Текст книги "Временная невеста (СИ)"
Автор книги: Дарья Острожных
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 4 страниц)
========== Глава 1 ==========
Я смотрела в окно и не узнавала внутренний двор замка. Его заполонили солдаты в кожаных нагрудниках, они седлали лошадей, таскали ящики и умывались из ведер. Смех, крики и лязг точильных камней вместе напоминали гул осиного роя, я даже поежилась. Поток людей на удивление плавно огибал конюшни и склады с соломенными крышами. Построек хватало, и мы легко разместили солдат, чтобы они двадцать дней кидались куриными косточками и мочились по углам. Страшно представить, каким будет замок после их ухода.
Будь отец жив, он не допустил бы такого безобразия, а матушка с радостью приняла лорда Примара с солдатами. Мы не могли захлопнуть двери перед своим сюзереном, но его людям стоило остаться за крепостной стеной. Матушке не нравилось слушать оханья гулящих девиц по ночам, но она надеялась на благодарность лорда. Напрасно. Он называл ее доброй леди – наверняка не запомнил имя. Но что оставалось бедной вдове с пятью дочерями на выданье? Только надеяться и ждать, когда лорд отправится к своей армии.
Это случится сегодня, но вместо радости была тоска. Вдруг среди коричневых нагрудников показалась оливковая котта Майтлина. Я подалась вперед, даже протянула руку и представила, как трогаю его светло-каштановые волосы, длиной до плеч. Как приятно они касались моих щек, пока между губ проникал язык Майтлина. Было невыносимо думать, что это не повторится – он уезжал со своим отцом, лордом Примаром. Они будут биться с королевскими войсками, враги кинутся на Майтлина, пустят стрелы, попытаются пленить…
Я не могла отпустить его, не поцеловав, не заглянув на прощание в любимые глаза. В них отражалось лето – мне нравилось такое сравнение, потому что светло-коричневые радужки на солнце приобретали медовый оттенок, заставляя чувствовать тепло, радость. Еще я любила обводить контуры его широкого лица, угловатую линию челюсти и слегка приплюснутый нос. Майтлин улыбался и опускал веки; до чего сладко было наблюдать, как крепкий мужчина расслаблялся передо мной. Такие моменты сближали сильнее запретных ласк – ими руководила любовь, а не похоть.
Было больно, почти физически больно отпускать его, моего милого, первого. Солдаты ходили со знаменами на плечах, грузили в повозки тюки, но Майтлин не торопился. Он даже не надел доспехи – время еще было, мы могли встретиться и коснуться друг друга.
Я не удержалась и кивнула, когда наши глаза встретились. Это было глупо, внизу сновали мальчишки, которых привели солдаты в качестве помощников. Гулящие девицы повадились сидеть на кухне, чьи-то слуги – меня узнают. Но не вести же Майтлина наверх, где бегали мои сестры. Глупо, очень глупо, только отпустить его невозможно.
Сердце колотилось от страха и предвкушения, когда я оказалась в летней кладовой – небольшой комнате в подвале, где мы хранили засушенные фрукты. В центре стоял старый стол, вокруг ящики, на стенах висели пучки мяты. Было тихо и спокойно, а изнутри меня будто жег уголек, вот-вот задымлюсь Нужно успокоиться, мало ли что мне понадобилось здесь.
Я взяла в коридоре факел и пристроила на стене кладовой, когда услышала шаги. Майтлин легко узнавался в полумраке – высокий, с широкими плечами, и как нашел меня так быстро? Он всегда находил, потому что был умным, а еще сильным. Он должен справиться с врагами, должен вернуться из битвы, должен!
Когда закрылась дверь кладовой, во мне что-то сломалось. Я кинулась к Майтлину и уткнулась носом в его грудь, скомкала котту на спине, сжала ее изо всех сил. Как отпустить его к ужасным людям с копьями и мечами, со злыми мыслями и жаждой крови? Невыносимо.
– Ну, ну, Кошечка, – успокаивал Майтлин, – я же сын лорда, его наследник, кто пустит меня в бой? Отец мне и мечом взмахнуть не даст, поставит в тылу, чтобы вдохновлять солдат.
