляется дирижёр. Оркестр встаёт, приветствуя, зал рукоплескает.

Этот момент всегда очаровывает меня. Дань уважения – так трогательно и в то же время торжественно!

Алые занавеси поднимаются снова – выходит пианист. Высокий худой мужчина во фраке быстро идёт по проходу. Оркестр аплодирует ему вместе со зрителями. Он коротко кланяется, непослушные волосы закрывают лицо.

Дирижёр поднимается на возвышение, открывает ноты. Все шорохи в зале стихают. Короткий взмах палочки – музыканты поднимают инструменты и замирают. Глаза их устремлены на дирижёра. Я невольно задерживаю дыхание.

Дирижёр вопросительно смотрит на пианиста. Тот едва заметно кивает. Секундная пауза... Музыка взлетает над залом. Сначала словно исподтишка пробирается со сцены в зал, а потом воздвигается волной. Обрушивается, сметает все посторонние мысли и уносит стремительно и неумолимо.

Симфонический оркестр могуч и велик, как океан. Его музыка захватывает душу мгновенно и властно. Порой нехотя отступает, и тогда появляется нежное фортепьяно. Хрупкие звуки танцуют в воздухе, и сердце дрожит то от светлой радости, то от щемящей грусти... А потом вдруг обмирает и вспыхивает, когда новый яростный шквал прокатывается по залу. Фортепьяно сливается с оркестром, они словно гонятся друг за другом и то настигают, то отступают...

Люди вцепляются в подлокотники кресел, часто и мелко дышут, не в силах справиться с волнением. А музыканты всё играют, их глаза блестят. Они словно растворяются в собственном волшебстве.

Мне всегда было интересно, что чувствует, к примеру, скрипач в оркестре? Каково это – находится в эпицентре симфонического цунами?

Но подобные мысли приходят уже после. Во время концерта, в требовательной круговерти звуков остаются одни лишь чувства. В какой-то момент я очень отчётливо вижу перед собой на парапете руки кавалера. Длинные нервные пальцы судорожно сомкнулись на холодном мраморе. Он взволнован также, как и я, и мимолётное удовлетворение добавляет вечеру прелести. Я поняла, что запомню его на всю жизнь, и буду мечтать повторении.

Так и случилось. Теперь, стоит мне услышать в наушниках первые аккорды концерта, как сердце сжимается, а перед глазами встаёт светлый зал и руки пианиста, стремительно летающие над инструментом.

Конечно, потом я сосредотачиваюсь на работе. Из всей гаммы чувств, которую вызывает музыка, остаётся только настроение.

Настроение – наше всё, девочки! Когда окружающее кажется серым и унылым, работа тоже не идёт. А надо. Вот и приходится создавать себе атмосферу искусственно.

Как? Да просто: музыка, печенюшки, фрукты, свет... полистать картинки в интернете.

Этим вечером я пошла к родителям. Показала фотографии, раздала сувениры. Тонкую, как лепесток, ажурную берестяную закладку для маминых книг, тёплые перчатки для папы и, конечно, магнитики. Куда же без них! Холодильник на кухне у родителей испещрён разноцветными картинками. Правда, они развешаны в строгом геометрическом порядке.

Магнитикомания меня лично напрягает. Я люблю спокойную элегантность, а заляпанный цветастыми пятнами холодильник наводит на мысль о психическом расстройстве. То ли дело моя кухня! На белом поле единственная надпись – "Закрома Родины". Коротко, по делу и со вкусом.

Родители, впрочем, магнитикам обрадовались. Приткнули в какой-то им одним ведомый квадрат Д-4 на дверце холодильника и перешли непосредственно к допросу. Пардон, как беседе.

– Ксюш, так когда вы в Загс идёте? – поднял бровь папа, усаживаясь за стол.

Я поморщилась, как от зубной боли и села на своё место – спиной к окну. За что люблю круглые столы – как ни сядь, все равны. Недаром король Артура себе поставил круглый стол! Средневековые рыцари ого какие нервные были, и гордость планетарных масштабов.

