Текст книги "Не то место, не то время"

Автор книги: Дарья Макарова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 5 страниц)

–Не переживай, – попробовала утешить ее я. – Это временно.

–Нет ничего более постоянного, чем временное.

–Не тот случай.

Почувствовав о чем она заговорит сейчас, я инстинктивно отшатнулась. Но Тамара накрепко сжала мою ладонь, не давая улизнуть. Смотря на меня с грустью и надеждой, заговорила вкрадчиво:

–Так быть не должно. Ты и сама знаешь. Твои родители не позволили бы подобному случиться! Я обещала твоему отцу, что позабочусь…, а ты живешь как беспризорник, по углам мыкаешься…

Я не любила вспоминать родителей. Меня не утешали счастливые воспоминания. Как не греет память об огне замерзшего под толщею снега. Напротив, прошлое ранило, делало невыносимее настоящее. И я прятала его в закромах собственной души, бессмысленно пытаясь запереть навсегда. Дело это зряшное, но и мне упрямства не занимать.

Родители были вместе большую часть сознательной жизни. Как посадили их вместе за парту в первом классе, так и шли по жизни плечом к плечу. Мое отношение к их идиллии менялось по мере собственного взросления и знакомства с реалиями и терньями жизни. Когда-то я считала, что их любовь – норма жизни. Встретились, полюбили, появилась я. И так до самой старости, рука в руке. Помнится, я одно время очень удивлялась, что мою руку никто не держит, что уже десятый класс, а нет такого же смешного мальчишки, как у мамы, чтобы тащил мой портфель и бережно укрывал мои плечи школьным пиджаком.

Во времена подросткового бунта, я винила их в трусости. Дескать, вцепились в друг друга мертвой хваткой, потому что кишка тонка по сторонам посмотреть. Сидят в своем мирке, не видят красоты вселенной, чарующих горизонтов. Покрылись пылью, застыли в быте.

Как все было на самом деле я осознала, лишь когда не стало отца. Они не воспринимали свои чувства как нечто великое или рутинное. Никогда. Они не смотрели по сторонам и не искали новизны не из страха, а потому, что никогда не ощущали в этом потребности. Им друг друга хватало с головой. Всегда. Они срослись плавниками еще тогда, в далеком детстве и так и остались единым целым до последних дней.

Но самое страшное, что умереть в один день – это оказалось не про них. Однажды мама не проснулась. Ничто не предвещало беды. Она простилась с нами, пожелав спокойной ночи. А на утро он понял, что его жена, все также привычно сжимающая его ладонь, уже не принадлежит этому миру.

И все последующие годы без нее – сплошная агония. Бесконечная безжалостная боль. Остаток отведенного ему времени отец пытался барахтаться, но не чувствовал самое дыхание жизни. Для него она закончилась в то утро, когда она ушла.

Он был борцом по характеру. И старался идти дальше. Ради меня. Из упрямства. Потому что в движении проще не думать, не чувствовать.

Несколько лет без нее он провел в бесконечных поездках, уйдя в работу с головой. Он писал мне трогательные письма, дарил отличные подарки, часто звонил и всегда искренне интересовался моими делами. Но дни, что мы провели вместе можно было пересчитать по пальцам. И каждый раз, оставаясь с ним, я видела, что рядом со мной ему тяжелее. Потому что он видит ее во мне. Потому что рядом со мной он особенно сильно чувствует, как дорого было то, что он потерял.

Оказалось, нет. Лишь стало хуже. Отец испробовал разные способы, чтобы забыться. Работа оказалась самым действенным. Но алкоголь и чужих женщин он тоже пригубил.

И все бы ничего, да коллега, с которой у него случилась ничего не значащая мимолетная связь отчаянно желала стать новой женой руководителя со столь высокой зарплатой и отличными перспективами. План был прост и испытан веками. Оказавшуюся в положении женщину отец не задумываясь повел в ЗАГС, только на бракосочетании он выглядел не то, как на трибунале, не то как на смертном одре.

Свою дочь он не увидел. Сердечный приступ вернул ему утраченную по глупости свободу.