Неправда, задира Майтлин не останется в стороне. Он кинется на врага под градом стрел и никого не послушает.
– Пережду битву среди стражи, она и вовсе может не состояться.
Он говорил как всегда весело, что в темноте казалось издевкой. Даже крепкие объятия не успокаивали. Лорд Примар считался изменником, ведь бросил вызов королю. Если он проиграет, то останется без армии и защиты, на него станут охотиться, всю семью приволокут на эшафот и никто не поможет.
Хотелось услышать, что был другой выход и Майтлин никуда не поедет – что угодно, но он лишь гладил меня по волосам и убивал каждым словом.
– Кэлла, – он заговорил серьезно, – если мы проиграем…
Нет, прошу! Я всхлипнула и сильнее впилась в котту, только бы не думать, не замечать погрустневшего голоса.
– Если мы проиграем, – Майтлин поднял мою голову за подбородок. Лето исчезло из его глаз, они потемнели и напомнили бездну, где утонула надежда, – никому не говори, что твоя мать добровольно приняла нас. Скажи, что я угрожал вам, ворвался сюда, что угодно. В конце концов, вы лишь женщины, а в замке нет стражи, вам поверят. Обещай, Кэлла.
Я кивнула и снова уткнулась в его грудь, не могла видеть эту тоскливую улыбку. Еще хотелось спрятать лицо. Сестры говорили, что в темноте оно сливалось с мраком из-за черных волос и глаз, бледная кожа становилась белой, не спасали даже пухлые губы. Может, они преувеличивали, но хотелось запомниться красивой, а не узколицым духом.
– Не бойся, вот увидишь, все быстро закончится, и мы снова будем вместе, – Майтлин вновь повеселел.
Пришлось закусить губу, чтобы не фыркнуть. Не время для обид, но ужасно расстраивало, что меня считали дурочкой. Когда-нибудь Майтлин станет нашим повелителем и женится на девице с огромным приданым и родословной, длиннее моей юбки. Знать бы заранее, как больно отпускать любимого и представлять его с другой.
Раньше я не могла думать, только млела. Майтлин редко появлялся здесь, но всегда нравился мне. Еще бы: такой добрый, улыбчивый, а как гордо смотрелся на коне, проезжая мимо ликующих солдат. Красивый и статный, герой из сокровенных мечтаний. Вряд ли он замечал меня раньше, ведь девиц прятали от мужчин, но в этот приезд все изменилось. Отец умер, матушка хлопотала вокруг лорда Примара, и я сумела сблизиться с Майтлином. Времени было мало, он уезжал на войну и мог не вернуться; сама не знаю, почему разговоры так легко переросли в поцелуи, а те – в запретные ласки. Времени было мало, мыслей тоже.
Довольно, я всегда знала, что так будет. Просто устала сидеть одна в холодном замке и хотела стать женщиной, чувствовать себя желанной. Теперь все, пришла пора расставаться, меня ждал жених. Он жил в Викнаторе и не станет порицать шалости до брака, на его родине была другая вера и обычаи, и женились мы по расчету.
– Вот, возьми. – Я сняла с шеи кулон на длинной цепочке. Он был квадратным, с огоньком внутри, золото сверкнуло в пламени факела – символ бога Арантака, напоминало добрый знак.
– Кэлла, – Майтлин нахмурился, но позволил надеть на себя кулон, – ты же знаешь, твой бог запрещен.
– Но он силен и может помочь. Твои боги требуют безвольно сносить удары, их не будет с тобой в битве. Арантак дает силы сокрушать врагов, только попроси, пожалуйста.
Я схватила Майтлина за плечи. Его боги слабы. Только Арантак принесет победу, нужна лишь вера и молитва. На широкой груди кулон казался невероятно маленьким, словно не имел силы; боже, помоги ему, он так безрассуден и слишком верит в себя. Я не могла, не могла потерять Майтлина! Пусть будет далеко, пусть любит другую, только живет.
– Милая, не грусти.
