Текст книги "Лягушка Баскервилей"

Автор книги: Дарья Донцова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 18 страниц) [доступный отрывок для чтения: 5 страниц]

Дарья Донцова
Лягушка Баскервилей

Все события никогда не происходили в действительности. Имена, фамилии и названия фирм выдуманы, совпадения случайны.

Глава 1

Философ – это такой человек, который не хочет ничего делать конкретно.

Только не надо думать, что я непочтительно отношусь к ученым, просто мне кажется, если ты представитель сильного пола, то должен и вести себя соответствующим образом, но, увы, не всякий носящий брюки является мужчиной. Впрочем, кое-кто из парней теперь безо всякого стеснения надевает юбку, а большинство женщин позаимствовало у мужчин право носить традиционную пиджачную пару. К сожалению, вместе с этим правом мы получили и кое-что другое, от чего лично я предпочла бы отказаться: например, необходимость работать и думать о финансовом благополучии.

А еще теперь нередко в семье происходит смена ролей: муж как бы становится женой и наоборот. Вот у моей подружки Леси Караваевой именно такой вариант. Леська мотается по командировкам, дома она бывает от силы месяц в году. Караваева – пресс-секретарь одной из наших поп-див и вынуждена сопровождать звезду на гастроли. Певица капризна и истерична, пару раз Леське крепко доставалось от нее. Не морально – физически. Милое, очаровательное, белокурое существо с наивно распахнутыми глазами, сладкогласая птичка, выводящая на сцене нежные рулады, за кулисами превращается в плохо управляемое, ругающееся нецензурными словами существо. Дива обожает залить за воротник дорогой коньячок, понюхать некий белый порошок, а потом отправиться общаться с журналистами. Дело Леси схватить звезду за ту часть гардероба, которая вроде как считается юбкой, и удержать от неправильных поступков. Чаще всего Караваевой удается задушить скандал в зародыше, она, спрятав подальше хозяйку, сообщает представителям СМИ:

– Уж извините, ребятки, звезда устала, отработать концерт нелегко, не мучайте ее. Вот вам пресс-релиз, а в холле накрыт небольшой фуршет.

Но иногда разрулить ситуацию не получается, певица таки ухитряется удрать из поднадзорного гостиничного номера и заявляется, к общему изумлению, на пресс-конференцию. Заканчиваются подобные эскапады плохо, народная любимица живо выходит из себя, начинает орать, топать ногами, корреспонденты, впав в эйфорию, все записывают и фотографируют красавицу. Потом в газетах появляются уникальные снимки: Кармен (это сценический псевдоним звезды) пинает фаната, выливает воду на милиционера или, демонстрируя замечательную растяжку и полнейшее отсутствие нижнего белья, пытается влезть в здоровенный джип.

Ясное дело, Кармен никто пальцем не грозит: пока звезда собирает залы и стадионы, ей позволительно все. Пинки достаются несчастной Караваевой. Леську, с одной стороны, лупит продюсер (не физически – морально), требуя организации «приличных» репортажей, с другой – на нее спускает собак звезда, недовольная своим внешним видом на фото, с третьей – телефон Караваевой обрывают репортеры, жаждущие новых встреч с Кармен. Я бы давно сошла с ума на такой работе, но Караваева привыкла. Более того, она часто восклицает:

– Боже, храни Кармен!

Отвязная певичка абсолютно не жадный человек, она платит Леське замечательную зарплату, а деньги Караваевой нужны позарез, потому что ее муж Леонид принадлежит к породе профессиональных мыслителей. Я не шучу, Леня на самом деле философ, именно это слово стоит у него в дипломе. На мой взгляд, как-то неудобно на вопрос: «Кем вы работаете?» – гордо отвечать: «Я – коллега Сократа», но Ленька не смущается. Он пишет трактат, название которого со стопроцентной точностью воспроизвести не смогу. Впрочем, Леськин супруг достаточно часто рассказывает о своем великом труде, поэтому тему опуса я знаю: исследование посвящено понятию долга у древних индейцев Амазонки. Вам не кажется, что подобная книга крайне актуальна в наши, не самые простые времена? Когда глобальная работа, которую Леня проводит вот уже почти пятнадцать лет, завершится, его труд, очевидно, издадут многомиллионным тиражом по всему миру, и Ленька сумеет купить Леське норку, а то бедная Караваева давно мечтает о новой шубке.

