Текст книги "Москва, я люблю его!"

Автор книги: Дарья Лаврова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 12 страниц) [доступный отрывок для чтения: 5 страниц]

– Я целовалась с девушкой, – призналась Катя. – Даже с двумя… нет, с тремя.

– Ты не гонишь? – сомневался Вова.

– Мы ездили в Питер после десятого класса, нас было человек семь-восемь, мы очень сильно напились и играли в «бутылочку». Было круто.

– Я бы посмотрел! И принял участие. Как теперь заснуть после таких разговоров?

Потом они долго гуляли по Воробьевым горам. Вова приставал и каждую минуту признавался ей в любви. Он был смешным, немного неуклюжим и очень пьяным. Спотыкался, испачкал свои штаны, свалившись кубарем с горы, и увлекая за собой Катю. Она вырывалась, била его руками в грудь, то плакала, то снова смеялась. На встречу с ним она надела свое единственное платье, которое взяла с собой, – черное с непонятными белыми узорами, из прочного шелка. Оно чуть прикрывало колени и развевалось на ветру, как на той старой фото Мерилин Монро. Приходилось придерживать его руками, чтобы не слишком сильно задиралось.

– Я потерял телефон, – смеялся Вова, лежа в траве и чихая. У него была аллергия на цветочную пыльцу. – Можешь позвонить мне?

– Как тебя зовут? – издевалась Катя.

Вова тянул ее к себе и целовал. Сначала нежно, а потом грубо – будто и любил, и ненавидел одновременно.

– Как меня зовут? – спросил он, отпустив ее, а Катя уже звонила на его номер. Мобильник залился песней из рекламы «Пепси», он был где-то совсем близко, прятался в траве. Они смеялись и искали его, с трудом держась на ногах, спотыкаясь и снова падая. Телефон нашелся через десять минут.

Вова и Катя поднимались наверх. Катя бежала впереди, Вова пытался догнать, хватал за подол платья, чуть не порвал.

– Я люблю тебя, – говорил Вова, идя по пятам за Катей.

– Ты пьяный, – отвечала ему Катя. – Скажешь утром – поверю.

Они возвращались к метро по извилистым лесным дорожкам. У одной из деревянных скамеек Вова остановил мужчину с дипломатом и стал ему жаловаться:

– Посмотрите на эту девушку…

– Извините, я очень спешу, – отвечал мужчина.

– Послушайте всего минуту. Понимаете, я люблю ее, а она мне не верит. Вы слышите? Я говорю, а она не верит. Что мне делать?

– Хотите фиников? – спросил вдруг мужчина.

Вова кивнул и протянул ладонь.

– У меня много, – говорил он, насыпая Вове в руку крупные финики.

– Спасибо, – довольно улыбался Вова.

– Всего хорошего, – сказал мужчина и исчез.

Половину фиников Вова отдал Кате, остальные молча съел сам. Свои финики Катя незаметно выкинула в кусты. Липкие, слишком сладкие – она не любила их.

У метро Вова протрезвел и снова стал нормальным.

Через час Катя сидела на кровати в его комнате, забравшись на нее с ногами. На полу валялась светлая Вовина рубашка в зеленых пятнах от травы. Катино платье висело криво на стуле и было неисправимо испорчено. Вова дал ей свою футболку и зеленые шорты – Кате они были по колено. Сказал, что бегает в них каждое утро.

Они пили красное вино из бутылки, передавали ее друг другу и играли в карты на раздевание. Комната Вовы была на девятом этаже, а Катю на время вступительных испытаний поселили на шестом.

– Знаешь такую игру? – спросил Вова, показывая Кате видео на телефоне.

Голые Гомер Симпсон и Мардж с синими волосами занимались сексом.

Катя пожала плечами и засмеялась.

– Ну, ничего, я тебя научу, – пообещал Вова, убирая мобильник и снимая футболку. Спина и плечи его были украшены цветными татуировками.

Последнее, что она запомнила, перед тем как случился их первый секс, были светлые и колючие волоски, торчавшие из его подбородка.

Катя не жалела о случившемся. Она лежала и смотрела в сторону двери, под которую сочился тусклый оранжевый свет. Дверь выходила в общий коридор смешанного блока общежития: парни и девушки жили в одном здании.