Ребенок стал не нужен моей мачехе. Но избавиться от него уже было невозможно. И через два месяца после смерти папы родилась девочка с его глазами. Видеть ее мне запрещено.

Пожалуй, наследство отца вполне компенсировало бы вдовьи горести. Но зная, что из себя представляет женщина, ставшая ему женой по его же глупости, он не оставил ей ничего. Еще до вступления в брак отец перевел всю свое имущество на меня. Эта новость удивила и меня, и мачеху. Но оплакивая отца, я не предала этому значения, она же ринулась в бой.

На похороны переставшего быть нужным мужа она не приехала. Все знакомые как один сочувственно кивали, полагая, что женщина, находящаяся на сносях попросту убита горем и просто обязана находиться под присмотром врачей, а не на кладбище.

Но помощь врачей ей была без надобности. Не тратя времени на никчемные формальности, она упаковала мои и родителей вещи и выставила на лестничной клетке. Замки в квартире родителей сменила, ясно дав понять, что за порог меня никто не пустит. Все деньги со счетов отца, к которым, как он думал, ни у кого нет доступа, растворились в воздухе.

Тамара билась за меня как орлица. Мы не были родственниками по крови, но именно она, соседка по дому, вырастила меня, заменив дедушку и бабушку вместе взятых. Сколько себя помню, родители всегда оставляли меня на ее попечении: уходя в театр или отправляясь в командировку, выбегая на пять минут за детским питанием и так далее, и так далее, и так далее…

Не дождавшись от единственного сына собственных внуков, Тамара растила меня. Промывала мне разбитые коленки, скрывала мои двойки от родителей, учила считать и писать, понимать философию и арабскую вязь.

А еще она учила меня не сдаваться. Никогда. Не при каких обстоятельствах. Но бороться против сестры я не смогла. Мачеха сделала правильную ставку. Я отступила без боя.

Стараясь не смотреть на Тамару я спросила, точно зная ответ:

–Не видела ее?

–Нет, она так и живет у бабушки. Эта ее теперь даже на выходные не забирает.

Разумеется, я не испытывала иллюзий на счет своих отношений с сестрой. Девичьей дружбы нам было не видать – мачеха попросту бы не позволила. Но все же знать, все ли с ней в порядке мне хотелось. Увы, даже этого мне не дано.

–Тебе не в чем винить себя, Уля, – вкрадчиво начала она. – Отец оставил тебе все свое имущество. Только ты в праве распоряжается им. Хочешь поделиться с сестрой – пожалуйста. В университете целый факультет юристов, найду того, кто все оформит. Но скитаться по угла вечно ты не можешь. Скоро у тебя самой появится семья и ошибка твоего отца не должна перечеркивать твою жизнь. Он бы этого не допустил. А ты упрямишься и…

Я перегнулась через стойку и звонко чмокнула ее в щеку. Сказала широко улыбаясь:

–Упрямой и помру! Лучше расскажи, как твои студенты? Всех отчислила или есть кто живой?

Тамара опустила глаза и замолчала сурово нахмурившись. Улыбка как приклеенная не сходила с моих губ. Продолжать этот разговор не было сил. Но давить она не стала. Махнула рукой и сказала:

–Двоечники. Сплошное расстройство. Что за поколение, не пойму? Все не то, что раньше.

Последние тридцать с лишним лет Тамара возглавляла одну из кафедр Восточного факультета, работала на ней и вовсе с аспирантуры. И каждое предыдущее поколение ее студентов было куда лучше нынешнего. В этом она была невероятно постоянна. Студенты же ценили ее преподавательский талант и чувство юмора. Оттого должно быть, несмотря на то, что она была одним из наиболее требовательных преподавателей, на ее лекциях не бывало свободных мест. Студенты сбегали с назначенных расписанием занятий, лишь бы послушать ее.

–Следующее не подведет.

–Очень я в этом сомневаюсь…Я, кстати, тебе кое-что принесла.

Тамара пододвинула мне упитанную папку и с любовью погладив ее, велела:

–Займись делом. А то скоро вконец деградируешь.