Он наклонился и поцеловал меня. Мягкие губы лениво двигались, и хотелось неистовства, выплеснуть всю любовь и тоску, весь огонь, которым Арантак наполнял своих детей. Я обхватила голову Майтлина руками и притянула к себе, щетина оцарапала кожу, делая страсть острее. Мы торопливо двигались, беспорядочно ласкали губы друг друга, посасывали языки. Я едва замечала отдельные касания, не знала, что сделаю через миг – лишь бы не отрываться, целовать еще и еще.
– Кошечка моя, – выдохнул Майтлин, – забрать бы тебя с собой.
Дыхание грело лицо, губы кололо из-за щетины. Мало. Боль, влажный язык во рту, объятия, в которых не вздохнуть – я приму все, лишь бы продолжать. В животе сладко потянуло, когда на ягодицы легли большие ладони. Пальцы сжались, сквозь ткань мало что чувствовалось – как мало, оказаться бы без одежды, прильнуть к горячему телу и отдаться целиком.
– Нельзя, нас могут увидеть, – шепнула я и попыталась отвернуться.
Собственное тело предавало, а Майтлин все напирал, сминал ягодицы, двигал бедрами, звуки поцелуев дурманили.
– Кого удивит возня в кладовой? Решат, что слуги или солдат с гулящей девкой.
В этом весь Майтлин – не способен думать и на минуту вперед. Я дернулась и ухитрилась повернуться к нему спиной, а потом снова забылась. Как устоять перед руками, которые соблазнительно гладили живот и подбирались к груди? Не удавалось противиться требовательным ласкам.
Майтлин ритмично сжимал мою грудь, нетерпеливо давил на нее ладонями. Хриплое дыхание над ухом сводило с ума, до чего приятным было мучительное ожидание. Я едва терпела и выгибалась, старалась ощутить тесноту платья и давление рук – соски ныли, было мало.
– М-м-м, как вкусно, – Майтлин зарылся носом в мои волосы.
Цветочное масло, выпросила у сестры. Он втягивал воздух и забывался, до боли сжимал грудь, и я теряла разум. Действительно, возня в кладовой никого не удивит, мы могли выразить чувства без страха.
– Так бы и съел.
Георг широко открыл рот и осыпал мою шею поцелуями, почти облизал ее губами. Теплое дыхание, пальцы все сильнее и сильнее впивались в грудь – слишком хорошо, чтобы возражать. Безумно нравилось чувствовать себя маленькой и прижатой к большому телу. Нравилось ощущать, как руки Майтлина становились нахальнее, ощущать легкую боль и частое дыхание за спиной. Мышцы в животе резко сводило, я дергалась, крутила бедрами и старалась хоть так унять навязчивое желание. Без толку, оно терзало, но торопиться не хотелось, это как вдыхать аромат блюда перед едой. Я только комкала штаны на бедрах Майтлина, подавалась назад и старалась почувствовать холмик между его ног. Проклятые тряпки почти все скрывали, от досады хотелось прижиматься сильнее, тереться не останавливаясь.
– Вот так, Кошечка, извивайся, – выдохнул Майтлин.
От тихого, властного голоса все внутри переворачивалось. Я уже не думала и встала на носочки, потерлась о его пах, постаралась накрыть ладонями ягодицы. Они были твердыми и округлыми, а как сладко напрягались, когда Майтлин толкался в меня… от одного воспоминания между ног стало влажно. Но он был слишком высоким, стоя неудобно.
– Ко-о-ошечка, – пропел Майтлин и прижался губами к моему уху. Я чувствовала, как они растягиваются в улыбку, чувствовала дыхание и млела. Он снова втянул воздух и принялся резко задирать юбку. – Там они так же пахнут?
Шелест ткани казался невероятно интимным, он приближал заветное удовольствие. Я боялась шевельнуться, сердце быстро билось, но неловкие от желания пальцы только путались в юбке. Майтлин пробурчал что-то и взялся за шнуровку платья на спине. Боже, это было еще интимнее: стоять и чувствовать силу, с которой он дергал завязки, не заботясь об их сохранности. Это и значило быть в чужой власти – платье могли разорвать, могли наклонить меня и задрать юбку, что угодно. Я бы ничему не противилась, когда мышцы в животе так приятно сводило, а нетерпеливые пальцы задевали спину.