Сквозь сон ей виделась новая жизнь, в которой рядом с ней будет уже не Максим, а этот чудной парень с зелеными глазами и татуировками во всю спину. Шумные и пьяные студенческие вечеринки, как в американских молодежных комедиях, ночные клубы, алкоголь и секс, много секса и алкоголя – это было именно то, чего всегда хотелось Кате. И об этом должен был знать Максим, оставшийся в родном городе. Должен знать и жалеть, жалеть о том, что променял Катю на ее подругу. Жалеть, разглядывая в социальной сети сотни счастливых фотографий той, что больше никогда не будет его.

С кровати был виден коридор, по которому только что проскакал откормленный полосатый кот. Катя встала и прошла в общую ванную, где на веревочках висели только что постиранные женские шмотки: бледные лифчики, разноцветные линялые футболочки, маечки и полосатые трусы с черным пингвином.

Катя улыбалась. Ей нравилось здесь. И, возможно, нравился Вова.

Она быстро приняла душ. Когда уходила к себе, Вова уже спал.

На следующий день Катя завалила экзамен по английскому языку. Она была готова, она знала абсолютно все, о чем ее спрашивали, но вчерашний вечер и ночь давали о себе знать. Мысли разбегались, не слушались. Катя с трудом могла собрать их и соединить в правильные связные предложения. Она учила английский со второго класса и временами ловила себя на мысли, что даже думает на нем, что многие эмоции и чувства ей проще иногда выразить английскими словами, чем сказать по-русски.

Теперь же, сидя перед комиссией, Катя напоминала себе беспомощного ребенка, который второй раз в жизни слышит английскую речь. Она бледнела, краснела, вздыхала, снова бледнела, мечтая провалиться сквозь землю, если в ближайшие секунды ей не удастся взять себя в руки и рассказать билет.

Не удалось.

Катя курила, сидя на круглом бортике фонтана во внутреннем дворе факультета. Фонтан не работал, в дождевой воде плавали окурки, гнилые прошлогодние листья, монеты, чайные пакетики и гнутые ложки.

Нужно было придумать, что делать дальше. Возвращаться домой нельзя, в другой вуз Катя не хотела, а денег в копилке хватало на оплату обучения в первом семестре, и даже еще немного оставалось… Катя сочиняла СМС старшей сестре о том, что поступила и остается в Москве на месяц, а еще нужно было подумать о работе…

Катя успела нажать «отправить», когда к ее ногам подкатилась ручка – перьевая, дорогая с виду, она сияла спокойным серебристым блеском. Катя подняла ее и посмотрела по сторонам. Наверное, обронил кто-то из преподавателей. К ней шел высокий парень в деловом костюме, с белоснежной рубашкой и галстуком…

«Это было как в дешевых мелодрамах, – расскажет мне потом Катя. – Его темные волосы до плеч развевались на легком ветру, а карие глаза казались золотыми в лучах солнца. Я готова была бесконечно смотреть на это чувственное лицо. Тогда я в первый раз подумала, что это судьба, что это и есть он. Он – с большой буквы. Это все пронеслось у меня в голове за секунду, если не меньше. Я еще не знала его имени, а уже хотела от него детей – двух мальчиков, таких же темноволосых, кареглазых и не по-детски красивых…»

Катя протянула ему ручку, парень забрал ее и подмигнул, уходя обратно. Она видела его вблизи меньше пяти секунд, но успела разглядеть все: мелкие стежки черных ниток на лацканах его пиджака, тонкие складки на аккуратных губах, непослушные завитки волос на висках, родинку на левой щеке, едва заметный шрам над бровью, красивую линию скул… Эта линия казалась Кате самой красивой в нем.

«Ни один парень еще не нравился мне так, как этот. Я смотрела, как он уходит, и мечтала догнать его. Я думала, мне нравился Вова, с которым я переспала меньше суток назад.

Я поднялась к нему пьяная, когда было уже темно, протянула ему черный шелковый шарф, попросила завязать мне глаза. Чтобы не видеть его. Чтобы не мешал мне представлять на его месте парня, имени которого я даже не знала. У Вовы была та же фигура, широкие плечи, сильные руки. Никогда и ни с кем мне не было так хорошо, как в этот раз. Я плакала и кусала губы до крови… я должна была найти его. Хотя бы для того, чтобы узнать, как его зовут.