Мы люди не гордые, зато нервные.

– Честно, папа? Понятия не имею. Он же молчит, как партизан. А мне не положено о таком спрашивать, сам знаешь.

– Так, я не понял. Он предложение делал или нет?

– Ну... да, – я замялась. – Но это произошло случайно! Он сначала сам испугался, а потом всё обдумал и ему понравилось.

Папа нахмурился. Постучал вилкой по столу, подцепил с тарелки крошечный солёный огурчик и задумчиво захрустел. Я, помедлив, добавила:

– И он теперь рвётся с вами познакомиться. Как жених. А? – На всякий случай сделала умильные глазки и захлопала ресничками. Вроде как ни на что не намекаю. Папа усмехнулся. Потом усмехнулся шире. Я насторожилась:

– Па-ап?

– А приглашай. Мы тут и спросим, каковы его намерения. Мы люди простые.

"Ура!" – мысленно завопила я, а вслух попросила:

– Вы его только сильно не пугайте сразу, ладно?

– Конечно, ты же нас знаешь, – весело откликнулась от плиты мама. Чеширский кот мог только позавидовать её улыбке.

Я покивала и мысленно пожалела новоиспечённого жениха. Надо будет его предупредить как-нибудь... осторожно.

Торжественный приём назначили на субботу. Я ужасно волновалась.

– Одень однотонную рубашку, пожалуйста, тебе она очень идёт. – "Папа, как и я, терпеть не может пестрые цветочки на мужиках, а у тебя полшкафа таких тряпок".

– Мама любит астры. Такие большие, махровые. – "А не розы, которые ты считаешь лучшим подарком женщине. А я вообще цветы считаю выброшенными деньгами. Ну, кроме ромашек и тюльпанов. Лучше минералы!".

– Шапку только не одевай! – "Ты в ней похож на бандита с большой дороги".

Через полчаса таких разговоров Матвей озверел и начал огрызаться. Я спохватилась, обняла, помурчала на ушко и потащила на выход.

Прибыли мы точно к семи часам. Как на приём к английской королеве! Матвей решительно зашёл букетом вперёд. Принарядившиеся родители сверкали ослепительными улыбками. Мама заахала, подхватывая астры, рассыпалась в благодарностях и велела мне показать гостю, куда бежать... пардон, куда проходить.

В ванной висело гостевое полотенце с весёлым саблезубым зайцем. Я закатила глаза: всё-таки чувство юмора у моих родителей иногда бывает специфическим. Спохватилась и весело прочирикала:

– Смотри, какой забавный рисунок! Моё любимое полотенце!

Матвей затравленно уставился на жизнерадостный оскал ушастой животины, моргнул и поспешно вытер руки.

На кухне пахло пирогами и жареной курицей, парадный сервиз радовал глаз золотым орнаментом. Верхний свет выключен, остался только настенный светильник – яркое тёплое солнышко.

Мама хлопотала у плиты. Папа уселся первым, а мы с женихом замялись на пороге. И куда нам?

– Ксюша, что стоишь, проводи молодого человека, – мама светски махнула в направлении углового места, и я прикусила губу. Матвея посадили у стены, лицом к нам всем и ко входу. Чтобы выйти, ему нужно перебираться через меня и маму. Заперли, короче, отрезав пути отступления. Причём не нарочно. Просто это стандартное гостевое место в нашем доме. Больше на кухне банально некуда приткнуться.

Мама расставила тарелки с ароматной курицей и рисом. Я довольно прищурилась. Такие блюда у нас бывают крайне редко, только по большим праздникам. Как мои родители жениха-то уважают!

Выждав, пока все воздадут должное вкуснятине, папа переглянулся с мамой и начал перекрёстный допрос. Пардон, светскую беседу. Через полчаса родители выяснили всё, что столько месяцев пытались безуспешно узнать через меня. Откуда у них в головах такое количество вопросов? Мне и в голову не придёт спрашивать, какой у бабушки Матвея дом на даче и кто его строил.