Обидно. Но я лишь вздохнула. Открыла папку и посмотрела с удивлением. Тамара же усмехнулась:

–Взять у меня денег даже в долг ты, конечно, не захочешь? – я замотала головой. Тамара вновь усмехнулась. – Тогда возьми и заработай. Я также попросила Эллочку присылать тебе заказы, если будет появляться что-то путное. Когда кто-нибудь из моих студентов решит взяться за голову и подучить язык, тоже пойдет к тебе.

Эллочка была давней приятельницей Тамары. Ей принадлежало одно из крупнейших переводческих агентств города. Все свое студенчество я работала на нее. Но сейчас обращаться не стала. Лакомые переводы в агентстве бывают не всегда, а деньги мне нужны срочно. Заработать в отеле – куда более быстрый и верный способ. К тому же я надеялась, что Тамара о моем бедственном положении не узнает. Если же совмещать…Перед глазами заискрилось светлое будущее. Понаблюдав за мной, Тамара хмыкнула:

–Улька, всех денег не заработаешь. Отдыхать тоже надо.

–Ты ведь сама говорила, что отдыхать я буду в следующей жизни.

–Это касается только учебы.

–Ага, я помню. Не деградировать.

–Именно!

Тамара грациозно покинула высокий табурет и прошествовала за пальто. Надела его без лишней спешки. Я наблюдала за ней с грустью, отчаянно не хотелось, чтобы она уходила. А, может, просто хотелось пойти вместе с ней.

Достав из сумочки кошелек, она спросила:

–Сколько стоило угощение?

–Для персонала бесплатно, – пожала плечами я. Тамара прищурилась:

–Точно?

–Честное пионерское.

–Ты никогда не была пионером.

–Ага.

Причин не поверить, в моем лице она не углядела. Покинув пост, я бережно обняла ее на прощанье. Она поправила мои волосы и сказала ласково:

–В твой ближайший выходной ты у меня на пироги. Хорошо?

–Обязательно. Только я пока не знаю, когда именно он будет.

–Не беда. Я жду тебя всегда. Всегда.

Уже оказавшись на улице, она вдруг обернулась и спросила не сумев скрыть тревогу:

–Ты ведь не наделаешь глупостей?

–Не больше, чем обычно.

–Пусть так. Я в тебя верю.

Дождавшись, когда она скроется в переулке, я достала из кармана деньги за кофе и «Чизкейк» и определила их в кассу. Придвинула к себе папку и занялась ее содержимым.

Полчаса спустя я вернулась к действительности и обнаружила перед собой мужчину, посматривающего на меня с явным интересом. Смутившись, я поспешно убрала документы в папку и спросила виновато:

–Простите, что вы заказывали?

–Кофе. Мне и моему другу.

Незнакомец кивнул в сторону своего столика, а я осознала, что прохлопала не только его заказ, но и появление нового посетителя. Я смущенно и поспешно ринулась к кофеварке, а мужчина не уходил. Поймав мой удивленный взгляд вновь улыбнулся.

Он был чуточку похож на Тома Харди. Не внешностью даже, а раздолбайским видом и прищуром смеющихся глаз. Темно-синие джинсы, черная футболка из-под рукава которой показывался едва заметный фрагмент татуировки, на запястье несколько браслетов. Лет тридцать пять, плюс-минус. Плечистый, высокий. Темно-русые волосы отливающие рыжиной явно пытались подстричь по-модному, но они проявляли своеволие и лежали как хотели. И все же самым примечательным в его внешности были взгляд и улыбка. Пожалуй, я легко могла бы забыть его лицо. Но улыбку и взгляд насмешливо-синих глаз вряд ли.

Цокая высоченными шпильками со стороны отеля вошла Ирка. Подмигнув мне, незнакомец вернулся за свой столик. Странное чувство, что-то вроде предчувствия, сдавило грудь.

Доковыляв до стойки, Ирка взобралась на табурет. Презрительно усмехнулась, задержав взгляд на незнакомце и сказала наставительно, но так, чтобы слышала только я:

–Не трать время на этого нищеброда.

–Строгая ты. Может парень доспехи дома забыл, да не при параде явился.