Вова разрешил мне пользоваться своим ноутбуком. Пока он спал, я допила банку пива, что он оставил на столе, и зашла в социальную сеть. Поиск.

Я попробовала искать среди тех, кто числится в студентах и абитуриентах нашего института, выбрала год и приблизительный возраст, мужской пол. Нашлось больше трех сотен профайлов. Я не думала, не верила, что мне повезет, но пятое фото сверху показалось мне знакомым. Зашла на страницу, нажала «увеличить».

Это был он. Мне хотелось курить. Я три раза выбегала курить на балкон в одной футболке и босиком, два раза принимала холодный душ и снова садилась за ноутбук. Я просмотрела все десять фотоальбомов на его странице, я выучила все его улыбки, все его взгляды и выражения лица.

Ему восемнадцать, он Скорпион и будет учиться на той же специальности, что и я. На этом я решила успокоиться и пойти спать к себе.

Уже светало, заснуть не получалось, я вертелась и думала, думала, думала. У меня в запасе было два месяца до встречи с ним, мы еще даже не познакомились, он не мог знать, кто я и где я живу, но я вздрагивала каждый раз, когда приходил скрипучий лифт и захлопывалась дверь на этаж…

Я была счастлива. Теперь я знала, что у совершенства есть имя.

Михаил Полетаев, восемнадцать лет, есть подруга.

Нет ничего случайного, все происходит в свое время. Он уронил ручку, отвечая на звонок мобильного. Ручка прикатилась к моим ногам и остановилась у правой босоножки, а через пять секунд моя жизнь изменилась навсегда – ко мне подошел он, чье имя теперь никто у меня не отнимет.

В шесть утра я вышла на балкон и прошептала:

– Москва, я люблю его!

Из Живого Журнала Оксаны Смотровой

На шестнадцать лет мне подарили деньги, и я купила себе свой первый, немного подержанный айфон. Мне нравилось фотографировать на него, а потом распечатывать эти нечеткие смазанные снимки и приклеивать поверх скучных обоев своей комнаты.

Каждый субботний вечер я скачивала фото и печатала их на старом принтере, в котором постоянно не хватало краски. Я уже залепила ими почти всю стену, у которой стоял мой диван. Печатала на обычной бумаге, крепила железными кнопками, с силой вдавливая их в стену.

Отпечатанные фото медленно выплывали из-под шумного принтера. Слегка влажные от свежей краски и волнистые, как только-только раскрашенный небрежной рукой ребенка акварельный рисунок.

Я аккуратно брала их за края и раскладывала друг за другом на диване. Ждала, пока высохнут, любовалась. В этом не было ни капли искусства или желания посвящать фотографии все свободное время. Фотографии с мобильного телефона, пусть и очень дорогого для меня, казались мне весьма сомнительным искусством.

Это были эмоции, готовые воспоминания для будущего. Лучшие моменты, любимые места в подмосковном городке, где я продолжаю учиться быть счастливой, быть лучше, быть лучшей, чтобы спустя пять или даже десять лет, не краснеть за свои воспоминания, которые сейчас лежат передо мной в формате А4, на которых еще не обсохла краска, которые я уже люблю.

Спустя пять часов я разглаживала рукой последнюю фотографию, снятую в понедельник, когда мы с Кристиной ходили на школьный футбольный матч.

На снимке были наши мальчики в футбольной форме, в ярких гетрах, бутсах и очень много болельщиков. Почти вся школа, но в кадр попали только самые активные старшеклассники.

Я знала всех в лицо и по имени.

А если не помнила по имени, то все равно знала – они здоровались, значит, мы знакомы.

Но одного из них я не помнила. Такое чувство, что первый раз вижу. Этот парень залез в кадр сразу на двух снимках – залез аккуратно и четко, будто так и надо. Так, что я даже не заметила его, делая кадр.

На первом фото он затесался в самый угол. В профиль, темная куртка, красный шарф, спокойный взгляд, будто задумался о чем-то крайне важном. Он получился крупнее всех.