Почему моя подруга, имея неплохую зарплату, не может позволить себе купить манто? Есть простой ответ на заковыристый вопрос. Леська единственная, кто зарабатывает деньги в их семье, а ее ячейка общества состоит из пяти человек: сама Леська, Леня, его мама Глория Семеновна, младший сын дамы Олежка и супружница последнего Мариночка. Все, кроме Леси, люди творческие, ранимые, не способные переносить тяготы и лишения. Про Леню я уже рассказывала, Глория Семеновна на пенсии. В свое время дама служила в библиотеке, поэтому рента у нее сейчас копеечная. Олежек художник, он изредка пишет картины, а в основном устраивает перформансы. Ну, допустим, собирает энное количество человек, и те, раздевшись догола, ходят вокруг Музея изобразительных искусств, держа в руках пустые эмалированные кружки. Подобное шествие, проведенное буквально на днях, Олежек назвал «Чайная церемония». Закончилась акция, как всегда, приводом всех участников в милицию. Ясное дело, денег Олежеку никто за подобные представления не платит, но, как говорит наш художник, искусство продавать нельзя, иначе оно превращается в товар и перестает быть трепетным.

Я уважаю чужие жизненные принципы, но Олежек непоследователен. Пропагандируя свободу от денег, следует ходить голым и питаться кузнечиками, а живописец любит вкусную еду, модную одежду и ложится спать отнюдь не на голую землю – укладывается в мягкую кровать, под хорошее одеяло, набитое пухом белого гуся. Обратите внимание, перинка из черного водоплавающего дешевле в два раза, но в ней попадаются толстые жесткие палочки. Уж не знаю, как они правильно называются, в прежние века при их помощи люди писали – заостряли кончик и макали в чернила. Бессребренику Олежеку совсем не все равно, чем укрываться, и он сто раз звонил Леське, покупавшей ему при моем участии одеяльце:

– Солнышко, смотри не ошибись, внимательно читай этикетку – только белый цвет!

Почему бы Олежеку самому не поехать в торговый центр? Ему делается плохо от запахов, духоты, толчеи… И еще: у мужчины просто нет денег, причем не только на перинку из гусиного пуха, но даже на скромный плед, произведенный ловкорукими вьетнамцами. Да что там покрывало! У Олежека, если Леся не выдаст ему ежемесячного содержания, не хватит даже на проезд в метро. Рубли напрочь отсутствуют и у его супруги Мариночки. Та пытается стать модельером, шьет невообразимые наряды из странных материалов – не так давно сконструировала костюмы из проволоки и с огромным трудом уговорила директора одного из клубов провести там показ. Народу, правда, в зал набилось немерено, в основном местные подростки мужского пола. Интерес детей к творчеству Маришки объяснялся крайне просто: изделия модельерши получились прозрачными, а две подружки нашей «Шанель», согласившиеся демонстрировать прикиды, не надели нижнего белья. Дефиле прошло под свист, топот и восторженные выкрики школьников. Маринка, кстати, наивно полагает, что коллекция до глубины души восхитила присутствующих. Жаль только, что никто из юношей не захотел приобрести майку из проволоки, а ведь Маринка просила недорого, всего тысячу евро.

Сами понимаете, что, имея подобных родственников, станешь кланяться Кармен и будешь готова мыть ей ноги за отличную зарплату.

Как-то раз, испуганная измученным видом Леськи, я не выдержала и рявкнула:

– По-моему, вам следует разъехаться. «Разбить» вашу огромную, восьмикомнатную квартиру на две очень легко. Конечно, Леню не исправить, как был не пришей кобыле хвост, так им и останется, но содержать одного человека легче, чем заботиться об армии родственников. Хочешь, посоветую риелтора?