Майтлин распустил шнуровку на половину и грубо стянул лиф, затем нижнюю рубашку. Ткань собралась на талии, и нагота стерла последнюю грань, позволила ощутить тепло мужского тела за спиной, жар рук. Когда грудь накрыли большие ладони, я со стоном запрокинула голову и закусила губу. Ничего не могла, только млела и ловила каждое движение, старалась ощутить каждый изгиб пальцев, которые то сжимались, то надавливали. Майтлин мял грудь с каким-то… упрямством. Да, он будто искал нужное место, чтобы приблизить меня к пику одними ласками. Такие были везде: по телу разливалась сладкая нега, когда Майтлин гладил нежную кожу вокруг сосков, а когда резко скользил руками к ключицам и обратно, хотелось кричать. Нет, разорвать тряпки и добраться до твердости между его ног. До члена – щеки пылали, стоило услышать это слово, но сейчас оно мне нравилось. Запретное, пошлое, было в этом свое очарование.
Я потянулась к паху Майтлина, но шнуровка платья так и не распустилась. Оно стягивало меня и не давало согнуть локти, можно было выпутаться, но зачем? Нам нравилась мнимая беспомощность.
– А теперь, Кошечка, подними хвостик, – выдохнул Майтлин и нагнул меня быстрее, чем удалось подумать.
Щека и грудь оказались прижатыми к крышке стола, сильная рука давила на шею. Он не причинял боли, только резко двигал кистью и давал почувствовать свою власть. Вот негодяй, знал же, что мне нравилось. Как низко для высокородной леди, но ничего не удавалось поделать; рука, мужская сила, недостойная поза – не знаю, что именно заставляло лоно горячо пульсировать. Все сразу. Я теряла стыд и крутила бедрами, терлась ими о Майтлина, а тот медлил, издевался.
Вдруг касания исчезли, раздалось ворчание и что-то загрохотало по полу. Ящик, Майтлин придвинул его к столу и взял меня за плечи, поднял, направил в сторону так уверенно, что перехватило дыхание. Что угодно, только пусть не останавливается, ведет, владеет. Кожу под его пальцами жгло, они будто источали неистовую страсть и бездумное желание.
Майтлин помог мне забраться на ящик и снова нагнул. Пришлось лечь на стол всей грудью, мышцы под коленями заныли, я чуть согнула их и уперлась в край. Оказалось на удивление удобно, но… Боже, было стыдно представить себя с поднятыми вверх ягодицами, расставленными ногами, скованными руками. Хотелось и исчезнуть, и сделать еще что-то запретное.
Уверена, Майтлину поза нравилась больше, ведь он так хрипло дышал, пока задирал юбку. Ткань шелестела, сердце бухало в груди, меня изводило желание и крик разума, что торопиться не стоило. Нужно все запомнить, прочувствовать и насладиться каждым мигом.
Я вздрогнула, когда ладони Майтлина легли на ягодицы. До чего тонкими были панталоны, не скрывали ни одного изгиба шаловливых пальцев, пока те медленно сгибались и разгибались. Это околдовывало, не позволяло думать о стороннем. Скоро Майтлину надоело, и он с громким выдохом стянул панталоны. Они скользнули к ногам, и с я ужасом представила, что открылось его взору. Стыд накатил горячей волной, но вернулись большие ладони, пальцы уверенно смяли плоть. Ласки стали нетерпеливыми, Майтлин шумно вздыхал и гладил, надавливал, снова гладил – стыду это не затмить.
Я закрыла глаза и дрожала, когда его руки подбирались к сокровенному. Но они каждый раз исчезали, почему так долго? Сил терпеть не осталось.
– Что ты делаешь? – спросила я и поерзала.
– Хочу все запомнить, – Майтлин говорил хрипло и отрывисто, – представлю тебя, пока буду иметь королевскую армию.
– Боже, какой кошмар!
При подобных словах из меня вырывались глупые смешки. В этих краях было мало мужчин, и не удавалось привыкнуть к такой откровенности.