Папа, наверное, справедливо называет меня нелюбопытной.

За десертом родители переглянулись ещё раз. Я всё поняла и мысленно скрестила пальцы на удачу.

– Так, я что-то прослушал, – светски заметил папа, – когда вы подаёте заявление в Загс?

Матвей поперхнулся чаем, залился краской и в панике уставился на меня. Я быстро опустила глаза.

Я тут не при чём! Я вообще совсем маленькая и незаметная. И вообще, не женского это ума дело – решать, когда идти в Загс.

– Эм-м... Гм. Ну, мы как-то ещё не думали. Всё произошло так внезапно, – наконец выдал Матвей.

Я уважительно подняла брови, склонившись над чашкой. Молодец парень, не стал юлить. А дальше что? Замуж-то звать будешь или всё-таки это была шутка?

Папа поощрительно поднял брови. Я пристально разглядывала тарелку с пирогом. Матвей понял, что помощи ждать не откуда и решился:

– Думаю, на следующей неделе пойдём.

И сжал мою руку под столом, хитрец!

– Да, это будет замечательно, – послушно отреагировала я, переводя дух.

Мы сделали это! Он всё-таки хочет жениться!

Ёлки. Это, получается, мне всерьёз придётся выходить замуж? Какая дикая мысль ... Ладно, потом обдумаю.

Позже Матвей отловил меня в тёмном коридоре. Глаза у него лихорадочно блестели, уши полыхали.

– Ну, твои родители дают! Я такого не ожидал!

– Я предупреждала, что они люди прямые и могут задавать неудобные вопросы.

– Ну не настолько же! – Отчаянно зашептал будущий жених. Я крепко обняла его и стала целовать. Ну что-то же надо было делать.

Глава 4

На следующий день с утра пораньше Матвей атаковал меня ссылками на загсы и фотографиями с церемоний. Его неожиданно одолел судьбоносный вопрос: в каком Загсе регистрироваться?

Что я и вынесла на обсуждение на работе.

– На Английской набережной, конечно! – Загорелась начальница. – Мы там расписывались. Надо брать большой зал – он красоты неописуемой. И, главное, можно пофотографироваться в гостиных. Я завтра принесу свадебный альбом, покажу, какие там шикарные интерьеры!

– Ага... – протянула я и открыла расписание на сайте. Посмотрим, что тут у нас... свободные места в мае есть, но как-то маловато. Тем более, мне нужна вторая половина дня. Почему? Объясняю.

Мне посчастливилось побывать на двух свадьбах подруг. Обе расписались утром, и дружно с оравой гостей поехали на фотосессию. Длилась это безобразие часа три – гости одурели от скуки. Кто-то напился шампанского на голодный желудок, кто-то изнемогал от жажды, потому что алкоголя хоть залейся, а воды взять никто не догадался. К концу съемок измученные и оголодавшие гости мечтали только об одном – добраться, наконец, до ресторана. Ни о каком удовольствии от праздника речи не шло.

Зачем, спрашивается, мучить людей?

Я твёрдо решила провести фотосессию до регистрации. Пусть гости приезжают сразу в Загс, свеженькие и красивые. И потом оттуда сразу едут на праздник.

Матвею моя гениальная идея пришлась по вкусу. Он у меня добрый, да. Ему тоже людей жалко!

Пока я неторопливо листала картинки с интерьерами и восхищалась свадебными фотографиями начальницы, будущий муж развил бурную деятельность. Узнал часы приёма заявлений, оплатил госпошлину и поставил меня перед фактом:

– Завтра идём в Загс.

– Завтра? Уже? – Ахнула я.

– А что тянуть, – скривился он. И строго на меня посмотрел:

– Только давай оденемся красиво. Это же событие, как-никак!