– Что ты! – замахала руками Леська. – Они же без меня умрут! Элементарно от голода умрут. И потом, Леня, Олежек и Мариночка – таланты, а Глория Семеновна пишет замечательные стихи. Меня же господь ничем не одарил, поэтому я и работаю как ишак.

– Ишаку положено жить с себе подобными, – не успокаивалась я, – а не в стае белых лебедей: он с ними не договорится. Можно перефразировать известную поговорку про котлеты и мух: ишаки в своем сарае, лебеди в небе. Оставь их, пусть летят!

Леська затрясла головой:

– Нет, если с родственниками что случится, потом никогда себе не прощу. Мой долг поддерживать гениев.

И я перестала учить Караваеву уму-разуму. Никакие доводы на Леську не действуют. Передо мной встала проблема выбора: я принимаю Караваеву такой, какая она есть, либо порываю с подругой отношения. Ясно дело, я осталась с Леськой, но это было мое личное решение, поэтому я прекратила учить подругу жизни, хотя жизненная позиция редкостного лентяя и пофигиста Лени бесит меня до трясучки. Сейчас Леська делает ремонт. Угадайте с трех раз: кто заработал на него тугрики, кто мотается по стройрынкам, закупает краску, шпатлевку и прочее?

Наверное, во всем виноват мой капризный характер, потому что наряду с пассивностью Лени в последнее время меня раздражает и удивительная деловая активность Тёмы, сына Дегтярева. Откуда у полковника взялся более чем взрослый «мальчик», я уже рассказывала, повторяться не буду.[1]1
  Подробнее об этой истории читайте в книге Д. Донцовой «Ромео с большой дороги». Издательство «Эксмо».


[Закрыть] Тёма купил дом в Ложкине и теперь вовсю ремонтирует здание, поэтому сегодняшний день начался самым волшебным образом.

Ровно в семь утра дверь в мою спальню распахнулась, и в комнату вошла группа из трех человек. Впереди, как всегда, одетый в растянутый пуловер и измятые джинсы, шагал Тёма, за ним ковыляла на невероятных каблучищах крашеная блондинка, сильно смахивающая на хорошо питающуюся и не особо часто бегающую лошадь, замыкал шествие высокий парень с красивой, накачанной фигурой и лицом порочного херувима.

Тёма подскочил к стене, на которой висела картина, подаренная мне на день рождения Дегтяревым.

Обычно перед любым праздником полковник едет в магазин и приобретает для меня флакон духов. Причем Александр Михайлович совершает классическую мужскую ошибку – он берет то, что приятно ему самому, а наш полковник в восторге от тяжелых восточных ароматов. Я же предпочитаю легкие, ненавязчивые запахи, поэтому все подарки Александра Михайловича заканчивают жизнь одинаково: складируются в шкафу и ждут подходящего случая, чтобы отправиться к новой хозяйке. Конечно, передаривать презенты более чем невоспитанно, но ведь не хранить же шеренги нераспечатанных флаконов?

В этом году я ждала от лучшего приятеля очередное изделие Диор-Ланком-Шисейдо-Шанель-Кензо, но полковник изумил до остолбенения. Ровно в полночь, когда наступило седьмое июня, он втащил в мою комнату нечто огромное, завернутое в подарочную бумагу, и воскликнул:

– С днем варенья! Раскрывай скорей!