–Не дури, – поморщилась она. – Я мужиков насквозь вижу. И этого в свой список я даже под-шафе не включу. Только в случае ядерной войны и то для здоровья.

Не имея собственных списков, я поинтересовалась:

–И кто же удостоит быть в перечне?

–Разумеется, те, кто способен обеспечить мне достоянный образ жизни. Босоте вроде этого места там нет. Как бы хорош он не был.

–Ясно, -кивнула я и подхватила поднос с кофе. Спрашивать Ирку почему, имея целый список, она все еще ошивается за ресепшен отеля я не стала.

–…возьмись уже за ум!– тихо, но сердито, внушал «босоте» собеседник – респектабельного вида мужчина с аккуратно подстриженной седой бородкой. Подумалось, что где-то я это уже слышала сегодня.

Пока я ставила кофе на стол, он молчал, сверля взглядом своего более юного собеседника. Тому же все было ни по чем. К седовласому он явно относился с симпатией, но следовать его наставления очевидно не собирался.

Я вернулась за стойку и догадалась таки спросить Ирку:

–А ты за чем здесь?

–Инесса прислала, – поморщилась она. Видимо, исполнять поручение начальства считалось недопустимым падением, не достоянным особ почти царского происхождения.

–Зачем? –поторопила я. По неизвестной причине, Ирка раздражала меня с первой минуты знакомства. И общение с ней я пыталась сводить к минимуму. Как и она со мной (небось, из тех же побуждений).

–Ты сегодня с Ромкой в вечер работаешь.

–Так ведь Элька и Юлька будут, – удивилась я. Ирка поморщилась от моей непроходимой тупости. Но пояснила.

–Здесь какая-то пирушка будет, им втроем не справиться.

–О’кей.

Говорить больше было не о чем, но Ирка не уходила. Рассматривала меня колючим взглядом, заставляя чувствовать себя словно голой на морозе. Ее пухлые (стараниями косметолога) губы были окрашены в кроваво-красный, как и острые ноготки. Выглядело это вульгарно, как и две явно излишне расстегнутые пуговки на форменной блузке.

–Сильно устала? – услышали мы голос Инессы и вздрогнули от неожиданности.

Ирка тут же соскочила со стула и поспешила на свое рабочее место. Но у самого порога обернулась и посмотрела на Инессу так, что та вполне могла самовоспламениться. К счастью, этого не произошло. Да и Инесса не видела, что происходило за ее спиной. Разве что чувствовала. Она же задержала взгляд на моей папке с переводами, однако комментировать ничего не стала и пошла с обходам дальше. Вот и славненько. Я и раньше не думала таиться, теперь и вовсе не стану. Пока обхожусь без косяков буду совмещать, а там посмотрим.

Окинув взглядом посетителей и убедившись, что никому и ничего от меня не нужно, я подвинула к себе папку. Но вновь звякнул звоночек над дверью. Губы против воли растянулись в улыбке.

Штакетина под два метра, Янка всегда служила отменным ориентиром в любой толпе и компании. Но даже и без выдающегося роста она была вполне способна привлечь к себе внимание – невероятная неуклюжесть являлась неотъемлемой частью ее образа.

Всего единожды уронив со звоном барный табурет, она таки оседлала его не получив значительных травм и, став похожей на жирафа, спросила заискивающе заглядывая мне в глаза:

–По десятибалльной шкале как сильно ты на меня злишься?

Я подумала-подумала и вынесла вердикт:

–Шесть.

Янка тяжко вздохнула. Мы выросли в одном дворе и знали друг друга на отлично. Посему моя обида, как и ее печаль, вполне понятны обеим.

–Я с самого утра пыталась до тебя дозвониться, чтобы предупредить, – заканючила она. Телефон, кстати ,остался в номере, потому ей это и не удалось. – Тамаре невозможно сказать «нет». Она как рентген, видит на сквозь…

–А то я не знаю…кто тебя в своей комнате почти месяц прятал, когда ты на родителей обиделась, за то, что с Васькой Кожениковым в кино не отпустили?