На втором снимке он позирует с моими одноклассниками, широко улыбается, смеется, а они что-то говорят ему. Широкая, искренняя улыбка. Интересное и необычное лицо.

* * *

– Я люблю тебя.

– Что?

– Ты слышала, – сказал он. – Ладно, забей, не обращай внимания.

Целуя меня на прощание, Санчес дал мне компакт-диск. Он записал мне несколько игр. Кроме них на диске было несколько флэш-мультов, которые Санчес нарисовал сам, парочка непонятных видеозаписей и сотня фотографий российских панк-групп.

Первым мне попался рисованный клип на старую песню «Сектора газа». Некачественный скрипучий звук, грубый голос, незамысловатый сюжет:

«…ты идешь, ты моя тепе-е-рь. Я приятную дрожь ощущаю с головы до но-о-г. Ты со мною забудь обо всем, эта ночь нам покажется сном. Нас окутает дым сигаре-е-ет…»

По экрану парил пухлощекий Купидон с малиновым ирокезом. В руках он держал лук, который использовал по прямому назначению, активно пуская в ход стрелы с наконечниками в форме красных сердечек.

В рисованном клипе было еще несколько героев.

Он, небритый и помятый парень, с потрепанной розой.

Она, лахудра в розовом платье с драным подолом и сигаретой в руке.

Сначала пара неумело вальсирует на фоне реалистичного осеннего пейзажа, а потом они пьют пиво, сидя на пионерском расстоянии друг от друга.

За всем этим следит Купидон-панк.

Это именно он позаботился о том, чтобы у влюбленных был ящик пива и один презерватив, который плавно упал в руку рисованному парню откуда-то сверху.

Судя по клипу, Санчесу совсем немного нужно было для счастья.

Остальные клипы я решила не смотреть. Было достаточно одного, чтобы понять все стремления и желания Санчеса.

Я открыла папку с фотографиями и проглядела несколько первых. Обычная школьная бытовуха. Снимки в школьной раздевалке, фото с дискотек и праздников, поездок на экскурсии и тому подобные мероприятия.

На всех фотках был он, Санчес. На последнем фото довольный Санчес показывал в камеру «козу» и обнимал парня – того самого, который вклинился в несколько моих снимков с футбольного матча.

Надо обязательно спросить, кто это, тем более на выходных у нас опять свидание. Я думала о его неожиданном быстром признании. Наверное, он хотел услышать в ответ то же самое, но я сказала, что он мне нравится. Вернее, написала в смс, когда ехала домой. Не каждый день встречаешь парня с внешностью панка и обаянием плюшевого мишки.

* * *

Стоило только занести руку, чтобы нажать на пятый этаж, как в подъезде раздался мужской голос:

– Задержите лифт! – прокричал он.

Нам еще в начальной школе на уроках ОБЖ говорили, что нельзя заходить в лифт с незнакомыми людьми, то есть мужчинами. Проигнорив просьбу, я нажала на цифру пять, и двери медленно поползли навстречу друг другу. В этот момент между ними вклинился высокий парень с заросшим ирокезом цвета марганцовки. Он ловко раздвинул двери широкими плечами и, довольный, уставился на меня.

– Этаж какой? – спросил он грубым, но приятным голосом.

– Пятый, – ответила я.

– Мне тоже, – признался парень, снова нажимая на кнопку.

Двери снова медленно сблизились, закрылись, и лифт двинулся наверх. Не прошло и трех секунд, как он резко дернулся, толчками проехал еще несколько метров и остановился.

– Мы что, застряли?

– Мы влипли, – хмыкнул парень в темноте и закопошился. – Ты живешь тут, что ли? Я тебя ни разу не видел.

– Я тут не живу.

– А к кому идешь тогда? – продолжал допрос парень. Он перестал копошиться, открыл мобильник, и лифт осветился бледно-голубым сиянием небольшого экрана. – Я на пятом почти всех знаю. У меня тут сестра живет двоюродная.

– А у меня подруга, – сказала я. – Правда, мы с ней поругались немного.

– Ну, конечно, вы, девки, без этого не можете! Из-за парня небось?

– А тебе не все равно?