Я разорвала хрустящую обертку и ахнула: взору открылась картина, явно сделанная на заказ. Полотно изображало кухню, заполненную поварами. В роли шефа выступал Хуч, на его голове торчал гигантский белый колпак, мопс был запечатлен на задних лапах, в фартуке с надписью «Главный». У стола, где высился именинный торт, маячили Снап и Банди, шапочки у них были меньше, собаки украшали выпечку свечками. Пуделиха Черри в платье немыслимого красно-синего цвета, лущила орехи, а йоркшириха Жюли пыталась справиться с баллончиком взбитых сливок. На картине имелась еще одна собака, явно женского пола, потому что на ней красовалось зеленое вечернее платье. Вот только породу я определить не смогла, то ли это была сильно побитая молью плешивая болонка, то ли голая мексиканская собачка, на макушке которой торчали пряди белой шерсти, а глаза ее имели совершенно не собачий голубой цвет. Может, живописец попытался изобразить старую тибетскую терьериху-альбиноску?

Впечатляющее полотно было вставлено в неприлично дорогую резную раму и имело табличку «День рождения Даши».

Я чуть не прослезилась и стала благодарить полковника. Дегтярев краснел, пыхтел и приговаривал:

– Может, духи лучше, но они закончатся, а это на всю жизнь. Тебе нравится?

В сотый раз ответив «да», я рискнула задать собственный вопрос:

– Хуч, Банди, Снап, Черри и Жюли вышли замечательно, а вот кто изображен в зеленом платье?

Полковник издал стон:

– Ну вот, не понравилось…

– Изумительная вещь, никогда не видела ничего подобного! – абсолютно искренно ответила я. – Просто интересно, что за собачка такая?

– Это ты, – мрачно пояснил полковник. – Сам придумал композицию. Сначала хотел, чтобы художник нарисовал нас: Зайку, Кешу, Маню… Но Олежек высмеял идею, и тогда мне пришла в голову мысль о собаках, которые преподносят Даше лично приготовленный торт.

Я поглядела на собачку в зеленом платье и тут только сообразила, что у нее не морда, а лицо. Если живописец изобразил меня, и я вот так выгляжу со стороны, то, кажется, дела у меня совсем плохи, необходимо срочно нестись к пластическому хирургу. Интересно, можно ли переделать все, от подбородка до лба? Но еще больше меня поразило известие об авторе сего живописного произведения.

– Это работа Олежека?!

– Угу, – подтвердил Дегтярев. – Когда задумал подарок, я позвонил ему и попросил подсказать специалиста. Олежек возьми да и ответь: «Сам сделаю». Я, правда, потом пожалел, что с ним связался, думал, он не успеет, тянул кота за хвост, только пару часов назад отдал. И как? Нравится?

– Сногсшибательно! – в очередной раз заверила я. И, чтобы окончательно успокоить Дегтярева, добавила: – Повешу на стену напротив кровати.

Вот уже две недели картина является источником стресса. Когда я просыпаюсь по утрам, мой взгляд падает на «мексиканскую собачку», изображенную на полотне. Я вскакиваю с постели и несусь в ванную, где достаточно долго разглядываю себя в зеркало, а потом занимаюсь аутотренингом, повторяя:

– Спокойствие, только спокойствие… дело не настолько ужасно… ты не красавица, но ведь и не похожа на мексиканскую собачку… та имеет хвост и передвигается на четырех лапах…

Но сегодня привычный ритуал оказался нарушен Тёмой и сопровождающей его незнакомой парой. Абсолютно не обращая никакого внимания на хозяйку спальни, Тёма ткнул пальцем в стену и начал:

– Вот так от…

Я возмущенно кашлянула.

– Кто тут? – подпрыгнул Тёма.

– Я. Прости, конечно, если тебе кажется странным то, что я нахожусь в собственной спальне в столь ранний час.

– Извини, пожалуйста, – спохватился Тёма, – но уже полдень.

– Ошибаешься, – буркнула я, разглядывая будильник, – семь ноль пять.

– Нет, нет! – принялся спорить Тёмчик. – У меня на руке часы! Ровно двенадцать дня!

Я села, попыталась пригладить торчавшие в разные стороны волосы, чихнула и вдруг поняла, по какой причине возникло недоразумение.

– Ты когда прилетел из командировки?

