Текст книги "Чудовище без красавицы"

Автор книги: Дарья Донцова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 19 страниц) [доступный отрывок для чтения: 5 страниц]

ГЛАВА 9

Два года назад, забеременев в очередной раз, Аня приехала к Лене. Последнее время они не слишком часто встречались. Обе замужем, быт, работа…

И еще Анечке не слишком приятно было видеть роскошно отремонтированную и шикарно обставленную квартиру Федуловых, где по длинным коридорам гонял на детском электромобильчике Никитка. Нет, Лена всегда была приветлива, доставала из холодильника австрийские пирожные, а из бара французский коньяк… Но! Но просто очень тяжело оказывалось потом возвращаться к себе и ложиться спать на продавленную кровать за ширмой.

В тот раз Аня ехала к Лене не просто так. Выпив кофе, Анечка сказала:

– Я беременна.

– Опять аборт сделаешь? – вздохнула Лена.

– Нет, если ты поможешь, – ответила Анюта.

Лена улыбнулась:

– Я постараюсь, говори, что делать?

Анечка помешала ложкой вязкую кофейную гущу.

– Дай нам в долг двадцать пять тысяч.

Подруга отодвинула зеркало, открыла сейф и протянула Ане десять зеленых сотенных бумажек.

– Здесь чуть больше будет. Когда отдашь?

Аня подняла на Лену глаза:

– Ты не поняла. Нам нужно двадцать пять тысяч долларов.

Подруга спокойно закрыла сейф:

– Зачем тебе столько?

Анюта постаралась сдержать рвущуюся наружу тревогу:

– Квартиру купим. Сама знаешь, в каких мы условиях живем, пока в коммуналке сидим, нечего и думать о ребенке.

Лена покачала головой:

– Это слишком большая сумма, у меня такой нет. И потом, с чего ты отдавать будешь?

Аня промямлила:

– По частям вернем, заработаем.

Подруга перестала улыбаться:

– Нет, извини, таких денег у меня нет, хочешь, бери тысячу до лета.

– На фига мне одна тысяча, – вскипела Аня.

– Ладно, – мирно согласилась Федулова, снова открыла сейф и вернула на место купюры.

Анечка бросила взгляд внутрь железного ящика, увидела там стопки тугих пачек и сорвалась:

– Вот ты как! Сколько деньжищ! А мне дать не хочешь!

Лена очень спокойно заперла «кассу» и пояснила:

– Это не мои.

– А чьи? – злилась Аня.

– Павла.

– У вас разные кошельки? – не останавливалась Аня. – И не ври, ни за что не поверю. Я очень хорошо знаю, кто у вас в доме хозяин.

– Эти средства предназначены для бизнеса, – терпеливо продолжала Лена. – Считай, что их нет.

– Но они есть! – заорала Кленова. – Значит, ты меня снова толкаешь на аборт? Сама родила, а мне не даешь.

Лена сломала шариковую ручку, которую вертела в руках во время разговора, и довольно зло ответила:

– У тебя, Анна Федоровна, крышу ураганом снесло или сама отъехала? Что за чушь ты несешь? Если твой муж без конца делает тебе детей, то это его дело думать о том, как потом содержать ребенка. Почему мой Павел должен дарить вам квартиру?

– Я в долг прошу, – возразила Аня.

Лена отмахнулась:

– А то я не догадываюсь, что ты никогда их не вернешь! С каких доходов? Нет уж, тысячу я готова пожертвовать, но двадцать пять не могу. Кстати, я сама родила школьницей, а у Павла в кармане гуляла вошь на аркане, но об аборте мы даже и не думали, просто хотели ребенка. Ты же пять раз на стол ложилась, что-то я сомневаюсь, что о малыше мечтаешь. Если хотят наследника, то ничего не помешает.

Аня вскочила:

– А ты меня не поучай! Ишь нашлась самая умная! Жадничаешь просто, сидишь на мешке с деньгами… Значит, не дашь?

– Нет, – отрезала Лена. – Все, незачем больше на эту тему разговаривать!