–Я не такая стойкая как ты, – тяжко вздохнула Янка и посмотрела жалостливо.

Я вздохнула, демонстрируя свое расстройство. Но злиться на Янку не умела. К тому же большинство ее промахов каким-то странным образом потом становились славным приключением или приносили в жизнь что-то очень хорошее. Так и тот месяц в разгар учебного года оказался одним из самых счастливых в моей жизни. Родители уехали в командировку и оставили меня на попечение Тамары. Янка, никогда не знавшая слова «нет» жутко разобиделась на родителей, за то, что ей вдруг что-то запретили. Собственно, Васька и нравился ей не особо, а после истории с кино она и вовсе решила, что он ей не чета. Оно и понятно, ведь ни единой попытки вызволить ее из высокой башни (родительской квартиры) предпринято не было, подобного невнимания к своей персоне она простить никому бы не смогла. Но демонстрировать родителям свое ослиное упрямство она продолжала, пока те окончательно не убедились, что против воли любой дщери лучше не ходить. Конечно же, все понимали, где искать беглянку и потому особых тревог за ее судьбу не испытывали. Но мы исправно соблюдали конспирацию и воображали себя неимоверно умными и хитрыми, чем, полагаю, изрядно насмешили Тамару. Но свою роль она тоже исполняла превосходно и наш наивный авантюризм не был развенчан до самого возвращения папы и мамы. Тогда уж делать стало нечего, пришлось расходиться по домам.

В день, когда меня за шкирку вышвырнули из съемной квартиры, я как раз направлялась к Янке, но никого не застала дома. Мобильный к тому моменту оказался полностью разряжен и связаться с подругой не было ни единого шанса. Зато хостел подвернулся как нельзя кстати.

Тамара, конечно же, отлично знала, кто осведомлен о моей жизни лучше всех. Собственно весь выбор из Янки и состоял. Лучше нее у меня подруги нет. А, поскольку, Тамаре до нее всего-то двор перейти, узнала желаемое она быстро и без особых усилий (спорить с Тамарой не решались даже храбрейшие из храбрейших, а Янка к ним явно не относилась).

Уплетая «Чизкейк» Янка рассказывала мне свои новости и старательно не спрашивала о моих. За это я была очень благодарна.

–Я, кстати, не только виниться пришла. Но и хорошую весть прихватила.

–Редкий зверь. Давненько в сих лесах их не встречалась.

–Помнишь Евпатовых? На маминых именинах?

–Нет. Не суть.

–Они квартиру для старшей дщери в Девяткино построили. Однушка. Дщерь на год минимум в Москву подальше от родительской опеки слиняла. Хоромы решили сдавать. Через две-три недели закончат ремонт и можно въезжать. Не бог весть что, но перекантоваться вполне можно. И цена приличная.

После смерти папы около года я жила у Тамары. Признаться, это время я не помню вовсе. Оно запечатлелось в памяти словно пункты документа, сухие факты, не отягощенные чувствами, воспоминания, картинами событий. Я без особого труда могла вспомнить, какие курсы прослушала в Университете, какие оценки получила на экзаменах. Но что именно происходило со мной в эти дни, интересными ли были лекции, сложными ли экзамены – нет. И так во всем. Все мои чувства словно кто-то выключил. Я двигалась по инерции, будто автомат. Делала то, что от меня ждали и не задавала вопросов, не испытывала никаких потребностей кроме сна и голода. Мне абсолютно все стало безразлично.

Единственным чувством, разбивающим лед и тьму тогдашний дней стала память о теплых ладонях Тамары. Она часто неожиданно обнимала меня и подолгу держала, пытаясь помочь мне справиться с пустотой и безразличием, пришедшим на смену звериной боли.

К началу второго курса частым гостем в нашем обособленном мирке стал ее магистр. Павел. Пашка. Пашенька. Высокий красивый парень с добрыми умными глазами. Не без гордости Тамара признавала, что в отличие от всех ее студентов, в нем теплилась искра знания и потому только ее вера в наше поколение не умирает. Подобная похвала дорого стоит.