– Что, правда глаза режет?

– Да пошел ты!

– Я бы пошел, да некуда. Как только, так сразу. – Парень вызвал диспетчера. Нам пообещали, что скоро все уладят.

Это был тот самый парень, что несколько раз попал мне в кадр, и которого я заметила на фотографиях Санчеса на диске.

Парень был странным. У меня было чувство, будто он хотел казаться грубее и хуже, чем он есть на самом деле. Тот, другой, которого он скрывал, иногда проскальзывал во взгляде, внимательно смотрел, а потом снова исчезал. Тот, другой, вызывал симпатию. Мне почему-то захотелось, чтобы он надел обычный свитер вместо балахона с «Королем и шутом».

Он кому-то звонил, а я сидела на полу в углу, мечтая поскорее выбраться наружу, увидеть свет и подышать свежим воздухом.

– Привет, – сказал парень в трубку. – Чего еще? Да ну тебя, я тут, короче, в лифте застрял. Не прикалываюсь. Не один. С кем? С девчонкой какой-то… – неохотно рассказывал он. – Заткнись. Тебя как зовут? – вдруг обратился он ко мне.

– Меня? – переспросила я.

– Нет, блин, меня, – грубил он. – Ты видишь здесь кого-то третьего?

– Оксана.

– Ее зовут Оксана, – продолжил он в трубку. – Ей тоже на пятый этаж. Угу. Жди. Надеюсь, нас скоро вытащат отсюда. Ну, давай. Пока.

Он захлопнул телефон, сел на пол рядом со мной и протянул руку.

– Дима, – представился он и впервые улыбнулся.

Дима оказался двоюродным братом Кристины.

Он не спросил номера моего телефона, не интересовался мною у сестры, не искал меня в социальных сетях. Он был просто случайным знакомым, случайным человеком, с которым я однажды застряла в лифте.

Мы сталкивались в школе не чаще раза в месяц. Я всегда здоровалась первой, а он отвечал ради приличия. Говорил «привет» тихо, едва слышно, одними губами, почти шепотом.

Второй раз мы встретились на дне рождения Кристины спустя четыре месяца. Я и Санчес сидели на полу кухни, друг напротив друга, поставив перед собой табуретку, и ели оливье из тазика. Ели жадно, с удовольствием – большими салатными ложками. Запивали остатками вина, вермута и ликеров – прямо из бутылок. Курили одну пачку на двоих и говорили. Обо всем.

Из соседней комнаты доносилась громкая музыка, веселые вопли, очередные поздравления. В коридоре целовалась незнакомая парочка. Парень показался мне знакомым. На его коленях сидела девушка. На минуту они сделали паузу, и я увидела лицо Димы.

Санчес сел рядом, тихо толкнул плечом. Разлила водку по рюмкам, чокнулись, залпом выпила. Он не отводил глаза и улыбался. Целовались. Долго, страстно, даже грубо. Он взял меня за руку и отвел в комнату Кристины. Закрыли дверь, сами разделись, чтобы не терять время, и занялись сексом. Он двигался долго, старательно и все никак не мог кончить. Меня уже начинало тошнить, когда он наконец вытащил свой член, отдышался и молча стал одеваться.

Я быстро оделась и убежала в туалет. Тошнило салатом оливье и маслинами. Когда я вернулась, Санчеса в комнате уже не было.

Нашла Кристину на балконе. Она отвела меня к себе в комнату и вручила пачку таблеток.

– Первую выпьешь, когда проспишься, в течение суток, а вторую еще через двенадцать часов, – объяснила Кристина.

В соседних комнатах, в кухне, на балконе продолжались праздник и веселье. Меня снова тошнило в туалете. Там, на полу рядом с унитазом, мне стало спокойно и хорошо. Так хорошо, как бывает только после непроизвольного промывания желудка.

– Тебе плохо? – спросила Кристина, открыв дверь. – Сейчас принесу тебе чай.

Половину чашки я выпила, половину вылила в унитаз. Теперь хотелось только спать. Я заснула на полу, аккуратно обняв руками кошачий туалет.