Аня вспыхнула и кинулась к двери. Лена не стала останавливать бывшую одноклассницу. Больше они не встречались.

– Вот какая жадобина, – возмущалась Аня, – не захотела помочь!

Я молча смотрела на бабу. Парфенова номер два. Поставила лучшую подругу в идиотское положение, а потом на нее же и обиделась.

– С кем Лена еще дружила?

Аня хмыкнула:

– Ну, дружила! Громко сказано. Она как Никитку родила, только им и занималась. Бывали у нее, правда, Катька Виноградова и Машка Говорова. Они в одной группе учились. Но сама я к Ленке два года носа не казала, а она мне и не звонила, вот что деньги с людьми делают, разом калечат, почище трамвая.

Внезапно она залилась слезами.

– Телефоны Виноградовой и Говоровой у вас есть? – спросила я. Что-то в Лениной книжке не нашлось этих фамилий…

– Откуда? – всхлипнула Аня. – Я их только у Ленки встречала.

– В каком институте она училась?

– Московский областной архитектурно-художественный, – выдавила Аня. – На улице Комолова. Я там же училась, только Ленка – на отделении живописи, а меня не приняли, пришлось поступать на народные ремесла, в разных корпусах занимались.

И она вновь горько заплакала, то ли из жалости к себе, то ли из зависти к заклятой подруге.

Понимая, что говорить больше не о чем, я встала и пошла к двери.

– Погодите, – остановила меня Аня и ткнула пальцем в фигурку, – она правда просила передать ее мне?

Секунду я смотрела на оплывшую девицу, потом отчего-то ощутила острый укол жалости и ответила:

– Да, мне кажется, она любила вас.

Аня опустила голову на липкую клеенку и завыла, словно наемная кликуша. Я пошла на выход, спотыкаясь о тазы, велосипеды и поломанную мебель, выставленную жильцами в коридор.

В институт я явилась к двум. Дневные лекции закончились, и основная масса студентов разбежалась кто куда. Я прошла по чисто вымытому полу до двери с надписью «Учебная часть» и заглянула внутрь. Тощенькая девица в мешковатом, вытянутом свитере подняла голову от компьютера.

– Можно войти? – вежливо поинтересовалась я.

– Пожалуйста, – приветливо ответила девчонка.

– «Справочник для поступающих в вузы», – сказала я, усевшись перед ней.

– Что? – не поняла девочка.

– Ну, я редактор «Справочника для поступающих в вузы», Виола Тараканова.

– Очень приятно, Галина Киселева, – представилась девица. – Хотите кофе?

Получив кружку с «Нескафе», я тяжело вздохнула:

– К сожалению, в предыдущем издании допущено много ошибок, не хотелось бы их повторить. Сколько у вас факультетов?

Галочка принялась подробно перечислять. Я старательно записывала сведения на клочке бумаги. Когда поток информации иссяк, я вновь вздохнула:

– Ну спасибо. Да, кстати, мы еще выпускаем кучу всяких календарей, справочников, буклетов… Просто поток идет, поэтому частенько нанимаем художников, может, посоветуете кого, только, знаете…

– Что? – спросила Галя.

Я откровенно ухмыльнулась:

– Шеф у нас мужик со странностями, между нами говоря, совсем дурной… Можете догадаться, почему мы всегда в художниках нуждаемся?

– Нет, – ответила девица, – понятия не имею.

– Представляете, он берет на работу только девушек с именами Маша и Катя и лишь тех, кому от двадцати двух и до двадцати пяти. Как стукнет двадцать шесть, все, гонит на улицу. Ну не придурок ли?

– А начальство все с прибабахом, – Галя живо подхватила тему, – у нас тут один всех блондинок ненавидит. Девчонки накануне сессии массово перекрашиваются.

– Такая замечательная к нам женщина хотела наняться, – гнула я свое, – но… Лена, Федулова ее фамилия. Талантливая, умная, воспитанная! Не взял, кретин! Подавай ему Машу или Катю! Кстати, Федулова у вас училась, говорила мне, что на курсе у нее было полно девушек с такими именами. Может, взглянете, вдруг кто соблазнится. Наш идиот почти две тысячи баксов в месяц платит!

Худышка защелкала мышкой.

– Жаль, что вашему начальству имя Галина не по вкусу. А то я бы побежала за такие деньги куда угодно. Сама наш институт окончила, только устроиться живописцу ой как трудно! Вот, сижу тут за копейки, да и то боюсь, что выпрут. А в каком году Федулова окончила вуз?

Я произвела в уме простые расчеты.

– Поступала, наверно, в 1992-м, небось самой молодой оказалась, она школу экстерном окончила.

– Тут много таких, – ответила Галя и уставилась на экран. – Точно, Федулова Елена Игоревна, группа девять, мастерская профессора Зыкина Маврикия Маргиленовича.

– Как вы сказали? – удивилась я. – Зыкин Маврикий Маргиленович?

Галя засмеялась:

– Здоровское имечко, да? Сразу и не выговорить, жуть! И ведь злится, если кто путается. А что такого, коли язык сломать можно. Вон на кафедре рисунка работает Хабибуллин Модрузин Нудриддинович, и что? Сделали из него Михаила Николаевича, он не обижается, ясно же, нормальному человеку такое ни за какие пряники не выговорить. Кстати, Маши в этой группе не было, а Кати даже две. Виноградова с Куликовой…

– А есть их координаты?

– Конечно, – ответила Галя, – только сведения за 1997 год, они дипломы позащищали и ушли…

Я посидела еще минуть десять, жалуясь на мифическое начальство, потом убежала, сунув в сумочку бумажку с телефонами и адресами. Путь лежал в супермаркет «Победитель». Вы скорее всего встречали эти магазинчики с яркой сине-красной вывеской… Сейчас, когда продуктами не торгует только ленивый, хозяевам приходится пускаться на всяческие ухищрения, чтобы заманить покупателей. Вот в «Гаргантюа» сделали для посетителей бесплатные туалеты, в «Кругозоре» дают всем кофе, правда, отвратительный, растворимый, зато совершенно даром, а в «Победителе» поставили у касс телефонные аппараты – звони сколько душе угодно! Но есть маленький нюанс, все эти блага доступны лишь покупателям магазинов, не посетителям, которые вошли просто полюбопытствовать, а дорогим, любимым клиентам, оставившим в кассе денежки…

Войдя в «Победитель», я схватила с полки стаканчик самого дешевого йогурта и подошла к кассирше. Женщина мило улыбнулась:

– Четыре двадцать.

Я расплатилась, взяла чек и отправилась к кабинкам. Сидевшая возле них служительница мельком бросила взгляд на маленькую бумажку, где стояло «Спасибо за покупку», и ничего не сказала. Я вошла в будочку, села на стул и принялась терзать аппарат. У Кати Виноградовой отозвался дребезжащий мужской голос:

– Да!

– Можно Катю?

Человек помолчал, потом сдавленно поинтересовался:

– Какую?

– Виноградову, художницу, – спокойно уточнила я, совершенно не волнуясь.

Наверное, коммунальная квартира, или вообще телефон не домашний, а может, в семье просто несколько женщин, носящих такое отнюдь не редкое имя…

– Ее нет, – пояснил парень, кашляя.

– А когда позвонить лучше?

– Ее совсем нет, – заходился собеседник.

– Как совсем? – оторопела я. – Уехала? Куда? Надолго?

– Навсегда, – отозвался мужик.

Я окончательно растерялась:

– Что вы имеете в виду?

– Катя умерла.

– Как?! Когда?!

– Недавно, – снова закашлялся юноша. – Отчего?

Из трубки доносилось только хриплое дыхание.

– Простите, – наконец выдавили из себя на том конце провода, – а вы кто?

– Ее знакомая, Виола Тараканова, вот хотела Кате работу предложить, у нас на фирме художник требуется…

Вновь повисло молчание, потом парень спросил:

– А вам женщина нужна? Мужчина не подойдет?

– Ну, – протянула я, – смотря какой…

– Хороший, – быстро ответил юноша, – не сомневайтесь, не конфликтный, не пьющий…

– Это вы?

– Я.

– Простите, а кем вы приходитесь Кате?

– Мужем.

– А работы ваши посмотреть можно?

– Сколько угодно, – оживился юноша, – куда привезти?

Я глянула в бумажку. Волоколамское шоссе, дом два, корпус три…

– Если разрешите, я сама к вам заеду, буду в районе вашего дома около пяти…

– Конечно, конечно, – засуетился парень. – Кстати, меня Федором зовут, Федор Лузгин.

– Очень приятно, – ответила я.

Где-то без пятнадцати пять я вылезла из троллейбуса возле гигантской башни, на самом верху которой реяла вывеска «Гидропроект». Дом два оказался в нескольких шагах, корпус три устроился прямо за огромным серым домом.

Поеживаясь от ледяного ветра, я пошла искать нужный подъезд. Говорят, когда архитекторы прокладывали Ленинградский проспект, который возле здания «Гидропроекта» раздваивается на два шоссе – Волоколамское и Ленинградское, – они хотели сделать его «изломанным», чтобы ветер «гасился» о стены домов, но Сталину идея не пришлась по душе. Вождь народов просто положил на карту линейку и провел линию, сказав кратко:

– Сделаем так, товарищи!

Спорить с Иосифом Виссарионовичем, естественно, не решились. Руководство приняли к действию. Проспект прорубили по «чертежу» главного человека страны, и теперь здесь всегда дикий ветер, даже тогда, когда в остальных частях Москвы тишь да гладь, а сильней всего задувает как раз тут, в месте разделения проспекта.

Уж не знаю, правда или нет эта байка про градостроительные причуды Сталина, но если припомнить характер господина Джугашвили, то она сильно смахивает на подлинную историю. Хотя то же самое рассказывают про царя, строившего железную дорогу Санкт-Петербург – Москва.

ГЛАВА 10

Лузгин жил в необычной квартире. Скорее всего тут раньше располагался чердак, который предприимчивые хозяева оборудовали под жилье. Уже в прихожей чувствовалось, что здесь обитают люди, воспринимающие мир нетрадиционно…

Потолок оказался черным, а стены ослепительно белыми, белыми – в голубизну… Тут и там висели картины, но не простые, ясные и понятные – пейзажи, натюрморты, портреты, – а нечто этакое, сплошная абстракция. Ломаные линии, круги, точки… Мебель состояла из гнутых железок, на которых валялись цветастые подушки, стол держался на одной ноге, в углу находилось нечто, больше всего похожее на мешок с картошкой, но ярко-зеленого цвета… А пол укрывали ковры, такие же черные, как и потолок…

Я бы не захотела жить в подобном месте, слишком голо и как-то холодно. Наверное, у меня полностью отсутствует художественный вкус, но наша гостиная, заставленная велюровым диваном и глубокими, мягкими креслами, так и манит к уютному времяпрепровождению под пледом с книгой в руках… А у квартиры Лузгина вид словно у операционной. В особенности вон тот торшерчик напоминает бестеневую лампу.

Чтобы сразу расставить точки над «i» и отбить у Федора всякую охоту проситься на работу, я заявила:

– Наша фирма занимается упаковкой. Этикетки для консервных банок, дизайн картонных коробок, рисунки на оберточной бумаге…

Честно говоря, я ожидала, что парень скривится, но он с жаром воскликнул:

– Отлично, это я могу.

– Зарплата в первый год маленькая, всего три тысячи.

– Хорошо, – не дрогнул Федор.

Пришлось подъезжать к нему с другой стороны. Осторожно сев в кресло и чувствуя, как подо мной ходуном ходят железяки, я заявила:

– Наша фирма принадлежит господину Гесслеру.

– Я не антисемит, – быстро сообщил Лузгин.

– Господин Гесслер немец, – возмущенно пояснила я, – человек безупречной репутации, отличный семьянин, он создал в коллективе совершенно особый климат, мы все как родственники. Поэтому к найму нового сотрудника подходим со всей тщательностью…

– Ясно, – кивнул Федор, – одна паршивая овца может все стадо испортить…

– Теперь вы понимаете, – строго сказала я, – придется задать вам пару вопросов, уж извините, если они вдруг покажутся бестактными…

– Ничего, ничего, – ответил парень.

– Где вы работаете?

– Нигде, – пожал плечами хозяин, – просто пишу картины, а потом выставляю их на продажу.

– И хорошо идут?

Лузгин замялся:

– Ну, если честно… Не очень. За весь год ни одна не ушла, народ хочет мишек на лесоповале и бабу с веслом. Абстракция предполагает определенное развитие художественного вкуса…

– А на какие средства существуете?

Парень примолк.

– Ну, разовые заработки…

– А именно?

– Ну… так, по мелочи, ерунда…

– Все же? – настаивала я, изображая дотошную кадровичку.

Федор вытащил сигареты и стал рыться в пачке.

– Господин Гесслер весьма снисходительно относится к тем, кто еще не набрал должного профессионального мастерства, – заявила я, – а вот к моральным качествам претендента предъявляет высокие требования. Кстати, отработав у нас двенадцать месяцев, вы можете рассчитывать далее на очень, просто очень хорошую зарплату! Так на какие средства вы жили с женой и, кстати, что с ней стряслось?

Лузгин тяжело вздохнул:

– Я сдавал две комнаты, их тут четыре… За четыреста долларов в месяц…

– Да? – удивилась я. – И кому?

– Кате.

– Кому?

– Виноградовой.

Я уставилась на юношу, тот опять начал перебирать сигареты.

– Что-то я не пойму, она же была вашей женой?!

– Бывшей, – протянул Федор, – мы, правда, официально не оформляли ничего, просто разбежались. Квартира принадлежала мне до брака, Катька вообще из провинции приехала, ни кола ни двора. Кабы не я, уезжать ей из столицы в Задрипинск. А так… Все получила: прописку, работу, деньги загребала лопатой… Вот и решили, что так по справедливости будет, ей эти четыреста баксов – тьфу, а я на них жил. Только померла Катька и… – Он замолчал, глядя на пачку «ЛМ».

А что говорить, все ясно без слов. Жил альфонсом, за счет жены, а как той не стало, так и работа до жути понадобилась, небось молодой человек любит три раза в день покушать.

– Вот что, – железным тоном заявила я, – желаете получить место?

Лузгин кивнул.

– Тогда рассказывайте по порядку.

Нехорошо, конечно, обманывать человека, рассчитывающего на постоянный заработок, но перед глазами встало бледное, сосредоточенное личико Кристи…

Федор познакомился с Катькой на первом курсе, а поженились они летом. У Лузгина имелась собственная квартира, редкость в студенческой среде, поэтому жили они весело, как и положено студиозусам… Гуляли до утра, пили дешевое вино, питались кое-как и могли ночами напролет говорить о собственной гениальности. Четыре года промелькнули враз, и в 1997 году Катя и Федор, став обладателями свежих дипломов, нырнули во взрослую жизнь.

Они поняли сразу: праздника не будет, коробок сахара в шоколаде никто не принесет… Устроиться на постоянную работу оказалось почти невозможно, просто невероятно. Диплом их института, честно говоря, весьма и весьма заштатного учебного заведения, совершенно не котировался среди работодателей. Суриковский, Строгановский, на худой конец Училище имени 1905 года и полиграфический, но никак не областной художественный… Ребята приуныли.

Сначала Федя, искренне считающий себя ну если не гением, то совершенно уж точно большим талантом, отправился в Измайловский парк. Он рассчитывал, что народ начнет расхватывать картины, словно дешевые яйца, но через месяц стало понятно – надеяться на заработок нечего. Рынок полнился произведениями на потребу малоинтеллигентной публике: щекастые младенцы держали на коленях умильных щенков, обнаженные девушки парились в бане, особняком висели полотна с изображениями Дракулы, Джеймса Бонда, Супермена и Микки-Мауса… Их автор, худой мужик лет пятидесяти, у которого в день убегало по пять полотен с Гуффи, Мак-Даком и Винни-Пухом, один раз сказал, угощая совсем озябшего Федора стаканчиком кофе:

– Кончай фасон давить, мы тут все как один Рембрандты, никому твои запятые не нужны, пиши, что народ требует. Я, между прочим, знаешь какие натюрморты делал? Только жрать хочется…

Но Федор лишь презрительно хмыкнул. Во все времена современники не понимали гениальных живописцев. Ван Гог умер в дикой нищете, Мане вечно побирался по знакомым, да что там импрессионисты, стоило вспомнить хотя бы великих голландцев… Большинство из них всю жизнь простояли с протянутой рукой… Однако ни кошечек, ни собачек с бантиками они писать не собирались. Ну и где теперь те, кто работал в прежние века для услады тугих кошельков? Не осталось от них ни работ, ни имен. А Ван Гог и Мане висят в Лувре и в галереях по всему миру. Феденьке хотелось вселенской славы. И еще беда. Он мог творить только по вдохновению, когда за окном играл хороший солнечный свет. Сумрак давил на Лузгина, ввергал его в депрессию, не хотелось не то что «малевать», даже вылезать из-под одеяла…

Катя тоже сначала пыталась пробиться со своими полотнами, на которых всеми цветами радуги переливались разноцветные шарики, кубики и дуги… Но потом девушка поняла, что следует срочно менять направление.

Чего только не делала бедная Катька, чтобы хоть чуток заработать! Расписывала матрешек, подделывала палехские шкатулки, сидела в подземном переходе с мольбертом, зазывая народ обещанием в десять минут сделать шарж… Но все попусту, редких гонораров хватало лишь на кефир и самые дешевые булки. Катя одевалась в секонд-хенде и чувствовала себя совершенно несчастной. Но потом фея удачи расправила над Виноградовой роскошное крыло. Катюшку позвали в галерею «Арт-Мо».

– Куда? – переспросила я.

– «Арт-Мо», – повторил Федор, – там работала Машка Говорова, ближайшая подружка Катьки. Она тоже в нашем институте училась. Вот Говорова и посодействовала подружке.

Чем Катя занималась в галерее, Лузгин не знал, их отношения к тому времени испортились вконец, но у бывшей супружницы разом появились деньги. Катюха невероятно повеселела, приоделась, запахла хорошими духами и стала приносить вкусные продукты.

Видя такой поворот событий, Лузгин, по-прежнему валявшийся на диване в ожидании вдохновения, мигом поставил ей условие:

– Плати за квартиру или съезжай!

Федька знал, что делает. Катюшка жутко боялась темноты, спала всегда со светом и жить одна в квартире просто бы не смогла! Сначала муж потребовал от жены двести долларов, потом триста, затем четыреста… Но когда его аппетит опять возрос, Катя устроила скандал, и планку зафиксировали на четырех сотнях. Федя, правда, понял, что у Катьки тугой кошелек, потому что Виноградова купила себе машину, хоть и подержанную «восьмерку», но все же…

– Машина-то ее и сгубила, – спокойно пояснил Федор.

– В аварию попала?

– Нет, хуже, – отозвался Лузгин, – приехала откуда-то из гостей, выпивши… Вообще она не пьяница была, даже совсем не употребляла…

Но в тот день Катюша расслабилась и опрокинула бокал-другой сухого вина. Количество явно недостаточное для того, чтобы опьянеть. Катя спокойно доехала до дома, и тут, очевидно, алкоголь «догнал» девушку. День выдался холодный, Виноградова включила в машине печку… Ее разморило, и она заснула прямо в «Жигулях», не заглушив мотор, в двух шагах от подъезда. Старенькая «восьмерка» оказалась неисправной, угарный газ пошел в салон…

Утром сосед, пытавшийся выехать со двора, обнаружил за рулем труп. Нелепая, глупая смерть… Если бы хоть одно из окон было чуть приоткрыто, если бы Катька выключила двигатель… но все случилось так, как случилось, Федор неожиданно стал вдовцом. В наследство от Катерины ему досталась «восьмерка», только проку от нее никакого, водить Федор не умеет, и денег на бензин нет. Если честно говорить, денег нет ни на что, так как со смертью Катерины «баксопровод» иссяк, и вот теперь Лузгин, наступив на горло собственной песне, готов идти в фирму, занимаюшуюся упаковкой.

На улице стемнело, а ветер совершенно озверел. Добравшись до метро «Сокол», я села на деревянную скамеечку возле большой колонны и призадумалась. Похоже, пока вытаскиваю пустые номера. Ни Аня Кленова, ни Федор Лузгин тут ни при чем, денег они в глаза не видели… Конечно, завистливая Анечка сильно нуждается в средствах, мечтает о собственной квартире, но… Но она один раз воскликнула: «Вы что, хотите сказать, будто я украла Ленкины побрякушки?»

То есть Анечка была уверена, что пропали кольца, серьги и брошки, а не деньги… А вот второй раз Кленова возмутилась: «Так вы считаете, будто я прирезала Ленку!»

Но Лену не били ножом, в нее стреляли… Правда, Аня могла делать подобные заявления из хитрости, отводя от себя подозрения… Но, вспомнив ее расплывшуюся фигуру, плохо причесанные волосы и сомнительной чистоты халат, я вздохнула. Голову даю на отсечение, такой тетке слабо пристрелить подругу, пусть даже и бывшую…

Не вызывал подозрений и Лузгин. Противный, ленивый парень…

Я когда-то ходила давать уроки немецкого языка Косте Карелову. Его отец – признанный скульптор, трудился с утра до ночи, ваяя жуткие скульптуры: мальчиков, девочек, бабушек, козочек… Может, конечно, это и не искусство, но гигантский труд. Скорей всего никакой памяти о Карелове в веках не останется, но пахал он, как раб на галере, без перерыва на обед и перекуры. И такая работоспособность вызывает у меня глубочайшее уважение.

А Федор! Одно недоразумение, даже если в момент рождения его и поцеловал в лоб ангел живописи, то сделал это божий посланник явно зря. Феденька великолепно существовал за счет жены, он и не собирался выходить на работу, и только смерть Кати подвигла его на какие-то телодвижения… А теперь скажите, может такой слизень украсть полмиллиона долларов? Наверное, да, Лузгин пойдет на все, чтобы не работать, а продолжать валяться на диване… Хорошо, теперь следующий вопрос. Захочет ли подобный экземпляр устраиваться на службу в фирму, где рисуют этикетки, имея в загашнике бешеную сумму денег, а? То-то и оно, что нет! А милейший Феденька страшно желал получить постоянный заработок, до такой степени, что даже не поленился одеться и проводить меня до метро, раз десять спросив по дороге: «Когда сообщите о принятом решении? Вы не забудете позвонить?»

Однако интересно получается… Катя Виноградова дружила с Леной Федуловой… Обе женщины погибли. Правда, первая – в результате трагической случайности. Сколько же надо выпить вина, чтобы заснуть в машине, не выключив мотора? Почему она не вышла на улицу? Так, завтра поеду в галерею «Арт-Мо». У меня есть великолепный повод для того, чтобы потолковать с Машей Говоровой, единственной оставшейся в живых из трех подружек. Лена собиралась выставить в галерее свой пейзаж, тот самый, который попросила меня спрятать…

Вот и отлично, утром отправлюсь в галерею, а сейчас пора домой, ноги подкашиваются от усталости, желудок противно сжимается… За всеми хлопотами я забыла перекусить. В довершение ко всему на улице разыгралась ноябрьская непогода, и когда я вылезла из метро, вокруг стояла стена ледяного, жутко противного дождя. Прохожие неслись по лужам, выставив перед собой зонтики. Я надвинула на лоб капюшон и побежала проходными дворами. Скорей домой, там тепло, уютно светит торшер в спальне, на кровати мягкая подушка, теплый плед, на тумбочке ждет новый детектив и коробочка конфет, а на ужин Томуська небось сварила мою любимую гречневую кашу.