Наконец Майтлин отступил и раздался шорох одежды. Сейчас начнется. Я затаила дыхание и заметила, что ноги уже затекли. Плевать, не до них; звон пряжки, скрип сапог и соломы на полу – удовольствие приближалось, звуки заставляли трепетать. Я резко втянула воздух, когда Майтлин взял меня за бедра и дернул на себя, между ягодицами легло раскаленное, твердое… твердый член. В пекло смущение, ведь Майтлин ритмично подавался вперед, вжимал его в меня. А потом отстранился и влажная головка стала скользить ниже, ниже. Мысли исчезли, мир растворялся, и оставались только неторопливые, уверенные прикосновения. Я впилась в собственную губу и не сразу поняла, откуда боль – мелочь, скорее бы унять мучительную пульсацию между ног.
Майтлин проникал в меня медленно, будто действительно хотел запомнить и представлять позже. Мягкое удовольствие нарастало, разливалось в животе, как кипяток, и туманило разум. В груди закололо и я поняла, что не дышала, а вот Майтлин громко сопел, выдохи превращались в глухие стоны. Войдя полностью, он покачал бедрами из стороны в сторону. Боже, мне не вытерпеть это блаженство, было безумно приятно, но хотелось чего-то еще. Навязчивое желание не отпускало, я сгибала колени, тоже крутила бедрами, стонала.
Скоро движения Майтлина превратились в толчки. Сперва слабые, которые только мучали крупицами наслаждения вместо заветного пламени. Но они становились быстрее, соблазнительная твердость покидала мое тело и резко врывалась в него. Майтлин все сильнее бился бедрами о ягодицы, заставляя подаваться вперед. На твердом столе уже не казалось удобно, ноги ныли от усталости, но я не могла заставить себя сказать об этом. Придется остановиться, менять позу – не могу, слишком хорошо.
Майтлин замер, боже, снова томительное ожидание. Теперь оно изводило сильнее, но он быстро уперся руками в стол и начал проникать в меня еще резче. Темп нарастал, ножки стола грохотали об пол, вздохи и влажные шлепки повторялись эхом. Плевать, что крышка больно впивалась в колени, плевать на все, кроме жара между ног.
Я схватилась руками за стол, боялась слететь с него, ведь Майтлин с силой бился, бился, бился о ягодицы…
– Твою мать сильно обременил наш визит? – выдохнул он.
– Что?
Он и впрямь это сказал? Я растеряла всю негу, чувствовала член внутри, но удовольствие исчезло. Майтлин остановился и с трудом посмеялся:
– Прости, Кошечка, ты слишком сладкая. Мне нужно отвлечься, чтобы все не закончилось.
– И ты решил спросить о моей матери?
Боже, что за человек? Я смеялась над ним и собой, надо же было такому последовать за страстными стонами.
– Да, глупо вышло. – Майтлин посмеивался, его член едва ощутимо скользил во мне. – Я сейчас ничего не решаю и не думаю.
Он опустил руку и недовольно отдернул свисавшую юбку, коснулся живота. Какой чувствительной была кожа внизу, я вздрагивала, пока ловкие пальцы подбирались к сокровенному. А когда они нахально раздвинули складочками и надавили на отзывчивый холмик… Боже, это напоминало удар. Все внутри сжалось, сознание ускользало, собиралось в одной точке между ног. Удовольствие волнами расходилось по телу, стоять спокойно не удавалось. Я кусала губы и крутила бедрами, пока Майтлин потирал и гладил. Касания тоже терялись, оставалось только заполняющее блаженство. Как солнечный свет, оно грело сильнее, сильнее и сильнее, начинало жечь, вот-вот спалит, вот сейчас, уже скоро.
Сквозь гул крови пробивались собственные стоны, долгие, глухие. Только бы никого не было рядом. Майтлин все понял и накрыл ладонями мои бедра, снова принимаясь толкаться, но теперь почти агрессивно. Он словно боялся сопротивления и впивался пальцами в кожу, старался входить как можно быстрее и глубже. Ножки стола приподнимались и стучали об пол, я не могла шевельнуться, да и не хотела. Не сейчас, ведь так приятно, и с каждым мигом становилось лучше.
Вдруг меня словно накрыла вода. Звуки стали глухими, теплые волны ласкали чресла, двигались вместе с членом Майтлина и нарастали. Я потерялась в них, замерла и прислушивалась к блаженству. Оно заполняло, уводило от реальности, с трудом удалось разобрать шипение и горячие капли, которые падали на ягодицы.