Со временем я привыкла к нему и стала относиться как к привычной части своих выходных и будней. Мне не казалось чем-то особенным то, что он встречает меня после пар и бережно придерживая за локоток помогает перейти глубокую лужу. Я с благодарностью принимала его теплый шарф, когда становилось ветрено. И с заботой наливала ему горячий чай, желая, чтобы он согрелся. Никакой романтики. Только желание оберегать то, что дорого.

Когда он впервые поцеловал меня, я растерялась ужасно. А он смутился вслед за мной. Мы долго смеялись над этим и друг дружкой. Но думать о том, что все вовсе не так, как я привыкла считать, я уже не переставала.

Оказалось, всегда привычный к девчачьему вниманию Пашка, позабыл всех своих подружек. Оказалось, от всех них он отказался ради меня.

А тем временем, сын Тамары, приблизившись к сорока годам, таки сделал мать бабушкой. Его молодая жена родила близнецов. Не чая души в своей семье, он решил строить дом, выставил на продажу квартиру. На время строительства планировал перебраться к матери. Тамара уверяла, что на ее ста с лишним метрах места хватит всем. Ее семья уверяла меня в том же. Все они относились ко мне с большой теплотой, как и я к ним. Но дело было не в месте. Я была лишней. И мне это было куда понятнее их.

Пашка предложил жить вместе. Его родители, трудились при посольстве на Кипре и приезжали в Петербург только на праздники, да и то не каждый год. Кроме того, помня о том, что сын – будущий мужчина, они обеспечили его собственным жильем еще во втором классе. Посему нашему совместному быту ничто и никто помешать не мог да и не стал бы.

Ничто, кроме моего страха.

Но он оказался упрямым. Даже упрямее, чем я. И в один прекрасный день я сдалась. Тот день действительно был прекрасен и я никогда о нем не жалела. Как и последующих годах, что провела вместе с ним.

И все же мы расстались. Наверное, оба выросли и стали ждать от жизни разных вещей. А может, все дело в том, что Пашка заслуживал большего и лучшего, чем я была способна дать ему. И отпустить его, пока горечь обид не прожгла нас на сквозь, было лучшей идеей из всех приходивших в мою голову. Ведь, как бы там ни было, я любила его. Не так, как он хотел и заслуживал, но любила.

Тамара вновь забрала меня к себе. Некоторое время я усердно поливала ее подушки слезами. Подобного она стерпеть не могла и нашла лучшее лекарство – путешествие.

Она заставила меня принять участие в борьбе за университетский гранд. В борьбе за него, я старалась ее не осрамить. И в один из вечером, и положив перед моим носом билет, она сказала не поддающимся сомнениям голосом:

–Ты улетаешь в пятницу. Когда вернешься, его не останется ни в твоей голове, ни в твоем сердце. Павел станет приятным и дорогим воспоминанием. И не более того.

Она оказалась права. Отчасти. Но несомненно то, что поездка пошла мне на пользу и помогла двигаться дальше. Правда, вместо планируемых четырех месяцев, на Ближнем Востоке я провела шесть. А после окончания стажировки, я задержалась еще на три дополнительных месяца, устроившись на время каникул на работу в славный бар на берегу Средиземного моря.

А по возращении моя одногруппница предложила снимать квартиру на двоих. Я согласилась с радостью. Семья Тамары уже жила в новом доме, но стеснять ее мне все же не хотелось. Еще я боялась, что она слишком хорошо знает меня, читает как открытую книгу. Зачем ей лишние волнения?

Весь последний курс квартирный вопрос был для меня закрыт. Я не волновалась о ночлеге, пачками переводила заказы и старательно писала диплом. А получив его вновь оказалась в поисках угла. Причиной тому идиот-парень моей подруги. По неведомой причине он решил, что я горю желанием спать с ним. Это его заблуждение стоило мне подруги и любимой вазы, что я разбила о его голову.

Щедрая подружка дала мне неделю на поиски нового жилья. Провожая меня, она прятала глаза, точно зная, что ложь ее избранника о моих попытках посягнуть на его честь ничего не стоит. Но свой выбор она сделала, мне пришлось переезжать.