– Да-да, конечно, – пролепетала я. Новость застала меня врасплох. Как-то всё слишком быстро закрутилось. И серьёзно. Не сама ли я хотела, чтобы родители придали потенциальному жениху ускорения? Не я ли жаждала определиться, наконец, – женимся мы или только пошутили?

Вот, волшебный пендель сработал. Радуйся, Ксюша! Но радости почему-то не было.

На работу я пришла в состоянии крайней растерянности.

– Что случилось? – Тут же отреагировала Людмила Михайловна.

– Да вот, в Загс сегодня пойдём, – пробормотала я.

– Так это же здорово! Сходите потом в кафе, отметьте!

– Да, обязательно! – Включилась начальница. Она очень всякие любит праздники.

– В кафе? – Заторможенно переспросила я. С романтикой у меня, увы, напряжённо.

А ведь и правда, Матвею понравится. Решено, сходим в кафе! И я даже знаю, куда. Есть возле метро Маяковская очаровательный ресторанчик в советском стиле. Всё в салфеточках, ретро-фотографиях, на полках – старые магнитофоны, статуэтки и плакаты. Уютно, вкусно, и цены не сильно кусаются. Чтобы снять стресс после судьбоносного события – самое то.

Мы оставили машину возле Исаакиевского собора. Уже стемнело, тяжёлые колонны в серебристом свете прожекторов казались невесомыми. Мы торопливо пересекли тёмный сквер и вышли на набережную. Я восхищенно вздохнула: дворцы сверкали, по мосту вилась огненная лента машин, в угольно-чёрной воде колыхались цветные огни. Мы прошли по самому к краю дороги, наслаждаясь.

Медный всадник молчаливой глыбой навис над нами – я ускорила шаг – и остался за спиной, угрожающий и тёмный. Жутковатый холодок пополз по спине. Каждый раз со мной так! Вспоминаю одноимённую поэму Пушкина и подсознательно жду, что за спиной вот-вот застучат тяжёлые копыта. На светофоре загорелся зелёный, и сверкающий поток машин отрезал нас от своевольного памятника. Я украдкой перевела дыхание. Матвей ничего не заметил.

Он шёл, глядя прямо перед собой, упрямо наклонив голову. Ощущение, что идёт на подвиг. Хороший мой!

У входа в Загс нам заслонил дорогу щуплый мужичонка с пачкой цветастой макулатуры в руках.

– Скидки на свадебные услуги! Фотографы, визажисты и аренда автомобилей, только у нас! – Он приторно улыбнулся оторопевшему Матвею и пихнул ему в руки журнал. – Берите!

Матвей машинально взял и хотел что-то спросить, но я дёрнула его за руку. Он встряхнулся, как мокрая собака, отодвинул мужичка и решительно потащил меня к дверям.

Я вошла и оторопела. Высоченные потолки, всё в золоте, уходящая вверх широкая мраморная лестница. Куда тут податься бедной будущей невесте, люди добрые? Слева мелькнула спасительная надпись "гардероб". Уф, ну хоть что-то привычное и не такое помпезное.

Всласть порефликсировать не дали. Матвей с неожиданной энергией поволок меня по крутым ступенькам вниз, в какие-то подвалы. Бросил посреди комнаты и ломанулся к усатому дядьке в углу. Я стояла в прострации и мяла в руках рекламный журнал.

– Не раздеваемся! – Рявкнул будущий муж у меня над ухом. – Нам наверх и направо. Идём!

Схватил за руку и увлёк в неизвестном направлении. Я даже мяукнуть не успела, как меня буквально втащили в небольшую светлую комнату. За круглыми столиками сидели парочки и что-то сосредоточенно строчили. Несколько потенциальных молодожёнов подпирали стенку в углу, нервно переглядываясь. Две ухоженные девушки – секретарши Купидона – бодро стучали наманикюренными ноготками по клавиатуре. Ну и куда нам? В импровизированную очередь? Или нужно взять какой-нибудь бланк?