Все, больше ничего не хотелось. Навалилась слабость, веки сами собой опустились на глаза, но боль стремительно отрезвляла. Боже, край стола будто проткнул колени! И это при том, что ноги затекли и я едва чувствовала их. Поясница ныла, ужасная поза, не представляю, как разогнусь.
– Подними меня.
– Кошечка устала? – довольно пропел Майтлин.
Он принял это на свой счет, и пусть, было хорошо. Не смотря ни на что, удовольствие принесло спокойствие, и беды перестали казаться значимыми.
Я застонала, когда Майтлин помог выпрямиться. Как все болело! Но это было приятно – хоть что-то от любимого, как если бы во мне осталось его семя, которое стекало по ягодицам. Снова навалилась усталость, забыться мешал только ярки свет сбоку. Факел… нет, он висел с другой стороны. Боже, это дверь! Она была открыта, свет лился из коридора, там кто-то стоял! Я разглядела черный силуэт и рванула в сторону. Нужно спрятаться, меня не должны узнать, только не это!
Ноги казались мягкими, панталоны обвились вокруг щиколоток. Еще и ящик. Топот, стук – столько шума, он привлекал внимание. Сама не поняла, как оказалась за спиной Майтлина.
– Эймирит! – крикнул он, – раздерите духи, что ты делаешь?
Тибо Эймирит? Боже, нет. Руки дрожали, пока я пыталась влезть в рукава, ничего не получалось. Проклятье! Почему сюда явился именно Тибо Эймирит?! Он все расскажет матушке, а она, она… я умру от стыда, если она узнает. Огонь факела метался, будто смеясь над нами, из коридора донесся издевательски-насмешливый голос:
– Прошу прощения, господин, лорд Примар ждет вас, мы выступаем.
– Зачем ты ворвался сюда? – шипел Майтлин, путаясь в завязках штанов.
– Я всего лишь проходил мимо, дверь была приоткрыта.
До чего уверенно он говорил, будто застукал служанку и стражника в собственном замке. И это при том, что отвечал сыну своего сюзерена. Сердце колотилось, лицо горело от стыда, хотелось разорвать непослушные рукава, снять факел и разбить о стену – почему огонь так ехидно трещал? Я с детства знала Тибо, когда-то он сажал меня на коня перед собой и катал. Он тайком давал сладости сестрам, когда их наказывали, всегда был рядом. А сейчас он видел меня в отвратительной позе, видел грудь!
Ужасно, я не хотела верить и выглянула из-за Майтлина. В дверях действительно стоял Тибо – как не узнать статную фигуру и расправленные плечи? Он облокотился на косяк и скрестил руки на груди, лицо скрывала тень. Ткань дублета мерцала, будто тоже насмехалась.
Сказав что-то, Тибо закрыл дверь и ушел. Скрип петель отрезвил, я нагнулась и натянула панталоны. Проклятая юбка, какой длинной она была, все мешалось.
– Нужно догнать его, завяжи платье! – бросила я и влезла в рукава.
– Не стоит.
– Завяжи! Он все расскажет моей матушке!
Я повернулась спиной к Майтлину, боже, пусть он поторопится!
– С какой стати ему рассказывать?
Он взялся за завязки, но делал все медленно.
– Тибо был другом моего отца, вдруг захочет вмешаться… не знаю, быстрее, прошу тебя!
– Я думал, он друг твоей матери, сколько ему лет?
Он еще и посмеялся!
– Не знаю, тридцать с небольшим, завязывай платье!
Тибо был младше отца и считался его другом, но со стороны их отношения напоминали единство душ. У меня не было братьев, а Эймирит приехал из глуши и искал поддержки.
– Кэлла, не ходи за ним.
– Как ты можешь оставаться таким спокойным?
Майтлин резко повернул меня к себе и серьезно сказал:
– Сейчас Эймирит служит моему отцу. Станет ли он бегать по замку и разносить эту сплетню, когда мы вот-вот отправимся в путь?
– Но…
В словах был смысл, но хотелось что-то делать, хотя бы оправдываться.
– Он не старая нянька и не станет кричать на весь свет просто… просто потому, что ханжам кажется это верным.