Глава шестая

В третью субботу октября Игорь впервые взял меня с собой на съемку свадьбы. Мы ехали больше часа, за который я не сказала ни слова, сидя рядом и листая один за другим свадебные журналы.

Я никогда не думала серьезно заниматься фотографией, снимать влюбленные пары в городе, полуобнаженных беременных женщин, а потом и их малолетних детей, корпоративы или открытия новых ночных клубов, одежду, стоимостью, равную семестру моего обучения, чужие свадьбы.

Я волновалась так, будто мне предстояло сдавать самый важный экзамен в своей жизни. Боялась не справиться, боялась, что рука дрогнет в самый ответственный момент, что кто-то из пьяных гостей полезет в кадр и испортит фото, что у жениха не будет видно лица, а невеста не понравится самой себе на всех без исключения снимках.

– Ты боишься? – спросил Игорь.

– Да. Не думала, что это так много для меня значит. Я не прощу себе, если у меня сегодня ничего не получится.

– Знаешь, в чем секрет? Им не нужно ничего особенного. Обычная пара, обычная свадьба с выкупом невесты, регистрацией в районном ЗАГСе, поездкой на Воробьевы горы и в Царицыно, а потом ресторан на пятьдесят человек. Им нужны обычные фото, какие есть в фотоальбоме каждой семьи. Чем проще, тем лучше.

– Но у тебя ведь всегда получается красиво.

– Тебе так кажется. Обычные, не самые лучшие фотографии. Разве ты никогда не снимала людей?

– Прошлым летом снимала свою подругу с парнем. Ничего хорошего из этого не получилось. Парень был не в настроении и не хотел фотографироваться, а подруга, Наташка, надела босоножки на огромных каблуках, натерла ноги за десять минут и не могла ходить. На всех фото парень стоит спиной. Или сидит. Подруга много улыбается, позирует, целоваться к нему лезет, а он будто стесняется при мне. Не знаю. Я не понимаю таких фотосессий. Все как-то неправильно.

– Неправильно?

– Не по-настоящему. Сложно быть настоящими друг с другом, когда ты под прицелом камеры третьего.

– Они были довольны?

– Мне понравилось только два кадра из трехсот, а подруга выложила в Интернет больше половины. Наверное, понравилось.

Пока Игорь снимал жениха и его друзей, столпившихся у подъезда, я снимала невесту и ее подружек. Невесту красили, причесывали, крепко шнуровали платье на спине. В светлой коробке ждали белые туфли.

Я снимала все. Шестилетних светловолосых племянников, похожих на ангелов. Прозрачные складки платья в утреннем солнце. Белые цветы в локонах золотистых волос, пряди французской косы, жемчужные серьги, руки подружек, затягивающих платье сзади, бокалы шампанского, и даже атласные белые туфельки…

На этой свадьбе не было лимузина, но было много красивых детей. Они лучше всех улыбались мне в камеру. С Игорем мы почти не разговаривали, только переглядывались. Иногда я ловила на себе его взгляд. Он подмигивал и фотографировал меня без предупреждения. Я смеялась и снова отвлекалась на детей.

Мы ушли после того, как подружки невесты ловили букет. К десяти часам вечера я едва держалась на ногах и заснула на заднем сиденье машины Солодова, не просмотрев отснятые кадры и забыв позвонить деду.

Игорь привез меня домой и протянул конверт.

– Что это? – не поняла я, пытаясь проснуться.

– Твоя часть, – ответил Игорь. – Бери. Ты никогда не должна работать бесплатно.

– Спокойной ночи, – сказала я, забирая конверт и выбираясь из машины. – До понедельника.

Единственное, чего я хотела – это спать.

Когда-то давно Игорь снимал фотостудию недалеко от собственного дома. В ноябре он решил снова арендовать ее на выходные, собрать новый реквизит для съемок, купить фон, найти клиентов и начать серьезно работать.

Студия находилась в кирпичном двухэтажном магазине в минуте от железнодорожной станции. На первом этаже был продуктовый магазин и парикмахерская в два кресла; на втором – никому не известный шоу-рум и заброшенная фотостудия с длинным балконом, выходящим на рыночную площадь и две автобусные остановки.