– Вчера поздно вечером, – сообщил Тёма, – мотался в Криквиль. Ваще чума! В самолете чуть не умер от холода. Билет был на рейс не нашей авиакомпании, так думал, сервисом замучают. А ни фига! Еле-еле плед выпросил!

– Какая разница между Москвой и этим Криквилем? – зевая, поинтересовалась я.

– Пять часов.

– Вот почему на твоих золотых стрелки показывают полдень, – докончила я. – Ты не выставил московское время, приземлившись в Шереметьеве.

– В Домодедове, – машинально поправил Тёма.

– Название аэропорта к сути проблемы отношения не имеет.

– Я болван! – взвыл Тёма. – Разбудил тебя! Думал, ты давно уехала в город!

– Ерунда. Я сегодня никуда не собиралась, предполагала поваляться в саду на раскладушке.

– А еще ребят выдернул… – окончательно расстроился Тёма. – Вы почему промолчали, когда я позвонил вам в несусветную рань и предложил незамедлительно встретиться?

Красавчик растянул в улыбке губы. Обычно с улыбкой на лице люди делаются милее, но херувим мигом обрел сходство с гиеной.

– Ничего, – приятным баритоном ответил он, – привыкли вставать по свистку.

– Желание клиента – закон, – подтвердила хорошо откормленная лошадь.

– Я же вас не познакомил! – спохватился Тёма. – Это Лада и Виталий Донские. Они суперспециалисты, будут отделывать мой новый дом.

Я окинула взглядом лошадь, покачивавшуюся на высоченных каблуках, и херувима, обвешанного золотыми, толщиной с мою ногу, цепочками, и не удержала удивления:

– Вы лично штукатурите стены, кладете кафель и устанавливаете сантехнику?

– Господи, конечно нет! – подскочил Тёма. – У Лады и Вити фирма, огромная, называется «Динком», расшифровывается как «Донские инкорпорейтед мезонин». Лада и Витя завалены заказами, и я страшно рад, что они нашли время заняться моим скромным домиком. Привел их сюда, чтобы сказать: так, как сделаны стены в спальне у Даши, мне красить не надо. Некачественная работа.

Лада выпятила нижнюю губу:

– Да уж, мы не халтурим…

– Порой в убыток работаем, – подхватил Витя, – стараемся, наши специалисты стены чуть не утюгами гладят…

– Языками вылизывают… – «пела» Лада.

Неожиданно меня охватило раздражение:

– Вряд ли отделочники используют названный орган в качестве валика. Во-первых, неудобно, а во-вторых, отравиться можно.

Лада и Витя уставились на меня, в глазах лошади мелькнула злость.

– Ха-ха-ха-ха! – развеселился Тёма. – Дашутка, нельзя же буквально воспринимать любые слова! Лада пошутила. Пошли, ребята, вниз, попьем вместе кофейку.

– С удовольствием, – закивала Лада. – А конфеты дадут? Обожаю шоколадки!

Весело чирикая, строители и Тёма утопали, я потрусила в ванную. Ох, не нравится мне эта парочка, слишком сильно супруги Донские похожи на лису Алису и кота Базилио.

Глава 2

Насладиться кофейком в приятной компании мне, слава богу, не удалось. Не успела я привести себя в порядок, как на тумбочке затрещал телефон, определитель показывал номер мобильного полковника. Удивившись уже в третий раз за сегодняшнее утро, я прижала сотовый к уху.

– Слушаю.

– Извини, разбудил, наверное, – сказал Дегтярев.

– Давно проснулась и даже успела принять душ.

– Что собираешься делать?

– Ну… почитаю Устинову, в саду, на раскладушке.

– Мне нужна твоя помощь.

Я протяжно зевнула.

– Хочешь поехать в магазин за летними вещами? Давно пора. Когда и где встречаемся?

– Через два часа, – коротко ответил полковник, – улица Народного Ополчения, дом…

– Милый, – перебила я приятеля, – если решил прибарахлиться с помощью некоего челнока, который таскает узлы из Китая, то зря. Давай поедем в крупный торговый центр и…

– Жду по указанному адресу, – сухо перебил Дегтярев. – Сделай одолжение, не спорь!