Майтлин был прав, Тибо часто поощрял наши с сестрами проказы. Он знал, что мы чтим Арантака, а тот не запрещал любовные утехи. С другой стороны, в королевстве отвергали его учение, а от женщин требовали скромность.
Не знаю, блаженство так стремительно сменил ужас, что не удавалось прийти в себя. Было дико стыдно, и как воздух требовалось знать, что все обойдется.
– Не волнуйся, я сам поговорю с ним, не думай об этом.
Майтлин улыбнулся так ласково, что сердце сжалось. Тибо украл момент прощания, заставил думать о глупостях и ссориться. Вдруг мы расставались навсегда? Нет, в пекло обиды и страхи, я кинулась на шею Майтлина, огладила его спину, лопатки, скользнула руками вдоль позвоночника – хотелось трогать его, запоминать. Особенно запах. Нижняя рубашка пахла лавандой и потом, а еще самим Майтлином. Не описать, истинно мужской запах, от которого сводило живот.
– Не грусти, мы очень скоро увидимся, обещаю, – приговаривал он, гладя меня по голове.
Милый мой, любимый. Я не могла разомкнуть объятия, не могла отпустить его, не могла остаться одна. Боже, помоги ему, больше ничего не нужно.
========== Глава 2 ==========
– Мышка, открывай! – Я уже без остановки барабанила в дверь.
Стук отражался от каменных стен коридора и напоминал боевой марш. Из-за двери раздался недовольный голос:
– Я занята, Кэлла, сейчас открою!
Боже! Отдать мне грязное белье – пара мгновений, а сестра возилась вечность и пискляво огрызалась. Отсюда и прозвище, на самом деле ее звали Дреммой, а в такие моменты хотелось придумать что-то неприличное. Тринадцать лет – волнительный возраст, она становилась женщиной, но это не повод изводить меня.
Дверь распахнулась. Мышка будто спрыгнула с потолка: черные волосы сыпались с плеч на грудь, серая юбка колыхалась, карие глаза сияли. Из-за яркого румянца лицо казалось шире, хотя было узким, как мое.
– Вот, вот, держи.
Она бросила охапку белья в корзину, что стояла у моих ног. Неужто Лормета все время терпела такое? Служанка таскала запасы из кладовой, матушка рассчитала ее и распределила обязанности между мной и сестрами.
Нас это несильно обременило, в замке были только прачка и кухарка, несколько девушек занимались уборкой, для расчистки двора от снега или листьев матушка нанимала детей из деревни. Рук всегда не хватало, и мы привыкли помогать слугам, перебирать овощи, нарезать их, следить за очагом. Еще у нас был конюх, но после смерти отца лошадей продали, и он стал стражником, старательно охраняя винные бочки в погребе. Матушка терпела, потому что он умел напугать и грозно махать мечом – большего не требовалось. Кто полезет в ветхий замок посреди болота, который стоит там едва ли не с сотворения мира.
Вздохнув, я подняла корзину и пошла по коридору. Эхо шагов уносилось вдаль, подчеркивая безлюдность: замок был велик для нас, и большая его часть пустовала. Я прожила здесь всю жизнь и не заглядывала в три из четырех башен, не ходила на верхние этажи и во многие пристройки. Даже детское любопытство не усмиряло страх – все было старым и готовым обвалиться. Отец восстановил Северную башню и несколько залов на приданое матушки, но сделать что-то еще не представлялось возможности.
Мы не нищенствовали, покупали мясо и сахар, всегда хватало угля. У нас с сестрами были платья из атласа и шелка, кружевные манжеты, сеточки для волос с жемчугом, матушка носила драгоценности наших бабушек. Мы могли выглядеть достойно, но богатства редко покидали сундуки. Для кого наряжаться, если кругом болото, а до ближайшей деревни четверть дня пути?
– Кэлла? – позвала Мышка.
Она скрестила руки на груди и задумчиво рассматривала меня. Глаза потухли и лицо стало задумчивым.
– Сизый ветер принес письмо, – сказала Мышка и закусила губу.
– Что с того? Голуби постоянно приносят письма.