Шоу-рум занимал небольшой коридор, по стенам которого свисали десятки платьев в пайетках, рваные джинсы, расшитые стразами, футболки с ретропринтами и прочие странные вещи от неизвестных дизайнеров.

Студия была небольшой и напоминала квартиру, только без кухни и туалета.

– Я бы здесь жила… – говорила я, разглядывая деревянную полку со старинным реквизитом. Две пишущие машинки, громоздкий телефон с круговым набором, соломенные шляпы и просто шляпы, курительные трубки, чернильницы с перьями, винтажные лампы, ажурные накидки, парики и накладные волосы. В углу пылилось ненастоящее чучело медведя и леопардовое покрывало; у стены стоял журнальный стол с бутылкой коньяка и кожаный диван. Немного прибрать, и можно уже работать.

У Игоря уже были клиенты – несколько девушек, которых он снимал на природе и в городе, но это было мало.

Я создала группу в социальной сети, выложила самые лучшие снимки Игоря и стала приглашать людей вступить в нее. Наш плюс был в самых низких ценах на фотоуслуги. Нужно было заработать себе имя, собрать побольше клиентов и суметь при этом платить за аренду студии.

Я мыла окна и полы, вытирала пыль со старых полок, приводила в порядок реквизит. Игорь включал музыку на своем ноутбуке, выкручивая громкость до предела. Мы вместе вешали фоны и настраивали осветительные приборы. Время летело незаметно, выходные с Игорем пролетали как две минуты.

Клиентов мы снимали вдвоем. Игорь работал, а я помогала ему и училась сама. Мои снимки казались совсем сырыми, неважными и неумелыми по сравнению с тем, что делал он. Я понимала, что еще ничего не умею и не знаю, что я стою в самом начале своего творческого пути, и мне очень многому нужно учиться. Я была счастлива, что рядом есть такой учитель, как Игорь. Учитель, который мог научить не только фотографии, но и…

В студии Игорь ходил в любимых рваных джинсах и босиком. Говорил, что ему это важно. Вдохновляло, может. Я не могла оторвать глаз от сильных плеч и рук, крепко держащих камеру, быстро и ловко меняющих объективы, настраивающих свет. Я смущалась, краснела и боялась встретиться с ним глазами. Боялась, что Игорь все поймет.

Последняя субботняя клиентка ушла в шесть. Игорь просматривал отснятые кадры, сидя на полу, и пил ром.

– У нас есть еще час времени, – сказал он. – Давай, я тебя поснимаю.

– Не знаю, я плохо получаюсь на фото… – отказывалась я. – И у меня ничего нет с собой, даже помады.

– Ничего. Снимайся как есть. Ты просто не знаешь себя.

Я распустила волосы, поправила майку и нерешительно вышла под свет ламп. Огляделась по сторонам, нахмурилась. Игорь сделал несколько кадров. Я смотрела на него, стесняясь улыбаться и делать какие-либо естественные движения. Никогда прежде я не чувствовала себя настолько деревянной и скованной, как в эти минуты.

Игорь протянул мне свою рюмку рома. Я сделала два глотка, отдала ему обратно.

– Расслабься, будь собой, – сказал Игорь. – Ты стесняешься меня?

– Нет.

– Так в чем же дело? Представь, что я твой парень и ты хочешь меня соблазнить.

– У меня нет парня.

– Это нормально. – Игорь снова протянул мне наполненную рюмку. – Тебе сейчас нравится кто-нибудь?

– Да, очень… – вздохнула я, встряхивая волосами и оглядываясь через плечо Игорю в камеру. После крепкого рома стало немного проще, свободнее, легче.

– Так, уже намного лучше, – хвалил Солодов. – А он знает об этом?

– Надеюсь, что нет.

– Как вы общаетесь?

– Наверное, хорошо… – ответила я, расстегивая бюстгальтер и вытаскивая его за бретельки из-под майки. – Здесь жарко…

– Да, душно… – согласился Игорь. – У тебя были серьезные отношения?

– Мне восемнадцать лет. Что ты имеешь в виду?

Игорь ничего не ответил, только улыбнулся и сделал еще несколько кадров. В студии стало так душно, что хотелось немедленно снять всю одежду и стать под холодный душ минут на десять.