Я скривилась, потом взяла ключи от машины, осторожно спустилась на первый этаж и шмыгнула в гостевую комнату, вход в которую располагается прямо у подножия лестницы. Мерно сопящий Хучик следовал за хозяйкой по пятам. Я открыла окно, вылезла в сад и, закрывая створку, сказала явно растерянному мопсу:

– Не волнуйся, я вполне здорова, просто очень не хочется проходить мимо столовой, где пьют кофе лошадь с херувимом. Будь осторожен, Хучик, смотри, как бы мадам строительница не наступила на тебя каблучищем.

Хуч шумно вздохнул и, разбежавшись, запрыгнул на диван, а я бойко порысила к машине. По опыту знаю – спорить с Александром Михайловичем не следует. Сейчас поперебираю рубашки, доставленные предприимчивым челноком, и даже, может, куплю полковнику одну, а потом возьму толстяка и отволоку в нормальный магазин…

Дверь в нужную квартиру открыл сам Дегтярев.

– Ты за хозяина? – улыбнулась я.

– В некотором роде, – абсолютно серьезно отозвался приятель.

– Тогда дай тапки.

– Ступай так.

Я стала расшнуровывать кроссовки.

– Не снимай, – остановил меня полковник, – здесь давно не убирали. Впрочем, не уверен, что вообще когда-нибудь мыли пол.

Удивленная сверх меры, я очутилась на кухне.

– Хочешь чаю? – церемонно осведомился Дегтярев. – Специально купил по дороге твой любимый, цейлонский, а еще крекеры и лимон. Вот!

И тут до меня дошло, где я нахожусь. Окно не занавешено шторами, на кухне нет и намека на кастрюли со сковородками, из посуды только два граненых стакана да гнутые алюминиевые ложки…

– Зачем позвал на конспиративную квартиру? – прищурилась я.

Дегтярев сел на табуретку и оперся локтями о хлипкий стол.

– Дело есть. Вернее, огромная личная просьба!

– Речь пойдет не о летних рубашках?

– Нет, о работе.

– Чьей? – подскочила я.

– Ясное дело, моей, – мрачно сообщил Дегтярев.

Я потрясла головой, потом осторожно посмотрела в окно. Сейчас на теплую, июньскую Москву обрушатся снегопад, гроза, дождь, цунами, пурга, циклон, песчаная буря и наводнение. Все неприятности произойдут одновременно, а виноват в истерическом припадке природы окажется полковник, который решил попросить у меня помощи.

– Что ты так на меня смотришь? – нервно поежился толстяк. – Если тебе не хочется помогать мне, скажи прямо, не стану зря тратить время на рассказ.

– Нет, нет! – пришла я в себя. – Начинай.

Александр Михайлович вскочил и начал расхаживать по небольшому пространству между мойкой и грязным окном. Я старалась не упустить ни слова из его плавной речи.

…Некоторое время назад в милицию обратилась некая Нелли Семеновна Майкова. Она утверждала, что ее невестка Розалия убила своего мужа Павла, сына заявительницы. Преступление свершилось на бытовой почве. Супруги часто ссорились, и в конце концов сын Павел воскликнул:

– Ну хватит! Развод! Придется тебе, солнце красное, сваливать из моей квартиры!

Розалия, похоже, испугалась. Она притихла и с удвоенной энергией начала готовить еду. Павел успокоился, в семье наступила тишь да гладь. Одна Нелли Семеновна почуяла беду. Она хорошо понимала: ее сын обманут наглой бабой, у той на уме лишь одно – деньги, ради них Розалия готова на все. А Павел вполне успешный бизнесмен. Конечно, не Билл Гейтс, но рубли в семье водятся.

Нелли Семеновна пару раз подкатывалась к сыночку с разговорами, но Павел отмахивался, недовольно говоря:

– Мама, во всех семьях случаются скандалы. Я высказал претензии, жена изменилась в лучшую сторону, более говорить не о чем.