– Это было с холма Виттилии, я слышала, как матушка говорила об этом.
– От кого?
– Не знаю. Но вдруг от него?
Корзина затрещала в моих пальцах. Боже, холм Виттилии, именно там жил Майтлин, то есть лорд Примар – его отец недолго прожил после визита к нам. Неужели… нет, он четыре года не вспоминал обо мне, письмо мог написать Тибо. Но он тоже забыл о нас.
Я все сильнее сжимала корзину и смотрела на Мышку. Она знала мой секрет и тревожно щурилась. Столько боли, столько слез пролилось из-за молчания Майтлина, а тут письмо. Может, не от него, может, не мне, но надежда билась вторым пульсом. Я развернулась и кинулась к комнате матушки, старалась идти спокойно, но ноги гудели и хотелось мчаться, скорее все узнать.
Пустые коридоры, узкие лестницы, коридоры, они словно растягивались и не пускали меня. Не знаю, что чувствовала. Хвала богу, битва не состоялась, а негодяй Майтлин так и не объявился, даже не написал. Я знала, что так будет, но как мучило расставание. Иногда казалось, что внутри что-то рвалось, собственная плоть терзала, требовала видеть Майтлина, вдыхать его запах, целовать. Будь у меня меньше гордости, отправилась бы на холм Виттилии. Потом пришла злость – он что, просто забыл свои обещания? Наши ночи так мало значили для него? Ему было двадцать три года, наверняка думал не головой. Злость помогла забыть, а потом… потом ничего не осталось, четыре года прошло. Воспоминания о Майтлине дарили тоску и неясную нежность. Удивительно, что письмо с холма принесло столько волнений.
Я едва дышала, когда поднялась по лестнице к низкой двери из темного дерева. Даже стучать не стала, просто влетела – в пекло, скорее. Комнату матушки освещали два узких окна, голые стены из неровного камня делали ее мрачной, вдоль них стояли стулья и ротанговые сундуки. Единственным ярким пятном была сама матушка. Она то хваталась за бумаги на столе, то нервно поправляла рукава голубого платья. В ушах мерцали серьги с сапфирами, а тонкий голос напоминал звон колокольчика:
– Так, забирай это. Еще это, их отправь немедленно.
Словно наугад матушка взяла охапку писем и сунул их юной служанке, что стояла рядом.
– Кэлла, дорогая, я как раз собиралась послать за тобой! И эти не забудь.
Вручив служанке еще одну охапку, она отослала ее. Моя корзина вновь затрещала, наверняка с холма пришли важные вести, откуда еще суета? Матушка всегда была пылкой, но сейчас ее глаза блестели ярче сережек, тонкие морщины вокруг губ разгладились – до того широко она улыбалась. На круглых щеках горел румянец, грудь часто вздымалась… да что там за письмо?!
– Благословение, Кэлла, благословение! – возвестила она, когда за служанкой закрылась дверь. – Да брось ты это, боже, сядь!
Матушка вырвала корзину из моих рук и швырнула ее на пол. Я не могла двигаться, столько всего хотелось спросить, а мысли таяли в переполохе.
– Кто писал с холма? Лорд Примар? – только и удалось спросить.
– Что, Примар? Нет, мне написал Тибо!
Имя кольнуло, как иголка. Это не Майтлин, он давно забыл о такой дуре, как я, размечталась. Матушка кружила вокруг стола, хватала бумаги и бросала их, чтобы поправить прическу. Она превратилась в узел, в темно-русых кудрях виднелись четкие седые пряди.
– Благословение! Наконец мои молитвы услышаны!
– Чем же нас благословили?
Я устроилась за столом, и матушка остановилась. Она радостно посмотрела на меня, лохматая, с чернильными пятнами на рукавах и съехавшим на бок поясом – привычный образ, и до невероятного умилительный. Матушка старательно изображала высокородную даму, всегда красиво одевалась и причесывалась, но в глуши ее мало кто видел. Не было служанок, чтобы поправлять волосы и шлейф, зато отовсюду дул ветер, земляные полы пропитывала влага. Вот она и выглядела, как после нападения разбойников.
– Кэлла. – Матушка чеканила слова. – Ты. Едешь. На холм Виттилии!