Особой проблемой это не стало, ведь тогда я уже устроилась на свою новую работу. Нашла недорогую квартиру и пару некоторое время прожила без проблем. Полученных при увольнении и ранее заплаченных денег мне хватило бы еще на насколько месяцы аренды. Но бабулька-одуванчик, у которой я сняла квартиру пожелала поднять аренду сразу в три раза и без всякого предупреждения. На этот раз мне дали два дня на поиск нового жилья. По договору полагалось две недели и возвращение аванса, но спорить с полчищем ее родственников (а на «переговоры» со мной их явилось так много, что не все поместились в квартиру) я оказалась не способна. Собрав практически все вещи (иногда их отсутствие является благом), я отправила коробки на дачу Янкиных родителей. Помня о том, что у меня имеется еще один день, побежала смотреть новые варианты. Это оказалось стратегической ошибкой. Свой чемодан (а в нем хранились все мои документы) я получала уже с полицией. Вот так я и оказалась в «Мими».

–Круто, – искренне порадовалась я. Идея о квартире из которой меня не выбросят за шкирку пришлась по душе. – Очень-очень круто!

–Хорошо, – радовалась за меня Янка. – А пока ждешь квартиру, можешь пожить у нас. Родители согласны. Мама давно мечтает тебя откормить… И на отель тратиться не придется.

–Спасибо, – чувствуя себя несказанно счастливой, сказала я. – Пока держусь. Здесь вполне нормально, не переживайте.

–Точно? – прищурилась Янка. Я закивала.

Окинув меня взглядом, она вздохнула:

–А подкормить тебя и правда не мешало бы…

Более хлебосольную семью, чем у Яны найти довольно трудно. Они стремились накормить всех и каждого. Толк в еде и кулинарии знали и сами. Возможно, от этого все Янкины родственники были румяны и пышны как свежевыпеченная сдоба. С ней же вышел казус. Вместо того, чтобы расти в ширь, еще в детстве взяла курс на высоту. Вот и стала почти жирафой.

Но сегодня она была чуть ближе к правде, чем обычно. Все последние дни, заработавшись, я то и дело забывала поесть. Вспоминала о насущных потребностях уже после работы, но кухня была закрыта, а бежать в магазин или лазить в хозяйстве Люси без спроса не хотелось.

Впрочем, беспокоиться особо было не о чем. Ямочка на щеке стала виднее обычного, да и только. Пашка помнится, уверял, что она у меня очень милая. Он вообще частенько говорил, что я красавица. Мне же нравилось ему верить.

Росту во мне было куда меньше Янкиного. Всего под метр восемьдесят. Темно-каштановые волосы тяжеленой косой до самой поясницы. Темно-карие глаза, пушистые ресницы. Губы цвета спелой малины, да чуточку веснушек на щеках, едва заметных на нежно-бархатной коже.

Поболтав еще немного, с Янкой мы простились. Остаток дня прошел при полном отсутствии посетителей, что помогло мне заняться переводами. Вечер же выдался бурным, даже очень.

Торжество, о котором говорила Ирка, оказалось мальчишником пятнадцати удалых ребят. К ним добавилось несколько завсегдатаев и компания болельщиков футбола, шедшая со стадиона и решившая отметить победу во «Флибустьере». Официанток было трое и горе-бедно мы справлялись. А бармен один. Ромка зашивался. В начале одиннадцатого клиентов еще прибавилось, стало понятно, что ему не сдюжить.

Бросив поднос на углу стойки, я шустро принялась исполнять заказ, что только что приняла. Ромка возмущенно шикнул:

–Иди в зал, без тебя разберусь.

–Эти коктейли я и без тебя смешаю, а ты другими заказами займись. Пятый стол сейчас скандалить начнет.

Ромка явно собирался выставить меня вон, но появилась Элька с новой порцией заказов и он отвлекся. Обернувшись же, он заметил несколько бокалов с коктейлями на моем подносе. Вопросов больше не задавал, лишь подсказывал что-где лежит, когда я долго не могла найти. К трем ночи мы сработались так, будто годами спина к спине трудились.