Но Майкова не успокаивалась:

– Розалия не работает, весь день бездельничает. Где это видано? Вот я всегда честно трудилась, возвращалась вечером домой и, ожидая мужа, занималась хозяйством.

– Ты закончила институт, – пояснил Павел, – имела хорошее образование, а Розалии надо учиться. Ну, допустим, на певицу, у нее голос есть. Ей надо бывать на концертах и тусовках, а их устраивают по вечерам.

– Тоже мне Пугачева нашлась! – кинулась в бой женщина. – Значит, скоро твоя жена начнет полуголой перед мужиками кривляться? Это разврат!

– Мама! Замолчи!

– По хозяйству ничего не делает!

– У нас же есть домработница.

– Не готовит!

– На то есть повариха.

– Конечно, конечно! – фыркнула дама. – И горничная, и кухарка… А зачем же тогда жена?

– Супруга не помесь пылесоса со сковородкой, – попытался образумить маменьку бизнесмен, – она мне интересна как личность. Понимаешь?

– Более чем, – язвительно закивала Майкова. – Кстати, личность, о которой ты сейчас толкуешь, легко купить у дороги. Может, тебе так и поступать? Поломойка, повариха и проститутка. Дешевле получится. Ночные бабочки, в отличие от Розалии, честные девушки, продают тело и удовлетворяют потребности клиента. А твоя жена постоянно выдрючивается. Уж извини, бессонницей маюсь и частенько слышу ваши голоса из спальни: то у нее голова болит, то спать хочет, то устала… Кстати, Павлуша, я твоему отцу никогда не отказывала!

– Мама, – только и сумел ответить Павел, – ты подслушиваешь под дверью нашей спальни!

– Должна же я все знать о сыне, – заявила дама.

Вскоре после этой беседы Павел умер. Во сне, от сердечного приступа. Ничего настораживающего в кончине мужчины врачи не обнаружили, при вскрытии диагноз кардиологов подтвердился. Тогда же было отмечено: Майков употреблял наркотики. Но Нелли Семеновна уверена, что в смерти сына виновата Розалия, и потребовала вызвать невестку в милицию.

– Да, Павел пил успокоительное и иногда делал себе уколы, но убийца Роза, дайте мне повестку для нее, – упорно повторяла Нелли Семеновна.

Следователь отнесся к визиту Майковой более чем скептически. Военные действия между свекровью и невесткой не редкость, поэтому никаких решительных действий милиционер не предпринял. Смерть от сердечного приступа очередного наркомана, пусть даже и успешного бизнесмена, не удивляла. А Нелли Семеновна упорно продолжала требовать вызова Розалии на допрос. Она приходила в милицию два раза, а потом пропала. Сначала следователь Иван Федосеев обрадовался, но потом, испытывая непонятную для самого себя тревогу, позвонил Майковой домой. И услышал от всхлипывающей Розалии:

– Нелли Семеновна умерла – сердце не выдержало. Она так горевала о Павле!

Федосеев успокоился. Он вспомнил, что в один из визитов в милицию назойливой посетительнице стало плохо прямо в отделении, даже пришлось вызвать «Скорую».

Нелли закончила земной путь в понедельник, а в четверг к Ивану Федосееву пришла некая Зинаида Райкина и сделала заявление:

– Видите синяки? Вот, кстати, справка из поликлиники о побоях.

– Вас поколотил муж? – безнадежно поинтересовался Иван, прикидывая в уме, как лучше провести беседу, чтобы Зинаида спокойно ушла, не заполняя никаких бумаг.

– Нет, Розалия Майкова! – воскликнула тетка.

Иван выронил ручку, а Райкина начала выдавать информацию.

Она тесно дружила с Нелли Семеновной и знала о неприязненном отношении дамы к невестке.