– В школе у меня был парень, – рассказывала я. – Мы встречались почти два года. Я хорошо училась, и у меня не было времени встречаться с мальчиками, тем более в старших классах. Я очень много занималась с репетитором, ходила на курсы…

Игорь продолжал фотографировать меня, а я двигалась, отражаясь в угловом зеркале, и мне казалось, что это была не я, а кто-то другой. Двумя плавными движениями я расстегнула ремень в джинсах, а третьим резко вытащила его наружу.

– У меня даже на друзей не было времени. Я серьезно готовилась к поступлению. Мы встречались каждое утро в семь. Он жил в соседнем доме, я шла к нему, мы занимались любовью, а потом я бежала в школу к половине девятого. Я часто опаздывала, приходила растрепанной и полусонной. Все думали, что вчера вечером я поздно приехала с занятий и просто не выспалась. Мне всегда прощали эти утренние опоздания… Тебя устроит такой ответ?

Джинсы были велики на несколько размеров, они едва держались на мне, а после нескольких движений перед камерой оказались на полу. Я отодвинула их ногой в сторону, чтобы не мешались.

– Тебе нравилось?

– Да, мне было хорошо с ним, – ответила я, ставя под свет высокий стул и забираясь на него. – Я бросила его, когда уехала в Москву.

– Жалеешь об этом?

– И да, и нет. Скучаю по нему. Больше всего по телу, по близости…

– Я был уверен, что у тебя еще никого не было, – сказал Игорь, наливая себе еще рома и снова прячась за камерой. – Обычно я всегда угадываю. Это заметно. А с тобой ошибся. Может быть, ты все это придумала только что?

– Думаешь, я обманываю?

Я стянула майку через голову и осталась без одежды.

Игорь подошел ближе, удерживая камеру одной рукой, и посмотрел мне в глаза:

– Думаю, ты врешь.

Он улыбался одними глазами. Темными, карими, насмешливыми.

– Хочешь проверить?

От подушечек его пальцев бежали электрические разряды, обгоняя друг друга и согревая обжигающим теплом. От талии, вверх по спине, плечам, шее, рукам, груди, животу. Игорь не целовал меня, дышал на виски, щеки, уши, а вот губ почему-то боялся, а я хотела его так, что готова была задохнуться.

Через минуту мы целовались, сталкиваясь зубами, кусаясь и падая на голый кожаный диван. Игорь сжал запястья, чтобы не мешала ему. Мне понравилась эта странная нежность на грани грубости. Позже он поцеловал меня, спокойно и нежно, совсем не так, как в самом начале, пока мы добирались до кровати. Я отвечала ему, плакала и опять задыхалась. Слезы сами текли, текли без остановки. Солодов гладил по лицу, целовал в щеки, брови…

– Я буду звать тебя Мари, – прошептал Игорь. – Можно?

– Да.

– Это лучше, чем Маша, Машка или Машенька. Лучше, чем Мария. Лучше, чем Мэри.

Всего два слога, ничего лишнего.

Мари. Мари. Мари… Я могу повторять твое имя каждую секунду и целовать тебя.

Ма-ри.

Утром я проснулась с чувством стыда за вчерашнее. Не могла понять, был ли это сон или все произошло на самом деле. Меня бросало в жар, стоило только вспомнить вечер в студии после ухода последней модели, но думать этим утром я могла только об Игоре и о том, что он со мной делал с семи до девяти. От возбуждения плыло перед глазами и закладывало уши.

После десяти минут под ледяным душем стало легче. Позвонил Игорь и сказал, что у него для меня сюрприз. Мы встретились через два часа. Солодов не поцеловал меня при встрече, посмотрел на меня, внимательно оценивая:

– Тебе надо быть более женственной, – сказал он, улыбаясь левым уголком губ. – Ты ведь красивая девушка. Нужно быть мягче, спокойнее. Последи за собой, ты постоянно делаешь резкие движения, машешь руками, плечами двигаешь, ходишь быстро… прям как парень. Не обижайся на меня. Я знаю, что говорю. Так будет лучше. Постараешься для меня?

– Я попробую… – растерялась я. – Но я никогда не думала об этом. Мне никто не говорил, что я как-то неправильно двигаюсь и хожу.