Я в растерянности оглянулась и вдруг поняла, что Матвея рядом опять нет. Он обнаружился рядом с одной из девиц – что-то ей втолковывал. Когда успел?

Подошла к свободному столику и принялась листать примеры бланков. Ёлки, почему их так много? Нам что, все заполнять надо?

– Садись, – велел знакомый голос. – Вот заявления, сейчас заполним и пойдём дату выбирать.

Нет, это не мужчина, а электровеник какой-то. Раньше я за ним такой энергии не замечала. Интересно, атмосфера Загса на всех парней так действует?

Мы вытащили паспорта и принялись аккуратно вырисовывать буковки. Я украдкой взглянула на Матвея – уши его полыхали малиновым. Бедолага, аж губу закусил от усердия. Не зря говорят, что для парней Загс – это стресс.

Я вздохнула с сочувствием и бодро зашуршала листочками. Родился – учился – проживал, ранее в браке не состоял... Стоп.

Ручка замерла в моей руке. Я со свистом втянула воздух сквозь зубы и прошипела чёрное ругательство. Зажмурилась изо всех сил, открыла глаза. Коварная строчка в конце листа никуда не исчезла.

Фамилия, которую вы желаете взять. Фамилия, чтоб её!

Как же я могла забыть! Мы совершенно не обсуждали этот скользкий вопрос. Я не хотела менять фамилию. Я категорически не хотела её менять. Даже когда теоретически представляла, что выйду замуж, фамилия оставалась при мне как нечто само собой разумеющееся.

– Ксюша? – Напряжённо позвал Матвей.

Ох, что сейчас будет. Повернулась – его глаза сверкали гневом, на щеках выступили красные пятна.

– Если ты сейчас напишешь не так, я очень, очень рассержусь, – тихо, с угрозой сообщил он и отвернулся.

Проклятье! Самое глупое, что можно сделать в Загсе – это поссориться и не подать заявление. В глазах Матвея горел маниакальный огонь. Я хорошо изучила его настроения и сейчас понимала – он упёрся и не уступит.

Дура! Не обсудить такой важный момент! Расхлёбывай теперь...

Я сцепила зубы и твёрдой рукой вывела фамилию будущего мужа.

До мая ещё три месяца. Есть шанс что-нибудь изменить. А разругаться сейчас – последнее дело. На одной чаше весов – замужество с замечательным мужчиной. На другой – девичья фамилия. Игра не стоит свеч!

– Хватит дуться, – я ткнула Матвея ручкой в бок. – Посмотри!

Он угрюмо скосил глаза и расплылся в улыбке. Пробухтел примирительно:

– Ну ладно.

Я мысленно зарычала. Сосчитала до десяти про себя и нежным голоском спросила:

– Всё? Тут очередь или как, не пойму?

Парочки хаотично слонялись по комнате, с опаской поглядывая на свободное место возле одной из секретарш.

– Не знаю. – Матвей решительно оттёр плечом какого-то щуплого парня и сцапал меня за локоть. – Идём.

Улыбнулся секретарше:

– Извините, к вам можно?

– Присаживайтесь, – кивнула девушка. – Давайте проверим заявления.

Мы переглянулись: спрашивается, что народ ходил кругами без толку, когда тут свободно? Я с восхищением поглядела на потенциального жениха. Определённо, ради него стоит отказаться от девичьей фамилии!

Дату выбрали быстро и единогласно. Двадцать третье мая – единственное число, когда свободно время в пятнадцать ноль-ноль. Идеально! И фотосессию успеем провести, и в ресторане праздновать не слишком поздно закончим.

Нам выдали нежно-бежевый бланк с золотыми розочками – приглашение на собственную свадьбу. Слегка ошеломлённые, мы подхватили паспорта и поспешно ретировались из Загса.

Сверкающая огнями чернота обняла нас на пороге. Дружный вздох – и мы уже крепко целуемся прямо на ступеньках. Репетиция, так сказать.

– Жених! – Я лукаво улыбнулась и ущипнула Матвея за покрасневшее ухо.