– Если честно, – глотая от торопливости куски слов, тарахтела Зинаида, – Розалия мерзавка! Нелли хотела похоронить сына на кладбище, в одной могиле с отцом, а жена настаивала на крематории. Такую бучу подняла! «Сжечь, и все!» – кричала.

Только Нелли не сдавалась.

– Нет, в землю! – топала ногами мать. – Я главнее, слушайте меня.

В результате Нелли Семеновна, поддержанная друзьями, сумела победить законную жену, и Павла похоронили на Митинском погосте.

Но еще худшая история случилась после смерти самой Нелли Семеновны. Розалия, изображавшая невероятное горе, заявила:

– Свекровь не раз говорила о своем желании завершить жизненный путь в огне.

– Вовсе нет, – возразила Зина, – Нелли хотела лежать около супруга и сына.

– Так ее там и похоронят. Урну можно закопать в любом месте, – закивала Розалия.

– В гробу, – твердо заявила Зина.

– В урне.

– В домовине! – не уступала лучшая подруга покойной.

– Я хочу исполнить последнюю волю безвременно ушедшей мамы, – заныла Розалия.

– И я имею то же намерение, – закивала Зина. – Кстати, вот записка от Нелли, она мне передала ее за три дня до смерти. Читаю вслух: «Зинуля, я скоро умру, гадина станет требовать моей кремации, но ты не разрешай. Она меня травит, только не понимаю как. Сначала Павла жизни лишила, теперь за его мать принялась. Ни в коем случае не сжигай мое тело. Пусть сделают потом исследование останков моих и Павла. Следы должны быть. Я даю согласие на эксгумацию».

Едва Зинаида огласила послание, как Розалия коршуном кинулась на нее.

– Сволочь! – орала она, пытаясь выхватить листок. – Сука! Вот ты что придумала!

Райкина загораживалась, но пара ударов крепкой и намного более молодой Розалии достигла цели. По счастью, в квартире находились люди, младшую Майкову оттащили, к Зинаиде вызвали врача, а тело Нелли Семеновны, исполняя последнюю волю умершей, опустили в могилу.

– Все имущество убийце отойдет! – гудела теперь в кабинете следователя Райкина, горя желанием отомстить Розалии. – Дача, машина, бизнес, вещи, мебель… Вызовите дрянь к себе и скажите: «Знаю, ты убийца! Отравительница!»

– Я не имею права на подобные заявления, – отмахнулся Федосеев. – Идите, гражданочка, домой. Майков был наркоманом, его мать пожилой женщиной, никакого криминала в их смерти нет. Я более не могу вами заниматься, у меня труп на участке, спешу на место происшествия.

– Так я завтра приду! – гаркнула Зина. – Прямо с утра!

– Хорошо, – безнадежно согласился Иван, – заглядывайте, раз вам так хочется.

Но утром Зинаиды Райкиной у дверей кабинета не оказалось. Иван на радостях перекрестился и с головой ушел в работу. Около двух часов дня к нему заглянул коллега, Миша Квонкин, и спросил:

– Вроде тебя вчера психопатка донимала? Зинаида Райкина?

– И кому она нажаловалась? – почти с отчаянием воскликнул Иван. – До ООН дошла? Или на прием к Президенту России попала?

– Радуйся, – усмехнулся Мишка, – померла твоя активистка. Нашли в подъезде. Соседи тело обнаружили. Похоже, ее кто-то толкнул. Наверное, грабитель. Она упала и шеей о ступеньку! Правда, сумка на месте, а в руке клочок бумаги.

Федосеев ощутил, как желудок его сжали невидимые, но очень крепкие пальцы.

– Шеей о ступеньку? – переспросил он.

– Ага, – закивал Михаил, – чик-брык, и готово! Расслабься, твоя Зинаида уже в раю гуляет, яблочки жует. Хотя лично я предпочту оказаться в аду, среди большой компании друзей. Эй, чего стух? Думал, ты до потолка от восторга прыгать станешь.

– Ага, только ботинки завяжу, – пообещал Иван и пошел к начальству.