Зал заметно опустел, вытерев пот со лба Ромка, довольно улыбнулся. Не облажались. Чаевых заработали. Все отлично.

Настя выбежала покурить. Элька кокетничала с клиентом, в котором я без труда узнала утреннего незнакомца. Впрочем, судя по всему, ей он был знаком и познакомиться еще ближе она была совсем не прочь. От Насти я узнала, что зовут завсегдатая Тимуром, и Элька увивается за ним уже месяца полтора не меньше. Видать, сегодня ей таки подфартило. А, может, наш новый виски оказался для него крепковат.

–Где ты этому научилась? – сделав себе и мне по кофе, спросил Ромка.

–На Ближнем Востоке, – порадовавшись, что мое умение пригодилось, пояснила я. – Несколько раз я выигрывала учебные гранты. После окончания учебы, на время каникул устраивалась на лето на работу. В бар или отель.

И я рассказывала ему про удивительные дни, что провела в залитых солнцем жарких странах, про всякие забавности и неловкости, про соленый вкус моря на моих губах, про острые специи и душистые хлеба, а посетителей становилось все меньше и меньше.

Вдруг Ромка положил свою ладонь на мою. Я высвободила ее стараясь не быть резкой и сказала смотря ему в глаза:

–Не стоит.

Он кивнул соглашаясь и больше мы к этому не возвращались. С чем я себя и поздравила – понимающие с первого слова мужчины всегда вызывали у меня уважение, к тому же, ваз на все макушки не хватит.

Ромка ушел пополнять запасы в кладовку, оставив меня за старшего. Элька во всю охмуряла клиента. Глаза слипались. Хотелось приблизить время закрытия, но оставалось лишь ждать. Я вытащила из-под стойки свои переводы и попыталась сосредоточиться на них. Когда же мне это удалось, от углового столика отлепился мужчина и уселся напротив меня. Скрыв досаду, я убрала папку обратно и натянула дежурную улыбку. Отвратный запах его одеколона забил легкие.

Чувствуя липкий взгляд на своей спине, я смешала ему коктейль. Но вопреки моим надеждам он не отправился восвояси, к компании мужчин и легкодоступных женщин. На вид ему было лет сорок. Невысокого роста, худой неврастеник с бегающими толстыми пальцами. Редкая бородка обрамляет изрытое оспинами лицо. Дорогая рубашка в пятнах пота. На цыплячьей шеи кадык как инородный предмет, он бесконечно движется и колыхается отдельно от тела. Мерзкий тип. А взгляд еще отвратнее. Он пил свой коктейль и пялился на меня, точно зная, что слово поперек я не скажу – нужна работа. Пальцы левой руки нервно бегали по обложке дорого ежедневника. Хотелось прихлопнуть его как навозную муху.

–Знаешь, существуют куда более легкие и приятные способы заработать деньги… С твоим бюстом и ногами просто преступление торчать здесь…

–Не интересуюсь.

–Ты ведь не выслушала мое предложение…

Заставить его молчать я не могла. Он вещал тихим голосочком, а я пыталась присмирить себя. Вышло не очень. Перед глазами замельтешили черные точки. Кровь забилась в висках. Вечные предвестники беды.

То, что произошло дальше уже не подчинялось моей воле. Схватив нож, я не дрогнувшей рукой, молниеносным движением вонзила его в руку сутенера. Вернее, лезвие прошло аккурат меж его пальцев, не поранив кожу и пробив насквозь толстый ежедневник. В ужасе он отшатнулся от меня, едва не уронив тяжелый табурет. Его лицо покрыли жирные пятна пота. Губы задрожали от страха, глаза едва ли не повылезали из орбит. Я наблюдала за ним без всяких эмоций, точно зная, что в следующий раз не промахнусь.

Заикаясь от страха, он прошипел:

–С-с-с-ука, бе-бе-бешенная с-с-сука…

И ломанулся к выходу, будто бы его кто-то собирался догонять. Когда он был уже на улице, я крикнула:

–Эй!

Инстинктивно обернувшись, он остановился на миг. Я же, выдернув нож, швырнула в него ежедневник. Усмехнулась презрительно: